Тайна лорда Мортона

Глава 6

Итак, второе полугодие началось, но я погрешу против истины, если скажу, что оно началось, как обычно. Не миновало и недели, как случилось первое происшествие.

Было это во вторник. После второй пары у меня в этот день было «окно», и я воспользовался моментом, чтобы зайти в учительскую. Обычно я неохотно посещаю этот кабинет — всегда есть риск нарваться на завуча, да и Лыбедь с Сиреной до сих пор не оставляли попыток влюбить меня в себя, — но сегодня…

Едва я вышел из аудитории, как мимо меня сломя голову промчался Спурий. Оборотень всегда двигался так, словно за ним гнались. Но бегать по коридорам, чуть не сбивая учеников!.. Не успел я опомниться, как на меня почти налетела Берегиня. Боевой маг спешила в противоположном направлении.

— Где? — выдохнула она.

— Не знаю… Т-там. — Я наудачу махнул рукой.

Она умчалась дальше по коридору. Посмотрев ей вслед, я заметил, что она в заговоренной кольчуге, а наперевес держит секиру. Да и двигается так, словно ей вот-вот предстоит вступить в бой.

Сам я из арсенала боевой магии знаю только несколько элементарных приемов самообороны, да и вообще человек мирный, поэтому совать любопытный нос куда не просят не стал, а поспешил в учительскую. Ведь Спурий промчался именно к той лестнице, по которой можно было попасть к ней быстрее всего.

Возле учительской толпились возбужденные ребята. Слышались изумленные, воинственные голоса. Кто-то размахивал сумкой, кто-то начитывал заклинания. Пришлось слегка повысить голос, чтобы во мне признали учителя и пропустили внутрь.

В учительской возле камина, развалившись в кресле, сидела Лилита, заливаясь слезами. Возле нее сгрудились почти все преподаватели. Спурий стоял на коленях и держал в своих ладонях ее руку.

Лилита рыдала взахлеб. Ее пытались утешить, но от этого она только всхлипывала и завывала еще громче. Не помогало ничего. Даже когда потерявшая терпение дама Морана отхлестала ее по щекам, Лилита замолкла лишь на миг.

— Перестаньте! Возьмите себя в руки! — сказала завуч, и Лилита заревела снова. Ее безупречная прическа «а-ля Артемида» растрепалась, по щекам ползли черные разводы от косметики.

От дверей послышались топот и блеяние: сквозь толпу учеников пробился мессир Леонард. Судя по возмущенным возгласам, директору пришлось прокладывать себе дорогу рогами.

— Что тут происходит?! — воскликнул он.

— Лилита. — Спурий обернулся на директора. — Ей плохо.

— У нее истерика, — пояснила дама Морана.

— Вижу. Из-за чего?

Все обернулись к женщине. Та всхлипывала и мотала головой.

— Он… он на меня… Я его… а он… Почему? За что? — только и разобрали мы.

— На нее напали, — предположила Труда. — Наверное, кто-то чужой.

— Это случилось на уроке, — сказала леди Ульфрида. — Уже в самом конце. Я давала домашнее задание, когда послышался толчок и грохот. Наши кабинеты находятся рядом, я сразу почувствовала возмущение эфира. Что-то произошло в ее кабинете.

— Он… он, — опять всхлипнула Лилита.

Хлопнула дверь. Черному Вэлу не понадобилось даже призывать детей к порядку — одного взгляда на его бледное перекошенное лицо было достаточно, чтобы они ретировались от дверей учительской. И даже мы отступили в стороны. Зелейник подошел к Лилите и протянул ей кубок.

— Выпейте, — своим скрипучим голосом промолвил он.

— Ч-что это? — Лилита глянула на него затравленно.

— Успокоительное, — скривился Вэл и отвернулся. Взгляд его упал на меня. Лицо зелейника перекосилось, словно это я был во всем виноват, и он отошел.

— Ну, и что там было? — прокурорским тоном потребовала ответа дама Морана, когда Лилита допила снадобье. Черный Вэл знал свое дело — с последним глотком Лилита успокоилась настолько, что могла говорить.

— Я… объясняла детям принцип взаимодействия внешнего и внутреннего круга Силы, а также давала понятие Силы и Мощи, — заговорила она, глядя в глаза завучу. — Как вдруг он… он встал и стал мне возражать. Таким оскорбительным тоном! Мол, я ничего не смыслю в Кругах Силы, что их гораздо больше, чем два, что мы просто не доросли до того, чтобы правильно ими пользоваться, и что великие маги древности, ученики Семи Великих, знали гораздо больше, но скрыли это от нас. Дескать, мы все равно не поймем! Я не удержалась, вступила с ним в диспут, и тогда он, кажется… кажется, он разозлился.

— Кто — он?

— У него было такое лицо, — продолжала Лилита, не слыша вопроса дамы Мораны. — Такое… отчужденное. Он говорил, что прошел девять Кругов Силы и мог бы вступить в десятый, то есть стать равным богам. Тогда я сказала, что это невозможно — в его-то возрасте и с его образованием. И тогда он… он сделал ЭТО!

— Да кто — он?! — выкрикнула завуч, теряя терпение.

Лилита подняла на нее глаза.

— Этот мальчик — Даниил Мельхиор.

— Это невозможно! — всплеснула руками дама Труда.

— Но он сделал это!

— Что — это? — Дама Морана вся тряслась от необходимости вытягивать правду по слогам.

— Это было ужасно. — Лилиту всю передернуло. Спурий крепче стиснул в своих руках ее ладонь, но она этого даже не заметила. — Берегиня и Маска там. Разбираются.

Обе они появились только через несколько минут, когда уже прозвенел звонок на урок. Маска забилась в уголок, утомленная проделанной работой, а Берегиня прошла к огню и сунула в пламя свою секиру.

— Какой класс был у тебя? — окликнула она Лилиту.

— Третий курс, группа "В".

— Даниил Мельхиор, — кивнула Берегиня. — Кто бы мог подумать!

— Что же он сделал? — с обманчивой кротостью осведомилась дама Морана.

— Ничего особенного. Просто начертил знак Силы.

— И все?

— И еще он кинул в меня портфелем! — воскликнула Лилита.

— Это не простой знак Силы, — покачала головой Берегиня. — Это знак мертвых из магии вуду.

— Я была так поражена, так удивлена, так обижена, — затараторила Лилита, — что не сразу сообразила, что надо делать. Я защитилась интуитивно, не думая, даст ли эта защита плоды. Я уже потом поняла, ЧТО он начертил, и теперь… теперь боюсь, что моя защита не сработала, и я… — Она снова залилась слезами. — Он хотел меня убить!

— Сомневаюсь, — покачала головой Берегиня, достала из кошеля на поясе фляжку и сделала глоток. — Мы с Маской обеззаразили аудиторию. Так что уже через час в ней можно будет заниматься. Кроме того, Этот знак выглядел как-то странно. Если не сказать больше!

— Лично мне и так все ясно. — Дама Морана обвела нас строгим взглядом. — Совершен отвратительный поступок. Виновник ясен и должен понести наказание. В Школе МИФ запрещена магия вуду и все, что с нею связано… за исключением вашего предмета, мессир директор. Это дело нельзя так оставлять. В нем надо разобраться!

— Конечно-конечно, — закивал мессир Леонард. — Но не стоит забывать о том, что Даниил Мельхиор — сирота, недавно потерявший родителей. Кроме того, он учился в школе вуду, где ему преподавали темные науки. Хотя он и не очень-то успевал, кое-что могло отложиться в его голове.

— Но это не дает ему морального права нападать на учителей, — возразила завуч. — Берегиня, немедленно доставьте означенного Даниила Мельхиора в Комнату Без Углов.

Боевой маг кивнула, нахмурившись, и направилась прочь. Уже у порога она обернулась и поманила кого-то пальцем. Памятуя ее особое отношение ко мне, я подошел и очень удивился, когда меня в два шага обогнал Черный Вэл.

— Этот знак вуду, — сказала старуха. — Будет лучше, если ты взглянешь на него.

— Он еще там? — быстрым шепотом спросил Вэл.

— Да, висит как раз перед кафедрой. Буду рада, если ты заметишь то же, что заметила я.

На их быстрый диалог никто не обратил внимания, остальные учителя говорили каждый о своем. Пользуясь тем, что на меня тоже не обращают внимания, я на цыпочках последовал за заговорщиками.

Аудитория для занятий магией стихий находилась на другом крыле четвертого этажа, причем из моего крыла в него можно было попасть, только спустившись сперва на третий. От учительской путь был еще дольше — через шестой этаж и пустой сейчас праздничный зал. Берегиня и Черный Вэл шли так быстро, что я почти бежал, но это мне было даже на руку — заговорщикам было некогда оборачиваться и следить за тем, что делается у них за спиной.

Уже подходя к аудитории, Вэл на ходу вытащил два тонких стилета. Возле нее тоже толпились ребята — второкурсники, у которых сейчас должны были начаться занятия по магии стихий. Тонкая алая линия перегораживала им путь внутрь. Удивленные, они расступились перед Вэлом и Берегиней. Я еле успел юркнуть следом — любопытные второкурсники сразу сомкнули ряды за моей спиной.

Широкие плечи Вэла и дверной косяк помешали мне рассмотреть знак, но, в отличие от ребят, зная, о чем идет речь, я сразу понял смысл негромких фраз, которыми обменивались мои коллеги.

— Обрати внимание на цвет.

— Слишком яркий.

— Да. И вот эта линия внизу. И справа…

— Слева! Она должна быть слева.

— Ты тоже заметил? Видишь, куда он обращен?

— Да, мальчишка не так прост.

— Хотела бы я знать, что заставило его расположить знак именно так…

— А я хотел бы знать, почему он не расположил его иначе. Ведь он мог!

— Мог, но не хотел! И если бы Лилита не была столь впечатлительна, она бы тоже это увидела.

Не удержавшись, я заглянул в щель. Спиной ко мне стоял Черный Вэл, глядя на что-то яркое через расположенные крест-накрест стилеты. Берегиня стояла сбоку. Потом она взмахнула рукой — и свет погас.

— Вот и все, — сказала она. — Займи чем-нибудь детей, чтоб не болтались без толку. А я пойду искать Даниила.

— Вам нужна помощь?

— Сиди, — беззлобно усмехнулась Берегиня. — Какой из тебя помощник против магии вуду!

Они подошли к дверям, и Черный Вэл толкнул дверь, распахивая ее настежь:

— Заходите. Все! Живо!

Я остался стоять, оглушенный и полуослепший — когда зелейник распахнул дверь, я не успел увернуться и получил створкой по носу. Так меня и обнаружила Берегиня. Критически осмотрев мой нос и льющуюся кровь, она потрепала меня по плечу:

— Сможешь сам остановить?.. Тогда иди к себе и помалкивай о том, что слышал.

Даниила сыскали удивительно быстро. Мальчик нашелся в своей комнате. Он сидел на полу возле клетки с мотыльком. По словам Берегини, сопротивления маленький колдун не оказал, но выглядел разозленным и встревоженным. Его отвели в Комнату Без Углов в дальней башне и поставили охрану.

А на другой день в Школу МИФ срочно прибыл вызванный сорочьей телеграммой его дядя, Клад Мельхиор. Переживая за Даниила, я, едва у меня закончились занятия — среда была для меня легким днем, — сразу отправился в учительскую, но когда я переступил порог, Клад Мельхиор был уже там и все знал. Мессира Леонарда не было — у него сегодня четыре пары уроков в старших классах, — и в курс дела дядюшку ввела дама Морана. Я всегда диву давался, как ухитрялась она и предмет свой вести и всюду успевать.

— Ушам своим не верю! — восклицал Клад Мельхиор, меряя шагами учительскую. — Даниил всегда был таким тихим, таким послушным. У меня три дочери, но своих девчонок я бы с радостью променял на одного такого сына. Я диву давался, насколько он всегда был спокоен…

— В тихом омуте черти водятся, — вкрадчиво молвила завуч.

— Да-да, но все-таки не могу поверить! На каникулах он был таким… таким обыкновенным! Рассказывал, как ему понравилось в МИФ… Упоминал новых друзей…

Я кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Извините, что вмешиваюсь, — сказал я, — но на каникулах ваш племянник не ловил… м-м… бабочек?

— Вы имеете в виду того воловьего глаза? — повернулся ко мне Клад. — Он говорит, что нашел его на чердаке. В паутине. А что?

Для настоящего мага значение имеет каждая мелочь, ибо через них иной раз тонкий мир и сами боги подают нам знаки. Но я покачал головой.

— Ничего. Просто я давал задание привезти какое-либо животное, и Даниил привез бабочку. Мне показалось, что…

— Да-да, насекомое очень необычное. Но в школе Полых Холмов их учили специально приручать некоторых животных.

— Понятно, — кивнул я и отошел.

После уроков все собрались в учительской. Из Комнаты Без Углов привели Даниила. Увидев мальчика, я даже вздрогнул — он выглядел настолько беззащитным, что у меня сжалось сердце. Глаза его покраснели, и веки вспухли — видимо, он долго плакал. Его поставили в центр пентаграммы, начерченной специально для этого случая. Он стоял там, опустив голову, только время от времени всхлипывал.

— На днях произошел возмутительный случай, — сама себе предоставила слово дама Морана. — Ученик Мельхиор совершил нападение на преподавателя! В нашей Школе запрещены темные искусства. По крайней мере, их не проходят специально. Для этого есть особые учебные заведения для трудновоспитуемых магов. После того как Британские острова были переведены на особый режим, мы рискнули принять нового ученика. И вот результат. В течение долгих лет Школа МИФ была идеальной в плане дисциплины. Единственное исключение — некая Женевьева фон Ньерд, отъявленная хулиганка, преступившая закон. Большинство педагогов помнит, чем она кончила, — ее казнили! Во время Восстания Белого Мигуна!

Я вздрогнул, как от пощечины — завуч говорила о моей матери. Не знаю, знала ли она, что я — сын этой хулиганки и преступницы, но в тот миг я возненавидел даму Морану всеми фибрами души. И пусть я не помнил ту, что дала мне жизнь, но она меня родила. И ее не казнили — она сама ушла из жизни, не в силах смириться с поражением.

Я почувствовал на себе взгляд, повернул голову — и встретился глазами с Черным Вэлом. Зелейник сидел в дальнем углу, у двери, полускрытый выступающей стенкой камина, но я видел, как он тискает в ладони рукоять одного из своих стилетов. И я бы не удивился, если бы он вдруг метнул его.

Дама Морана тем временем метала громы и молнии.

— Кто-то скажет — подумаешь, один-единственный знак! — распиналась она. — Но этот знак может привести мальчика на дорогу преступлений, а затем и на эшафот. Ты подумал, Мельхиор, куда ты катишься? Ты подумал о своих родителях? Мы знаем, что они были сектантами во времена Белого Мигуна. Их приговорили к стиранию магии. Ты должен был всю свою жизнь положить на то, чтобы доказать личным примером, что они раскаялись. Ты должен был своим поведением вернуть родителям доверие общества. На тебе лежала огромная ответственность. А ты? Подумал, что родители мертвы и можно катиться по той же дорожке, по которой однажды прошли они? Ты хочешь, чтобы потом о тебе говорили: «Вот Даниил Мельхиор, сын сектантов-преступников. Он такой же, как его родители. Значит, и другие дети сектантов тоже преступники!» Ты хочешь, чтобы пострадали сотни и тысячи невинных детей? Хочешь, чтобы их сажали в тюрьму и стерилизовали, отнимая магию? Ты этого хочешь? А может быть, ты заглядываешь куда-нибудь подальше? Может быть, ты сам метишь в новые Белые Мигуны?

— Достаточно, дама Геррейд, — пристукнул копытом мессир Леонард. — Вы слишком строги к мальчику.

— Возможно, — сухо кивнула завуч. — Я беспокоюсь о репутации школы… Но, может быть, я впрямь чересчур пристрастна. Может быть, у кого-нибудь из моих коллег есть другое мнение?

Вопрос прозвучал таким грозным тоном, что я не удивился, когда слово взяла Лилита.

— Он хотел меня убить! — воскликнула она, патетически воздевая руки. — Да, я понимаю, что в его прежней школе магию стихий проходят на последнем курсе, и Мельхиору было трудно сразу разобраться в предмете. Я понимаю, что могла оказаться плоха как педагог и не нашла путь к его сердцу, но убивать-то зачем?

— Ай-яй-яй, Даниил, — поддержала ее дама Труда, посверкивая стеклышками очков. — Ваш дядюшка был в свое время таким старательным учеником, а вы… Что из вас вырастет?

— Внешность лишь маска, за коей скрывается суть! — изрекла Маска. — Коль маску ты надел, знать, есть тебе что скрывать! Какие бездны таятся в тебе, мой мальчик? Какие чудовища живут на дне твоего разума? Сколь глубок его сон? И не пора ли проснуться?

— Быть может, через очищенье ты обретешь души спасенье! — поддержала ее Сирена.

— Страдания должны возвысить душу, поднять ее из бездны к свету дня! — закончила эта парочка чуть ли не хором.

— М-да, — на миг вынув изо рта трубку, изрекла Берегиня. — А наш юный Даниил еще и грязнуля!

Мессир Леонард сидел в своем кресле и переводил взгляд с одного оратора на другого. Клад Мельхиор сокрушенно качал головой. Даниил стоял, совсем понурившись, и только плечи его вздрагивали.

— Что ж нам с тобой делать? — подытожила завуч. — Молчишь? Ну молчи, раз ты такой упрямец! Тебе же хуже!

— Прекратите!

Сраженная неожиданным отпором, дама Морана несколько раз открыла и закрыла рот. Ну еще бы! Кричал-то я!.. Я? В самом деле — я?

Ну да. Я вскочил со своего места, сжимая кулаки.

— Вы? — прошипела дама Морана, наконец обретя дар речи. — Вы что — защищаете его?

— Я просто обязан это сделать. Посмотрите на мальчика — он плачет.

— Се слезы очищенья и раскаяния, — вякнула было Маска.

— Мы не имеем права осуждать его за то, что его родители были сектантами, — сказал я. — И я буду последним, кто осудит его за это, потому что я — Мортон. Вы знаете, кто такой лорд Мортон, или вам напомнить?

Сказать по правде, я ужасно боялся, что дама Морана скажет: «Да, напомните, пожалуйста!» — и я сяду в лужу, потому что не знал до сих пор, кто такие Мортоны и чем я знаменит, кроме того, что мои родители были в секте Белого Мигуна. Но завуч только судорожно сглотнула и помотала головой, словно лошадь, отгоняющая мух.

— Кроме того, — продолжал я, окрыленный ее молчанием, — я кое-что слышал… Лорд Черный Вэл! Вы, кажется, видели тот знак, который начертил Даниил. Он вам показался несколько странным, ведь так?

У Берегини, сидевшей напротив меня по другую сторону пентаграммы, изо рта выпада трубка, когда из-за камина выступил Черный Вэл. Сделав шаг вперед, он покосился в мою сторону, и я понял, что удар стилетом предназначался в любом случае не мне.

— Да, — услышал я его негромкий недовольный голос. — Знак вуду был нарисован неправильно. Заведомо неправильно. И если бы он сработал, то никак не в сторону уважаемой дамы Лилиты.

— То есть? — напрягся Спурий. Он сидел возле пострадавшей.

— То есть, — в голосе Вэла послышалось презрение, — знак был перевернут зеркально. Если бы мальчик попытался активизировать его, то сам попал бы под его действие. Даме Лилите ничего не грозило. Я считаю, что он хотел просто попугать нашу коллегу… А насчет сектантов, — голос его внезапно похолодел, — то не подскажет ли уважаемая дама Морана Геррейд, сколько лет было ее сыну, когда произошло Восстание Белого Мигуна?

Грозная завуч, уже вскочившая с места, чтобы поставить зелейника на место, вдруг побледнела, как полотно, и рухнула обратно в кресло. Черный же Вэл, не дожидаясь ответа, раскланялся и удалился в свой угол.

Я тоже сел, чувствуя, как дрожат колени.

Собрание закончилось сумбурно. Дама Морана больше не произнесла ни слова, и вести его пришлось мессиру Леонарду. Он ограничился тем, что заставил Даниила просить прощения у дамы Лилиты и взял с него клятву больше не хулиганить, иначе его все-таки переведут в особый интернат для трудновоспитуемых магов. Только Клад Мельхиор не выдержал и прочитал племяннику лекцию о том, какая он неблагодарная свинья, после чего все разошлись.

И вот уже несколько дней в школе царила подозрительная тишина. Малышня по-прежнему бегала на переменах, вечно где-то застревала, иногда случались драки и девчачьи разборки, но в остальном школа затаила дыхание. О головомойке, устроенной преподами Даниилу, стало известно всем и каждому.

В четверг, на другой день после собрания, первый урок у меня был как раз в одном из третьих классов. Я вел свой предмет в каждом классе третьего курса, встречаясь с ними по одному разу в неделю. Ребята — пятнадцать мальчишек — смотрели на меня во все глаза. Я сразу догадался, что их мысли бродят далеко от новой темы, и не удивился, когда вверх взметнулась рука.

— Мастер Мортон, а что будет с Дэном? — дрожащим от смелости голосом промолвил пухлый мальчик со светлыми волосами.

— Его выгонят из школы, да? — поддержал его другой.

— Нет. Не выгонят.

— А что с ним будет?

— Не знаю. Пока будут следить за его поведением. И если все повторится, вот тогда… Магия вуду — это серьезно.

— А почему?

— Хм… — Я задумался. — Дело в том, что в Европе наши предки не практиковали такой вид магии. Он был распространен в Африке, в самой ее глубине, гораздо южнее Египта. Эта магия вся основана на смерти — смерти чувств, желаний, воли, сознания, тела, наконец. Колдун-вуду может излечить болезнь, но, в отличие от наших магов, он не изгоняет ее, а убивает. То есть все равно сеет смерть. Мир наш состоит из трех основных частей — верхнего, где живут боги и куда могут попасть лишь избранные из нас, где Сила и Мощь — одно. Среднего, где обитаем мы и простые смертные, лишенные магии люди. Здесь Сила и Мощь равны. И нижнего мира, где царствует смерть и где власть Мощи. Мы, маги, пользуемся Силой. А магам-вуду по душе Мощь. Им помогают свои боги. У нас, в Европе, другие боги, и боги вуду не могут понять и помочь нам. Нам просто невозможно правильно пользоваться магией вуду. Мы на это неспособны. И тот, кто, несмотря на это, практикует сию магию, как правило, губит и себя, и все вокруг. А вообще-то я не специалист в этой области, и лучше, если этот вопрос вы зададите леди Ульфриде. Или самой даме Лилите.

— Да ну ее! — заныли мальчишки. — Она нас уже достала! «Магия начал — самая главная магия в мире!» В общем, Дэн правильно в нее знаком кинул. Пусть не выделывается!

— Это что еще такое? — не выдержал я. — Кто дал вам право обсуждать учителей?

— А чего? — набычился класс. — Сама виновата!

Но они уже поняли, что хватили лишку. Я хоть и был для многих ребят слишком молод для авторитета, но все-таки являлся учителем, а школьники побаиваются учителей. Это я помнил по своим школьным годам, когда дрожал от страха, слыша звонок. Пожалуй, когда он прозвенел для меня в последний раз, я не испытывал ничего, кроме облегчения.

И вот прошло несколько дней. Школа успела немного отойти от инцидента, но я до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке, входя в учительскую. Еще бы! Я осмелился защищать ученика, напавшего на учителя! И не раскаялся в этом! Лыбедь и Маска все эти дни подчеркнуто игнорировали меня, Лилита — так вообще отворачивалась, стоило мне показаться на пороге, а Спурий как-то подошел и спросил, ношу ли я все еще пояс-оберег от нападения оборотней. Дама Морана не упускала случая, чтобы не подпустить шпильку в мой адрес, и уже трижды вызывала меня на ковер для беседы. Чувствуя, что этот разговор не принесет мне ничего хорошего, я старательно избегал ее, находя тысячу поводов, чтобы не появляться в районе учительской и кабинета завучей.

Так и получилось, что я оказался в одиночестве и мало-помалу привык коротать вечера в живом уголке или среди фолиантов библиотеки. В хранилище нашлось много старых изданий, потрепанных, кое-где с мятыми страницами, но от этого не потерявших своей ценности, и я часами просиживал где-нибудь в уголке, склонившись над толстым томом.

В субботу библиотека закрывалась в четыре часа дня, поэтому я возвращался к себе не спеша. Впереди был долгий вечер, который как-то надо было убить. Самое время сесть и начать готовиться к занятиям на новой неделе, но с некоторых пор учебники у меня вызывали раздражение.

Во второй половине субботы дети уже не учатся и даже на факультативы никто не ходит. Поэтому четвертый и пятый этажи к тому времени опустели. Только в учительской и кабинете директора кипела жизнь, но я нарочно стороной обходил это место.

Подходя к своему кабинету, я заметил у стены невысокую фигурку. Мальчик стоял в тени, и мне пришлось подойти ближе, чтобы узнать Даниила Мельхиора. Он был один, без своих приятелей-телохранителей.

— Ты что тут делаешь? — спросил я.

— Вас жду, — шепотом ответил он.

— Давно?

— Уже часа три.

— Проходи. — Я отпер дверь и впустил мальчика в тамбур. Зажег лампу, скинул и повесил на вешалку мантию, в которой ходил по школе. Из тамбура открывались три двери — одна вела в живой уголок, другая — в мою комнату, а третья через зал для практических занятий выводила в лекционную аудиторию. Чтобы школьники не толпились практически у меня в прихожей, в лекционную аудиторию был и второй вход, а зал для практических занятий вообще устроили проходным. Я провел Даниила в зал практических занятий.

Там вдоль стен стояли двадцать конторок и еще несколько откидных столов, заставленных реактивами. Возле каждой было по вращающемуся табурету, сверху нависала лампа. У окна находилась кафедра учителя, и часть стены была освобождена для того, чтобы возле нее ставить крупных животных. Несколько полок с клетками и четыре шкафа по углам довершали обстановку.

Мы сели на два табурета возле дальней конторки, неосознанно забиваясь подальше в уголок. Я чувствовал себя заговорщиком. Из клеток на нас косились зверьки — крысы, ласки, кошки. В клетке, подвешенной под потолок, забились мелкие птицы.

Мы долго сидели молча. Даниил понурился, вертя в руках коробочку, я ждал его слов. Птицы и зверье в конце концов успокоились, а мы все молчали. Я исподтишка наблюдал за мальчиком. С того педсовета я видел его лишь однажды, на занятии. Он был необычайно тих и задумчив.

— Как жизнь у тебя? — первым нарушил я молчание.

— Нормально, — отозвался Даниил.

— Как одноклассники?

— Нормально.

— А с учителями как?

Вместо ответа он дернул плечом.

— Придираются? — догадался я.

Он кивнул. Меня начала раздражать эта игра в угадайку.

— Вот что, Даниил. — Я встал. — Не хочешь ничего говорить — я не настаиваю. Но, если ты не против, я займусь делом. Мне еще всю эту живность кормить надо. Так что ты тут посиди, если нет желания уйти, а я пойду.

— А можно, — он вскинул голову, — можно мне с вами?

— Пойдем.

Кроме живого уголка, на моей шее теперь висели шесть кошек, восемь ласок, горностай, девять крыс, три ящерицы и без счета мышей, лягушек и попугаев, которых натащили после каникул третьекурсники по моей просьбе. Мне это только прибавило работы, потом что дети не приходили проведать своих бывших любимцев. А я теперь тратил дополнительный час в день, чтобы накрошить кошкам и ласкам мясо, попотчевать крыс и мышей хлебом и сыром и обеспечить лягушек мокрицами и червями — не считая уборки клеток.

Даниил некоторое время таскался за мной по живому уголку, глядя, как я выгребаю грязную подстилку из клеток и засыпаю новые сухие опилки, как меняю воду в поилках и раздаю корм. Проще всего было с Жаравь-птицами, волками, единорогами и грифами — им достаточно было дать простое мясо, зерно и сено. Для остальных приходилось готовить специальные кормовые смеси. Исключение составляли драконы и аспиды — для них уже давно выпускают комбикорма, которые надо только размочить в горячей воде.

— А можно, — услышал я голос Даниила, о котором успел позабыть за делами, — можно я вам помогу?

— Отлично, — обрадовался я. — Тогда, будь добр, на столе лежит колбаса. Покроши ее и дай кошкам и ласкам. Много не давай — она кровяная.

Даниил поставил свою коробочку на стол и застучал ножом по доске.

— А почему вы не пользуетесь магией? — спросил он через некоторое время. — Гораздо проще взмахнуть рукой и прочесть заклинание…

— Во-первых, магия — это еще не все. Она не панацея от всех проблем, — ответил я. — Во-вторых, таких заклинаний не существует, и у меня нет времени сидеть и выдумывать их. Ну и в-третьих — надо же что-то и самому делать! Зачем тогда человеку руки и ноги? Чтобы ими размахивать в такт сказанным словам?

— Но ведь иной раз слова действительно помогают!

— Да, когда другие способы неприемлемы. Помнишь, как лорд Вэл заставил замолчать даму Морану на педсовете? Он нашел те единственные слова, которых она боялась.

— Помню, — помрачнел Даниил и отвернулся, отложив нож.

— Извини. — Я запоздало вспомнил, что коснулся больной темы. — Но ты на собственном примере почувствовал, что слова могут причинять боль. И даже если бы я сейчас прочел над тобой какое-нибудь забористое заклинание, тебе не было бы больнее.

— А вы знаете такие заклинания? — мгновенно оживился Даниил.

— В нашей Школе Колдовских Искусств преподавали Искусство Словесной Битвы, но у меня была другая специализация — магические животные. Поэтому этой темы я почти не касался. Помню только кое-что из теории. Но, надеюсь, ты пришел сюда не для этого?

— Нет. — Даниил сложил в кучку нарезанную колбасу, вытер руки об себя и осторожно взял коробочку. — Вот. Посмотрите, пожалуйста.

Я торопливо сунул ведро с комбикормом в вольер драконам — пусть сами разбираются, кому первым есть, — и подошел к мальчику. В коробочке лежал его серый с бурыми разводами мотылек. Он не шевелился, но когда Даниил поднес к нему палец, медленно забрался на него.

— Последние два дня он какой-то вялый. Не ест ничего.

Я посмотрел на мотылька, который лениво ползал по руке мальчика. Не надо было быть специалистом, чтобы понять — насекомое впадает в спячку. Другое дело, что для ТАКИХ мотыльков спячка означает смерть.

— А чем ты его кормил?

— Сиропом. Я таскал из буфета сахар, разводил в воде и давал ему. А позавчера он поел совсем мало. Вчера не ел совсем и даже не летал, когда я его выпустил. И сегодня…

Мотылек заполз ему на большой палец и там уселся, сложив крылья.

— Сколько дней он уже у тебя?

— Я нашел его на каникулах.

— То есть уже недели две? Надеюсь, ты знаешь, что это за насекомое?

— Да. — Даниил твердо взглянул мне в глаза. — Это душа моего отца.

— Ты в этом уверен?

Даниил погладил мотылька по пушистой спине. Тот задвигал усиками.

— Я это знаю, — сказал мальчик, — потому что уже однажды видел его.

— Когда?

— В ночь после смерти отца.

Для тринадцатилетнего мальчишки он слишком спокойно говорил о таких вещах, и я заподозрил неладное.

— Ты знаешь, что случилось с твоим отцом?

— Да. Он… однажды он приехал в школу, где я учился, и забрал меня. Прошло всего четыре месяца со дня смерти мамы, и я обрадовался, что отец хочет побыть со мной. Я даже не спросил, куда мы едем, а сам он не говорил об этом. Мы приехали в Индию, остановились в гостинице на границе с Непалом, и отец сказал мне, что если я буду хорошо себя вести и не выйду из номера до завтрашнего утра, то утром он придет за мной и мы поедем кататься на слонах и посетим Храм Вишну. А нам как раз задали доклад о богине Кали и еще кое-что из индийской мифологии, и я обрадовался. Я люблю писать доклады. — Даниил мечтательно улыбнулся, но тут же опять погрустнел, вспомнив тот день. — Ну, в общем, я сидел в номере один. Я не знал, когда придет отец, и решил не спать всю ночь. Но около полуночи я как провалился в сон. А когда проснулся, было уже утро. И в окно бился этот мотылек. Он вел себя как-то странно. Я вспомнил формулу, которой нас учили на втором курсе — как отличить живое от неживого, — и сразу понял, что мой отец умер в ту ночь, а это… это…

Голос его дрогнул, и я обнял мальчика за плечи. Он не плакал и выпрямился, быстро справившись с собой.

— А дальше? — рискнул спросить я.

— Дальше ничего. — Даниил опять погладил насекомое. — Я спустился вниз и от портье позвонил дяде в Хельсинки. Сказал, где нахожусь и что папа умер. Он сразу вылетел за мной. А мотылек… Я хотел его забрать, но он куда-то делся. И обнаружился только на чердаке дядиного дома. Я сам сказал дяде, что больше не хочу учиться в Полых Холмах. Пусть он найдет школу поближе к его дому. Вот меня и перевели сюда…

В моей голове словно зазвенел звонок. В рассказе Даниила было что-то знакомое. Что-то очень важное.

— Где это было? — спросил я.

— В Индии, на границе с Тибетом. Городок…

Я отмахнулся. Дикие Горы, те самые, запечатанные Александром Македонским!

— А когда это случилось? Ну, когда умер твой отец?

— На двенадцатый день после Осеннего Равноденствия.

Я со свистом втянул в себя воздух. Двенадцатый день Осеннего Равноденствия — как раз в этот день из заключения сбежал Белый Мигун! В прессе говорили, что ничего не знают о его возможных сообщниках. В прессе сказали неправду. Один сообщник у бывшего лидера сектантов все же был — Йозеф Мельхиор, отец Даниила. Знает ли мальчик, что его отец погиб, возвращая свободу преступнику?

Я покосился на Даниила. Мальчик сидел и гладил мотылька.

— Что с ним теперь будет? — спросил он. — Он будет жить?

— Вряд ли, — сознался я. — Ты не хуже меня знаешь, что души умерших не могут и не должны вечно находиться среди живых. Твой отец остался на земле потому, что очень любил тебя и не хотел расставаться так скоро. Ведь после смерти матери ты был бы совсем один. Поэтому он задержался здесь в образе мотылька. Но сорок дней уже прошли, ему давно пора в иные миры. Он еще держится, еще живет, но рано или поздно вам придется расстаться навсегда. Пойми это. Таков закон природы.

— Ему можно помочь?

— Я попробую что-нибудь сделать. — Я подошел к шкафам и стал перебирать их содержимое. Иногда нам приходилось содержать дома бабочек, сильфид и прочих воздушных созданий. Однажды я как-то смастерил самостоятельно вольеру для тараканов. Но мотылек — совсем другое насекомое.

Вдвоем мы водрузили мотылька в прозрачный цилиндр, в котором был устроен насест и стояла плошка сиропом и водой. Вместо сахара я взял концентрат нектара бессмертника и некоторых других растений — его часто продают в зоомагазинах для тех, кто содержит дома сильфид. Возле цилиндра мы поставили лампу, а один уголок затемнили, чтобы мотыльку было где спрятаться от яркого света. Он слегка оживился, подполз к кормушке и попил нектара.

Даниил заулыбался, глядя на это.

— Теперь он будет жить? — В голосе мальчика слышалась надежда.

— Да. Теперь он будет жить. Но запомни — это душа твоего умершего отца. И однажды ей все-таки придется уйти в иной мир. Так что будь к этому готов.

Клянусь, я много бы отдал за то, чтобы не говорить такие слова, но мои родители покончили с собой в камере, оставив меня на произвол судьбы. У Даниила был хотя бы дядя, а у меня нет ни одного родственника. Ибо, если бы были, меня бы не отдали совершенно чужим людям. Даниилу тринадцать, он почти самостоятельный, а меня родители бросили двухлетним крохой. Скажу правду — я был обижен на это и не видел причины, почему должен щадить других сирот.

И еще — отец Даниила отдал жизнь за Белого Мигуна, который сыграл в судьбе моих родителей роковую роль.

Большая часть воскресенья прошла мирно. Вечером я отправился в живой уголок, чтобы разобраться с драконами.

Их у нас два. Оба еще молодые, не перелинявшие, без гребней и наростов, которые обычно украшают головы взрослых животных. Да и ростом невелики — длиной от силы метров пятнадцать. Драконы живут очень долго, в неволе по нескольку столетий, и я понимал, что до взросления — то есть до того момента, когда они будут опасны для детей, — должно пройти еще лет пятнадцать, если не больше. Именно тогда и будет ясно, кто из них кто — ведь у молодых драконов практически невозможно отличить самца от самки. А характеры у них разные. Самки, как ни странно, более агрессивны, чем самцы.

Назавтра я решил впервые познакомить шестикурсников с драконами, а значит, должен был решить сложную задачу — как определить пол у молодых драконов. Будет просто трагедией, если окажется, что оба зверя — самки. Но каким образом узнать, кто есть кто, не прибегая к банальному вскрытию? Занятый этой невеселой мыслью, я стоял перед вольерой, а оба зверя пялились на меня сквозь решетку. Когда я зашел сюда в первый раз, она просто дрожала от наслоений защитных и отпугивающих заклинаний. Теперь это были обычные прутья, которые дракон может легко сломать одним ударом мощной туши. Наши дракончики этого не делали по двум причинам: во-первых, они были слишком малы для противоправных действий, а во-вторых, в комбикорм специально добавляли успокоительные средства.

Молодые драконы отличаются крайней любознательностью — именно с ними чаще всего и сталкивались рыцари в прошлом. Одолеть животное в два раза крупнее лошади не так уж трудно, плеваться огнем большинство несовершеннолетних драконов не умеет, так что неудивительно, что из-за неумеренной охоты крылатые звери вскоре оказались на грани уничтожения. Наши дракончики тоже страдали любопытством — две морды покачивались на уровне моего лица, а большие глаза навыкате следили за каждым моим жестом. Иногда звери негромко переговаривались друг с другом, утробно ворча или вздыхая. Кстати, драконы, отличие от сказочных змеев, говорить не умеют — не то строение гортани. А вот овладеть основами телепатии способны. И сейчас я чувствовал, что они мысленно обсуждают меня.

Я протянул сквозь прутья руки, и два шершавых носа ткнулись мне в ладони. Драконы очень любят, когда им чешут губы и веки — самые чувствительные места на их теле. И мои дракончики расчувствовались, когда я начал их чесать. Они даже прижались лбами к сетке и зажмурились от удовольствия.

— Ну и кто из вас кто? — вслух подумал я.

Звери приоткрыли глаза, реагируя на звук моего голоса, но даже не пошевелились. По опыту я знал, что стоять так и млеть они могут часами, а стоит тебе убрать руки, как начинают реветь, бить хвостами и перепугают половину зверей. Поэтому мне пришлось терпеть и ждать, пока что-нибудь не отвлечет их. У меня уже затекли руки, но драконы все еще требовали ласки.

Они первыми услышали подозрительные звуки в тамбуре и резко вскинули головы, раздувая ноздри и принюхиваясь. Я с чувством облегчения опустил руки. Драконы вытянули шеи, глядя на дверь, а потом заревели, то ли приветствуя, то ли отпугивая чужаков.

Волна зловонного дыхания обдала меня — казалось, что у одного из драконов гниют зубы.

— Кто из вас испортил воздух? — грозно спросил я. Оба зверя отвлеклись и уставились на меня одинаково невинными взглядами.

— Кто? — повторил я. — Сознавайтесь!

Но звери только сопели. Я же не собирался на ню сердиться, ибо зловонное дыхание — неотъемлемый признак самца. Выходит, у меня в зоопарке живет пара драконов! Для школы это удача. Ведь добиться размножения этих зверей в неволе — моя заветная мечта. И пусть полной зрелости звери достигнут только лет через пятнадцать — что ж, ради этого можно и подождать.

— Я все равно узнаю, кто из вас кто, — погрозил пальцем зверям, но в это время и сам услышал в тамбуре шаги. Там определенно кто-то был! Драконы заревели снова, и опять меня обдало вонючими газами. Та-ак! Судя по всему, самцом обещал стать правый дракон, тот, у которого чуть темнее чешуя на носу.

Зажимая рукой нос — из пасти взрослого дракона воняет так, что без противогаза даже лошади падают в обморок, но ароматы молодых драконов ненамного слабее, — я выскочил в тамбур и столкнулся с тремя девушками.

— Ой! — хором воскликнули они, потому что в это время драконы взревели в третий раз — уже от обиды, что я их бросил.

Я прикрыл дверь в живой уголок.

— Вы ко мне?

Девушки смущенно толкали друг друга локтями. Это были Вероника и ее две подружки — Кристина и Инга.

— Здрассьте, — поздоровались они.

— Пришли в живой уголок? — Я все еще лелеял надежду, что однажды у меня будут помощники, потому что одному убирать за этим зоопарком времени не хватало.

— Нет. — Девушки отчаянно толкали друг друга локтями, подбадривая. — Мы к вам.

— Чем могу быть полезен?

Тут Кристина и Инга, сговорившись, вытолкнули вперед Веронику. Девушка покраснела и что-то промямлила.

— Чего-чего?

— Вы это… нам… ну… вы нам не поможете? — дрожащим от волнения шепотом выдавила она.

— В чем?

— Вот. — Девушка протянула свернутый в трубочку пергамент.

Я ожидал, что там будет изложена просьба, которую шестикурсницы не могут высказать вслух, но на листе обнаружились коряво выведенные строчки — обрывки каких-то стихотворений.

— Нам дама Сирена задала составить стихотворное заклинание — ну, вису там какую-нибудь, а у нас не получается, — промолвила Вероника. — Вот мы и подумали, что вы…

— Что я вам подскажу?

Девочки дружно закивали. Сказать по правде, мне не хотелось выполнять за кого бы то ни было работу но с другой стороны, разве я сам не сдавал экзамены по конспектам старшего брата? Разве не писал шпаргалки на ладонях и не дарил шоколадки девчонкам, чтобы они позволили мне подсмотреть, что нацарапано у них на коленках под юбками? Наши девушки где только не писали шпаргалки, и за каждую существовала определенная такса. Да и сам я на последнем курсе неплохо приторговывал собственными старыми контрольными работами. Поэтому, вздохнув, я распахнул дверь в комнату для практических занятий:

— Заходите.

Мы расселись за ближайшим откидным столом под лампой, и девушки, хихикая и толкая друг друга локтями для смелости, разложили передо мной пергаменты.

— По какой теме у вас задание? — спросил я.

— Дама Сирена велела нам составить стихотворное заклинание, настроенное на звуковой и ассоциативный ряды, — объяснила Вероника, в то время как ее подружки только смущенно прыскали и строили глазки.

— А тематика? На что будет нацелено ваше заклинание?

— Не знаем, — сознались девушки, — Она сказала — хорошо, если оно вообще окажется рабочим.

— Ну, тогда… — Я вгляделся в несколько строчек. — Может быть, вам подойдет это…

Это я сочинил, когда мы проходили эльфов в Школе Искусств.

— Ой, как здорово! — Вероника схватилась за перо. — Я запишу?

— Валяй.

— А нам чего-нибудь начитайте, — заныли Кристина с Ингой.

— Хорошо. Только писать буду я. Когда я прочел это заклинание вслух у себя в школе, оно сработало.

И я записал:

— Красиво, — вздохнули девчонки. — У вас это здорово получается! Мы так никогда не сможем! А на что оно было рассчитано?

— Я вызвал этим заклинанием единорога. У нас в школе разрешали читать свои творения вслух. Несмотря на то что они срабатывали довольно часто. И результат не всегда был тем, которого ждали… Кстати, большинство заклинаний индивидуальны. То есть с одними все получается даже у бездари, а с другими могут работать только те, кто их создал.

— А у вас в школе все заклинания были в стихах?

— Нет. Просто стихи легче запомнить, и там звуковой ряд ярче.

Мы болтали еще больше часа и к концу беседы уже стали друзьями. Так что, провожая девчонок, я подумал, что с ними мне гораздо легче общаться, чем со своими коллегами-учителями.