Тайная фаворитка ректора Хаоса, серия 3

Призраки и живые

От земли до неба прокатилась огненная волна. Словно сам хаос открыл занавес… и мир изменился.

Дорога, стелившаяся вдоль трещины, прорезавшей землю, истоптанная, запыленная и разбитая, вдруг превратилась в крепкую мостовую из темных и светлых камней. С бордюрами по сторонам, отделявшими деревянные тротуары для пешеходов.

Вместо одной серебристой башни на горизонте, обломанной, словно больной зуб, там воздвигся колоссальный замок, где эта башня была лишь одной из пяти, окружавших его.От замка во все стороны разбежались такие же дороги, как та, по которой мы шли, а по обочинам вытянулись высокие кусты с яркими цветами.

В смоляном черном небе тоже произошли изменения — мрак, стекающий сверху маслянистыми каплями, начал переливаться всеми оттенками алого, лилового и розового, превратившись в отражение нашего фиолетового неба в реальности. Только это было изменчивым и текучим.

А главное — повсюду появились люди. В основном молодые, студенческого возраста и чуть старше. В старомодной одежде, вроде той, в которой были запечатлены мои предки на картинах в нашем замке. И совсем причудливой, вроде мантий с капюшонами и вышитыми подолами, которые волочились по пыльной земле.

Они проявились в воздухе сначала силуэтами, словно кто-то насыпал пыльцы, снимающей любое заклятье невидимости, а потом и целиком.Если напрячь глаза, то сквозь них можно было увидеть прежнюю старую мостовую и обрывки сгоревших страниц. Но если не стараться — они выглядели вполне реальными.

Я отступила назад и вжалась спиной в Рига, который стоял недвижимой скалой в бурлящем море внезапно появившихся вокруг адептов. А это были именно они — адепты Старой Академии. Потому что было в них нечто общее.

По правую сторону от трещины, в которой сиял живой хаос — там, где до этого топорщились лишь острые обломки камней на выжженной земле, теперь вырос лабиринт из затейливо подстриженных кустов. Он находился на возвышенности и оттуда, где мы стояли, было видно, как петляли внутри него дорожки, поворачивая под разными углами и заводя в тупики.

Но в глубину лабиринта никто не стремился, потому что рядом с ним на небольшой площадке, расчерченной, как шахматная доска, кипела девичья вечеринка.Десятка три неуловимо похожих друг на друга девушек с темными волосами и в платьях с пышными юбками, расхаживали с бокалами в руках, помешивая бурлящее в них цветное варево веточками чертополоха.

Все это было бы слишком похоже на девичник в общежитии, если бы не юркие угольно-черные змейки, которые струились под острыми каблучками по шахматной доске.Змейки норовили укусить или опутать чью-нибудь лодыжку, а острый каблучок — пригвоздить змейку к плитке. При этом все собравшиеся делали вид, что этой борьбы под их ногами не происходит.

Присмотревшись, я поняла — это не змейки! Это сбежавшие от хозяек татуировки, атакующие других адепток! Вероятно, все они были высшими демоницами. Иначе не завидую я тем, кто пришел на праздник без оружия.

Кстати, это была я. Истинный облик и татуировки до сих пор мне не подчинялись.

По левую руку от нас то и дело вспыхивали зарницы — зеленые, синие, алые отблески на тучах, сгустившихся над уходящим вдаль полем, покрытым вулканическим стеклом.Кое-где эту гладкую, почти зеркальную черную поверхность вспарывали обломки скал, на которых вспышки высвечивали силуэты. Мужские или женские — непонятно, по большей части они были в мантиях.

Прямо на моих глазах одна из молний абсолютно беззвучно врезалась в скалу, раскрошив ее вершину, и фигура, стоящая на ней, вниз головой полетела к земле.Что случилось с упавшим, я не поняла, но на том месте, куда он должен был приземлиться, вспыхнул ослепительный столп света.

— Тренировочный полигон, — заметил Ригрим мое любопытство. — Близко не подходи, могут случайно задеть.— Это призраки? — спросила я, глядя на пересекающую дорогу компанию адептов. Двое из них были в мантиях, остальные в нормальной одежде, хоть и несколько устаревшей.Через них было видно сияние хаоса.Но все остальное — нет.

— Нет, они настоящие, — сказал Риг, кивая на девичью вечеринку, где девицы начали играть в какую-то сложную игру с хороводами и делением на парочки. Все это сопровождалось неприятной диссонансной музыкой. — Просто для них застыло время и все, чем они занимались в последние несколько дней Старой Академии, продолжается вечно.

Он сделал шаг в сторону с дороги, преграждая путь худому бледному мужчине с подносом, на котором стояли бокалы с рубиновой жидкостью и торчащим в ней чертополохом.Взял один — и жидкость тут же забурлила, меняя цвет на зеленый.Передал его мне — и она стала лиловой, как небо над городом Серебряных башен.

— Что значит — последние несколько дней? — спросила я, глядя на бокал и не решаясь попробовать жидкость в нем. — Легенды правы?— Если ты про то, что Академия была разрушена запрещенным древним заклинанием, то да, это правда, — подтвердил Риг. — Почти. Она была превращена в идеальный сейф для хранения кое-каких опасных вещей. Теперь до них нелегко добраться. Академия в те времена была не просто учебным заведением, а своего рода полосой испытаний. Ежедневных и ежечасных. Поэтому никого, кроме демонов и не принимали. Только они могли выжить здесь.— А все эти адепты… — я посмотрела на девушек, которые продолжали свою странную и сложную игру, не выпуская бокалов из рук. — Они знают, что… Они настоящие? Живые?— Возможно. — Риг взял у официанта еще один бокал, забурливший и окрасившийся в черный. И безбоязненно из него отхлебнул. — По крайней мере, ректор точно жив. Но сошел с ума после тысячелетий в этом аду.— Тот самый ректор, в чей кабинет мы должны попасть?— Именно, — кивнул Риг, вновь отпивая из бокала. Я принюхалась к своему. — Мы должны будем пройти все препятствия по пути к нему. Капканы и ловушки в стенах, снег, идущий с потолка и замораживающий тебя, музыку, под которую пускаешься в пляс, туман забвения, призраков и чудовищ. А в конце сразиться с ректором.— Чтобы попасть домой…

У меня в горле внезапно запершило, будто я наглоталась песка.

— Чтобы попасть домой, — кивнул Риг, протягивая мне руку. — Идем?

Я опрокинула в себя бокал одним махом. Лиловый коктейль оказался на вкус горько-соленым, как морская вода.