Тайны старого замка и прочие (не)приятности

Глава 9. Былое

Кэти догадалась о последних словах обреченной женщины по движению губ и взгляду, полному любви. Фрейлина нашла свою девочку в толпе. Покачала головой. Не надо плакать. С коротко остриженными волосами, в грубой одежде, красивейшая женщина королевства была неузнаваема. Но взошла на эшафот, как победительница. Высоко задрав подбородок.

– Мама! – прошептала Кэти, когда створки под ногами матери открылись. И ее услышали. Выследили. Как она не подумала, что в толпе будут люди короля? Слишком молода была, неопытна. Тринадцать лет. Ее еще ни разу не выводил ко двору. Но слова «мама» было достаточно, чтобы ее опознали как дочь леди Ламберт.

– Папа, ты не замерз?

Кэти поцеловала «барона Мартина» в щеку. Скорее, чтобы потрогать, не заледенела ли она, чем из-за привязанности дочери к стареющему родителю. Отец был намного старше матери, и Кэти родилась слишком поздно. Он даже думал, что не успеет вырастить любимое дитя. Старался сделать все, чтобы его женщины не ведали беды. Но кто же знал, что беда придет с другой стороны.

Герцог Седрик Ламберт считался отчаянным холостяком. Сначала он думал, что всегда успеет обзавестись женой-клушей и кучей детей, а потом придворная жизнь так увлекла, что вполне довольствовался короткими встречами с любовницами, пока не появилась ОНА.

Юная фрейлина была неприступна. Мону не прельщали мужчины в возрасте, как бы они ни были богаты, что еще больше раззадоривало. И она совсем не хотела иметь детей. Кэти получилась случайно. Ему бы тогда обратить внимание на авантюрный характер и свободолюбие жены, но... Любовь слепа.

– Все хорошо, дочь. Мне не холодно, – Седрик поднял на нее выцветшие от старости глаза. – Как там наш новый нахлебник? Пришел в себя?

– Да, папа. Но сейчас не он меня волнует.

Ему нечасто доводилось слышать от дочери «папа». Это слово теперь стало для них запретным. Еще до того, как люди короля добрались до их тайного убежища, лорд Ламберт получил записку от верного друга с предупреждением, что их собираются арестовать. Он успел одеть дочь мальчишкой и отправить через подземный ход на соседний постоялый двор, который купил именно для этих целей.

Надежные люди всегда держали лошадей наготове, а Кэти была отличной наездницей. Ему пришлось забаррикадироваться, чтобы отвлечь на себя Тайный совет и дать дочери отъехать от столицы как можно дальше. Когда королевские псы проникли в дом, герцога уже там не было. Он еще несколько недель колесил по королевству, чтобы не привести за собой хвост.

В замке Возги его ждали с нетерпением. Именно барон Возги прислал герцогу Ламберту приглашение, когда узнал, что жена старого друга увязла в заговоре. Он же предложил представить Кэти своей незаконнорожденной дочерью, а герцогу сделаться его младшим братом.

Мартин когда-то на самом деле существовал и был шалопаем и гулякой. Старый барон содержал его, болел за младшего брата душой, но однажды Мартин Возги просто исчез – словно растворился в воздухе, и о нем больше не слышали. Поэтому барон смело представил друга как Мартина.

Герцог Ламберт был благодарен Возги за спасение. Но очень жалел, что отправил барону заранее деньги в золоте, а не золото в слитках. Драгоценности клана Ламберт так и остались лежать в столичном особняке. Если, конечно, новые хозяева не обнаружили тайник. Старик не взял их, так как драгоценности могли опознать. Мона покупала только самые дорогие украшения и любила блистать при дворе.

А деньги... Что ж, очень скоро они стали опасны. Король сделал умный ход. В одну ночь выпустил новые деньги, а старые обменивал на монетном дворе. Для этого нужно было появиться в столице. И не было никакой возможности послать вместо себя кого-то другого. Королевскими людьми велся допрос с применением магии.

Старый барон Возги был болен и дряхл. И так сильно погряз в долгах, что появление у него немалых денег сразу вызвало бы подозрение. Тайный совет тут же появился бы у ворот дряхлого замка.

Золотые монеты можно было сдать хотя бы за четверть цены перекупщикам – тогда об этом шептались на ярмарках и постоялых дворах. Но никто не гарантировал, что перекупщики не работали на короля. А он не унимался в поиске спрятавшихся врагов. Пришлось закопать деньги в тайном месте.

Теперь новому барону Возги приходилось жить чуть ли не в нищете. Что не прибавляло старику со скверным характером положительных качеств. Кэти жалела отца и не обижалась на его брюзжание.

– Что случилось, дочь? – старик распрямил спину. Его поза сделалась напряженной.

– Дядюшка Дайк прислал вещи человека, который заступился за меня. Он так и не вернулся на постоялый двор. Пропал. В его сумке я нашла тетрадь и карту. Посмотри.

Кэти присела перед отцом на корточки и разложила на его коленях карту.

– Наш замок отметили? – старик сделался еще бледней.

– Да. Наш замок и особняк графа Гарольда.

– Мы и так тише мышей, носа дальше города не высовываем. Что им надо? Думаешь, это люди короля?

– Я не знаю. Если судить по внешности, то пьяницы и гуляки. Странно, что незнакомец очень вовремя оказался за лавкой с конной упряжью, где меня прижал к стене Нахим.

– Следил? – старик поднял бровь. – Может, Нахим, сам того не ожидая, помог нам? Если кинутся выяснять, куда делся королевский человек, так и вовсе одним выстрелом двоих убьют. Нахиму не отвертеться.

– Думаешь, после этого о нас забудут? – Кэти было жалко пропавшего защитника, но если он на самом деле работал на Тайный совет, то Нахиму конец. Агента начнут искать. Хотя такая тварь, как бывший вор, может и выкрутиться.

– Если агенты Тайного совета начали копать, не забудут. Еще неизвестно, куда делся его товарищ. Тот, второй, что съехал раньше.

– Если они работали в паре, то дядюшка Дайк прямиком направит его к нам. За сумкой, – Кэти зябко обхватила себя за плечи.

– Надо бы сумку вернуть, а Дайка предупредить, чтобы не болтал, – старик положил ладонь на карту. Ветер норовил порвать и без того потрепанные края. Катрина остановила взгляд на отцовской руке, затянутой в перчатку. Многие из домашних хотели бы заглянуть под нее.

– В харчевне грамотных нет, поэтому Дайк, если его спросят, читал ли он тетрадь, сделает честные глаза. Он понятия не имеет, что там написано. Поэтому и отправил бумаги к нам, как к самым умным из знакомых, – Кэти улыбнулась.

– Завтра же Дуга пошли к нему. С мальчишкой.

– Нет, папа, придется мне самой съездить, – Кэти тяжело вздохнула. – Как объяснить Фану, что Дайк должен молчать о нас? Начнутся расспросы. А почему должен молчать? Что такого написано в тетради, раз мы возвращаем ее и требуем не распространяться о ней? Кинется обсуждать мое задание с Фреей. А там недалеко и до остальных ушей в доме.

– А у нас нежеланный гость, – старик нахмурился.

– Он потерял память. Даже имени своего не знает. Попросил называть его Вороном.

– Не нравится он мне. Может опознать, если бывал при дворе.

– Он молод. Если и бывал, то мальчишкой. А ты слишком изменился за десять лет, чтобы в тебе можно было узнать герцога Ламберта.

Кэтрин не стала говорить, что тетрадь уже побывала в руках у Ворона. Ну что он мог успеть прочесть за то время, пока она бегала за зеркалом? О том, что краем заправляет граф Гарольд? Так это всем известно. Имя барона Возги упоминалось только на четвертой странице и никаких особых сведений, кроме возраста и имен, там не указывалось. Плохо, что Возги вообще попали в эту тетрадь. И обведенный символ замка – рыцарь с родовым гербом Возги, тоже ничего хорошего не обещал.

– Тетрадь – лишнее предупреждение нам. Будем осторожны. А то совсем расслабились. Видишь, король не забыл, все еще ищет, – старик начал сворачивать карту, но рука в перчатке плохо слушалась, поэтому Кэти перехватила раздуваемую ветром бумагу и сложила сама.

«Бедный папа. Даже оставаясь наедине с собой, не может снять перчатку», – подумала она, мазнув взглядом по едва заметной выпуклости на безымянном пальце левой руки отца. Там пряталось от чужого взора кольцо, на котором было выгравировано «Мона навсегда».

Распухшие от старости и болезни суставы не давали снять очевидное свидетельство знакомства с главной мятежницей. Знающий человек, увидев кольцо, сразу бы понял, что перед ним герцог Ламберт, хотя прошедшие годы и горе сильно изменили некогда красивого мужчину. Он будто высох и полинял. А кожа его сделалась похожей на пергамент.

Громкое имя мятежницы не позволило обратиться за помощью к ювелиру, который снял бы кольцо одним движением щипцов. Кэти предлагала попробовать самим или сходить к кузнецу, но отец наотрез отказался.

– Мона навсегда в моем сердце, – сказал он, потрепав дочь по щеке. – Похоронишь меня с этим кольцом.

Вот и весь разговор. Старик предпочел никогда не снимать перчатку, лишь бы иметь при себе хоть что-то, связывающее его с прежней жизнью и любимой женщиной.

Катрина ни разу не спросила у отца, неужели он не мог остановить супругу, узнав, что та по уши влезла в заговор. А все потому, что Кэти до сих пор не верила, что мама виновата. И уж тем более, что она была главной заговорщицей.

Ее подставили – вот в чем была убеждена дочь. Мама была слишком яркой фигурой. Ей завидовали. Ее ненавидели за красоту, ум, свободу, о которой другие замужние дамы могли только мечтать. Папа слепо любил ее, и ничто не могло свергнуть ее с пьедестала, на который он ее возвел.

«Мона навсегда».

Кэти казалось, что даже узнай отец, что у мамы были любовники, и тогда он простил бы ее и не стал ограничивать. Он же понимал, что не может дать ей ничего, кроме безграничной любви. Лорд Ламберт был слишком стар.

– Не сиди здесь долго. Скоро обед, – Кэти опять наклонилась, чтобы поцеловать отца. Он кивнул и уставился вдаль. Туда, где шумела столичная жизнь, и где в безымянной могиле была похоронена леди Мона Ламберт.

Спускаясь по спиральной лестнице, Катрина вновь вернулась к размышлениям о маме. Имя Мона было очень редким именем. Да что уж говорить, второго такого Кэти не встречала.

Когда Катрина допытывалась, почему бабушка с дедушкой так необычно ее назвали, мама всегда уходила от ответа. Словно у нее не было прошлого. «Не знаю. Они умерли, когда я была маленькой». Ни о родном крае, ни о людях, которые ее воспитывали – ничего этого Катрина не знала. Мама сердилась и обрывала дочь. А Кэти видела ее слишком редко, чтобы расспрашивать о том, что могло маму расстроить.

Может, и жили где-то дядюшки и тетушки по материнской линии, но даже папа ничего о них не знал.