Телец для Венеры

Глава 10

На следующее утро от миссис Нейлор прибежал мальчишка с сообщением, что старая леди умирает. День выдался промозглый, серое небо низко нависло над улицами, мутной мглой просачиваясь в души людей, которые, ежась от холода, брели по мокрым булыжникам. На каждом перекрестке свирепствовал порывистый ветер, пронизывающий буквально до костей. «Подходящее утро, чтобы умереть», – думал Хамфри, направляясь к дому миссис Нейлор. Однако старуха находилась не ближе к смерти, чем обычно, и, когда Хамфри успокоил ее, она ошеломила его вопросом:

– Когда Рождество?

– Через девять дней, – ответил он, удивляясь, что миссис Нейлор, никогда не знавшая времени суток и дня недели, вдруг проявила интерес к празднику.

– Я до него не доживу, – печально промолвила она.

– Доживете, миссис Нейлор. И до этого Рождества, и еще до многих, если будете заботиться о себе.

– Он окинул взглядом грязную захламленную комнату, ржавую каминную решетку, затянутые паутиной окна и снова повернулся к тощей, костлявой старухе, сидящей на кровати среди груды выцветших одеял и пожелтевших простынь.

– Я посоветовал бы вам разжечь огонь, прогреть комнату и приоткрыть окно. Вам будет легче дышать, и вы сможете поудобнее сесть в кресле.

– Я не могу тратиться на дрова.

– Чепуха. Помните, когда вы прошлой весной уверяли, будто не можете тратиться на молоко, я пошел в банк, и молодой мистер Торли объяснил, что вам по карману что угодно.

Хамфри говорил терпеливо, но достаточно твердо. Миссис Нейлор вызывала жалость, однако не такую, как другие старые женщины, чье убогое существование объяснялось бедностью. Миссис Нейлор денег имела более чем достаточно, но какая-то извилина в мозгу мешала ей верить в это и пользоваться ими. В некотором отношении миссис Нейлор приходилось хуже, чем последним нищим, ибо у тех, по крайней мере, были добрые соседи, в то время как соседи миссис Нейлор не сомневались, что у нее полно денег, поэтому ей приходилось каждый раз платить пенни, посылая кого-то с поручением.

– Вы ничего не знаете о моих проблемах с деньгами, – заявила она.

– Я понесла немалые потери.

Однажды ей действительно не повезло с вкладом, следствием этого стала одна из ее навязчивых идей. Но у Хамфри не было времени разбираться в мифических финансовых затруднениях старухи.

– Можно я посмотрю, есть ли у вас уголь, и разведу огонь?

Вскоре Хамфри нашел то, что искал. В задней части дома, давно требовавшего основательного ремонта, находилась кладовая с углем и дровами.

Когда Хамфри развел огонь в старом ржавом камине, миссис Нейлор принялась всхлипывать:

– Вы хороший мальчик. Мне хотелось бы сделать вам подарок на Рождество, но к тому времени я уже умру.

– Самым лучшим подарком для меня было бы разрешение прислать миссис Флэк ухаживать за вами. Она бы с радостью согласилась за два шиллинга в неделю.

– Не желаю, чтобы чужая женщина рылась в моих вещах. Кроме того, я не могу себе позволить платить за уход. Но все равно, вы хороший мальчик, и я хочу сделать вам подарок.

Упоминания о подарке, перемежающиеся с жалобами на бедность, постоянно присутствовали в разговорах миссис Нейлор. Они ровным счетом ничего не означали, как и прочая ее болтовня. Но сегодня утром старуха упрямо возвращалась к этой теме и, наконец, выбравшись из кровати, заковыляла к наполненному хламом комоду, стоящему в углу комнаты.

– Право, миссис Нейлор, это уж слишком. Возвращайтесь в постель – комната еще не прогрелась. Позже можете встать и ходить, сколько пожелаете.

– Я и сейчас могу делать то, что желаю. И я намерена преподнести вам подарок, потому что вы хороший мальчик и скоро Рождество.

– Но я не хочу от вас никаких подарков. Я ничего не сделал, кроме того, за что получаю деньги. Пожалуйста, миссис Нейлор, позвольте мне помочь вам лечь в постель.

. – Отвернитесь, пока я достану ключи. Ну вот, теперь можете подойти и помочь мне найти эту вещицу.

– Что вы ищете?

– Я забыла. Миссис Нейлор принялась рыться в ящике комода.

Чего только здесь не было: бумаги, обрывки веревок, крышки и пробки, лоскутки материи, пара отрезов хорошего кружева, сломанные ножи с рукоятками из слоновой кости – короче говоря, сокровища выжившей из ума скряги. Наконец ей удалось обнаружить на самом дне вполне приличные золотые часы. Радостно вскрикнув, старуха стала заводить их настолько энергично, что Хамфри испугался за пружину.

– Они идут! – воскликнула миссис Нейлор.

– Слышите? Они тикают! Я так и знала! Берите, это для вас.

– Но, миссис Нейлор, – взялся терпеливо растолковывать Хамфри, – это хорошие, дорогие часы. Вы не должны их отдавать, а я – принимать. Положите их на столик у кровати и не забывайте заводить – тогда вы всегда будете знать, который час. Позвольте, я переведу стрелки.

Он извлек из кармашка простые серебряные часы, которые вручил ему доктор Коппард в самом начале его учебы.

– Это плохие часы, – возразила миссис Нейлор.

– Они совсем дешевые. Вы непременно должны взять эти.

– Нет, миссис Нейлор. Сделать столь щедрый подарок очень любезно с вашей стороны, и я ценю вашу доброту, но не могу его взять. Мои часы достаточно хороши для меня. Сейчас четверть первого – я установлю это время на ваших часах. Когда они покажут час, комната достаточно прогреется, и вы сможете встать и что-нибудь поесть.

– Я не лягу в постель и не стану ничего есть, если вы не возьмете мой подарок. И мне не нужен ваш огонь, – свирепо произнесла старуха, схватила кочергу и принялась злобно разбрасывать горящие угли по очагу, отчего несколько штук вылетело на ковер.

– Хорошо, я возьму часы, – сдался Хамфри.

– Только не делайте этого, иначе вы устроите пожар. Большое вам спасибо.

– Вот и прекрасно. Только никому не говорите, что я подарила вам часы. А то люди, чего доброго, возомнят, будто у меня можно выманить подарок, и начнут виться вокруг, как шершни.

Она сунула часы в карман Хамфри, похлопала его по плечу, снова назвала хорошим мальчиком и улеглась в кровать.

– Как следует, захлопните дверь!

Хамфри взял часы, чтобы старуха окончательно не обезумела, но не собирался держать их у себя. Правда, доктор Коппард часто принимал подношения – дичь, фрукты и всевозможную снедь с фермы, по получить дорогую безделушку из рук полоумной женщины – совсем другое дело. Поэтому спустя пару часов Хамфри решил, что когда посетит миссис Нейлор в следующий раз, постарается привести ее в более-менее разумное состояние и вернет ей часы, а если сделать это не удастся, то оставит их где-нибудь на видном месте. Однако в течение дня его мнение переменилось. Хамфри толком и не заметил, когда именно это произошло, но он все более и более укреплялся во мнении, что миссис Нейлор оказалась права, чувствуя к нему признательность, и что подарок оказался весьма своевременным, так как мог решить насущную проблему карманных денег.

До сих пор эта проблема не слишком его беспокоила – он свыкся с безденежьем. На день рождения и к Рождеству мать давала ему соверен, казавшийся необычайно щедрым подарком, и Хамфри приучился соизмерять свои расходы с доходами. Он сам оплачивал проезд в дилижансе, когда ездил в Кембридж, хотя для него это означало бритье с пеной из хозяйственного мыла вместо благоухающего лавандой мыльного крема, который продавал мистер Даффл и которым Хамфри изредка доводилось пользоваться, благодаря великодушию доктора Коппарда. При этом ему никогда не приходило в голову сетовать на бедность.

Однако в последнее время расходы Хамфри pезко возросли. Каждый визит в кафе обходился ему в шиллинг и постепенно положение становилось критическим. Приближалось Рождество, и Хамфри стал подумывать о подарке для Летти. Он надеялся лишь на то, что после праздника вернется от матери с совереном в кармане и тогда сможет купить что-нибудь для Летти. Конечно, потом придется просить доктора Коппарда оплатить его следующую поездку в дилижансе, но это вопрос далекого будущего. Фактически у него выработалось беззаботное отношение к деньгам, являющееся прерогативой – и компенсацией – полной и безнадежной бедности.

Но в этот декабрьский день, сунув руку в карман и нащупав часы, положенные туда сумасшедшей старухой, Хамфри ощутил доселе неведомое теплое чувство к материальному благосостоянию. Если он отнесет часы в ломбард Сэббертона, то сможет получить соверен или двадцать пять шиллингов, купить Летти ожерелье или серьги и оставить несколько шиллингов себе на кофе.

Хамфри несколько раз отгонял эту мысль. Респектабельный врач приходит в мерзкую лавчонку Сэббертона сбыть часы, подаренные ему пациенткой, которая к тому же не в своем уме. Малоприятное зрелище. Но даже горячее презрение к самому себе оказалось не в состоянии изгнать из головы эту идею. Не следует ли ему с благодарностью принять подарок и извлечь из него пользу? Душевное смятение обуревало его четыре дня, сопротивление мало-помалу ослабевало, и за пять дней до Рождества Хамфри, спотыкаясь от смущения, явился к Сэббертону и заложил часы за двадцать четыре шиллинга.

Хамфри выбрал ожерелье – семь голубых эмалевых дисков с нарисованными на них цветами на серебряной цепочке. Хорошенькая вещица идеально подойдет Летти, решил он. Ожерелье стоило ровно двадцать четыре шиллинга, и он облегченно вздохнул, узнав, что в состоянии заплатить за него. Оставить ожерелье в магазине было бы для него крайне мучительно.

На следующее утро, когда Хамфри брился, прибыл посыльный от миссис Нейлор. Старуха, открыв окно, подозвала его и отправила за доктором Шедболтом. Хамфри поспешно стер мыло с лица, схватил пальто и вышел на морозный воздух, оставив нетронутым аппетитно пахнущий завтрак и думая о часах и той, которая их ему подарила. Мысли эти были безмятежными – учитывая не поддающееся подсчету число подобных вызовов за последние два года, он, безусловно, заслужил эти двадцать четыре шиллинга.

Однако неуравновешенный ум миссис Неилор направил события в неожиданное русло. Старуха приветствовала его словами:

– Вы должны принести их назад.

– Вы имеете в виду часы?

– Да-да, часы! – В ее голосе послышались слезливые нотки.

– Они принадлежали моему мужу. Он требует их назад. Вы не поверите, если я вам расскажу, что он мне наговорил. Я нашла все его вещи, но этого ему мало. Он желает получить свои часы.

Хамфри проследил за направлением ее дрожащей руки и увидел, что в захламленной комнате впервые воцарилось некое подобие порядка. Костюмы фасона пятидесятилетней давности, пальто, шляпы, галстуки и шарфы были разложены на полу, стульях и кровати. Восемь пар обуви строем маршировали к камину, полному золы. Рядом лежали охотничья фляга, хлыст и две трости с серебряными набалдашниками. На одном из стульев стояла коробка с бритвами, на другом лежали несколько помазков. Сваленные в изножье кровати парики походили на диковинное лохматое животное.

Старуха пронзительно завизжала. Окно, через которое она ранее окликнула мальчишку-посыльного, все еще оставалось открытым, и прежде, чем Хамфри успел шевельнуться, она высунула голову наружу и завопила:

– Меня ограбили! Ограбили!

– Миссис Нейлор, – взмолился Хамфри, бросившись к ней и пытаясь оттащить ее от окна, – вы перебудите всю улицу. Никто вас не грабил. Вы подарили мне часы, но я принесу их. Я сейчас же за ними пойду.

Однако возле окна уже собралась толпа любопытных, сквозь которую проталкивался аккуратно одетый мужчина респектабельного вида. Подойдя к окну, он посмотрел наверх, где Хамфри все еще старался успокоить миссис Нейлор, и чопорно осведомился:

– В чем дело, миссис Нейлор? Вы утверждаете, будто вас ограбили? Я всегда говорил, что рано или поздно это с вами случится, раз вы живете тут одна. Когда это произошло?

– Вчера! У меня украли часы моего мужа! Он ругает меня, говорит, что я забочусь только о своих вещах, а его – теряю! Что мне делать?

– Ну, самое главное – сообщить мне, так как я констебль. Сейчас я поднимусь к вам.

Шагнув назад, он подпрыгнул, уцепился руками за подоконник и подтянулся.

– Доброе утро, сэр, – поздоровался констебль, впервые заметив Хамфри.

– Это правда или ее очередной припадок безумия?

– И то и другое, – ответил раздосадованный Хамфри. Он предпочел рассказать все как было, прежде чем старуха наговорит невесть что.

– А я подумал, что ее и в самом деле ограбили. Говорят, у нее тут припрятана тысяча фунтов. Однажды ночью кто-нибудь вломится к ней в дом, а может, и ее саму заодно прикончит.

– Констебль усмехнулся без особого сочувствия.

– Ну, если так, мне тут нечего делать.

– Однако привычка во все вмешиваться не позволила ему уйти, и он повернулся к миссис Нейлор:

– Не поднимайте шума из-за ерунды. Ваши часы в целости и сохранности у доктора Шедболта, и он принесет их вам. Понятно?

– Я хочу получить их дотемна. Не желаю, чтобы Генри снова кричал на меня ночью. Да и самой мне нужно знать, сколько времени.

– Вы получите их во второй половине дня, миссис Нейлор, обещаю вам.

Старуха слегка успокоилась.

– Ну вот все и улажено, – промолвил констебль таким тоном, будто он один разрешил сложнейшую проблему.

Простившись с Хамфри, он перелез через подоконник и спрыгнул на дорогу.

– Закройте окно! – завопила миссис Нейлор. Когда Хамфри не без труда закрыл и запер окно, она вспомнила о часах.

– Обязательно принесите их дотемна, слышите?

Хамфри повторил свое обещание и вышел из дома, охваченный волнением и сгорая от стыда. В тот момент он представлял себе только два возможных выхода из положения, и оба внушали ему отвращение. Можно было одолжить у доктора Коппарда двадцать четыре шиллинга или отнести ожерелье в магазин и попросить вернуть деньги. Разумеется, продавец может отказать, и все кончится очередным конфузом. А если попросить взаймы у доктора Коппарда, то старик непременно свяжет это с Летти. После четырех лет, в течение которых Хамфри удавалось сохранять финансовую независимость, не требовалось большой проницательности, чтобы догадаться о причине внезапной перемены.

Все утро Хамфри мучительно пытался сделать выбор между продавцом и доктором Коппардом. Он уже склонился было к первому варианту и ощущал сожаление, что не сможет сделать Летти такой прекрасный подарок, когда внезапно вспомнил о Планте Дрисколле. Не то чтобы занять у него деньги слишком легко, особенно после отказа Хамфри от гонорара за медицинские услуги, но, если сделать это удастся, Летти получит ожерелье, а доктор Коппард не станет брюзжать попусту. Чем дальше Хамфри обдумывал этот вариант, тем более предпочтительным он ему казался.

Хамфри не знал, где живет Плант и кто он такой. Осторожные расспросы неожиданно появившегося пациента позволили ему сделать вывод, что он, очевидно, единственный человек в городе, кто ничего не знает о Дрисколле. То же самое сказал ему и старый Даффл, склонившись над своей ступкой и пестиком:

– Неужели вы ничего не знаете о Дрисколле? Впрочем у старого доктора свои лошади. Так вот, Дрисколл держит конюшню у дороги на Форнем за развилкой.

Дела у него идут скверно – людям незачем тащиться целую милю, чтобы нанять лошадь. Тем не менее Дрисколл на житье не жалуется и даже разводит лошадей. А почему вы спрашиваете?

Хамфри ожидал этого вопроса и заранее приготовил ответ:

– Я подумывал нанять лошадь, чтобы съездить домой на Рождество, и кто-то сказал мне, будто у Дрисколла лошади дешевле, чем у Хьюитта. А я никогда о нем не слышал. Благодарю вас. Пожалуй, я обращусь к нему.

– Сомневаюсь, что лошади у него дешевле. Никогда об этом не слыхал. Хотя, возможно, они лучше, чем у Хьюитта. Наверное, тот, с кем вы говорили, имел в виду именно это.