Телохранитель

Глава 3

Алессандра стояла в гостиной, и с каждой минутой ее ужас усиливался: она не знала, с чего начать, тем более что, приехав домой, она обнаружила полицейских с ордером на обыск.

Каким-то образом им стало известно об исчезнувших деньгах. Люди Майкла Тротта их не нашли, копы тоже — так как же, скажите на милость, могла их найти она? И это еще при условии, что Гриффин их не растратил! Боже, помоги!

Входя в дом, она была вынуждена прижимать к груди одежду, полученную из химчистки, чтобы скрыть засыхающую на блузке кровь.

Если бы нависшая над ней опасность не была такой страшной и неотвратимой, она бы рассмеялась. Вся принадлежавшая ей одежда была или искромсана в клочья, или запачкана кровью, кроме нескольких вещиц, отданных ею в химчистку.

Вечернее платье из бирюзового шелка на чехле, четыре блузки и длинная, до полу, черная бархатная рождественская юбка.

Из всех этих туалетов самым приемлемым для поисков пропавших денег она сочла вечернее платье на чехле, а поиски предстояли основательные — она должна была обыскать дом от чердака до подвала.

В ванной Алессандра сменила свою запачканную кровью одежду, завернула ее в пластик и решила отдать в чистку при первой же возможности. Конечно, часть пятен останется, но по крайней мере она сможет ходить в ней по дому.

Наконец ушел последний полицейский, и она снова осталась в доме одна. Рабочие застеклили окна первого этажа, но солнце уже садилось, и они отправились домой.

Сорок восемь часов. Ей оставалось ровно сорок восемь часов. Господи!

Алессандра присела в гостиной среди обломков мебели и лохмотьев обивки в надежде заставить себя мыслить, как Гриффин. Он украл огромную сумму денег у мафии. Но где он их спрятал? В тот самый день, когда он выехал из дома, она переставила мебель в комнате, которую в декабре Гриффин использовал в качестве кабинета, упаковала все его книги и бумаги и спустила в подвал тяжелые книжные полки, а из комнаты сделала еще одну гостевую спальню. Теперь у нее было четыре гостевых спальни, но ни одного друга.

Отчаянным усилием отогнав печальные мысли, Алессандра расправила плечи и принялась за работу.

— Как ты, котенок?

Ким Монахан закрыла глаза и дала волю своей ненависти к Майклу Тротта. Говорить с ним по телефону было легко. В этом случае ей не надо было улыбаться, не надо было смотреть на него так, будто она умирает от желания расстегнуть молнию на его штанах. Она могла кипеть от гнева, если ей было так угодно, пока этот ее гнев не отражался на обертонах ее голоса.

— Прекрасно.

— Что у тебя есть для меня?

— Ничего особенного. Это ты просил меня позвонить…

— Только скажи мне, что у тебя, а уж я решу, много это или мало и есть ли в этом что-нибудь особенное.

В голосе Тротта она опять почувствовала ненавистную ей сварливость. Ким была рада, что ее отделяют от него целых сорок миль, хотя бывали случаи, когда и сорок тысяч миль показались бы ей недостаточным расстоянием.

— Ладно, — сказала она ровным голосом. — Вчера вечером он сделал один телефонный звонок и оставил послание для Гарри. Это его напарник. Разговор был кратким. Он просто попросил Гарри позвонить ему домой. Но никто не перезвонил. Сегодня утром он позвонил снова. Гарри подошел к телефону. Он попросил Гарри подъехать и захватить его и еще раз съездить на остров. Когда он повесил трубку, я спросила его, о каком острове шла речь и зачем ему ехать туда в воскресенье. Он не ответил.

Джордж, все еще голый, не поднимаясь с постели, посмотрел на нее так, будто знал, что она с ним только потому, что работает на Тротта. Но ведь он никак не мог этого предполагать.

Он не был красив. Во всяком случае, не был в ее вкусе. Ей нравились футболисты, хоккеисты, крупные мясистые парни, широкоплечие, покрытые боевыми шрамами, с руками толщиной в бедро. Джордж Фолкнер был весьма далек от ее идеала мужчины.

У него было довольно привлекательное лицо, особенно в глазах тех, кому нравятся элегантные мужчины. Он был высоким и изящным, с длинными стройными пальцами и ногтями, ухоженными лучше, чем у нее.

Она должна была бы возненавидеть его, как ненавидела Майкла Тротта и как часто ненавидела себя. Но в нем были какая-то мягкость и доброта — когда он смеялся, глаза его блестели усмешкой, и она забывала о том, что плечи у него были не такими уж широкими, а бицепсы не самыми мощными, какие ей доводилось видеть в жизни.

Нет, конечно, он не знал, что она работает на Майкла Тротта. Это нечистая совесть сыграла с ней злую шутку: ей показалось, что в его глазах она прочла подозрение. То было отражение ее собственной вины.

— Когда он уехал из дома?

— Чуть позже девяти.

— Оставайся поблизости от него и держи связь со мной. Никуда не уходи, — сказал Тротта и положил трубку.

— Где мне быть, чтобы ты мог меня найти? — спросила Ким умолкнувшую трубку.

— Если ты закуришь сигарету, — сказал Гарри, садясь в машину, — я убью тебя.

Джордж потянулся к встроенной зажигалке.

— А знаешь, ты бы преуспел много больше, если бы научился пользоваться такими словами, как «пожалуйста» и «спасибо».

— Пожалуйста, мать твою, не вынуждай меня прибегать к насилию. Спасибо.

Джордж положил зажигалку на место, потом аккуратно вписался в поток воскресного транспорта и сунул в кармашек рубашки так и не зажженную сигарету.

— Ты выглядишь так, будто не спал с тех самых пор, как в пятницу вечером я подбросил тебя домой.

Гарри закрыл глаза и осел на сиденье.

— Не хочу об этом говорить.

— Если речь идет о женщине, то все в порядке. Можешь выглядеть кик угодно — все тебе простится. Глаза Гарри были плотно зажмурены.

— Поезжай по Кросс-Айленд до Саусерн-Стэйт. Там уже есть подкрепление из местного отдела Бюро.

— Значит, с женщиной это не связано. Я правильно понял?

— Пожалуйста, оставь эту чушь. Спасибо.

— Ты слишком долго работал на улицах, — бодро прокомментировал Джордж. — Тебе надо перестраиваться.

Гарри не откликнулся.

— Сделай это, — продолжал фантазировать Джордж. — А впрочем, мне стало известно, что у Ким есть приятель, который…

Гарри перебил его:

— Позавчера я заскочил домой и оказалось, что мой автоответчик забит посланиями от Шона.

Послания были старыми, почти двухмесячной давности. Он подумал о Боге. Правда ли, что прошло так много времени с тех пор, как он звонил своим ребятишкам? Наверное, много. Он страшно боялся позвонить домой, боялся даже теперь, через два года.

— Шон ничего толком не сказал, просто повторял: «Это я, перезвони мне». Было поздно, но мне пришло в голову, что кто-нибудь в доме еще не спит, и я позвонил. Конечно, разница во временных поясах большая; мне никто не ответил. Телефон молчал, и автоответчик тоже.

— Это странно.

— Да, более чем.

Гарри потер лоб. Господи, как болела голова! Прошлой ночью он спал не более трех часов, а позапрошлой, вероятно, часа два.

— Моя домохозяйка берет для меня почту — на кровати уже громоздится, наверное, целая гора. Сейчас это уже не более чем макулатура, но я ее просматриваю, потому что там могут быть счета. Интересно, что-нибудь я там найду?

Джордж со свойственной ему мудростью и предусмотрительностью даже не попытался высказать свою догадку.

— Есть извещение о том, что начат процесс об усыновлении моих детей — в местный суд моей сводной сестрой подано на этот счет исковое заявление: какая-то чушь насчет присвоения им новой фамилии и бумага, которую я якобы должен подписать, чтобы отказаться от всех прав на детей. Эта моя сестричка хочет их украсть у меня.

Даже произнеся это вслух, Гарри не мог по-настоящему поверить в происходящее. Зачем Мардж это делать? Что, черт возьми, происходит?

— Когда я позвонил снова, мне опять никто не ответил. Неужели их все еще нет дома? Эмили ведь совсем крошка! Что же она может делать вне дома в час ночи? Я звонил и в два, и в три, и в четыре — никакого ответа. Звонил весь день вчера и всю прошлую ночь. Их нет.

— Может быть, уехали за город? Все очень просто…

— И что же, официальное уведомление, которое я получил от фирмы «Пэкерхэд, Бэкстэббер и Джонс», — ошибка?

Джордж открыл было рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказал.

Гарри печально улыбнулся:

— Обычно ты ведь так не поступаешь. Не понимаю, почему это ты вдруг проявляешь такую осторожность, мать твою…

Он умолк на полуслове. Джордж был прав. Ему надо следить за своей речью, за своим лексиконом. Забавно, но никогда прежде он не позволял уличной грязи проникнуть в свою личную жизнь. Конечно, прежде у него была семья — два славных мальчугана и еще нетвердо стоящая на пухлых ножках девчурка. Его дочь Эмили, живой и никогда не умолкающий магнитофон. Что бы ни срывалось с его уст, немедленно запоминалось и повторялось ею — обычно в самый неподходящий момент.

На Саусерн-Стэйт транспорт шел густым потоком и все же машины двигались со скоростью примерно миль на десять больше, чем установленная, используя для этого миллион ухищрений. Джорджу удалось переместиться на левую полосу, и он проскочил несколько миль, прежде чем поднял глаза на Гарри.

— Обещаешь не орать на меня?

Гарри скорчил оскорбленную мину.

— Что за вопрос?

Джордж улыбнулся:

— О'кей. Может, тебе следует подписать эту бумагу?

— Что-о?! — завопил Гарри. Глубоко вдохнув, он попытался овладеть собой и говорить мягче. — Я не кричу. Это все чушь.

— Знаю, что не это ты хотел бы от меня услышать, но подумай сам, Гарри, ты ведь нечасто видишь ребятишек. Два раза за последние два года, а? Да еще полдня на Рождество. И это ты называешь быть отцом? Может быть, лучше назвать тебя Санта-Клаусом?

— Но это мои дети! Они не сироты. Им не нужно, мать твою… Им не нужны другие родители.

— Может быть, тебе взять отпуск и поехать туда, где ты их спрятал? — высказал свое мнение Джордж. — И остаться с ними хотя бы ненадолго. Сколько сейчас Эмили? Пять? Через два года она, возможно, и не вспомнит тебя.

— Эмили четыре с половиной. Шону четырнадцать. А Кевину… Кевину было бы почти семнадцать, если бы он был жив.

Гарри закрыл глаза, пытаясь побороть приступ тошноты, почти всегда настигавшей его, как только он начинал думать о старшем сыне. Даже по истечении двух лет раны его еще не зарубцевались. Все было хорошо, пока он не начинал думать о Кеве. Его несчастье заключалось в том, что он не мог смотреть в лицо Шону и Эмили, не думая об их старшем брате. Может быть, поэтому он не хотел их навещать?

Пытаясь отогнать печальные мысли, Гарри закрыл глаза. Он должен достойно закончить разговор с Джорджем.

— Разбуди меня, когда приедем в Фармингдейл.

Алессандра была в панике. Прошло двадцать четыре часа с момента, когда. Майкл Тротта предъявил ей ультиматум, и это значило, что в ее распоряжении оставались всего сутки. Половина отпущенного ей времени прошла, а она ни на йоту не приблизилась к своей цели и не была ближе к этим деньгам, чем когда начала поиски. Прошлой ночью Алессандра спала всего несколько часов — она вообще не собиралась ложиться спать, но усталость сморила ее, когда она разбирала коробки с бумагами Гриффина, сложенные в гараже. Проснулась Она в ужасе: ей приснилось, что на нее набросилась собака и острые как бритва зубы впиваются в ее лицо.

Алессандра вышла из дома и отправилась в круглосуточно работающую кондитерскую «Данкен донатс», где выпила четыре больших чашки кофе, проклиная себя за то, что уснула так крепко. У нее на все осталось только сорок восемь часов, и каждая минута была на счету.

Утром вернулись рабочие застеклить остальные окна, а к полудню Алессандра допила последнюю чашку кофе.

Бирюзовое платье стало пятнистым от грязи и пыли. Алессандра стояла в бывшем кабинете Гриффина; оглядывая комнату. Она сорвала ковровое покрытие с пола, но не обнаружила ничего; потом сдвинула с мест все, что осталось от мебели, и внимательно осмотрела.

Из гаража Алессандра притащила кирку, чтобы с ее помощью отодрать обои и даже, если понадобится, расковырять стены. Но это представлялось ей не слишком перспективным. Если Гриффин что-то прятал в стенах, она бы об этом знала. Или нет?

Алессандра уселась на пол, вконец обессиленная, сгорбившись от усталости и отчаянно стараясь заставить себя думать.

Майкл Тротта сказал, что Гриффин украл деньги в прошлом году. В апреле прошлого года. Она пыталась вспомнить, что они тогда делали, вспомнить нечто особенное, что выделяло бы это время из череды похожих друг на друга дней, теперь казавшихся безликими, как вся ее супружеская жизнь.

Они поехали в отпуск, провели неделю в Мексике, на острове Косумель. Господи! А что, если Гриффин проиграл деньги или спрятал их где-нибудь там, вдалеке?

Весна уже вошла в силу. Все цвело. Цветы и…

Она стремительно выпрямилась. Гриффин на заднем дворе с лопатой и граблями сажает азалию.

Алессандра вернулась домой рано после одного из бесчисленных детских праздников, приглашения на которые она постоянно получала в качестве жены Гриффина. Оправдавшись плохим самочувствием, она уехала до того, как подали десерт и открыли подарки. На самом деле она просто не могла этого терпеть, не могла вынести вида еще одного очаровательного крошечного розового или голубого костюмчика — ей просто становилось от этого тошно.

Застав Гриффина дома, она изумилась, увидев, что он работает во дворе, — ведь они платили огромные деньги ландшафтному дизайнеру, приходившему раз в неделю ухаживать за участком, так как Гриффин страдал аллергией и к тому же терпеть не мог пачкать руки. И все же он был тут, на заднем дворе, и сажал азалию, ту самую, которую хотел непременно сохранить за собой по условиям договора о разводе. Он собирался выкопать и забрать ее как раз в этом месяце, как только земля достаточно оттает, чтобы в нее легко входила лопата.

Именно эту азалию она сожгла двое суток назад.

Охваченная новым приливом энергии, Алессандра заставила себя подняться и вышла из гаража в поисках лопаты.

— Где Эмили?

Шон поднял голову от книги, прикрывая глаза рукой, как козырьком, чтобы лучше видеть тетку в ослепительном солнечном свете. В ее словах не было смысла, потому что Эмили все время была у него на глазах — она строила замок из песка у самой воды.

Она… Где?

Исчезла!

Ее красное ведерко лежало на боку возле небольшой горки песка, но Эмили не было. Что за чудеса!

Шон встал. Сердце его заколотилось сильнее. Сегодня Тихий океан был спокоен, но, даже когда он был спокоен, его волны могли опрокинуть четырехлетнюю девочку и утащить ее, даже такую крепкую девочку, как Эм.

Мардж уже с решительным видом направилась к мужчине и женщине, устроившимся неподалеку на одеяле, и до Шона доносился ее звонкий голос: она спрашивала, куда пошла маленькая девочка. Купальный костюм Эм был ярким, веселого желтого цвета, по контрасту с которым ее темные глаза и волосы казались еще темнее. Шон оглядел волны, но не заметил ни одного яркого пятнышка. Снова приставив ладонь к глазам, он повернулся сначала в одну, потом в другую сторону и вдруг сквозь поднимающуюся от воды туманную дымку увидел ее костюм.

Крошечное желтое пятнышко — далеко-далеко, очень далеко, в северной части пляжа, ближе к Кармелу. Шон бросил книгу и во весь дух помчался туда. Сердце его бешено колотилось, в желудке вдруг забурлило. Он молил Бога, чтобы желтое пятнышко оказалось костюмом Эмили, а не брошенным детским ведерком или лопаткой. Предполагалось, что Шон должен был следить за ней, отвечать за ее безопасность; как же он мог допустить, чтобы случилось такое? А что, если она подошла слишком близко к воде? С океаном шутки плохи — волна могла сбить девочку с ног, опрокинуть… Она могла утонуть. А что, если Эм уже мертва?

Такое случалось, Шон уже знал, что так бывает. Люди умирали. Люди, которых он любил, могли уйти в город, или прогуляться по пляжу, или просто завернуть за угол и не вернуться. Но Эмили…

Шон не был уверен, что сможет жить, если Эмили умрет, и, Господи, как он посмотрит в глаза отцу?

Где-то внутри его возникла боль, но он не обращал на нее внимания и продолжал бежать, не спуская глаз с далекого желтого пятна. Оно росло: он уже мог видеть темноволосую головку, две тонкие ручки, две ножки… Это была Эмили.

Он резко остановился. Эмили сидела на корточках и рассматривала раковину. Слава Богу! Шон испытал безмерное облегчение, а потом желудок его начал судорожно сокращаться, вызвав волну тошноты… Он упал на колени, и его вырвало прямо на песок пляжа.

Мимо него пробежали три девочки-старшеклассницы. Они захихикали, морща носики и демонстрируя свое отвращение. Унижение, испытанное им, чуть не вызвало у него нового приступа рвоты.

Одна из девочек обернулась и посмотрела на него. Хорошенькая, с длинными рыжими волосами, собранными сзади в конский хвост, и с большими синими глазами.

— С тобой все в порядке?

Шон вытер слезы, застилавшие глаза.

— Все отлично!

Он плакал. Вообще-то могло бы быть еще хуже. Одной рукой он ощупал свои плавки, чтобы убедиться, что они не съехали и не обнажили ягодицы; при этом другой рукой закапывал в песок извергнутый туда завтрак.

— После такого бега, — сказала девочка, — тебе бы следовало пройтись медленно. Особенно в такую жару.

Господи! Он ухитрился запачкать брызгами рвоты даже свои очки, сквозь которые ему теперь приходилось смотреть на самую хорошенькую девушку на свете. Ну почему он такой неудачник! Шон снял очки и принялся вытирать стекла о плавки. В этот момент мир перед его глазами сразу стал нечетким, расплывчатым, зато так было спокойнее. Эмили казалась ему желтой кляксой, а девушка представлялась похожей на раскрашенную французскую восковую фигуру.

— Ты и правда бежал очень быстро. — Она рассмеялась, и смех ее показался ему волшебным. — Я смотрела на тебя.

Она на него смотрела?

Шон наконец надел очки. На ней был черный купальный костюм, плотно обтягивавший совершенное тело, взывавшее к тому, чтобы им любовались. Ей, вероятно, было лет шестнадцать. Должно быть, она была года на два старше его. Значит, года на два старше девочек из его восьмого класса и совсем не похожа на них. У нее были взрослые шестнадцатилетние груди. Очень, очень славные. О Боже! Шон почувствовал, что краснеет. Лицо его стало пунцовым.

— Я тоже бегунья, — сообщила она ему. — Несколько раз я чуть не лишилась своего ленча, когда было жарко, как сегодня, поэтому хорошо понимаю, что чувствуешь ты. Ты уверен, что с тобой все в порядке?

Шон открыл рот и издал какой-то писк. О Господи! Он откашлялся и предпринял новую попытку.

— Я в порядке, — ответил он, стараясь изгнать дрожь из своего голоса. — Я просто…

— Знаешь, иногда у марафонцев возникают проблемы с желудком, и тогда они вынуждены сходить с дистанции, — сообщила его новая знакомая. — А потом они продолжают бежать.

— Да ты, наверное, шутишь!

Она рассмеялась:

— Это правда. Тебе еще повезло.

Эмили заметила Шона и остановилась поодаль. Когда она увидела девушку, глаза ее округлились. Шон смущенно улыбнулся:

— Прошу прощения, что напугал твоих подружек.

— Они еще соплячки. Знаешь, тебе лучше бегать по утрам в половине восьмого или в восемь, пока не слишком жарко. Я бегаю в это время. — Рыжеволосая девушка снова улыбнулась ему. — Может быть, присмотреть за тобой? А?

Она повернулась и побежала догонять подруг. Что же случилось? Его вырвало, а самая хорошенькая девушка на пляже вздумала с ним флиртовать?

— У тебя желудочный грипп? — спросила Эмили, когда он ползком добрался до полосы прибоя и обмыл лицо соленой водой.

— Нет, — ответил Шон лаконично. — Меня вырвало, потому что…

Эм стояла рядом с ним, слегка хмурясь, смущенная и обеспокоенная тем, что его стошнило, но не имея ни малейшего понятия о том, что причиной тому была она сама.

— Куда ты отправилась? — спросил он гораздо мягче, чем если бы его не остановила рыжеволосая. — Ты ведь знаешь, что тебе велено оставаться только в том месте пляжа, где я могу тебя видеть, а иначе тетя Мардж не будет нас пускать сюда одних.

Эм спокойно и бесстрашно, без тени раскаяния смотрела на него, потом ответила:

— Я пошла за папой.

Шон замер:

— Что?

— Я увидела папу и пошла за ним, но он шел слишком быстро, и я не смогла его догнать.

Ликование, вызванное улыбкой рыжеволосой красавицы, тотчас испарилось, сменившись полным бессилием и изнеможением.

— Эм, ты же знаешь, что папы нет в Калифорнии… Он живет…

— В Вашингтоне, округ Колумбия. Защищает президента от плохих ребят. — Она села на песок рядом с ним. — Но ведь у нас каникулы. Может, у папы тоже?

Шон обнял ее. Эм была крепенькой, но такой крошечной!

— У папы нет каникул, — сказал он. — У него слишком важная работа. Помнишь?

Девочка кивнула, удовлетворенная его разъяснением:

— Он нужен президенту.

— Ну да. — Шон пожалел, что он уже не такой маленький, чтобы верить историям, которые начал сочинять два года назад, и крепче прижал к себе сестренку. — Если в следующий раз отправишься гулять одна, можешь нарваться на большие неприятности. Усвоила?

Эмили кивнула.

— Шо-он!

— Да, Эм.

— А какой папа?

Шон закрыл глаза.

— Как ты, Эм, Помнишь? Ну точно как ты. Только намного больше.

— Что за…

Обойдя дом, Гарри остановился как вкопанный, и Джорджу пришлось произвести сложный маневр, чтобы не налететь на него.

Алессандра Ламонт еще не заметила их.

Джордж только открыл рот, чтобы пожаловаться, но Гарри покачал головой и, приложив палеи к губам, указал на Алессандру, которая что-то копала в саду; волосы ее, прежде собранные в узел на затылке, теперь распустились и падали длинными прядями на лицо, лицо и руки были запачканы в земле. Она трудилась изо всех сил, раскапывая землю вокруг обгоревшего куста. Его ветки, обугленные и покрытые сажей, как почерневшие пальцы, с мольбой тянулись к небу, будто этот куст только что пожрал небольшой лесной пожарчик. И все же самым странным казалось не это — должен же быть какой-то смысл в том, что она хотела выкопать и выбросить погибший куст… Правда, он было уродливым и портил вид, а она ведь хотела продать дом, но стоило ли ради этого так вымазываться в грязи? Гарри кое-что знал о садоводстве, например, что люди готовы вымазаться с головы до ног и что это происходит, если земля плодородная да еще смешана с потом от тяжелой работы. Но странным ему показалось не это, а то, что миссис Гриффин Ламонт занималась своей работой в платье, подходившем гораздо больше для коктейля, чем для земледелия.

— Это от Армани, — пробормотал Джордж. Заметив недоумение на лице Гарри, он пояснил:

— Я имею в виду модельера, придумавшего фасон. Стоит, вероятно, не менее семисот пятидесяти баксов. Что она делает? — Может быть, ищет закопанный здесь клад?

Пока Гарри наблюдал за Алессандрой, она выпрямилась. У нее были длинные, стройные и очень красивые ноги; их ничуть не портило то, что они были заляпаны грязью от колен до лодыжек. Одной ногой в забавной модной туфельке на высоком каблуке она нажала на верхнюю часть лопаты и, сделав на нее упор всей тяжестью тела, заставила войти в землю. Мускулы на ее руках и ногах напряглись, платье на спине и ягодицах натянулось.

— По-моему, просто неудобно предлагать ей помощь в таких обстоятельствах, — тихо прокомментировал Джордж.

Гарри кивнул, довольный тем, что ему была предоставлена возможность некоторое время созерцать ее, а также видеть то, что она пыталась выкопать. Но она заметила их и бросила лопату, еще сильнее забрызгав себя грязью.

— Господи, как вы меня напугали!

— Просим прощения.

Вблизи дама оказалась еще грязнее — в волосах у нее застряла паутина, на плече красовалась свежая царапина, платье было порвано. Впереди на нем были карманы, и один из них выглядел так, будто она зацепилась им за какой-то острый предмет и почти оторвала его. Треугольная дыра позволяла видеть ее нижнее белье. Ярко-красные трусики. Господи!

— Не спится, мадам Ламонт?

Она сделала попытку отбросить со лба несколько своевольных прядей, будто это могло сделать ее опрятнее; руки у нее дрожали. Перебрала кофе, догадался Гарри. Кофеиновое отравление, кофеиновая трясучка. Черт возьми! Будь он на ее месте при условии, что Майкл Тротта отвел ей такой жесткий срок, он бы тоже взнуздывал себя кофеином.

Алессандра казалась до предела измотанной и страшно напуганной, ее синие глаза окружали темные тени, тушь размазалась, и большая часть косметики стерлась. Выглядела она ужасно и все же казалась даже еще более привлекательной, чем два дня назад, когда Гарри впервые увидел ее. Теперь она походила на живую женщину, а не на куклу Барби, и Гарри захотелось помочь ей.

— Послушайте, — сказал он. — Мы знаем, что происходит. Мы знаем о пропавших деньгах и о том, что Майкл Тротта пригрозил убить вас, если вы их не вернете.

Она подняла руки и зажала уши, будто хотела защитить себя от этих слов, будто не хотела их слышать.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Мы можем вам помочь, — настаивал Гарри. — Миссис Ламонт, Алессандра! Посмотрите на меня! — Он взял ее за руку и заглянул ей в глаза. — Я могу вам помочь!

Гарри заметил, что женщина колеблется, почувствовал, как она вздрогнула, и на мгновение ему показалось, что у него есть шанс убедить ее.

Но потом она вырвала руку, и он понял, что проиграл.

Все же он продолжал убеждать ее:

— В ваших интересах принять нашу помощь и пойти на профилактическую изоляцию. Это единственный способ обеспечить вашу безопасность.

Именно таким был их лучший, если не единственный, шанс поймать Майкла Тротта, но никто не собирался сообщать об этом Алессандре. Гарри ощутил укол больной совести, однако тут же безжалостно подавил это неприятное чувство.

— Мы можем прямо сейчас включить вас в Программу защиты свидетелей. У вас будет другое имя, новые документы, новая жизнь, а в обмен на это вы выступите свидетелем…

— Сегодня я вас не приглашала. У вас есть, ордер?

Она была напугана до смерти. Под этой маской ледяной принцессы-недотроги скрывалась дрожащая от страха беспомощная девочка.

Гарри наклонился к ней, не сводя с нее прищуренных глаз.

— Что это? — спросил он. — На вас кровь? Вон там, под ухом.

Конечно, это была кровь. Старая, засохшая, но несомненно кровь. Он ощутил приступ гнева и отвращения.

Она протянула руку к уху, чтобы стереть или, возможно, прикрыть пятно.

— Мое плечо, — пролепетала она беспомощно. — Я оцарапалась и…

— Что они сделали?

Ему трудно было сдерживать свою ненависть к Тротта и ко всем, кто так или иначе был связан с организованной преступностью, и эта ненависть отразилась на его лице.

— Не знаю, о чем вы говорите.

На этот раз он расслышал в ее голосе неуверенность. Гарри пришлось спрятать руки в карманы, чтобы удержаться и не прикоснуться к ней. Что творилось с этой женщиной?

— Они устроили для вас показательное выступление, чтобы вы знали: то же будет и с вами, если вы обратитесь в полицию, — догадался Гарри.

Она изо всех сил пыталась делать вид, что не понимает его, но притворство не помогло, и Гарри сразу стало ясно, что его догадка верна.

— Алессандра, пожалуйста! Неужели не понятно: если вы послушаетесь их, то сделаете как раз то, на что они рассчитывают. Одна, без помощи вы никогда их не осилите.

— Я слышал, что Тротта собирается совершить над вами показательный суд, сделать вас примером, — добавил Джордж. — Он убьет вас, но прежде причинит вам немыслимые страдания.

Однако им так и не удалось достучаться до нее, заставить услышать себя. Она расправила свои узкие плечи и вздернула подбородок.

— Это частная собственность. Пожалуйста, удалитесь. Конечно, вы можете оставаться за границами участка сколько хотите.

Гарри заскрежетал зубами от бессильной злобы и разочарования, но он умел проигрывать и знал, когда следует отступить. Он знал также, что если рассмеется ей в лицо, выслушав эту напыщенную тираду, то только усугубит положение.

Вынув свою визитную карточку, Гарри протянул ее Алессандре Ламонт, но она не двинулась с места.

Гарри уронил карточку, и маленький кусок картона медленно опустился к ее ногам, трепеща, как бабочка.

— На случай, если решите, что вам нужна помощь, — бросил он.

— Я не решу.

— Значит, ваше дело дрянь, потому что если вы этого не сделаете, то, по всей вероятности, вам предстоит умереть. Такова жестокая правда.

После этого они ушли.

Когда Алессандра вернулась домой из похода по магазинам, деньги исчезли.

Она нашла их все, ровно столько, сколько ожидала, откопав металлический сундучок, запертый на замок, под проклятой азалией Гриффина.

Она позвонила по номеру на карточке, которую ей дал Майкл Тротта, и ей ответил знакомый и вселяющий ужас голос Айво. Он велел подождать, пока не приедут забрать деньги, но она оставила их на столе в столовой и вышла… Она сочла бы большой удачей, если бы ей никогда больше не довелось увидеть Айво, и ничуть не сомневалась в его способности проникнуть в дом, даже если дверь окажется запертой.

Кроме того, ей было просто необходимо побывать в магазинах. Сразу же после того, как она нашла деньги, ей позвонила миссис Вонг из Департамента социальной помощи, ведающего усыновлением детей, — она хотела знать, сможет ли Алессандра взять на свое попечение младенца Джейн Доу и способна ли обеспечить девочке надлежащий уход.

Итак, полосе невезения в ее жизни, видимо, наступал конец, переменчивое счастье снова ей улыбается. Встреча была назначена на следующее утро — деловое свидание, на которое она, чтобы выглядеть пристойно и произвести впечатление надежного человека, не могла явиться в своей длинной, до пола, рождественской юбке.

Алессандра проследовала в ванную и открыла краны. Ванна наполнялась теплой водой. Только после того как деньги были найдены, она позволила себе полежать в горячей воде столько, сколько захочется. Ей надо было подготовиться к завтрашней встрече, собраться с силами.

Блузку и черную бархатную юбку, в которых Алессандра ходила по магазинам, она оставила в комнате, где спала с того самого дня, как Гриффин покинул этот дом. Пластиковые пакеты с покупками, на которые она истратила свои последние деньги, она поставила на пол — там было новое белье, купленное на распродаже в «Секрете Виктории», простая, но модная юбка нейтрального бежевого цвета, приобретенная там же, белый свитер, пара легких тончайших весенних шерстяных брюк. Немного, но этого хватит, чтобы выглядеть прилично на двух, а возможно, и больше, чем двух важных встречах. Прежде Алессандра собиралась сложить одежду в одну из спортивных сумок Гриффина и забрать с собой, если ей придется бежать из дома, но теперь-то она уже знала, что с ужасом покончено. Она вернула деньги. Она выиграла!

Ванна была уже почти полна, когда она скользнула в нее и благодарно вздохнула. Ногой она нащупала кран, выключила воду и закрыла глаза, позволяя себе расслабиться впервые за два дня.

Гарри сидел в машине возле дома Ламонтов в Фармингдейле, обдумывая свой следующий шаг.

Он и Джордж подбросили монетку, загадав, кому из них предстоит вернуться на Лонг-Айленд следить за Алессандрой Ламонт, и именно Гарри выпала эта сомнительная честь.

Он никак не ожидал, что Алессандра отлучится из дома в то время, как отпущенный Тротта срок близился к концу, но она его удивила тем, что не долго думая вывела из гаража одну из трех машин — маленький, но щегольской спортивный автомобиль — и укатила на нем. Гарри последовал за ней, ожидая, что она отправится только выпить кофе, но женщина снова удивила его, сделав краткую остановку возле сухой химчистки на Мэйн-стрит, а потом проследовав дальше к магазину «Сакс».

Он оставил свою машину на парковке и стал наблюдать за тем, как Алессандра заходила в магазины и в каждом делала покупки.

Это было очень странно. Над ней нависла смертельная угроза, а она как ни в чем не бывало покупала белье в «Секрете Виктории».

Он проследовал за ней до дома, и она не заметила его, даже когда въезжала в огромный гараж.

Наконец Гарри принял решение. Он должен выйти из машины, позвонить в дверь и попытаться снова поговорить с ней. Может быть, на этот раз ему повезет и удастся ее убедить…

Он даже и не пытался представить, как она примеряет это модное белье, которое только что купила, как прохаживается в нем перед зеркалом. Увидеть это у него не было ни малейшего шанса, и ему не следовало увлекаться бесплодными фантазиями.

Гарри вышел из машины, по привычке проверив, выключены ли фары, но, прежде чем он ступил на дорожку, в доме прогремел взрыв.