«Перестань меня так пристально изучать», зашипел Дэйгис.
«Что?», разозлился Сильвен. «Мне не дозволено смотреть на моего собственного сына?»
«Ты смотришь на меня так, словно ждёшь, что у меня вырастут крылья, вильчатый хвост и раздвоенные копыта». И не важно, что он чувствовал себя так, словно это могло вполне произойти. С той минуты, как он прошёл сквозь камни, с той минуты, как те тринадцать обрели свои голоса, он знал, что битва между ними переместилась на новую и ещё более опасную арену. Те древние внутри него напитались чистой силой, когда он открыл мост сквозь время.
Огромнейшим усилием воли, он захлопнулся, закрылся, сжался и сделал вид, что всё было хорошо и в полном порядке. Воспользоваться магией, чтобы утаить свою темноту, было вопиющей ошибкой, и он знал это, ибо питал именно то, что старался скрыть, но он должен был это сделать. Он не осмелился позволить Сильвену ясно видеть его в данный момент. Ему нужно было обыскать библиотеку Келтаров, и если бы Сильвен почувствовал его сейчас, Бог знает, что он сделал бы. И уж точно не пустил бы в святая святых знаний Келтаров.
Сильвен выглядел испуганным. «Способность принимать любой облик - одно из их искусств?», осведомился он, демонстрируя полную зачарованность.
Типичный Сильвен, мрачно подумал Дэйгис, любопытство превышало всякую осторожность. Он волновался один или два раза, что Сильвен мог однажды испытать соблазн заняться самому чёрной магией, не более чем из своего неистового любопытства. Его отец и Хло разделяли эту ненасытную необходимость всё знать.
«Нет. Ты всё ещё делаешь это», холодно сказал Дэйгис.
«Я просто интересуюсь мерой твоего могущества». Сильвен засопел, прикидываясь скромным. С таким острым интеллектом в его взгляде, это было далеко не убедительно.
«Лучше не надо. И не суйся в это». О, да, древние внутри него становились всё агрессивнее. Ощущая силу Сильвена, они пытались дотянуться до неё. До него. Сильвен был куда более обильной кормушкой, чем Дэйгис; он обладал всегда более сильным стержнем, чем его сыновья.
Его отец был адептом искуства глубоко проникающего слуха, которое Дэйгису так и не удалось довести до совершенства, созерцательного взгляда, который разоблачал ложь, обнажая голые кости правды. Вот почему безнадёжность, которую он мельком увидел в его взгляде в тот вечер, когда сбежал, так мучила его. Он боялся, что Сильвен увидел что-то, чего он сам не мог видеть, да и не хотел.
И потому сейчас, он использовал всю свою волю, чтобы их держать внутри, а своего отца снаружи.
«Я знаю это, мальчик», сказал Сильвен, показавшись ему вдруг усталым. «Ты изменился с тех пор, как я в последний раз видел тебя».
Дэйгис ничего не сказал. Ему удавалось не смотреть отцу прямо в глаза, ограничиваясь только беглыми взглядами, с того момента, как Хло упала в обморок. Раздираемый между усилившейся сознательностью тех тринадцати и сексуальным ураганом, который свирепствовал, неистовый и неудовлетворённый, внутри него, он не собирался смотреть ему в глаза.
Когда он отнёс Хло наверх в свою спальню, уложил её в постель, и прошептал мягкое, сонное заклинание над ней, чтобы она могла спокойно отдыхать всю ночь, Сильвен последовал за ним, и Дэйгис чувствовал его оценивающий взгляд, давящий на его затылок.
Он был почти неспособен уйти от неё. И хотя он не смотрел на своего отца, он был благодарен его присутствию за то, что оно помешало его порочным мыслям, которые у него были по поводу того, чтобы привести её только в частично проснувшееся состояние и…
«Посмотри на меня, сын», сказал Сильвен своим низким непреклонным голосом.
Дэйгис медленно повернулся, осторожно, чтобы не встретиться с ним взглядом. Он делал размеренные вдохи-выдохи, один за другим.
Его отец стоял перед очагом, его руки прятались в складках его кобальтого одеяния. В мягком свете множества свечей и масляных светильников его белые волосы окружали ореолом его морщинистое лицо. Дэйгис знал причину происхождения каждой линии. Морщины на его щеках появились сразу же после после того, как умерла их мать, когда он и Драстен были пятнадцатилетними мальчишками. Широкие складки на лбу износили его кожу из-за постоянного приподнимания бровей, когда он размышлял над тайнами мира и далёких звёзд. Линии, скобками окружающие его рот, были от смеха или нахмуренности, не от плача. Стойкий парень, подумал внезапно Дэйгис. Ни один не плакал в замке Келтаров. Ни один не знал как. За исключением, возможно, второй жены Сильвена и мачехи Дэйгиса, Нелл.
Линии, обрамляющие тёмно-карие глаза Сильвена, взлетающие вверх у внешних уголков, были оттого, что он щурился в тусклом свете, когда корпел над своим трудом. Сильвен был искуснейшим переписчиком, обладающим на зависть твёрдой рукой, и посвятил себя переписыванию, устилая страницы изысканным иллюстрированием, древнейших томов, чьи чернила поблекли со временем.
Будучи мальчишкой, Дэйгис думал, что у его отца были самые мудрые глаза, какие он только видел, полные особого, тайного знания. Он осознал, что всё ещё думал так. Его отец никогда не спускался с того пьедестала, на который он его водрузил.
Все его внутренности сжались. Может, Сильвен никогда и не падал, а он так точно упал. «Вперёд, отец», натужно сказал он. «Наори на меня. Скажи мне, как я тебя подвёл. Скажи мне, что я был ничем, кроме разочарования. Напомни мне о моих клятвах. Выкини меня отсюда, если подумываешь об этом, чтобы я не терял времени».
Голова Сильвена дёрнулась в резком отрицании.
«Скажи мне, отец. Скажи мне, что Драстен никогда бы не сделал такого. Скажи мне…»
«Ты действительно хочешь, чтобы я сказал тебе, что твой брат в меньшей степени мужчина, чем ты?», оборвал его Сильвен низким и тщательно размеренным голосом. «Тебе так надо услышать это от меня?»
Дэйгис прекратил говорить с приоткрытым ртом. «Что?», прошипел он. «Мой брат не в меньшей степени…»
«Ты отдал свою жизнь за своего брата, Дэйгис. И ты просишь своего отца осудить тебя за это?», голос Сильвена надломился на этих словах.
Ещё к большему ужасу Дэйгиса, его отец согнулся. Его плечи поникли и его тощая фигура дёрнулась. Внезапно его глаза заблестели от слёз.
О, Боже. Проклинал всё молча Дэйгис, яростно набросившись на себя. Он не посмеет плакать. Никаких надломов. Надломы могли стать трещинами, а трещины - ущельями. А в ущельях человек мог потеряться.
«Я думал, что никогда не увижу тебя снова». Слова Сильвена звонким эхом отдавались в каменном зале.
«Отец», грубо сказал он, «Кричи на меня. Ругай меня. Ради любви к богу, ори на меня».
«Я не могу». Морщинистые щёки Сильвена были мокрыми от слёз. Он обежал стол и схватил его, яростно сжал его в объятиях, колотя его по спине.
И рыдая.
Даже если бы Дэйгис дожил до ста лет, он никогда не хотел бы снова увидеть своего отца плачущим.
Некоторое время спустя, после того, как появилась Нелл, и весь этот ужасный поток слёз повторился, после того, как она засуетилась насчёт лёгкой трапезы, после того, как она снова удалилась, чтобы проверить его маленьких братьев, разговор перешёл к той зловещей цели, из-за которой он вернулся.
Говоря отрывистым, бесстрастным тоном, Дэйгис просветил Сильвена насчёт всего, что стало известно с тех пор, как он видел его в последний раз. Он рассказал ему, как он приехал в Америку, как искал тексты, только для того, чтобы в конечном итоге признать, что он был вынужден попросить Драстена о помощи. Он рассказал ему о странном нападении на Хло и о Драгарах. Он рассказал ему, что они обнаружили, что тексты о Туата Дэ Данаан исчезли, и что это показалось умышленным.
Сильвен нахмурился при этом. «Скажи мне, мальчик, Драстен проверял под плитой?»
«Под плитой в башне? Под той, на которой он пребывал в дремоте?»
«Да», сказал Сильвен. «Хотя на сегодняшний день я положил только два текста туда, я планировал обнаружить всё, что смог бы, что может быть в помощь, и запечатать их под неё. Предчувствуя это, я оставил чёткие указания Драстену посмотреть туда».
Дэйгис закрыл глаза и покачал головой. Неужели его поездка оказалась ненужной? Неужели он мог избежать всё это? Возможно. Через несколко лет было вполне вероятно, что Сильвен собрал бы все тома, которые он искал и спрятал бы их под плитой. Они были там, в двадцать первом веке, всё время.
«Где были указания? В письме, которое ты оставил для него?»
«Да».
«В том письме, в котором ты рассказал ему, что я сделал?»
Сильвен кивнул снова.
«Ты разъяснил это, или сказал об этом как-то завуалировано, отец?». Зная его отца, он выбрал второй вариант.
Сильвен нахмурился. «Я сказал, ' Я оставил кое-что для тебя под плитой'», ответил он сварливым голосом. «Как человек должен выражаться более понятно?»
«Ещё больше, потому что по всей видимости Драстен ни разу туда не посмотрел. Предполагаю, что Драстен был так потрясён новостью, содержащейся в твоём послании, что скомкал письмо и выбросил его. Из того, как ты изложил это, вполне вероятно, что он подумал, что ты оставил сувениры или какие-нибудь безделушки».
Сильвен выглядел смущённым. «Я не подумал об этом».
«Ты сказал, что искал тома. Ты обнаружил что-нибудь ещё?»
Осторожность промелькнула на лице его отца. «Да, я смотрел, но это медленная работа. Древние тексты намного тяжелее читаются. Не было согласованности в правописании, и часто они имели небольшую власть над алфавитом».
«Что насчёт…»
«Ну, хватит пока о текстах», перебил его Сильвен. «Будет достаточно времени для этого завтра. Расскажи мне о твоей девушке, сын. Должен признаться, я был удивлён, увидев, что ты привёл с собой молодую женщину».
Сердцебиение Дэйгиса ускорилось, а его вены наполнились тем особенным леденящим жаром. Его девочка. Его.
«Хотя она, казалось, с трудом осознавала то, что ты использовал камни, как мост между веками, я ощутил сильную волю и острый ум. Я полагаю, она изменит своё мнение без излишней суматохи», размышлял Сильвен.
«Я тоже в это верю».
«Ты не сказал ей, что в тебе неправильно, не так ли?»
«Нет. Я не говорил ей. Я скажу ей, когда будет подходящее время». Как будто когда-либо наступит ”подходящее” время. Сейчас время было его врагом, как никогда раньше.
Наступила тишина. Неловкая, ужасная тишина, наполненная вопросами, но совсем немногими ответами, изобилующая невысказанными тревогами.
«Ох, сын», сказал, наконец, Сильвен, «это убивало меня - незнание, что с тобой стало. Как же я рад, что ты вернулся. Мы найдём способ. Я обещаю».
Позже, Сильвен печально размышлял над этим обещанием. Он расхаживал взад-вперёд, он ворчал, он ругался.
Только после того, как Дэйгис удалился наверх, и предрассветные часы наполнили его усталые кости разочарованием - именем Амергина, ему было шестьдесят пять лет, слишком стар для таких дел - к тому времени он признал, что ему следовало что-нибудь показать, как его труд. Он не был полностью откровенным с Дэйгисом.
Он глотал древние тексты с той самой ночи, как Дэйгис сознался и сбежал. Странно, хотя он почти разобрал к чёрту замок по камням, он не смог найти никаких документов, предшествующих первому столетию. А он знал, что когда-то их было много. Они упоминались во многих текстах в его библиотеке в башне.
Пока что он не мог найти эти жалкие документы, и учитывая то, что замок был огромным, кому-то же могло прийти в голову, что следовало бы следить за тем, что твориться в его собственной библиотеке!
Согласно легендам, у них даже был оригинал Договора, который был подписан между расами людей и эльфов. Где-то. Только Богу известно где. Как они могли не знать?
Потому что, скривившись, ответил он сам себе, когда так много времени проходит, что рассказ становится слишком удалённым от момента своего происхождения, он теряет многое от своей истинности.
Хотя, исполненный сознания долга, он рассказывал своим сыновьям легенды Келтаров, про себя он думал, что рассказы за прошедшее тысячелетие были несомненно малость приукрашены, возможно, это был придуманный вымысел-миф, чтобы оправдать необычные способности Келтаров. И хотя он подчинялся своим клятвам, часть его разума никогда полностью не верила во всё это. Их каждодневные цели были уже достаточным назначением: обычаи Друидов, отмечающие поры года, забота о жителях Баланоха, обучение его сыновей и его собственные исследования. У него не было нужды верить во всё остальное.
Печальная истина была даже не в том, что он действително верил, что было некое древнее зло в промежуточном пространстве.
Как много мы забыли и потеряли, размышлял он. Он едва ли предавался мыслям о легендарной расе, которая якобы направила Келтаров по их пути. До тех пор, пока его сын не пошёл и не нарушил свою клятву, таким образом преступая якобы подписанный Договор, существование которого давно уже было скорее мифом, чем реальностью.
Ну вот, мрачно думал он, сейчас по крайней мере мы знаем, что старинные легенды были правдивыми.
Малое утешение в этом.
Нет, его поиск не увенчался нахождением ни единой капли полезной информации. Более того, он начал бояться, что Келтары были непростительно беспечными в своём охранении древнего знания, что нарушенная Дэйгисом клятва была всего лишь ещё одним провалом в длинном списке неудач.
Он подозревал, что они перестали верить столетия назад, отталкивая прочь мантию могущества, которое взыскивало слишком высокую цену. За многие поколения, Келтары мужчины становились всё больше и больше замкнутыми, утомлённые защитой тайн камней, уставшие скрываться на холмах и измученные теми боязливыми взглядами, которые бросали в их сторону. Уставшие до чёртиков быть непохожими на всех.
Когда невежественные годы уступили дорогу более просвещённому времени, Келтары, кажется, пожелали избавиться от груза своего прошлого.
Его сын думал, что он потерпел неудачу, но Сильвен знал больше. Они все потерпели неудачу.
Завтра они засядут за древние писания и займутся поисками заново. Сильвену не хватало мужества сказать своему сыну, что он почти закончил поиски, и если был какой-то ответ, который можно было в них обнаружить, то он оказался слишком тупоголовым, чтобы распознать его.
Его глаза сузились, и его мысли повернулись к девушке, которую его сын привёл с собой. Когда ураган разбудил его - ураган, подобный которому он слышал только несколько раз до этого -он бросился на улицу, молясь, чтобы это было возвращение Дэйгиса.
Ушло некоторое время на то, чтобы рассеялся туман, и хотя он звал, Дэйгис не отвечал.
Когда туман исчез, Сильвен понял почему.
По мнению Сильвена, это была та девушка, которая могла ещё доказать, что была их самой прекрасной надеждой. Поскольку его сын любил её - а он любил, хотя не знал этого сам - а зло не любило. Зло пыталось совратить, овладеть и поработить, но оно не испытывало чувств к объекту своего желания. До тех пор, пока любовь была жива в Дэйгисе, у них была зацепка, какая бы маленькая она не была.
О, он и девушка сблизятся, решил Сильвен. Она узнает о том молодом Дэйгисе, который когда-то бродил по этим вересковым холмам, взращивая землю и исцеляя крошечных зверьков, благородный Дэйгис с неистовым сердцем. Он и Нелл проследят за этим. Одарённость Дэйгиса всегда склонялась к целительному искусству, и сейчас он нуждался в исцелении сам.
Если девушка ещё не любила его сына - у него не было достаточной возможности изучить её - он сделает всё, что было в его власти, чтобы завоевать её для него.
Не суйся к ним, горько предостерёг его Дэйгис, имея в виду древнее зло внутри него.
Но Сильвен сунулся. Сильвен всегда совался. И несмотря на преграды, которые его сын воздвиг, чтобы приглушить его, оно ударило в ответ, и Сильвен был буквально полностью потрясён тем, что делалось внутри Дэйгиса.