Темный горец

Глава 1

Дэйгис МакКелтар ходил как мужчина и разговаривал как мужчина, но в постели он был настоящим зверем.

Адвокат по уголовным делам Катрин О'Малли называла вещи своими именами, и этот мужчина был необузданным Сексом с большой буквы С. Сейчас то, что она спала с ним, значило, что она была потеряна для других мужчин.

Дело было не в том, как он выглядел, со своим скульптурным телом, кожей, похожей на золотистый бархат, покрывающий сталь, с чертами лица, словно высеченными, и чёрными шелковистыми волосами. Или не в этой ленивой, надменной улыбке, что обещала женщине рай. И причём доставленный. Сто процентов удовлетворения гарантировано.

Дело было даже не в экзотических, золотистых глазах, обрамлённых густыми чёрными ресницами под бровями вразлёт.

Дело было в том, что он делал с ней.

Он был сексом, которого у неё никогда ещё не было в жизни, а Катрин вела сексуальную жизнь уже семнадцать лет. Она думала, что повидала уже всё. Но когда Дэйгис МакКелтар прикасался к ней, она распадалась на части. Отчуждённый, он спокойно контролировал каждое своё движение, но когда он снимал свою одежду, он снимал каждую унцию той жёсткой дисциплины и превращался в неистового варвара. Он трахался с целенаправленным самозабвением человека, осуждённого на смерть, знающего, что на рассвете его казнят.

Стоило ей только подумать о нём, как у неё тут же всё сжималось внизу живота. Её кожа слишком туго натягивалась на костях. Воздух вырывался из лёгких короткими и резкими толчками.

Сейчас, стоя в послеполуденные часы за полированными Французскими дверями его изысканного пентхауса на Манхэттене с видом на Центральный Парк, подходившего ему, как вторая кожа в своей строгой элегантности чёрно-белого цвета и хромированной твёрдости - она чувствовала себя особенно живой, каждый её нерв был натянут. Сделав глубокий вдох, она повернула ручку и толкнула дверь.

Её никогда не запирали на замок. Словно для него были пустяком те сорок три этажа над яркими и острыми краями города. Словно он видел худшее из того, что могло предложить Большое Яблоко, и находил это довольно забавным. Словно город мог быть большим и плохим, но он был ещё больше и хуже.

Она ступила внутрь, вдохнув насыщенный запах сандалового дерева и роз. Классическая музыка разливалась по роскошным комнатам - Реквием Моцарта - но она знала, что позже он мог поставить «Nine Inch Nails» и распластать её обнажённое тело на стеклянной стене, что выходила на Водное Хранилище, вонзаясь в неё до тех пор, пока она не выкрикивала своё освобождение ярким огням города внизу.

Шестьдесят футов желанной земли на Пятом Авеню в Ист 70 - и она не имела ни малейшего понятия, чем он зарабатывал себе на жизнь. Большую часть времени она не была уверена, что хотела бы это знать.

Она закрыла за собой двери и позволила упасть своему кожаному пальто мягкими складками на пол, открыв чёрный высокий кружевной пояс, сочетающийся с её трусиками, и прозрачный приподнимающий бюстгальтер, который предъявлял её полные груди в лучшем виде. Она поймала беглым взглядом своё отражение в затемнённом окне и улыбнулась. В тридцать три, Катрин О'Малли выглядела хорошо. Она должна была выглядеть хорошо, подумала она, изогнув бровь, учитывая те многочисленные упражнения, которым она подвергалась в его постели. Или на полу. Растянувшись на кожаном диване. В его чёрной мраморной джакузи…

От волны вожделения у неё закружилась голова, и она задышала глубоко, чтобы замедлить биение своего сердца. Она чувствовала ненасытность вокруг него. Раз или два она быстро рассмотрела безумную мысль, что он не мог быть человеком. Что, возможно, он был каким-то мифическим богом секса, может, Приапом, привлечённым нуждающимися жителями города, который никогда не спал. Или какое-то существо давно забытых знаний, Сидх, у которого была способность усиливать наслаждение до пределов, которых смертным не полагалось испробовать.

«Кэйти-девочка». Звук его голоса слетел вниз с верхнего этажа пятнадцатикомнатного дуплекса (квартира, расположенная в двух этажах с внутренней лестницей), тёмный и насыщенный, а его шотландский акцент вызвал у неё мысли о торфяном тумане, древних камнях и выдержанном виски.

Только Дэйгис МакКелтар мог себе позволить называть Катрин О'Малли «Кэйти-девочкой».

Пока он спускался по винтовой лестнице и входил в тридцатифутовую гостиную с её сводчатыми потолками, мраморным камином и панорамным видом на парк, она оставалась неподвижной, упиваясь его видом. На нём были чёрные льняные штаны, и она знала, под ними не будет ничего кроме самого совершенного мужского тела, что она когда-либо видела. Её взгляд прошёлся по его широким плечам, вниз по его твёрдой груди и напряжённому брюшному прессу, задержавшись на парных полосах мускул, что разделяли низ его живота и исчезали под штанами, маня взгляд вслед за собой.

«Достаточно хорош, чтобы съесть?» Его золотистые глаза засверкали, окинув взглядом её тело. «Идём». Он протянул руку. «Девочка, у меня захватывает дух от твоего вида. Твоё желание - закон для меня этим вечером. Тебе надо только сказать».

Его длинные полуночные волосы, такие чёрные, что казалось, отдавали синевой, как и его щетина, в янтарном сиянии приглушённого света, растеклись по его мускулистому плечу, спадая к талии, и она быстро втянула воздух. Она знала ощущение от них, скользящих по её обнажённой груди, трущихся о её соски, падающих ниже по её бёдрам, когда он возносил её от вершины к ещё одной содрогающейся вершине.

«Будто мне надо что-то говорить. Ты узнаёшь, что я хочу раньше, чем я сама». Она услышала резкость в своём голосе, знала, что он слышал её тоже. Её лишало силы то, как хорошо он её понимал. До того, как она узнавала то, чего ей хотелось, он уже ей это давал.

Это делало его опасным, как наркотик.

Он улыбнулся, но улыбка не затронула его глаз. Она не была уверена, что видела когда-нибудь, чтобы такое случалось. Они никогда не менялись, только наблюдали и ждали. Как золотистые глаза тигра, они были настороженные, но всё же отчуждённые, забавляющиеся, но всё же бесстрастные. Голодные глаза. Глаза хищника. Не единожды она хотела спросить, что видели эти тигриные глаза. Через какой приговор прошли, чего к чёрту он, казалось, ожидал, но в минуты блаженства с этим твёрдым телом, прижатым к ней, она то и дело забывала об этом, пока не возвращалась на работу, и было уже слишком поздно спрашивать.

Она спала с ним уже два месяца и знала о нём не больше, чем в тот день, когда встретила его на Старбуксе, улице напротив Банков О'Лири и О'Малли, где она была партнёром, частично благодаря своему отцу, старшему О'Малли, и частично благодаря своей собственной беспощадности. Один взгляд на шесть футов и четыре дюйма зловеще соблазнительного мужчины поверх ободка её кофе с молоком и она знала, что должна была завладеть им. Это могло быть связано с тем, как он сцепил свой взгляд с её взглядом, пока медленно слизывал взбитые сливки со своего мокко, заставляя её представлять, как этот сексуальный язык выделывает куда более интимные вещи. Это могло быть связано с тем чистейшим, сексуальным жаром, который он расточал. Она знала, что было много чего в той опасности, что множилась от него. Иногда она размышляла, не придётся ли ей защищать его, как одного из её сомнительных, выдающихся клиентов в последующие месяцы или годы.

В тот же день, как они познакомились, они катались по его белому берберскому ковру, от камина до окон, борясь безмолвно за положение сверху до тех пор, пока её не перестало волновать, как он брал её, особенно так долго, как он это делал.

С репутацией острого как бритва языка и умом, ему соответствующим, она ни разу не испробовала их на нём. Она не имела ни малейшего понятия, как он поддерживал свой расточительный образ жизни, как мог позволить себе непристойно дорогостоящие коллекции произведений искусства и древнего оружия. Она не знала, где он родился, или даже когда был его день рождения.

На работе, она мысленно составляла свой допрос, но неизбежно зондирующие вопросы замирали на её языке в те моменты, когда она видела его. Она, безжалостно допрашивающая в зале суда, лишалась дара речи в его спальне. Время от времени, для того, чтобы использовать свой язык чрезвычайно приятным способом. Мужчина был настоящим мастером чувственных удовольствий.

«Витаешь в облаках, девочка? Или просто решаешь, каким способом хочешь меня?», проурчал он.

Катрин увлажнила губы. Каким способом она хотела его?

Она хотела его выбросить из головы. Продолжала надеяться на то, что в следующий раз, когда она будет спать с ним, секс не будет таким, что сносит крышу. Мужчина был слишком опасен, чтобы эмоционально увлекаться им. Только вчера, она задержалась на мессе, молясь о том, что сможет пересилить свою зависимость от него - пожалуйста, Господи, скоро. Да, он зажигал её кровь, но было в нём что-то такое, что замораживало её душу.

Тем временем - безнадёжно заколдованная им - она в точности знала, как будет обладать им. Будучи сильной женщиной, она была взбудоражена силой доминирующего мужчины. Она завершит ночь, распластанная на его кожаном диване. Он зажмёт её волосы в кулак и вонзится в неё сзади. Он будет кусать её заднюю часть шеи, когда она кончит.

Она резко вдохнула, сделала шаг вперёд, и он был на ней, стянув вниз на толстый ковёр. Твёрдые губы, чувственные, с намёком на жестокость, закрыли ей рот, когда он целовал её, с сузившимися золотистыми глазами.

Было что-то в нём, что граничило с ужасом, подумала она, когда он пригвоздил её руки к полу и возвысился над ней, слишком красивый и изобилующий тёмными тайнами, которые, как она подозревала, ни одной женщине не стоит когда-либо знать - и от этого секс ощущался намного острее, как на самом краю пропасти.

Это была её последняя связная мысль на долгое, долгое время.

Дэйгис МакКелтар прижал ладони к стеклянной стене и посмотрел в ночь, его тело отделяло от прыжка с сорок третьего этажа оконное стекло. Тихое гудение телевизора почти затерялось в барабанной дроби дождя по окнам. В нескольких футах справа от него, шестидесятидюймовый экран отражался в мерцающем стекле, и Дэвид Бореаназ задумчиво шествовал, играя Ангела, истязаемого вампира с душой. Дэйгис смотрел достаточно долго, чтобы удостовериться, что это было повторение, затем позволил своему взгляду скользнуть обратно в ночь.

Вампир всегда находил хотя бы частичное решение, а Дэйгис начал уже бояться, что для него не будет никакого. Никогда.

Кроме того, его проблема была немного более усложнённой, чем у Ангела. Проблемой Ангела была душа. Проблемой Дэйгиса был легион душ.

Запустив руку в волосы, он изучал город внизу. Манхэттен. Не более чем двадцать две квадратные мили. Заселённые почти двумя миллионами людей. Затем была сама столица, с семью миллионами людей, втиснутых в три сотни квадратных миль.

Это был город гротескных пропорций для Горца из шестнадцатого века, абсолютно непостижимая необъятность. Когда он впервые приехал в Нью-Йорк, он прогуливался вокруг Эмпайр-стейт-билдинг часами. Состоящий из ста двух этажей, десяти миллионов кирпичей, внутри тридцати семи миллионов кубических футов, одной тысячи двести пятидесяти футов высоты, в него ударяла молния в среднем пятьсот раз в год.

Что за человек построил такое уродство? спрашивал он себя. Чистейшим безумием, вот чем это было, изумлялся Горец.

Прекрасное место, чтобы назвать его домом.

Нью-Йорк взывал к мраку, что был внутри него. Он устроил свою берлогу в самом его пульсирующем сердце.

Человек без клана, изгнанник, бродяга, он снял с себя мужчину шестнадцатого века как некий изношенный плед и применил свой внушительный интеллект Друида для приспособления к двадцать первому веку: новый язык, обычаи, невероятные технологии. Хотя оставались ещё многие вещи, которых он не понимал - некоторые слова и выражения совершенно ставили его в тупик, и чаще всего он думал на гаэльском, латинском или греческом и вынужден был поспешно переводить - но всё же он адаптировался с поразительной скоростью.

Будучи человеком, обладающим эзотерическим знанием, как открывать врата сквозь время, он предполагал, что пять столетий превратят мир в совершенно другое место. И его понимание знаний Друидов, священной геометрии, космологии и естественных законов, то, что двадцать первый век называл физикой, позволило ему легче понять чудеса нового мира.

Не то, чтобы он часто не таращил глаза. Таращил. Полёт на самолёте весьма его измучил. Искусное машиностроение и поразительная конструкция мостов Манхеттена завладели им на многие дни.

Люди, массы кишащих людей, смущали его. И он подозревал, что так будет всегда. Была часть Горца шестнадцатого века, которую он никогда не будет способен изменить. Эта часть будет всегда тосковать по широко-открытым просторам звёздного неба, по бесчисленным лигам чередующихся холмов, по бескрайним вересковым полям и по жизнерадостным и цветущим шотландским девушкам.

Он отважился на Америку, потому что надеялся, что, уехав подальше от его любимой Шотландии, от мест, обладающих таким могуществом, как стоящие камни, сможет уменьшить влияние древнего зла внутри него.

И это затронуло их, всего лишь замедлив его падение в темноту, но не остановив его. День за днём он продолжал меняться… чувствовал себя более холодным, менее связанным, менее стеснённым человеческими эмоциями. Более независимым богом, менее человеком.

За исключением того времени, когда у него был секс - ох, тогда он был живой. Тогда он чувствовал. Тогда он не плыл по бездонному, тёмному, и неистовому морю с ничтожным куском дерева, за который цеплялся. Занятия любовью с женщиной, которая держалась в стороне от мрака, снова наполняли его необходимой человечностью. Будучи мужчиной безмерных аппетитов, сейчас он был ненасытен.

Я всё ещё не полностью тёмный, непокорно рычал он демонам, извивающимся внутри него. Тем, что выжидали своего часа в молчаливой уверенности; их тёмные волны ослабляли его так же неуклонно и верно, как океан придавал форму скалистому берегу. Он понимал их тактику: истинное зло не атаковало напористо, оно оставалось притворно тихим и спокойным… и совращало.

И оно было там каждый день, дорогостоящее подтверждение их заслуг, в малых вещах, которые он делал, осознавая свои действия только после того, как дело было уже сделано. На вид безобидные вещи, такие как зажечь огонь в камине взмахом руки и трёхкратным заклинанием, или открыть дверь или штору тихим шёпотом. Нетерпеливый вызов одного из их транспортных средств - такси - с помощью взгляда.

Мелочи, может быть, но он знал, такие вещи были далеко не такими уж и безобидными. Знал, что каждый раз, когда использовал магию, он делался на тон темнее, терял ещё одну частичку себя.

Каждый день был битвой за выполнение трёх вещей: использовать только ту магию, которая абсолютно необходима, вопреки неуклонно растущему искушению, предаваться сексу активно, быстро и часто, и продолжать собирать и разыскивать тома, где могли находиться ответы на его страстный вопрос.

Был ли способ избавиться от тех тёмных?

Если нет…ну, если нет…

Он запустил руку в волосы и тяжело выдохнул. Сузив глаза, он смотрел на мерцающие огни за парком, пока позади него на диване спала девушка совершенно обессиленным сном без сновидений. Утром тёмные круги будут портить нежную кожу под глазами, запечатлевая на её чертах притягательную хрупкость. Его постельные забавы сильно сказывались на женщине.

Две ночи назад, Кэйти увлажнила губки и о, так, мимоходом заметила, что он, казалось, чего-то ждал.

Он улыбнулся и перекатил её на живот. Целовал её сладкое, тёплое и желанное тело с головы до ног. Скользил языком по каждому дюйму, брал её, имел её, и когда закончил с ней, она кричала от наслаждения.

Она или забыла свой вопрос или лучше подумала над ним. Кэйти О'Малли не была глупой. Она знала, что в нём было больше того, чего она действительно хотела бы знать. Она хотела его для секса, ничего боле. Вот и прекрасно, потому что на большее он был неспособен.

Я жду моего брата, девочка, не сказал он. Я жду дня, когда Драстен устанет от моего отказа вернуться в Шотландию. Дня, когда его жена не будет такой беременной, что он боится оставить её одну. Дня, когда он, наконец, признает то, что уже знает его сердце, даже если он так отчаянно повторяет мою ложь: что я тёмный, как ночное небо, но со звёздными вспышками света, ещё оставшимися во мне.

Ох, да, он ждал дня, когда его брат-близнец пересечёт океан и придёт за ним.

Посмотреть на того зверя, которым он стал.

Если он позволит прийти этому дню, он знал, один из них умрёт.

НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ СПУСТЯ.