Темный Луч. Часть 2

— Он в ловушке за лианами Итана, — прошипела она сквозь стиснутые зубы.

— И я найду способ освободить его. Уверен, ты более или менее знаешь, что содержится в нашей крови.

Она кивнула.

— Поверь мне, я бы сделал все, чтобы освободить его из Итана, — тихо проговорил я. — Этого никогда не может случиться. Мы уничтожим этот мир.

Она посмотрела на меня. Ее глаза были полны вопросов, но я не увидел ни единой слезинки.

Когда она успела стать такой сильной? Я практически мог видеть, как крутятся колесики в ее голове, пока она обдумывала это.

Я молча взмолился.

Она вынуждена была согласиться. Я мог это видеть. Эта ночь не была потрачена впустую. Еще нет.

— Должен быть другой способ, кто-нибудь заявит на тебя права.

— Никто не собирается заявлять на меня права! — Блядь. Что я наделал? Я закрыл глаза и заставил себя успокоиться.

Когда я открыл глаза, она была прямо передо мной.

Мне следовало бы просто улететь и разобраться с этим позже, но я не мог оставить ее здесь. Не тогда, когда она была такой открытой. Мне нужно было быть сильным.

— Я смирился с этим, ты должна пообещать мне…

Ее рука с силой коснулась моего лица.

— Нет, я не убью тебя, я люблю тебя.

Мои глаза распахнулись. Она не могла любить меня. Если она любила меня, я только погублю ее, когда обращусь. Ей нужно было убить меня.

Гнев бурлил в крови. Я был зол на себя. Это была моя вина, что она влюбилась в меня… это не ее рук дело. Я знал, что мне нужно было ей сказать. Она возненавидит меня. Я возненавижу себя.

— Я же говорил тебе не влюбляться в меня. Я специально сказал это в первый раз, когда мы начали с этого. — Эти слова было так трудно произнести, что мне пришлось процедить их сквозь зубы.

— Ну, ты не облегчил мне задачу, Блейк.

— Я был милым.

— О, а те почти два поцелуя, которыми мы обменялись? — Саркастический смешок сорвался с ее губ.

— Я был самим собой. В этом нет ничего странного. — Мне нужно придумать ложь получше.

Или, может быть, мне и не придется этого делать.

— Так что, ты ничего не чувствуешь ко мне?

Почему она спросила меня об этом? Я не хотел лгать об этом. Сколько еще сможет выдержать мое сердце?

— Нет! Не чувствую. Ты не ровня Табите. — Каждое слово пронзало мое сердце, и я чувствовал, как все внутри меня разлетается вдребезги.

Она глубоко вздохнула и только тогда поняла, что обнажена.

Она пронеслась мимо меня и схватила свой халат, быстро натягивая его через голову.

— Я же говорил тебе…

— Да, я знаю. Не беспокойся об этом.

— Ты должна пообещать мне.

— Я не могу этого сделать! — закричала она. — Возможно, ты не испытываешь ко мне того же, но я действительно забочусь о тебе. Я не могу.

Она опустила глаза, когда пробегала мимо меня, но я все равно увидел слезы.

Я услышал, как она изменилась, услышал, как она взлетела в воздух, и услышал тихий вопль, разнесшийся в воздухе.

Елена никогда не узнает, что это со мной сделало.

Я упал на землю, пытаясь взять себя в руки. Я не мог сломаться. Не сейчас.

Крик пронзил меня насквозь.

— 30~

Я ошибался, когда думал, что, сломав Елену, я сломаюсь сам. Я не сломался, но был близок к этому. Я мог ощутить всю мерзость своего зла.

Тьма заставила меня сказать ей, что мы не будем продолжать тренировки, и она не стала спорить со мной. Она просто кивнула, прежде чем повернуться и уйти, не удостоив меня еще одним взглядом.

Это было так, будто я постоянно балансировал на грани, ожидая наступления дня, когда тьма поглотит меня полностью.

Проходили дни, и я чувствовал, как тьма сгущается все больше и больше. Даже присутствие Елены больше не могло заставить меня почувствовать свет.

Я прогнал это в ту ночь, когда все высказал ей в лицо. Моим наказанием было никогда больше этого не чувствовать.

Этот свет. Этот покой. Это ушло, и больше никогда не будет существовать для меня.

Тьма сказала мне, что я оказал Елене услугу. То, что держало нас вместе, в конце концов было сломано.

Она будет в безопасности, когда я обращусь.

Ей просто придется встретиться лицом к лицу с тьмой в одиночку, так же, как пришлось мне.

Табита не понимала, что вызвало резкую перемену в моем поведении, и постоянно приставала ко мне по этому поводу.

Когда я сказал ей, что прекратил тренировать Елену, она была в восторге. Теперь она продолжала подталкивать меня к тому, чтобы подбодрить, и с каждым разом я становился все более жестоким.

Тьма была близка к тому, чтобы утопить меня, но Табита не была той, кто столкнет меня с края.

Она не была Еленой.

Я застрял на выступе, ожидая, когда произойдет неизбежное.

Однажды днем, в разгар очередной ссоры с Табитой, Елена пришла, чтобы сунуть свой нос в мои дела.

Я свирепо уставился на нее. Что она здесь делала? Разве ей было недостаточно получить от меня? Когда же она оставит меня в покое? Когда я стану темным?

— У нас план, — сказала она.

Гребаный план? Она была смешна. Я начал смеяться.

— Это не сработает. — Я откинулся на спинку стула, положив одну ногу на стол.

— Ты этого не знаешь. Это лучше, чем просить кого-то убить тебя!

— Что ты сделал? — взвизгнула Табита.

— Успокойся, — рявкнул я Табите, прежде чем снова посмотреть на Елену. — Прекрати это, ты напрасно тратишь свое время.

— Это не так. Люциан кое-что нашел. Я видела это по его глазам. Он что-то знал, просто у него не было времени рассказать нам.

— Я же говорил тебе, он не нашел ничего, кроме обмана Пола.

— Это неправда, и я собираюсь это доказать.

— Что? — Это не входило в план. Почему она не могла просто оставить все как есть?

Но я знал почему. Как только Елена приняла решение, ничто не могло его изменить.

Но я сделаю все, чтобы переубедить ее. Ей нужно было убить меня. Никто не был достаточно силен, чтобы заявить на меня права. Если Елена не убьет меня, я уничтожу Пейю.

Я наклонился к ней, мое лицо было в нескольких дюймах от ее. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не схватить ее и не выбить из нее упрямство.

— Мне не нужно твое разрешение, но обещаю тебе, что найду все, что обнаружил Люциан. — С этими словами она развернулась и пошла прочь.

— Нет! — взревел я.

Она резко обернулась.

— Извини, но ты мне не начальник. В последний раз, когда кто-то сказал мне «нет», он довольно быстро обнаружил, что нет никакого способа изменить мое мнение, когда я на что-то решилась.

На кафетерий опустилось одеяло тишины. Краем глаза я заметил, что несколько студентов убегают, но мне было все равно. Мне нужно было, чтобы Елена остановилась.

— Я не Люциан. Ты убьешь меня, это я могу обещать.

Она рассмеялась, отчего вся столовая ахнула. Никто никогда не осмеливался смеяться мне в лицо, когда я был зол.

— Я не…

Слова сорвались с моих губ прежде, чем я успел их остановить, но это был единственный способ заставить ее возненавидеть меня.

— Это моя вина, что Люциан мертв.

Она закатила глаза.

— Гиппогриф убил Люциана.

— Не делай этого, Блейк, — умоляла Табита, дергая меня за руку.

— Нет, она должна знать правду. — Я вырвал свою руку из ее хватки и подошел к Елене. — Он пришел ко мне в тот день, когда вернулся. Он хотел знать, где ты.

Елена покачала головой.

— Он мог бы спросить об этом и Сэмми, и Бекки. Это не значит, что это была твоя вина. — Она отказывалась меня слышать.

Почему она была такой тупой? Она была единственной, кто мог спасти Пейю от меня. Неужели она не видела, что ее свет больше не доходит до меня?

— Я точно сказал ему, где ты была и с кем. — Я выдавила из себя садистский смешок, внутри у меня все разрывалось.

Прежний Блейк, который не хотел быть темным, снова сражался.

Брось это. Ты не победишь, когда настоящая тьма возьмет верх.

— Он сказал мне, что Пол пытался причинить тебе боль, даже умолял меня пойти с ним. — Я смотрел в землю. Больше никаких игр. — Я отказался. — Я встретился с ней взглядом. — Если бы я пошел с ним, он все еще был бы жив.

Она сжала челюсти и отвела от меня взгляд. Она напряженно думала. Вероятно, боролась со своим разумом, как это делал я так долго. Вероятно, пыталась не поддаваться своей тьме.

Она посмотрела на меня снизу вверх.

— Я в это не верю.

Мне хотелось кричать, хотелось разнести это место в пух и прах. Но ничто из этого не убедило бы ее в правде.

— Можешь спросить Табиту. Она была со мной, когда Люциан вошел в комнату.

Елена посмотрела на Табиту в поисках подтверждения.

— Это Табита спасла тебе жизнь. Она умоляла меня пойти за Люцианом.

Тихие рыдания Табиты наполнили кафетерий, когда взгляд Елены вернулся ко мне. Свет, который всегда горел в ее глазах, исчез.

Это было не то, к чему я стремился. Все, чего я хотел, — это чтобы она поняла, что я говорю правду.

Елена зарычала, и от этого у меня по спине пробежал холодок.

— Елена. — Бекки мгновенно оказалась рядом с ней. — Не слушай его. Он хочет найти легкий выход.

Она вырвала свою руку из хватки Бекки.

— Не надо. — Она предостерегающе посмотрела на нее.

Что я наделал?

«Ей нужно возненавидеть тебя, парень. Неужели ты думал, что любовь заставит ее убить тебя?» Тьма рассмеялась.

— Ты хочешь сказать мне, что не смог помочь своему лучшему другу, потому что был слишком занят, трахая Табиту? — Ее тон был убийственным.

Я пожал плечами.

— Ты высокомерный ублюдок. — Огонь озарил ее руку, и толпа быстро рассеялась, когда Розовый поцелуй поглотил ее руки.

— Елена, прекрати это! — взмолился Джордж.

Она вскрикнула и замерла. Ее рука потянулась к шее, и я увидел крошечный дротик.

Грег стоял в дверях с пистолетом-транквилизатором в руке.

Елена вытащила дротик из шеи, но было слишком поздно. Ее лицо стало вялым.

Ее огонь замерцал.

Зверь внутри меня взревел, желая, нуждаясь в том, чтобы защитить ее.

В конце концов, она была Рубиконом.

Мой огонь вспыхнул, но прежде чем я успел пошевелиться, шквал дротиков пронзил мою грудь. Я посмотрел вниз, смутно насчитав семь дротиков, торчащих из груди. Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Елена падает в обморок.

К счастью, Джордж подхватил ее прежде, чем ее голова ударилась об пол.

Ее веки затрепетали.

Рев хотел пронзить меня насквозь, но мир кружился, и мое зрение затуманилось.

— Ты сдержал свое обещание, — пробормотала Елена прямо перед тем, как закрыть глаза.

На мой взгляд, хороший Блейк все еще боролся, но в ту минуту, когда Елена дала свое обещание, он остановился и спустился с уступа.

Когда он вошел в меня, я упал, врезавшись в пол.

Все погрузилось во тьму.

***

Когда я проснулся, мое тело было окоченевшим, а разум ревел от радости.

Наконец-то я был свободен.

Хорошее во мне так долго боролось, но теперь я был свободен быть тем, к чему был предназначен судьбой.

Вот только что-то было не так.

Я ни хрена не мог сделать.

Я не мог призвать свои способности. Ничего не помогало.

Что это была за дурацкая шутка?

Я взревел, ошеломленный, когда понял, что это мой человеческий голос эхом отдавался вокруг.

Я попытался сдвинуться с места, но даже это мне не удалось. Сквозь туман в моем сознании я осознал, что меня окружают семеро мужчин.

Они что-то скандировали, но я не мог разобрать слов.

Я понюхал воздух.

Драконы.

Магия не действовала на драконов. Но драконья магия — древняя магия — действовала.

Человеческая часть меня никогда не знала этого. Он никогда бы не впустил зверя внутрь. Ему следовало просто сдаться с самого начала.

— Блейк, успокойся, — заговорил азиат.

Я так долго ждал, когда наступит этот день, чтобы посмотреть, как он сгорает, и теперь я был бесполезен.

— Кто-то выступил, чтобы заявить на тебя права. Твои способности будут ограничены до тех пор, пока ты не окажешься на этом ринге, или, да поможет мне бог, я снова уложу тебя.

Я рассмеялся.

— Ты действительно думаешь, что на меня все еще можно заявить права?

— Да, я знаю. — То, как он говорил со мной, заставило меня подумать, что он не испугался моего зла.

— Ты понятия не имеешь, на что я способен, Лонгвей.

Прежде чем я успел сказать что-нибудь еще, что-то ударило меня по затылку, и я упал.

Я слабо расслышал, как Эдвард сказал:

— Он может проснуться на ринге.

Предатель.

***

Когда я пришел в сознание, вокруг меня был свет. Арену окружал толстый щит, и я слышал, как большая толпа громко аплодировала.

Смех прокатился по моему телу.

По крайней мере, сегодня у меня будет возможность кого-нибудь сжечь. Когда стена рухнет, я сожгу их всех.

Я сожгу лианы и ту подлую мразь, которая прячется за ними.

Никто и никогда не сможет заявить на меня права. Они почувствуют мой гнев и ярость.

Я с трудом поднялся на ноги и осмотрел стену.

Она была толще, чем обычно, но не ломалась.

Семеро предателей все еще были вокруг меня, все еще пели, чтобы ограничить мои способности.

Я снова взревел. Ни у кого из них не было бы ни единого шанса против Альфы. Я покажу им ад.

Заиграла песня, выбранная этим человеком. Добрый Блейк дразнил меня этим более чем достаточно раз. На мне это не сработает.

Хорошенькая малышка вышла на арену. Я усмехнулся. Я сделаю ее своей рабыней, своей игрушкой.

Эта хорошенькая штучка долго со мной не протянет.

Я прикусил нижнюю губу, окидывая взглядом ее напряженное тело.

Толпа зааплодировала, когда она подняла руки над головой, и на моих губах появилась улыбка, когда я представил эти руки в кандалах, свисающие с потолка.

Я резко втянул воздух, когда сила внезапно вернулась ко мне. Ни секунды не колеблясь, я подпрыгнул в воздух и перекинулся. Я ударился о стену, но она была прочной, и одним ударом ее не сломать.

Незнакомое чувство внезапно охватило меня, и я услышал вибрацию «тысячи рыцарей».

Невозможно! Это было против драконьего закона.

Нет, это еще не конец.

Порыв за порывом мой огонь покидал меня, когда я отдавал все, что мог. Она метнулась к ближайшему камню и спряталась за ним, а я раздул свой огонь яростнее, чем когда-либо прежде.

Огненный шар вылетел из ее руки.

Я передразнил ее своим смехом. Ее пламя было похоже на веточку, отскакивающую от моей чешуи.

Но это незнакомое чувство все еще было там, раздражая меня. Я выпустил еще больше огня.

Внезапно открылись еще одни ворота, и оттуда вылетело жалкое подобие дракона.

Сейчас они ничем не могли ей помочь.

Я направил свой огонь в его сторону.

Я убью их всех.

Крошечный дракончик парил прямо у меня над головой. Я рявкнул на него. Я бы съел его на закуску.

Но коварный дракон вырвался из моих челюстей.

Я зарычал, выпуская свою молнию на волю. Она срикошетила от скалы, разлетевшись камнями и обломками.

Внезапно все стало ясно. На этом ринге было больше одного крошечного раба.

Я мотнул головой в сторону ворот. Это был путь к отступлению. Я направился к нему, но этот крошечный дракончик закричал, как птица, привлекая мое внимание и умоляя следовать за ним.

Раб выбежал с ринга, но у меня было ощущение, что здесь все еще был кто-то еще.

Я выпустил еще один огненный шар, и он испепелил скалу.

Мои глаза поймали птицу, нырнувшую в ворота, и я увидел, как они закрылись.

Аплодисменты прекратились. На арене стало тихо и безмолвно.

Это незнакомое чувство все еще преследовало меня. Это было непреодолимо, сильнее меня.

Я взревел.

Другой раб вскрикнул. Но что-то было не так. Ее сердцебиение было ровным, а не учащенным, как у предыдущей рабыни.

Почему она притворялась, что плачет? Она что, издевалась надо мной?

Я послал в ее сторону еще один огненный шар, и на этот раз он попал в нее.

Она была мертва.

Ничто не могло ускользнуть от моего огня. Скоро с этим познакомятся все.

Из моего пламени вырвался крик. Какая-то сила отбросила меня назад, и мой огонь обжег чешую, ударив в лицо.

Удушье и страх пытались проникнуть в меня, но это не удавалось.

Я был страхом.

Вторая рабыня восстала из моего пламени, ее одежда была опалена.

Как это было возможно? Мое пламя должно было убить ее.

— Он меня не понимает, — закричала она.

Нет, я сломал ее. Она была драконом. Она не могла заявить на меня права.

— Нет, ты дракон. Это не считается, — крикнул я, и она уставилась на меня, на ее лице не было страха.

— Я не дракон. Оказывается, это была всего лишь посылка, в которой я покинула Пейю семнадцать лет назад.

— Когда ты научилась говорить на латыни? — Она даже не могла говорить на древнем языке, когда была в своей драконьей форме.

— Я говорю на латыни? — спросила она.

Что это было? Она была драконом.

— Я не понимаю!

— Не прикидывайся дурачком, Блейк. Ты точно знал, кто я такая, когда я впервые ступила в Пейю, — крикнула она.

Прежний Блейк, который пал, отодвинулся в моем сознании на задний план, но я не уступлю ему ни на дюйм. Это было мое время.

— Я спросила тебя той ночью, есть ли у тебя Драконианец, и ты сказал мне, что такой надежды не существует. Брайан умер! Что говорит мне о том, что ты точно знал, кто такой Пол, и что он солгал, назвавшись моим драконом. Люциан умер! — закричала она, и это отдалось вибрацией во всех моих костях.

Кем она была?

Достойной, заговорил старый Блейк.

Ты должен был уйти. Я убил тебя!

Ты сказал, что любовь убьет меня. Ты был прав. Но это вдохнуло в меня новую жизнь. Я вернулся. Каждое слово насмехалось надо мной.

Нет!

Розовое пламя поглотило всю ее руку.

— Мне пришлось убить Кару ради тебя.

Нет!

Мне хотелось рассмеяться. Но я не был готов отвести взгляд.

От нее пахло опасностью.

— Она была единственной, кто по-настоящему знал меня, — кричала она.

О, я бы немного повеселился с ней.

— Ты не заслуживаешь, чтобы на тебя претендовали!

Она бросила свой огонь на пол.

Она собиралась уйти. Это должно было закончиться прямо здесь.

Она почти дошла до ворот, когда заговорила.

— Нет, папа, она выдала меня, чтобы защитить себя, вы оба это сделали.

— Трусиха! — взревел я. Никто не уходил от меня и не оставался в живых.

Я ударил ее молнией, потому что это было единственное, с чем она не могла справиться.

Она хмыкнула.

Этого не было на самом деле. Она говорила мне, что молния причиняла ей боль. Она обманула меня!

Она быстро восстановила равновесие и устремила на меня пристальный взгляд.

Ее глаза были красными.

— Ты забыл, что ни одна из этих способностей не принадлежит тебе. Они мои, они не могут причинить мне вреда.

Она продолжала уходить.

Нет, эти способности были моими!

Ее руки загорелись, когда она приблизилась к воротам, вселив в старого Блейка надежду.

Это ушло, сынок, этого не существует.

— Не связывайся со мной, Ченг. Открой эти ворота.

Ворота открылись. Она уходила.

Из толпы донесся тихий гул.

Я повернулся к ним и понял, что они напевают песню. Как драгоценно.

Но с каждым топотом их ног, от которого вибрировала земля, меня пробирала дрожь.

Затем заиграла настоящая музыка.

Я взревел.

— Ты все еще здесь? — спросила она, снова привлекая мое внимание.

С кем она разговаривала?

Она снова перевела взгляд на меня.

— Ты и я, давай устроим им шоу, которого они никогда раньше не видели.

Я рассмеялся.

— Никогда не будет «ты и я».

Я снова послал свой розовый поцелуй, но она увернулась от него.

Снова и снова она уворачивалась от всего, что я в нее бросал.

Я надавил сильнее. Она взлетела в воздух, но остановилась, мягко оттолкнувшись пятками от стены, и взлетела, снова идеально приземлившись передо мной.

Ей нужно было умереть.

Толпа сходила с ума, и это сводило меня с ума.

Я ударил ее молнией.

На этот раз она упала плашмя на землю. Она перевернулась на бок. Она устала. Легкое убийство.

Но потом она обернулась, и тот же самый шар молнии попал мне в ногу.

На этот раз это было нечто большее, чем просто веточка. Он обжигал.

Большая связь с телом.

Она закричала.

Я зарычал, пытаясь отогнать боль.

Я споткнулся, и земля содрогнулась.

Это был уже не просто огонь, соединявшийся с моим телом. Это было все. Огонь, молния и лед.

Я не смогу победить в этой атаке. Не в этот раз.

Я сосредоточился на болотах, хотя и знал, что это не сработает.

Со мной она победила все свои страхи.

Я был так слеп.

Толпа замолчала, и я услышал отродье. Она была на болоте.

— Ты можешь это видеть? — спросила она. — Ладно. Я знаю, что делать, папа. Я вроде как была драконом.

Она все еще была сумасшедшей, за исключением того, что на этот раз разговаривала со своим отцом.

— Что значит «ты слышал»? Я больше никогда тебя не увижу.

Была ли это тактика отвлечения внимания?

— Я знаю, что делать! — крикнула она, и я почувствовал, как она пытается пробиться сквозь мой барьер.

Как она могла быть такой сильной?

Я отказывался сдаваться.

Я открыл глаза. Она была на виду, все еще видя созданный мной образ.

Может, это и не ее страх, но она не могла напасть на меня.

Я затаился и двинулся к ней.

Толпа закричала в унисон, но она этого не слышала.

Я был так близко.

Всего один укус, и все было бы кончено. Она была бы мертва.

Но прежде чем я успел сделать свой ход, она схватила меня за один из рогов и уселась на меня сверху.

Я попытался удержать картинку, когда в памяти всплыли образы Колизея, затем болота и снова Колизея.

— Это бесполезно, Блейк. Это место тебя никуда не приведет. — Ее голос пронзил мои барабанные перепонки.

Это не сработает.

— У тебя нет ничего такого, о чем бы я не знала. Это отстой, что у тебя нет от меня никаких секретов, не так ли? — Эта маленькая сучка издевалась надо мной.

Я взревел и сбросил ее со своей спины.

Она упала на землю, и я затопал ногами, но она уклонилась от моих атак. Это приводило меня в бесконечную ярость.

Умри! мысленно закричал я.

Наконец, я добрался до нее, и ее тело крепко соединилось со скалой.

Она лежала неподвижно.

Это было все. Я должен был сделать это сейчас, пока она не проснулась.

В животе у меня заурчало, а розовый поцелуй обжег горло.

Я собирался сжечь мясо с ее костей. От нее не останется ничего, кроме пепла.

Прежде чем я успел высвободить его, она вскочила и послала в мою сторону лед.

Это было так, будто она была в моем сознании, готовая к моему следующему шагу еще до того, как я успел его предпринять.

Лед сковал мое тело. Я усилием воли вложил огонь в свою сердцевину, и лед начал таять во мне. Как только ко мне вернулась способность двигаться, невидимая сила придавила меня к земле.

Я оказался на горе, где мы пытались спасти меч Короля Лиона. Деревья придавили меня к земле.

Мне не следовало спасать ей жизнь.

Я заставил себя вспомнить, что это было ненастоящее, и освободился от иллюзии. Последние куски льда упали с меня.

— Я разгромлю это место, — закричала она.

Я был готов напасть, когда обнаружил ее стоящей на коленях.

Ее руки лежали плашмя на земле, и земля начала дрожать подо мной.

Она медленно встала, и земля затряслась сильнее. Я атаковал молнией, попав в один корень, который только что выскочил из земли.

Другой занял его место, затем еще больше обвились вокруг моего тела, как веревки.

Это было невозможно. Никакая магия на ринге не допускалась.

— Это не магия, это способность, — кричал старый Блейк. Его голос звучал счастливо, и это только подстегнуло мою ненависть.

Это было мое время. Мое.

Корни прижимали меня к земле, и каждое мое движение отдавалось болью по всему телу.

Все кончено, чувак.

— Сдавайся! — закричала она.

— Никогда! — Я ответил на оба вопроса.

Я попытался высвободиться, но из земли вылезло еще больше корней.

Борьба ослабила и измотала меня.

— Сдавайся!

Я взревел, как дикий зверь. Я не позволю сломить или укротить свой дух.

Она была прямо передо мной, но гребаные корни стояли у меня на пути.

Я не мог дышать, и мои кости ломались. Что-то среднее между криком и рычанием сорвалось с моих губ, когда боль захлестнула меня.

— Уступи, — пробормотала она.

Я почувствовал вкус свободы, но теперь был измотан.

Она могла заявить на меня права, но я никогда не буду принадлежать ей.

Я закрыл глаза, поддаваясь ноющему изнеможению. Сила, которая текла по венам, покинула меня.

— 31~

Я открыл глаза, с удивлением обнаружив, что все еще жив.

Что, черт возьми, произошло?

Вспышки заявления прав пронеслись в моем сознании, образы прячущейся Арианны, ее сердце бьется в бешеном ритме страха.

Я усмехнулся, но это быстро исчезло, когда я вспомнил, что Елена заняла ее место.

Она сделала это со мной.

Еще одно воспоминание всплыло в моем сознании.

Елена не была драконом. Она покинула Пейю только в нем.

Кара не была ее способом справляться со всем этим. Кара была настоящей. Сущность, делящая тело с другим человеком. Елене нужно было убить Кару. Образы быстро сменяли друг друга в моем сознании.

Зелье Калупсо.

Она разговаривает со своим отцом на ринге.

Я ахнул.

Король Альберт.

Королева была ее матерью. Не Таня, как я думал.

Я вспомнил дочь Тани. Я всегда знал, что временные рамки были неправильными.

Дочь Тани звали Кара. Елена была слишком молода, чтобы быть этим драконом.

Елена, должно быть, взошла, когда я обрушил на нее свой огонь на ринге.

Я чувствовал к ней только тьму и ненависть.

Но теперь Елена была моей всадницей. Как, черт возьми, она оказалась на том ринге со мной?

Профессор Файзер, должно быть, имела к этому какое-то отношение.

Елена могла заявить на меня права, но я никогда не буду принадлежать ей.

Если она думала, что этот бой окончен, то совершила огромную ошибку.

Рано или поздно я буду свободен.

Я не был ничьей игрушкой.

Мне было все равно, как она заявила на меня права, было ли это честно или нет, я был гребаным Рубиконом. Я не был ничьим домашним любимцем.

Я зарычал.

— Блейк, — сказала мать рядом со мной.

— Как ты могла? Я думал, ты любишь меня, — прошипел я, вложив в свой голос всю ненависть, которую я испытывал к Елене.

— Прекрати. Для твоего же блага. Почему ты нам не сказал?

— Потому что я ничей не раб.

— Она дочь короля Альберта! Блейк, дочь всадника твоего отца. Ты знаешь, чем он пожертвовал в ту ночь, чтобы вырастить тебя? Ты такой неблагодарный.

— Неблагодарный? — Слезы наполнили мои глаза.

На ее лице отразилось разочарование.

— Ты знал все это время. Люциан умер, Блейк! Сколькими еще ты был готов пожертвовать, чтобы сохранить свой секрет?

— Всем! — Тяжелый вздох вырвался из моих ноздрей. — Я ничей не раб, даже этой маленькой сучки.

Мать дала мне пощечину, и от удара у меня загорелась щека.

— Я собираюсь притвориться, что не слышала, как ты оскорблял принцессу Пейи. — Бросив последний разочарованный взгляд, она умчалась прочь.

Ярость бурлила во мне, подогревая кровь, и я изо всех сил старался успокоиться.

Я попытался пошевелиться, но ничего не произошло. Я закричал от отчаяния, сотрясая каркас кровати.

Все мое тело ныло, а ребра пронзала боль с каждым моим вдохом.

Почему я не исцелялся?

— Эти способности не принадлежат тебе, — кричал голос Елены в моей голове. — Они мои.

Я застонал.

В поле моего зрения появилась Констанс.

— Несколько часов. Ты заслуживаешь нескольких недель. — Она сделала мне укол, и, хотя я изо всех сил сопротивлялся, я потерял сознание.

***

Когда я проснулся, мое тело чувствовалось намного сильнее, чем раньше.

Я почувствовал сдвиг, но отдернул его назад.

Все нахлынуло обратно, включая мою ненависть. Мать была неправа. Это была не моя вина, что Люциан умер. Она — Елены.

Я поднял голову и увидел Елену, лежащую на кровати по диагонали напротив моей.

Вокруг никого не было. Я рассмеялся, вставая.

Я не был ничьим рабом, и уж тем более ее.

Я схватил подушку, намереваясь задушить ее, но подушка не приближалась к ее голове. Какая-то сила оттолкнула ее назад.

Кто это делал?

Я надавил изо всех сил, но то, что защищало ее, было сильнее меня.

Это заставило меня пролететь по воздуху и врезаться в стену.

Ко мне приближались шаги, и я быстро вскочил на ноги, когда подошла Констанс.

Констанс посмотрела на меня сверху вниз, затем снова на Елену. Ее взгляд скользнул к подушке на полу.

— Что ты пытался…

Я подбежал к ближайшему окну и, изменившись, прыгнул в небо.

Я не оглядывался назад и летел так быстро, как только мог.

Я не знал, куда иду и даже вернусь ли вообще. Возможно, мне следует просто покончить с собой.

***

Покончить с собой не получилось. Я исцелился слишком быстро, чтобы навлечь на себя смерть, и невидимая сила спасла меня, что бы я ни пытался сделать.

Я отказывался становиться таким, как Джордж. Я не собирался терять себя и попадать под чары, которые они использовали, чтобы контролировать нас.

Только не я. Я был Рубиконом.

С каждым днем возвращалось все больше и больше воспоминаний. Я вспомнил, каким разбитым я был после того, как Люциан умер, а Елена превратилась в Грозовой Свет. Как я чувствовал, что всякая надежда исчезла. Как же я был сбит с толку. За исключением того, что я не ошибся. События просто заставили меня казаться таким, каким я был.

Я заставил себя попытаться вспомнить все, но так много было пустым. Все, что я чувствовал, — это тьму. А потом я проснулся в Колизее, и все было кончено.

Я хотел пойти к Ирен, я скучал по ней, но знал, что теперь, когда все знают правду о Елене, я никак не смогу возобновить наши отношения.

Гребаная Елена. Я не любил ее. Я никогда не полюблю ее.

Она собиралась освободить меня. Даже если это было последнее, что она сделает.

Последние два месяца я жил в Акерском лесу, с тех пор как сбежал из лазарета.

Люди, которые забирали тех, кто исчезал в лесу Акер, пришли ко мне, когда я только прибыл, но они лишь взглянули на меня и оставили в покое.

Как могло случиться, что все так боялись меня, но у меня не было силы убить Елену той ночью?

***

Я не мог избавиться от гнева, что бы ни делал.

Мне нужен был человеческий контакт.

Мать никогда не пустит меня домой. Не после всей этой лжи и обмана.

Сейчас было только одно место, где мне могли быть рады.

У Айзека.

Я добрался до его дома поздно ночью, надеясь, что он впустит меня.

Его глаза расширились, когда он открыл дверь и увидел меня, стоящего на крыльце.

— Где, черт возьми, ты был, чувак? — Он отступил в сторону, чтобы я мог войти, и я кивнул в знак благодарности, но не ответил на его вопрос.

— Блейк.

— Не приставай ко мне. Ты же знаешь, Айзек, что уступать не в моих правилах.

Он озадаченно нахмурился.

— Ты не слышал?

— Что слышал?

— Елена не твоя всадница. Древние не поверили, что она дочь короля Альберта и королевы Катрины. Король Калеб сказал им, что она была драконом, и именно так она заявила свои права на тебя.

Я фыркнул.

— Они ему поверили?

— Конечно, они поверили. Этот идиот выдал тебя за Арианну.

— Что? — Это было чертовски возмутительно. Арианна была слабачкой.

— Расслабься. Ты — Рубикон. Так не работает. — Между нами повисло молчание. Он уставился в землю.

Было что-то, чего он мне не договаривал.

— Елена… Она спасла жизнь твоему отцу, чувак. Она не может быть настолько плохой. — Он рассказал мне обо всем, что произошло, и о том, как Древние хотели убить их за это.

Я фыркнул.

— Они все отвернулись от меня.

— Тем не менее, теперь ты свободен, чтобы какой-нибудь другой идиот попытался заявить на тебя права.

Он не спросил, почему я лгал.

— Тебе нужно принять душ, и я уверен, что ты голоден.

Благодарность наполнила меня. Я всегда мог рассчитывать на Айзека.

Я стоял под душем, позволяя воде омыть меня, смыть мои тревоги. Когда я вымылся, на кухне меня ждала большая тарелка с едой.

Я с жадностью проглотил еду, затем рухнул на пол в его комнате и погрузился в сон без сновидений.

На следующее утро, когда я проснулся, Мисси склонилась надо мной.

Я буркнул что-то в знак приветствия.

— Значит, это правда. Ты действительно стал темным? — спросила она.

Я вздохнул.

— Мисси, у меня нет на это времени.

Она бросила на меня решительный взгляд.

— Блейк, они говорят, что она — принцесса Пейи.

— Это ложь. Она была драконом. Вот как она заявила на меня права.

— Драконом? Я тебе не верю. — Мисси недоверчиво покачала головой. — Люциан умер. Это на твоей совести. — Она вылетела из комнаты, бросив на меня через плечо полный отвращения взгляд.

Скатертью дорожка.

***

Я пробыл у Айзека несколько месяцев.

Юрий был недоволен моим выбором, потому что он также верил, что Елена была принцессой, но он позволил мне остаться, потому что верил в то, во что верил король Альберт — при хорошем влиянии я мог снова обрести свет.

Это была куча фруктовых пирожных.

— Разве ты не хочешь позвонить маме и сказать ей, где ты? — спросил Айзек.

— Чего ты не понимаешь? — Я бренчал на его гитаре. — Они не хотят иметь со мной ничего общего. — У меня была хорошая мелодия, просто не было нужных слов.

Он печально улыбнулся.

— Она все еще твоя мать, Блейк. Уверен, она безумно беспокоится о тебе.

— Это не так.

Мисси позвала Айзека, ее тон был безумным, и он быстро выбежал. Он остановился в дверях и оглянулся на меня.

— Ты идешь?

Я пожал плечами. Он был гребаным гигантским орлом. Я ему был не нужен.

Он покачал головой, направляясь вниз по лестнице.

Я снова поиграл на гитаре, настраивая ее.

Вот я и был практически свободен. Почему я этого не чувствовал?

— Блейк! — крикнул Айзек снизу. Через несколько секунд его шаги загрохотали вверх по лестнице. — Тебе это не понравится, — сказал он, входя в комнату.

Я приподнял бровь, и он протянул мне газету.

Заголовок на первой странице сообщал, что Елена может доказать, что она принцесса.

— Ты ведь знаешь, что это значит, верно?

— Ты сказал, что Древние…

— У них всегда есть «но», чувак.

Я взревел.

Айзек, защищаясь, поднял руку.

— Если она сможет доказать, что она принцесса, она получит свой титул и своего дракона обратно.

Я зарычал.

— Это все объясняет. Правда?

— Чего ты не понимаешь? Я — гребаный Рубикон.

— Кому-то нужен всадник, иначе ты станешь темным, — сказал он.

— Я уже темный, если ты не заметил.

Он усмехнулся.

— Нет, это не так. Ты застрял.

Я свирепо посмотрел на него.

— Либо это, либо она, Блейк.

— Тогда я выбираю это. Я скорее умру, чем стану ее собственностью.

— Что это с тобой и твоей гребаной собственностью? Она гребаный человек. Ни кусочка золота.

Он встал и ушел, а я схватил газету.

У короля Альберта было секретное хранилище под тематическим парком.

Дерево вампиров было входом, и кровь Елены докажет, что она принцесса.

Я облажался.

Я швырнул газету о стену, пока мои мысли лихорадочно метались.

Может быть, я и не облажался.

Хранилищу, должно быть, было почти восемнадцать лет.

Может быть, оно никогда не откроется.

Надежда все еще оставалась.

Я взял газету и нашел дату. Я должен был знать, откроется это хранилище или нет.

***

Они подняли большой шум в газетах по поводу хранилища. К счастью, у Юрия не было телевизора. Они не верили в технологии. Они больше фокусировались на внутренней человеческой силе и взаимоотношениях.

Вот почему Айзек был таким замечательным другом, всегда готовым выслушать мои проблемы и помочь с моей темнотой, даже когда это означало попытку оторвать головы членам моей группы.

Все оборотни были хорошими созданиями.

— Мой папа собирается купить телевизор, чтобы посмотреть открытие хранилища.

— Ты издеваешься надо мной.

— Блейк, как ты можешь так холодно относиться ко всему этому? Это пойдет тебе на пользу.

— Это нехорошо, Айзек! — Я вздохнул. — Неужели я действительно единственный, кто видит, что значит дент? — Я провел рукой по волосам.

— Чувак, тебе нужен всадник, чтобы двигаться дальше, становиться лучше, снова становиться здоровым.

— Нет, не нужен. Ты сказал, что я застрял, и я могу с этим справиться. Я хочу свободы, Айзек. Я не хочу быть порабощенным.

— Тьма — это порабощение, Блейк, — прошипел Айзек.

— Я все еще остаюсь собой во тьме, — сказал я.

Айзек прищурился, глядя на меня.

— К чему ты клонишь?

— Дент. Это не та прекрасная вещь, которой все ее изображают. Ты действительно думаешь, что я не хочу быть хорошим? Ты все неправильно понял. Я провел всю свою жизнь, сражаясь с тьмой. Я бы не пожелал такого своему злейшему врагу. Но я не собираюсь становиться кем-то, кого я даже не знаю. Вот что такое Дент. Джордж даже не знает, через что ему пришлось пройти. Он отсутствовал целый день. Он ненавидел Бекки до Дента. Он не мог даже подумать о том, чтобы прикоснуться к ней. И теперь он не может жить без нее? Она подобна воздуху, которым он дышит, его пище, его воде, без нее он умрет. И он покончил бы с собой, если бы это означало спасение ее жизни. Все, что ей нужно сделать, это попросить. То, что она говорит, он делает. По-твоему, это похоже на свободу?

Айзек опустил взгляд, шаркая ногой по полу.

— Блейк, у наших оборотней было много связей, когда они испытывали подобные чувства друг к другу.

Я ударил себя кулаком по лбу. Почему он не мог этого понять?

— Эти узы формируются на протяжении многих лет знакомства с человеком, Айзеком. Ни за один день. Я бы с удовольствием это сделал, но я не хочу, чтобы меня принуждали так, как принуждают Джорджа.

— Кто сказал, что его заставляют, Блейк?

— Потому что он уже не тот, Айзек. Я видел это. Джордж теперь совершенно другой дракон. Они не могут приручить хроматических, мы темные. Единственное, что отгоняет тьму, — это избиения, и за нами охотятся, когда это не срабатывает.

Айзек слегка покачал головой.

— Я в это не верю. У твоего отца была большая связь с королем Альбертом, а у Эмануэля — с королем Хельмутом.

— И эти узы формировались годами тьмы и избиений!

Айзек разочарованно вздохнул, но ничего не сказал.

— Это были не денты, Айзек. Я приму побои, если потребуется, но я так не сдамся. Дент — это заклинание, которое усыпляет нас, чтобы они могли контролировать нас. — Слезы защипали глаза. — Я никогда не узнаю, что такое настоящая любовь, никогда не приму решения для себя. Мне всегда придется делать то, что она скажет. Я — Рубикон, Айзек. Альфа всех драконов. Но я буду никем, если стану ее рабом. Ты понимаешь, почему я этого не хочу?

Он уставился на меня, поджав губы, когда переваривал мои слова. Наконец, он кивнул.

— То, как ты это объясняешь, перемены, сила связи, я верю, что это своего рода магия. Я отказываюсь верить, что нечто столь прекрасное, как Дент, — это так, но я понимаю твою точку зрения. Такая сильная связь нуждается в магии, или какая-то ее часть нуждается. Я просто боюсь, что это не совсем то, что ты думаешь.

— Людям требуются месяцы, чтобы влюбиться, и годы, чтобы по-настоящему полюбить друг друга, прежде чем может сформироваться такая крепкая связь. Да, мы драконы. Мы переживаем все в десятикратном размере. Но я не знаю Елену. Во что бы они ни хотели, чтобы люди поверили, Дент — это нехорошо, Айзек. Я чувствую это всем своим существом.

— Что, если это тьма хочет, чтобы ты поверил в это, Блейк?

— Это не так. Я не признаю, когда я неправ, но я знаю это, когда это происходит. Я не ошибаюсь.

Я вытер слезу, которая скатилась по щеке.

Айзек глубоко вздохнул.

— Ладно. Я соглашусь с твоей версией. Ты совершаешь дерьмовые поступки, но ты редко ошибаешься. Если ты говоришь, что Дент — это заклинание, тогда я попытаюсь взглянуть на это именно так.

— Спасибо. Хорошо, что наконец-то у меня есть хоть один друг на моей стороне.

Он улыбнулся.

— Я всегда был на твоей стороне, Блейк. Всегда. И я никуда не собираюсь уходить.

***

Наконец-то настал день открытия хранилища. Я прислонился к дверному косяку и внимательно смотрел на экран телевизора.

Почти вся деревня пришла к Айзеку посмотреть на это.

Выступал репортер, но я не слушал, что он говорил. Вместо этого я наблюдал за статикой на экране. Казалось, не многие верили, что она принцесса.

Репортер поговорил с парой случайных прохожих в огромной толпе. Многие были разгневаны тем, что она выдавала себя за ту, кем не была.

Репортер повернулся к королю Калебу.

Он казался взбешенным, тщетно пытаясь сдержать эмоции в своем тоне.

— Мир раз и навсегда увидит, какая она на самом деле мошенница.

— Но она заявила права на Рубикона.

— Из-за того, кто она есть на самом деле. В глубине души она все еще дракон. Она просто пытается это скрыть. Она снова покажется нам. Запомните мои слова. Елена не дочь короля Альберта и королевы Катрины. Это хранилище не откроется, и когда это произойдет, Арианна, единственная принцесса Пейи, заявит права на своего дракона.

Репортер снова повернулся к камере, когда король Калеб удалился.

— Вот, вы слышали это из уст короля Ариса.

Появилось объявление, и оборотни зашептались между собой.

Юрий поймал мой взгляд, и я быстро перевел взгляд на ковер.

Он хотел, чтобы я сказал им правду. Что им не нужно было открывать хранилище. Дракон всегда знает. Что я с самого начала знал, кто она такая.

Нет. Часть меня знала, но король Калеб был прав, Елена была драконом.

Юрий начал переключать каналы, чтобы посмотреть, есть ли еще что-нибудь в сюжете. Он нашел канал, который показывал, что происходит в тематическом парке. Репортер поговорил с тамошними жителями.

Там у нее было больше поддержки. Некоторые были сбиты с толку и сказали, что начнут верить только после того, как хранилище откроется, но в остальном для них это был обычный день в Пейе.

Все новостные станции освещали это событие.

Они называли это знаменательным днем в истории Пейи, независимо от того, откроется хранилище или нет. Если хранилище откроется, то это войдет в историю как день, когда у Пейе снова появилась надежда. Если оно не откроется, это войдет в историю как одна из самых безумных вещей, которые когда-либо совершал человек, чтобы привлечь к себе внимание.

Я всем сердцем желал последнего, потому что тогда они разорвали бы ее на части и полностью забыли бы о Рубиконе.

Камера переместилась на переднюю часть, где должна была твориться история.

Я увидел, что мой отец прибыл первым, Елена следовала за ним по пятам.

Толпа испытывала смешанные эмоции. Одни выкрикивали ненормативную лексику, другие призывали ее оставаться сильной.

Мой отец, казалось, выступал в роли ее защитника. Он казался таким другим, будто у него снова была цель.

Которая умрет, когда хранилище не откроется.

И тут меня осенило.

Хранилище не обязательно было открываться. Я мог бы помешать ему открыться.

Я выбежал из дома, перекинулся и взмыл в воздух.

Я летел яростно, превзойдя все свои возможности. Наконец я приземлился на вершине холма, с которого открывался вид на это событие.

Я оглядел толпу и увидел, что там были и моя мать, и моя тетя.

Я мрачно улыбнулся. Я ни за что не мог позволить этому хранилищу открыться сегодня.

Я забрался на ближайшее дерево.

Никто не мог насильно открыть хранилище, созданное с помощью ДНК, но его можно было заставить остаться закрытым, когда оно этого хотело.

Я получил четкое представление о пространстве под сводом. Мне не обязательно было быть рядом, мне просто нужно было сосредоточиться.

Здесь было много людей, которые стали бы свидетелями ее унижения, и я был почти уверен, что это превратится в настоящую бурю дерьма, как только она не сумеет проявить себя.

Я уже чувствовал, что мой план работает. Это даст мне свободу.

Елена шагнула к дереву и сунула руку внутрь.

Я сосредоточился на активации хранилища и услышал щелчок.

Я заставил его замереть. Он хотел сдвинуться с места, но застрял.

Я сделал так, чтобы это произошло.

Я мог бы заниматься этим столько, сколько потребуется, и тогда я никогда не подпал бы под ее чары.

Король Калеб заговорил, но его голос затих, когда приступ головной боли пронзил мой череп, пытаясь проникнуть в мозг.

Мне было уже все равно, это могло раздавить меня. Тогда бы все закончилось.

Я безумно рассмеялся, но головная боль усилилась. Мир вокруг меня почернел.

***

Я обнаружил, что сижу у пруда. Моя Никогда-Не-Даши сидела там, но что-то было не так.

Я чувствовал, как ее печаль проникает в мои кости. Ее одиночество пронзило мою душу.

— Что не так?

Она отказывалась смотреть на меня.

Я все еще не знал ее имени, но она наполнила меня покоем, светом. Прямо сейчас я все еще был собой.

— Поговори со мной, пожалуйста, — взмолился я.

Она посмотрела на меня, ее глаза покраснели.

— Я не могу говорить с тобой, потому что ты все еще слеп.

— Что это значит? — спросил я. Я хотел разозлиться, но что-то в ее присутствии делало это невозможным.

— На самом деле ты меня не любишь.

— Не говори глупостей. Я перепробовал все, чтобы быть с тобой. — Я знал, что ее не существует в этой жизни. Она существовала в загробной жизни, и я много раз пытался связаться с ней.

Она рассмеялась, и это было как музыка для моих ушей.

— Все? Ты ничего не сделал. Ты все еще слеп. — Она вытерла слезу с глаза.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Тебе нужно быть более конкретной.

— Более конкретной? Отлично. Но я отказываюсь больше этим заниматься, Блейк. Все, что ты делаешь, — приносишь боль. Такое чувство, что ты ломаешь меня.

— Я люблю тебя всем, чем являюсь, и всем, что у меня есть.

Недоверчивый звук сорвался с ее губ.

— Мне так не кажется.

— Это правда. Мои целительские способности всегда дают о себе знать. Я упорно борюсь. Это правда так.

— И, возможно, в этом твоя проблема. Я напрасно трачу свое время. Прощай, Блейк.

Я проснулся все еще на вершине холма под деревом, в голове у меня стучало так, словно кто-то сверлил мне череп.

Я не знал, что произошло после того, как потерял сознание. Люди праздновали, но это мало о чем мне говорило. Любая из сторон могла праздновать.

Когда я выпрямился, то почувствовал себя пьяным, и мне пришлось подождать минуту, чтобы обрести хоть какую-то устойчивость.

Хранилище было закрыто, и уголки моих губ изогнулись в побежденной улыбке. Я чувствовал, что добился успеха, но боялся расплаты.

Увижу ли я когда-нибудь снова свою Никогда-Не-Дыши? Она больше почти не приходила ко мне во снах.

С тяжелым сердцем я полетел обратно к Айзеку.

Я продолжал пытаться настроиться на разговоры внизу, но мой слух был повсюду.

Было ли это частью того, что я застрял? Если это было так, я найду способ справиться с тем, насколько это выводило меня из равновесия.

Я приземлился на заднем дворе Юрия. Здесь все еще была куча людей, и было странно не слышать, о чем они говорят.

Я вошел внутрь.

Айзек стоял, прислонившись к двери, ведущей в гостиную. Он держал стакан с соком, широкая улыбка озарила его лицо. Когда он увидел меня, его лицо вытянулось.

— Не думал, что ты вернешься.

— Блейк, где ты был?

— Я говорил тебе, что буду бороться с этим на каждом шагу, Айзек.

Он насмешливо наклонил голову.

— Блейк, о чем ты мне не договариваешь?

Я покачал головой.

— У меня чертовски болит голова, и мое выздоровление никак не хочет налаживаться.

Я услышала голос отца, доносившийся из телевизора, когда, спотыкаясь, шел в гостиную.

Все замолчали, пока я смотрел на экран.

— Как вы себя чувствуете? — спросил репортер.

Мой отец ухмыльнулся.

— Я всегда знал, что Ал что-то скрывает. С первого дня, как увидел Елену, я знал, кто она такая. В тот день для меня все обрело смысл. У моего сына есть настоящий всадник, и скоро на трон сядет настоящая королевская особа.

— Нет. — Это слово вырвалось у меня потрясенным шепотом.

— Хранилище открылось, Блейк, — пробормотал Айзек мне на ухо.

Нет, я потратил все свои силы, чтобы остановить это.

Я взбежал по лестнице в комнату Айзека, а он преследовал меня по пятам.

— Ты пытался помешать открытию хранилища, не так ли?

Я притворился невежественным.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сказал, что собираешься драться. Сначала хранилище не открывалось. Что заставило тебя передумать, Блейк?

— Ничто не заставило меня передумать. Я был в нокауте.

— Блейк. — Он вздохнул.

— Я буду сражаться, Айзек. Даже если это для того, чтобы доказать, что она не принцесса. Но, похоже, я потерпел неудачу.

Между нами повисло тяжелое молчание. Айзек, наверное, думал, что я чудовище.

Айзек потер переносицу.

— Тогда, думаю, нам просто придется снова сразиться в другой раз.