Глава 10. Часть 2

За минувший месяц Бура изрядно питался моими нервами. В некоторые дни буквально фуршетил, ни в чем себе не отказывая. И мама это прекрасно знала, однако включала свою любимое милосердие ко всем пациентам.

И я считала себя всегда доброй. Правда. И отзывчивой. Но сейчас я наклонила стакан так сильно, чтобы Бура не успевал проглатывать, и вода стекала по его подбородку вниз.

Мелко, аж самой пакостно. Но я ничего не могла с собой поделать. Он всегда ко мне цеплялся, подставлял, насмехался и, вообще, показывал, что ненавидит меня с первого взгляда. Его первым словом мне было “Чучело!”. Моим – “Идиот!” Но мы не квиты. Я этот месяц находилась в таком подавленном состоянии, что многие его выходки оставляла без ответа.

И это было низко – отвечать сейчас. Самое плохое, что я получила от этого удовольствие.

– Ой! – Ахнула я. – Прости.

Бура посмотрел на меня так странно, что захотелось повести плечами, чтобы сбросить это взгляд. Чернобурый после ошпаривания вел себя не как обычно. Будто кипятком обдало не только кожу, но и то, что отвечало за издевки и ершистость.

Стало стыдно за себя настолько, что я поставила стакан с водой на стол и убежала под удивленным взглядом мамы и внимательным лиса.

Я забежала в трейлер, который предоставили нам с родителями, стянула куртку, повесила сушиться и разрыдалась. Совершенно неожиданно для себя. Если бы здесь был Саша, если бы он был нормальным, если бы…

Я захлебнулась мыслями, как и всхлипами.

Почему-то именно сегодня я четко поняла, что Саши действительно нет со мной рядом. После того сообщения он ни разу не позвонил мне и не написал. Моему истинному действительно все равно.

Он не одумался. Расстояние и мое отсутствие не доказало ему, насколько я дорога гибриду. Сашу не пробило на тоску. Он не ощутил чувство потери.

Он даже не заметил.

Факты были слишком жестоки и били наотмашь.

Я оплакивала свои ожидания, с которыми ехала сюда. Оплакивала этот месяц, когда я ощущала себя вроде и свободной, и в то же время втройне привязанной на цепочку ожидания. Сколько бы я не смеялась, сколько бы не говорила, что мне все равно, я ждала появления Саши.

Но я для него не имею значения. Не то, что Лина.

Я не спрашивала у родителей про нее. Не хочу знать. Как-то они попытались сказать мне о ее состоянии, но только услышав имя, я попросила их остановиться.

Я ждала других вестей. Что Саша спрашивает обо мне, что он сорвался с места, что едет.

Но я слишком размечталась. Кажется, я больше не могу отмахиваться от истины – между нами ничего нет. Точнее, с моей стороны есть все, а вот с его…

Я обернулась полярной лисицей вмиг, неожиданно даже для себя. Зверь у меня был еще нестабильный. Обычно для оборота мне требовалось очень много времени и сил, и он всегда был запланирован. Я буквально выжимала зверя из себя, а сейчас словно запрыгнула враз в белую шкуру. Папа говорил, что зверь вялый, потому что я всегда сдерживаю эмоции. А сегодня я дала им волю, дала волю зверю.

В трейлере стало тесно и нечем дышать. Лапы зудели от желания бежать по снегу.

Я выскочила в окно и понеслась, оставляя позади стоянку полярных лис, маму, папу, двух ухажеров и одного врага.

Я бежала, чувствуя, как эмоции зверя выходят на передний план. Желание поймать мышку, услышать ее движение под пластом снега. Я сосредоточилась на охоте, и человеческое сердце отпустило боль.

Так хорошо! Хорошо, но холодно.

Даже калачиком, даже в норе – холодно.

Холодно, но душе уютно. И сердцу не больно.

Я не знала, что в звериной шкуре так хорошо.

Папа постоянно говорил, что молодняк должен держать чувства под контролем, чтобы зверь не взял вверх. Вот я всю жизнь и держала. И что? В чем опасность? Это же так здорово.

Особенно то, что не чувствуешь той человеческой боли. Истинность обычно приписывают именно животной стороне. Так почему в шкуре легче? Ничего не понимаю. Знаю одно – мне так хорошо. Хорошо настолько, что я никуда не хочу. Остаться бы в таком состоянии. Не чувствовать себя брошенной, невостребованной, пустой.

Слух стал таким хорошим, что я слышала хруст снега под лапой волка в сотнях метрах от меня. Кажется, и шкура стала лучше греть. Тепло стало. Можно спать. А завтра охотиться. Потом опять спать.

И…

Я даже планировать перестала. Отдалась на волю инстинктам. Будто издалека отмечала, что делаю. А еще я очень полюбила идти день и ночь. Узнала, какой на вкус заяц, а какой – голод.

А потом я упала в прорубь и меня унесло течением под лед. Никогда не забуду этого глухого отчаяния, когда надо мной непробиваемая толща, об которую ты бьешься головой.

В этот миг зверь настолько испугался, что отдал человеческой половине все обратно – контроль, мысли, чувства. И я все хлебнула с лихвой: ледяную воду, страх за жизнь, ужас от понимания, что больше никогда могу не увидеть маму и папу. В этот миг я поняла, что нет ничего ценнее человеческой жизни и человеческих эмоций. Что счастье – оно в голове, а не в этих истинностях. Что я зря так убивалась из-за одного сверха, когда только-только начала жить. Я еще столько всего не видела, столько всего не пробовала, столько всего не знала.

И тут лед надо мной проломился с такой силой, что двинул мне по голове. Рука просунулась, схватила меня за волосы и потащила вверх, а я была рада до визга.

Я буду жить! Буду!

Меня выдернули из ледяной реки, процарапали человеческую кожу об острые углы расколотого льда. В лицо ударили лучи солнца, глаза увидели пронзительно голубое небо.

В этот миг я родилась заново.

Загрузка...