Тень

Глава 10. Часть 3

Никс – Прием, Командир! Ваша дочь покидает территорию стоянки в зверином обличье, – раздалось в рации.

Я нажал на кнопку:

– Прием, Беляк. Вижу. Я у нее на хвосте. Передайте моей жене, что я верну дочь.

Но оказалось, что это не так просто сделать. Формально задача на одну звезду сложности, а на деле – на все пять. Я сам столько раз видел, как зверь заставляет действовать сверха на инстинктах, что как азбуку знал, что делать дальше. Однако, знать – это одно, а когда в адовом котле человеческих и звериных эмоций варится собственная дочь – другое.

Пока животное не полностью взял вверх, полагалось ждать, чтобы человек сам научился обращаться со второй ипостасью. Внешнее вмешательство в таких случаях только вредило. Нужно было держать под контролем, но не мешать приручать в себе зверя и уживаться с ним.

Именно поэтому мы старались свести риски с молодняком на минимум, тренируясь на специальных площадках. На них было все для того, чтобы напомнить и о звериной стороне, и о человеческой. Мы строили препятствия так, чтобы во время охоты на зайца ты улавливал запах любимой человеческой еды. Чтобы во время бега слышал знакомые мелодии. Так молодняк был в контролируемой свободе.

И дочь я всегда учил, что эмоции – это поводья. Пожалуй, Леся даже слишком хорошо сдерживала их. Я перестарался, работая с ней с пеленок в этом направлении.

И вот случилось то, чего боится каждый родитель – подростковый срыв. И не на специальной площадке, не с вспомогательными средствами, а на открытой местности и в жестких погодных условиях.

Из-за пустяка, как обычно и бывает. Сродни перышку, которое переваливает чашу весов. Сродни взмаху крыла птицы, что вызвало сход лавины. Ситуация с Бурой сыграла катализатором.

Я видел, как мой лисенок голодает. Я видел, как спит, кое-как вырыв нору. Я видел, как зверь взял вверх и ведет ее день и ночь.

И больше всего на свете я хотел схватить ее и отнести домой, отогреть, чтобы она превратилась в человека. Пожалеть, обнять, напоить и накормить.

Но нельзя.

Телефон первое время постоянно мигал звонками без звука и сообщениями от Киры. Я писал о состоянии дочери, пока мобильный не разрядился. Честно говоря, вздохнул с облегчением, когда он у меня сдох, потому что уже не мог выдерживать давление от любимой женщины. Она умоляла, угрожала, просила, уговаривала и требовала тут же вернуть дочь. И не понимала, что если сейчас выдернуть ее из зверя, то последствия наша девочка будет расхлебывать всю жизнь. Минимум, что ей светит – нестабильность. Максимум – зверь либо навсегда возьмет верх, либо она его утратит. Полностью.

Я был уверен в своих знаниях. Держался только благодаря опыту. Давил в себе отцовские инстинкты, как мог. Впрочем, я этим уже месяц занимался. Чуть не сорвался, когда Бура накуролесил с кипятком, но понимал, что Леське нужно научиться разбираться с проблемами самой. Мое с ее мамой дело – просто быть рядом.

И я был.

Был, когда дочь вдруг с головой ушла под лед, и ее тут же унесло течением. Был, когда самый страшный кошмар родителя ожил перед глазами. Был, когда понял, что если случится непоправимое, я умру здесь же.

В этот миг я чуть разум не потерял, а сердце и вовсе осталось на берегу. Только тренированное годами тело и инстинкты спасли нас с дочерью. Я разбил лед, схватил лисенка за беспроигрышное – волосы, и вытащил наружу.

Вытащил, обернул в пуховик и крепко обнял.

Трясло. Меня от страха, а Леську, почему-то, от смеха.

Она хохотала все громче, а у меня на голове шевелились волосы.

– Леся! Лесь, – я отстранился, чтобы посмотреть дочери в лицо. – Лисенок!

Дочь смеялась так громко, широко улыбаясь. Все зубы видно!

Я ее такую никогда не видел.

Бредово, но она выглядела безумно счастливой.

– Это стресс. Адреналин, – успокаивал я.

Ее или себя?

Достал из кармана сигнальную ракету и запустил в воздух. Команда лис ждала в нескольких киллометрах. Зеленый цветовой сигнал означал, что помощь не нужна, вернемся сами, лисы свободны. Синий, что нужна помощь, подходите. Красный, что срочно нужен вертолет.

Красный. Определенно красный!

– Леся, ты можешь обернуться? Зверем сейчас теплее, шкура не будет мокрой, – попытался достучаться я через хохот до дочери.

И Лисенок прекратила смеяться, но не улыбаться. Кивнула и тут же обернулась песцом.

– Леся! – услышал я.

Это Бура бежал сюда со всех ног. Достал.

И парней, что ждали моего сигнала достал. Что он может со своими перевязанными лапами?

Но нет, бежит. Чернобурый прохвост.

Извинялся все передо мной. Думал, из-за него Леська сорвалась.

Много о себе мнит.

Я замотал потуже мою полярную лисичку в пуховик и выразительно посмотрел на приближающегося парня. Тот аж затормозил.

Послышался вертолет.

– Как Леся? – спросил Бура.

Я что-то так зол. Не хочу отвечать.

Но чернобурый сам уже увидел провал в реке и побледнел.

Вертолет приземлился, я заскочил в него с дочерью и закрыл дверь.

Бура смотрел на меня снизу, к нему как раз подбежали другие лисы. Никаких мук совести. Пусть едет со всеми на машине.

Я прижал к себе Лисенка.

Кира мне голову оторвет. Мы чуть ее не потеряли.

Я закрыл глаза и прижался к ее мордочке. В голове творился такой бардак, что я не мог облачить это ни в слова, ни в чувства. Я просто не выпускал своего единственного ребенка, пока Кира не вырвала ее у меня из рук.

Неженка похудела и осунулась за эти дни. Взглянула лишь мельком.

Я вывалился из вертолета, встал по привычке широко, спина прямая. Никто не знал, что душа у меня в узел. Проволок ноги до медицинского блока. Еще на подходе услышал веселый голос дочери. Смешинки, которые уже как год исчезли из ее интонации. Открыл дверь, боясь, что это галлюцинации. И увидел такую же ошарашенную Киру.

А Лисенок сидела в теплом махровом халате и, захлебываясь впечатлениями, рассказывала о своих приключениях. Страшные испытания для подростка казались ей веселым опытом.

Мы с Кирой сели рядом на кушетку. Бедро к бедру, а взгляды на дочь.

Сначала мы молчали, но Леська так щедро делилась радостью познания звериного мира, что с нас будто каменная крошка стала сыпаться. Словно две ожившии статуи, мы скованно улыбались, и из глаз стала пропадать черная бездна страха.

Дочь смеялась. Светилась. Так непривычно было слышать все, что у нее на уме. Она никогда не рассказывала нам все так подробно, и мы впитывали как губки. Впитывали и заражались задором жизни. Внутри что-то туго закрученное медленно отпускало.

Леська будто расцвела. Ей нужен был этот выгул зверя, это погружение. Это зло, что обернулось добром. Я не выдержал в один миг. Меня пробило.

Я вскочил, прижал к себе своих двух девочек и втянул воздух у их волос. За этих двоих я порву весь мир. Пойду против всех. Сделаю все, чтобы они были счастливы.

Знаю, что получу взбучку от Киры, но, кажется, это того стоило. Я вернул живую дочь. Живую не только телом, но и душой.