Сэмюел хотел показать Леде Америку во всей ее первозданной красоте — ее величественные горы и удивительное небо, однако отчего-то у нее, по-видимому, сложилось впечатление, будто Соединенные Штаты — всего лишь огромное унылое пространство, состоящее главным образом из дождя, снега и снова дождя над крышами обветшалых станций. Наиболее частыми обитателями этих станций были парочка лошадей под навесом да уродливая желтая дворняга.
Когда они оказались на борту парохода, Сэмюелу не удалось занять с Ледой одну каюту. Зимой судоходство сокращалось, поэтому он взял Леде билет в дамской каюте экстра-класса и про себя гордился ею — ведь она ни разу не пожаловалась на то, что боится качки. На самом деле Леде повезло: она не страдала от морской болезни и могла держаться довольно спокойно, однако погода была столь ужасной, что Сэмюел посоветовал ей не ходить в судовой ресторан.
В Сан-Франциско, куда они прибыли туманным вечером, следуя собственной прихоти, Джерард повел Леду в китайский квартал. Он ни о чем не предупредил ее, и то выражение изумления, которое появилось на лице его жены при виде красных и золотых огней, того стоило. Леда молча шла рядом с ним в толпе китайцев, разряженных в яркие шелка, держа его под руку и слегка подпрыгивая, когда раздавался прерывистый треск фейерверков, напоминавших о наступлении китайского Нового года.
Повсюду на ветру трепетали оранжевые бумажные флажки и фонарики, воздух был густо напоен ароматом благовоний и еды. С балконов над их головами свешивались целые ряды роскошных фонарей, все магазины были ярко украшены алой тканью, на которой искусный мастер золотыми красками вывел китайские иероглифы.
Сэмюел остановился возле стола, украшенного лентами, на котором стояли блюда с цветущими нарциссами, окруженные корзинами с фруктами, и тут же торговец в черной шапочке услужливо подскочил к ним. Сэмюел поздравил его по-китайски и пожелал всего хорошего в новом году, после чего услужливость китайца переросла в настоящий энтузиазм. Быстро и ловко торговец запрыгнул на табурет и снял с крючка два выбранных Сэмюелом свитка.
— Мы повесим их перед дверью. — Сэмюел поднес свитки ближе к китайскому фонарику, после чего указал на иероглифы, красовавшиеся на одном из них. — Это пять пожеланий — здоровья, богатства, долгой жизни, добродетельной любви и естественной смерти.
— Неужели ты умеешь читать по-китайски? — Леда посмотрела на Сэмюела с таким видом, словно он был не человеком, а божеством.
Торговец протянул Леде апельсин и что-то сказал при этом.
Брови Леды поползли вверх.
— Это подарок, на Новый год, — пояснил Сэмюел. — Апельсины, по китайским поверьям, приносят удачу.
— О! — Леда поблагодарила торговца, и он преподнес ей блюдо с нарциссами, а затем сложил ладони и низко поклонился.
— Спасибо. — Леда взяла апельсин и цветы. — Желаю вам хорошего Нового года.
Торговец протянул Сэмюелу веревку, на которой были нанизаны красные пакетики.
— Любить фейерверки, мистер? Доллар стоит. — Китаец поцокал языком, но Джерард отрицательно покачал головой.
— А что написано на другом свитке? — с любопытством спросила Леда.
Сэмюел развернул свиток и прищурился.
— Там написано: «Любите друг друга», — тихо проговорил он.
Ресницы Леды взлетели вверх.
— О! — Леда понюхала нарциссы, затем посмотрела на него сияющими глазами. — Понятно!
Сэмюел усмехнулся. Ей все понятно, а вот у него было такое чувство, будто он идет по канату с завязанными глазами. Вот он подходит к обрыву, падает и… каким-то непостижимым образом продолжает идти вперед по воздуху, тогда как под ногами у него — немыслимой глубины бездна.
«Погода остается слишком неприятной, — написала Леда на Саут-стрит, — но я из-за этого не переживаю, потому что мы наконец-то направляемся на Сандвичевы острова на флагманском корабле «Кайеа», принадлежащем моему уважаемому мужу. Мы занимаем каюту на верхней палубе, состоящую из трех просторных комнат. У нас с мистером Джерардом есть стюард, единственная обязанность которого — прислуживать нам, когда мы вызываем его, нажав на кнопку электрического звонка.
К сожалению, я должна заканчивать — посыльное судно, забирающее письма, вот-вот отойдет от «Кайеа» и направится в Сан-Франциско.
Как всегда, остаюсь вашим преданным искренним другом, ваша Леда Джерард».
Несколько мгновений Леда с удовольствием смотрела на фамилию «Джерард», которую теперь носила и она, а затем запечатала письмо и положила к остальным письмам, которые написала в ответ на послания от леди Тесс, леди Каи и, наконец, от мисс Ловатт, обращавшейся к ней от имени всех леди с Саут-стрит.
Леда позвонила, и спустя мгновение в каюту вошел стюард — высокий тощий мужчина по имени Видал; он забрал у Леды письма и помог ей надеть непромокаемый плащ и мягкую шляпу. Затем Леда прошла на капитанский мостик, чтобы присоединиться к мужу.
Убедившись, что Сэмюел разговаривает с капитаном, Леда решила воспользоваться предложением мистера Видала прогуляться с ним в гостиную первого класса, где обнаружила лишь школьника, который, ссутулившись, сидел на обитом бархатом стуле.
Мистер Видал поинтересовался у мальчика, не хочет ли тот присоединиться к своим родителям в каюте, но тот жалобным шепотом сообщил ему, что путешествует один и сейчас ему очень плохо. Сообщив это, мальчик расплакался.
Леда взяла его за руку.
— Пойдем со мной, — сказала она. — В моей каюте не так сильно качает. Там ты сможешь прилечь, и тебе наверняка станет лучше.
Мальчик с благодарностью сжал пальцы Леды, и они в сопровождении мистера Видала прошли к трапу.
Как только они оказались в каюте, паренек немного успокоился, и Леда предложила ему прилечь. Затем, услышав из коридора голос Сэмюела, она обернулась к стюарду:
— Благодарю вас за помощь, мистер Видал. Ну а ты, малыш, как тебя зовут, из какой ты каюты?
— Мое имя Дики, мэм, я из каюты В-2, — проговорил мальчик тоненьким голоском. — Не могли бы вы принести мне подушку с моей кровати, а то мне без нее очень неудобно лежать…
— Пожалуйста, принесите ему подушку, — попросила Леда Видала. Затем она вновь повернулась к Дики: — Тебе уже лучше?
Мальчик съежился под одеялом.
— Да, немного, но я ужасно хочу пить. А это кто? — Он кивнул в сторону Сэмюела, который как раз в этот момент входил в каюту.
— Он — главный на этом корабле, — с невольной гордостью объяснила Леда.
— Я принесу графин лимонада, мэм. — Мистер Видал вышел из каюты, и Леда посмотрела на Сэмюела в ожидании вопросов относительно появления в каюте нового пассажира; однако Сэмюел молчал и лишь как-то подозрительно переводил взгляд с нее на мальчика.
Постояв несколько секунд, он взялся за ручку двери, отворил ее, впуская в каюту порыв ветра, затем вышел в коридор, и очередной порыв ветра захлопнул дверь, оставив Леду и Дики в гостиной.
Дождь мгновенно промочил его куртку на спине. Он думал только о ступенях у себя под ногами, о дующем в спину ветре, о судне, скользящем вниз с гребня очередной высокой волны. Перед ним была пустая палуба, на которую лились потоки дождя, отчего она казалась покрытой серебром.
Сэмюел нашел себе укрытие в небольшом углублении у двери и, прислонившись спиной к стальной поверхности, крепко ухватился за поручни. Он долго смотрел на бушующее море и вдруг почувствовал, что дрожит.
— Черт! — пробормотал он вслух. — Черт! Она определенно знает, хотя не должна знать. — Он понял это в тот момент, когда она с жалостью посмотрела на мальчика, а потом на него.
Нос судна медленно поднялся вверх, затем рухнул вниз. Семьсот пятьдесят тысяч долларов за двигатель и сталь, и каждый дюйм этого судна принадлежит ему, его имя указано на всех документах. Шесть сотен людей каждый месяц получают жалованье по чекам, которые оплачены с его счета. Каждый год эти деньги возвращаются в его банк в виде дохода в четыреста тысяч долларов, и на двери самого крупного отделения этого банка начертано его имя — то, которое он сам выбрал из книги «Происхождение нормандских фамилий».
Сэмюел отлично помнил эту книгу — другого источника информации он в школьной библиотеке найти не смог. Посмотрев на свое отражение в зеркале, он решил, что у него германский нос, а его серые глаза вполне смахивают на скандинавские. Затем он придумал себе семью и прошлое, в котором его предки пришли вместе с норманнами завоевать Англию. Его дед жил в древнем рыцарском замке, но жуликоватый земельный агент вытянул из него все деньги, а потом… Потом пришло письмо, в котором было сказано, что все это ошибка… Все, что Сэмюел помнил, было придумано и никогда не происходило на самом деле. Леди Тесс и лорд Грифон были готовы заботиться о нем, чтобы его родители смогли снова найти его.
Фантазии, мечты и дым, пустота. И в тринадцать, и в пятнадцать лет Сэмюелу было известно, что никакая семья его не разыскивает.
Его мышцы напряглись, а пальцы так крепко сжимали медь, что, казалось, поручни срослись с его руками.
Она не должна знать.
Не должна! Сэмюел вновь устремил взгляд на море, чувствуя, как холодные капли затекают ему под воротник. Она вышла за него замуж, привязалась к нему, позволяла ему прикасаться к ней. Она не может знать!
Не может? Или… Его интуиция заработала на полную мощь. Она не знала, это правда, но ей сказали! Тесс наверняка обо всем ей рассказала.
Сначала Сэмюел почувствовал себя преданным, но потом понял. Все дело в нем, это его ошибка. Леди Тесс никогда бы не предала его, если бы он не стал тем, кем стал, если бы не забыл все то, чему учил его Доджун, не лег с Ледой и не позволил темноте одолеть его. Он сам во всем виноват, поэтому и потерял Каи, потерял все, к чему стремился.
А как мальчик смотрел на него в каюте! Как будто это именно его стоило бояться.
Джерард сжал зубы с такой силой, что перед глазами у него заплясали искры. Похоже, пришла пора собрать осколки его души вместе. Доджун сразу поймет, насколько он поддался эмоциям, а значит, он не может приехать на Гавайи в таком состоянии.
«Ты воин, — напомнил себе Сэмюел. — Твое сердце — лезвие».
Прижавшись головой к двери, тяжело дыша, он вдруг расхохотался.
Он просто обязан найти точку опоры, удержать равновесие. Доджун дал ему глаза, чтобы увидеть истину, решительность, чтобы действовать, и силу, чтобы победить. Терпение, выносливость, настойчивость — и любые проблемы непременно будут решены.