Когда они вернулись домой, Леда сразу же заметила, что все садовники, работавшие возле дома, исчезли. «Поднимающееся море» опустело; лишь высокие белые колонны, освещаемые лучами послеполуденного солнца, по-прежнему отбрасывали четкие тени на веранду.
Леда повозила большими пальцами босых ног по натертому полу — она сняла чулки и туфли перед входом в дом, так как мистер Доджун объяснил ей, что входить в обуви в дом невежливо. Стоя в холле около передней двери, она терпеливо ждала, пока Сэмюел отведет лошадей в загон.
Пустой дом казался высокомерным и очень одиноким; белые стены резко контрастировали с золотисто-красным блеском дверей и высоких ставней. В холле мебели не было, обставлены были лишь находившаяся наверху спальня и кабинет, на меблировку которых Леда направила все свои усилия.
Она очень надеялась, что плоды ее трудов понравятся Сэмюелу, и ее сердце забилось сильнее, когда Сэмюел неслышно приблизился к ней. Он уже умылся, но его волосы все еще были влажными. Прислонившись к косяку двери, Сэмюел сложил на груди руки: босой, в грязных брюках, без рубашки, он казался таким же бронзово-загорелым и развязным, как Манало, только на его груди не было цветочных гирлянд.
Глядя на него, Леда приосанилась — уверенность начала возвращаться к ней. По дороге домой Сэмюел почти не разговаривал, лишь сказал ей, что полиция в этом деле не поможет, да к тому же ее не похитили, и то, что случилось, касается только их двоих.
Леда приветливо улыбнулась мужу.
— Я бы пригласила тебя посидеть в гостиной, но там нет мебели.
— А мне-то казалось, что всю последнюю неделю ты только и делаешь, что покупаешь мебель, — с иронией заметил Сэмюел.
— Так оно и есть, только я начала с верхних комнат. — Леда почувствовала, что краснеет. — Я подумала…
Сэмюел не сводил с нее глаз.
— Манало… Он и мистер Доджун посоветовали…
По лицу Сэмюела пробежала мрачная тень.
— Ты должна слушать меня и больше никого, поняла? — Его тон не обещал ей ничего хорошего, однако Леда и не думала спорить.
— Впредь я буду так и поступать. Просто в последнее время я не имела возможности о чем-либо спрашивать тебя.
Хотя Сэмюел молчал, Леде показалось не слишком уместным сразу звать его в спальню, и она принялась обдумывать, о чем бы еще потолковать с ним, прежде чем ненавязчиво пригласить его туда.
— Ты любишь меня, Леда? — спросил неожиданно Сэмюел.
— Да, и, по-моему, уже не раз доказала это.
— Тогда… — Сэмюел глубоко вздохнул. — Пожалуй, я все-таки хочу посмотреть на твою чертову мебель.
Он стал подниматься наверх, перешагивая через две ступеньки, и Леда торопливо последовала за ним.
Поднявшись на верхнюю площадку, Сэмюел внезапно обернулся, и его голос эхом разнесся по всему пустому дому:
— Черт возьми! Ты сказала, что любишь меня, и теперь я не могу сдерживаться, не могу остановиться. Я хочу прикасаться к тебе, хочу лечь рядом с тобой, хочу овладеть тобой. Господи, я хотел этого с того самого мгновения, когда вырвал тебя из лап этого негодяя! Я бы сделал это где угодно — на палубе, в экипаже, у стены, — мне наплевать! Все равно где, лишь бы держать тебя в своих объятиях.
Леда опустила глаза на свои босые пальцы, выглядывавшие из-под подола платья.
— Я предпочитаю постель, — тихим голосом сообщила она.
— Отлично! — воскликнул Сэмюел. — Насколько я понял, наверху есть кровать.
— О да, и еще какая! На самом деле я все раздумывала о том, как бы ненавязчиво заговорить в спальне о том, что ты сейчас сказал.
Рука Сэмюела неподвижно лежала на перилах.
— Ты правда думала об этом? — медленно спросил он.
— Да.
— Так какого же черта мы до сих пор тут делаем? — нетерпеливо воскликнул Сэмюел.
Леда пожала плечами:
— А вдруг тебе не понравится спальня?
— Боже правый, о чем ты говоришь! Там же просто мебель!
— Там есть… еще кое-что. — Леда нервно забарабанила пальцами по стене, когда Сэмюел решительно направился в их спальню.
Потом она подошла к лестнице и стала подниматься по ней. Наверху никого не было, и она прошла через кабинет в спальню.
Сэмюел стоял посреди спальни в окружении десяти тысяч красных бумажных журавликов с пожеланиями долгой жизни и счастья, которые свешивались с бамбуковых арок и медленно покачивались от легкого колебания воздуха. Большая часть журавликов висела достаточно высоко, так что и Леда, и мистер Доджун легко проходили внизу, не задевая их, однако Сэмюел был намного выше, так что сейчас журавлики задевали его лицо и волосы, скользили по его голым плечам, шевелились при каждом его выдохе, словно полог из алых ивовых веток.
Сэмюел развел руки в стороны, потом поднял их и, захватив несметное количество журавликов, закрыл глаза, зарылся в них лицом.
Леда замерла в дверях.
— Это сделала ты? — спросил он, не открывая глаз.
— Я это придумала, а одна женщина, миссис Обасан, сделала всех этих журавлей. Мистер Доджун рассказал мне, что обычно вешают тысячу журавлей, но я решила, что миссис Обасан может сделать в десять раз больше, и это только преумножит счастье и удачу.
— Преумножит счастье… — эхом отозвался Сэмюел.
— Наше счастье, — пояснила Леда. — Я надеюсь, что журавлики действительно способны на это. Кстати, черепаху ты уже видел?
— Нет, — удивленно ответил он.
— Она в твоем кабинете, на письменном столе, в очень красивой черной лакированной чаше, в которой лежат несколько белых камней и налито немного воды. Это маленькая черепашка, таких называют коробчатыми; Дики одолжил нам ее до тех пор, пока из-за границы для тебя не привезут другую.
— Ты выписала черепаху из-за границы?
— Мистер Ричардс обещал об этом позаботиться, — подтвердила Леда. — Он считает, что ее привезут в течение месяца.
— Но зачем? — спросил Сэмюел.
— Это мой свадебный подарок для тебя. Мистер Доджун сказал, что ты поймешь.
Сэмюел молча посмотрел на жену.
— Есть еще кое-что, и тоже от меня, — добавила Леда. — Это я покажу тебе через минуту, а сперва ты должен увидеть кровать с журавлем на спинке и комод, ящики которого поют, когда их открывают. И кровать смастерил мистер Доджун.
Сэмюел прикоснулся к одному из двух бамбуковых стеблей, стоявших возле кровати.
— Бамбук — растение, которое тоже приносит счастье: оно постоянное, преданное, гибкое, — пояснила Леда.
Сэмюел потянул вниз лист бамбука и отпустил его.
— Будь как лист бамбука, согнутый каплей росы. — Он задумчиво покачал головой. — Доджун часто говорил мне это.
Леда улыбнулась:
— Правда? Впредь надо будет повнимательнее прислушиваться к его словам.
— Вовсе нет. — Сэмюел поморщился. — Тем более не прикасайся ни к какому невестину столику по его совету.
— Мне так жаль, что стол сломался!
— Забудь, это все ерунда. Доджун сам придумал эту сказку. Зато вот это… — покачал он головой и улыбнулся. — Не могу поверить, что ты все это сделала. А тут еще черепаха. Ты все больше внушаешь мне благоговение.
— Правда? Я рада! Тогда, возможно, тебе и рыбки понравятся.
Сэмюел рассмеялся:
— Господи, надеюсь, они не сушеные?
— Нет-нет. Пойдем. — Схватив мужа за руку, Леда повела его в ванную комнату с белой мраморной ванной, имевшей два фута в глубину и шесть в длину. В данный момент обитателями ванны были две золотые рыбки, которые с царственной медлительностью кругами плавали в воде, оставляя за собой прозрачный след. — Вот мой настоящий подарок. Рыбок хотела я тебе подарить с тех пор, как… — Леда помедлила. — В общем, с тех пор, как ты… мы… — Она смущенно замолчала, потом тихо продолжила: — Ты помнишь? Рыбки останутся здесь до тех пор, пока мистер Доджун не оборудует для них водоем в саду. Им нужно солнце, чтобы сохранялся этот красивый цвет. Надеюсь, ты не возражаешь, чтобы…
Сэмюел провел пальцами по ее шее, заставив Леду повернуться, а потом, крепко прижав к себе, впился в ее губы страстным поцелуем.
— Надеюсь, рыбки тебе понравились? — задыхаясь, спросила Леда, на мгновение оторвавшись от него.
— Завтра… — Он поцеловал уголки ее губ. — Завтра они мне понравятся, а сейчас…
Сэмюел стал расстегивать ей платье, и Леда с готовностью повиновалась ему. Когда платье упало на пол, она закрыла глаза, обхватила руками плечи мужа и прижалась губами к его губам с радостью и любовью, как подобает верной и любящей жене.