— Ты меня ждала?! — слова дались ему с трудом. Во рту пересохло, не хватало воздуха. Это было невероятно!
Она не ответила. Обвила руками его шею и прильнула губами к его губам. Как отличался ее поцелуй от поцелуев Иры, таких же сумбурных, быстрых и неумелых, как и ее речь. Язык девушки прошелся по внутренней стороне десен и задержался на небе, нежно и ритмично касаясь его, вызвав сладкую истому и головокружение. Андрей, едва держась на ногах, отпрянул от нее.
— Ах, Владочка, что ты со мной делаешь?.. — горячо зашептал он. — Я ведь сейчас не выдержу и прямо здесь тебя изнасилую.
— Насиловать не надо, и прямо здесь тоже не надо, — улыбнулась она. — Сюда могут прийти, некоторые люди любят купаться ночью.
— А где? Где? — нетерпеливо спрашивал он.
— Поплыли, — она кивнула на лодку, быстро открепила ее от троса, к которому она была привязана, освободила закрепленные весла и прошла на корму, показав на раскинувшийся вдали остров.
Андрей стал толкать лодку в воду. Он торопился и суетился, забыв о том, что надо держаться солидно, забыл снять кроссовки, когда лодка заскользила по воде и он вошел в воду. Наконец он запрыгнул на ходу, снял мокрые кроссовки, сел на весла и стал грести в сторону острова. Она смотрела на него и молчала, но улыбалась так, что он изо всех сил налегал на весла, стараясь доплыть как можно быстрее.
— Зачем ты целовалась с ним? Зачем? — спросил он, на мгновение опустив весла и с трудом переводя дух.
Она не ответила, продолжая чарующе улыбаться.
— Он тебе нравится? — Андрей снова взялся за весла и, боясь услышать «да», стал грести с такой силой, что потемнело в глазах.
— Он мне не интересен, — донесся до него красивый голос Влады. — Он так уверен в своей неотразимости, что с ним скучно. Он слишком понятен.
Успокоившись, Андрей вспомнил, как совсем недавно на тот же вопрос ответила его жена, и сравнение было в пользу Влады. А ведь они с Ириной, наверное, ровесницы. Но Влада много умнее.
— Значит, дразнила меня, специально? — улыбаясь, спросил он.
— Разве нужно об этом говорить, особенно сейчас? — вопросом на вопрос ответила Влада.
Да, это не Ирка, которая сразу все откровенно выпаливает, разрушая этим таинство в отношениях мужчины и женщины.
Он оборачивался назад, чтобы причалить к берегу, минуя заросли камышей. Наконец лодка ткнулась носом в песок.
Девушка первая выскочила на берег. Андрей продолжал сидеть в лодке, любуясь ею, не смея верить в происходящее. В полном свете луны он хорошо видел свою спутницу.
Влада грациозно потянулась, одним движением освободилась от платья, под которым ничего не было. У нее была красивая высокая грудь, тонкая талия, круглые бедра, золотистый ровный треугольник волос внизу живота. Она смотрела на Андрея, ничуть не стыдясь своей наготы, и не было в этом ничего неприличного. Скорее наоборот, Андрей понял, что в такие минуты неприличнее выглядит стыдливость его жены, которая делала естественное влечение мужчины и женщины непристойным и пошлым, как в подростковых анекдотах. Влада вынула из прически хитрые женские приспособления, и золотые волосы заструились по ее груди. Андрей едва сдержал свой восторг. Ему так нравились густые русые волосы Иры, но они не шли ни в какое сравнение с ниспадающими до самых ягодиц золотыми волосами девушки, которая сейчас стояла перед ним вполоборота.
Андрей уже не мог владеть собой. Он не помнил, как выбрался из лодки, как сорвал медальон, подаренный Ирой, и, сунув его в карман, начал снимать футболку. Затем вцепился дрожащими пальцами в железную пуговицу на фирменных американских джинсах, рванул «молнию».
— Подожди, — остановила его Влада. — Не торопись. В таких делах не торопятся, иначе ты не познаешь настоящего блаженства.
Она приоткрыла губы, как перед поцелуем, показав полоску зубов, и Андрей потянулся к ее губам, но она уклонилась, мягко взяла губами мочку его уха и, то покусывая ее, то нежно лаская языком, вызвала в его теле не изведанные ранее ощущения. От уха она спустилась вниз, к шее. Сладостное исступление нарастало, а ее губы спускались все ниже, добрались до его сосков, целуя сначала один, потом другой. Андрей едва сдерживался, чтобы не застонать. А он наивно думал, что у мужчины только одна эрогенная зона — половой член. Андрей вычитал это в какой-то отечественной медицинской книжке двадцатилетней давности. С тех пор он считал, что все эти «штучки» только для женщин, однако Влада так, видимо, не считала. Продолжая целовать Андрея, она тихо-тихо провела пальцами по его позвоночнику. Вверх-вниз, несколько раз. Одновременно другой рукой расстегнула «молнию» на джинсах. Затем нежная ладонь скользнула к ягодицам, огладила их. Теперь Андрею казалось, что он весь — от волос на голове до кончиков пальцев на ногах — состоит из эрогенных зон. Любое прикосновение Влады тут же сладостно отзывалось в каждой клеточке его тела. А когда ее губы опустились туда, где, как Андрей наивно полагал раньше, находился единственный источник его сладострастия, он, не выдержав, застонал. Рывком поднял Владу на руки, нашел ее губы, уложил на траву, стараясь, как можно скорее войти… Но девушка и сама помогала ему. И он растворился в ней, на некоторое время перестав видеть, слышать, осознавать происходящее.
Очнулся он от ощущения тихого, счастливого покоя. Влада лежала на спине и смотрела вверх, туда, на яркие звезды. Он заглянул ей в глаза и поразился произошедшей в них перемене. Только что, всего минуту назад, в этих зрачках вспыхивали и сияли большие изумруды — огонь любви неуклонно разгорался в них. А теперь нельзя было даже разобрать, какого они цвета. К тому же в их глубине мерцала какая-то непонятная грусть… Расстроенный Андрей приподнялся и сел, опершись на ладони рук. Что ж, все ясно… он, Андрей, оказался не на высоте. И это неудивительно. Ему уже девятнадцать, а о сексе он знает не больше пятнадцатилетнего подростка. И книг по сексологии он не читал, и от просмотра эротических фильмов категорически отказывался. Зато Влада…
— Тебе плохо со мной, да? — он еще раз заглянул ей в глаза. — Я почти ничего не умею. А ты… — ему не хватало слов, чтобы выразить переполнявшие его чувства. — И откуда ты все это знаешь?
— Ах, какой ты… — она не договорила, осеклась.
— Какой? — почувствовав в ее голосе что-то похожее на жалостливые нотки, он тут же взъерошился как ежик. — Скажешь, мальчишка?
— Нет, ты мужчина, — сказала она садясь. И повторила — уже с большей твердостью, почти убежденностью: — Достаточно опытный. Женатый мужчина.
«Которого ты сама и соблазнила, — добавила про себя. Но тут же, оправдываясь, возразила: — И который так легко поддался». Влада припомнила, как искренне радовалась, когда Андрей спускался с крыльца, хлопнув дверью. Надеялась, что больше не придет…
— И потом твоя жена любит тебя, и ты любишь ее. Не отрицай, сам мне в этом признавался — помнишь? — Говоря это, она не спускала с Андрея испытующего взгляда.
— Это была ошибка, Владочка. Я больше не люблю Ирину. Хочешь, вообще не вернусь больше домой. Давай сегодня же утром уедем в город. Я подам на развод, и через месяц мы поженимся. Все равно не смогу без тебя жить! — Он схватил ее за руку.
— Не надо, Андрей, — Влада задумчиво покачала головой.
«Она не соглашается потому… Потому что я никто… Будущий участковый врач. И какого черта я бросил английскую школу, зачем поперся в мед? Пошел бы, например, в МГИМО… Отец бы помог, в конце концов. С его-то связями». Сама мысль воспользоваться протекцией отца была противна Андрею. Но сейчас подобная перспектива представлялась ему не такой уж и ужасной. Он даже выругал себя за излишнее чистоплюйство.
— Влада, мой отец — губернатор, — сказал он, глядя в сторону. — Он поможет нам первое время. А потом я найду хорошую работу, и все наладится, увидишь. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Будешь иметь все, что только пожелаешь. Мой отец… — Он чувствовал, что несет уже полную чепуху, но не мог остановиться. Главное, чтобы она не сказала нет.
— Подожди, не отказывайся, — почти умолял он ее. — Если тебе не понравилось со мной, то это лишь потому, что у меня нет опыта в общении с женщинами. Ира была у меня первая… Но я наверстаю, вот увидишь. Давай не будем торопиться, сначала обдумаем все. — Он даже не заметил, как заговорил теми же словами, что и его жена, когда волновалась. Андрей встал, отошел, сел на бревно, изо всех сил стараясь не расплакаться, как мальчик, из-за того, что женщина отказывает ему.
— Нет, — Влада произнесла это так, что он понял: уговаривать дальше бессмысленно. — Поехали назад, — она поднялась с песка, надела платье. Он тоже натянул джинсы, футболку.
— Смотри, лодка уплыла. Мы забыли вытащить ее на берег.
Проклятый комок все еще стоял в горле, и он только кивнул.
— Ничего, так доплывем, — она прямо в платье вошла в воду. — Берег не так уж и далеко. Ты хорошо плаваешь?
Он снова молча кивнул.
— И вот что, Андрей, сегодня мы виделись с тобой в последний раз. — Она собрала волосы на затылке и спокойно закрепила их в узел. — Завтра я уезжаю.
— Нет, Влада, нет! — Андрей подошел к Владе и опустился перед ней на колени в воду. — Пожалуйста, нет. Ты не уедешь.
— Не унижайся. Не надо, — сказала она. — Поплыли. А то жена тебя хватится. Не нужно ей знать…
— Нет, — Андрей с трудом поднялся с колен. — Я остаюсь. Плыви сама.
— Что ж, — она пожала плечами, повернулась лицом к поблескивающей серебром речной глади. — Как знаешь, Андрей. — Она опустилась в воду по горло и поплыла. Некоторое время Андрей еще видел Владу, но потом луна зашла, и светлая головка слилась с темной поверхностью воды. Тяжело ступая, Андрей выбрался на берег. Не в силах больше сдерживаться, он бросился на песок и разразился глухими рыданиями. Какие-нибудь десять минут назад он был самым счастливым человеком на земле. А сейчас… Лучшая девушка на свете — Андрей не сомневался в этом — бросила его. И окружающий его мир потемнел, как эта река. Вернуться к Ире? Да, от его молодой жены так и веет добротой и уютом! Но какой же обыкновенной представлялась она теперь Андрею, какими пресными ее неумелые ласки. В то время как Влада… Нет, без Влады жизнь его потеряла всякий смысл… Андрей приподнял залитое слезами лицо и точно загипнотизированный уставился в сторону реки. Покончить с собой? Что ж, это хоть какой-то выход… Неожиданно легкий всплеск воды привлек его внимание. Молодой человек встрепенулся. «Неужели Влада? — сердце его радостно забилось. — Передумала… Возвращается…» Вскочив на ноги, Андрей кинулся к реке.
Было около трех часов ночи, когда Ира вышла из своего корпуса и направилась к аллее, ведущей к административному зданию. Обычно многолюдная аллея в этот поздний час пустовала, и Ира беспрепятственно поднялась по ступенькам высокого крыльца. Но у самой двери ее ожидало разочарование… Дверь в слабо-освещенный вестибюль была почему-то закрыта. Ира подергала ручку — раз, другой, третий. Никакого ответа. «Странно… Почему Игорь не предупредил, что двери на ночь запираются?» Она почувствовала себя обманутой и уже собралась было повернуться и уйти, как вдруг заметила возле косяка небольшой ящичек. Почтовый? Но, вглядевшись, она увидела на ящике кнопки с обозначенными рядом номерами. Найти на дверном пульте цифру четырнадцать не составило особого труда. Подрагивающими от волнения пальцами Ира нажала кнопку. Еще минута, и она увидела, как по лестнице, ведущей в холл, спускается широкоплечий мужчина в адидасовском костюме. Лицо Игоря было хмурым и неприветливым. Он молча отворил дверь и, буркнув: «Проходи», впустил гостью в вестибюль. Конечно, за твои выкрутасы тебя следовало бы послать… Куда подальше. Но дядя Игорь не помнит зла. И он охотно поможет нашей маленькой Гюльчатай. Пусть только откроет ему личико. Все так же не глядя на девушку и не обращая на нее никакого внимания, он повернулся к лестнице. Как загипнотизированная, Ира поднялась на второй этаж, вошла в номер. В комнате было неприбрано, кровать расстелена, и на столе стояла початая бутылка водки. Не предлагая гостье сесть, Игорь прошел к кровати и улегся на нее. В комнате воцарилось неловкое молчание.
— Я… Я вас не разбудила? — робко спросила Ира. — Вы спали?
— Как видишь, нет. — Игорь закинул руки за голову. — Не спал.
— Простите меня, Игорь, — окончательно теряя остатки смелости, Ира закусила нижнюю губу и низко опустила голову. — Но я пришла… Пришла затем, чтобы… Одним словом… — Она запнулась, сбилась и была вынуждена остановиться, чтобы перевести дух. Но Игорь не стал дожидаться, когда гостья придет в себя.
— Ладно, — он сел на кровати и резко хлопнул руками по коленям. — Ладно. У тебя что-то произошло. Иначе ты бы не пришла. А пришла ты, — тут он с циничной ухмылкой посмотрел в зардевшееся лицо девушки, — чтобы переспать со мной. Ну, ну, не дергайся так. Дело, в общем-то, обычное. У тебя, судя по твоему личику, какие-то нелады с твоим Андрюшей. А какие мы знаем средства от стресса? Наркотики, алкоголь, секс. Что ж, я готов помочь тебе в этом направлении.
Несмотря на издевательский тон приглашения, Ира послушно шагнула к дивану, на который указал ей Игорь. Но, наткнувшись на лукавый взгляд полуобнаженной красотки с настенного календаря, остановилась. Понимающе усмехнувшись, Игорь подошел к настенному шкафчику и извлек из него две рюмки, бутылку армянского коньяка.
— Выпьем. Это тоже снимает стрессы. — Погасив затем верхний свет, он быстро включил стоящий у дивана торшер. Слабый, нежно-голубой свет разлился по комнате, преображая ее в уютный будуар. Возвращаясь к дивану, Игорь задернул оконную занавеску и хорошо отработанным жестом врубил стереосистему. Низкий и страстный голос Челлентано поплыл по номеру.
Игорь взял со стола довольно вместительную рюмку и протянул ее гостье.
— Я не пью, — запротестовала Ира, — особенно крепкое.
— Выпьешь, — сказал он. — Так надо. Я так хочу.
Это было сказано настолько твердым, безапелляционным тоном, что Ира не посмела ослушаться. Правда, приняв рюмку из рук Игоря, она продолжала держать ее на весу. Но мужчина не собирался отступать. Взяв в одну руку рюмку с недопитым коньяком, Игорь присел рядышком и обнял ее за плечи. «Пей, Гюльчатай!» Как бы показывая пример, он быстро опрокинул рюмку. Ира, дрожа, лишь слегка пригубила свой коньяк.
— До дна! Слышишь, до дна.
Она пригубила еще и, наконец решившись, осушила всю рюмку. Благодатное тепло разлилось по телу девушки, приятный голубоватый свет, ненавязчивая музыка успокаивали, расслабляли. Не ощущала больше Ира и противной мелкой дрожи.
— Вот и хорошо!
Игорь с удовлетворением наблюдал, как увлажняются глаза девушки, розовеют бледноватые щеки. Что ж, теперь можно и к главному переходить.
— Раздевайся!
Бесцеремонно подняв гостью с места, он пересадил ее в низкое кресло, а сам захлопотал над диваном. Деловито раздвинув ложе любви, вытащил из нижнего отделения ящичка подушку, одеяло, постелил простынку на простынку и обернулся к замершей девушке.
— Ну, что же ты?
Ира медлила, взявшись за верхнюю пуговицу на платье.
— Хочешь, сам раздену? — Подойдя, он пробежал ловкими пальцами по длинному ряду пуговиц. Опустился на колено, чтобы расстегнуть последнюю. Крепкая мужская рука легла на бедро девушки, скользнула вверх, к трусикам. Ира поежилась… Игорь поднялся, взял Ирину рюмку, плеснул в нее коньяку.
— Тебе надо расслабиться. Выпей еще…
Он протянул рюмку девушке, а сам опустился в кресло и внимательно, по-хозяйски оглядел смущенную девушку с головы до ног. Ира стояла, одной рукой удерживая на груди расстегнутое платье, другой — наполненную рюмку.
— Ну же… — Игорь нетерпеливо шевельнулся в кресле, и Ира, испуганно зажмурившись, сделала один глоток, потом другой. После третьего глотка стены комнаты покачнулись и медленно поплыли перед глазами.
— Все, хватит, — голос Игоря донесся до Иры издали, точно сквозь толстый слой воды. — А теперь иди ко мне.
Он мягко вынул из ослабевшей руки девушки рюмку, привлек ее к себе, одновременно спуская с плеч платье, уже обнаженную девушку усадил к себе на колени, искусным поцелуем разжал твердые сомкнутые губы.
— Н-нет, — Ира уклонялась, запрокинула голову, — не надо.
Игорь пристально смотрел на сжавшуюся в комок девушку.
— В чем дело, дорогая? Впрочем, понимаю… Твой мальчик… У вас ничего не получилось, да?
— Вчера у нас была первая брачная ночь, — заплетающимся языком проговорила Ира, — все было очень-очень плохо. Я ничего не почувствовала. Поэтому-то…
— Поэтому-то ты здесь, — договорил за девушку Игорь. — Что ж ты все правильно решила. Умничка, хвалю.
Говоря это, он лихорадочно ласкал обнаженное тело молодой женщины — плечи, груди, бедра. Ира тяжело, прерывисто задышала… Быстро раздевшись, Игорь опрокинул ее на диван и лег рядом…
…Он очнулся первым от резкого продолжительного звона. Подняв голову, уставился мутными со сна глазами на журнальный столик. Телефон? Он поднес к глазам руку — часы показывали пять. Кому, черт подери, он мог понадобиться в такую рань? Игорь освободил плечо от покоившейся на нем головы спящей Ирины, снял трубку с рычага. Недовольно буркнул: «Слушаю», и вдруг вскочил, заметался по номеру в поисках одежды.
…На пятачке возле административного здания было по-утреннему мглисто, и он буквально носом к носу столкнулся с директором. Брат разговаривал с каким-то мужичком на вид лет пятидесяти. Загорелое лицо, изрезанное глубокими морщинами, в заплатанном засаленном пиджаке, из-под которого выглядывала грязная майка, небрежно заправленная в хлопчатобумажные штаны, выдавали в собеседнике Валерия Николаевича местного жителя да к тому же еще и заправского рыбака.
— Слушай, Игорь, — директор повернул к Игорю бледное, почти зеленое лицо. — Надо сходить в поселок. Там к берегу прибило труп какого-то парня. Он говорит, что кто-то из наших. Ты знаешь всех в доме отдыха — сходи с ним, выясни.
До поселка надо было идти вниз по течению. Весь путь занял не более пятнадцати минут.
— Собрался я, понимаешь, на рыбалку, — возбужденно рассказывал Игорю рыбак. — Уже в лодку сел. Смотрю — что за черт! Вроде что-то белое плавает у берега. Подогнал лодку, нагнулся. Так и есть, утопленник! Совсем еще молодой мальчишка. И, понимаешь, совершенно голый. Кто такой? Повернул лицом вверх: нет, не из наших. Что делать? Отделение далеко, пока дойдешь, тело, не дай Бог, по течению унесет. Вот я и двинул в дом отдыха… Думаю, может, вы опознаете…
— Не вешай лапшу на уши, отец, — отмахнулся Игорь, — скажи лучше честно, что лень было в милицию тащиться.
Рыбак обиделся и замолчал. Зато они пошли быстрее и вскоре остановились перед распростертым на прибрежном песке телом.
— Это я вытащил его из воды, — признался рыбак, — чтобы не унесло…
Игорь нагнулся, вглядываясь в неподвижное белое лицо, и вдруг озадаченно присвистнул. На песке лежал не кто иной, как Андрей Гордеев, муж Ирины. Вернее, то, что всего несколько часов назад было Андреем Гордеевым.
— Это наш, из дома отдыха. Надо скорее сообщить директору.
— Беги, беги — обрадованно замахал руками рыбак. — А я посторожу, пока милиция не явится.
…Задыхаясь, Игорь влетел в вестибюль корпуса и, не заглядывая к директору, помчался к себе на второй этаж.
— Ира, просыпайся! — Одной рукой он тряс плечо спящей девушки, другой лихорадочно собирал разбросанные по креслу тряпки.
— Что? — Ира наконец открыла глаза и в недоумении уставилась на мечущегося Игоря.
— Ира, твой муж утонул, одевайся!
На полусонную Иру эти слова, однако, не произвели никакого впечатления. Игорь с ужасом увидел, что глаза ее снова сомкнулись, а грудь стала подниматься медленно и размеренно.
— Ч-черт!
Но как он ни тормошил ее, Ира больше не просыпалась.
Господи, так напиться с бутылки на двоих! Резким движением он смахнул пустую тару на пол, и она, звеня, покатилась под кровать. Но что же все-таки делать? Решение созрело в считанные секунды. Кое-как, торопясь, он одел девушку, взвалил ее на руки и, поминутно озираясь, вышел со своей ношей в коридор. Затем спустился по лестнице, выбрался на улицу и бегом направился к ее домику. Дверь, к счастью, была не заперта. Игорь положил Иру на кровать, вышел. Начинало светать. Когда он наконец-то зашел к брату, Валерий Николаевич лежал на кровати, держась за сердце. Возле него со стаканом воды в одной руке и флакончиком корвалола в другой суетилась Таня. Увидев Игоря, директор, постанывая, сел на постели.
— Ну что? — спросил с надеждой. — Не наш?
— Наш.
Чувствуя, что и ему отказывают ноги, Игорь бессильно прислонился к стене.
— Как чувствовал, — сказал брат. Он до дна выпил протянутый стакан и еще раз, уже совсем обреченно повторил: — Как чувствовал. А кто?
— Гордеев, — едва выдавил Игорь.
— Гордеев? Ах, Гордеев. — Директор вскочил с кровати и, подняв кулаки, бросился на Игоря. — Скотина, козел. Тебя же предупреждали, просили. — Он вцепился обеими руками в ворот адидасовского костюма и принялся немилосердно трепать его и рвать.
— Валер, это не я, честное слово, не я, — ошеломленный реакцией брата, Игорь отступал, не сопротивляясь.
— Ты вчера на драку его спровоцировал, — не отставал тот, — потом напился и по пьяни пошел отношения выяснять. Да ты понимаешь, что ты натворил? Ты нас всех под монастырь подвел.
Никогда Игорь не слышал, чтобы Валерий Николаевич так кричал. Значит, действительно положение было хуже некуда. И теперь только он, брат, мог спасти Игоря.
— Братан, скажи, когда милиция приедет, что я у тебя ночь провел, — Игорь присел на кровать. — Умоляю, скажи. Мы с тобой в карты играли. И Таня подтвердит. Тань, не губите, — он перевел взгляд на женщину.
— В этом деле я тебе не брат, гаденыш, — произнес директор. — Ты нас всех под монастырь подвел. Сядешь лет на пятнадцать, а то и под расстрел пойдешь. Тань, найди мне в справочнике домашний телефон губернатора. Придется звонить.
Таня достала справочник, полистала: положила рядом с телефоном. Сказала: «Вот» — и, без сил опустившись в кресло, зарыдала. Но страшный сон, как оказалось, еще не кончился… Валерий Николаевич пробежался дрожащими руками по лацканам пиджака, зачем-то потрогал узел галстука и неверными шагами направился к телефону. Не дойдя, однако, всего двух шагов до столика, он как-то странно накренился и стал медленно опускаться на пол.
…Участковый милиционер был на месте происшествия через полчаса. Потом с каретой «Скорой помощи» приехала следственная группа уголовного розыска и прокуратуры из райцентра. Врач тут же приступил к осмотру тела. Но только-только он начал писать заключение, как появилась легковушка со следователями из области. Последней прибежала на берег рыдающая Таня. На «скорой помощи» подъехали в дом отдыха, но там все уже было кончено. Возле бездыханного тела Валерия Николаевича суетился врач из домотдыховского медпункта, судорожно тыкая в полную неподвижную руку полупустым шприцем.
— Оставьте, коллега, — врачу «Скорой помощи» достаточно было одного взгляда, чтобы констатировать случившееся. Таня закричала и бросилась к безучастно стоящему у стены Игорю. Тот автоматически прижал ее к груди, сам удивляясь своему спокойствию. — Ему уже ничем не поможешь.
К девяти часам были составлены все протоколы, написаны все заключения. Можно было отправлять тела в область — для окончательной экспертизы. Но следователи некоторое время еще «загорали» в кабинете директора, лениво перебрасываясь репликами по поводу произошедшего. К десяти часам ожидали приезда самого губернатора.
— Смерть наступила в результате удушья, — молчавший до этого врач неожиданно подал голос. — Гордеев утонул. На теле повреждений нет. Типичный несчастный случай.
— Утопить можно и без повреждений, — возразил эксперт. — Так что убийство не исключается.
— Э-э, что сейчас гадать! — областной следователь лениво махнул рукой. — Будем обрабатывать все версии, в том числе и самоубийство. Слишком много неясностей, чтобы делать какие-то выводы. Например, если Гордеев пошел купаться, то почему совсем голым? Если был одет, то где его одежда? — следователь посмотрел на Иру. — Вы можете что-то сказать по этому поводу? Где его джинсы, футболка, кроссовки?
— Не знаю. По крайней мере, дома их нет, — сказала Ира. — Вчера все было как обычно — поужинали, погуляли. В двенадцать, как всегда, легли спать. Я спала, как убитая. А утром меня разбудили и сказали… — она закусила костяшку указательного пальца, но не заплакала, сдержалась. — Господи, куда и зачем его понесло.
Игорь внимательно посмотрел на Иру. А он-то считал, что знает женщин как облупленных. И эта представлялась ему наивной глупышкой. А смотрите, как эта простушка выгораживает его, Игоря.
— И еще, — тем же тоном сказал следователь, — одной лодки на пристани нет. А ее номер как раз совпадает с номером вашего домика.
— Да, у нас к каждому домику приписана своя лодка, — подтвердил Игорь. — Так удобнее администрации.
— Значит, Гордеев ночью брал лодку. — Следователь задумчиво побарабанил пальцами по колену.
— Вот только куда она подевалась? Что ж, будем искать…
«Лодка-то найдется, — подумал Игорь, — только что толку? Следствию это вряд ли что-нибудь даст… Не мог Андрей в тот вечер взять свою лодку. Не мог, если бы даже и очень захотел…» Причем по весьма простой причине. Не было у него ключа от замка, на который запирали лодки на пристани. А почему не было? Андрей не попросил, а он, Игорь, который заведовал лодками, не предложил. Слишком уж напряженные у них сложились к тому моменту отношения.
— Я могу быть свободен? — спросил Игорь у следователя.
— Да, но далеко не уходите. Мы вас еще допросим, — любезно пообещал следователь.
Встревоженный донельзя Игорь тут же поспешил в свой номер. Ключа на щите от Андреевой лодки, конечно же, не было. Вне себя от ярости Игорь с размаху стукнул себя кулаком по голове. Дурак, хуже того, идиот. Привык оставлять дверь номера нараспашку. Вот и доигрался… Да, кто-то явно воспользовался дурацким легкомыслием. Что будет дальше, представить себе несложно. Следователь непременно свяжет случившееся со вчерашней дракой. А когда узнает, что исчезнувший ключ не выдавался Андрею… он, конечно же, подумает, что ключом воспользовался он, Игорь. Ключом, чтобы отомкнуть лодку, лодкой — чтобы избавиться от тела соперника. А на месте ключ или нет — это уже не имеет значения. Ключ мог быть потерян в суматохе, наконец, обронен в речку… Игорь даже застонал от бессильного гнева на самого себя. Вспомнив обещание, данное следователю, он быстро спустился вниз. В администраторской его ожидала новость — яхтсмены водно-спортивной базы «Динамо» только что пригнали к пристани пропавшую лодку. Следователи осмотрели лодку и обнаружили под кормовой скамейкой мужские кроссовки тридцать девятого размера. По словам Иры, точно такая же пара была на Андрее в день его исчезновения. Установив тождество обуви, следственная группа занялась осмотром местности и близлежащих к дому отдыха островов. А Игорь вернулся к себе. О журнале, где фиксировалась выдача ключей, слава Богу, пока никто не вспоминал… Впрочем, Игорь не исключал, что в конце концов доберутся и до него, и тогда… Одним словом, нельзя было терять ни минуты.
Быстро достав журнал, он отыскал свою рабочую ручку и сделал запись о выдаче ключа Гордееву, пометив ее вчерашним числом, однако с подписью произошла заминка… Только тут он вспомнил, что образца подписи Андрея у него нет. А все бумаги остались внизу у следователя. В мучительном раздумье Игорь замер над журналом… Внезапно он услышал, что дверь за его спиной отворилась. Инстинктивно вздрогнув, он прикрыл запись рукой. К счастью, это оказалась Таня. Она внимательно вгляделась в побледневшее лицо Игоря, потом перевела взгляд на руку, закрывающую журнал. И, подойдя ближе, вдруг бесцеремонно отпихнула его руку. Игорь с трудом сглотнул вдруг ставшую вязкой слюну. Но запись в журнале, кажется, не произвела на Таню никакого впечатления.
— Ага, — совершенно спокойно сказала она, и, повернувшись, пошла к двери. Игорь замер, не зная, что и подумать… Таня вернулась, однако, ровно через минуту. В правой руке она держала журнал регистрации отдыхающих.
— Вот, — сказала она, — вот его подпись. Быстрее, а то хватятся. — Теперь она жарко дышала над самым его ухом, заглядывая через плечо, и, все-таки не выдержав, вырвала из его дрожащих пальцев ручку.
— Я сама, — торопливо прошептала она, — слышишь, пусти меня.
Он встал со стула, и Таня, усевшись на его место, несколько раз расчеркнулась на чистом листе бумаги и только потом расписалась в журнале. Получилось очень похоже.
— Ну вот, — облегченно вздохнула секретарша брата и встала. — А теперь слушай меня внимательно. — Испачканный листок она смяла и спрятала в кулаке. — Слушай меня и запоминай. Вот как все было на самом деле. Я жила с директором, но он по состоянию здоровья ничего не мог, и я, как только он уснет, тихонько, чтобы никто не слышал, бежала к тебе. С двенадцати до четырех мы трахались с тобой, не спали ни минуты. Те слова, что ты сказал парню напоследок, ты не говорил, а я не слышала. Вроде все. Да, о ссоре расскажи им сейчас же, первым, пока не рассказали отдыхающие. Ну, мне пора, — она шагнула к двери, повернулась, сказала мягко: — Игорек, я ради тебя на все пойду. Ты сам знаешь, как я к тебе отношусь. Поэтому мне совершенно безразлично, что ты делал или не делал… Все, точка. Держись.
Он услышал, как ее каблучки застучали по коридору. Потом хлопнула дверь женского туалета — сначала один раз, потом другой.
«Все, избавилась от улики», — подумал Игорь.
Он подошел к зеркалу и постарался восстановить на лице выражение спокойной уверенности. Затем внимательно метр за метром обвел глазами комнату. Никаких следов присутствия в номере другого человека видно не было.
Внизу, под окном, фыркнул и тут же смолк автомобильный мотор. Игорь осторожно выглянул в окно — так и есть, губернатор приехал. Таня уже стояла у открытой двери и что-то торопливо ему объясняла. Ира сиротливо жалась к отцу Андрея, как-то мгновенно на глазах состарившемуся. Страшнее всего было смотреть на мать Андрея. Она все жалась к стеклам автомобиля, где лежало тело ее сына, и вскрикивала каким-то низким, утробным голосом. Конец тягостной сцене положил Гордеев-старший. Он увел невестку в машину, потом почти силой запихнул на заднее сиденье рыдающую жену. Машина медленно, точно нехотя тронулась с места. «Скорая» потянулась следом.
Когда руководитель группы следователей вернулся в кабинет, у дверей его уже поджидал Игорь…
Немного позже, уже после допроса свидетелей, следственная группа нашла и одежду погибшего — джинсы, плавки и футболку, беспорядочно разбросанные по траве одного из близлежащих к дому отдыха островов.
— Утонул, пытаясь доплыть до дома отдыха, — решил следователь. — А лодку упустил. Его жена говорила, что плавал он не очень-то хорошо.
— Однако за каким чертом его на остров понесло? Да еще и ночью? — усомнился эксперт.
— А вспомните, сколько ему лет было, — вздохнул следователь. — Мальчишка еще совсем. Вздумалось погеройствовать, в Робинзона поиграть.
— А Пятницы с ним случайно там не было? — ехидно осведомился эксперт. Вопрос, впрочем, выглядел чисто риторическим. Оба уже знали, что никаких следов на острове обнаружено не было. А если бы они, не дай Бог, и существовали, то полуночный прилив, конечно же, уничтожил все «вещдоки» и улики.
Так дело Гордеева-младшего было прекращено за отсутствием состава преступления, а произошедшее ночью 2 июня на одном из островов большой русской реки было квалифицировано как несчастный случай. В областной же газете, вместо снимков и статьи, о которых мечтал покойный директор, скончавшийся, как показало вскрытие, от инфаркта, появилось два некролога.
В том, что дом отдыха, на территории которого погиб губернаторский сын, обязательно закроют, в «Волжских зорях» и прилежащем к ним поселке не сомневался никто. Но в октябре, как положено, отпраздновали закрытие сезона, а по весне, вопреки всем мрачным прогнозам, благополучно открыли новый…
Было уже начало июня, когда все тот же пароходик вновь причалил к пристани «Волжских зорь», чтобы привезти отдыхающих нового заезда и отвезти обратно в областной город тех, у кого закончились двухнедельные путевки. Пароходик непонятно почему опаздывал на пятнадцать минут, и бывшие отдыхающие, сидя на вещах, дожидались его на берегу. Тут же, неподалеку, дремал, прислонясь к дереву, Игорь… Наконец пароходик причалил. И все тот же мальчишка-юнга, ничуть не подросший за год, ловко кинул на пристань свернутый кольцом канат и, молодцевато перепрыгнув через борт, бросил под ноги трап и распахнул дверцу. Смешавшись с толпой отдыхающих, Игорь стал потихоньку пробираться к юнге. Но тут появилась Таня, посолидневшая, в дорогом бежевом летнем костюме. Она шла неторопливо, как и подобает директору престижного дома отдыха, умудряясь даже эффектно покачивать на ходу пополневшими бедрами. Но стоило Тане увидеть Игоря, как всю ее важность точно водой смыло. С застывшей улыбкой на лице директриса стала проталкиваться сквозь плотный поток людей с чемоданами и сумками. Увы, когда она догнала Игоря, он уже стоял рядом с юнгой. Отведя Игоря в сторону, Таня незаметно ткнула его в бок крепким кулачком.
— Опять за старое принялся? У-у, кобель! А ну пошел отсюда.
— Тань, ты что, спятила? — Игорь заискивающе улыбнулся. — Я ведь просто так… Поговорить пришел.
— С кем поговорить, с этим? — Таня пренебрежительно кивнула в сторону ухмыляющегося юнги. — Тоже мне… нашел собеседника.
Юнга не пожелал обострять отношений, отвернулся.
— Знаю я твои разговоры, — Таня перешла на свистящий шепот. — И зачем на швартовку ходишь, тоже прекрасно понимаю. Баб себе выглядываешь, верно ведь? А он у тебя вроде наводчика.
— Я же сказал, разговор у меня к нему. И что ты привязалась к человеку? Смотри! — повысил было голос Игорь, но в его угрозе не было твердости, и прозвучала она как-то неубедительно. Пришлось срочно менять повелительный тон на просительный. — Тань, иди, в самом деле, тебя отдыхающие уже заждались.
Но Таня и сама вспомнила о своих обязанностях. Повернувшись на каблуках, она двинулась к сгрудившимся отдыхающим, не забыв, однако, бросить через плечо полушутливую фразу местных поселковых девчонок: «Смотри, если что замечу, яйца оторву».
Сжав кулаки, Игорь проводил начальницу бешеным взглядом. Уж не слышал ли их разговор кто-нибудь из отдыхающих? Нет, кажется, никто. Только в стороне тонко хихикнул знакомый юнга.
— Ой, не могу, — юнец даже за живот хватался от смеха. — А что, Игорек, такая ведь и вправду оторвет. Да, повезло тебе с супругой.
— Здорово, Сашок!
Зловеще ухмыльнувшись, Игорь поймал своей широкой ладонью руку насмешника. Смех моментально оборвался.
— Ненормальный, — Сашка помахал в воздухе слипшимися пальцами. — Чуть руку не сломал.
— А ты не лезь не в свое дело, не дорос еще, — остывая, произнес Игорь. — Не серчай, Сашок. У меня к тебе и вправду дело. Поговорить бы…
— Говори, коли так, — юнга с важностью вздернул подбородок.
— Не здесь, пошли ко мне, — предложил Игорь. — У меня виски есть, угощу. Татьяна не помешает… У нее сейчас дел по горло.
— Хорошо, — согласился Саша и, задрав голову, крикнул куда-то вверх: — Степаныч, я отлучусь ненадолго.
— Иди, но учти, через полчаса отправляемся. Чтобы как штык был, — крикнул сверху капитан.
Через пять минут они уже были в номере Игоря. Сашка тут же обвел заставленную вещами комнату критическим взглядом.
— А почему в твоей комнате живете? — В его глазах снова забрызгали озорные искорки. — Директорская вроде побольше была.
— Танька не хочет вспоминать, как у братана в любовницах была, — миролюбиво объяснил Игорь. — Да брось ты подкалывать, Саш. Я вот о чем тебя хочу попросить. Ты знаешь, как отплывешь подальше от наших мест… Ну ведь у вас далеко по Волге рейсы бывают… Выбрось в воду вот эту самую штуку, ладно? — он протянул Саше медальон в форме сердца. Мне его Ира Гордеева подарила… Ну та самая девчонка, у которой в прошлом году муж утонул.
— Губернаторский сынок? — Сашка изумленно присвистнул. — Так у тебя с нею было?
— Было, было. Между прочим, ты мне бутылку «Наполеона» задолжал, помнишь? Да ладно, хрен с ней, с бутылкой… Для меня теперь главное — от этого медальона избавиться. В воду бросить боюсь, найдет кто, в канализацию спустить — черт знает, куда сток выходит, вдруг тоже найдут? А то еще застрянет. Я, когда следствие было, столько страху натерпелся, что до сих пор прийти в себя не могу. Хотел съездить в город и закопать… Все чушь. Везде найти могут. А отец этого парнишки меня живым не оставит. Выбрось, где поглубже. Я сам не могу, с меня Танька глаз не спускает.
— Ты у психиатра был когда-нибудь? — насмешливо спросил Саша. — Сядь в лодку да выгреби на середину.
— А если к берегу прибьет? Как Андрея. Эти сыскари, знаешь, какие дотошные? И потом, у них техника и все такое. Докопаются, — нервно ходя по комнате, бормотал Игорь.
— Не пойму все-таки, чего ты боишься, — Сашка, сморщившись, возвел глаза к потолку. — Ну ладно. Сделаю, как просишь, — он положил медальон в карман. — Ну где это самое… Виски твое?
Игорь достал бутылку, плеснул в стаканы.
— Послушай, — вдруг припомнил Саша. — Тогда ведь говорили, что Таня раскололась на допросе и призналась, что всю ночь у тебя была, поэтому на тебя никто не подумал. А если ты с его девчонкой был, значит… — он попятился к двери, взглянул на часы. — Выпьем в другой раз, мне бежать пора.
— Да не убивал я его! Вот чудила…
— Да я не говорю, что убивал, — Сашка открыл дверь. — Ладно, все сделаю, как ты сказал, и никому ни слова. Могила. Ну я побежал. А то Степаныч сердиться будет.
Он выскользнул за дверь, даже не попрощавшись. Игорь мрачно посмотрел на дверь, опорожнил по очереди два стакана и поплелся в столовую. Там уже вовсю стучали ножи и вилки, а под потолком витал неповторимый запах казенной, на «машинном масле» пищи. Игорь подсел к паре потешных, очень аккуратных старичков.
— Анночке сметанку не кладите в суп, — сразу же предупредил муж официантку. — Анночке жирного нельзя.
— Да и тебе нельзя, Костик, — улыбнулась старушка.
— Я что, — махнул рукой он. — Вот ты другое дело. Тебе долго жить нужно, чтобы меня пережить. Ты без меня сможешь, а я без тебя — нет.
Утром они вместе появились на пляже. Старичок нес над Анночкой большой полосатый зонт. Посадив жену в шезлонг, стоящий в тени, он быстро разделся, оставшись в одних плавках, почти невидимых под нависающим животом, и бросился в воду, крича:
— Только ты, Анночка, на солнце не выходи, это вредно.
И Анночка послушно осталась сидеть там, где ей было велено. Только когда солнце уже начало заходить, она встала и в первый раз пошла к реке.
— И вода к вечеру хорошо прогревается, — кричал ей в ухо старичок. Но и сидя по плечи в воде, он время от времени спрашивал: — Тебе не холодно, Анночка?
Он первым же и вылез из воды, трусцой побежал к лежанке, взял полотенце и бросился к воде.
— Анночка, вылезай, смотри, посинела уже вся.
Перед тем, как накинуть на нее халат, он примерно полчаса вытирал ее полотенцем. И, только усадив супругу обратно в шезлонг, обратился к наблюдавшему за ними Игорю.
— Можно ли Анночке в ее возрасте делать зарядку?
— Можно, — отвечал Игорь.
— А какой комплекс упражнений вы посоветуете? — не отставал тот. Пришлось Игорю на следующий день засесть за книжки об оздоровительной физкультуре для пенсионеров.
— Смотри, Анночка, и хорошенько запоминай, — приговаривал старичок, с уважением глядя на Игоря, разложившего перед ним плоды своих изысканий. Тут же присев за стол, вытащил из сумки блокнот в шикарном кожаном переплете.
— А сколько раз в день нужно делать это упражнение?
Записав все, что продиктовал Игорь, дотошный пенсионер принялся срисовывать картинки. Игорь тяжело вздохнул — обожаемые им водные лыжи отодвинулись куда-то на вторую половину дня.
— А можно ли Анночке грести?
— Немного — можно.
— Что значит немного? Сколько взмахов весел? Двадцать? Тридцать? А теперь покажите.
И так весь день, до бесконечности.
— Я больше не могу, — жаловался вымотанный Игорь, лежа в постели с Таней. — Отпусти меня в отпуск, возьми другого инструктора. Все что угодно, только избавь меня от него.
— Потерпи, Игорек, у них путевка кончается в середине июня. Потом отдохнем. Он и у меня всю душу выматывает. Ничего, потерплю… Понимаешь, он какой-то был важной шишкой. Работал то ли директором, то ли замом, то ли еще кем-то в областной торгово-закупочной базе.
— Ну и что?
— А то, что он ко мне сразу же подошел, спросил, не нужно ли дому отдыха чем помочь? — объяснила Таня. — У этого старого хмыря свои люди везде остались, видать, обязанные ему чем или повязанные с ним. Ну, я ему и пожаловалась, что сантехника, мол, старая, а хотелось бы, чтобы все на современном уровне было, к нам ведь вон какие люди отдыхать приезжают. Закупить же импортную, чтобы было как положено, средств не хватает. Торговые фирмы, которые свои услуги предлагают, безумные деньги дерут. Он и обещал, что все будет о’кей. Одна фирма, в которой глава — его старый товарищ, нам все по себестоимости организует, без обычной жуткой наценки. А накладные чеки оформит, как если бы мы у них по этой цене, что они все продают, купили. Сумму мы выиграем на этом неплохую и все дырки в нашем бюджете заткнем. Ты знаешь, Игорь, как тяжело в наше время такой дом отдыха содержать, престиж поддерживать? Денег постоянно не хватает. А, не дай Бог, ревизия?
Игорь, начиная что-то понимать, сел на кровати.
— Танька, у тебя что, растрата?
— Ну, это как посмотреть, — Таня, однако, замялась. — Просто мы… Ну, не самоокупаемся. А у области, сам знаешь, хрен чего выпросишь. Вот и приходится самой крутиться.
— Ты мне голову не морочь. — Игорь даже с постели встал. — И путевки у нас дорогие, и финансируют нас дай Бог другим. Так что ты лапшу мне на уши не вешай. А скажи лучше, дорогая моя, откуда у тебя и наряды эти, и бриллиантики? Валерка на своей должности такого себе позволить не мог. За три года на обычный «жигуленок» накопил, а у тебя вон «Форд» в гараже стоит.
— Я же ради тебя, Игореша. И «Форд» для тебя, и наряды, чтобы тебе нравиться. А старичок для нас — золотая жила, — Таня тоже поднялась, обняла, начала ласкаться кошечкой. — Мне же самой ничего не нужно, только люби меня. Любовь ведь она бедности не выносит, Игорек…
— Этот старый хмырь, как ты его называешь, всю жизнь воровал. И ты, Танька, с вором связалась. — Игорь снял с груди руки жены. — Смотри, сядешь.
— Он не вор, а деловой человек, — Татьяна и не думала обижаться. — Ты что, забыл, в какое время живем? Если с умом действовать, никогда не сядешь. Даже за убийство…
В лукавых глазах директрисы, устремленных на Игоря, читалась откровенная насмешка. И он не принял вызова, покорно, как бычок на веревочке, поплелся обратно в постель. Промямлил только:
— Ну а ему это зачем?
— Старичку-то? Да затем, чтобы мы вокруг его Анночки на цыпочках ходили. Чтобы и кормежка для нее была отдельная, и в домике кое-какую мебель заменить, и экскурсии не в горы, а по Волге. Знаешь, он мне целый список принес! Между прочим, ты им очень даже понравился. — Таня прижалась к плечу Игоря большой, упругой грудью. — Видишь, Игорек, как они друг друга до старости любят. А почему? Жили, не нуждались ни в чем, вот и любовь сохранили. Сидят теперь, как два голубка на жердочке, и мы с тобой, Бог даст, так же проживем. Ну потерпишь чуть-чуть? Всего две недельки только.
— Ладно, — Игорь нехотя кивнул головой. — Только тяжеловато мне так разрываться. Сегодня по плану футбольный матч проводили. А он возле меня торчал.
— Две недельки, милый, даже меньше. — Таня зевнула. — Давай спать.
Прошло три дня. Под чутким руководством внимательного, заботливого инструктора старички занялись греблей. Выезжали обычно вечером, с наступлением прохлады. На корме сидел муж в белом, как обычно, летнем костюме, в белой панамке, которую он носил постоянно — днем, чтобы не напекло голову, вечером — чтобы не мерзла лысина. Сначала гребла Анночка, потом за весла садился Игорь… Водная прогулка продолжалась обычно до ужина.
На третий день, высадив стариков из лодки, Игорь поднялся к себе в номер и, давая волю эмоциям, изо всех сил шарахнул кулаком по журнальному столику, на котором красовалась фарфоровая ваза с цветами. Ножка у столика подломилась, и ваза с грохотом полетела на пол.
— Это у нас! — в дверь всунулся остренький носик Тани. — Игорь, что случилось? — Переведя взгляд с разбитой вазы на перекошенное лицо мужа, она, конечно же, все поняла, но, не говоря ни слова, присела на корточки и стала собирать цветные осколки. Пристыженный Игорь опустился рядышком.
— Я тебя в столовой жду. Идем, а то все уже остыло. Да шут с ней, с этой вазой. Пошли ужинать!
По дороге она поделилась с ним своей радостью.
— Все, все получили. Только что машины пришли. Голубые французские мойки, унитазы, ванны, приспособления для душа. Заглядение! И с документами все в порядке, как Константин Васильевич и обещал.
Она уже называла старика по имени-отчеству, а не хмырем.
Внезапно она замолчала, и Игорь поймал на себе ее быстрый, опасливый взгляд.
— Ну, говори, не тяни. Что еще там у тебя?
— Игорек, он путевку продлил до конца сезона, — вздохнула Татьяна. — Представляешь себе, какой ужас.
— Как продлил! — возмутился Игорь. — У нас на весь сезон путевки еще с середины весны были распроданы.
— Я бронь держала, на всякий случай, — призналась Таня. — Вот он и представился. Так что они до сентября у нас. Но он еще и с новыми телевизорами поможет. Наш мастер уже их чинить замучился, — и скороговоркой, пока не возразил, продолжила: — Знаешь, он очень просил, чтобы ты с ними отдельно занимался. Анночке ты очень по душе пришелся. «Такой знающий молодой человек!» — она ему так сказала, а он все ее желания выполняет.
— У меня, кроме этих божьих одуванчиков, еще сто человек, и, если я на них плевать буду, жалобы начнутся. Ты этого хочешь? — не сдержавшись, взорвался Игорь.
— Я уже позаботилась, не волнуйся, неприятностей не будет, — сообщила жена. — Я из «Динамо» сразу двух тренеров пригласила. Отдыхающие будут довольны. Не пьют, работают хорошо, я справки навела.
Игорь только руками развел…
Вечером, ложась в постель, он сразу же повернулся к Тане спиной. Но через несколько минут теплые пальчики жены коснулись его затылка.
— Эй, ты не спишь? Игорек, я вот что хотела тебе сказать. Нас с тобой скоро, кажется, ожидают большие перемены. Знаешь, по-моему, я залетела…
— Ты? — Игорь и сам не заметил, как повернулся к жене лицом. — Не может быть! Ведь Валерка говорил, что у тебя детей никогда не будет. Из-за абортов…
— Да? — Таня насмешливо скривилась. — Да что он понимал в бабах, твой Валерка? Тоже мне гинеколог. У меня уже все признаки налицо! Задержка ровно два месяца. И тошнит, и вот, смотри, — Таня приспустила кружевную комбинашку и поднесла свою грудь поближе к его лицу. — Смотри, как набухли, — с торжеством сообщила она, — такие только у беременных бывают.
— Вы, женщины, столько штучек знаете, чтобы нам головы дурить, — эти резкие слова он произнес почти мягко, почти ласково. И добавил, совсем уже размягченный: — Чтобы меня задобрить, ты еще девственницей прикинься.
— Может, мальчик родится. — Уловив желанную перемену в голосе мужа, Таня тут же перестала к нему ластиться. Легла на спину, укрылась пледом. — Представляешь себе, сын у тебя будет.
Может быть, впервые за последнее время Игорь почувствовал какую-то нежность к этой, в сущности, чужой ему женщине. И она это поняла, зашептала быстро, пока не передумал:
— Игорь, так ты сделаешь, о чем просила? Займешься стариками? Ведь и ради сына теперь нужно стараться, чтобы он не нуждался ни в чем.
— Ладно, — Игорь положил руку на живот жены. — Так и быть, согласен. Но чтобы в последний раз!
Она сбросила плед, поцеловала страстно.
— Это тебе не повредит?
— Так ведь в последний же раз, — счастливо засмеялась Таня…
На следующий день старички получили в столовой не стандартный ужин, как все, а приготовленный для них персонально — на сливочном масле, а не на маргарине. Не с жареной котлетой, приготовленной из обычной говядины, а с паровой, из мяса молодого теленка.
После ужина и короткого отдыха заслуженная пара обычно отправлялась на прогулку — в какое-нибудь живописное малолюдное местечко. Но на этот раз с уединением у них ничего не получилось. Не успели старички расположиться на скамейке, с которой открывался прекрасный вид на речной закат, как к ним подошла какая-то молоденькая девушка. На нарушительнице спокойствия были длинные, до колен, белые бриджи, маечка на тоненьких лямочках — то ли голубая, то ли зеленоватая, в сумерках не разобрать. Наброшенная сверху мужская рубашка в сине-зеленую клеточку и синяя кепочка с длинным козырьком довершала этот наряд типичной современной девицы…
— Здравствуйте, — юная леди застенчиво, даже робко улыбнулась. — Я вам не помешала? Дело в том, что я… я журналистка, — девушка еще больше смутилась.
— Журналистка? — с улыбкой прервала ее старушка. — Такая молоденькая? Наверно, студентка?
— Вы угадали, — вздохнула девушка. — Я — студентка журфака, и сейчас у нас летняя практика. Мне досталась тема «Проблемы летнего отдыха». Вот я и приехала сюда… Но проблемная статья что-то не получается — в вашем доме отдыха все так хорошо, так благополучно. Вот я и решила изменить тему. Отдыхающие много говорили мне о вас, — она опустила глаза и в смятении принялась что-то чертить веточкой по песку. — И вот я решила…
— Да вы не смущайтесь, — засмеялся старичок. — Кстати, а что вам говорили о нас… наши коллеги по отдыху?
— О, — девушка оживилась. — Они так расписывали мне вас, ваши отношения с женой! И я подумала, что можно было бы написать о вашей любви, ну если не очерк, то хотя бы зарисовку. Рассказать читателю о таких, как вы, проживших вместе всю жизнь, бок о бок и не утративших пылкости чувств, — девушка воодушевилась, заговорила с вдохновением…
— Ну что, Костя, расскажем девушке о нашей любви? — улыбаясь, спросила старушка.
Темнело. Повсюду на территории дома отдыха зажигались фонари.
— А что, расскажем! — старичок оживленно заерзал по скамейке задом. — Ты как предпочитаешь — в форме рассказа? Или вроде бы ты у нас интервью берешь?
— Н-не знаю, — девушка растерянно пожала плечами. — Я как-то об этом не подумала. А как, по-вашему, лучше? Ой, что же я у вас спрашиваю, я же сама должна предлагать.
— Да ты не волнуйся так, внучка, — сердобольно сказала Анночка. — Сядь-ка лучше… Сейчас вместе и придумаем. Первый раз, что ли, такое задание выполняешь?
— Первый, — призналась девушка. — Я ведь на первом курсе.
— Что и говорить, акула пера, — поддразнил старик. — А как тебя звать-то, журналистка?
— Юлька, — выпалила журналистка. — То есть Юлия… Юлия Борисовна.
— До Борисовны, однако, не доросла, — усмехнулся старичок. — Значит, Юля. Ну, давай, Юля, начинай… Где твой диктофон?
— Диктофонов нам не выдают, — девушка оттянула с плеч рюкзачок, закопалась в нем, что-то отыскивая.
— Вот тебе ручка, возьми, — старичок вынул из нагрудного кармана ручку с золотым пером. — Между прочим, настоящий «Паркер». Я, Юленька, важным человеком раньше был, теперь на пенсии. Зато раньше работа мешала Анночку любить, отвлекала, все мысли занимала. А теперь только ради нее и живу.
Девушка быстро застрочила что-то в блокнотике. Константин Васильевич невольно залюбовался тонкой девичьей рукой, бегающей по уже наполовину исписанной страничке. Внезапно его взгляд упал на циферблат ее наручных часов…
— Ну-ка, ну-ка, сколько на твоих часах?
— Половина десятого. Детское время…
— Это для кого как, — старик ударил ладонями по коленям и решительно встал со скамейки. — Анночке, например, спать пора. У нее режим.
— Но как же так? — у Юли даже глаза округлились от огорчения. — Мне завтра в город возвращаться. А как же материал? Мне на следующей неделе экзамен по специальности пересдавать. Без статьи не допустят. — Юля замолчала, поняв, что проговорилась.
— Ничего не могу поделать, — старичок церемонно развел руками. — Не надо было хвосты заводить. Эх ты, практикантка!
— Сами, что ли, молодыми не были? — вскинулась было девушка, но тут же, спохватившись, опустила голову. — Извините. Что ж, я пойду.
Вконец расстроенная, девушка встала и, медленно волоча по песку рюкзачок, двинулась по направлению к дому отдыха.
— Юля, Юля, не уходи, — неожиданно окликнула ее старушка.
Та обернулась и с надеждой уставилась на Аннушку.
— Вот что мы сделаем, внучка. Он пусть с тобой посидит, расскажет, что надо. Он ведь мастер на всякие россказни. — Старушка медленно поднялась с лавочки. — Только ты, Юля, допоздна его не задерживай. И отсюда никуда не уходите, мало ли что. Слышишь, Константин Васильевич?
— Слышу, Анна Ивановна. С лавочки никуда. Темно, мало ли что, — откликнулся старичок.
Анночка не спеша удалилась.
— Ну и что? — тут же нетерпеливо спросил старичок. — Что молчишь-то? Спрашивай!
— Сейчас. Дайте подумать! — как ни странно, но без Анночки Юля почувствовала себя гораздо более уверенно. — Какой вы быстрый, однако, Константин Васильевич…
Тем временем на берегу окончательно стемнело. Семейные отдыхающие расходились по своим домикам. Зато на откос высыпала вся домотдыховская молодежь. Громко заорал магнитофон, кто-то с хохотом и визгом полез в воду купаться…
— Нет, не дают сосредоточиться, — Юля в задумчивости покусала золотой «Паркер». — Может, пойдем куда-нибудь, где потише?
— Да где сейчас тише? — недовольно проворчал старичок, с неодобрением глядя на резвящуюся молодежь. — Разорались. Людям спать мешают. И куда только администрация смотрит?
— А вон там потише, — девушка повела подбородком в сторону реки. — Вон и лодки стоят. Знаете, а я грести умею! Поплаваем, а вы мне о своей любви и расскажете.
— Ну что ж, это ты неплохо придумала, — Константин Васильевич пристально посмотрел на девушку, — катание на лодках располагает к откровенности. Эх, давно я с молоденькими девушками на лодках не катался!
— Согласны? Вот и хорошо. — Юля вскочила и вихрем помчалась вниз, с откоса. Но, добежав до пристани, девушка растерянно остановилась. Все лодки, как одна, были принайтованы к пристани тросами. Растерянность девушки не укрылась от зоркого взгляда Константина Васильевича.
— Что, взяла? То-то же, стрекоза…
Нащупав в кармане заветный ключ, старик пригнулся и стал медленно спускаться к плескавшейся внизу воде.
Во время посадки не обошлось, впрочем, без курьеза. Забираясь в лодку, Юля оступилась и по пояс ушла в воду. Так, по пояс мокрой, и села за весла.
— Ну начинайте же, Константин Васильевич, — заторопила старца Юля. — А то так до ночи не управимся…
Старик открыл было рот, но Юля вдруг неожиданно чихнула. Константин Васильевич хихикнул.
— Что, хвост подмок? Смотри, долго ли до беды.
И точно — Юлин носик опять сморщился. Пытаясь остановить «чих», девушка сжала ноздри пальцами. Напрасно! Она снова чихнула, потом еще и еще раз.
— Теперь заболеешь, — авторитетно сказал Константин Васильевич и пошутил: — Заболеешь и умрешь.
— Ну и пусть, — девушка снова чихнула и громко расхохоталась. — Зато зачет сдам.
Совсем развеселившаяся Юля сбросила с себя рубашку и осталась в одной мокрой, обтягивающей груди маечке. Константин Васильевич целомудренно отвел глаза в сторону — бюстгальтером под Юлиной маечкой и не пахло.
— А знаете, Константин Васильевич, — вдруг предложила девушка, — тут неподалеку остров есть. — Она указала рукой вперед и вправо — туда, где действительно что-то чернело. — Поплыли. Костер разведем, погреемся, а я тряпки свои просушу. Не могу же я одновременно грести и записывать. Да и холодно становится, — она зябко поежилась. — Хотя, конечно, Анна Ивановна предупреждала, чтобы со скамейки ни ногой…
— Ничего, поплыли, — Константин Васильевич искоса поглядел на бугорки под Юлиной майкой. — Старушка моя уже небось десятый сон видит. А то ты мне всю душу разбередила: так что теперь, пока не выговорюсь да про нашу с Анютой любовь не расскажу, и вовсе не усну.
— Согласны? Ура-а! — Юля с силой навалилась на весла.
Как ни уверяла Юля, что хорошо управляется с лодкой, но у заросшего камышом берега она снова спрыгнула в воду и пошла по дну, толкая лодку с сидящим в ней Константином Васильевичем.
— Все равно уже вымокла, — постукивая зубами, бормотала она. — А если еще и вы одежду намочите, то Анна Ивановна меня просто проклянет.
Наконец лодка, минуя заросли, уткнулась носом во что-то твердое.
— Земля! — заорала Юля. — Слезайте, Константин Васильевич.
Лодку вытащили на берег. С Юли ручьями катилась вода, она тряслась, не попадая зубом на зуб. Старик кинулся собирать валежник, а Юля отошла в сторонку, чтобы переодеться. Обернувшись, он увидел, что она уже сняла майку и теперь с трудом стягивает бриджи.
— Киньте мне ваш пиджак! А то замерзну!
Он повиновался с явной неохотой — на острове становилось все холоднее. Что поделаешь, молодые девчонки не понимают, что стариков кровь греет не так, как у их парней, и вечернюю прохладу они переносят иначе.
Брошенный пиджак, однако, не долетел — упал где-то на полпути. Они одновременно двинулись с места, чтобы его поднять, — невысокий полный старик в летних белых брюках, джемпере и панамке и высокая, стройная, совершенно обнаженная девушка с еще на успевшим загореть прекрасным телом. Впрочем, совсем обнаженной ее назвать было нельзя — на Юле по-прежнему была кепка с длинным козырьком.
Они одновременно нагнулись, одновременно распрямились, а пиджак так и остался лежать — каждый думал, что поднимет его другой. Юля застыла от неожиданности…
Несколько мгновений она стояла, как пораженная столбняком, позволяя Константину Васильевичу созерцать свою высокую, одновременно и девическую, и женскую грудь с темными кружками сосков. Наконец пришла в себя, закрылась руками крест-накрест и, обхватив грудь, села на пятки, не сгибая спины. Коленки ее при этом раздвинулись и Константин Васильевич увидел кудрявое золото волос между ногами. Все еще сидя, она протянула руку вперед — причем грудь ее снова приоткрылась, — быстро схватила пиджак, моментально набросила его на плечи и убежала к костру. Константин Васильевич, которого вся эта сценка бросила сначала в холод, а потом в жар, потрусил за ней.
Совместными усилиями Юлиными спичками развели огонь, подтащили поближе к огню бревнышко для сидения…
— Ну, рассказывайте, — попросила Юля. — Теперь можно. Тихо, тепло и рядом никого.
Старик откашлялся… Но слова как-то не шли с языка, а мысли разлетались в разные стороны — точь-в-точь как искорки над громко потрескивающим валежником.
— Не хотите? — спросила она с опаской. — Замерзли, наверное. Что ж, тогда… Поплыли обратно?
Ее мокрая одежда — бриджики, маечка, рубашка и беленькие трусики лежали тут же, на бревнышке. Но почему-то она не решалась протянуть к ним руку.
— Ну так что? — повторила она, не трогаясь с места. — Поплывем обратно? — Голос у Юленьки был по-девичьи высокий и мелодичный. Да разве может быть некрасивым голос у такой юной девушки? Это ведь не старуха шестидесяти лет.
— Подожди, — испугался старик. — Я сейчас, я вспомню.
— Ой, — хихикнула Юля, — а на чем же я писать буду? Сейчас, одну минуточку.
Порывисто вскочив, она бросилась туда, где остались ее блокнот и его ручка. Нагнулась, забыв, что пиджак ей короток, а под пиджаком ничего нет. Вспомнила об этом, лишь когда услышала шорох за спиной. Испуганно обернулась… Старик уже был рядом, совсем близко. Не давая ей распрямиться, обхватил руками девичью талию, прижал, полусогнутую к лодке, навалился всем телом. Честно говоря, он сам не понимал, что на него нашло, какие колдовские чары — этой ли юной бесовки, заповедного ли этого острова — заставили вдруг ожить его немощную старческую плоть? Как бы то ни было, но он нашел руками ее груди, откинул полы пиджака. Она, выворачивая голову, смотрела на него, не сопротивляясь, словно подзадоривая своим несопротивлением. Одной рукой, торопясь и боясь, что внезапно напавшее на него состояние физического желания пройдет, он расстегнул брюки, стянул трусы. И успел войти в нее сзади, сделать два, нет, даже три движения, уткнувшись носом в ее нежную шею.
И тут наваждение кончилось. Обливаясь потом, старик, разгоряченный, задыхающийся, выпустил девушку из влажных рук и, путаясь в спущенных брюках, заковылял обратно к костру. Потом, сообразив, что нужно одеться, натянул брюки и в изнеможении опустился на бревно у горящего костра. И она тоже подошла к огню. В зелени радужной оболочки ее глаз прыгало красное пламя. Потрясенная всем произошедшим, Юля двигалась, как сомнамбула, — ни злости, ни брезгливости нельзя было прочитать на ее лице. Глядя куда-то в сторону, девушка села на траву, и распахнувшиеся полы пиджака открыли груди, которые она только что тщательно прятала. Затем она стянула с головы кепочку, и длинные волнистые золотые волосы заструились по плечам. А старик отвернулся, вынул вставную челюсть, чтобы не подвела в важный момент и приник ртом к обнаженным плечам, спускаясь все ниже и ниже. Сбросил пиджак — она даже и бровью не повела, — стал зацеловывать беззубым ртом маленькие груди. Она не оттолкнула, даже не сказала ничего.
— Сладенькая ты моя, — бормотал он, — и грудка у тебя сладенькая.
— А как же Анна Ивановна? — очнулась вдруг девушка. И вдруг негромко, глумливо хихикнула. — Вы же хотели рассказать, как вы ее любите.
— Аньку-то? — он тоже засмеялся, приглаживая дрожащей рукой седые взмокшие волосы. — Да ну ее! Юлька, что я тебе сейчас скажу. Я вижу, девушка ты серьезная, не попрыгушка, которой сопливые мальчики нравятся.
— Да, мне мальчишки не нравятся, — задумчиво сказала девушка. — Это верно…
— Значит, тебе мужчина солидный нужен. В возрасте и с деньгами. Например, такой, как я. Ну, скажи, зачем тебе журналистика? Сама видишь, что из этой журналистики получается. А ведь можно очень неплохо свою жизнь устроить. Вот скажи, — он испытующе впился узкими зрачками в ее безучастные глаза, — скажи, ты с родителями живешь?
— Нет, в общежитии.
— Ну тем более, значит, за тобой надзору родительского нет, да и денег не хватает. Стипендия, да и то, что из дому присылают, кончается быстро. А ты молодая, деньжата нужны.
— Да, — покорно согласилась Юля.
— Ну вот видишь, ты поэтому и приехала, а я сразу не понял. И вот теперь потому и предложение тебе делаю. Оставайся со мной, не пожалеешь.
— А Анна Ивановна?
— Да что Анна Ивановна? Кто она тебе?
— Она же ваша жена, законная, — напомнила девушка.
— Понимаю, Юлька, — старик лукаво прищурился, покивал головой. — Очень хорошо тебя понимаю. Умница, правильно соображаешь. Дескать, умрет старик и все своей старухе оставит. Ах, Юлька, Юлька, хитрая ты бестия, хоть и глупенькой притворяешься. Только зря ты сомневаешься, ягодка моя. Не бойся, ради тебя разведусь я с Анькой. И на тебе женюсь, и завещание напишу, все твое будет. Мне восемьдесят сейчас, я недолго проживу, а ты мои последние годы украсишь. Побалуемся мы с тобой, пошалим напоследок. А потом ты глаза мне закроешь, чин чином похоронишь, чтобы все, как надо, и отпевание в церкви, и панихида в положенные дни. И живи как хочешь! Молодая будешь, богатая. Тебя любой замуж возьмет. Сама себе мужа выберешь. А мне будешь свечки поминальные ставить да заупокойные заказывать. Вот и все мое требование за твою будущую счастливую жизнь. А ведь я, Юля, очень богатый человек. Ты и представить себе не можешь, какое у меня состояние. А Анька что? Если тебе совестно, то я ей пансион выделю, квартирку куплю. Одним словом, нуждаться не будет. Ну так что ты мне на это скажешь?
В том, что ответ будет утвердительным, он почти не сомневался. Девушка, которая пошла на то, чтобы закрутить со стариком, от подобного предложения вряд ли откажется. Но Юля, не отвечая, зябко передернула плечами и встала.
— Костер потушите, Константин. Васильевич. Возвращаться пора.
— Неужели хочешь, чтобы сначала завещание написал? — Старик стал закапывать костер, думая о том, что не только в прошлом его золотые денечки, но и в будущем.
Девушка взяла с бревна одежду, пошла к лодке. Он стоял спиной к воде, тушил последние тлеющие ветки, когда услышал всплеск. Юля стояла обнаженная в лодке, отталкиваясь веслом от дна.
— Юлька, ты чего, — он побежал к ней, но лодка быстро заскользила, отплывая.
Девушка села и быстро, уверенно заработала веслами.
— Юлька, Юлька! — в испуге заверещал старик. — Ты что задумала, чертовка?
Выпрямившись во весь рост, она стала натягивать на тело мокрую одежду. Лодка слегка покачнулась, и сердце старика забилось от безумной надежды. Нет, не упала…
— Козел, — внезапно разнеслось над речной гладью. — Старый похотливый козел, — Юля кричала, старательно отчеканивая каждое слово, стараясь, чтобы он услышал…
— Стерва, дрянь, — он метался по берегу, выкрикивая все дрянные слова, которые приходили ему в голову. — Сука, шлюха, проститутка…
И вдруг перестал метаться, разделся до плавок и бросился в воду, оставив одежду на берегу…
… — Анна Ивановна, откройте.
Анна Ивановна поднялась с кровати, взглянула в окно и увидела прильнувшее к стеклу бледное лицо девушки с растрепанными мокрыми волосами.
— Юля? — охнув, старушка засеменила к двери.
У Юли едва хватило сил переступить порог.
— Так я и знала, — запричитала Анна Ивановна, суетясь вокруг гостьи. — Я как легла, все меня предчувствия мучили. Да ты скинь мокрое, Юлечка, я тебе сейчас свой халат дам.
— Не надо, Анна Ивановна, — девушка усадила ее в кресло. — Вы лучше послушайте, что я вам расскажу. Тут такое произошло! Такое… Мы с вашим мужем на лодке на остров поплыли, здесь на берегу нам парни и девчонки мешали. А на острове, на острове…
Она уже набрала побольше воздуха в легкие, чтобы выпалить свое известие, но, заглянув в глаза Анны Ивановны, вдруг осеклась и умолкла.
— Да знаю я, что было на острове. — Старушка глядела на нее грустными, все понимающими глазами. — Я ведь предупреждала тебя, чтобы никуда с ним не ходила. Что, набросился он на тебя? Снасильничать хотел?
— Хотел, — выдавила из себя девушка. — Вдруг взял и набросился. Я от испуга даже пошевелиться не могла!
— Ох, Юлька, Юлька, — покачала головой старушка. — Досталось тебе… Бедняжка, — она погладила мокрые волосы девушки.
— А еще он сказал, что бросит вас и женится на мне, — тут губы девушки дрогнули, а глаза налились слезами. — А я-то, дура наивная, думала, что любит он вас так, как никто и никого… Что любовь до гроба… И это еще не все, Анна Ивановна… Я даже как сказать, не знаю…
— Да говори, я понимаю, что с ним что-то случилось, раз его нет, — спокойно сказала старушка. — Когда опять набросился, защищалась, ударила чем? Неужто… убила?
— Нет, я в лодку села, не знаю, как сил хватило столкнуть. Бегом по воде бежала, чтобы успеть отплыть, пока не догнал. А он, кажется, вплавь за мной бросился. Темно было… А что, если утонул? — девушка была бледна, смотрела настороженно.
— Значит, судьба его такая, — неожиданно спокойно ответила старушка. — Но ты не волнуйся, внучка, я уверена, что все обошлось. Он ведь у меня осторожный, как волк лесной. Небось смекнул, что далеко, и обратно поплыл. Так что ты зря себя не изводи. Жив он, на острове отсиживается. Нужно к Игорьку сходить, попросить, чтобы взял лодку и за ним сплавал.
— Хорошо, я скажу!
Но она почему-то никуда не пошла, а присела у ног старушки.
— Анна Ивановна?
— Что, милая?
— Вы что… Ненавидите его?
Старушка слабо усмехнулась.
— Сейчас ненависти нет, равнодушие только… Какая теперь ненависть? А вот раньше точно, ненавидела. Ты знаешь, сколько я от него натерпелась… Он меня на двадцать лет старше. А разве скажешь?
— Нет, — покачала головой девушка. — Я думала, что вы ровесники.
— Все так думают, — усмехнулась Анна Ивановна. — Это от жизни моей несчастной. Ну ладно, пойду разбужу Игорька.
Но Юля вдруг вскочила и схватила ее за руку.
— Постойте. Не надо, Анна Ивановна, не ходите!
Тело девушки сотрясала крупная, нервная дрожь.
Старушка, обняв девушку, заглянула ей в лицо.
— Да что с тобой?
Юля понизила голос до свистящего шепота.
— Не ходите ни к кому. А вдруг он и вправду утонул? Ведь были люди, которые видели, как мы с ним в лодку садились. Кто поверит, что он меня изнасиловал? Он ведь совсем старик. Скажут — заманила в лодку, обобрала, а потом утопила. Ужас какой!
— А ведь ты, пожалуй, права, — Анна Ивановна задумчиво погладила ее по голове. — Не надо до утра шума поднимать. А ты скажи — видел тебя кто, как ты возвращалась?
Девушка отрицательно помотала головой.
— Вот и славно. Теперь твое дело — язык за зубами держать. Только лодку надо на прежнее место поставить. Как будто сам он и вернулся с прогулки.
— Я ведь испугалась просто, я не хотела, — бормотала девушка.
— Ты послушай, что я тебе расскажу, — Анна Ивановна усадила девушку на диван, укрыла пледом. — Мне шестнадцать лет было, обычная глупая деревенская девчонка. А он к нам в деревню приехал. Красивый такой, в военной форме, городской. Пригласил прогуляться. А потом, как за околицу в поле вышли, он меня изнасиловал. Точь-в-точь как тебя. Прибежала я домой, спряталась. Но мать все по моему виду поняла. Нравы в те годы другие были, только война закончилась. Как она меня за косы таскала, как кричала! А тут он и приходит. С цветами. Женюсь, говорит, на ней. Я ведь красивая была. И его сначала очень полюбила, хотя, случалось, поколачивал он меня. И за дело, и так, без дела. Это потом уже, когда повзрослела, стала понимать, что не виновата я перед ним ни в чем. Плохой, злой человек всегда у другого вину найдет. Жаль только, что слишком поздно поняла. Учиться он мне не позволил, а замуж меня никто бы не взял — детей рожать не могу. Куда мне было идти? Двор мести? Да и привыкла я к роскоши. Мы всегда в достатке жили. Вот и терпела… А он и девок в дом водил и, если я их обслуживать отказывалась, при них меня мордовал. А если его друзья приходили, так он сама любезность был со мной: «Анночка, хозяюшка дома». Вот и относительно детей… — ее взор затуманился старческой мутной слезой. — Он сейчас говорит: Бог не дал. А ведь не в этом дело. Бог-то давал… Как я счастлива была, когда забеременела…
Юля перестала всхлипывать, с ужасом слушала продолжение рассказа Анны Ивановны.
— Это сейчас он меня так обхаживает. Потому что я тяжело больна, врачи сказали, что недолго жить осталось. Костя и боится, что я первая умру. У него на старости лет какие мысли пошли, грешил он много, а вдруг Бог есть? И больше всего боится он, что попадет в ад, и никакие деньги и связи ему не помогут. Вот он передо мной грехи замаливает, чтобы я его простила, а потом по христианскому обычаю похоронила. Знает ведь, что, если не я буду похоронами заведовать, сотоварищи, как у них водится, его в крематорий отправят. А тут ты подвернулась. Он и решился на очередную сделку — ты ему дорогу в рай организовать помогаешь, он тебе деньги оставляет…
— Что ж, выходит, все мужики подонки, и самые юные, и самые старые, — девушка жалко улыбнулась. — Побегу я, Анна Ивановна, позову кого-нибудь из дома отдыха. Пусть сплавают, проверят, есть кто-нибудь на острове или нет…
Анна Ивановна, однако, как в воду смотрела. Константин Васильевич не утонул. Хитрый старик перевернулся на спину и, чуть передохнув, поплыл обратно на остров. С трудом вылез на берег и, ругаясь последними словами, уселся на бревно — обсыхать.
Особенно неприятно было, что даже костер он развести не может — спички остались у этой сумасбродной девчонки, костер разжигала она. «Простуда обеспечена», — подумал он, взглядывая на часы, которые забыл снять, когда полез в воду. Стрелки, однако, не двигались. Вот тебе и импортные, водонепроницаемые! «Все норовят обмануть, — окончательно разозлился старик. — Вот и эта маленькая сучка. Старого, больного человека бросила ночью одного, на острове, где небось и змей полно. Дрянь!»
С неожиданной нежностью старик вспомнил о жене, конечно же, ожидавшей его сейчас в их уютном семейном номере. Нет, его Анночка не такая — она любит его, дряхлого немощного старика. А как любила, как ждала в те прекрасные послевоенные годы молодого розовощекого майора, два, а то и три раза в неделю подкатывающего к крыльцу ее деревенской избенки на трофейном «Виллисе».
…В тот приезд Аня призналась Костику, что беременна. От этого известия у Константина Васильевича на минуту отнялся язык. Во-первых, это означало, что он должен немедленно жениться на Анночке, а во-вторых… Это самое во-вторых было еще более серьезным…
Два месяца тому назад полковой врач обнаружил у Константина Васильевича признаки сифилиса, которым майора наградила, как видно, одна из многочисленных подружек. Сейчас Константин Васильевич проходил курс интенсивного лечения, что, впрочем, не мешало ему регулярно появляться у своей Анночки.
Замешательство армейского Казановы длилось, однако, недолго. Коротко приказав плачущей девушке собираться, он отвез ее на дачу к приятелю и вызвал к Анночке «своего врача». Полковой эскулап тут же установил у девушки начальную стадию сифилиса и предупредил Константина Васильевича, что ребенок в утробе матери может оказаться зараженным этой страшной болезнью. Но за соответствующую сумму он брался избавить Анночку от ребенка… Константин Васильевич согласился, и врач, предварительно усыпив девушку, сделал ей укол, стимулирующий предварительные роды.
Очнулась Анночка от острой боли внизу живота. Роды тем не менее прошли вполне благополучно, и в ту же ночь Константин Васильевич закопал младенца в каком-то дачном перелеске. Перед тем, как опустить ребенка в яму, он, однако, развернул простынку и осмотрел ее содержимое. У недоношенного младенца оказались тоненькие, точно паучьи, ножки и ручки. Сомнения в том, что он, Костик, произвел на свет уродца, не было, как и в том, что этот уродец, останься он в живых, сломает всю его жизнь…
Снова замотав еще шевелящегося младенчика простыней, Константин Васильевич быстро забросал его землей… Анночке же он объяснил, что сынок родился мертвым и он во избежание огласки тайно похоронил его на городском кладбище. И Анночка поверила… Даже не возразила ни словечка — только все плакала, плакала. Да, это была настоящая любовь, не чета нынешнему сексу…
Громкий плещущий звук — как будто весел — донесся до слуха старика. Похоже, какой-то припозднившийся рыбак возвращался с вечернего клева…
Константин Васильевич, прислушиваясь, поднялся с бревна — неизвестная лодка шла совсем неподалеку. Старику почудилось даже легкое поскрипывание уключин…
— Э-ге-гей!
Никто, однако, не ответил на его крик. Может быть, не услышали за шумом воды? И теперь выгребаются все дальше и дальше, на речную стремнину… Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, старик сделал один шаг к берегу, потом — второй…
И, не выдержав, затрусил к мерно вздыхающей, точно большой затаившийся зверь, реке…
…В любом доме отдыха есть свои ранние пташки, которые появляются на пляже уже с первыми лучами солнца. И в «Волжских зорях» хватало любителей взбодрить себя — особенно после бурной ночи с возлияниями — прохладной речной водой. Вот и в то утро компания молодых «волжан и волжанок» медленно брела по еще прохладному песку, прикидывая, где бы расположиться. Неожиданно один из парней остановился…
На песочке, прямо возле его кроссовок, лежала чья-то аккуратно сложенная одежда. А сверху белела панамка и розовела вставная челюсть. Одним словом, все было на месте… кроме хозяина.
— Небось нырнул, — неуверенно предположила девушка с двумя хвостиками на светлых волосах.
Все постояли, довольно долго высматривая в воде ныряльщика, который, однако, никак не выныривал.
— Может, на остров уплыл? — не унималась хвостатая.
— Ну да, на остров, — усмехнулся крепкий, спортивного вида парень. — Со вставной-то челюстью? Я еле-еле доплываю. А он что, разрядник?
— Вставная челюсть и у молодых бывает, — хохотнула девушка и полезла в воду.
— А может, человек по берегу гуляет, — посыпались предположения.
— А может…
— Может-может, — передразнил приятелей спортсмен. — Будет болтать-то попусту. Не видите, человек пропал? Надо к директору идти, сообщить…
Истошный крик девушки с хвостиками подтвердил его опасения.
— Утопленник, утопленник, — голосила купальщица, вытаскивая из воды скользкий обломок коряги.
Все рассмеялись, но от воды отошли подальше. Купальное настроение было испорчено, и молодые люди притихшей стайкой направились к административному зданию.
Через десять минут на пляж высыпали все работники дома отдыха, начиная от повара и кончая директором. Стали гадать, кому принадлежат брошенные вещи.
— Игорь, а ты что скажешь? — поинтересовалась у мужа Таня. — Неужели не узнаешь?
— Ну как же, — Игорь с трудом подавил злорадную ухмылку. — Константин Васильевич, твой любимый старичок…
…Весь день — с раннего утра до позднего вечера — ушел на поиски тела. Отдыхающие толпились на берегу, наблюдая, как цепочка спасателей и добровольцев, взявшись за руки, ходит по мелкоте, ощупывая дно. Изредка кто-то из ныряльщиков нервно вскрикивал, будоража зрителей, но каждый раз это оказывалось либо бревно, либо камень. В это же время на глубине работали водолазы и аквалангисты.
Однако поиски не дали никаких результатов. Два дня из отдыхающих никто не решался влезть в манящую, теплую водичку, а на третий день тело старика прибило к берегу неподалеку от поселка. Снова приехал следователь — но на этот раз один и не на машине, а «своим ходом»… Опросил администрацию, отдыхающих. Ребята с турбазы рассказали, что видели, как старик садился в лодку с девушкой, подтвердили также, что видели эту девушку со старичком на берегу. Следователь отправился за разъяснением к Анночке.
— Это была внучка моей сестры, приезжала к нам, в одиннадцать, уехала на катере с друзьями, — сказала старушка. — А Костенька покатался с ней, потом домой зашел, лег спать, да не спалось ему. Сказал: «Пойду искупаюсь». И вот… Я пускать не хотела, говорила, не молоденький ты, ночью купаться, но он ведь меня никогда не слушал. Вот и докупался…
О том, что случилось в ту ночь на острове, сам ли погиб старик или ему помогли, старушка старалась не думать. И действительно, какое теперь это имело значение?
Отдыхающие сочувствовали Анночке, так внезапно потерявшей такого замечательного мужа. Удивляло только то обстоятельство, что домой Анна Ивановна уезжала вместе со всеми, а не сразу же после гибели старичка. И все оставшиеся дни загорала, купалась, а в урочные часы приходила в столовую и кушала с отменным аппетитом…
Пару лет спустя после описанных событий, тем же самым утренним пароходом на пристань под названием «д/о «Волжские зори» прибыла семья известного в области писателя Романа Гвоздева. Сам Роман, спортивного телосложения мужчина с русыми, коротко остриженными волосами, его жена, полнеющая женщина лет тридцати с ярко-голубыми глазами на усталом лице и трое сыновей — крепких, русоголовых и голубоглазых пацанов, как три капли воды похожих на отца.
Капитан — веснушчатый молодой парень, старательно скрывающий пышную рыжую шевелюру под низко надвинутой на лоб фуражкой, — приказал отдать швартовы. Спустили трап, пассажиры, подхватив чемоданы и сумки, заторопились на берег.
Гвоздевы, обремененные многочисленной поклажей, сошли последними…
Когда, пройдя по прогибающимся доскам пристани, они стали спускаться вниз по ступенькам, им на глаза попался какой-то малыш, сидящий у самого подножия лестницы. Мальчик с упоением дожевывал шоколадку в цветастой обертке, краем глаза косясь на разложенные тут же, на песке, разнообразные лакомства: яблоко, банан, пачку печенья. Кто-то из отдыхающих, смеясь, сунул малышу полиэтиленовый пакет с авторучками, и он, важно кивнув, присоединил его к остальной дани. Оторвался он от созерцания своих сокровищ лишь на мгновение, чтобы внимательно оглядеть туго набитый рюкзачок младшего из Гвоздевых — Кирюши…
На территорию дома отдыха они вошли под звуки мажорной музыки, льющейся из невидимого репродуктора. А потом кто-то, тоже невидимый, поприветствовал их мелодичным женским голосом:
— Дорогие наши отдыхающие… Администрация дома отдыха «Волжские зори» поздравляет вас с началом отдыха. Ключи вы можете получить…
— Там все равно очередь, — сказал Гвоздев-старший. — Зачем тащиться с вещами? Пойдем в наш пятнадцатый, а ключи потом возьмем.
У крыльца бросили вещи и только потом заметили малыша с пристани. Он был покрупнее, чем Кирюша, которому недавно исполнилось три. Кирюша был мальчик развитый, но в этом можно было смело предсказать будущего силача.
— А конфеты вы для своих детей привезли? — осведомился мальчик. — Знаете, я ведь шоколадные люблю, не карамельки.
— Сейчас я тебя угощу, — Гвоздева засуетилась, открывая сумки.
Но муж решительно, хотя и мягко взял ее за руку.
— Подожди, Лида. Ты, мальчик, чей будешь? Откуда?
— Я домотдыховский, — ответил мальчик.
Прозвучало это как детдомовский. Женщина вздрогнула, с жалостью спросила:
— А мама у тебя есть? Где она?
Малыш не отвечал, лишь обаятельно улыбался.
— Тебе сколько лет? — спросил Кирюша.
— Три, — ответил мальчик.
— Как тебе, — сказал отец сыну и принялся дальше расспрашивать мальчика. — А родители твои где?
Но тот продолжал улыбаться, явно уходя от ответа.
— Так как же тебя зовут? Как твоя фамилия? — не отставали странные гости.
— Меня зовут Игорь, а фамилию я не знаю еще, — мальчик снова посмотрел на сумку, полагая, что теперь-то наконец получит свою конфетку.
— А где твой дом, Игорь? Где родители?
Догадавшись по тону дяди, что конфет не будет, мальчик отвернулся и направился к соседнему домику, чьи хозяева уже получили ключи и затаскивали вещи.
— Не годится парню побираться ходить. — Возмущению Гвоздева не было предела. — Согласись, Лида, где это видано? Вот возьму и отведу его к директору. А заодно ключи получу.
Он быстро нагнал и вернул обратно упирающегося малыша.
— Пойдешь со мной к директору, — строго сказал он мальчику.
— Пойду, если на рыбалку возьмешь, — малыш поглядел на торчащие из рюкзака удочки. — Возьмешь?
Пришлось Гвоздеву пообещать, что непременно возьмет. И обрадованный малыш, зажав в одной ладошке дядину руку, а в другой — пакет со сладостями, засеменил к директору — выяснять свою родословную.
В директорский кабинет они попали в самый раз, когда поток отдыхающих схлынул… Роман, держа за руку маленького попрошайку, прошел к столу, за которым сидела полная, представительная дама, и протянул ей путевку, вложенную в паспорт.
Татьяна Сергеевна — так звали нынешнего директора дома отдыха, не поднимая глаз, приняла документы и склонилась над «карточкой отдыхающего». И вдруг ее тонкие, красиво выщипанные брови удивленно поползли вверх.
— Ромка? Ты? — Она вскинула голову, и миловидное лицо директрисы озарилось сияющей улыбкой. — Неужели… Пеле?
— Я, — улыбнулся Роман, довольный тем, что она вспомнила-таки его детскую кличку, которую он получил за свои выдающиеся успехи на местных футбольных полях. — А я тоже смотрю и думаю: ты или не ты? Неужели «лягушонок»? То есть, извиняюсь… Татьяна Сергеевна, верно? Вот ты какая стала…
— Я слышала, ты писателем стал, — не осталась в долгу директриса. — Правда, не читала ничего, некогда все, дел вон сколько. В поселке, мать говорит, гордятся тобой. В люди вышел.
— Да и тебе жаловаться вроде не на что, — улыбнулся он. — Вон каким заведением заправляешь.
— Ну уж и заведением, — польщенно улыбнулась Татьяна. — Конечно, крутиться приходится. Что поделаешь, время такое.
Оба замолчали…
Больше вроде и говорить было не о чем, и Роман, чтобы не длить паузу, поторопился переменить тему.
— Тань, я хотел спросить тебя, не знаешь, кто мать этого героя? Я его у своего домика подобрал. Ходит, понимаешь, куски собирает. И к Лиде привязался, стал конфеты просить. Конфет не жалко, но у меня свой такой же, насмотрится — тоже попрошайничать начнет.
Тут он умолк, и в комнате повисло тяжелое, гнетущее молчание. А затем…
— Мерзавец, — Таня размахнулась и влепила малышу тяжелый подзатыльник. — Тебя сколько раз предупреждали, чтобы ничего не просил у отдыхающих? Сколько раз говорили, а?
Малыш засопел, обиженно набычился. И вдруг выдал в адрес матери грязное бранное слово, которое выучил у молоденьких ребят, отдыхавших в прежней смене. Разъяренная Татьяна, как тигрица, кинулась на ребенка.
— Ах ты, дрянь! — Схватив за руку сына, она стянула с него красные шортики и, сняв с себя модный тонкий кожаный поясок, с помощью которого старалась скрыть раздавшуюся талию, принялась хлестать сына, приговаривая: — Чтоб не смел такое матери говорить, чтоб не смел попрошайничать.
Потом, видимо, выдохлась, швырнула малыша в угол.
— Вот стой здесь до вечера, вместо того, чтобы по дому отдыха шастать, мать позорить. У-у, пакость… Папаша родный.
Досадуя на себя за то, что затеял этот разговор, Роман молча взял со стола ключи и, не попрощавшись, вышел из директорского кабинета.
Свое семейство Роман нашел на том же месте и в том же составе — у Гвоздевых не было принято на отдыхе разбредаться кто куда.
Быстро открыли дверь, занесли и распаковали сумку и рюкзаки, разложили вещи по полкам в шкафу. Мальчишки тут же заспорили, кому какая кровать достанется, а Роман, несколько взбудораженный встречей с прошлым, отправился подышать свежим воздухом. Неожиданно для самого себя, ноги понесли его к самому крайнему в их ряду домику.
…Когда-то этот домик «принадлежал» ему и его другу Олегу. Давно это было, в юности… Он, Роман, учился на первом курсе Литинститута, а Олег — в Гнесинке, на теоретико-композиторском факультете. Еще в Москве друзья сговорились летом махнуть в «Волжские зори» и предаться там светской жизни. И вот наступили каникулы… Стипендий, правда, им хватило только на то, чтобы оплатить двухнедельное проживание, зато какие это оказались две недели!
В первый же день Роман познакомился с очаровательной дочерью местной прачки и сообщил ей, что он — известный в Москве писатель. Затем, конечно же, последовало приглашение на чашечку кофе. Пообещав познакомить девушку со своими новыми произведениями, Роман прозрачно намекнул на то, что живет с другом — преуспевающим московским композитором, который, как ни странно, тоже еще до сих пор не женат…
Девушка — ее звали Марина — оказалась сообразительной и обещала прийти с подругой. Ровно в девять в дверь домика номер три раздался стук. Роман как раз выворачивал лампочку из патрона — в институтской «общаге» это считалось верным способом сразу же перейти к интиму.
— Свет почему-то не зажигается, — объяснил он девушкам, спрыгивая со стула. — И Олег запаздывает.
Что касается Олега, то тут никакого вранья не было. Олег ушел в поселок помогать отцу ремонтировать сарай и до сих пор еще не появлялся.
Лампочки запасной у Романа, конечно же, не было, зато были свечи. Зажгли одну, девушки стали послушно смеяться тому, как Роман с Женей Евтушенко влипли в какую-то невероятную анекдотическую историю. Олега все не было. Что делать сразу с двумя красотками, Роман просто не знал. Псевдолитературные истории подходили к концу, свеча догорала. Роман — в который раз — посмотрел на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого.
Первой собралась уходить подружка — круглолицая симпатичная Лида.
— Вы меня не проводите? А то очень уж я полночи боюсь.
До родного поселка, где жила Лида, было рукой подать, но тащиться, спотыкаясь по темному берегу, Роману вовсе не улыбалось.
— Полночи боитесь? — Роман сделал внимательное, заинтересованное лицо. — А почему?
Любая проволочка времени до того, как подойдет Олег, была ему сейчас крайне необходима.
— А вы не знаете? — девушка недоверчиво усмехнулась. — Ну как же! В полночь всякая нечистая сила пробуждается. Мертвецы из гробов встают.
— Глупости все это, — Роман даже вздрогнул, впервые за вечер услышав голос Марины. — Бабушкины сказки! Ну хочешь, я сама провожу тебя, если боишься.
Похоже, что в отличие от подруги Марина была девушкой решительной, и Роман еще раз пожалел, что этот скотина Олег так опаздывает.
— Ну да, глупости, — вздохнула Лида. — Совсем даже не глупости. Послушай вот, что мне одна знакомая рассказывала. У этой знакомой была бабушка. Очень старенькая, но не болела ничем. И она вдруг говорит своей внучке: «Внученька, я завтра умру». Та засмеялась, говорит: «С чего ты взяла?» А старуха ей отвечает: «Ко мне ночью покойный муж приходил, звал с собой, сказал, что ему без меня плохо и мне к нему отправляться пора. Я и согласилась. Он сказал, что надоело ему ждать и что послезавтра вместе будем». Внучка рассмеялась только. А бабушка на следующий день на самом деле умерла.
— Вот я и говорю — старушкины сказки, — засмеялась Марина. — Конечно, народное поверье такое есть, да чепуха все это. Вроде бы перед тем, как умереть человеку, к нему либо умерший родственник, либо знакомый является. Глупости, никто и никому не является. Это человек все во сне видит. Да, может, он сотни раз этого умершего близкого ему человека во сне видел и с ним разговаривал, потому что наяву тосковал по нему, да внимания на эти сны не обращал. А перед смертью почувствовал себя плохо, понял, что умрет, вот и начал сны толковать. Так и возникла эта примета. Их много, таких примет. Например, если зеркало разобьешь… Да кто их только не разбивает? Их, может, каждый год разбиваешь, да не замечаешь, а как умер кто, так сразу, пожалуйте вам!
— А то еще говорят, — оптимистический тон Марины не подействовал на Лиду успокаивающе. — А то еще говорят, что перед смертью собака воет.
Роману было забавно смотреть на перепуганное, побледневшее лицо розовощекой хохотушки Лиды. Раз уж не получилось использовать полумрак для сексуальных развлечений, может быть, удастся хотя бы похохмить?
— А вот что еще мне рассказывали, — стараясь не смеяться, зловещим голосом начал он. — Жила одна молодая женщина, между прочим, замужняя. И вот муж ее погибает в автомобильной катастрофе! Но вдова никак не могла смириться со смертью любимого человека. И на похоронах, когда гроб уже стали закапывать, все рвалась еще разок на него посмотреть! И вдруг…
— Ой, — вскрикнула Лида, залезая с ногами на диван и прижимаясь к подруге. — …Я боюсь.
— Когда она снова упала на грудь покойника, он незаметно открыл глаза и… посмотрел на нее!
— А дальше?
— Дальше вот что было. Вернулась женщина с похорон, легла спать. И вдруг слышит — дверь открывается входная. «Вот чудеса, — думает вдова. — Я же ее на ночь на два замка закрыла, а ключи никому не давала». Слушает она дальше: бам-бам-бам! Шаги по коридору. Женщина вскочила с постели, бросилась к двери. А шаги все ближе, ближе… И вот… медленно… открывается… дверь. И на пороге ее спальни… — тут Роман сделал эффектную паузу, — появляется чья-то фигура в белом!
Последнюю фразу Роман произнес, повышая голос от слова к слову. И его старания, как показали дальнейшие события, увенчались полным успехом!
— А-а-а, — дико вскрикнула Лида и, смахивая на пол свечу, бросилась из-за стола в дальний, самый темный угол.
Но и Роман почувствовал, что глаза его вот-вот вывалятся из орбит. В проеме непонятно когда открывшейся двери белело нечто, имеющее очертания человеческой фигуры.
До сих пор, вспоминая этот случай, Роман удивляется — как он-то не догадался, что в дверях стоял вернувшийся Олег. Конечно, всему виной было это непонятное белое пятно. Потом-то они выяснили, что, подойдя к дому, Олег увидел висевшее на заборе забытое банное полотенце и накинул его на плечи. Но тогда, в тот момент…
…Повеселевший, растроганный возвращался Роман к своим. За это время мальчишки уже успели обежать всю территорию дома отдыха и теперь с восторгом делились впечатлениями с мамой, наперебой рассказывая о том, что видели, предвкушая, как завтра займутся всем сразу — и плаванием, и футболом, и волейболом, и теннисом, и греблей.
— Десять часов, — прервала их Лида. — Пора по постелям.
Одиннадцатилетний и трехлетний бурно завозмущались, споря и доказывая, что спать они не хотят, что еще рано.
— А я вот не лягу, и все. — Кирюша вырвался из рук матери и отошел к стене, уперев кулачки в бока. — Вот не буду спать.
— Правда, пап, зачем мы удочки брали? — заканючил средний, Максим. — Дядя Петя говорил, что лучше всего клюет поздно вечером.
Дядя Петя, брат матери и заядлый рыбак, конечно, знал в рыбалке толк. Но теперь Роман помянул его недобрым словом — разумеется, про себя.
— Папа, ну пап, — подойдя сзади, шепнул старший, Сергей, — давай, сбегаем, а? Хоть на часок. Правда, спать совсем не хочется.
— Мало ли что не хочется. — Роман был непреклонен. — Надо же отдохнуть после дороги. И Максиму, и Кирюше…
— А я не устал. И все равно на рыбалку пойду. — Кирюша схватил свою удочку, самую коротенькую, и направился к двери. — Айда, Максим…
Роман понял, что на корабле назревает бунт. Обострять отношения с командой — так он про себя называл сыновей — не хотелось, и он срочно стал искать компромиссное решение.
— Хорошо. Спать не будем — рано еще. Просто немного полежим и отдохнем. Между прочим, на берегу еще полно купальщиков, они нам всю рыбу распугают. И часика через два, если не уснете, отправимся. А я пока пойду, червей накопаю.
Как и ожидал Роман, пацаны охотно клюнули на хитрую приманку. Сергей и Максим ту же разделись и… отключились, только коснувшись головами подушек. Кирюша же заснул, привалившись к спинке кровати, в полурасстегнутой рубашонке, даже не успев справиться с пуговицами. Роман сам раздел его и на руках отнес в кроватку. Малыш даже не шевельнулся.
— Теперь будут спать как убитые до утра — засмеялась Лида. — Ловко ты их. Прямо Макаренко. Ну что… и нам пора. Пойдем-ка к себе, Рома…
Последние два месяца у них не было физической близости. Роман был буквально поглощен новой повестью, да и Лида за день так уставала, что к вечеру прямо-таки валилась с ног.
В городе начиналась эпидемия гриппа, и садик, в который ходил Кирюша, закрылся на карантин. Младшенький отличался озорным, непоседливым нравом. Впрочем, хлопот хватало и с не по годам самостоятельным Максимом, и с незаметно подросшим Сергеем… Супругам так долго не хватало времени друг для друга, что теперь, оставшись наедине, они накинулись друг на друга как изголодавшиеся. Дважды удовлетворяли свой любовный голод и все никак не могли насытиться.
— Я люблю тебя, Лида, — сказал Роман, бессильно откидываясь на подушку. — Сколько лет вместе, троих ребят завели, а я по-прежнему хочу тебя, как тогда — помнишь?
— А я? — расслабленно улыбнулась Лида. — Я — тоже.
— И тут вошла фигура в белом… — процитировал он зловещим шепотом. И тут же рассмеялся: — Господи, а это что еще за явление?
Дверь в комнату отворилась, и на пороге возникла… фигура в белом, хотя такая маленькая, что никто не испугался…
— Ну вот, а ты говорила, до утра не проснется, — недовольно пробурчал Роман. — Кирюша, никакой рыбалки не будет. Братья спят. И червяков я не нашел. Они все уже уснули и глубоко в землю закопались. В свои норки-постельки. И ты в постельку беги.
— Не хочу я на лыбалку, — слабым голосом возразил Кирюша. — Мне плохо, и живот болит.
Побледневший мальчик согнулся, держась за живот. Испуганная Лида подхватила мальчика на руки и вытащила во двор. Роман кинулся в административный корпус, поднял на ноги дежурного врача.
— Да что вы волнуетесь, папаша? — врачу явно не хотелось расставаться с нагретой постелью. — Переел небось. Вот и тошнит. Бывает…
— У моих такого не бывает, — оборвал его Роман. — У них желудки крепкие.
Когда Роман и врач вошли в домик, Кирюшка бледный, как полотно, лежал на кровати. Его лихорадило, рвота чередовалась с поносом.
— Что он у вас сегодня ел? — допытывался врач, осматривая больного.
— Все было свежее, фрукты мытые, — растерянно ответила Лида.
— Ты у чужих ничего не брал? — вспомнив Танькиного мальчишку, спросил Роман.
— Тетя на пляже яблоко дала, класное, — малыш не выговаривал букву «р».
— Какая еще тетя? Ух, Кирилл…
— Красивая тетя, молодая, — пояснил Кирюша. — Волосы у нее вот такие длинные, — он ткнул себя в коленку.
— Ах, черт, — расстроился Роман. — Видите, — он обратился к врачу, — какая-то молодая дуреха сунула пацану яблоко, в головенке-то мозгов нет, и яблоко, конечно же, не помыла.
— Может, дизентерия? — Лида опустилась на стул.
— У дизентерии инкубационный период два дня, — задумчиво произнес врач, и вдруг вся ленца слетела с него, а в глазах засветился откровенный испуг. — Уж не холера ли? Ну-ну, мамаша, спокойнее. Собирайте ребенка, поедем в больницу, — он встал и, преодолев минутное замешательство, скомандовал: — Так, ждать машину из райцентра не будем — повезем сами. На директорской машине. Вы, мамаша, поедете со мной, а вы, папаша, — он кивнул на Романа, — оставайтесь с детьми. Если какие признаки, вызывайте «Скорую», и тоже срочно в больницу.
Роман помог Лиде одеть малыша, добежал до Татьяны, вместе разбудили шофера, погрузили Кирюшу.
— Из больницы обязательно позвоните, — крикнула вслед отъезжающей машине Татьяна. И добавила негромко, как бы про себя: — Ох, лишь бы не холера. Закроют тогда наши «Зори». Вот несчастье-то…
Проводив жену с сыном, Роман немедленно вернулся обратно в домик. Надо было срочно успокоить Сергея с Максимом, объяснить им… Беспокоился он, впрочем, напрасно — намаявшиеся за день, «рыболовы» безмятежно посапывали в своих постелях. Подивившись крепкому детскому сну, Роман опустился на Кирюшину постель, привалился головой к подушке и… потерял представление о времени.
Очнулся от негромкого стука в окно, вскочил на ноги, кинулся к двери. На крылечке стояла Татьяна…
— Привет, — сказал он. — Проходи, Тань.
Таня, почему-то не глядя ему в глаза, шагнула через порог. У Романа внутри все так и похолодело.
— Что-то плохое? — он испуганно вгляделся в ее накрашенное, несмотря на глубокую ночь, лицо.
— Да нет, наоборот! Лида звонила, сказала, что полчаса назад получили результаты срочных анализов. Так вот, можешь не волноваться — никакой холеры у Кирюши нет.
У Романа точно камень свалился с души.
— Спасибо, Танька, что зашла, предупредила, — искренне поблагодарил он.
— Да брось ты! И вообще, кончай психовать. — Таня села в кресло, явно не собираясь уходить. — С моим обормотом тоже постоянно что-то случается. Я уж и внимание перестала обращать.
Ему ничего не оставалось, как опуститься в другое кресло, напротив гостьи — не выставлять же на улицу женщину, принесшую приятное известие. Сейчас небось начнет про детей растарыбарывать. Женщины это ужас как любят. Но Таня довольно быстро закончила детскую тему.
— Ромочка, — вкрадчиво сказала она, наклоняясь вперед и устремляя на него испытующий взгляд. — Ромочка, ты такой видный стал.
Только теперь до Романа дошел второй, тайный смысл ее столь позднего посещения. Смущенный и, что греха таить, взбудораженный близостью молодой красивой женщины, он инстинктивно откинулся назад, все дальше и глубже утопая в мягком кресле.
— Да ты уж не соблазнить ли меня хочешь, Танька? Так сказать, использовать служебное положение…
Но она не принимала его шутливого тона — все продолжала и продолжала наклоняться вперед, до тех пор, пока ее расширенные зрачки не оказались на уровне его глаз.
— Хочу, хочу, — она схватила руку и прижала ее к бурно вздымающейся груди. — Честно говорю, хочу использовать… То есть воспользоваться моментом. Ты теперь без жены остался. Лида сказала мне, что их не меньше недели продержат. А ты вон какой, тебе баба нужна. Да ты не смотри, что я такая на работе важная да строгая, в постели я нежная да ласковая. — Она встала на ноги, потянула его руку к себе. Рука, однако, не поддавалась.
— Рома, да ты что, Лида ни о чем не узнает. — Таня искренне удивилась. — Вот чудак.
— Брось, Татьяна. — Роман уже без всяких церемоний стал выдергивать руку из ее цепких лапок. — Иди-ка лучше домой, к мужу.
— Ах, вот ты из-за чего! — обрадовалась Татьяна. — Да нет у меня никого. Вдова я, Ромочка, молодая вдова. — С неожиданным для ее грузноватого тела проворством она прыгнула к нему на колени и заластилась кошечкой. — И Игорек у меня сироти-и-нушкой растет…
— Вот и иди к нему, — Роман осторожно, чтобы не обидеть Татьяну, разомкнул кольцо горячих рук и, резко изменив центр тяжести, встал на ноги. — Чем чужих мужей соблазнять, займись его воспитанием. А то, я вижу, одними колотушками отделываешься.
— Сына воспитывать? — Таня резко отстранилась, чувствовалось, что совет Романа задел ее за больное место. — Спасибо за указание, Ромочка. Только некогда мне педагогику здесь разводить. Вон какое хозяйство на плечах тащу. С утра до вечера крутишься. А тут еще и ночью дергают, отдохнуть не дают. Ложные вызовы делают!
Не ожидавший подобного оборота Роман даже рот разинул. А Татьяна, высоко вздернув нос и покачивая бедрами, медленно прошествовала к двери…
…До пяти утра Роман промучился без сна. Бессонницы, конечно, бывали у него и раньше, особенно когда допоздна засиживался за письменным столом… Уснул он только с первыми лучами солнца, а в восемь уже проснулись огольцы и потребовали ответа, куда пропали мама с братишкой.
После завтрака, в девять, поехали автобусом в райцентровскую больницу, предварительно покидав в дорожную сумку кое-какое бельишко, две зубные щетки, упаковку мыла.
Лида вышла в больничный коридор невыспавшаяся, разлохмаченная.
— Ну вот, — виновато сказала она. — Испортили мы вам отпуск. Врачи сказали — дизентерия у Кирюши. Правда, в легкой форме. Да он уже и сейчас на рыбалку просится. Но врачи говорят — надо полежать.
— Ну что ты, Лида, — Роман обнял жену, пригладил волосы, — не расстраивайся. Увидишь, все еще наладится. Главное, чтоб Кирюша выздоровел.
— Тебе одному тяжело будет, — посетовала Лида.
— Да разве я один? А команда на что? — Роман весело подмигнул сыновьям. — Справимся без мамы, мужики?
— Справимся, справимся, — закричали ребята. — Ты только не волнуйся.
Успокоенный, возвращался Роман обратно в «Волжские зори». Сойдя с автобуса, отвел ребят на игровую площадку, а сам отправился в библиотеку.
Роман не представлял себе отпуска без чтения хорошей книги. Именно такую книгу он и собирался сейчас отыскать. Давно, еще с институтских времен, мечтал перечитать «Исповедь» Жан-Жака Руссо. И теперь эта возможность ему, кажется, предоставлялась. К своему удивлению, он отыскал на библиотечной полке запыленный томик Руссо и, обрадованный, поспешил к выходу. Сыновья уже ждали его у двери… Всей командой побежали на пляж, купаться.
…Роман устроился на берегу с книгой, одновременно приглядывая за сыновьями. Максим, средний, плавал вдоль берега, демонстрируя разные стили, которым научился в бассейне, какому-то мальчугану. Чуть поодаль от него две девочки лет по тринадцать, находящиеся в таком возрасте, когда игры в кукол уже не интересны, забавлялись, катая на надувном матрасе Таниного сына. Тот весело хохотал. Самой Тани не было поблизости. «Случится что, она и не узнает», — невольно подумалось Роману. Но и Сергея почему-то не было видно. Ага, вот он где! Старшенький, вместе с таким же обалдуем, у которого развитие мышц опережало развитие головного мозга, улизнули далеко за красные плавучие буйки, означающие зону купания. Роман отложил книгу, подошел к кромке берега и воды, сложив руки рупором, крикнул: «Сергей, а ну назад». Сын не услышал, продолжал плыть дальше, подгоняемый пылом соперничества. «Даже если и услышит, не повернет, пока не обгонит», — вздохнул Роман и, не медля, бросился в воду. Наддали и юные купальщики…
Наконец на спасательной вышке спасатель то ли проснулся, то ли вернулся откуда-то и принялся за свою работу:
— Трое купальщиков, заплывших за буйки, немедленно вернитесь, — громко оповестил репродуктор.
Мальчишки услышали, переглянулись, но поплыли дальше, видимо, решив во что бы то ни стало определить победителя. Спасатель еще раз повторил заклинание:
— Трое купальщиков…
Ребята наконец-то сообразили, что речь идет о троих нарушителях, и испуганно обернулись.
— Быстро на берег, оба, — скомандовал Роман и поплыл к берегу, видневшемуся вдали желтой полоской песка. Ребята медленно двинулись следом…
Через пять минут, однако, стало ясно, что участники заплыва не рассчитали своих сил. Первым сдал более слабый — Серега… Сын стал более учащенно работать руками, а один раз даже ушел с головой под воду. Роман в два взмаха перелетел разделяющее их расстояние, подставил плечо, сказал: «Держись», затем протянул руку второму мальчишке и подтащил его к себе.
На берег вышли втроем — только что не в обнимку. Роман, задыхаясь, тоже присел у кромки воды. Но уже через две минуты он встал и, глядя на Сергея, стал сворачивать коврик, на котором загорали.
— На сегодня все. Больше купаться и загорать не будем, — объявил он. — И вечером тоже не пойдем.
— Пап, а я-то при чем, — заныл Максим. — Я же не заплывал, как Сережка.
— Ты, Макс, ни при чем, это точно, — спокойно объяснил Роман. — Но твой брат наказан. Так что быстренько домой.
Уходя с пляжа, Роман повернул голову и поискал глазами Танькиного малыша. Тот сидел на берегу все с теми же девчонками, которые, играя с ним, как с живой куклой, надевали на него свои маечки. Роман снова подивился прожорливости малыша. Даже когда ему на голову повязали косыночку, Игорек не шевельнулся, продолжая таскать из бумажного кулечка спелую клубнику. Ягоду, как видно, принесли на пляж с собой его случайные подружки…
Только дома, уже после ужина, Роман вспомнил про «Исповедь» Жан-Жака Руссо. Накинув тренировочный костюм, кинулся на пляж… Книги на месте не оказалось. Роман окончательно расстроился…
«А все из-за Сережки. Вот стервец. — Он еле сдерживался, чтобы не ворваться в дом и не выдать сыну по полному раскладу. — Нет, так не годится. За одно и то же два раза не наказывают. Надо остыть, прийти в себя».
Кляня уже собственную рассеянность, Роман, чтобы окончательно успокоиться, взял стоящие возле дома удочки и направился вниз, к реке. Привязав к леске мормышку, забросил удочку в воду. Поплавок несколько раз сносило к дебаркадеру, но он терпеливо забрасывал вновь и вновь. Поклевки, однако, не было… Прошел час, а Роман так и не подержал в руке даже завалященького окунька.
Уходить, однако, не хотелось, подзадоривало упрямство рыбака — поймать хоть одну рыбешку. Он поднял голову вверх — четко очерченный, словно вырезанный из бумаги желтый месяц выплывал на небеса, усеянные золотыми брызгами звезд. Точь-в-точь как на аппликации, которую Кирюшка как-то притащил из своего садика. Роман невольно залюбовался красотой летней ночи, одновременно ощущая, как уходит, улетучивается недавнее раздражение. Но тут…
— Дядь, — услышал он вдруг позади чей-то тоненький голосок. — А ты почему меня обманул?
Голос был тоненький, очень знакомый. Роман обернулся… Так и есть — Игорек, Танькин сын. Белые в темный горошек трусики, стоптанные сандалики на босу ногу. Похоже было, что малыш только что вылез из кровати.
— А ну брысь домой, — скомандовал Роман. Пацан, как видно, засек его еще в поселке, узнал и пошел следом. — Какая рыбалка! Все дети уже спят.
— Да, — губы мальчика запрыгали. — А обещал. Соврал, значит?
— Завтра пойдем пораньше, — Роману стало стыдно. — И моих пацанов прихватим, тебе веселее будет. А сейчас поздно уже, беги домой, пока мамка не хватилась. А то проснется, а тебя нет. Опять выпорет.
— Завтра она не отпустит, — заревел малыш. — Лучше сейчас. Сейчас ее дома нет.
— А где же она?
— Она… это… К хахалю пошла. А мне страшно-о-о…
«Нашла все-таки желающего, — подумал Роман. — Такого малюсенького одного оставила. Ну и мамаша».
— Хорошо, — Роман потрепал малыша по кудрявой головке. — Давай рыбачить. Только сначала зайдем ко мне, переоденемся.
Он смотал удочки, взял Игорька за руку и повел его по белеющей в темноте тропинке. Сыновья уже спали, Роман натянул на Игорька штанишки младшего сына, надел свитер. А когда достал из прихожей маленькую, как игрушка, удочку Кирюши, глаза Игорька засияли. Стараясь не хлопать дверьми, они вышли из дома и зашагали к причалу. Роман показал мальчику, как забрасывать удочку, присел рядом. Рыба, однако, не клевала.
— Ну где рыбка, где? — через каждые две минуты приставал малыш.
Роман успокаивал, уговаривал подождать, не торопиться.
— Может, она спит? А может, есть не хочет? — плаксиво вскрикивал Игорь.
Наконец, окончательно обидевшись на нехорошую рыбу, он задремал, не выпуская из рук удилища.
Романа тоже начало клонить ко сну. Он зевнул раз, потом другой. И в этот момент…
— Эй, рыбаки, много ли наловили?
Роман невольно вздрогнул — женский голос доносился не с берега, а со стороны реки. Как будто бы русалка поднялась вдруг из речных глубин и окликнула, позвала.
— Ни сколько не наловили, — ответил за Романа проснувшийся Игорек, и чары моментально рассеялись.
Роман усмехнулся — пока они дрыхли, кто-то тихонько подъехал к пристани. Голос у кричавшей был, впрочем, высокий и свежий.
— А здесь и не наловите, — засмеялась «русалка». — Здесь вообще клев плохой.
Таинственная лодка приблизилась и вступила в светлый круг, отбрасываемый единственным на пристани фонарем.
— Вон туда надо плыть, там отлично клюет, — она показала в сторону острова, чернеющего вдали. — Хотите со мной? Наловите столько, что много покажется.
Наконец-то он смог увидеть ее лицо. Да, молодая, красивая. И, как и положено русалке, с длинными до плеч белокурыми волосами.