Теплый пепел надежд

Глава вторая ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА…

Они жили в большом, красивом, желтом от солнца доме. Они — это мама, папа, бабушка, она, Сонечка, и куча всякой живности, начиная от котов и заканчивая коровой Нюркой.

Станица, где находился дом, была просторная, светлая, в садах и полях.

Сонечкина мама работала завклубом, папа был военным, служил в части, стоящей неподалеку. Бабушка была просто бабушка, мамина мама. Все в доме и на огороде делала она. А еще вкусно готовила, хорошо шила и читала по складам Сонечке. Потом они вместе с ней читали интересные книжки и сказки.

Жили они дружно и весело, и больше всех любили свою Сонечку, которую бабушка называла «солнечко ты наше ясное», мама — красавицей, а папа ничего не говорил, просто любил, как все мужчины — так говорила мама.

И от такой прекрасной жизни Сонечка росла доброй, веселой, послушной девочкой, у которой не было ни единого темного дня.

Она считала, что и весь мир так же добр и чудесен, как ее дом и ее любимые мама, папа, бабушка, кошки, куры, собаки, утки и бабочки. Так оно и было, потому что Сонечкин мир был бесхитростен и покоен.

В школе ее тоже все любили. Ребята ходили к ней в гости, где их потчевали сладкими ватрушками и крепким чаем. Учителя радовались Сонечкиным успехам — одни пятерки на всех ступенях, Сонечка была умненькая.

Но ужасно, катастрофически некрасивая. Кто знал об этом?..

Мама, которая не единожды плакала ночью в подушку, а утром еще пуще целовала свое дитятко, называя красавицей и ангелочком, как бы моля и призывая небесные силы, чтоб так оно и стало.

Папа? Да он об этом и думать не думал: ребенок есть ребенок, а какой он, красивый ли, нет? Кто же его знает.

Бабушка тоже знала, но, будучи умудренной жизненным опытом, знала и то, что счастье бывает не в красоте, а в удачливости, и что красавицы остаются порою одинокими, а некрасивые как сыр в масле катаются. «С лица воду не пить» — так успокаивала она Сонечкину маму, свою дочь, когда та уж очень убивалась.

Ребята из школы ничего такого про Соню не знали — хорошая девчонка, своя, заводная, веселая, всегда поможет, развеселит.

Здесь существовал другой критерий: хорошая означало, по-видимому, красивая, а нехорошая — некрасивая… Естественно, в таких условиях Сонечка не задумывалась над своей внешностью.

Смотрелась ли она в зеркало? Конечно, смотрелась, но она не видела себя такой, какой была на самом деле. Видела красивые банты в волосах, ловила взгляд, всегда заряженный весельем…

А на самом деле у нее были приплюснутый нос, почти заячья губа, кривые темные зубки, маленькие глазки без ресниц, серая кожа и жидкие бесцветные волосики.

Сонечка была счастливым человеком и, возможно, прожила бы такой до старости. Вышла бы замуж за самого красивого парня из станицы, потому что была хорошая, родила бы ему детей, которые лицом были бы в отца, а характером в мать…

Короче, такая вот сказочка могла бы приключиться с Соней. Но в жизни всегда есть место случаю. То есть некоей предопределенности.

Когда Сонечке сравнялось тринадцать, мама ее совсем заблажила: подходит девичий возраст, а дочь все дурнеет.

Сама-то Сонечкина мама была прехорошенькой — истая казачка с толстой черной косой, синими глазами и складненькой фигуркой. Да и отец был мужик хоть куда.

И как-то ночью мама в слезах сказала Сонечкиному папе, что терпеть больше нельзя, надо везти дочь в город и показать врачам, может, те что исправят.

На что папа, человек совсем простой, расхохотавшись, заявил, что Капитолина (так звали мать Сонечки) дурью мается и что дочь их хоть и не красавица, но девчонка нормальная.

— Был бы человек хороший, а Сонька наша удалась на диво: работящая, честная, послушная и в школе лучше всех учится.

Вот так сказал папа.

А мама пыталась объяснить ему, что дочка их страшненькая и что не видать ей счастья в жизни…

— Нормальная она! — прикрикнул муж. — Давай-ка спать.

Попробовала поговорить с бабушкой, своей матерью, но та в силу старорежимности запричитала, замахала руками: спаси Господи, ребенка своего отдать под нож! Да пусть такая растет! Может, в девках останется, а может, и такая будет счастливой!

Так жили они неприхотливо, безбедно, пока не началась война в Чечне.

Отцовскую часть в первые же недели отправили туда, на «странный фронт» — так писали газеты. Но странного в нем ничего не было — там убивали, как на обычной войне.

Одним из первых пал Сонечкин папа, капитан Виктор Скоромнов. Рассказывать страшно, как пришла к ним похоронка, как хоронила Виктора вся станица, как остались в большом доме три бабы: старая, молодая и малая.

Жить стали они тихо. Сначала захаживали соседки, ребята забегали, потом перестали, больно уж стыло и темно стало в этом доме.

Капитолина работала (в ларьке, клуб закрылся) спустя рукава, и случилась у нее недостача, которую она выплатила, но не захотели ее больше там держать — рассеянную и мрачную.

Капитолина засела дома. Каждодневные ее слезы и сетования на судьбу довели бабку до того, что отдала она Богу душу.

Совсем стало страшно в доме. Капитолина вдруг распродала все, поменяла их красивый дом на городскую малогабаритку, и уехали они с Сонечкой в дальний большой город, Ростов-на-Дону.

Квартира досталась им неплохая, хотя и маленькая. Две комнаты с отдельными входами, кухня приличная.

Купили они мебель, занавески, ковер на стену… Стало уютно.

Но ничто не радовало их в городе — шумно, пыльно, машины носятся как бешеные, воздух — не продохнуть, знакомых никого.

В школе, куда Капитолина сразу определила дочку, на Сонечку смотрели искоса, странно фыркая — это девчонки; все они были модненькие, подкрашенные… А мальчишки и не заметили, что пришла в класс новенькая.

Никому здесь она была не интересна, никому не надобились ее качества — хорошей девчонки и товарища.

И учиться Сонечка стала много хуже. Выйдя к доске, видела насмешливые физиономии ребят и слова из себя не могла выдавить.

Сонечка понимала, что с ней что-то не то, никто не хочет с ней разговаривать, учителей она почему-то злит, а класс хихикает, когда ее распекают… Почему? Этого разгадать она пока не могла, не умела.

Думала же упорно и однажды пришла к выводу: она, Соня, деревенская, а они все городские. Не хотят они с ней водить знакомство.

Ах, зачем мама уехала из станицы! Там так просторно и такие хорошие люди кругом! А тут они всем чужие. Вон мама ходит-ходит, а никак на работу не устроится. И Соня заплакала и не переставала до тех пор, пока в комнату не заглянула мама и не бросилась к ней с утешениями и любовью.

— Мама, не надо нам было уезжать оттуда. Здесь нас никто не любит. И не полюбит, — вдруг проговорила Соня.

Тут разрыдалась Капитолина. Дочка-то у нее совсем взрослая, все понимает. Конечно, она сделала глупость, что сорвалась из родного села, но теперь назад все не воротишь! Надо пристраиваться здесь.

Капитолина как-то встряхнулась, перестала рыдать.

— Сонюша, не будем плакать, деточка моя. Все будет хорошо, дай срок. Я на работу устроюсь, у тебя подружки появятся… Не могла я там жить, без папани, без бабули, все там их напоминало, — объясняла она дочери.

Назавтра Капитолина решила, что нельзя им куковать, как на хуторе, надо с кем-то знакомиться, ходить куда-то, а то они и в кино не бывают.

Соседка с площадки часто встречается ей днем, не работает, может? И здравствуется с улыбкой… Сходить к ней, что ли, за спичками?..

Соседка оказалась дома, немного удивилась, но улыбнулась и пригласила зайти (Капа пришла именно за спичками).

Капитолина оробела, но зашла, зачем тогда огород городить? Соседка была еще молодая, здоровая, некрасивая баба, с длинным лицом и выступающими вперед зубами. Одета шикарно — стеганый шелковый малиновый халат, на шее цепочка золотая, пальцы в перстнях, тапочки, шитые золотой ниткой. Что у нее было своего хорошего, так это длинные густые рыжие волосы, закрученные на маковке в большой узел.

А какой у нее муж, подумала Капитолина, такой же некрасивый?..

Этот вопрос заинтересовал ее: вот ведь почти уродина, а как разодета, какая квартира, обстановка! И сама не работает! Капитолина как-то приободрилась — может, и Сонечка замуж хорошо выйдет?

Соседку звали Тамара, и она правда не работала.

— Пусть муж работает, деньги приносит, — усмехнулась она. — Он мне не велит работать, говорит, работа пагубно отражается на красоте.

Капитолина чуть со стула не свалилась и кофе не поперхнулась. Испугалась, что Тамара это заметит и обидится…

Но та ничего не заметила, потому что и подумать не могла, что кто-то может назвать ее безобразной замарашкой.

Себя она считала если не красавицей, то женщиной интересной, и уверенно шагала по жизни рядом с действительно видным, да еще и талантливым мужем, ныне президентом фармацевтической фирмы. И, кстати, их окружение думало точно так же, как и она. Про Тамару говорили: не красавица, но шарм бесподобный.

А вот как раз шарма-то у Тамары и не было. Сумела она всем глаза застить, а уж своему мужу Валерке и подавно. Но ему она еще и внушила, что такой сексуальной и тонкой женщины, как его жена, он не найдет нигде. Сексуальной, умелой и женственной. И Валерка истово верил. Был он добрым, толковым малым, ко всем относился хорошо, с вниманием и, может, потому для многих так и остался Валеркой, хотя и был президентом фирмы и приближался к сорока годам.

Подруг у Тамары не было, женщин она не особо привечала. «Чем их меньше вьется около Валерки, тем лучше. Я — одна-единственная» — так рассуждала не очень умная, но смекалистая Тамара.

Встречала с работы она своего Валерку в соблазнительном пеньюаре, с красивой прической, намакияженная, в домашних туфельках на шпильках. И так высокая, она становилась просто высоченной, но и это оборачивала себе на пользу, говоря: «Я по стати чистая топ-модель». И Валерка опять верил.

Мужики тоже считали, что с Тамаркой ему крупно повезло. Вот детей только у них не было. И Тамара иной раз скучала одна в дому.

Ей необходимо было какое-никакое общение, чтобы можно было похвастаться нарядами, рассказать, как необыкновенно любит ее Валерка, какой изумительный курорт Анталия и прочее. Ее приятельницы, жены знакомых мужа, уже все знали, по сто раз друг другу пересказали…

И тут появилась эта миленькая простушка, которая будет слушать раскрыв рот.

Усадив Капитолину за кофе (та «кофий» не любила — горький он, но отказаться стеснялась), Тамара стала болтать.

Вначале было интересно узнать, как живут богатые люди, но рассказы все не кончались, плавно перетекая один в другой, и Капитолина поняла, что сейчас уснет, свалится со стула — такой на нее напал сон.

Наверное, она бы и заснула, если бы не услышала вопроса Тамары:

— Капочка, а вот… девочка такая… аккуратненькая, ваша дочь?

Капитолину как ударило это слово — «аккуратненькая»! Значит, нечего больше сказать соседке, а похвалить ребенка захотелось, приятное сделать матери…

Она кивнула, и на несколько лошадином лице Тамары появилось соболезнующее выражение:

— В отца девочка… Вы ведь такая хорошенькая, отец, видно, грубоват?..

Капитолина внутренне вся сжалась, но виду не подала, что ей до слез горько. Да и не хотелось ей сразу же ссориться с «гусыней», как определила она для себя эту неуклюжую здоровую тетку.

— Наш отец был красивый мужчина, я карточку покажу, — возразила она. — В Чечне он погиб… — Дальше она говорить не могла, расплакалась.

Соседка засуетилась:

— Бедненькая вы моя! Простите меня, я же не знала!..

Она прошла в комнату, принесла полбутылки виски, налила в стопочки, предложила выпить за погибшего, за его бессмертную душеньку.

Надо отдать справедливость Тамаре, баба она оказалась не злая, просто доброту ей не к кому было приложить.

Они выпили, и Тамара, сама чуть не плача, продолжала:

— Дорогуша ты моя, да ты красавица! Мы еще на твоей свадьбе погуляем! Что ж делать, надо и о себе, и о дочери подумать!

Вспомнив уродливую девочку соседки, она добавила:

— А девочку свою ко мне пришли, я ей кое-что подскажу, подарю, ладно?

Капитолина, кивнув, вытерла слезы.

— Ну, вот и хорошо, — обрадовалась Тамара. — Слезами горю не поможешь! Давай, рассказывай о себе, я никому ничего. Да и не знаюсь я ни с кем в доме, мне за мужем ухаживать надо, он работает как проклятый…

Тут Капитолина дорвалась — сколько месяцев она молчала! Она рассказала об их счастливой прежней жизни, о муже, как он любил их… О Сонечке, какая она добрая и хорошая, а уж какая умная!..

— Не в красоте счастье, — завершила она рассказ, вспомнив, что говорила незабвенная ее мамочка, и чуть было не брякнула: вот, мол, ты, Тамара, некрасивая, а как живешь!

Но вовремя остановилась, поняв, что соседка вовсе не считает себя некрасивой; несколько раз ловила Капитолина взгляды, которые та бросала в висевшее напротив зеркало, — они были придирчивые, но горделивые.

Расстались они довольные друг другом. Тамара намекнула, что, возможно, найдет для соседки работу и повторила приглашение Сонечке.

Капитолина была рада, что затеялось новое знакомство и что «гусыня» оказалась не такой противной, какой виделась вначале; может, что и сделает для дочки.

Сонечка пришла из школы хмурая, и мать постаралась развлечь ее, смешно рассказывая о соседке; потом она похвалила ту — не гордая, хоть и богатая, и работу ей обещала, а Сонечку приглашала в гости.

У Тамары той всякой одежды полно, и она хочет Соне предложить кое-что. Капитолина, слава Богу, шить умеет, и машинку с собой взяла.

Сонечка как-то без радости приняла эти новости и скоро ушла в свою комнату, сославшись на уроки. На самом деле она вспоминала сегодняшний день в школе. Ее соседка по парте сказала, что готовится грандиозный весенний бал «Цветение акаций». Это будет бал-маскарад, все в костюмах и масках, потом раздадут призы за лучший костюм; потом будут лотерея, танцы до упаду и буфет, кажется, даже с шампанским!..

И еще конкурс на звание Королевы акаций — Весны!

— А какой ты костюм наденешь? — спросила Соня.

— Не знаю еще, наверное, средневековой дамы… — ответила девочка с напускным равнодушием. — А ты? — спросила она Сонечку с явным подвохом.

— Мне очень Золушка нравится, — призналась та.

Соседка не сдержалась и прыснула:

— Тебе и костюма не надо!.. — И убежала.

Соня стояла как оплеванная. Она все поняла, на душе стало мерзко. Она же ничего плохого не делает, почему ее так не любят?.. Девочка уже знала о своей безобразности, но не могла взять в толк, почему нужно плохо относиться к человеку только из-за его внешности.

Сонечка брела домой, еле переставляя ноги, ей хотелось забиться в какой-нибудь угол, подальше от всех.

А дома мама как назло разболталась про свое гостевание у соседки, толстой, рыжей, шикарно одетой бабы… Что Сонечке до нее? И что той до Сонечки…

Она бы и ушла из комнаты, не дослушав, но тут мама сказала, что эта рыжая ждет ее, Сонечку, к себе… Та хотела сразу же отказаться (здесь, в городе, из ее сердца постепенно утекала доброта, уступая место чему-то темному и злому, что делало Сонечку угрюмой, толкало на ссоры с мамой). Однако увидев, какой робкой, жалкой надеждой светятся глаза мамы, она согласилась.

— Вот и ладно, — обрадовалась Капитолина, не ожидавшая, что дочь так быстро согласится, — завтра и сходи.

Сонечка ушла к себе, села на кровать и расплакалась.

Слезы градом лились по ее уродливому личику.

Раньше Сонечка со всеми огорчениями бежала к маме, утыкалась в ее теплые мягкие колени, и становилось хорошо и не страшно. Теперь она научилась страдать одна. Да и чем могла помочь ей мама? Сонечка, будучи умной девочкой, утратила уже детские иллюзии.

Наутро Капитолина то и дело подскакивала к двери, проверяя, не уезжает ли муж Тамаркин. Наконец он уехал. Теперь она заволновалась о том, чтобы поскорее вставала Сонечка и шла к соседке — а вдруг та поможет?..

Сонечка вышла на кухню такая же, как вчера: хмурая, с обозначившейся морщинкой меж бровей.

Капитолина металась, готовя дочке завтрак. Она боялась, что та или забыла о приглашении, или откажется, и вся горела от нервозности. Но Сонечка помнила о предстоящей неприятной встрече с рыжей теткой, которой мама неизвестно что наговорила о ней.

В гости Сонечка надела свой лучший наряд — юбочку с воланами и малиновую кофточку, купленные на базаре. Остальные вещи у нее были сшитые мамой или еще бабушкой…

Капитолина рванулась было за ней, но дочка так глянула на нее, что она осталась; действительно, что ей там с ними делать? Мало ли чего эта Тамарка будет Сонечке говорить…

Соседка к свиданию со страшненькой девчонкой подготовилась. Во-первых, ей абсолютно нечего было делать, а это какое-никакое развлечение, во-вторых, Тамаре хотелось поразить воображение деревенщины и сразу же преподать некий идеал, к которому та должна стремиться.

Встретила она Соню в алом кимоно с вышитыми птицами сказочной красоты, рыжие волосы убраны под алый с золотом обруч. На лице макияж номер три (для приемов — первый, для Валерки — второй, но и третий не плох!).

Тамарка обворожительно улыбалась.

Вблизи она лишний раз уверилась, насколько страшна девчонка, да еще толста, одета безобразно… И выражение лица, как у всех уродов — мрачное и вызывающее.

Тамарка дрогнула, не зря ли она все это затеяла, что с этой маленькой квазимодой можно сделать… Однако девчонка стояла на пороге, и соседка пригласила ее попить кофе для начала.

Они прошли на кухню.

Тамара суетилась у плиты, а девчонка села на стул, молча оглядывая кухню. Хозяйке пришлось самой придумывать темы для беседы. Девчонка продолжала молчать и глядела теперь на соседку непонятным взором. Так бы и стало их первое свидание последним, если бы Тамара в поисках тем не заговорила о бале-маскараде в соседней школе, где училась дочка ее знакомой. Сонечка вдруг покраснела и хрипло заметила:

— Это у нас… Я туда не пойду…

И правильно сделаешь, подумала Тамара, а вслух сказала:

— Ну, так заранее решать не надо. Вот мы с тобой посмотрим мои тряпки, может, чего стоящего найдем… — Потом неожиданно строго, с искренней заботой добавила: — Вот что, Софья, тебе надо худеть. Срочно. Это дамы должны быть в теле, а девушка обязана быть существом воздушным, бабочкой!.. — И, не дав Сонечке времени на возражения, заявила: — Это мать тебя раскормила, знаю я! Меня саму в детстве закармливали! Родители почему-то считают, что толщина залог здоровья! Чушь собачья!

Соседка, как барышник на базаре, оглядела Сонечку.

— Слушай и запоминай. За две недели сумеешь похудеть. Но! — строжайшая диета: хлеб, супы, котлеты, картошка, макароны, сметана, масло, пирожки-пирожные исключаются. Пить только несладкий крепкий чай. Забудь о бананах, персиках, грушах, помидорах… Ешь огурцы. Увидишь, какой ты станешь. Фигурка, по-моему, у тебя неплохая получится…

Сонечка смотрела на соседку, и полярные чувства раздирали ее сердце. С одной стороны, она считала, что все это зря и ничего с ней уже не сделать, с другой — хотелось верить, что с помощью рыжей она если и не станет писаной красавицей, то все же похорошеет и не станет вызывать такого отвращения.

Утешало еще то, что соседка сама далеко не красавица, а побудешь с ней вот так, рядом, когда она возбуждена, суетится, трясет своей рыжей гривой, смеется, — и начинает казаться, что она ничего себе и даже не хуже ее мамы, красотой которой Сонечка с болью восхищалась.

Почему же она, Соня, не такая?..

Сонечка запоминала рецепт похудания — уж это она сможет! Они с мамой едят именно то, чего нельзя: картошку, макароны, тушенку, закатанную еще в станице… Из овощей — помидоры, толстые, огромные… И хлеб. Мама всегда приговаривает: ешь побольше хлеба, от него сила.

Вот Соню и разнесло! Все. Диета. Даже голод.

Они попили кофе, и Тамара вытрясла из шкафов все свои наряды. Похвастаться хотелось и для дела: может, найдется что-нибудь для маскарада девчонке. А там, глядишь, захомутает какого-нибудь сопляка, и пойдет дело!

У Сони разбежались глаза — чего тут только не было! И платья, и кофты, и шубы, и плащи кожаные, туфли, сапоги — видимо-невидимо барахла! Каждый день можно новое надевать. Куда Тамарке столько?..

Но потом она подумала, что в городе, да при богатстве, наверное, и надо иметь столько нарядов…

— Ну, смотри, выбирай, — предложила соседка, усевшись среди всего богатства.

Соня незаметно оглядела себя: до чего же жалок ее «лучший» костюм. Ей уже не хотелось рыться в вещах, но хозяйка, сидя идолом посреди комнаты, приговаривала: давай, смотри…

В куче вещей, которые Сонечка не могла даже воспринимать, она вдруг углядела нечто!.. Девочка потянула это к себе за зеленый блестящий мягкий волан…

Платье. И к нему в целлофановом мешке шляпа. С прозрачными большими полями и маленькой золотой розочкой.

Тамара заметила, как замерла девочка, увидев этот наряд.

…А девчонка-то со вкусом, подумала Тамара. Она купила это у своей знакомой, приехавшей из Франции. Платье той абсолютно не подходило, и Тамара уговорила ее продать.

Но, увы, Тамаре оно тоже оказалось мало. Она все собиралась подъехать к фирменной портнихе, чтобы та что-нибудь придумала… Все как-то не получалось, и платье без толку лежало…

И долежалось.

Тамара решила дать его девчонке на маскарад. Не жадная она была, от богатства, что ли?.. Интересно все же, как в этой престижной школе все умрут от зависти, пусть не к ней, Тамаре, а к ее платью. Что оно валяется без дела?

— Что, понравилось? — спросила она Сонечку.

Та кивнула.

— Тогда вот что, — заявила Тамара непререкаемым тоном, — ты похудеешь, и я дам тебе это платье на маскарад. Все от зависти полопаются. А теперь беги в ванную, прими горячий душ, поработаем с макияжем и париками.

Соня смущенно пробормотала, что она мылась утром. Тамара рассмеялась:

— Дело не в чистоте, глупенькая. Перед событием, ну, когда накладываешь грим и надеваешь прекрасные одежды, — за минуту до этого принимаешь душ и выходишь свежая, как роза! Кстати, тебе пора об этом знать: перед любовью — то же самое, ясно?

Вот тут Сонечке было непонятно: как это «перед любовью»? Ведь любовь — это нечто вечное? Но удивление свое она скрыла, и Тамара ничего не заметила.

И вот Соня сидит перед огромным овальным трюмо, перед ней с видом великого живописца Тамара, а кругом навалом косметики, такой, что даже по телевизору Сонечка не видела.

Через некоторое время Тамара устало плюхнулась в кресло. Сонечка робко посмотрела в зеркало и обмерла: она увидела девушку с длинными ресницами, персиковым цветом лица, тонкими дужками бровей, красиво очерченными алыми губками (наклейки, как ресницы и брови) и пышными золотистыми кудрями по плечам с наброшенной серебристой шалью.

Незнакомая взрослая девица, совсем непохожая на Соню! Это так потрясло ее, что ей захотелось сорвать все, убежать, забиться в свою нору и рыдать.

Она вцепилась в подлокотники кресла и думала о том, что такой красоткой она может быть только с чужими волосами, ресницами, губами…

И если люди узнают ее такой, то что они скажут, когда увидят Соню настоящую? Неужели ей всю жизнь придется прятать лицо под чужой маской?..

Тамара же видела все по-другому, глазами опытной, все подмечающей женщины. Она поняла, что никакие ухищрения не изменят Сонечку. Все отдельно — макияж сам по себе, а лицо под ним просвечивает, как сквозь прозрачную вуаль или пленку. Нет, с девчонкой, пожалуй, ничего не сделаешь!..

Если бы на месте Тамары была другая женщина, она бы отказалась от этой безумной затеи, но рыжая соседка отогнала безнадежные мысли прочь, решив биться до конца — девчонка должна победить на маскараде.

Тамара была темпераментным, увлекающимся человеком, и упрямым.

Она заметила, что девчонка в шоке, и завопила:

— Ничего-о-о! Мы им покажем! Ты будешь на маскараде первой!

Сонечка вскочила, содрала парик и убежала.

Тамара хотела было удержать ее, но передумала и только кинула вдогонку:

— Не забудь про диету!

Сонечка очнулась в закутке за гаражами. На плечах висела Тамаркина шаль, на лице — макияж… Она со злостью смазала его рукой и отодрала ресницы.

И стала думать о себе. Думы ее были темнее дождевой тучи. Но долго темно не бывает. Постепенно Сонечка успокаивалась, обдумывая ситуацию, и вдруг решила, что на маскарад пойдет. В Тамарином наряде и в маске!

Вот так! Назло! Кому? Неизвестно.

Когда Сонечка пришла отдать соседке шаль и ресницы, та встретила ее жестким вопросом:

— Что, трусишь? Не пойдешь на маскарад?

— Пойду, чего мне трусить? — с вызовом ответила Соня.

Тамара подумала, что девчонка еще и нахальная, но в данном случае это неплохо, и порадовалась за подопечную.

Дома мать крутилась вокруг Сонечки: как да что? Понравилось ли ей у Тамарки? Что они там делали?

Сонечка отвечала сухо и односложно. Чтобы разговорить дочь, Капитолина приготовила вареники с картошкой — Сонечка так их любит, — поставила на стол вместе со сметаной…

И превратилась в соляной столб, когда дочка заявила, что ничего не хочет, кроме чая. Капитолина возражать не посмела, налила чаю, в который Соня даже сахару не положила!

Наверное, закормила ее Тамарка всякими разносолами! Капитолина впервые пожалела, что послала дочку к соседке! Та веселая, богатая, говорунья, украдет она у Капитолины ее единственное счастье — Сонечку…

Дочка ушла в ванную, и там сразу же что-то грохнуло. У Капитолины сердце зашлось: зеркало упало! Не иначе! Она так боялась этой приметы! Берегла зеркала, хотя не любила их — больно скоро они бились.

— Чего там, дочка?

— Зеркало разбилось, — ответила Соня.

Холодным потом окатило Капитолину. Теперь ничего хорошего не жди. И все это будет связано с Тамаркой, провидчески подумала она. Как бы отвлечь Сонечку от этой рыжей ведьмы? Но понимала, что ничего она не сделает, если дочка захочет знаться с соседкой!

Стала дочка в одночасье взрослой, да еще с характером, а была такая покладистая, добрая…

Закончилась эта суббота тихим вечером, за чаем. На самом же деле приближалась буря, колючая, душная, как в пустыне.

Сонечка перестала есть. Что за еда — сухарики да чай, яблоко или яйцо.

Мать с ума сходила, боялась, доведет себя девочка до болезни…

Сонечке же ничего не говорила, а пожаловалась Тамарке. К ней Капитолина теперь ходила работать по дому — прибрать там, сготовить, а главное — за кофе посидеть, пока Тамарка байки травит, вот и вся работа. Платила Тамарка хорошо — сто пятьдесят долларов в месяц.

Тамарка, холодно отнесясь к ее жалобам, выговорила, что нечего девушку раскармливать, как индюшку перед Рождеством, и что правильно Соня диету блюдет. Соседка видела Соню два дня назад и оказалось, что у нее отличная фигурка.

— Пусть хоть этим берет, мужики на фигурку падки, — заключила она и тем закрыла вопрос.

Капитолина поникла, поняв, что отныне над дочерью своей не властна и что руководит Соней рыжая Тамарка!

А дочка выговорила Капитолине, что та работает уборщицей у соседей и ей, Соне, совестно.

Тут Капитолина все же показала характер, обидно ей до слез стало.

— Не нравится моя работа? Найди благородную! Чтоб тебе матери родной не стыдиться! А того не знаешь, что денег у нас с гулькин нос осталось! Скоро с голоду бы подохли!

Сонечка в ответ закричала, что не надо было уезжать, там все свои и помогли бы, и работа нашлась бы не подтирочная…

Это слово окончательно добило Капитолину, и она, заплакав, сказала, что сейчас пойдет к Тамарке и откажется от работы, но пусть тогда Соня не бегает к той, как собачонка.

Сонечка совсем разозлилась.

— А кто меня к ней загнал? Ты! И радуешься, когда я туда бегаю! Молчи уж! Кстати, Тамара меня многому учит, и я ей за это благодарна!

Капитолина замолчала — права дочка. И чтобы помириться (не любила она молчанок в доме), заискивающе произнесла:

— Ладно, дочка, не будем ссориться. Уйду я от них, куда-никуда устроюсь…

Соня тоже притихла, жалко ей стало маму. В чем она виновата? Это ей надо идти работать! Вот только паспорт получит и… А пока Тамарка благое дело сделала, что маму позвала помогать… Да еще и деньги приличные платит. Вот когда Соня работать пойдет, тогда уж извините, а сейчас терпи и не выступай.

Сонечка подошла к маме и обняла ее за голову — в черных маминых волосах проглядывали белые нити…

Мать заплакала, как ребенок, всхлипывая, а Соня и заплакала бы, да разучилась…

Раньше она любила поплакать по пустякам, и те слезы были сладкие.

Тамара назначила генеральную репетицию.

Соня пришла к ней с утра, и Тамара учила ее, как ходить в длинном одеянии (платье сидело на Сонечке как влитое, фигурка у нее стала идеальная), как обращаться с веером (и веер нашелся, китайский, разрисованный)…

Примерили и маску, которую Тамара довольно ловко сварганила из куска бархата. Сделали пробный макияж, и Сонечка посмотрела в зеркало.

Две прошедшие недели она этого не делала. В ванной специально разбила зеркало. Еще одно, в шифоньере, с внутренней стороны, Соня оставила, открывая шкаф так, чтобы зеркала не видеть…

И вот снова перед нею в зеркале взрослая чужая девица, фальшивая и неживая, как манекен в бутике на Садовой. Но рыдать и убегать Сонечка не стала, а сжавшись в комок, вытерпела.

Тамара с жалостью опять подумала, что никуда не денешься: ни замазать, ни скрыть уродство не удается… Но тут же, будучи оптимисткой, порадовалась фигурке — что надо! Маска с кружевами вообще лицо скроет. А там будь что будет, подумала она и развеселилась.

Надела на Сонечку шляпу и маску, и вот тут оказалось, что эта стройная невысокая девушка должна быть необыкновенной красавицей, иначе просто не могло быть!

Длинные золотистые кудри, изящная фигурка, красивые руки с ухоженными розовыми ногтями… Ну, кто устоит?..

— Ты прямо Золушка на балу! — воскликнула с восторгом Тамара, но Сонечка по-другому восприняла ее слова.

Та ведь была некрасивой замарашкой, пока не наколдовала добрая фея. Золушка стала прекрасной, и ее полюбил такой же прекрасный принц! Но Соня-то не станет прекрасной! Вот в чем разница… Все равно она пойдет на маскарад! И хоть на час или два узнает, что такое стать прекрасной!

Быть ей вечной Золушкой на чужом балу жизни.

Тамаре не понравилось, что девчонка молчит, могла бы хоть ахнуть восторженно… Интересно, о чем она думает?

Откуда было ей знать, что за какой-то месяц Сонечка стала совсем взрослой и понимающей многое из того, что Тамаре и в голову не приходило, а уж бедной матери и вовсе.

— Снимай платье, подошью, — велела Тамара. — Значит, так, говорить будешь мало, не своим голосом. Лучше записочки пиши. Думаю, сотню этих записочек тебе пришлют, не меньше… В конце будут снимать маски и раздавать призы. Ты до этого сбеги, поняла? Утром в школе скажешь, что тебя на балу не было, послушаешь, что о тебе — Незнакомке в зеленом — станут болтать и от зависти корежиться. — Тамара хихикнула, а Сонечка подумала, что та могла бы и не предупреждать ее — она сама все знает.

— Короче, — закончила Тамара, — придешь ко мне, расскажешь, мне же интересно, как все будет! Вопросы есть?

В ответ было молчание. Тамара расстроилась: она разбивается в лепешку, а эта статуя сидит и только глазами поводит. Уходя, Сонечка пробормотала «спасибо», но такое бесцветное, что лучше бы ничего не говорила!

Тамара разозлилась и целый день кипела как чайник, а вечером досталось даже Валерке: никуда-то они не ходят, в постели он последнее время как столетний дед, наряды Тамарины скоро протухнут в шкафу, дороже фирмы у Валерки ничего нет…

И ушла в ванную смывать макияж.

Валерка растерялся от такого наскока, но Тамара как всегда права: он так поглощен работой на этой денежной, престижной и высокой должности, что совсем забыл о своей молодой и красивой жене, которой обязан уделять максимум внимания… Вот найдет себе кого-нибудь и бросит тебя, дурня, подумал Валерка, испугался и тут же разозлился.

Эта вздорная баба со своими претензиями заставила его забыть о трагическом событии в их семье…

Валерка постучал в ванную.

— Выходи, Тамар, поговорить надо.

Она вышла с накрученным полотенцем на голове, чего раньше при муже никогда себе не позволяла.

— Что еще за дела?

— А дела такие, — тихо, со злостью, проговорил муж. — В Грозном бомбой убило Семена и Гулю. — (Семен — брат Валеры, с которым они были очень дружны). — Они домой пришли после дежурства в госпитале…

Тамара взвыла и залилась слезами. Валерка сморщился.

— Погоди, не вой. Ребята прилетают завтра, Максик и Гуленька. Помнишь их? Они как раз за гумпомощью пошли… Вернулись, а дома нет. Гулю и Семена похоронили уже…

Тут Валерка сам разрыдался. Тамара, плача, стала его утешать — страшно было видеть, как рыдает Валерка, всегда веселый и уравновешенный.

— Валерочка, родненький, что сделаешь… Война там. Хорошо, что дети остались, будут помнить отца с матерью… А мы уж им все отдадим, все для них сделаем!.. Верно?..

Она говорила простые незначащие слова, которые всегда произносят в таких случаях, чтобы успокоить близких.

Тамара достала графинчик с водкой, и они помянули Гулю и Семена. Они были в Грозном лучшими врачами: Семен — хирург, Гуля — терапевт. И работали вместе.

Тамара расспрашивала о подробностях, но Валерка не знал. Позвонил Максик и попросил разрешения приехать, потому что жить им негде и вообще очень тяжело…

Тамара сказала, что поселит ребят в спальне, а сами на тахте в кабинете будут спать, места в квартире всем хватит… А попозже можно и квартирку им двухкомнатную сделать.

Валерка засомневался: малы еще… Тамара подсчитала и получилось, что близняшкам (Гуля и Макс были близнецы) по пятнадцать уж есть.

Не видели они ребят года три, а раньше раз в год обязательно все встречались. Семен был весельчак, они с Валеркой такое устраивали, что Тамара и Гуля от смеха со стульев падали.

Утром, когда Валерка уехал на работу, Тамара не стала валяться. Вскочив, прибралась в квартире, достала чистое белье и зазвала Капитолину, чтобы та приготовила хороший обед.

Валерка должен был привезти ребят к вечеру — самолет прибывал в шесть с минутами.

Капитолина скоренько поставила борщ, накрутила фарша, замесила тесто для пирожков, и они сели с Тамарой за стол.

Помянули Тамариных родных, и соседка, снова всплакнув, рассказала Капитолине о близняшках. Помнила она их симпатичными и очень разными: Максик — в мать, чеченку, черненький, диковатый, красивый, Гулечка — в отца, хохла, беленькая, как ангелочек, хорошенькая… Они ровесники Капиной дочки, может, дружить будут, предположила Тамара.

Капитолина кивнула, а сама подумала, что Сонечка такая стала нелюдимая, вряд ли дружба состоится… К тому же дочка ее некрасивая, захотят ли эти «ангелочки» с ней водиться?..

Она расстроилась и, сказав, что у нее дома варится обед, ушла. Ей просто не хотелось больше слушать о двух красивых детях, которые скоро станут их соседями.

Готовить она перестала давно, с тех пор как дочь заявила, что соблюдает строгую диету. Матери одной кусок в горло не лез. Зато экономия! Капитолина стала откладывать деньги Сонечке на дубленку — очень ей хотелось, чтобы дочка выглядела не хуже других. Ей казалось, что оденься Сонечка по-модному, дорого, то и похорошеет…

К вечеру Валерка привез ребят.

Гуля и Максим, на вид уже вполне взрослые, вовсе не выглядели «ангелочками» — они были черными от тоски, удрученные горем и думами, как жить дальше.

Но даже в горе и тоске оба отличались почти совершенной красотой. Черноволосый синеглазый юноша имел твердый абрис смуглого лица, девочка — беленькая, с длинными шелковистыми волосами.

Тамара, увидев ее, внутренне ахнула, вот бы кому идти на бал в ее наряде! Вот был бы фурор! А то занималась неблагодарным делом — из дерьма конфетку лепила!..

И тут же подумала, что надо ребят усыновлять-удочерять. Говорят, скоро война кончится! Да, как же!

Обо всем этом Тамара сказала в тишине ночи Валерке, и он, удивившись — Тамара всегда была равнодушна к детям, — ответил, что с кондачка такие вопросы не решаются, первым делом надо у ребят узнать, чего хотят они, а так-то он только рад будет.

Встали ребята поздно, Тамара сразу же потащила их завтракать (он был обильный, ни дать ни взять «шведский стол»), но они к еде почти не притронулись, а смотрели вокруг и на саму хозяйку отсутствующим взглядом. Тамаре стало неуютно от их безысходности.

— Мы пойдем погуляем, — сказал Максим, и Тамара попросила их купить на базаре зелени.

Она полезла было за деньгами, но Максим остановил ее: у нас есть деньги, не добавив — «тетя Тамара».

Они ушли, а Тамара, сев в кресло, уныло задумалась над тем, что все не так просто, как казалось ей ночью.

Чтобы развеяться, до прихода племянников она зазвала Сонечку как бы для повтора роли. Но девчонка радости ей не доставила, будучи в этот день совсем уж угрюмой. После прекрасных лиц Макса и Гули Сонечка показалась ей еще более уродливой. Тамара вдруг поняла, что зря она затеяла эту «историю с переодеванием». Но теперь уже поздно.

Без всякого интереса просмотрев «репетицию», Тамара сложила в бумажный большой мешок все аксессуары, и Сонечка ушла, толком не произнеся и двух слов.

Ребята пришли с прогулки немного ожившие, посветлевшие. Натащили гору овощей и фруктов, показали, какие босоножки купили Гуле.

Тамаре стало стыдно. Какая же она негодяйка! Соседскую девчонку благодетельствует, а Гуле даже ничего не подарила!

Она тут же потащила их к шкафу и вывалила свое добро на пол.

Гуля, конечно, как девочка обмерла над тряпками, а Макс презрительно отвернулся — он мужчина, черт возьми, джигит! Скоро у Гули образовался большой и модный гардероб, в котором кое-что подшить, ушить, и все дела.

Но Тамара уже поняла, что ребята — щепетильные не в меру, в смысле подарков, денег и всяких подачек с ними надо бережно обращаться.

За обедом они хорошо поели и не молчали. Говорил в основном Макс. Они решили бросить учебу, идти работать, пока они здесь поживут, если можно. Надоедать долго не станут. Подыщут комнату, сначала снимут, а потом, со временем, ее выкупят… Они уже поняли, что Грозный стал кошмаром, и туда не вернутся.

Тамара слушала и все больше падала духом — с усыновлением-удочерением ничего не получится!.. Не те это дети: жестковатые, недоверчивые, почти равнодушные к родственникам, признающие только друг друга. Даже одежда, которую Гуля выбрала из Тамариных вещей, вызывала у брата раздражение: он сам купит сестре все, что надо!

Тамара не возражала, поняв, что приручать этих волчат надо потихоньку, умело, стараясь, чтобы горе хоть немного отпустило их.

Главное, как можно дольше удержать близнят у себя!

Когда разговор коснулся школы, она бесстрастным тоном сообщила, что в соседней школе завтра бал-маскарад, обещают всякие развлечения…

— Может, сходите туда? Вход свободный. Немного отвлечетесь, с кем-нибудь познакомитесь…

Мальчик нахмурился:

— Нет, мы не пойдем.

Девочке скорей всего хотелось пойти, но она побаивалась брата, и совесть заговорила: как можно сейчас, когда…

Она посмотрела на Макса, и в ее взгляде промелькнула слабая надежда. Тот мельком глянул на сестру и, опустив голову, через силу произнес:

— Если Гуля хочет, пусть идет, я не против…

— А ты?.. — протянула Гуля.

— При чем здесь я! — вспылил мальчик. — Я же сказал — хочешь, иди!

— Но я не пойду без тебя! — уже тверже сказала девочка. — Если ты не пойдешь, то и я…

— Значит, ты хочешь, чтобы мы пошли вместе? — внимательно посмотрев на сестру, переспросил мальчик. Та кивнула.

Макс вздохнул: хорошо, пойдем. Утешил, как малого неразумного ребенка, чтоб не заплакал. У девочки засияли глазки.

Тамара во все глаза смотрела на эту сценку; они совсем взрослые: Макс — мужчина, потакающий женщине с ее слабостями, Гуля — женщина, умеющая пользоваться этим. Она предложила проводить их в школу, но Максим отказался от ее услуг.

Почувствовав себя лишней, Тамара ушла к себе. Там она дала волю раздражению: вот волчата! Никак к ним не подъедешь! Но тут же одернула себя, они же — сироты, совсем недавно потеряли отца и мать! Какая же она сама нечуткая и черствая!..

К ней тихо постучали.

Это была Гуля в одном из Тамариных платьев. Она смущенно попросила подогнать его по ней. Дел было немного, и скоро Гуля с восторгом вертелась перед зеркалом в темно-синем шелковом платье в меленький цветочек, которое необыкновенно шло к ее синим глазкам и блестящим золотистым волосам.

Тамара немного успокоилась — найдет она тропиночку к Гуле! А вот Максим для нее — закрытая книга. Тут должен взяться Валерка.

Только куда ему! Для него фирма дороже всего! Тамара просто заставила себя не разозлиться на мужа!

А Гуля вдруг сообщила:

— Тетя Тамара, мы отдадим вам деньги за платье, Максик сказал… — Всюду проявление независимости! Это, конечно, от мальчика!

— Хорошо, хорошо, отдадите, — с досадой сказала Тамара. — Я думала, мы родные, а вы считаетесь, как на базаре… Обидно.

Девочка, покраснев, пробормотала:

— Максик так хочет. Он сказал, что мы вам на голову свалились, как… — На глазах у Гули появились слезы.

Тамара прижала светловолосую головку к груди.

— Вы должны знать, что вы нам родные. Нам было бы намного хуже, если бы мы знали, что вы где-то бедствуете. — Тамара замолчала и решилась произнести: — У нас никогда не было детей и, наверное, уже не будет… А теперь появилось сразу двое, хотя и по ужасной причине, но…

Они обе заплакали, чувствуя, что стали намного ближе.

Вышли на кухню к Максу. Тот мрачно пил пустой чай. Гуля рассказала, какая тетя Тамара хорошая и как она их любит. Макс промолчал, и Тамара поняла, что ей еще предстоит с ним борьба за душу этой девочки.

Валерка пришел намного раньше, чем обычно.

Макс сразу повеселел и распрямился. Они с Валеркой стали говорить о машинах. Оказалось, что Макс хорошо водит, ездил в Грозном на отцовской. Валерка обрадовался: на фирме как раз требуется водитель, и предложил Максу поработать лето…

У того загорелись глаза. Он хотел работать, чтобы быть с Гулей самостоятельными, да к тому же любил всякие механизмы, особенно машины.

Они немного выпили, помянув погибших родителей ребят, и заговорили о жизни. Макс сообщил, что они будут работать и снимать комнату…

Валерка взвился, но Тамара наступила ему под столом на ногу, и он удивленно смолк. Он еще не понял, с кем имеет дело. Ночью Тамара объяснила мужу ситуацию, заставив его задуматься.

Бал-маскарад был в разгаре, когда в зале появилась еще одна маска. Ее невозможно было не заметить. И, как верно спрогнозировала Тамара, все девчонки почувствовали острый укол зависти.

Маска эта, то есть та, которая за ней скрывалась, была само совершенство.

Стройную гибкую фигурку облегало потрясающее малахитовое платье. На плечи ниспадали золотистые густые локоны, на макушке — роскошная шляпа с золотой розочкой.

Кружева зеленой бархатной маски чуть прикрывали розовые губки бантиком. А в прорезях маски светились дивные глаза.

«…Весна, весна», — зашелестело в зале, молоденькая дежурная учительница в костюме барышни-крестьянки обрадовалась, что будет кому вручить приз, и вместе с тем позавидовала красоте незнакомки.

Перебрав всех девочек школы, она поняла, что Весна — чужая. Самой красивой у них считалась Магда Пирсова, но она была высокая и плотная.

Учительница стала раздумывать и наткнулась на отгадку: это же Сусанна Шулякова из математической школы! Золотистые вьющиеся волосы и стройная фигурка! Вот личико у Сусанны бесцветное, но с хорошим макияжем будет не хуже, чем у Шэрон Стоун!..

И по залу тоже пронеслось: Сусанка!..

Фея Огня возмутилась:

— Разве мы приглашали из других школ?

Дежурная учительница заметила строго, что здесь не запретная территория и все, кто хочет и имеет костюм, могут приходить.

Разозленная Фея удалилась со своей свитой в буфет и там, подогретые шампанским, они решили, что Сусанке такая подлость не пройдет!

Между тем в зале появились два новых лица: девочка в синем с цветочками платьице, скромном, но элегантном, и мальчик в обычной одежде — джинсы, майка, кроссовки.

Дежурная учительница, будто специально дождавшись группу «во гневе», представила новых гостей: они из Грозного, будут учиться у них в лицее, зовут их Максим и Гуля.

— У них большое горе… — добавила учительница, и Макс разозлился: разве это кому-то интересно?.. И они не собираются учиться ни здесь, ни вообще… Это рыжая Тамарка растрепала!..

— Давайте их поприветствуем, — присовокупила учительница, и все захлопали.

Гуля сделала книксен, а Макс хмуро наклонил голову, решив, что как только от них отвлекутся, они с Гулей уйдут.

Но их не оставили в покое. Наоборот. Пара была такой интересной! Фея Огня даже забыла о Сусанке. С замиранием сердца она смотрела на парня из Грозного: высокий, черноволосый, синеглазый — красавец! И лицо взрослое, суровое — крутой!..

Девчонки стали виться вокруг него, надеясь, что он их заметит.

А он увидел Весну. Гордый и независимый, уже познавший женщину (молоденькая жена соседа в Грозном), считающий себя взрослым, Макс, как мальчишка, дрогнул, увидев ее.

Она стояла у окна, обмахиваясь веером, выставив из-под платья маленькую ножку в туфельке из золоченых ремешков. По плечам струились золотые локоны, талия изгибалась подобно луку…

Макс погиб.

Хотя разум подсказывал, что мордашка под маской может быть никчемной, а под золотой копной волос скрывается дурь и пустота, но эмоции побеждали: прелестная фигурка, ножки, волосы, манеры не свойственны дурнушкам.

Кто-то рядом с ним прошипел:

— Нет, ты посмотри, как эта Сусанка выпендривается! Подумаешь, мать в театре администратором работает, вот и притащила оттуда костюм!..

Дальше Макс не слушал. Какое имя! Су-сан-на! Какая девушка! Юноша пялился на Весну, как обыкновенный мальчишка!

Она это заметила и неторопливо грациозной походкой прошла мимо. На него повеяло потрясающим ароматом духов — даже голова закружилась.

Макс, забыв, что собирался сбежать отсюда, думал только о том, как познакомиться с девушкой. В принципе, это было несложно: пригласить танцевать, а там… Но юноша настолько оробел, что ни за что на свете не подошел бы к красавице.

А сзади него продолжали шептаться: нельзя было пускать из других школ, если Сусанка получит приз за лучший костюм, они решение опротестуют…

Обернувшись, он увидел высокую девицу в огненно-красном наряде и в алой маске. Облив ее презрением, Макс отвернулся.

Весна меж тем все время танцевала.

Кавалеры пытались с ней познакомиться и пригласить на свидание, но никто не преуспел в этом. Весна отмалчивалась, играя веером.

Прочие девицы были возмущены — маскарад превратился в триумф этой наглой Сусанки!

Сама Сусанна, которая все-таки присутствовала здесь, была не менее возмущена: кто-то играет ее роль! Кто-то решил ее подставить! Но кто?

В зале нагнеталась атмосфера скандала, которую подогревала Фея Огня со своей свитой. Изрядно разогревшись шампанским, они были готовы сорвать с нахалки маску.

Парни, злясь от своих неудач, тоже хотели увидеть Весну в ее истинном облике…

Почуяв атмосферу враждебности, Весна, подобрав юбку и обмахиваясь веером, прошествовала к выходу. Никто не предполагал, что она собирается уйти, только Фея, пылая праведным гневом, ринулась следом за зеленой маской.

Сонечка (это была она), услышав за собою шаги, бросилась вниз по лестнице, но сзади не отставали. Она остановилась, решив дорого продать разоблачение своего инкогнито. И обернулась.

Перед ней стояла их школьная красотка и воображала Магда, сорвавшая с себя маску.

— Ну, и чего ты несешься, как бешеная корова? — насмешливо спросила она. — Боишься маску снять? Видишь, я сняла!

Сонечка вздрогнула: неужели ее узнали?! И писклявым голоском высокомерно ответила:

— Не хочу снимать, и не заставишь!

— Я тебя узнала, Сусанка! Тебя все узнали, можешь не притворяться! Ты не из нашей школы! Убирайся! — победно завопила Магда.

От неистовой злости Магда забыла, что собиралась содрать с Сусанки маску.

Сонечке того и надо было. Она нарочито громко захохотала и бросилась вон из школы!

Выскочив на улицу, девушка свернула в проулок, долго бежала, пока не оказалась далеко от школы, в чьем-то маленьком дворике со скамейкой.

Но рассиживаться было некогда, надо быстро снять наряд и снова стать самой собой.

А в школе было так.

Вбежав в зал, рассерженная Фея сообщила своим приближенным, что нагнала Сусанку и почти стащила с нее маску — та сопротивлялась, но Фея ее узнала!

Обсуждение подвига было прервано жюри из директрисы, актрисы местного театра и двух учительниц, призвавших всех снять маски. Началось вручение призов.

Настоящая Сусанна незаметно удалилась Она вовсе не хотела, чтобы ее узнали, да и костюм у нее был не из лучших — Цыганки.

Остальные же, визжа и хохоча, стали стаскивать маски и выяснять, кто есть кто. Жюри посожалело, что в зале не оказалось Весны, которой хотели вручить главный приз и присвоить звание Королевы акаций. Поэтому победительницей стала Фея Огня.

Магда была счастлива и тут же забыла об огорчениях, связанных с подлой Сусанкой.

Бал продолжился, но уже без трех участников: Сонечки и близнецов из Грозного. Гуля не стала уговаривать остаться, когда Макс сообщил ей, что уходит.

Они молча медленно шли домой; Макс думал о Весне. Запала она ему в душу! Узнав, что это Сусанна из соседней школы, он поклялся разыскать ее. Не будь он Максим Москвитин!

Сонечка решила сразу зайти к Тамаре и отдать костюм, чтобы навсегда забыть об этом маскараде, который нанес ей еще одну рану.

Тамара затянула девчонку на кухню, чтобы расспросить обо всем, но Сонечке это вовсе не улыбалось, и она, сказав, что успех был исключительный, сбежала под вопль Тамары: «Я же говорила!»

Конечно, для нее как режиссера-постановщика это была маленькая победа, но Сонечке-то что от всего этого? Что она приобрела? Ничего. Потеряла? Да! Покой и равновесие. И когда еще их снова обретет!

— Я тебя со своими племянниками из Грозного познакомлю, заходи!.. — крикнула еще вслед Сонечке Тамара.

Значит, та красивая пара на балу — они! Еще не легче! Тем более что Сонечка исподтишка любовалась Максимом, как и он ею. Девочке становилось еще горше.

Мама встретила ее, как теперь зачастую бывало, тревожным вопросительным взглядом. Что надеялась увидеть она в Сонечкином лице? Какие изменения? Что по мановению волшебной палочки Сонечка превратилась в красавицу? Или искала следы душевной трагедии? Ни того, ни другого мама не увидит. Первого — потому что такого никогда не будет, а второе Сонечка после маскарада решила скрывать так, что никто не сумеет об этом догадаться…

Она вспомнила свою сегодняшнюю боль: как смотрел на нее, вернее, не на нее, а на ту, которую она изображала, этот красивый мальчик, Тамаркин племянник!

Он влюбился в Весну, это Сонечка поняла по его взглядам. Но и с ней случилась та же беда. Это и было самым печальным для нее на проклятом маскараде!

Сонечка легла в постель, но сон не шел. Тихое одиночество в темноте вдруг придало новый поворот ее мыслям, сразу же исчезли уныние и мрак.

Из происшедшего что-то можно извлечь полезного в ее теперешнем положении… То, что она осталась неузнанной, давало шанс… Но какой?..

Сонечка продолжала думать о победе. Да, о победе, пусть призрачной, ненадежной. Но она выиграет приз!

У нее появилась возможность продолжить игру, появился шанс на обретение власти над человеком.

Сонечка заснула почти счастливая.

Макс и Гуля пришли домой, когда дяди Валеры еще не было, а Тамары они то ли стеснялись, то ли не признавали. Ребята направились в свою комнату.

— Вы что? Не расскажете мне о вечере? — обиделась Тамара.

Близнята переглянулись и повернули на кухню.

Хозяйка положила им в тарелки тушеное мясо с овощами. Гуля набросилась на еду — почти целый день не ели! Максим как бы раздумывал.

— Ты что, своим врагом меня считаешь? Только в доме врага горец не преломит хлеба, — насмешливо заметила Тамара.

Максим покраснел и буркнул что-то.

Чтобы переменить тему, хозяйка спросила, понравилось ли им на маскараде.

— Нет, — отрезал юноша.

Гуля, глянув на брата, возразила: ей понравилось, но девочки очень недружные. Там была одна такая…

Макс свирепо посмотрел на сестру, та сразу замолчала.

Тамара сделала вид, что ничего не понимает, и переспросила Гулю, какая это «такая»?

Девочка продолжила свое совсем уже неясное бормотание:

— Ну, там очень красивая девочка была… Ну, наверное, красивая, мы же ее не видели без маски, а в маске — как принцесса! Девочки хотели содрать с нее маску и злились… — Тут Гуля совсем замялась.

Тамара дивилась сама себе — мальчишке противоборствует! Уж ей-то на этот маскарад глубоко наплевать. Все, что ей было интересно, она узнала. А этот упрямый осел пусть катится! Тамара словом больше не обмолвится, если он захочет уйти отсюда, не было печали!

Пожелав спокойной ночи, хозяйка ушла.

Макс накинулся на сестру:

— Что ты крутилась как уж на сковороде? Мы не обязаны перед ней отчитываться! Понравилось — не понравилось! Какое ей дело? Она слишком старая, чтобы маскарадами интересоваться! Любопытство свое тешит, а ты ей помогаешь!

Гуля собиралась с мыслями. Макс здесь стал совсем другим, прямо не брат, а отец или дедушка! И по характеру стал похож на их деда-чеченца, сурового, даже нетерпимого. Скоро станет кричать: женщина, замолчи! Но она ему не дастся, она за себя постоит!

— А почему не рассказать тете Тамаре про вечер? Что тут такого? Она к нам хорошо относится, и мне она нравится.

— А мне — нет! — зло кинул Макс. — Она с нами возится, потому что дядя Валера — наш родной дядька, и если она станет к нам плохо относиться, он ей задаст! Она его боится. А мы ей не нужны, поняла? Дурочка ты, Гулька! Кому мы сейчас нужны? Только друг другу. Ну, и дяде Валере…

Сказанное Максом было так ужасно, что Гуля расплакалась. Куда делось ее веселое настроение, которое появилось на маскараде, когда она поняла, что всем нравится!

Брат не утешал ее, но чувствовал что-то вроде угрызений совести — из-за него плачет Гулька!

В конце концов, пусть бы рассказывала о вечере, распивала чаи с Тамарой… Он мог бы уйти, а так довел ее до слез.

Гуля все плакала, и Макс опять рассвирепел.

— Хватит! — зашипел он. — Прекрати свои сопли! Надо привыкать жить одним! Нет у нас мамы и папы! Нет! Понятно? И с этим надо смириться! А эта Тамара нам никто, как и мы ей!

Макс был жесток и по молодости, и по натуре. Ему было жаль Гулю, но он считал, что жалость расслабляет. Надо говорить человеку самые жесткие слова, чтобы он пришел в себя и собрался. Пусть лучше Гуля разозлится!..

В понедельник в школе только и делали, что обсуждали прошедший маскарад. Девчонки собирались отдельно, мальчишки — отдельно. Особенно выступала Магда, Фея Огня. Ведь это она получила приз за лучший костюм! Хотя многие девчонки смеялись над ней и осуждали, короче говоря, невзлюбили…

Даже соседка Сонечки по парте, особо не разговаривавшая с нею, вдруг на уроке прошептала:

— Ты ведь не была на маскараде? Нам домой по дороге, я тебе такое расскажу!

О, Сонечку привлекали в слушательницы! Страсти были настолько накалены, что этой девочке захотелось поделиться даже с некрасивой молчаливой соседкой по парте.

После уроков она просто захлебывалась, описывая происшествия на балу.

Девочка рассказала о незнакомой красавице в зеленом «шикарнейшем платье и такой же шляпе! И туфлях золотых! И с веером!», в которой, однако, все узнали Сусанку, воображалу из математической спецшколы!

Сусанка испугалась, когда Магда сорвала (уже, оказывается, сорвала!) с нее маску, и бросилась бежать.

Но они сегодня решили, что пойдут к ней и пристыдят: во-первых, за то, что тайком проникла на их бал! И во-вторых, не осталась и не открылась…

Соученица еще долго муссировала эту тему, но потом перешла к другой: брату и сестре из Грозного…

Оказалось, они тоже ничего хорошего из себя не представляют. Так, ничего на внешность, и все. Сестра такая же белобрысая, как Сусанка, брат мог бы быть симпатичным, если бы не мрачная физиономия, «прямо страх берет, так и кажется, что он киллером работает».

Замечательную слушательницу выбрала она!.. Сонечка слушала затаив дыхание.

Дома она задумалась, как она может распорядиться услышанным. Пожалуй, стоит посмотреть на эту Сусанку и даже напугать ее, сказав, что она, Соня, владеет тайной: это не она была Зеленой Весной. Соня знает, кто скрывался под этой маской. Если Сусанка захочет воспользоваться ошибкой публики, то она попадет во власть Сонечки.

Долго разыскивать Сусанну не пришлось — та сама явилась к ним в школу будто к девочке из Грозного, — оказалось, что в Грозном у нее живет двоюродная сестра.

Сонечка стояла в стороне и внимательно разглядывала Сусанну. В чем-то соседка по парте была права: девочка красотой не блистала. Что в ней было хорошо, так это фигура, волосы и цвет лица — бело-розовый, нежный, светящийся, как у дам на старинных портретах. Глаза маленькие и невыразительные, хотя умные. Нос толстоват, и голос у нее был резкий, неприятный.

Соня уверилась вдруг, что такая не понравится мальчику из Грозного. И у нее сразу улучшилось настроение.

А девицы наперебой обсуждали с Сусанной маскарад, будучи уверенными, что она на нем присутствовала (что было правдой, но не в том наряде). Та слушала, надменно усмехаясь, и вскоре, вроде бы заскучав от визга и болтовни, ушла.

Что тут поднялось! Сонечка едва сдерживала смех. Девицы тут же стали поносить Сусанку. Особенно усердствовала в этом Магда.

Сидя в своей комнате, Сонечка размышляла о жизни, что теперь делала регулярно. Она вспомнила Сусанку, и ей почему-то захотелось с ней встретиться, даже подружиться, хотя она понимала, что это невозможно.

Сонечка заметила, что девочка была скромно одета: синее платьице с белым круглым воротничком, туфли без каблуков. Волосы свои, белокурые, вьющиеся, она убрала в пучок. В таком виде она напоминала гимназистку.

Держалась Сусанна очень прямо, достойно, не делая лишних движений и не гримасничая, как другие.

Сонечка решила держаться так же, впрочем, можно сказать, что она так и держалась, но слишком скованно, а в Сусанне чувствовалась внутренняя свобода.

В дверь тихонько постучала мама (она теперь стучалась к дочке, такая та стала вдруг самостоятельная. Да ведь и паспорт уже получила!).

Мама заглянула в комнату, быстренько обежав ее глазами. Она удивлялась и поражалась, что можно делать вот так, сидя у окна? И телевизор не смотрит. Что же она делает? Думает? Но это же вредно, с ума можно сойти!

Оказывается, пришла Тамара и ждет Сонечку. Та нехотя поднялась и, состроив улыбку, вышла.

Тамара встретила ее своим обычным веселым, бодрым взглядом, что Сонечке тоже претило.

— Пойдем, я познакомлю тебя со своими племяшами! — пригласила она.

Сонечка снова улыбнулась, и соседка разоткровенничалась, может быть, именно от этой доброй ее улыбки.

— Они оба — не сахар, я тебя предупреждаю. Мальчишка так совсем волчонок. Макс. Ну, Гуля помягче, но он ее в ежовых держит… Вроде бы все для нее делает, все желания исполняет, но иногда так глянет, что у той поджилки трясутся. Она его, конечно, не боится, но расстраивается, я же вижу, хотя от меня они стараются все скрывать… Я — чужая по их понятиям, — с горечью сказала Тамара, затянувшись сигаретой. — Валерки вечно нет, приходит и валится, как сноп! Помощи от него…

Это было сказано со злостью, а Сонечка подумала, что не очень сладкая жизнь у богатой Тамарки…

Ребята пили чай на кухне. Макс купил с первых денег (ему заплатили вперед) дорогого чая, кекс, колбасу и сардельки, давая понять, что сам будет кормить себя и сестру.

Это страшно обидело Тамару, что же, теперь тут коммунальная кухня, где одни будут варить сардельки, а другие есть роскошные обеды?..

Сегодня же она устроит Валерке «беседку», накачав его кофе — пусть послушает.

А не то на черта ей такой богач!

Когда Тамара и Сонечка вошли на кухню, Макс как воспитанный молодой человек вскочил и пригласил их к столу.

Тамара от злости позеленела. Сказав, что они с Соней больше любят кофе, забыв познакомить ребят друг с другом, начала возиться у плиты.

Выглядело это коммунальное житье, по правде говоря, отвратительно: двое пьют чай со «своей» колбасой, Тамара варит «свой» кофе, а гостья стоит посреди кухни, не зная, как себя вести.

Она чувствовала сейчас неприязнь к этому упрямому и совсем не симпатичному парню — тот покраснел, набычился; чувствовалось, что он разозлился.

Его сестра с интересом смотрела на Сонечку.

А та дивилась, что во взгляде девочки не было ни отвращения, ни жалости, только любопытство. Сонечка потеплела сердцем и улыбнулась Гуле, а та, пододвинув табуретку, пригласила:

— Садись, хочешь чаю? Или будешь ждать кофе?

Сонечке, честно говоря, было все равно, но не могла же она предать хозяйку, спина которой выражала возмущение. Тамара ощутила эту поддержку и, отойдя немного душой, обернулась:

— За разговорами я вас и не познакомила. Это Гуля и Макс — племянники, — она не сказала «мои», все еще обижаясь, — а это наша соседка Сонечка, ваша ровесница, учится в школе рядом…

Гуля обрадовалась, что рядом живет девочка, ровесница, она прямо-таки расцвела: все же очень ей тяжко было общаться только с братом — он давил, как мешок с камнями! В Грозном были подружки, мама с папой, а здесь один Макс.

Тетя Тамара была хорошая, но она не нравилась Максу, и Гуля боялась много разговаривать с теткой, чтобы брат не злился.

Максу соседская девчонка показалась страшной, а в ее маленьких глазках он заметил что-то вроде насмешки. Надо ее отвадить отсюда, противная она, как ее? — а-а, Сонечка! Такую уродину называть так красиво и ласково!

Сонечка, заметив недобрую реакцию юноши, влюбленность свою, окрылившую ее на маскараде, вдруг утратила.

Наконец сварился кофе. Макс тут же встал.

— Пойдем, Гуля, не будем мешать людям спокойно сидеть.

Сестра была в полной растерянности. Как это «пойдем»? Ведь девочка пришла именно к ним! А не пить кофе с тетей Тамарой! Что он, не понимает?..

— Максик, давай посидим, а? — невинно попросила она.

Макс метнул на сестру взгляд, но, чтобы не затевать сейчас ссору с дурочкой, ответил как можно добродушнее:

— Как хочешь, а я пойду почитаю. — Легко поклонился и вышел.

На всех его выходка произвела впечатление.

Тамара рассвирепела, однако продолжала спокойно пить кофе.

Гуля расстроилась. Опять Макс выступает. Опять она что-то не то делает! Девочка едва сдерживала слезы.

Сонечка, пожалуй, тоже разозлилась, но не так, как Тамара. Соня почувствовала удивившую даже ее саму ядовитую ненависть, вдруг вспыхнувшую в ней.

Наверное, лучше уйти, подумала Сонечка, ничего хорошего не будет. Гуля побежит ублажать братца, а он раскроет ей глаза на то, какая соседка уродина, и запретит Гуле с ней дружить.

Сонечка встала, поблагодарила за кофе, улыбнулась Гуле, пригласив заходить, и тоже удалилась.

Никто ее не удерживал.

Тамара была не в себе, а Гуля действительно убежала к брату выяснять отношения.

Макс, конечно, ничего не читал, а сидел на постели и злился. С завтрашнего дня он начнет искать комнату. Жить здесь из милости они не будут! Если бы дядя Валера бывал чаще, а так они его и не видят. Даже на работе Макс дядю не видел, мотаясь с каким-то водилой, — учился ездить по незнакомому городу.

Вошла Гуля, как побитая собачонка, глаза уже мокрые.

Максу стало жаль ее, ну зачем он так суров к ней? Ведь она совсем ребенок, хотя они и ровесники. Но он ничего не мог с собой поделать, когда видел, как Гуля веселится с другими, а с ним общается с каким-то внутренним страхом.

От этого он был еще более суров к ней.

— Ну что, ушла эта уродка? — спросил он сестру, подавив в себе затеплившиеся было чувства жалости и вины.

— Почему же она уродка? — тихо спросила Гуля. — Она обыкновенная и, по-моему, хорошая…

— У тебя все хорошие! — закричал Макс.

Ну что у него за сестра! Бесхребетная какая-то. Ее всякий обманет! И защитить ее некому, кроме него. Как она не понимает, что они остались вдвоем!

— Но она же ничего плохого не сказала и не сделала… — продолжала бормотать Гуля. — Она пришла просто познакомиться… Ее тетя Тамара привела, чтобы нам было веселее…

— Еще бы она что-нибудь плохое сделала! — заявил Макс. — Иной раз люди слова не скажут, а уже видно, что из себя представляют! Ты, конечно, как хочешь, но я бы тебе не советовал с этой уродкой общаться.

Тут нашла коса на камень. В какой-то момент в Гуле начинала говорить горская кровь — она становилась упрямой и неуправляемой. Как сейчас.

— А я буду с ней общаться, буду, буду! И дружить с ней буду! Она мне нравится! И никакая она не уродка, а уродка твоя Фаинка (Фаина была первой любовью Макса. Соседка по дому, старше его года на три).

Макс подзабыл Фаинку в связи с Зеленой Весной, но, не стерпев такое от соплюшки, хорошо вмазал ей по физиономии.

Гуля закричала, заревела; тут же прибежала Тамара.

Увидев Гулю, валяющуюся на постели с горящей вспухшей щекой, и возбужденного агрессивного брата, она взяла бразды в свои руки.

— Ну-ка, марш отсюда, злобный щенок! — закричала она на Макса (какую же сладость доставил ей этот ее крик!). — Совсем озверел, девочку избивать! Что она тебе сделала?

Тамара, уперев руки в бока, с ненавистью смотрела в перекошенное злобой лицо Макса.

Он молчал, понимая, что погорячился, но гордыня не дала ему это признать.

Хлопнув дверью, он выскочил из комнаты.

Тамара принялась утешать Гулю; принеся мокрое полотенце, приложила к горящей щеке, гладила девочку по светлой головке. В сердце ее закралась щемящая жалость к ребенку, вовсе не приспособленному жить без мамы и папы… А брат решил родительские функции (как он их понимал) взять на себя, только вот самому еще нужны палка, вожжи и учебник жизни…

Успокоившись, Гуля стала объяснять, с чего все началось. Девочка не сердилась на брата, она просто не понимала, почему он невзлюбил соседку Сонечку, а та ей, Гуле, очень понравилась…

Тамара слушала ее и думала о том, что они с Валеркой несут теперь непомерную ношу, вернее, она, Тамара. Муж уйдет в свою фирму и вспомнит о них, лишь подъезжая к дому.

А ведь эти двое уже не дети, но еще и не взрослые. Отселять их сейчас в отдельную квартиру просто нельзя, а жить вместе невозможно. С Гулей горя мало! А вот Макс… Может, отселить его?.. Но тогда обид не оберешься, и сестру он к себе перетащит — в серьезном деле она ему подчинится.

Девочка задремала, Тамара тихо вышла из комнаты. В квартире стояла тишина. Было поздно, скоро должен приехать муж…

А в это время во дворе их дома, на лавочке, беседовали дядя с племянником.

Успокоившись, Макс понял, что сегодня он взбесился зря.

Но ведь дело не в этом! Дело в том, что он не может жить вот так, в дядькиной квартире, на шее у тети Тамары, в общем-то чужой им женщины… А сегодня она еще привела страшную соседку, та вдруг понравилась Гуле! Почему? Разве только назло Максу! А он не хочет, чтобы у них испортились отношения из-за какой-то… — тут Макс умолк, и Валерка понял, что речь идет о Соне.

Однако все было не так. Соня была лишь предлогом. Из-за Тамары. Но этого Макс, естественно, не сказал.

Валерка, уставший и прямо-таки окосевший от дел и забот, впал в прострацию… Да что же это! Жили они не тужили, ну иногда Тамарка взбрыкивала, что он мало уделяет ей внимания, но все это проходило… И все равно не может он сейчас ничего советовать, что-то доказывать. Не может!

— Ты погоди, не пори горячку, — осадил он юношу. — Сейчас я тебе ничего не скажу. Мне надо все обмозговать. Основное мне ясно, а пока давай-ка пойдем до дому, я, брат, есть хочу и спать.

Макс поплелся за ним — дядьку он уважал, но чувствовал, что тот ситуацию не понял. Ладно. Пусть потом не обижается, если однажды не увидит их у себя дома…

«Не надо нам было уезжать», — подумал юноша и вдруг дико затосковал по родителям. Все у них было… Была жизнь, а теперь — существование.

Тамара встретила их спокойно. Подала на стол жаркое, салат, закуски, выпить. Идеальная жена, которая ждет мужа в любой час ночи, и все у нее наготове.

Валерке было не по себе оттого, что он не услышал, как он забросил жену, что она ему не кухарка, что лучше ему нанять себе домработницу, заодно и спать с ней… Не привык он к такой тишине и ресторанному обслуживанию, за которое хоть деньги плати — так все чинно и официально.

Даже Макс присмирел и послушно поел, да и голодный был.

Тамара удалилась, они смели все, что было на столе. Валерка извиняющимся тоном предложил поспать, завтра рано вставать. А поговорить — время найдется.

В спальню Валерка вошел с единственной мечтой: добраться до постели и рухнуть, не забыв погладить Тамарку.

Но на этот раз такое не прошло.

Сквозь сон он услышал разъяренный, но тихий голос жены:

— Ты свинья! Я с тобой развожусь! Но это потом. А пока очнись и выпей вот это…

С трудом разлепив глаза, Валерка увидел перед собой большую чашку кофе.

— Иначе, — пояснила она, — ты опять заснешь и никакого разговора с тобой не получится. Мне это надоело.

«…Ну когда же они кончат меня мучить, — с тоской подумал Валерка. — Почему они не могут решить проблемы без меня?.. Если бы они только знали, сколько у меня всего в голове… Пожалели бы…»

Покорно выдув кофе, он почувствовал бодрость и готов был выслушать Тамарины претензии.

Она немного успокоилась, видя его осмысленный взгляд.

— У меня проблема с детьми. — Она стала называть племяшей детьми, и это очень грело Валерку. — Сегодня Макс до того дошел, что залепил пощечину Гуле.

Валерка вскинулся, сон окончательно пропал, но Тамара закрыла ему рот рукой.

— Молчи. Это вроде бы из-за нашей соседки, Сони, я ее позвала, чтобы они познакомились и хоть с кем-то начали общаться. Макс повел себя настолько невежливо, что Соня была вынуждена уйти, а Гуле он запретил с этой уродкой — так он сказал — общаться. Девочке же Соня понравилась, не знаю уж, правда это или желание задеть брата… И тут он влепил ей пощечину. Меня парень ни во что не ставит, я ему чужая и никогда своей не стану. Он и Гулю подговаривает не есть мою стряпню…

Валерка был ошарашен. Такой у них с Максом был доверительный разговор, а оказалось, Макс утаил главное — мордобитие… И кого бил? Родную сестренку, близняшку, сироту, как и он!

— А что делать-то? — с каким-то испугом спросил он жену.

— Делать? — переспросила Тамара. — Я тоже не знаю. Понимаешь, парень хочет от нас съехать, он тебе еще скажет. Очень я ему не нравлюсь, почему, не знаю. Мне на это было бы наплевать, но он твой любимый племянник… — Тамара усмехнулась. — Если честно, он мне все меньше и меньше нравится… Ладно бы, он ушел от нас, но ведь он и девочку за собой потащит. А она цыпленок, мне ее безумно жалко.

— У нас общежитие есть! Гостиничного типа! — вдруг вспомнил Валерка. — Давай-ка я его туда запихну! А? Пока, мол. А Гуля тут поживет. Пусть он к нам в гости приходит. Ну как? — с надеждой посмотрел он на Тамару.

Та размышляла. Что ж, вариант, но согласится ли этот поганец на него? А хотя куда ему деваться? Он же не желает жить здесь. Пусть дает сестре на пропитание, если он такой гордый.

Тамара чмокнула мужа в щеку: «Умник ты мой, отныне кофе — наш заглавный ужин!»

Тут Валерка почувствовал острое влечение к жене, какого не испытывал уже недели две, а то и больше. Он так обрадовался!..

И она. Все у них получилось отменно, с ощущением чего-то нового или давно забытого…

В школу можно было ходить по договору с преподавателями, поэтому Сонечка решила это заведение больше не посещать — ей там ничего не нужно было: ни знаний, ни учителей с учениками.

Днем она пошла на Дон, купалась, загорала, прикрыв лицо платочком — загар к ней приставал пятнами (еще одна беда, но мелкая).

К ней привязались парни, но она скинула с лица платок, и они, присвистнув, убрались. Она горько и зло усмехнулась. Ей сразу расхотелось здесь находиться.

Она бесцельно побродила по городу, раздумывая над тем, что же она одна будет делать все длинное, светлое лето? Разве только Гуля? Она миленькая и, кажется, не злая, но глупенькая…

А брат оказался таким отвратительным вблизи, даже со своей красивой рожей!

Около ее квартиры с унылым видом названивала Гуля. Увидев соседку, она обрадовалась («Неужели ей приятно смотреть на меня?» — удивилась Сонечка) и закричала:

— А я звоню, звоню! Никого! Где ты была?

— На Дону, купалась, загорала… — улыбнулась Сонечка.

— А меня почему не позвала? Я сижу, как дура, дома, тетя Тамара ушла на базар, Макс на работе. А я одна. — На светлые Гулины глаза навернулись слезы.

Сонечка вдруг почувствовала себя много старше этой девочки, которая была почти ее ровесницей. Гуля хоть и пережила трагедию, но ни мудрости, ни взрослости у нее не прибавилось. Хорошо, что она добрая, может быть, это самое главное, подумала Сонечка. И зазвала Гулю к себе в гости.

Они как-то сразу разболтались, Сонечка не ощущала с ней скованности, не помнила ежеминутно, что собеседнику противно на нее смотреть.

У Гули все время светились ясные глазки, она радостно хохотала над немудреными Сонечкиными шуточкамн и вообще смотрела ей в рот, а один раз даже восхитилась: «Какая ты умная, Соня!»

Они поговорили о маскараде. Гуля под строжайшим секретом выболтала тайну: Макс влюбился в Зеленую Весну, он сам Гуле признался (конечно, он не признавался ни в чем, она сама поняла это).

У Сонечки дрогнуло сердце, но она тут же осадила себя: все это глупости, ему понравилась не она, а та, которую она изображала… И хватит об этом.

Но все же спросила: «А в Грозном у него была девочка?»

Гуля тут же рассказала про «страшную, как черт, Фаинку» и что они даже поссорились, когда Гуля назвала Фаинку уродкой…

Тут Гуля вспомнила причину ссоры, смутилась и замолчала…

Сонечка почуяла, что это как-то касается ее, и поинтересовалась, почему Гуля так обозвала Максову любовь.

— Я разозлилась, что он тебя назвал уродкой… — ответила не умевшая врать девочка.

Сонечка стала хохотать. Это был восторг от невинности и искренности Гули и радость, что есть человек, не думающий о ее уродстве и защищающий ее «красоту».

Сонечке хотелось Гулю расцеловать, а злость на ее брата превратилась в ненависть — в тот миг, когда Соня узнала, как он к ней относится! Ну пусть бы считал некрасивой, уродиной, но без злобы! Сонечка ощутила ее прямо-таки кожей. За что? Только за то, что она некрасива? Как же беспощадны люди…

Теперь у Сони есть подруга! Впервые за все время жизни в чужом городе к ней по-человечески отнеслись. Тамару она не считала: та взрослая, и Соня доставляла ей удовольствие с этим маскарадом.

— Знаешь, говорят, что эта Весна — какая-то Сусанка из математической школы и что она красавица… — шепотом произнесла Гуля, до дрожи любившая красивых девочек и считавшая, что ей не повезло в жизни — она такая обыкновенная!

Она так и сказала со вздохом:

— Я такая обыкновенная, вот бы мне стать красавицей, как эта Сусанка!

Господи, какой же она ребенок, подумала Сонечка, с каждой минутой становясь рядом с Гулей все взрослее и взрослее.

— Ты себя не ценишь, дорогая Гулечка, ты — красавица, а Сусанка совсем нет, — искренне признала Сонечка.

— Правда? — обрадовалась Гуля. — Ты ее видела?

— Видела. Фигурка у нее ничего, ноги… волосы красивые, вьются, а вот мордочка подгуляла — бесцветная, глаза маленькие-маленькие. — Она хотела сказать: как у меня, но передумала.

— Ой, а дурак Максик думает, что она прямо сказочная принцесса! Хочет с ней познакомиться. Давай что-нибудь придумаем, а? Я на нее посмотрю и сразу скажу — понравится она Максу или нет. Устроим им свидание?.. — Гуля с надеждой воззрилась на свою старшую — так она считала — подругу.

Сонечка тоже почему-то была уверена, что Максу Сусанка не понравится, но что ей-то, в конце концов, до них? Однако забавно! Скучно же так сидеть или греть пузо на пляже, а тут целое тайное дело.

— Пойдем сейчас, — упрашивала Гуля Сонечку, — может, Сусанку встретим? Погуляем около их школы, она нас не увидит, мы ей показываться не станем!

— А если и увидит? — резонно заметила Сонечка. — Мы что, не можем там гулять?

— Верно, верно, какая ты умная, Сонечка, я так тебя люблю! — Гуля чмокнула Сонечку в щеку, чем окончательно завоевала Сонино сердце.

Заговорщицки хихикая, девочки отправились к Сусанкиной школе. Они уселись на бульваре, прямо напротив школы, и стали следить. Им повезло. Скоро из ее дверей с каким-то парнем вышла Сусанка.

Сонечка подтолкнула локтем Гулю: вот она!

Сусанка была в том же синеньком платье с белым воротничком и туфлях на низком каблуке. Только волосы заплела в толстую косу, на конце которой болтались побрякушки.

Она и не обратила внимания, что на нее уставились две девчонки, а если бы даже и заметила, не придала бы этому значения. А что смотрят, так она к этому привыкла — Сусанна считала себя первой красавицей города.

Она уже исчезла из виду, а девчонки все сидели на скамейке, обсуждая ее.

Первой откликнулась Гуля, удивленно протянув:

— Она же совсем-совсем некрасивая!

Сонечка чуть было не поддержала ее, но решила, что не имеет права — а она сама кто? С ее внешностью нужно молчать.

— Ну нет, Гуля, она все-таки хорошенькая, я ее тогда не очень разглядела, — возразила Соня.

— Нет, нет, — не соглашалась Гуля, — просто она так сделала, что все ее считают красавицей… Как Фаинка в Грозном. Вот некоторые как-то умеют делать, что все только и говорят про них: «Красавица, красавица!» Как это получается у них? Я не понимаю… Вот ты же не будешь так делать, верно? Потому что ты не умеешь, считаешь, что у тебя внешность обыкновенная… Ты не умеешь обманывать.

Сонечка смотрела на нее и думала, что за все тяжкое, тоскливое, одинокое существование в чужом городе судьба наконец послала ей ангела, невинного, мудрого и доброго.

— Тебе Сусанна и впрямь не понравилась? — переспросила она на всякий случай.

— Конечно, правда! — вскрикнула Гуля, широко открыв светлые огромные глаза. — И скажу Максику про его Сусанку! А то размечтался!

— Не надо ему говорить, — возразила Сонечка, — он на тебя рассердится…

— Почему? — удивилась Гуля. — Я же ни в чем не виновата…

— Он сорвет на тебе зло.

— Подумаешь! — беспечно бросила Гуля. — Что ли, я его боюсь? Даже когда он меня ударил, я не забоялась. Просто он бешеный, нрав у него такой…

Гуля не говорила о том, что Макс может и руку поднять, не хотела в плохом виде выставлять брата, но забылась — ей казалось, что соседка знает о них все… А в душе у Сонечки поднялась буря негодования: этот поганый парень посмел поднять руку на такого ангела?! Ну уж этого Соня никогда ему не простит!

Она подумала, что первой местью будет то, что он увидит Сусанку! Насчет следующего удара у нее бродили кое-какие мысли, но еще не оформившиеся, однако она непременно обрушится на обидчика.

Они расстались с Гулей на этаже, и тут Сонечку окликнула Тамара.

Сонечка с неудовольствием зашла к ней, подумав, что опять начнутся расспросы о маскараде. Но соседка провела ее в свою комнату, заметив при этом: «Я Гуле ничего не говорила… Давай скоренько…»

Тамара вытащила из шифоньера пакет. Сонечка тут же узнала его — в нем был ее маскарадный наряд!

— Вот, возьми на память… Вдруг сгодится… Мне и платье мало, и туфли, а парики я вообще не ношу, купила по дурости.

Сонечка хотела отказаться, но через секунду решила, что возьмет подарок, пригодится…

— Я вам отдам деньги… — она замялась, потому что несла явную глупость: когда она сможет отдать такие деньги?..

Тамара заметила ее смущение и засмеялась:

— Отдашь когда-нибудь. Будем считать, что я тебе продала это в рассрочку. — И, став серьезной, добавила: — Только никому ни словечка, поняла?

Да разве откроет Сонечка свою позорную тайну хоть кому-нибудь?! Может, только Гуле. И то не теперь, а лет через пять…

Дома Сонечка не знала, куда деть свою «тайну». Оказалось, что у нее в квартире нет своего места, все было общим с мамой.

Сонечка рассердилась, что до сих пор живет на правах ребенка. Пора завоевывать самостоятельность! Маленькой девочки больше нет! Она должна запретить маме входить в ее комнату в ее отсутствие. Раз. Прибирать там. Два. И три — лазить в ее шкафчик. А пока она положит пакет под подушку — потом придумает место.

Когда Капитолина пришла домой, она увидела поджидавшую ее дочку, сидевшую на кухне с непроницаемым лицом. Мать засуетилась, вытаскивая из сумок покупки и рассказывая, что, где, почем, боясь начала разговора. Сонечка довольно сурово прервала мать, выложив новые взгляды на их дальнейшую жизнь.

Капитолина поняла, что именно этого она и боялась. Уж больно отстранилась от нее Соня, уж очень рано повзрослела! А теперь у дочки появились от нее тайны… Какие могут быть тайны от матери, которая все ей разрешает…

— Ладно, дочка, если тебе так надо, чего уж, я перечить не буду. Живи самостоятельно, — тоскливо обронила она.

Сонечке стало ее жалко. Она вдруг увидела, как та постарела, как поблекла ее красота…

Соня почувствовала вину, хотя в чем она-то виновата? Что родилась такой и теперь мучается ежедневно и ежечасно?..

Но ведь мама этого не хотела! Мама тут ни при чем! Соня подошла к ней и прижала ее голову к груди, как старшая. Капитолина заплакала тихими слезами, с тоской вспомнив их жизнь в станице. Если бы не случилось беды с отцом, они жили бы хорошо и ничего бы Сонечка не придумывала, потому что там к ней относились бы по-доброму.

Все от города, от его людей крученых-верченых, злых.

Даже Тамарка — вроде бы добрая, а иной раз такое ляпнет, что впору уйти и никогда не видеть больше.

В квартире напротив произошло удивительное: Валерка пришел с работы раньше обычного, да еще с красивым тортом в прозрачной коробке и цветами.

С ним пришел и новый водитель фирмы — Максим Москвитин.

Удивленная хозяйка накрыла стол в их отделанной по последнему слову дизайна кухне и даже поставила бутылку отличного испанского вина «Сангрия».

Валерка поднял тост за племяшей, за их ум и взросление и за то, чтобы они нашли себя здесь, в этом прекраснейшем из городов! А когда все выпили, сообщил, что Максом довольны, он отменно водит машину и ему с завтрашнего дня дадут «Вольво». Он будет возить второго зама.

Макс этого не знал; залившись краской, он поблагодарил дядю Валеру и с такой любовью взглянул на него, что Тамара разозлилась — вот волчонок! Дядю Валеру обожает, а на нее едва смотрит! Хотя она ему все под нос подставляет… Неблагодарная тварь!

Макс посчитал, что, коль скоро разговор перешел на дела, нужно ковать железо.

— Дядь Валер, а нельзя Гульку к вам определить? Секретарем там или курьером?.. Ей сейчас все равно делать нечего… Деньги бы зарабатывала, если, конечно, есть место…

Все трое всполошились. Тамара оттого, что настырный Макс добьется от мягкого Валерки места для Гули, а потом они съедут… Парень-то пусть куда хочет съезжает, но девочка должна остаться.

Гуле вовсе не светило работать, да еще курьером! Мотаться целый день по жаре! Ни на пляж, никуда! Все будут отдыхать, а она работай! Ее новая подружка найдет себе другую собеседницу, а Сонечка Гуле так нравилась — она такая умная и хорошая!

Валерка смутился. Только что устроил племянника, что далось не так уж просто: водителей было навалом, пришлось кое-кого сдвинуть. А тут — здрасьте! — племянницу устраивай! Уж, конечно, не курьером. Тамара его за это сгрызет! Значит, секретарем. Но куда и к кому? Все места заняты. Да и девчонку жалко — чего она летом будет корячиться, мучиться, такая худышка, маленькая, бледненькая…

Учиться ей надо! Если Макс не хочет, то Гуля должна получить образование — это долг перед покойным братом. Валерка решил быть твердым.

— Понимаешь, Макс, я пока не имею права просить еще одно место, — вразумлял он несмышленого юношу. — Повременить надо. Это первое, что я хотел сказать. А второе — Гуле надо отдохнуть. Ты сестру совсем не жалеешь, только свои интересы соблюдаешь. — Макс покраснел и набычился: ох, как не любил он, чтобы его поучали! — Посмотри, какая она заморенная… И следующее: сам не хочешь учиться, другим не мешай. Давай спросим Гулю, чего она хочет? А то ведь ты, по моему разумению, сам придумываешь для нее занятие. Ну, Гуленька, — обратился он к девочке, — тебе нравится предложение Максима?

Гуля замотала головой:

— Я хочу учиться дальше, а Макс, если хочет, пусть работает. Кто что хочет, то пусть и делает, — закончила она длинную для нее речь.

Тамара еле сдерживалась — так хотелось ей врезать самонадеянному сопляку! Но она понимала, что тут ее дело десятое, тем более что муж держится твердо и достойно. Здорово она его вчера накрутила! Да и Гуля не такая уж овечка, тоже хорошо ответила братцу!

Макс же был до крайности разозлен. Ему не понравилась выволочка дядьки, это, конечно, его рыжая пропесочила! Вчера он совсем другой был, юноша был уверен, что дядя легко и просто пристроит Гульку на работу, а там их обоих определит в общежитие, и — прощайте, родственники! С дядькой можно будет изредка видеться; да что там — они же все вместе будут работать!

Макс бесился, готов был выскочить из-за стола, но все же сдержался.

— Я хотел как лучше, — пробормотал он, — а если Гулька хочет учиться… Мне что, пускай учится. Только вот мы вас стесняем, и я подумал, если мы оба будем работать на фирме, легче будет с общежитием…

Тамара не выдержала:

— Вы нас совсем не стесняете. Ты…

Но тут на нее глянул Валерка, и она умолкла. Муж как бы подхватил ее мысль:

— Ты, Макс, парень, тебе будет легко в общежитии, оно у нас классное. На одного-двух человек комната, кухня, правда, общая, два душа на этаж и два санузла, неплохо… Но ведь Гуля — девочка, и после отдельной квартиры ей торчать на кухне и готовить для тебя супы? А в душ очередь? Ты соображаешь? Короче, вот мое последнее слово: тебя, если так уж у нас не нравится, я устраиваю в общежитие, а Гуля остается здесь.

Макса аж передернуло. Ее они оставляют здесь, и она будет набираться черт-те чего от чужой бабы и соседки-уродки! Хорошая компания! Что, дядя Валера не понимает, что Макс — брат Гули и плохого ей не хочет! А душ и санузел, так это ерунда! Привыкать надо без мамы и папы жить — другие живут! По крайней мере, они будут вдвоем, без чужих!

Что же делать? Уйти в общежитие без Гули? Или остаться пока здесь, давать на них двоих деньги Тамарке и жить как соседи…

Не получится, дядя Валера будет против, и Максу здесь тошно. Придется идти в общежитие, а после потихоньку перетащить Гулю. Объяснить ей, что летом надо поработать…

Юноша поднялся из-за стола, хотя они только-только прикончили суп.

— Спасибо, — сказал он чересчур вежливо, — я уже сыт. Очень вкусно. Тогда, дядя Валера, решили? Я иду в общежитие, а Гуля как захочет…

Он еще надеялся, что сестра бросится ему на шею и скажет: я без Максика не останусь…

Гуля промолчала, и это отвратило его от сестры на мгновение — раньше такого не было! — пока на мгновение.

— Ну что ж, решили, — Валера еще надеялся, что Макс опомнится и останется у них хотя бы из-за сестры, — дай мне дня два-три и можешь ехать, хотя что ехать, тут недалеко… — И с несвойственным ему ехидством вдруг добавил: — Как, вытерпишь у нас еще пару дней? Или, может, ночевать на работе будешь? Я могу ключи от кабинета оставить…

Макс бросил злой взгляд уже и на Валеру и молча вышел.

Тамара покачала головой, но ничего не сказала, а Гуля бросилась защищать брата (хотя за ним не побежала, а очень хотелось).

— Тетя Тамара, вы не думайте, Макс хороший! Он вас и дядю Валеру любит, я знаю. Просто он нервный, у него натура такая, мама всегда говорила: бешеная натура, от деда досталась… У нас дедушка сердитый был, но справедливый… — чувствовалось, что Гуля повторяет чьи-то слова, потому что дед умер, когда она была совсем маленькой.

Тамаре стало жаль глупышку, и она успокоила Гулю, сказав, что ничуть не сердится на Макса, он человек взрослый и вправе жить один.

Тут она глянула на мужа и увидела, что он поник — дорого доставались ему племянники при его сумасшедшей работе и при том, что он все принимает близко к сердцу.

Так закончился их «праздничный» обед.

Макс пришел поздно, когда дом угомонился и все разошлись. Войдя в комнату, он увидел, что сестра не спит, но ничего не сказал. Она предательница. Сегодня она его предала, значит, может предать и в другой раз. Это он надумал, пока бродил по пустеющему городу, все больше и больше озлобляясь.

— Максик, ты сердишься? — услышал он, когда стаскивал пропотевшую майку.

— Нет.

— Максик, ты зря на меня сердишься… Я тебе сейчас все расскажу, — продолжала Гуля, сев в постели и обхватив руками колени: так она всегда готовилась к длинным разговорам. — Может, я тоже хочу с тобой вдвоем жить. — Это была полуправда — да, она этого хотела, но не могла обижать тетю Тамару и дядю Валеру… Жить бы на одном этаже или в большой квартире, чтоб всем близко и не было бы этого ужасного душа с очередью. — Но дядя и тетя одни, без детей… Им скучно. А мы возьмем и уедем от них! Будто они к нам плохо относятся! Это неблагородно, Максик, — голосок у нее был тихий и заискивающий, и Макс, услышав это, решил ее еще наказать, хотя сам уже устал злиться.

— Никто не мешал им завести детей, мы, что ли, в этом виноваты? — грубо заявил он, лежа к Гуле спиной.

— Конечно, мы не виноваты, — ответила она, удивляясь, как Максик этого не понимает. — Ну, мало ли что… Мы же не знаем. И папа очень любил дядю Валеру и тетю Тамару…

Тут Макс взорвался, повернувшись к Гуле:

— Что ты заладила: любишь — не любишь… Как дурочка! К дяде Валере я хорошо отношусь, а она мне не нравится! Все! Отстань! Я спать хочу.

Но Гуля была настоящей маленькой женщиной и потому применила другую тактику для примирения, ни с того ни с сего сообщив:

— А я твою Сусанку видела.

Макс помолчал, но любопытство пересилило, и он спустя минуту недовольно буркнул, якобы сквозь сон:

— Ну и что?..

Гуля и тут схитрила, оказавшись на верном пути:

— Ничего. Просто видела. Откуда я знаю, понравится она тебе или нет… Я в девочках не понимаю…

Макс сразу же вспомнил, как Гуля защищала соседку-уродку, и ее мнение о Фаинке, поэтому поверил ей.

Ему ужасно хотелось увидеть Сусанну, которая была в зеленом наряде Весны. Он все время думал о ней и старался угадать ее, идя по улицам… Но ведь он не знает ее лица, а Гулька теперь знает…

Наверное, эта уродка ее навела, вдруг решил он, и ему расхотелось продолжать разговор, но любопытство все же возобладало.

— А ты ее узнаешь, если встретишь?.. — как бы нехотя спросил он.

Гуля поняла, что ее хитрый ход сработал, теперь надо с ним мириться. И она заулыбалась вовсю:

— Конечно, Максик, я ее узнаю! Я тебе сразу хотела сказать, но ты убежал. Давай я тебе ее покажу, а? Она в школу свою на консультации ходит.

Макс размышлял. Если он согласится, это будет означать, что он простил сестре предательство и помирился с ней, а этого так скоро делать нельзя. Она подумает, что ей все может сходить с рук. Юноша решил сначала провести с ней профилактическую беседу, а уж потом сказать, но небрежно так, с зевком, чтобы она, так уж и быть, показала Сусанку, которая, верно, гроша ломаного не стоит.

— Гуля, — начал он строго, — ты странно себя вела сегодня за обедом. Не хочешь со мной уходить в общежитие, твое дело. Но ты должна была со мной выйти, а не оставаться с ними за столом. Это, Гуленька, называется предательством. На этот раз я, так и быть, прощаю. Если ты еще раз подставишь меня, знай, у тебя брата нет. Поняла? Посмотрим, как ты будешь жить с тетей Тамарой! Она из тебя домработницу быстро сделает!

Гуле хотелось ему возразить, но она понимала: если уж Макс что-то вбил себе в голову, это навсегда. Будто бы смутившись, она помолчала, а потом пробормотала:

— Я не предавала никого, ты не так понял…

— Ладно, замнем, — снисходительно бросил Макс и, чуть помедлив, все так же безразлично попросил: — Так и быть, покажи вашу знаменитую Сусанку, что за птица.

Гуля подумала, не взять ли и Сонечку, может, удастся их с Максиком подружить?.. Нет, сначала ей самой надо с братом отношения наладить…

— Давай завтра… — ответила Гуля, вдруг захотевшая спать. Однако Макс жаждал видеть Сусанну!

Он растормошил сестру:

— Слушай, Гуль, а когда она ходит на консультации? У меня после обеда много свободного времени, я даже вчера махнул бабки заработать! Говори, я подъеду, ты ко мне в машину залезешь, и мы проследим.

Согласившись, Гуля моментально заснула, а Макс еще долго ворочался, представляя завтрашний день.

Наутро Гуля встала рано и, наскоро попив чаю (Тамара еще спала), позвонила Сонечке. Та сразу подошла к телефону. Гуля прошептала:

— Сонечка, встречаемся через десять минут во дворе. Конец связи…

Рассмеявшись, Соня ответила в тон:

— Йес, сэр. У меня в руках будет газета «МК». Доброе вам утречко, конец связи.

Они встретились во дворе у единственного раскидистого дерева. Гуля, захлебываясь, сообщила множество «секретных данных», рассказала Сонечке все, начиная с обеда и заканчивая просьбой брата показать Сусанку. Лишь немного замялась она, когда говорила о плане наблюдения за «объектом». По всем правилам в машине должна быть и Сонечка, но, зная отношение Макса к подружке, не могла ее позвать.

Поняв это, Сонечка, чтобы не ставить ни себя, ни Гулю в дурацкое положение, беззаботно сказала:

— Ну, вы поезжайте, а потом ты расскажешь. Только внимательно за всем следи, ладно?

Гуля обрадовалась, что подружка нисколько не обиделась на Макса, она, наверное, понимает, что он славный, только иногда бешеный. Хотя зря радовалась: в Сонечке все сильнее разгорался огонь ненависти. Этот парень ее за человека не считает! Отлично, она поступит так же. Она голову сломала, как ему еще отомстить, но пока ничего толкового не приходило на ум. Да и этот способ тоже сомнителен: Сусанка понравится Максу, они станут встречаться, а она…

Макс подъехал в назначенный срок. У школы они встали так, чтобы нельзя было ничего заподозрить.

Через минут пятнадцать юноша стал нервничать, и тут из дверей школы выплыла Сусанка. Не зная ее, он не обратил на девочку внимания, тем более что сегодня, в жаркий день, у Сусанки на голове было нечто невообразимое: она повязалась тоненькой косынкой назад, убрав под нее волосы, а сверху водрузила шляпку без дна.

И платье на ней не шло к фигуре: размахайка от груди, не длинное, но и не мини — ноги при такой длине не выигрывали. А на носу у нее сидели очки (она была близорука и всегда как бы кокетливо щурилась, чтобы пореже надевать очки).

Толкнув Макса локтем, Гуля прошептала:

— Вот твоя Сусанка!

Макс рванул машину с места — девочка быстро уходила, а он даже не разглядел ее! Проехав вперед, остановился. Сусанна двигалась прямо на них.

Она шла ленивой походкой, ставя ноги носками внутрь, как бы заплетая одну ногу за другую. На лице поигрывала высокомерная дежурная улыбочка человека, знающего себе цену: Сусанна слыла довольно известной личностью в округе — умная, отличница, победительница математических Олимпиад.

Девушка прошла совсем близко от машины, мельком глянув на нее и ничего, естественно, не заметив, и исчезла за углом.

Макс молчал. Он был потрясен тем, что девица, о которой он мечтал, представляя себе необыкновенную любовь, оказалась дурнушкой.

Он и не предполагал, что мог так обмануться. Значит, это она скрывалась под маской Весны?

Но тут новые мысли и надежды забродили в нем. Почему, собственно, все так уверены, что именно Сусанка была Весной? И рост не тот, и фигура крупнее…

Что-то не сходилось в облике Сусанки и Зеленой Весны! Нет, то была не она. Макс был почти уверен в этом.

Посмотрев на часы, он понял, что опаздывает на работу, и, бесцеремонно выкинув Гулю, умчался.

Гуля поняла, что он был не только разочарован, но просто потрясен. Она бросилась к Сонечке и в подробностях рассказала о «свидании». Результат порадовал Соню — так ему и надо! Пусть сам почувствует горечь разочарования, она-то хорошо знает этот вкус. Однако ей-то что до этого?

Гулю она предупредила, что брат может начать провоцировать ее, чтобы узнать, не посмеялись ли над ним; она должна держаться как партизан, и твердить, что ей Сусанна нравится. И еще. Соня здесь ни при чем.

— И вообще, — продолжала Сонечка, — лучше, если ты скажешь, что я тебе разонравилась и ты со мной почти не видишься. Он перестанет на меня злиться, а за тобой следить в три глаза.

Вернувшись домой, Гуля ушла к себе в комнату — не дай Бог сумасшедший Максик начнет с ней разборку прямо на кухне. После Сонечкиных разъяснений она была почти уверена, что дело миром не кончится.

Явился Макс. Тамара по привычке спросила, не голоден ли он.

Юноша взглянул на нее так, будто она предложила цианистый калий, и ушел в комнату.

Скорее бы он отсюда выметался, подумала она.

А Макс вполголоса терзал Гулю. Как и предполагала Сонечка, он, обдумав все, пришел к выводу, что хитрая уродливая соседка, и во всем ей подчиняющаяся дура-сестрица решили над ним посмеяться.

Он так и сказал Гуле.

— Ты долго будешь издеваться над моей лучшей подругой?! — завизжала сестра.

— Лучшая подруга?! — тоже заорал Макс. — Да такие под забором валяются, никто их не берет! Только ты, дура!

— А ты влюбился в Сусанку, а теперь злишься, что она оказалась страшная! Страшнее даже твоей уродины Фаинки!

У Макса от злости сжалось сердце. Что она себе позволяет?! Она чего хочет?

— Ты у меня сейчас схлопочешь, — зловеще предупредил он.

— Бей, дурак! Чего ты еще можешь! А Зеленой Весной была Сонечка, съел? — это Гуля выкрикнула уже от полной безысходности, понимая, что брат ее сейчас ударит, и желая первой побольнее его уязвить.

Макс оторопел от такого неожиданного финта. Ему показалось, что это чистая правда.

— Убирайся отсюда! Я за себя не отвечаю! — вдруг завопил он.

Гуля вскочила с тахты и бросилась на кухню, где дрожащая Тамара решала, бежать к ним или срочно звонить Валерке…

Она слышала эти дикие крики и кое-что поняла.

Гуля бросилась к ней:

— Он меня хочет избить, убить! Он дурак, сумасшедший! Тетечка Тамарочка, спасите меня!

Из комнаты выскочил посеревший Макс:

— Да уймись ты! Не стану я тебя бить! Очень надо руки о тебя марать. И вы не бойтесь! Я ухожу и больше сюда, в этот поганый дом, не вернусь! — прокричав это, он вылетел из квартиры, громыхнув дверью.

Сонечка была дома. Конечно, она не могла слышать, что происходит в квартире напротив, но от дикого стука двери, казалось, содрогнулся весь дом… Ого, подумала она, видно, «наш Максик» разъярился как бык на корриде.

Капитолина вышла из комнаты, где теперь обычно сидела, и, робко глянув на Сонечку, спросила:

— Что же это такое? Чуть дом не развалился…

Сонечка безразлично двинула плечиком, мол, откуда я знаю?

Капитолина хотела было уйти к себе, но соседская солидарность взяла верх.

— Может, позвонить? Что там у них… — И добавила через мгновение: — Парень этот, из Грозного, бешеный какой-то, не поздоровается никогда, несется по лестнице как угорелый.

Сонечка снова пожала плечиком, но подумала, что поход мамы к соседям был бы нелишним.

Капитолина, материнским сердцем учуяв, что дочка не против, пошла к соседям.

Тамара никак не могла успокоить Гулю, а Валерку не хотелось срывать с места. Сама же она была на грани истерики — вдруг этот тип вернется? Что она с ним сможет сделать?

Когда позвонили в дверь и в «глазок» Тамара увидела соседку, то страшно обрадовалась: хоть Капитолина и не защитник, но все же свидетель…

Капитолина прошла на кухню и увидела зареванную Гулю.

Тамара, не чинясь, рассказала соседке историю их отношений с Максом, умолчав о причине нынешней ссоры ребят. С ее слов создавался образ разнузданного хама, злыдня, невоспитанного, самовлюбленного типа, не желающего ни с кем считаться.

— Притом, — заметила Тамара, — что родители были святые люди, врачи-бессребреники… Откуда такой выродок?

Тут Гуля, которая уже успокоилась, встряла в разговор:

— Тетя Тамара, вы не знаете Макса, он очень хороший. Просто у него такая натура. Мама говорила, с ним надо ласково и тихо, я сама виновата, вопила как бешеная. Это из-за Сони…

Тамара сделала Гуле большие глаза, как когда-то Валерке, когда он зарывался в обществе.

Валерка замолкал, однако Гуля этого не знала и потому, удивившись теткиной мимике, продолжила:

— Он все время ее ругает, но я все равно с ней буду дружить…

Ушла Капитолина из квартиры соседей подавленная. Она была разбита и почти уничтожена морально: значит, дело в Соне… Чуяла сердцем: с дочкой что-то нехорошее творится.