Пока сон не сморил Полину, она ерзала на заднем сидении внедорожника, устраивалась на коленях матери, так, чтобы видеть в зеркало заднего вида папу.
Артем ловил её взгляд и улыбался. Улыбка не сходила с его лица, когда он взял на руки уснувшую девчушку, и, словно самый драгоценный груз, понес в квартиру Лизы. А Полина, положив голову ему на плечо, что-то пробормотала, обвивая ручками его шею.
Он улыбался и после того как, опустив малышку на кроватку, она распахнула сонные глазки, схватила Артема за руку и попросила посидеть рядом.
Через считанные секунды девочка сладко засопела, а он не уходил, нежно поглаживал маленькие пальчики, так доверительно расположившиеся в его большой ладони.
Улыбался, рассматривая комнату с рисунками, развешанными на стенах. Письменный стол, на поверхности которого аккуратно были сложены книжки и тетрадки, ручки с карандашами стояли в специальной подставке. Куклы, мягкие игрушки: мишки, зайчики, единороги расположились в ожидании маленькой хозяйки на чем-то похожем на небольшой и невысокий сундучок. Кругом царили чистота и порядок.
Улыбался Артем, на цыпочках выйдя из спальни, и тихо прикрыв дверь, чтобы случайно не разбудить… дочку. Улыбка не сходила с лица, когда его взгляд натолкнулся на фотографии, расставленные на комоде в соседней комнате. Он проводил пальцем по снимкам, где маленькая Полина улыбалась беззубым ротиком, хмурила светлые бровки, усиленно крутя педали детского трехколесного велосипеда, хохотала, обнимая Лизу. Улыбался, с интересом рассматривая её коротенькую счастливую жизнь рядом с мамой. И их глаза искрились счастьем. Желание стать частью их жизни защемило в груди, но… Но не предложенным способом. Он был обязан все исправить.
Артем нашел Лизу в кухне. Она стояла и смотрела в темное окно, обхватит себя руками. Он потоптался на пороге не решаясь начать разговор, который, наверное, не уместен в столь поздний час. Она устала, и требовать от неё сейчас решений слишком жестоко. «Утро вечера мудренее» Очень точно подходило к данной ситуации.
— Уже поздно, — Лисовский нарушил тишину заполнившую квартиру и шагнул в кухню. — Тебе надо отдохнуть, — он заметил на столе две кружки чая, блюдечко с печеньем. Она приглашает его поговорить? — Сегодня был долгий день, — осторожно дал Лизе понять, что они смогут решить все позже.
Она развернулась, но на него не посмотрела, её взгляд был расфокусирован. Артем заволновался.
— Лиза, — потянулся к ней.
Она взглянула поверх его плеча, присела за стол и обхватила чашку двумя ладонями, будто бы пытаясь согреться. Артем, повинуясь не озвученному приглашению, устроился напротив. Заглядывал в её глаза. Тщетно. Лиза смотрела мимо.
Оставив Полину и Артема в комнате дочери, она ушла на кухню, чтобы разобраться, что же происходило у неё внутри. Там, в доме, её переполняла ярость, которой она никогда не испытывала. Лиза чувствовал себя кровожадным хищником жаждущим вкусить крови врага. Наброситься, впиться зубами в глотку, перекусить пульсирующую жилу острыми клыками. И высоко вскинув голову, с наслаждением наблюдать, как вытекает алая вязкая струйка никчемной жизни и бьется в предсмертных конвульсиях враг. А Ульяна была её врагом. Она бы не задумываясь передала её в руки правосудия. Но было ли у неё такое право? Лиза сомневалась. Ей было необходимо с кем-то поговорить, посоветоваться. Слова переполняли, кипели горячей лавой, обжигая и требуя выпустить их наружу. Алла на её стороне, чтобы она ни сделала. А вот Артем человек, который сам того не зная, оказался главным участником событий, повлекших за собой то, что произошло сегодня.
— Мы познакомились с Антоном летом. Я закончила одиннадцатый класс, а он перешел на четвертый курс архитектурного, — её голос звучал тихо, робко, вкрадчиво, словно предлагая Артему решить готов ли он слушать или встать усмехнуться и выйти из квартиры, оставляя её одну со своими волнениями и переживаниями. Конечно у неё есть Аллочка, но она все знала о её жизни, а Лисовский был тем, с появлением которого её жизнь превратилась в поток горной реки, несущейся вниз. Что там её ждет? Обрыв или ровная долина, по которой воды потекут тихо и размерено. Такой ответ может дать только он. Или она ошибалась.
Лиза вопросительно взглянула на Артема. Он оживился, уголки губ радостно взлетели вверх, рука сама потянулась вперед и его пальцы сжали её холодные, а затем скрыли между больших горячих ладоней. Она опустила взгляд на их руки. Лисовский насторожился, ожидая, что Лиза вырвется, освобождаясь от его плена, но спустя секунду ничего не произошло. Она молчала. Он ждал. Непривычно терпеливо ждал.
Лиза листала страницы прошлого, решая, чем можно делиться с ним, а что оставить в потаенных уголках. Она не стала рассказывать, как красиво ухаживал за ней Антон, как добивался её, как встречал до начала лекций у института, дарил цветы, конфеты и назначал свидания после занятий. Она не знала, умел ли Артем Лисовский быть галантным, но, то, что он добивался желаемого любым способом — неопровержимый факт. Испытала на себе.
— Мы любили друг друга и хотели семью, поэтому наша свадьба никого не удивила, а тест с двумя полосками сделал нас ещё счастливее, — печальная улыбка дрогнула на её губах и Артем чуть сильнее сжал тонкие пальцы.
— У нас будет мальчик, первым всегда должен быть мальчик, — рассуждал Антон, обнимая её со спины и поглаживая ещё плоский животик. — Я научу его кататься на велосипеде, играть в футбол, мы вместе будем бегать по утрам, — делился мечтами будущий отец.
— А если родится девочка? — она повернула голову и с нескрываемой настороженностью посмотрела на мужа.
— Ну что ты, — он поцеловал кончик её носика, — я тоже её буду любить, — она, успокоившись, прижалась к его груди, доверительно укладывая голову на крепкое плечо. — Но я всегда мечтал иметь сына, а потом уже можно и дочку.
— Какая разница кто родиться, мы все равно будем любить его, — она положила руки на живот, — главное, чтобы ребенок был здоровый.
— А что, врач сказал о каких-то проблемах? — напрягся Антон.
— Нет, все хорошо, — успокоила мужа, разворачиваясь к нему лицом, и оставила легкий поцелуй на губах.
На узи я попросила врача не сообщать нам о поле ребенка. Неверное решение. Но на тот момент оно мне показалось правильным. С Антоном его не обсуждала.
— Я продолжала учиться, муж заканчивал архитектурный. Он устроился в хорошую строительную компанию, ему разрешили совмещать работу и учебу. Мы жили отдельно от родителей в квартире, доставшейся Антону от двоюродного деда, и старались обеспечивать себя сами. Я помогала ребятам с потока с курсовыми и занималась переводами. Моя мама профессиональный переводчик, — добрая светлая улыбка озарила её лицо. — Так что, можно сказать, английский у меня в крови и ещё школа с углубленным изучением языка туманного Альбиона. Время шло, мы готовились стать родителями, сделали в детской ремонт, покупали мебель, и оставалась приобрести только кроватку.
— И куда ты собралась? — Антон поглядывал на её живот.
— В торговый центр, — она улыбкой старалась стереть его пустые опасения. — Я отлично себя чувствую и в состоянии добраться до центра и присмотреть кроватку малышу.
— Лиз, — муж устало прикрыл глаза, — три недели до срока назначенного врачом. У нас ещё уйма времени, — он потянул её за руку из прихожей. — В выходные и выберемся вместе. Не упрямься, — присел на корточки, чтобы помочь снять балетки. — А не дай бог, что случится, — снизу смотрел на неё умоляющим взглядом.
— Антош, — она взлохматила рукой темные кудри и отступила к выходу, поглаживая выпирающий круглый животик. — Мне не сложно, а ты лучше займись проектом, вам его сдавать на днях, а в выходные поспишь подольше, вон какие круги под глазами, — погладила рукой осунувшееся лицо мужа. — Все работаешь и работаешь…
— Ты тоже от меня не отстаешь, — увернулся от поглаживаний, проявляя настойчивость, — ложишься за полночь, в твоем-то положении.
— Милый, — она наигранно надула губки, — я беременная, а не больная, а ещё у меня получается отдохнуть пару часов днем, — клюнула супруга в щеку и повесила на плечо сумочку на длинном ремешке. — Не скучай, — помахала рукой и выпорхнула за дверь.
— На девятом месяце беременности я ощущала себя легкой, словно бабочка, — усмехнулась Лиза, но глаз на Артема не поднимала, смотрела в стол, словно там читала свою жизнь.
Лисовский непроизвольно примерил ситуацию на себя. Он ни за чтобы не отпустил Лизу одну, отложил бы все дела и поехал с ней, а лучше бы запер дома и никакие заверения о хорошем самочувствии его бы не убедили. А если бы это была не Лиза? Вопрос остался без ответа.
— Милый, я освободилась и скоро буду дома, — предупредила мужа и, спрятав сотовый в маленькой сумочке, вступила на эскалатор.
Движущиеся ступеньки как-то странно дернулись, убегая из-под ног, и она полетела вниз. Слух заполнили крики, скрежет железа, перед глазами мелькнули яркие витрины магазинов, застывшие в ужасе лица посетителей, в нос ударил запах гари и пыли. Все это крутилось где-то поверх её головы, а потом её поглотила чернота.
В себя она пришла от того, что что-то сильно давило на живот, как через вату да неё доносились крики, стоны. Она попыталась пошевелиться, но, то, что укрывало её тело поперек, не позволяло сдвинуться с места. Попробовала выползти из-под непонятной штуки, пошевелила ногами, уперлась руками в бетонный пол и потянула тело вперед, но попытка не увенчалась успехом. Кусок чего-то сильнее надавил на живот, и она застонала от боли, а между ног почувствовала липкое и теплое. Кровь. Паника и страх за малыша, заставили закричать, но из груди вырвались лишь сдавленные хрипы. Тогда она пошарила вокруг себя рукой в поисках сумочки. Пальцы сжали тонкий ремешок, вселяя в неё надежду. Она дернула за него, но сумочки на ремешке не было, а живот пронзила острая боль, в глазах потемнело, холодный пот выступил на лбу. Из последних сил напрягая связки, закричала. Давясь и откашливаясь, звала на помощь осевшим голосом, упиралась руками в непонятную тяжелую штуку, стараясь столкнуть её с себя. Любое движение отзывалось острой болью в животе. А между ног становилась очень горячо.
— Я понимала, что у меня открылось кровотечение, мне была нужна срочная помощь, — по щекам Лизы струились соленые ручейки. — Я старалась оставаться в сознании, получилось забраться рукой под эту странную штуку, как потом мне сказали, что это был кусок от ступенек эскалатора. Я гладила живот и просила малыша потерпеть, — она всхлипнула, больше не в силах сдерживать горестные воспоминания.
Артем поднялся и хотел сесть рядом с Лизой. Обнять её, прижать к себе, разделит с ней боль прошлого, но она, покачав головой, остановила его. Не решившись спорить, Лисовский вернулся на место.
Её нашли последней из тех, кто был на эскалаторе в момент обрушения. Чертов кусок скрывал маленькое тело и если бы не хрипы, вырывающиеся из горла, она так и осталась бы там. Навсегда.
— Лучше бы осталась, — прошептала Лиза, поднимая на Артема взгляд.
По его спине побежали мурашки. Он никогда не видел столько страдания в глазах. И опять предпринял попытку пересесть к ней, но был остановлен. Вот же упертая девчонка. Фыркнул Артем, наклоняясь и целуя тонкие пальцы, что так и продолжали прятаться в его ладонях.
— В скорой сознание покинуло меня, в себя пришла в реанимации после операции.
Она обвела глазами светлое пространство, стараясь понять, где находится. Запах медикаментов и пищащие где-то над ухом приборы, как ориентир во вновь обретенном сознании — она в больнице. Через несколько минут в палату вошла медсестра.
— Что с моим ребенком? — она попробовала подняться на кровати, чтобы увидеть свой живот или кроватку с малышом. — Где мой ребенок? — паника поднималась в груди.
— Лежите, вам пока ещё рано вставать, — кинулась к ней медсестра, надавливая на плечи и укладывая на подушки.
— Скажите мне, что с ним, — она была не в силах сопротивляться.
— Я позову врача, — выскочила за дверь девушка.
Она прикрыла глаза, не подпуская к себе ужасные догадки.
— Как вы себя чувствуете, Елизавета Валерьевна? — доктор держала её за руку, внимательно смотря на показания приборов.
— Где мой ребенок? — схватила врача за край медицинской кофты, потянув на себя. — Скажите что с малышом, — умоляла развеять её тревогу.
— Пока вас искали время было упущено, — доктор подвинула стул и присела рядом с кроватью, не выпуская её руки из своей. — При разрыве плаценты главное вовремя оказать помощь, — сочувствие в голосе врача не предвещало ничего хорошего. — Ребенок не выжил… мне очень жаль…
Дальше она ничего не слышала. Отвернулась, уставилась в потолок совершенно пустым взглядом, а по бледным щекам скатывались слезы.
— Они бегали, суетились вокруг меня, боялись, что я тронулась умом, пытались привести в чувство, а я погрузилась в свое горе.
— Пожалуйста, не трогайте меня, оставьте в покое, — взмолилась она, когда уже в сотый или тысячный раз врач тормошила её.
— Ваши родственники, они волнуются, — доктор возвращала в реальность. — Муж рвется…
— Пусть зайдет, — разрешила бесцветным голосом.
— Мне так жаль, Антон, — всхлипнула, протягивая любимому мужчине руку. — Наш малыш… он… мне так жаль… — шмыгала носом, ища помощи, потому что он так и не взял её за руку.
— Мне тоже очень жаль, Лиза, — он смотрел с сожалением и укором. — Мне жаль, что мой сын…
— Наш сын, — она все же дотянулась до его руки.
— Мой сын умер, — сбросил её пальцы. — Каких — то нескольких минут не хватило, чтобы он смог выжить, — в его голосе она слышала злость и раздражение, — если бы ты послушала меня, не пошла в чертов торговый центр, если бы…
Дальше он не закончил свои упреки, в палату ворвалась её мама и строго взглянула на Антона.
— Я зайду позже, — он наклонился, оставляя холодный безразличный поцелуй на виске.
— Мама, — она потянулась к самому родному человеку. — Мамочка, я так виновата, — всхлипывала, уткнувшись в её грудь.
— Ты ни в чем не виновата, солнышко, — родные руки гладили по спине. — С каждым могло случиться такое, — теплые поцелуи осыпали макушку, — а Антон… он все поймет, все наладиться, доченька.
На следующий день меня перевели в палату, где мы и встретились с Ульяной.
По сомкнутым векам скользнула тень и задержалась. Она догадалась. Соседка, оказавшаяся в палате поздней ночью, проснувшись утром исследовала пространство, но какого черта она топталась у её кровати. Напомнить о правилах приличия или огрызнуться и послать… на свое место. Она не могла сделать даже этого, находясь в состоянии отчаяния и безразличия ко всему окружающему. Чужое дыхание касалось щек, век. Её бесцеремонно рассматривали, склонившись к самому лицу.
— Эй, ты спишь? — прикосновение к плечу неприятными мурашками понеслось по телу. Соседка нарушила границы. Лиза сжала зубы, наверное, до побелевших скул, которые заметила навязчивая незнакомка. Неприятное дыхание больше не раздражало.
— Да ладно тебе, не злись, — тапки шоркали по полу у кровати. — Только спросить хотела. Ребенка через сколько часов после родов принесут кормить?
Лиза сильнее зажмурилась и отвернулась к стене.
— Так бы и сказала, что не знаешь, — фыркнула соседка и, шаркая по полу подошвой, вернулась на свое место. Какое-то время в палате стояла тишина.
Лиза погрузилась свои мысли, а потом забылась беспокойным сном. Его прервал стук открывшейся и закрывшейся двери, спустя несколько минут звук повторился. Тапки зашлепали по полу. Матрас на кровати соседки устало выдохнул, и тишина вновь завладела помещением. Неспокойный сон вернулся к Лизе.
Звук похожий на мяуканье котенка коснулся слуха, и она открыла глаза. Кто принес в палату животное. Приподнимаясь на матрасе, повернулась. Около пустой соседской кровати стояла медсестра с маленьким кулечком на руках.
— Колесова, — она развернулась к ней, давая возможность рассмотреть, что у неё на руках ребенок, — где твоя соседка? — положила мяукающий сверток в медицинскую детскую кроватку. — Ей ребенка кормить, а её нет, — обшаривала взглядом углы палаты, не обнаружив никого кроме них шагнула к тумбочке, поставила бутылочку с молоком и… замерла. А потом всплеснула руками, охнула, прижала ладони к лицу и с именем заведующей отделением выскочила из палаты. Младенец остался в кроватке, жалобно пища.
Она пыталась отрешиться от происходящего, накрыла руками уши, чтобы не слышать попискивание. Оно раздражало барабанные перепонки и походило на крик о помощи. Игнорировать не получалось, сердце сжималось от жалобного мяуканья. Где шляется эта чертова мамаша? Она взглянула на закрытую дверь. Их словно специально заперли в одном помещении, оставили один на один, и откуда малышу ждать помощи, как не от неё. Лиза поднялась и медленно подошла к неонатальной кроватке. На неё смотрели синие глаза. Маленький носик морщился, между светлыми бровками залегла морщинка. Малыш всем своим видом выражал непонимание и недовольство. Она действовала подталкиваемая желанием помочь младенцу, который с надеждой смотрел на неё. И Лиза взяла малыша на руки, осторожно, будто хрустальную вазу.
— Тихо, тихо, — приговаривала, поглаживая подушечкой пальца детскую пухлую щечки. Малыш расправил нахмуренные бровки и затих, щурясь от света, причмокивал беззубым ротиком. — Ты хочешь кушать, — она поправила сбившуюся шапочку на маленькой головке, несколько светлых волосиков показались из-под тонкого трикотажа. — Подожди, крошка, — Лиза засуетилась. Положила малыша в кроватку и тут же услышала недовольный писк. — Сейчас, сейчас я только руки помою, — метнулась к раковине. — Вот и все, — уже увереннее подхватила ребенка на руки, взяла с тумбочки бутылочку, приложила её к своей щеке, ощущая тепло. — Потерпи совсем немножко, — просила попискивающую кроху, и, присев на свою кровать, удобнее перехватила малыша, чтобы головка увереннее лежала на сгибе локтя. Поднесла соску к открывающемуся ротику. Первые несколько минут малыш кривился, а распробовав содержимое, с большим удовольствием причмокивал, посасывая молоко. Она с замиранием сердца смотрела на крошку. Слезы стекали по её щекам. Лиза стирала мокрые дорожки о плечо
— Колесова, ты рехнулась, — в палату ворвалась медсестра, с порога бросилась к ней, чтобы забрать малыша.
Лиза отвернулась, прикрывая младенца своим телом.
— Убрала руки, — грубый окрик заставил медсестру отступить.
Они обе оглянулись. В палату входила заведующая отделением, та, что сообщила о гибели её сына и не отходила от неё пока она не заговорила.
Медсестра оправдывалась, снимала с себя ответственность за исчезновение Ивановой.
— Я обежала все отделение, её нигде нет. Ума не приложу, что теперь делать, — заламывал руки сестричка.
— А ничего не делать, — заведующая пересекла расстояние до тумбочки соседки. Взяла листок, лежащий на поверхности. Взгляд побежал по неровным строчкам. — Она написала отказную. Ребенок ей не нужен, — доктор печально вздохнула, и, посмотрела на опешившую Лизу.
Малыш, причмокивая губками, умиротворенно посапывал у неё на руках. Заведующая отделением улыбнулась своим мыслям.
— Отказную? — ничего не понимая, моргала глазами Лиза. — Как она могла это ведь её ребенок…
— Дочка, — уточнила врач, — хорошая, здоровая девочка, небольшой недовес, но это поправимо, — акушерка подошла к пациентке и погладила малышку по головке, — за месяц она доберет недостающие граммы.
— Как за месяц? — Лиза приподняла локоть, интуитивно пытаясь защитить ребенка от чужих прикосновений.
— Через месяц крошка отправиться в Дом ребенка, — печально выдохнула заведующая и попросила медсестру забрать малышку. — Девочку отнесут в детское отделение, с ней все будет хорошо, — поглаживал по плечу Лизу нежелающую отдавать ребенка.
— А вы не можете оставить малышку со мной, — мольба в её голосе могла разрушить любые преграды.
— Нет, милая, — заведующая говорила мягко, но настойчиво. — Я бы сделала это с большим удовольствием, имей на это право.
Лиза печально вздохнула, провожая взглядом медсестру с малышкой на руках.
— Вы будете её искать? — указала взглядом на записку на руках акушерки.
— Не вижу, смыла, — доктор с брезгливостью взглянула на листок. — У меня было предчувствие, что с этой роженицей что-то не так. Она попала к нам по скорой, без документов, без обменной карты. Нам оставалось поверить её словам; будто бы она вышла в магазин и у неё отошли воды, начались схватки. Ждать, пока кто-то принесет её документы было некогда. Не оказать помощь я не имела права. Она родила быстро, без осложнений. Ребенок оказался здоровым, доношенным. Нерадивую мамашу отправили к тебе в палату совершенно случайно…
— Думаю что не случайно, — Лиза взяла листок из рук врача и та не препятствовала. Глаза лихорадочно побежали по тексту…
— Здесь есть имя и отчество, надо сообщить в полицию, — она беспокоилась о судьбе матери и малышки.
— Поверь моему опыту, такие никогда не находятся. И я не списываю это на послеродовой синдром, девчонка вела себя адекватно. Она целенаправленно пришла на сестринский пост, якобы позвонить другу, который принесет документы. С её слов телефон оказался заблокирован, она заверила, что напишет записку, но только кто-то должен отнести послание по адресу, который она укажет. А пока сердобольная сестричка пошла искать того кто сможет передать письмо, она настрочила отказную и сбежала, — констатировала неприятные факты заведующая. — Малышке будет лучше без неё, таких маленьких лучше усыновляют, так что думаю, у крошки будет семья, где её будут любить.
— Да будут, — оживилась Лиза и попросила у акушерки сотовый. — Хочу позвонить мужу. Нам с ними надо серьезно поговорить.
Заведующая не возражала. Она поняла, что предстоит обсудить супругам Колесовым, и, скрестив за спиной указательный и средний пальцы левой руки, протянула Лизе телефон.
— Через полтора месяца мы стали счастливыми родителями замечательной малышки, — она в извинении поджала губы, уточняя. — Я стала счастливой мамой. Антон согласился с моим предложением, но особой тяги к девочке не показывал. Я надеялась, что это пройдет, и он привяжется к дочке. Как можно не любить маленькую, беззащитную крошку с невероятно синими глазами, — лицо Лизы осветила яркая улыбка, и Артему показалось, будто в кухне стало намного светлее.
Примеряя ситуацию на себя, Лисовский был на стороне Антона, но не понимал, почему он не отстаивал свою позицию, если так не хотел воспитывать чужого ребенка. Зачем согласился, уступил? Хотел угодить любимой жене? Нет. Вероятнее всего Лиза смогла его убедить, нашла слова и доводы. Правильная девочка. Его девочка. Большим пальцем руки Лисовский погладил костяшки тонких пальцев. Её щечки вспыхнули. Взгляд метнулся на него, и тут же снова вернулся к столешнице. Она впервые за время исповеди попыталась освободить свои руки, но Артем не позволил ей этого сделать. Лиза должна чувствовать его поддержку. И она продолжила.
— О том, что я потеряла ребенка, не знал никто кроме Аллы, для всех у нас родилась девочка. С тех пор я не люблю быть в центре внимания, — бросила камень в сторону словоохотливой Марии Петровны. — Мои родители души не чаяли внучке. Семья Антона была сдержана в проявлении своей любви, так же как и он сам. А я верила, что однажды все наладится, — она шумно выдохнула. — Невероятно тоскливо и больно понимать, что ты не можешь возвратить былые, счастливые времена, но ещё грустнее было то, что ты тщетно пытаешься создать новые.… В одиночку. Наша любовь погибла под обломками того эскалатора, — по её бледной скуле скатилась соленая, горячая слеза.
И его внутренности закипели от несправедливости этого мира. Быть разделенными с Лизой кухонным столом он больше не мог. Отпуская её руки, Артем поднялся, не давая возможности ему возразить, сел рядом, обнял за хрупкие плечи и поцеловал в висок. Нежно. Невесомо. Она стерла одинокую слезинку отчаяния и вины.
— За месяц до трехлетия Полины, Антон ушел…
— Прости, но я больше не могу…
— Ты о чем? — она в непонимании смотрела на любимого мужчину.
— Лиз, ты прекрасно знаешь о чем, — чувствовала его раздражение.
Она понимала, что супруг пытается избежать разъяснений, предоставляя ей возможность все объяснить самой, но Лиза не собиралась этого делать. Только не сейчас.
— Я пытался, честно пытался быть хорошим мужем и отцом, но… но не смог… не смог привыкнуть к чужому ребенку… для меня это оказалось, очень сложно, — нервно теребя волосы на затылке, расхаживал по гостиной, мерил комнату широкими шагами от угла к углу, изредка стыдливо поглядывая на неё. — Почему ты молчишь? — прикрикнул Антон, останавливаясь рядом.
— А я не знала что сказать, мне казалось, что все это происходит не со мной, не с нами.
— Ну, давай, скажи хоть что-нибудь, — распалялся супруг. — Молчишь? — с вызовом заглядывал в её глаза. — Тебе нечего сказать, потому что ты понимаешь, что виновата. Все между нами рухнуло по твоей прихоти, из-за того, что ты считаешь свои решения единственно правильными. Твоя высокоморальность… Ты забыла обо мне. Все внимание чужому ребенку…
— Антон, она же маленькая совсем и ей без нас не справиться…
— Ей три года, а ты носишься вокруг неё, словно она все ещё беспомощный младенец. Ты думаешь только о девочке. А мы? Когда мы с тобой в последний раз разговаривали вдвоем, выходили куда-то вдвоем…
— Я же не отказывалась, — она стойко принимала придирки, — только ты не предлагал…
— Не предлагал потому что…
— В тот вечер мы долго обменивались взаимными упреками и обвинениями. Я понимала, Антон в чем-то прав, но…
— Но все равно, — перебил Лизу Артем, — решила, что большая часть вины в вашем разрыве лежит на тебе, — она, молча согласно, кивнула. — Черт, Лиза, то, что ты сделала для Полины, перечеркивает любую твою вину…
— Но я виновата…я разрушила нашу семью… я…
— Не смей, не смей, обвинять себя.
Артем злился на её бывшего. В груди пылало желание найти его сейчас, и … поколотить. Поколотить, как в школе мальчишки мутузят друг друга, неумело, но с остервенением.
— В этот же вечер я собрала вещи, и мы с Полиной переехали к родителям, — она обвела взглядом кухню. — А потом мы встретились в суде, где Антон нанес ещё один удар, — она набрала полные легкие воздуха, словно перед прыжком в воду. — У него почти год была другая женщина, и она ждала от него ребенка… сына… — Лиза истерически хохотнула. — Он врал мне год, приходил домой и врал. Я никогда не думала, что Антон на такое способен, он всегда был честным со мной. В какой момент он изменился, я не заметила… ничего не замечала… — расписалась в беспомощности Лиза.
А Лисовский понял, почему в их первую встречу, она требовала от него правды, даже если не была к ней готова. Честность она ставила превыше всех других человеческих качеств.
Перед ним встала дилемма, рассказывать ли ей об условиях, поставленных отцом или уничтожить чертовы документы и забыть о них. Об этом Артем пообещал подумать завтра. Скарлетт О’Хара выругался про себя и вернул внимание Лизе, озвучивая то, что его интересовало с того самого момента, как он оказался в комнате, где держали девчушку похитители.
— А Полина…
— Как можно объяснить маленькому ребенку, что её не любят, — Лиза не дала ему договорить, вспыхнув возмущением. — Она тянулась к Антону, скучала без него, и часто задавала вопросы о папе. Я ничего не нашла лучше как сказать что он уехал далеко — далеко строить дома для тех, кто потерял их во время урагана. Увидела сюжет по телевизору, — объяснила его вопросительно вскинутым бровям. — Я хотела как лучше. Но ошиблась, — её глаза заметались по лицу Артема в поисках оправдания своим поступкам. — Я хотела, чтобы у нас с Антоном была семья, настоящая семья, но ничего не получилось, я все разрушила. Я хотела оградить Полину от жестокой правды, рассказать ей все позже, когда она немного повзрослеет. И подвергла её опасности своими поступками. Я оказалась кругом не права, — Лиза в отчаянии заламывала руки. — Я была слишком самонадеянной.
— Ты ни в чем не виновата, — он накрыл её пальцы большой ладонью, а костяшками второй провел по мокрым от слез щекам, стирая соленую влагу.
— Нет, Артем, только по моей вине мы расстались с Антоном и ещё неизвестно, как Полина отреагирует на мой обман, — настаивала на своем Лиза. — А завтра я могу до основания разрушить и без того поломанную жизнь Ульяны. Её посадят. Дадут срок. Неизвестно какой она вернется оттуда. Я просто не имею на это права. Мне не жалко её. Нет. Я осуждаю её за то, что она бросила дочь, за то, что она опустилась, поддалась слабости, и какие бы у неё на это не были причины, она не должна была так поступать. А я не должна заставлять других жить, так как я считаю правильным. Это эгоизм, — вынесла себе приговор Лиза и, выдохнув, замолчала, опустила плечи, принимая поражение.
— Она не стоит твоего мизинца, — Артем разозлился, вскочил на ноги и, опираясь о столешницу навис над ней. — Ты подарила любовь чужому ребенку, ты согрела её теплом, ты готова для неё на все. Я в этом убедился лично, — праведный гнев кипел внутри, клокотал, — а они, — он выкинул руку, тыкая указательным пальцем в сторону окна, — и Антон, и Ульяна сдались. Не смей даже думать что ты не права.
Лиза открывала и закрывала рот не находя возражений. Не потому что их у неё не было, она бы их нашла, если бы её не огорошило понимание от эгоцентриста Лисовского. Слишком неожиданно.
Заметив её обескураженность, Артем испугался, что перестарался и смягчил тон.
— Ты устала, — протянул ей руку.
Её пальчики доверчиво легли в его ладонь. Он потянул на себя и Лиза, подчиняясь, поднялась, шагнула, оказываясь к нему так близко, что её грудь касалась его напряженных мышц. Их взгляды встретились. Дыхание переплелись.
И желание вжать её в себя и поцеловать овладело Артемом, но он отогнал его, потому что сейчас это, наверное, было бы неуместным.
— Тебе надо отдохнуть, — он вышел из кухни, ведя её за собой. Лисовский остановился на пороге гостиной, повернулся к хранившей молчание Лизе. — Дождись меня завтра, мы поедем к следователю вместе, — он ждал от неё возражений, но она только кивнула. — Спокойной ночи, — Артем наклонился, коснулся губами её кожи на виске и быстро вышел из квартиры. Но вопрос, таранящий черепную коробку, заставил развернуться и вернуться. Он придержал рукой ещё не успевшую закрыться за ним дверь. Лиза настороженно застыла в проеме.
— Ты все ещё любишь Антона?
— Нет.
Она ответила, не задумавшись ни на секунду, что бальзамом легло на сердце Лисовского.
— Он первый и единственный мой мужчина, и я благодарна за то, что было между нами, но все прошло, — продолжила откровенничать Лиза, но вдруг спохватилась, нахмурилась. — А тебе…
— Спокойной ночи, — не дал договорить Артем и побежал вниз по лестнице, подавляя в себе желание остаться. Сейчас он не имел на это права. Но скоро все изменится, Лисовский в этом нисколько не сомневался. И не, потому что он напомнит ей о данных обещаниях, а потому что она сама попросит. Потому что он станет последним единственным мужчиной в её жизни.