Тихая гавань

Глава 13

Позвонив на следующий день в приют, Офелия договорилась, что подъедет туда в четверть десятого. Первым делом она с утра завезла Пип в школу и сразу направилась в район Саутмаркет. На ней были старые джинсы и довольно поношенная черная кожаная куртка, но Пип утверждала, что ей очень идет.

– Куда-то собираешься, мама? – спросила она.

На Пип была школьная форма – белоснежная блузка и синяя плиссированная юбка, которую сама Пип терпеть не могла. А Офелии форма сразу же пришлась по душе. Во-первых, разом решалась проблема, что надеть, и к тому же отпадала нужда вертеться перед зеркалом. Форма очень шла Пип. А когда по торжественным случаям она надевала синий галстук в тон юбке, то от нее глаз невозможно было оторвать. К тому же синее на редкость удачно гармонировало с ее волосами цвета красной меди.

– Да, дорогая, – с улыбкой ответила Офелия.

У нее с утра было хорошее настроение. Ей понравилось спать с дочерью – рядом с Пип она уже не чувствовала себя такой безумно одинокой. Непонятно, почему она не подумала об этом раньше. Скорее всего оттого, что не привыкла тянуться к дочери за поддержкой, решила она. Но как бы то ни было, Офелия еще раз мысленно поблагодарила Мэтта за добрый совет. Рядом с Пип она спала без сновидений до самого утра. А уж проснуться утром и увидеть Пип, протирающую еще сонные глаза, стало просто счастьем. Такого наслаждения она не испытывала с того самого дня, как погиб Тед. К тому же муж с утра обычно пребывал не в самом лучшем расположении духа. А чтобы он обнял ее или поцеловал – нет, такого на ее памяти не было никогда.

Она напомнила Пип, что собирается съездить в Векслеровский центр, объяснила, чем они занимаются и что навело ее на мысль поработать там добровольцем.

– Если, конечно, они согласятся меня взять. – Офелия понятия" не имела, чем ей предложат там заниматься. Может, если не найдется ничего другого, предложат посидеть на телефоне, мелькнуло у нее в голове. – Поподробнее расскажу, когда приеду за тобой после школы, – пообещала она, как обычно высадив Пип на углу и глядя дочери вслед, когда та, окруженная толпой одноклассников, бежала к школе. Заболтавшись, Пип даже не обернулась, чтобы помахать матери на прощание.

Припарковав машину на стоянке на Фолсом-стрит, Офелия свернула на бульвар, где располагался Векслеровский центр. Мимоходом она заметила сидевшую у самой стены кучку оборванных пьянчужек. Отсюда до Центра рукой подать, и, однако, казалось, им было лень не то чтобы сделать несколько шагов, но даже встать. Погруженные в какой-то свой собственный мир, они головы не повернули в се сторону. Украдкой покосившись на них, Офелия молча прошла мимо. Она низко опустила голову, вдруг почувствовав, как в сердце ее шевельнулась жалость к этим людям, чья жизнь давно уже превратилась в ад.

Открыв дверь, она оказалась в той же самой приемной, куда заходила накануне. Это была огромная светлая комната, с гены которой украшали репродукции и разноцветные плакаты, с большим письменным столом, только теперь за ним сидела регистраторша, лицо которой было Офелии незнакомо. Немолодая уже женщина, черты лица которой выдавали ее африканское происхождение, с деловым видом копалась в столе и одновременно разговаривала по телефону. Ее туго зачесанные назад волосы уже посеребрила седина. Заметив Офелию, она удивленно вскинула на нее глаза. Несмотря на свою более чем скромную одежду, Офелия выглядела элегантной и ухоженной и здесь, в приемной, казалась существом с другой планеты. Старенькая разномастная мебель выглядела так, словно ее подобрали на помойке. Впрочем, скорее всего так оно и было. Единственным приличным предметом была стоявшая в углу кофеварка.

– Чем могу вам помочь? – приветливо спросила женщина.

– У меня назначена встреча с Луизой Андерсон, – спокойно объяснила Офелия. – Мне помнится, она руководит группой добровольных помощников.

Не успела она договорить, как женщина за столом расплылась в улыбке.

– И не только. Кроме того, она еще занимается маркетингом, пожертвованиями, следит за доставкой продуктов и других вещей, отвечает за общественные связи и выискивает для нас новые таланты. Впрочем, не только она – все мы тут, так сказать, совмещаем по нескольку должностей сразу.

Офелия невольно заинтересовалась. В ожидании Луизы Андерсон она принялась бродить по комнате, разглядывая стопки брошюр и развешанные по стенам плакаты. Не прошло и нескольких минут, как в приемную вихрем ворвалась молодая женщина. Ее медно-рыжие волосы, в точности такого же оттенка, как у Пип, были заплетены в две толстые косы. Волос было так много, что они оттягивали ей голову. Несмотря на ботинки армейского образца, поношенные джинсы и рубашку из грубой хлопчатобумажной материи, она выглядела на редкость хорошенькой. Даже в такой одежде она умудрялась смотреться изящно и женственно. Такая же тоненькая и хрупкая на вид, как сама Офелия, она двигалась с грацией балерины. К тому же в ней ключом бурлила энергия, а приветливое лицо сияло добротой. И было в ней что-то такое, отчего Офелия сразу же почувствовала себя спокойно и уверенно.

– Миссис Макензи? – с теплой улыбкой проговорила она. Офелия, поднявшись ей навстречу, кивнула. – Будьте добры, пройдемте со мной.

Повернувшись, девушка быстрой уверенной походкой направилась к двери, за которой оказалось нечто вроде крошечного кабинета, сплошь заваленного стопками объявлений, документов, плакатов, фотографий вперемешку с официальными письмами от государственных организаций и бесконечными списками, от которых у Офелии зарябило в глазах. Страшно подумать, что такое безумное количество дел лежит на плечах одного человека. На противоположной от двери стене были расклеены фотографии, там же стоял небольшой письменный стол и два стула для посетителей, занимавшие все свободное место. Залитая солнечным светом комнатка казалась такой же приветливой, уютной и деловитой, как и ее хозяйка.

– Так что привело вас к нам? – поинтересовалась Луиза Андерсон и приветливо улыбнулась, глядя прямо в глаза Офелии.

Эта женщина, решила про себя Луиза, совсем не похожа на тех, кто обычно приходил к ним предложить свою помощь, – студентов колледжа или выпускников, стремившихся набрать часы перед получением диплома социального работника. Конечно, среди добровольцев встречались и другие, но все они, как правило, так или иначе были связаны с приютами.

– Я бы хотела поработать у вас добровольцем, – неожиданно смутившись, объяснила Офелия.

– Мы рады принять любую помощь, какую нам предлагают. А что вы умеете делать?

Вопрос поставил Офелию в тупик. Она до сих пор даже не думала об этом. И уж понятия не имела, что от нее может потребоваться. Видимо, смятение, написанное у нее на лице, побудило Луизу тут же поспешить ей на помощь:

– Давайте поставим вопрос по-другому. Чем бы вы хотели заниматься?

– Честно говоря, не знаю… У меня двое детей, – неуверенно начала Офелия. И тут же осеклась. Она хотела поправиться, но потом передумала: это смахивало бы на попытку вызвать к себе сочувствие, а сама мысль о нем показалась ей оскорбительной. – Я замужем вот уже восемнадцать лет… вернее, была. – На этот раз у нее хватило смелости поправиться. – Я вожу машину, могу ходить за покупками, стирать, убирать, неплохо лажу с детьми и с собаками.

Конечно, все это звучало довольно смешно, но до сих пор Офелия даже как-то не задумывалась о том, что она, собственно говоря, умеет делать. И сейчас, слушая себя, она сгорала от стыда – таким жалким и глупым все казалось.

– В колледже я увлекалась биологией, – поспешно добавила она. – Еще я немного разбираюсь в энергетике, поскольку в этой области работал мой муж. – Еще одна бесполезная вещь, подумала она про себя. И, вспомнив о Чеде, добавила: – И могу ухаживать за людьми с психическими отклонениями. – Больше она ничего не могла вспомнить. Беспомощно покачав головой, Офелия замолчала.

– Вы в разводе? – осторожно поинтересовалась Луиза, от внимания которой не ускользнуло, что Офелия только раз упомянула о муже, да и то в прошедшем времени.

Офелия слегка покачала головой, стараясь взять себя в руки и не выдать охватившего ее страха. Однако она действительно испугалась. Было так унизительно сознавать, что, в сущности, она ничего не умеет. Однако во взгляде сидевшей напротив женщины не было ни высокомерного презрения, ни насмешки – ничего, кроме самой искренней доброжелательности. Видимо, ей действительно всего лишь хотелось узнать о ней побольше. И Офелия немного приободрилась.

– Мой муж умер почти год назад. – Она с трудом проглотила вставший в горле комок. – И сын тоже. У меня осталась дочь, ей сейчас одиннадцать. И полным-полно свободного времени, которое я не знаю, куда девать.

– Простите, мне очень жаль, – сочувственно покачала головой Луиза. И тут же поспешила сменить тему. – Ваше умение обращаться с психически больными людьми может оказаться очень полезным для нас, – деловито продолжала она. – Среди тех, кто попадает сюда, таких хватает. Обычное явление, знаете ли. Конечно, в серьезных случаях мы отправляем их в клинику. Но если они относительно безопасны для окружающих, тогда мы оставляем их у нас. В большинстве приютов существуют определенные правила, которые запрещают держать буйнопомешанных. Благодаря этому значительная часть бездомных попросту не попадает в приюты. Конечно, в какой-то степени это жестоко, но зато так безопаснее. У нас здесь правила, может быть, не такие жесткие, и поэтому нам приходится часто иметь дело с очень больными людьми.

– И что с ними бывает потом? – невольно заинтересовавшись, спросила Офелия. Ей очень понравилась женщина. От нее словно исходил мощный заряд положительной энергии, которая чувствовалась даже на расстоянии. А ее преданность делу, которому она посвятила себя без остатка, не могла не восхищать. И сейчас Офелия была радостно взволнована тем, что и она каким-то образом сможет внести в него свою лепту – пусть даже в качестве добровольца.

– Большинство наших пациентов через день-другой снова оказываются на улице. Две семейные пары у нас уже давно, остальные так или иначе уходят в постоянные приюты. Мы ведь можем предоставить им крышу над головой только временно, вот в чем дело. Эдакая «скорая помощь». Они могут жить тут какое-то время, пока мы обращаемся за помощью в соответствующие организации, детские приюты или дома престарелых. Стараемся хоть чем-то им помочь, обеспечиваем какой-то одеждой, медицинской помощью, если они в ней нуждаются. Когда можно, обращаемся с просьбой о пособии. Иначе говоря, тут они могут найти крышу над головой, еду, постель и руку помощи, которую мы всегда рады им протянуть. Нам это нравится – ведь таким образом мы помогаем многим людям. Но конечно, есть куча проблем, решить которые нам просто не под силу. Иногда это разбивает нам сердце, но мы все равно не сидим сложа руки. Словом, мы делаем что можем. Потом они уходят, и на смену им приходят другие.

– Похоже, вы и так делаете немало, – проговорила Офелия. В глазах ее вспыхнуло восхищение.

– Да, но явно недостаточно. Гут трудно остаться равнодушным. Кажется что пытаешься вычерпать океан чайной чашкой. Радуешься всякий раз, когда кажется, что чего-то добился, да только этот самый океан становится все больше, и порой даже руки опускаются от бессилия что-то изменить. Больше всего меня убивает то, сколько тут детей! Они ведь в той же лодке, что и остальные, только им легче утонуть, и это не их вина. Чем они виноваты? Они просто невинные жертвы. Впрочем, и среди взрослых тоже полным-полно таких.

– А дети могут оставаться вместе с родителями? – Сердце Офелии разрывалось от жалости. Она представила себе, как Пип, бесприютная, бродит по улицам, и все внутри у нее перевернулось. Но ведь многие из детей даже младше! А сколько из них вообще родились на улице! Да, похоже, она нашла-таки свое место, решила она, мысленно поблагодарив Блейка за хороший совет. Ей уже не терпелось приступить к работе.

– Могут, но только в так называемых семейных приютах. Или же в специализированных приютах для матерей-одиночек. Как только они снова окажутся на улице, первый же полицейский отправит их в участок, свяжется с социальной службой, а оттуда их отправят в детский дом или на усыновление. На улице ребенок просто не выживет. Четверть населения каждый год умирает на улице – либо попросту замерзает во время холодов, либо в результате несчастного случая, дорожной аварии, да, наконец, от какой-то болезни. А у детей нет никакого шанса прожить на улице даже хотя бы столько, сколько протянет взрослый. Нет, в детском доме им лучше. – Эти слова прозвучали в ушах Офелии похоронным звоном. – Когда вам удобнее работать? Днем? Или, может быть, ночью? Наверное, все-таки днем, ведь вы, в сущности, тоже мать-одиночка.

Слово «мать-одиночка» хлестнуло Офелию, словно пощечина. Она никогда не думала о себе как о матери-одиночке. И тем не менее Луиза была права, нравится ей это или нет.

– Я обычно свободна с девяти до трех. Право, даже не знаю… скажем, три дня в неделю? – Довольно много, но ведь ей все равно нечего делать и некуда себя деть, пока Пип в школе. Куда ей девать свое время? Бесцельно слоняться по дому? Гулять в парке с Муссом? А так она будет при деле. Мысль неожиданно понравилась ей.

– В первую очередь от добровольцев мне нужно только одно, – перебросив косу через плечо, честно сказала Луиза, – чтобы они присмотрелись к нам. Увидели все без прикрас – так, как оно есть на самом деле. Вы должны увидеть все собственными глазами, а уж потом решить, то ли это, что вам нужно. И если у вас не останется никаких сомнений, то вам придется в течение недели, а то и двух – в зависимости от того, чем вы решите заниматься, – пройти специальную подготовку. И только после этого вы приступите к работе. Работа будет тяжелой, – предупредила она. – Тут никто не сидит сложа руки. Персонал трудится двадцать четыре часа в сутки, и это в нормальном режиме, не считая авралов, а авралы тут тоже не редкость. Но и добровольцы тоже крутятся как заведенные. – Луиза с усмешкой выжидательно посмотрела на Офелию. – И как вам?

– Звучит довольно пугающе, – улыбнулась в ответ Офелия. И вдруг почувствовала себя значительно лучше. – Но похоже, это как раз то, что мне надо. Осталось только понять, подойду ли вам я.

– Посмотрим. – Поднявшись из-за стола, Луиза приветливо улыбнулась. – Поверьте, Офелия, мне вовсе не хотелось вас пугать. Просто я не намерена, чтобы между нами остались какие-то недомолвки. Конечно, и тут есть свои радости, однако по большей части наша работа – это грязь, пот, боль, отчаяние и бесконечный, изнуряющий труд. Иной раз вы, случается, летите домой как на крыльях, но бывает и по-другому, и тогда вы до утра рыдаете в подушку от бессилия что-то изменить. Вот так-то. Не знаю, насколько вам это интересно, но у нас есть и программа помощи бездомным, так сказать, «на выезде».

– А чем там занимаются? – спросила заинтригованная Офелия.

– Нам пожертвовали два старых пикапа. И вот наши добровольцы ездят в них по городу и подбирают тех, кто слишком стар, болен или немощен, чтобы добраться до нас самостоятельно. Мы обеспечиваем их временным жильем, одеждой, питанием, медицинской помощью, если они в ней нуждаются, а пока пытаемся пристроить их: кого в больницу, кого в дом престарелых и так далее. Понимаете, среди наших подопечных много таких, кто не в силах оправиться. И как мы ни стараемся им помочь, кое-кто из них либо уже окончательно сломался, либо лишен всяких гражданских прав, либо слишком напуган, чтобы снова попытаться найти свое место в жизни. Вот поэтому каждую ночь по городу в поисках таких бедняг и ездит наш пикап. Иногда даже два, если есть свободные люди. Они подбирают на улицах тех, кто в нас нуждается больше всего. С теми, кто приходит сам, проще – этим хватает сил добраться сюда. Кое-кто из наших пациентов добился по-настоящему больших успехов, и все же им нужна помощь, а сами они слишком робки, чтобы хотя бы попытаться ее получить. Нам они не доверяют, хотя многие, конечно, слышали о нас. Иной раз все, что мы делаем по ночам, – это просто сидим и разговариваем с ними. Знаете, будь моя власть, я бы постаралась забрать с улицы всех бездомных. Большинство таких бедняг – беглецы. И бегут они, спасаясь от чего-то гораздо более страшного, чем то, что ждет их на улице. В мире много зла, поверьте, Офелия. Но мы сталкиваемся с этим злом и с его последствиями каждый день, точнее – каждую ночь. Днем тут все-таки полегче. И поэтому по ночам мы и ездим по городу, потому что ночью они нуждаются в нас больше всего.

– Похоже, у вас довольно-таки опасная работа, – покачала головой Офелия. Сама она благоразумно решила, что не станет так рисковать, в первую очередь из-за Пип. И потом ночью ей хотелось быть дома, рядом с дочерью.

– Да, это и в самом деле опасно. Каждую ночь приходится проводить на улице по шесть – восемь часов, а после возвращаться сюда на случай, если потребуется что-то еще. Но из тех, кто этим занимается, пока еще никто не пострадал. К тому же им хорошо известно, что происходит на улицах.

– А они вооружены? – замирающим шепотом спросила Офелия, гадая про себя, какой же немыслимой храбростью должны обладать эти люди.

Но Луиза в ответ со смехом покачала головой.

– Единственное их оружие – здравый смысл и доброе сердце. Люди занимаются этим исключительно по доброй воле. Не спрашивайте меня только почему, но, честное слово, работа стоит того, чтобы рисковать. Но вы не переживайте – тут, в приюте, тоже найдется чем заняться.

Офелия благодарно кивнула. Нет, бродить ночью по улицам слишком рискованно, решила она. Во всяком случае, не самое подходящее занятие для одинокой матери, у которой на руках ребенок.

– Так когда бы вы хотели приступить к работе? Офелия немного подумала. В три часа она должна забрать Пип из школы, но до этого у нее еще достаточно времени.

– Когда угодно.

– Может быть, тогда прямо сейчас? Не хотите помочь Мириам в приемной? А она бы познакомила вас со всеми, кто сегодня здесь, и заодно объяснила бы, какие у нас порядки. Как вам моя идея?

– Отлично!

Немного волнуясь, Офелия вслед за Луизой вернулась в приемную и подождала, пока Луиза объяснила Мириам, что от нее требуется. Немолодая негритянка явно была взволнована.

– Боже, значит, у меня появилась помощница! – просияла она. – Счастье-то какое! А я уж совсем голову потеряла! Вы только посмотрите, какой бедлам устроили у меня на столе! И так всякий раз, стоит мне только уйти домой! – И в самом деле, на столе горой громоздились папки с документами, стопки брошюр и кипы еще каких-то бумаг. Их было такое количество, что разобраться в них до трех часов не представлялось никакой возможности, разве только через несколько дней.

Офелия крутилась как белка в колесе. Работа напоминала какой-то водоворот – постоянно кто-то приходил или уходил, и всем им было что-то нужно: кому документы или файлы, кому анкеты, которые заполняли на вновь поступивших пациентов, а кто-то просто подходил поздороваться. А Мириам пользовалась каждым удобным случаем познакомить Офелию с теми, кто тут работал. Среди них было немало молодежи, но встречались и ровесники Офелии, и даже люди гораздо старше. Она уже собиралась уходить, когда в приемную вошли двое молодых людей, чем-то неуловимо отличавшихся от тех, кого она видела, а между ними – молоденькая испанка. Увидев их в дверях, Мириам расплылась в улыбке. Один из молодых людей был явный африканец, другой – азиат. Оба очень высокие и симпатичные.

– А вот и наша «Команда быстрого реагирования»! Я их так зову, – объяснила она с широкой улыбкой.

Сразу стало заметно, что Мириам души не чает в этой троице. Офелии бросилось в глаза, как необыкновенно красива юная женщина – любой модный журнал обеими руками ухватился бы за возможность заполучить такую модель. Только когда она подошла поближе, в глаза Офелии бросился шрам, пересекавший ее лицо.

– Что вам понадобилось здесь в такую рань? – спросила Мириам.

– Зашли проверить один из пикапов. Прошлой ночью он доставил нам немало хлопот. Ну и заодно погрузить кое-что из того, что понадобится завтра для ночного дежурства.

Заметив, что они с любопытством разглядывают новое лицо, Мириам представила им Офелию.

– Идите к нам, – с усмешкой предложил узкоглазый юноша. – После ухода Эгги у нас не хватает людей.

Все трое дружелюбно и приветливо разглядывали Офелию.

Узкоглазого юношу звали Боб, второго, с негроидными чертами лица, – Джефферсон, а девушку – Милагра, но юноши называли ее просто Милли. Через пару минут они отправились в гараж, в котором стояли пикапы.

– А чем они занимаются? – с интересом спросила Офелия, подхватив очередную стопку папок.

– Выездная бригада. Настоящие герои, скажу я вам. Только все, кто там работает, немного чокнутые. Ездят по улицам каждую ночь, пять дней в неделю. Есть еще одна команда, они работают только по выходным. Но эти ребята… знаете, они просто потрясающие, честное слово! Все трое. Как-то раз я тоже увязалась с ними. Как только у меня сердце не разорвалось, просто не знаю. А уж страха-то натерпелась! – Круглые глаза Мириам сияли восторгом и благоговением.

– А это не опасно для женщины? – Офелия была потрясена. Да, похоже, они и в самом деле герои, решила она.

– Милли знает свою работу. Она ведь коп. Просто сейчас она временно не работает – получила пулю в грудь и лишилась одного легкого. Но все равно с ней лучше не связываться. И в рукопашном бою ей нет равных. Так что они за ней как за каменной стеной.

– Это она тогда получила шрам? – замирающим голосом спросила Офелия, испытывая невольное уважение к этим людям.

Нужно обладать недюжинной храбростью, чтобы делать то, что делали они. А эта девушка с лицом испанской мадонны была к тому же красива так, что захватывало дух. И шрам ничуть ее не портил. Но Офелию снедало любопытство.

– Нет, шрам она получила, когда была ребенком. Еще один пример жестокости. Ее ударил собственный отец. Пытался изнасиловать ее, подумать только! По-моему, ей тогда было лет одиннадцать.

Такое случалось сплошь и рядом, но Офелия вздрогнула, как от удара. Ее поразило, что несчастной Милли было тогда столько же лет, сколько Пип.

– Может, поэтому она и пошла работать в полицию, – добавила Мириам.

День для Офелии был удивительный. Бездомные толпились все время: мужчины и женщины всех возрастов приходили сюда, чтобы помыться, поесть, поспать, а некоторые – просто для того, чтобы хоть немного побыть в тишине и безопасности. Некоторые выглядели на редкость прилично, зато остальные, грязные, с испуганными, почти безумными глазами, производили неизгладимое впечатление. У многих на лицах проступала печать беспробудного пьянства, а несколько человек оказались явно наркоманами. Правда, на этот счет в Векслеровском центре существовали твердые правила. Алкоголь и наркотики были под запретом, но если попадавший сюда имел более-менее пристойный вид, ему разрешали остаться.

К тому времени как Офелия, пообещав прийти завтра, вышла из приюта, ее переполняли бурные впечатления. Уже сейчас она не могла дождаться, когда вернется сюда снова. Всю дорогу до дома она взахлеб рассказывала об увиденном Пип. Та тоже была потрясена, но не только тем, что узнала о приюте, сколько тем фактом, что ее мать решилась по доброй воле работать в таком месте.

В тот же вечер, когда позвонил Мэтт, она выложила ему все новости. Офелия находилась наверху, принимала душ. Потом прямо в махровом полотенце спустилась вниз. За весь день у нее не оставалось времени даже перекусить, и сейчас она с удивлением почувствовала, что зверски проголодалась. Пип все еще болтала по телефону.

– Мэтт просит передать тебе привет, – сообщила Пип, на минуту оторвавшись от телефона, пока Офелия торопливо делала себе сандвич. За последние несколько дней у нее появился аппетит.

– И ему от меня тоже, – набив рот, пробормотала Офелия.

– Мэтт говорит, это очень здорово, что ты собираешься у них работать, – бросила через плечо Пип и тут же защебетала о какой-то статуэтке, которую лепила на уроке труда. Потом не преминула сообщить, что вызвалась помогать выпускать школьный ежегодник. Ей нравилось болтать с Мэттом, хотя, конечно, такой разговор совсем не то, что там, на берегу. И все же гораздо лучше, чем не общаться совсем. И вдруг Пип позвала к телефону Офелию.

– Похоже, у вас страшно интересная работа, – с удовольствием присвистнул он. – Я угадал?

– Интересная – не то слово. Жуткая, удивительная, замечательная, вонючая и веселая и грустная одновременно. Но она мне нравится. А люди, которые там работают… нет, у меня даже слов нет! Даже те, кто обращается туда за помощью, тоже очень славные.

– Нет, вы все-таки удивительная женщина! Я просто поражен!

Мэтт ничуть не лукавил. Офелия с первого взгляда произвела на него неизгладимое впечатление.

– Перестаньте. Я весь день провозилась с документами и сейчас просто с ног валюсь. И к тому же понятия не имею, чем мне предстоит заниматься. И возьмут ли меня вообще – все решится только в конце недели.

Офелия пообещала проработать три дня. Впереди еще два, но она уже успела полюбить эту работу.

– Возьмут. Только обещайте, что не станете рисковать. Помните о Пип.

– Я помню. – Ей вспомнилось, как Луиза назвала ее матерью-одиночкой, и Офелия поежилась. – А как там у вас на пляже?

– Без вас совсем пусто, – уныло сообщил Мэтт. Все два дня погода стояла на удивление солнечная и жаркая. Сентябрь на побережье всегда был самым теплым месяцем в году, и Пип с Офелией ужасно не хотелось уезжать. – Я тут подумал: может, я выберусь на выходные проведать вас. Или вы приезжайте ко мне, если хотите.

– Мне казалось, Пип говорила, что у нее в субботу тренировка по футболу… Может, лучше в воскресенье?

– Я не хотел бы нарушать ваши планы. Так можно приехать?

– Приезжайте! Пип будет в восторге. И я тоже, – радостно ответила Офелия.

Несмотря на долгий и трудный день, настроение у нее было великолепное. Работа в приюте словно влила в нее заряд бодрости.

– Тогда приглашаю вас обеих на обед. Узнайте у Пип, куда бы ей хотелось пойти, хорошо? Заодно расскажете мне поподробнее о своей работе. Сказать по правде, я просто умираю от любопытства.

– Ох, не думаю, что мне поручат что-то по-настоящему важное. Неделю меня будут вводить в курс дела, а потом скорее всего я просто буду, что называется, на подхвате – заниматься бумагами, бегать к телефону. И все равно лучше, чем ничего. – И уж конечно, лучше, чем сидеть в опустевшей комнате Чеда, рыдая в подушку, подумала она.

Мэтт молча согласился с ней.

– Так я приеду в субботу часам к пяти, хорошо? Тогда пока.

– Спасибо, Мэтт, – ответила Офелия и передала трубку Пип, чтобы та попрощалась. Потом она поднялась в свою комнату прочесть кое-какой материал, которым ее снабдили в приюте. В небольшой папке были статьи с данными по проблеме бездомных и сведения о работе самого Центра – сухие факты, но от первых же страниц у Офелии перехватило дыхание.

Свернувшись калачиком на постели, на чистых простынях, в изящном пеньюаре из розового кашемира, она вдруг подумала, какие же они счастливые. У них с Пип огромный, прекрасный дом, битком набитый дорогими антикварными безделушками, которые обожал Тед. Повсюду радуют глаз яркие краски. Ее спальня обтянута вощеным ситцем в нежно-желтых тонах, комната Пип – бледно-розовым шелком. Такая спальня – мечта любой девочки. Комната Чеда – темно-синей шотландкой. Для своего кабинета, в который она теперь избегала входить, Тед выбрал кожу, а стены в уютном маленьком будуаре прямо под ее спальней мягко переливались бледно-голубым и нежно-желтым «мокрым» шелком. На первом этаже дома огромная гостиная с великолепным камином, уставленная старинными английскими вещицами, не менее внушительных размеров столовая и еще один небольшой кабинет. Кухня была настоящим произведением искусства, вернее – стала им, после того как пять лет назад дом отделали заново. В самом низу, в цокольном этаже, располагалась так называемая игровая – с бильярдным столом и столиком для пинг-понга. Здесь же можно было поиграть на компьютере. Находилась тут еще одна небольшая комната для прислуги, но ею никогда не пользовались. Позади дома поражал красотой очаровательный цветник. Да и сам дом с его величественным каменным фасадом, аккуратно подстриженными деревьями в исполинских каменных горшках по обе стороны двери и живой изгородью мог на кого угодно произвести впечатление. Для Теда он был домом его мечты. А вот для Офелии – нет. Однако дом, безусловно, красив, а уж в глазах тех несчастных, приходивших в Векслеровский центр в поисках крыши над головой, и даже тех, кто там работал, показался бы настоящим дворцом. Офелия задумалась, невидящим взглядом уставившись куда-то в угол. Такой ее и застала Пип.

– Эй, мам, с тобой все в порядке?

У матери она заметила в точности такой же взгляд, какой она видела весь этот год, и Пип вдруг перепугалась до смерти.

– Да, все нормально. Я просто подумала, какие же мы с тобой все-таки счастливые. Знаешь, есть люди, которые даже не знают, что можно спать в постели, по утрам принимать душ, есть досыта, у которых нет никого, кто бы их любил, и которым некуда идти. Трудно даже представить себе такое, правда, Пип? И однако, они живут всего в нескольких кварталах от нас. А кажется, будто в другом мире.

– Как грустно, – прошептала Пип, глядя на мать огромными глазами. И в то же время у нее словно камень с души свалился, когда выяснилось, что с матерью все в порядке. Она до смерти боялась, что Офелия вновь соскользнет в ту черную пучину отчаяния, где едва не утонула раньше.

– Да, милая.

Вечером Офелия собственноручно приготовила обед – слегка обжарила две котлетки из ягненка, которые они и съели. Они обе всегда были малоежки, но Офелия твердо решила, что с этим пора покончить. К котлетам она сделала салат и подогрела на сковородке консервированную морковь, которую Пип объявила совершенно несъедобной.

– Лучше уж кукурузу, – сморщилась она.

– Ладно, я запомню, – улыбнулась Офелия. Вечером, уже не спрашивая разрешения, Пип молча забралась к матери в постель.

Разбудил их, как и накануне, будильник. Наскоро приняв душ и позавтракав, Офелия повезла дочь в школу, уже заранее предвкушая, как отправится в Векслеровский центр. Теперь она нашла дело, в котором так нуждалась. В первый раз за многие годы у нее появилась цель в жизни.