Тихоня

Глава 2

БЕЛ

В тот момент, когда встречаюсь с его глазами, понимаю, что совершила ошибку. В них таится что-то темное, что-то глубокое, требующее выхода и игры со мной.

Что, черт возьми, мне теперь делать, раз уж я привлекла его внимание? Его вопрос повисает в воздухе… что я ему предложу?

С трудом сглатываю и оттягиваю рукава, чтобы дать себе время подумать.

— Просто отпусти его.

Качок ухмыляется и проводит рукой по свитеру своего бывшего пленника.

— Ну, раз леди просит отпустить тебя, думаю, я так и сделаю. Мне нужна моя работа, ботаник, и в следующий раз я никому не позволю помешать мне. Прольется кровь. У тебя есть двадцать четыре часа.

Второй парень на мгновение мешкает, переводя взгляд с меня на агрессивного хулигана. Я мягко качаю головой, говоря ему уйти, пока есть возможность. Этот парень не причинит мне вреда, ни в библиотеке, ни на людях… Я так думаю?

Словно прочитав мои мысли, парень убегает, как испуганная мышь. Меня охватывает беспокойство. В отсутствие другого парня все внимание этого качка сосредоточится на мне.

Его пристальный взгляд прикован ко мне, пока он приближается, преодолевая пространство, которое я отказалась пересекать. Он высокий, широкоплечий, с взъерошенными темными волосами и полными губами, искривленными в ухмылке. В нем есть что-то темное и опасное, и все во мне говорит беги.

Хочу отступить, но, черт возьми, не хочу показывать слабость, особенно здесь, в своих владениях. Это не… спортивная площадка… не его территория, где он завоевывает своих поклонниц и последователей. Я видела, как он вошел сюда, словно хозяин этого места, и как все обернулись, чтобы посмотреть на него, а некоторые даже отпрянули в сторону, когда он проходил мимо.

Популярный, спортсмен и, без сомнения, богат. Еще две секунды в моем присутствии, и он заметит мою поношенную толстовку и дырки на джинсах, которые образовались от изношенности, а не моды. Поймет, что я студентка-степендиатка, и будет держаться подальше. Мне не нужно убегать, когда он сделает это сам.

Он изучает меня, как насекомое под микроскопом, взгляд скользит по моему телу и возвращается к лицу. Что еще хуже, он даже не пытается скрыть тот факт, что разглядывает меня. Вот свинья. Я бедная, поэтому, конечно же, трахнусь с ним. Именно с таким взглядом он на меня сейчас смотрит.

— Подойди, моя маленькая тихоня. Я хочу получше рассмотреть тебя.

Я кривлю губы в отвращении.

— Я для тебя никто, и нет, спасибо. Мне нужно вернуться к учебе. В отличие от тебя, я должна сама делать свою домашнюю работу.

Он делает еще один шаг, и теперь всего в паре футов от меня, и, черт возьми, он выше, чем я думала. В нем, должно быть, около шести футов и двух или трех дюймов¹. Его фигура возвышается надо мной, заставляя чувствовать себя маленькой и незначительной. Скольжу взглядом по его телу.

Толстовка облегает широкие плечи. Очевидно, что он спортсмен, потому что его фигура напоминает греческую статую. Боюсь опустить взгляд ниже или отвести от него хотя бы на секунду.

В горле образуется ком, и его губы кривится еще сильнее, как у кота, нашедшего мышку, ждущую, чтобы на нее набросились.

Как, черт возьми, мне отсюда выбраться? Я не повернусь спиной к этому его взгляду. Как будто я — добыча, а он — охотник.

Делаю шаг назад, и он прищуривает свои темные, проницательные глаза. Качая головой, он говорит:

— Не так быстро, цветочек. Я отпустил твоего ботаника. И теперь хочу поговорить с тобой минутку.

— Э-э-эм… Мне не о чем с тобой говорить. Как я уже сказала, я должна вернуться к…

К чему? К стопке учебников, которые подумывала продать, чтобы оплатить больной матери поход к врачу? К болтливым девчонкам в соседней кабинке, обсуждающим какую-то глупую охоту за членами братства, где они планируют найти горячего спортсмена, который трахнет их в лесу. Да, есть к чему вернуться.

— Я помню, к учебе, — заканчивает он за меня.

Стою, чувствуя себя чертовски неловко, содержимое желудка подкатывает к горлу, и я действительно не понимаю почему. Он не причинит мне вреда. Не сможет, не здесь. Но не могу не напомнить себе, что он был совершенно спокоен, причиняя здесь вред другому парню, в открытую.

Что помешает ему сделать то же самое со мной? Учитывая его габариты, думаю, не так уж много людей могут противостоять ему.

Он слегка наклоняет голову и засовывает руки в карманы. Попытка показаться безоружным, но это заставляет меня нервничать еще больше.

— Как тебя зовут?

Я смотрю куда угодно, только не на него, сканируя пространство в поисках выхода. Если побегу назад, то окажусь в главном зале. Он же не нападет на меня там, верно?

Как будто догадываясь о моем следующем шаге, он вытягивает руку и обхватывает мое запястье, словно наручниками.

— Не так быстро, тихоня. Я хочу поговорить с тобой. Назови свое имя.

На этот раз это не вопрос, а требование.

Которое мне не нравится.

— Нет, спасибо. Тебе не обязательно знать мое имя, и не обязательно прикасаться ко мне. А теперь отпусти.

Придвигаясь ближе, улавливаю запах мяты и чего-то мужского, возможно, тикового дерева. Теперь он всего в нескольких дюймах от меня, и я сглатываю от пьянящего аромата, дыша через рот. Кем он себя возомнил? А еще лучше, почему я просто не занялась своими делами?

С опаской перевожу взгляд на него и жду. Он хочет знать мое имя, но я не скажу, так что мы в тупике. Это похоже на противостояние.

Его губы снова кривятся, а затем расплываются в широкой улыбке, и внезапно я понимаю, почему люди так на него пялятся. Дерьмо. Что-то мне подсказывает, что он нечасто пользуется этой улыбкой, только когда думает, что с ее помощью получит все, что захочет.

— Твое имя, — шепчет он, его голос мягкий и хриплый.

— А как же волшебное слово? — спрашиваю я.

Он усмехается.

— Я не прошу о многом. Тебе лучше дать мне то, что я хочу.

— Разве в твоем словарном запасе нет слова пожалуйста?

Теперь его глаза сужаются, а хватка на моем запястье усиливается. Настала его очередь встретить мой взгляд и промолчать. Он хочет узнать мое имя, но не собирается вести себя вежливо. Ничего удивительного.

Дергаюсь, пытаясь освободиться, что лишь побуждает его усилить хватку, пока я не перестаю сопротивляться. В груди разгорается жар, и требуется минута, чтобы впервые за долгое время осознать, что я чертовски зла.

Постоянные ссоры с мамой из-за денег, из-за врачей — все это убило что-то внутри меня. Заставило подавить и спрятать все свои эмоции, чтобы каждое движение не говорило о том, что может причинит боль моей матери, не заставляло ее смотреть на меня так, будто я разочаровала ее только потому, что не могу видеть, как она умирает.

Как он смеет так со мной обращаться? Он даже не знает меня. По телу разливается жар, пробуждая то, что долго спало.

На этот раз я резко одергиваю запястье, вырываясь из его хватки, и прижимаю руку к груди. Борюсь с желанием потереть нежную кожу.

— Просто оставь меня в покое.

— Назови свое имя, маленькая тихоня, и я оставлю тебя в покое. Это на самом деле не сложно.

— Я не твоя, не маленькая тихоня, цветочек, или как ты там, черт возьми, меня называешь.

— Тогда скажи мне свое имя, и я буду использовать его вместо этого.

Его задумчивый взгляд продолжает изучать мое тело, затем темные глаза возвращаются к моему лицу, оставляя на коже раздражающий ледяной след.

— Скажи мне…

Я все еще жду слово "пожалуйста", но он не говорит этого. Манерам его явно не учили. Либо это так, либо ему не приходится часто ими пользоваться.

— Я собираюсь вернуться в свою кабинку, а ты можешь пойти попинать мяч, поесть грязи или чем ты там, черт возьми, занимаешься, когда не терроризируешь людей.

Его улыбка становится шире, и белые зубы сверкают в тусклом освещении ламп. Она скорее хищная, чем успокаивающая. По рукам пробегают мурашки, и я кутаюсь в толстовку, сопротивляясь желанию натянуть капюшон, чтобы спрятаться от него подальше.

Быстро, очень быстро, его рука обвивается вокруг моей талии, и он прижимает меня к себе. Дыхание с дрожью вырывается из легких, и я испытываю искушение ударить его по яйцам. Находясь так близко он чертовски пугает, и мне приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Он прижимается ко мне всем телом, и все, что чувствую — это твердые, горячие мышцы. Я дрожу, и это, кажется, доставляет ему удовольствие, а его улыбка становится только шире.

Он наклоняется и шепчет:

— Твое имя… Пожа…

Слева раздается шорох, и мы оба замираем, поворачиваясь, чтобы посмотреть, кто нас прервал.

Профессор Стоун смотрит на нас, прищурившись.

— Ничего подобного здесь не будет. Отправляйтесь в общежитие, если вам этого так хочется.

Его тон такой же мрачный, как и тогда, когда он предупреждал меня о просроченном платеже за нашу классную поездку в Нью-Йорк. По крайней мере, он может быть придурком по отношению не только ко мне.

Я бросаю взгляд на лицо качка, и завороженно наблюдаю, как маска любезности сползает с его лица. Но менее чем за секунду он превращается из устрашающего в добродушного.

— Извините, что побеспокоили вас, профессор. Это не то, о чем вы подумали. Я просто хотел помочь… — он смотрит на меня сверху вниз с глупой милой улыбкой, и я понимаю, что он ждет продолжения от профессора, который даст ему именно то, что он хочет.

— Мэйбел?

Он подмигивает мне.

— Мэйбел… она немного поскользнулась. Я просто помогал ей подняться.

Профессор оглядывает нас с ног до головы, а затем уходит, не сказав больше ни слова.

Какого черта!? Гнев вырывается наружу, и я с силой толкаю его в грудь, но он не двигается с места. Ни на дюйм. Это все равно что пытаться сдвинуть бетонную плиту.

— Мэйбел, значит? Думаю, я предпочту тихоня. Тебе это больше подходит.

Он разводит пальцы, чтобы коснуться как можно большей поверхности моей спины. Когда его рука скользит ниже, обхватывая мою задницу, я еще раз сильно толкаю его, чтобы вырваться.

— Как ты смеешь?

Маска сползает, и я снова вижу его настоящего. Скука, высокомерие и одержимость отражаются на его лице. Он смотрит на меня так, словно я принадлежу ему, но слишком глупа, чтобы понять это.

— О, это только начало, маленький цветочек. Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать. Я мог бы причинить тебе немного боли. Сломать тебя. Сорвать лепестки с этого маленького пышного тела, которое ты так отчаянно пытаешься спрятать. — Он наклоняется, и я чувствую запах мяты в его дыхании, одновременно свежий и едкий. — Но ты облажалась, просчиталась, потому что я увидел тебя, и ты, черт возьми, обречена. Теперь от меня не убежать.

Эти слова должны были привести меня в ужас, и, конечно, так оно и есть, но самая крошечная, ненормальная, дикая часть моего мозга отбрасывает осторожность в сторону. Внутри меня скрывается мрачная тайна, в которой я никогда не признаюсь ни одной живой душе, фантазия, которую я так и не испытала, желание быть взятой против своей воли, быть совершенно беспомощной, быть во власти другого человека, и этот парень, каким бы ужасным он ни был, напоминает об этом, разжигая во мне новую жизнь.

То, как он смотрит, словно не сквозь, а внутрь меня, чтобы увидеть все недостатки и сломанные фрагменты… Я нужна ему не только для помощи с домашним заданием. Он хочет меня для себя.

И этого мне вполне достаточно. Я с трудом сглатываю и поворачиваюсь, чтобы уйти. К удивлению, он позволяет мне это, и я бросаюсь к полкам, думая, что смогу обогнуть другой стеллажи и вернуться в главный зал как можно быстрее. На что я не рассчитывала, так это на то, что этот придурок пойдет следом. Как будто ожидая погони, он следует за мной по пятам, его длинные ноги сокращают расстояние между нами, как будто это пустяк.

Беги, маленький цветочек. Беги так быстро, как только можешь. Я практически слышу его голос в своей голове. Что со мной не так?

Я заставляю свои ноги двигаться быстрее, пробираясь глубже в стеллажи, надеясь обмануть его, но он совсем близко. Его дыхание овевает мой затылок, щекочет, шевелит растрепавшиеся волоски и вызывает мурашки по спине.

Я не пытаюсь оглянуться, пока говорю:

— Уходи, псих.

— Уходи, псих, — передразнивает он. — Думаю, я хочу, чтобы это было написано на моем надгробии.

Начинаю идти чуть быстрее.

— Продолжай преследовать меня, и я лично прослежу, чтобы это было выполнено.

— Какая часть? Та, где ты неизбежно оказываешься в моей постели, выкрикивая мое имя? Или надгробие? — тихий смешок достигает моих ушей. Этот звук приводит в еще большее замешательство, чем его прикосновения.

По моим венам разливается облегчение, когда добираюсь до конца стеллажей. Как только между нами остается лишь фут, я резко сворачиваю направо, в главный зал, и иду прямиком к своей потрепанной сумке. В глубине души меня одолевает искушение обернуться и посмотреть, следует ли он все еще за мной, но не решаюсь участвовать в его безумной игре. Вместо этого продолжаю идти вперед, устремляясь к дверям библиотеки, которые ведут наружу, к моему спасению.

Как только прохладный осенний воздух касается моих щек, делаю глубокий вдох, чтобы привести чувства в порядок. Что это, блин, там было? Кто, черт возьми, был этот парень? По мере того, как адреналин спадает, меня охватывает паранойя.

Он так старался узнать мое имя, но так и не сказал свое…

Оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, не идет ли он за мной, но там никого нет. Клянусь, все еще слышу его смех позади себя, пока иду. Черт. Это ж надо, как мне повезло, что в ту секунду, когда я встречаю привлекательного парня, сумасшедшего, но привлекательного, он оказывается абсолютным психом. Я была так сосредоточена на учебе, заботе о маме и стремлении свести концы с концами, что свидания отошли на второй план. Теперь же, кто-то проявляет ко мне интерес, какой-то случайный парень, гоняющийся за мной по библиотеке и требующий, чтобы я назвала ему свое имя. Нет уж, спасибо.

Поправляю лямки рюкзака и торопливо иду к своей машине. Страх заставляет нас совершать безумные поступки, и, поскольку мои мысли заняты этим качком и его безумными выходками, не замечаю человека, идущего навстречу, и сталкиваюсь с ним плечами. Мне требуется секунда, чтобы прийти в себя, и я почти вздыхаю от облегчения, когда узнаю знакомое лицо.

— Джеки, какого черта?

Она тихонько смеется, потирая руку в том месте, где я ее ударила.

— Ты врезалась в меня сильнее, чем на моем последнем свидании. От кого, черт возьми, ты убегаешь? — она перекидывает свои светлые волосы через плечо и вопросительно наклоняет голову. Солнце играет на ее высоких скулах и отражается в темно-синих глазах, заставляя их сиять как сапфиры.

Я не решаюсь рассказать ей о том, что произошло в библиотеке. Джеки из тех, кто посоветует вернуться в здание и взять его номер. Но я все равно рада ее видеть. С самого первого дня мы стали подругами и соседками по комнате, и она помогает сохранять мне уверенность, когда это нужно.

Я рискнула оглянуться, затем покачала головой.

— Не от кого, просто слишком долго просидела в библиотеке. Ты же знаешь, насколько я иногда погружаюсь в учебу.

Она кивает и улыбается.

— Давай поужинаем, и я поделюсь с тобой хорошими новостями. Обещаю, ты захочешь это услышать.

Я не должна этого делать, но снова оглядываюсь назад. В затылке возникает ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Когда смотрю, то вижу обычных студентов. В тени не маячат огромные придурки. Тогда почему я все еще чувствую на себе его взгляд? Вздрагиваю и поворачиваюсь к своей машине.

— О, боже, не уверена, что хочу это слышать, — шучу я. — Давай я закину сумку в машину и пойду с тобой.

Она окидывает взглядом мою огромную сумку.

— Разве это не убивает твое плечо? Я имею в виду, что там, наверное, книг фунтов на пятнадцать-двадцать².

Она ошибается, на самом деле на двадцать пять³, но я не поправляю ее. Не хочу выставлять себя еще большей занудой, чем уже есть.

— Так проще, чем мотаться туда-сюда в общежитие или к своей машине, — говорю я через плечо, преодолевая оставшееся расстояние до машины. Открываю ее и забрасываю внутрь чертовски тяжелую сумку. Она приземляется с громким стуком и рвется еще сильнее. Я вздыхаю.

— Да, кстати, после ужина мне нужно заехать к маме.

Джеки хмурится, и, хотя она знает, что у меня нет выбора, я не могу винить ее за разочарование. Теперь мы почти не видимся, а если и видимся, то всего на несколько минут. Знаю, я ужасный друг, но ничего не могу с этим поделать. Жизнь загнала меня в тупик, из которого, кажется, не выбраться.

Ее хмурое выражение сменяется озорством, и она радостно потирает ладошки, когда я возвращаюсь. Мы начинаем идти в сторону кафетерия.

— О, отлично, это значит, что я могу привести в общежитие любого парня, которого захочу, и мы сможем бегать голышом, заниматься сексом на полу, а может, даже на твоей кровати.

Я хмурюсь.

— Фу, нет, это негигиенично. Не хочу, чтобы твоя голая задница или любые другие телесные жидкости оказались на моей постели.

— Да ладно тебе, Бел! Не похоже, чтобы на твоей постели что-то происходило.

Знаю, что это шутка, и она прикалывается надо мной, но все равно обидно. Она осознает свою ошибку, и на ее лице появляется гримаса раскаяния.

— Ладно, это было грубо. Извини. Я не это имела в виду.

— Не извиняйся. Это не то чтобы не правда. — Я пожимаю плечами, и, к счастью, в поле зрения появляются двери кафетерия. Ненавижу обсуждать свою личную жизнь или ее отсутствие.

— Знаю, но я также знаю, что ты заботишься о своей маме, и сейчас это твой главный приоритет. В будущем у тебя будет много времени для мужчин. — Улыбается она, и я киваю, желая, чтобы разговор на этом и закончился.

Достаточно того, что моя мама почти ежедневно напоминает, что я должна заниматься другими, более продуктивными делами для студента, вместо того, чтобы заботиться о ней. Я хочу быть рядом с мамой, но она настаивает, чтобы я сосредоточилась на своей жизни. Только это приводит к обратному эффекту — я беспокоюсь все больше и больше, пока мой разум не превращается в паутину неизбежных, навязчивых мыслей о том, что делаю для нее недостаточно. Что могу потерять ее. Я с трудом сглатываю.

Двойные двери кафетерия распахиваются, и нас обдает теплым воздухом, когда мы с Джеки заходим внутрь.

Обеденная суета в самом разгаре. Болтовня сокурсников и звон столовых приборов бьют по барабанным перепонкам. Глубоко внутри поселяется тревога. Ненавижу толпу и громкие звуки. Обычно я прихожу сюда перед обедом или сразу после ужина, чтобы избежать народ. Мистер Псих отвлек меня, и я забыла, который час. Джеки пробирается сквозь толпу, и я следую за ней, пока мы не доходим до другого конца зала, где лежат подносы.

— Господи Иисусе, почему сегодня здесь так много людей? Сегодня даже не Вторник Тако⁴.

Я пожимаю плечами.

— Может, они раздают бесплатную еду.

— Маловероятно, — усмехается Джеки. — Это заведение слишком шикарное, чтобы раздавать халяву.

Мы стоим вместе со всеми и ждем своей очереди, чтобы выбрать то, что хотим. В кафетерии подают как приготовленные блюда, так и полуфабрикаты. Я беру стаканчик с йогуртом, сэндвич с яичным салатом и воду, а Джеки — сэндвич и кусок пиццы.

— Не смей меня осуждать. — Улыбается она, когда я удивленно поднимаю бровь.

— А что случилось с я отказываюсь от углеводов до конца года? — говорю я слова, которые она сказала мне буквально на прошлой неделе, после того, как взвесилась и поняла, что набрала пять фунтов⁵. Она умоляла меня напоминать ей о ее диете каждый раз, когда попытается схитрить.

Не то чтобы я этого не понимала. Углеводы — мой криптонит. Если бы могла позволить себе есть здешнюю пиццу и пасту каждую неделю, я бы так и делала. То, сколько я вешу, ни хрена не значит. Люди должны любить вас такими, какие вы есть, а не за цифры на весах.

— Слушай, сейчас такое время месяца, и мне хочется чего-нибудь вкусненького. Покусай меня, — шипит она, а я лишь качаю головой и улыбаюсь. Мы с Джеки во многом противоположности, но она — мой самый близкий человек, ближе всех к званию моей лучшей подруги.

Мы расплачиваемся за еду, и остается лишь найти место, где можно посидеть. Я бы отнесла еду домой, но Джеки считает, что мне нужно больше общаться. Позволяю ей выбрать место, что оказывается плохой идеей, поскольку оно расположено в самом центре помещения. Как только моя задница опускается на стул, начинаю есть. Ух, я уже несколько часов ничего не ела. Погружаю ложку в йогурт и помешиваю его, пока Джеки наклоняется в мою сторону.

— Итак, помнишь, я говорила, что хочу рассказать кое-что интересное?

— Нет. Не помню, чтобы ты говорила о чем-то интересном. — Я отправляю ложку йогурта в приоткрытый рот.

Раздраженно вздохнув, она закатывает глаза.

— Тебе повезло, что у тебя такая потрясающая подруга, которая приглашает тебя на все тусовки.

— Приглашает… приглашает на что? — спрашиваю я между глотками.

При малейшем проявлении интереса с моей стороны ее глаза сверкают озорством.

— О, теперь тебе интересно послушать, что я скажу?

— Заткнись. Мне и раньше было интересно. Расскажи больше. Не то чтобы я согласна пойти или что-то в этом роде.

— Конечно же, нет. Ты лучше будешь сидеть всю ночь в своей спальне и читать.

— Эй, не впутывай в это моих книжных парней! — поддразниваю ее я и притворно хмурюсь.

— У тебя мог бы быть настоящий парень, если бы ты ходила куда-нибудь и общалась.

Я показываю ей язык, но она продолжает, как будто я ее не перебивала.

— Как бы то ни было, я раздобыла для нас приглашения на крупнейшее мероприятие Оукмаунта. Завтра вечером состоится эксклюзивная тусовка, на которую можно попасть только по приглашению!

У меня мурашки бегут по спине.

— Зав… завтра вечером? — говорит ли она о том же, о чем те девушки в библиотеке? О Охоте… или что-то в этом роде? Я изо всех сил старалась не подслушивать их разговор, но это довольно сложно, когда они разговаривают достаточно громко, чтобы их слышали все.

Большинство мероприятий, на которые она меня приглашает, планируются заранее, так что я могу все передвинуть, чтобы иметь вескую причину не пойти, если понадобится. Это подло? Конечно. Неужели я провожу все меньше и меньше времени с ней и все больше с мамой? Конечно. Но, по правде говоря, я бы предпочла провести время со своими книгами, чем стать объектом приставаний очередного психопата.

Она кивает и поджимает розовые губы, блеск ярко сверкает в свете ламп.

— Да! Давай, выскажи слова благодарности. Не могу дождаться, чтобы услышать, какая я крутая и клевая лучшая подруга, раз достала для нас официальное приглашение на Охоту, — она машет руками, словно показывает фокус.

— Не знаю, Джек. На самом деле, это не похоже на мероприятие моего типа, и если ты получила приглашение, то как его получила я? У тебя есть кто-то еще на примете?

Джеки закатывает глаза.

— Парень, который меня пригласил, попросил привести друга, а так как ты единственный человек, который мне по-настоящему нравится…

— Даже не пытайся вызвать у меня чувство вины, — предупреждаю я.

Она смотрит на меня своим щенячьим взглядом.

— Да ладно, Бел. Мы почти ничего не делаем вместе. Пожалуйста, пойдем со мной?

Меня так и подмывает отказаться и оставить все как есть, но внутренний голос напоминает о разговоре двух девушек. Призовые деньги. Двадцать пять тысяч долларов.

— Если ты не поддашься искушению пойти хотя бы ради меня, то есть приз в двадцать пять тысяч. Его получит тот, кто первым доберется до хижины.

— Значит, это игра в догонялки?

Джеки улыбается.

— Что-то в этом роде. Хочешь пойти? Пожалуйста, скажи "да". Мы обе можем попытаться выиграть деньги, ну, знаешь, для твоей мамы?

Я должна отказаться. Это был бы разумный, правильный поступок, но, когда твои потребности в чем-то перевешивают твои страхи, невозможно сказать, чего ты не сделаешь.

— Хорошо, пойду, — неохотно соглашаюсь я, надеясь, что не совершила худшую ошибку года. С другой стороны, когда над головой висит такой денежный приз, единственной ошибкой может быть то, что я вообще не стану пытаться.