Тлеющий уголек

Глава 17

Мы с Йеном вернулись домой позже той же ночью, когда маму стабилизировали и накачали успокоительным. Она приняла повышенную дозу лекарств, плюс в её организме были найдены следы наркотиков и алкоголя. К тому моменту, как врачи помогли ей дышать, внезапное старение прекратилось. Но осталось несколько лишних морщинок вокруг глаз и немного больше седины в ее волосах.

Она находится под наблюдением, и мы не сможем видеть ее до полного завершения психического анализа. Мы почти не разговариваем друг с другом и Йен прямиком направляется в свою студию. Он не знает, что произошло на самом деле и это хорошо, потому что он не сможет справиться с этим знанием: то, что у мамы была передозировка, и она порезала себе лоб и запястья.

— Если тебе что-то понадобится, — зову я, пока он плетется вверх по лестнице, — пожалуйста, позови меня.

— Конечно, — бормочет он, по пути стягивая ботинки. — Я просто пойду порисую немного.

Я сомневаюсь, что он будет рисовать. Он, скорее всего, запрется в своей комнате и будет курить до отупения. Как только он оказывается наверху, я падаю на диван, поджав под себя ноги.

— Все, что я хочу- это спать вечно. Пожалуйста, просто дайте мне спать вечно.

Я смотрю в окно, как ворон летает снаружи, назад и вперед, назад и вперед, а затем приземляется на подоконник. Он расправляет свои маленькие крылья и смахивает несколько перьев.

— Уходи, — я бросаю диванную подушку в окно.

Спрятав свои крылья, он вращается по кругу, и я бросаю в него ещё одну подушку. Раскрыв клюв, он каркает. Я нехотя стаскиваю себя с дивана и кладу руки на стекло.

— Почему бы тебе просто не уйти?

Удовлетворив мое желание, он летит в сторону дома Камерона. Уже поздно, большинство домов темные, но на чердаке у Камерона горит свет. Мной овладела ярость, не принадлежащая мне, горящая безудержно, как лесной пожар. И будто мои ноги больше не принадлежат мне, я выхожу через входную дверь и бегу через дорогу. На мне до сих пор пижама, в которой я была в полиции и кровь по-прежнему на рубашке и руках, но это нормально. Я отправляюсь туда не чтобы поражать его.

Его джип припаркован перед домом, а шины покрыты кусками грязи. Я прикрываю руками глаза, пытаясь заглянуть в окно, размышляя не найду ли я веревку и рулон скотча, вроде тех, что видела в знамении смерти Маккензи.

— Ищешь что-нибудь интересное? — насмешливый голос Камерона поразительно близко.

Медленно, я поворачиваюсь к нему. Он стоит ближе, чем я ожидала, и моя нога скользит с края обочины, сдвигая меня в сторону.

— Полегче, — он ловит меня за руку и тянет на обочину. На нем потертые джинсы, никакой рубашки и кожа практически светится под тусклым лунным светом. К тому же, в его светлых волосах и на руках пыль, что странно.

Я высвобождаю руку, и на ней остаются пыльные следы его ладони.

— Зачем ты это сделал?

Он знает, о чем я говорю- это ясно по его спокойному выражению лица.

— Но я не делал этого.

— Да, сделал. — я стираю пыль с руки. — Ты был единственным, кто знал местонахождение моей машины.

— Я?! — он качает головой, и пыль сыпется с его волос. — Потому что у меня было ощущение, что ты не смогла бы сама выбраться из машины в ту ночь.

— Откуда у тебя такое ощущение? — спрашиваю я. — И почему в твоих волосах грязь? Ты снова копал могилы, ища ваши, — я делаю воздушные кавычки, — «фамильные драгоценности»?

— На самом деле, в итоге я нашел их в самом неожиданном месте. — его глаза путешествуют вверх по моему телу и задерживаются на дыре в рубашке. — И я думаю, что это я должен задавать тебе вопросы. Начнем с того, почему ты выглядишь так, словно совершила убийство.

— Скажи мне, Камерон, — я изо всех сил старалась сохранить самообладание, но срываюсь и тычу его пальцем в грудь. — Что случилось с Маккензи прошлой ночью после моего ухода?

Он склоняется к моей голове и упирается рукой о крышу джипа.

— А что? Ты ревнуешь?

— Ревную, что не единственная, кого убили? — я прислоняюсь к джипу и скрещиваю руки.

— Знаешь, мне кажется я единственный, в отношении кого ты такая вспыльчивая. — он наклоняется, и его глаза потемнели. — С остальными, с кем я тебя видел, ты была милее, чем могла бы быть. И была со мной такой сначала, но теперь… что случилось?

— Ты отшил меня на озере, — признаю я, отодвигаясь от него настолько, насколько возможно, но я уже довольно сильно прижата к двери джипа. — А потом рассказал полиции, где моя машина после исчезновения Маккензи.

— Я не говорил полиции, где твоя машина, — говорит он и его рука находит мое бедро. — Что было первой вещью, что я рассказал тебе о себе? Что я не лгу.

— Я думаю, это девиз лжецов.

Он разочаровано опускает голову, и его волосы щекочут мой нос.

— Эмбер, Эмбер, Эмбер, что же мне с тобой делать? — он поднимает голову, и печаль возвращается в его глаза. — Это все из-за того, что я флиртовал с Маккензи, и единственная причина, почему я это сделал, чтобы ты приревновала меня — и почувствовала, что почувствовал я, когда появился в твоем доме и увидел, что какой-то парень спит с тобой в постели.

— Знаешь, что? — я ныряю под его руку, но он ужесточает хватку на моем бедре, тянет меня обратно к нему, ударяя о дверь. — Я даже не знаю, зачем я пришла сюда. Должно быть, это был безумный порыв.

— Потому что ты хотела увидеть, убил ли я её, — говорит он, притягивая меня к себе. Он облизывает свои губы и наклоняется ко мне, собираясь поцеловать.

Покачав головой, я вырываюсь из его пальцев, и на этот раз он отпускает меня. Я мчусь по улице, но останавливаюсь, когда он поизносит:

— Вот что ты думаешь. Что я убийца, но ты ошибаешься, и я могу это доказать.

Я оглядываюсь через плечо:

— Я не куплюсь на твой блеф.

Он машет мне, чтобы я следовала за ним, когда идет обратно через лужайку:

— Пойдем со мной, и я докажу тебе это. — он входит в дом и оставляет дверь распахнутой. Через несколько секунд внутри включается свет.

Я иду обратно к обочине.

— Неужели он действительно думает, что я пойду туда? — бормочу я про себя. Опять же, кажется, я не могу умереть, так что какая разница.

Как тень, он маячит в дверях, подсвечиваемый светом:

— Ты идешь или так и собираешься стоять там в темноте и пялиться на дом?

Я качаю головой и останавливаюсь снизу на крыльце:

— Всё, что ты хочешь мне показать, можешь показать снаружи.

Он вздыхает и прячется обратно в дом. Через несколько минут высовывается блондинка.

— Эмбер, ты можешь просто притащить сюда вою задницу, — говорит Маккензи с ноткой мольбы в тоне. — Прежде, чем кто-нибудь поймет, что я здесь.

Я оглядываюсь через плечо на дома, стоящие вдоль обочины и прихожу к умопомрачительному выводу, что я, вероятно, схожу с ума, как некоторые поэты прошлого. Или как Мрачный Ангел.

Я взбегаю вверх по лестнице, мимо Маккензи и через лестничную площадку. Камерон закрывает дверь, и мы проходим в гостиную с темно-красными стенами и кирпичным камином. Полка украшена искусственными растениями и фотографиями. Над ней зеркало, отделанное золотой рамой, а воздух пахнет яблоками и корицей от зажженных свечей.

— Не так я представляла твой дом, — замечаю я, садясь на стул. Камерон и Маккензи сели на диван напротив меня. На Маккензи большая фланелевая рубашка и боксеры, и я не удивлюсь, если одежда принадлежит Камерону. У нее на запястьях и шее кожаные ремешки, будто она решила выглядеть как полугот.

— Копы думают, что я убила тебя, — говорю я ей. — Они привезли меня в участок для допроса пару ночей назад.

— Вау, девушка-убийца говорит, — сказала она ехидно. — Ты была такой тихой в школе, что я думала будто ты немая.

Камерон кладет руку на её голое колено:

— Легче, помни, она знает, что ты здесь, так что веди себя хорошо.

Она возмущено скрещивает руки на груди, сердито надувшись:

— Да, но только потому, что ты заставил меня впустить её. Лично мне плевать, думает она, что ты врешь или нет. — Камерон наклоняет голову, и она отступает. — Мне очень жаль. И прости меня, Эмбер. Слушай, дело в том, что… Ну, у меня проблемы дома. Все было на самом деле плохо, я сказала это Камерону на озере, и он посоветовал мне исчезнуть на некоторое время и отдохнуть.

— Ты ведь знаешь, что тебя все ищут? — говорю я с нажимом. — По всему городу расклеены листовки с твоим лицом на них. Это на самом деле скверно.

— Скверно? — она смеется, и слезы начинают катиться из её глаз. — Нет, скверно расти в доме, в котором росла я.

— У многих скверная жизнь дома, — сочувственно говорю я.

— Ох да, а что скверного в твоей жизни? — слезы текут по её загорелой щеке, когда она царапает кожу под ремешком на шее. — Твой отец использовал тебя, чтобы закрыть рабочие сделки со старыми извращенцами? Я просто хотела быть подальше от него хоть на минуту, просто дышать. Ты никогда не хотела просто дышать?

— Каждый день моего существования, — шепчу я.

Камерон ловит мой взгляд и обвинительно приподнимает брови.

— Значит ты просто где-то ее спрятал, а затем разбросал по всему берегу перья и рисовал знак Х и песочные часы? — спрашиваю я, игнорируя его обвиняющий взгляд.

Камерон сдвигает брови и закидывает руку за Маккензи.

— Я её спрятал, но не разбрасывал перья и не делал странных рисунков. Зачем нам это делать?

— Чтобы сделать ее исчезновение похожим на остальные, — говорю я.

— Хорошая идея, но мы этого не делали, — отвечает он.

— Но так мне сказала детектив, — я откидываюсь в кресле, морща лоб. — Зачем она это сделала?

— Вероятно, чтобы задурить тебе голову, и ты проболталась, — Маккензи пожимает плечами и передвигает ленты на запястье. — Это их почерк.

Когда мы с Камероном уставились на нее, она добавляет:

— Что? Я много смотрю «Закон и порядок», ладно?

Я опустила ноги на пол, бурля тревожной энергией.

— Они думают, что я убила тебя… и думают, что убила Ладена.

— Нет, не думают. У них просто нет других зацепок. — глаза Камерона путешествуют вниз по моему телу. — Хотя если бы они увидели тебя сейчас, то заперли бы.

Я обнимаю себя руками:

— Я попала в аварию.

Он указывает через плечо:

— Так вот почему скорая помощь была у твоего дома?

Я фокусируюсь обратно на Маккензи.

— И что я должна делать? Притвориться, что никогда ничего не видела и позволить им продолжать расследование против меня?

— Правда? — спрашивает она с надеждой, умоляюще сложив перед собой руки. — Это было бы здорово, по крайней мере, пока я не выясню, где смогу жить.

Я тру свои измученные глаза.

— Я не хочу показаться грубой, но ты не можешь просто рассказать кому-то, что происходит?

Она вымучено рассмеялась.

— Ты думаешь, я не пробовала? Но моя мать всегда на стороне отца, говоря, что я делаю это, чтобы привлечь к себе внимание. И мой отец важный спонсор Департамента полиции Hollows Grove.

— Он подкупил их? — спрашиваю я потрясено, и она утвердительно кивает. Мгновение я размышляю над проблемой, но особого выхода не нахожу. — Хорошо, я буду держать рот на замке, но, пожалуйста, постарайся что-то придумать, пока меня на самом деле не арестовали.

— Спасибо, Эмбер, — говорит она с благодарностью и опускает руки на колени. — Знаешь, мне жаль, что я так плохо относилась к тебе в школе. — она встает и обнимает меня.

Мои глаза широко раскрыты, когда я подготавливаю себя, но её смерть не объявляется.

Она отходит к двери и говорит Камерону:

— Я собираюсь прилечь, Кэм. Я очень устала.

Она исчезает в дверях, а я поворачиваюсь к Камерону.

— Всё это еще не объясняет, как копы узнали, где мой автомобиль, — говорю я.

— Я не могу ответить на этот вопрос, — он опирается руками на колени и сцепляет пальцы. — Единственное, что я могу сказать, что это был кто-то, кто знал где находился твой автомобиль.

Ашер. И, возможно, человек, что преследовал меня в ту ночь.

— Кто-то спас тебя? — недоумевает он с обвинением в глазах. — Или ты самостоятельно выплыла из машины?

— У меня отличная паническая реакция, — я поднимаюсь на ноги. — Мне нужно идти домой. Уже поздно.

Он провожает меня до двери, но как только я ее открываю, закрывает.

— Могу я показать тебе кое-что, прежде чем ты уйдешь? — к нему вернулся тот хороший парень, как когда мы впервые встретились и краткие моменты в его джипе.

Вздохнув, я поднялась с ним в его комнату. Здесь большая кровать в центре комнаты, высокий комод в углу и дверь, которая выходит в небольшой внутренний дворик с походным стулом. Стены черные и пустые, за исключением белой разлинованной стены и стихов на ней.

— Это твои слова? — спрашиваю с удивлением, и он кивает. Я подхожу к стене и читаю центральный стих. — В отдельных полях черные перья, птицы летают. Четыре крыла, два сердца, но одна душа. Они соединяются в середине, но разделены тонкой линией пепла. Это то, что объединяет их, пока их перья не разрываются. Они никогда не могут действительно быть вместе, как свет и тьма. Разве что, один из них не принесет окончательную жертву, задув свою свечу, и присоединится к другим в темноте.

Камерон с интересом за мной наблюдает.

— Как думаешь, что это значит?

— Они никогда не смогут быть вместе, — говорю я, пробегая пальцами по словам. — Разве что один умрет? Но почему? Что делать если один улетел в земли мертвых?

— Это то, с чем тебе придется разбираться самостоятельно. — он отколупывает кусочек крови с моей рубашки. — И ты должна знать, что поэт не любит объяснять смысл своих слов.

Я грызу ноготь:

— Да, я полностью понимаю. Но ты должен знать, как поэт, у меня есть желание понимать слова.

— Знаешь, — он делает шаг ко мне, — мы так и не сходили на поэтическую дуэль.

— Это не моя вина, — напоминаю я ему, отступая.

— Ты убежала, — он кладет руку на мое запястье и нежно проводит до плеча. — Я пытался заставить тебя ревновать.

— Камерон, — говорю я с осторожностью, глядя на стену. — Ты, случайно, не видел на озере черную машину с тонированными стеклами?

Его пальцы достигают ключицы, и он кружит по моей коже.

— Нет, а что? Что-то случилось с этой машиной?

Ощущение тишины ошеломляет мой разум, и я чувствую, что тянусь к нему, когда его рука путешествует вниз к моей груди. Но лицо Ашера появляется перед моими глазами, и я трясу головой, выдыхая его прикосновения.

— Я должна идти.

Его пальцы спускаются вниз по моему телу, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, и он тянет меня за край рубашки.

— Ты можешь остаться, если хочешь. И можешь спать в моей кровати. — он невинно поднимает руки. — Я обещаю не трогать тебя, только если попросишь.

— Маккензи ты то же самое сказал? — спрашиваю я, выгнув бровь.

— С Маккензи мы просто друзья, — он улыбается, намерено скользя костяшками пальцев по моему животу. — Но мне нравится, что тебе не безразлично.

Я отхожу назад, между ним и дверью.

— Давай, Эмбер, — он уговаривает меня голосом, которому трудно сопротивляться и тянет меня за рубашку к себе.

Я позволила притянуть себя к нему, размышляя, как он будет ощущаться внутри меня. Я буду чувствовать то же, что и с Ашером? Или будут различия?

— Пожалуйста, останься со мной, — он почти умоляет.

Я вкладываю всю силу воли в свои ноги и отхожу к двери:

— Извини, Камерон, но я думаю, ты слишком для меня.

— Все девушки так говорят, — шутит он, но огромное море боли появляется в его глазах, когда он отпускает мою рубашку. — Подожди. Я провожу тебя до двери.