На следующее утро Шеннон проснулась вовсе не отзвуков флейты Бича, приветствующей восход солнца, а от стука топора: неподалеку кто-то колол дрова. Она не слыхала подобных звуков уже несколько лет.
Шеннон тотчас же посмотрела на Красавчика. Пес лежал, положив голову на массивные лапы, уши его были направлены в сторону, откуда слышались удары топора. Пасть его был слегка оскалена, но издаваемый звук походил скорее на ворчание, чем на рычание.
Шеннон быстро вскочила с постели и подбежала к окну. Оба окна ее хижины не были застеклены. Они были закрыты ставнями, в которых имелись отверстия для ружья, заткнутые каменными затычками. Но несмотря на затычки, через отверстия в комнату проникал холодный воздух.
Шеннон приоткрыла ставни и выглянула.
Бич находился метрах в пятнадцати. Несмотря на холодное пасмурное утро, он снял с себя теплую куртку, оставшись в ярко-красной рубашке, которая плотно облегала его могучий торс.
Он стоял, расставив ноги. Подняв тяжелый колун, он резко опустил его на круглое еловое полено, которое тут же раскололось надвое. Бич нагнулся, поставил одну из половинок на попа, снова занес колун – и полено с треском разлетелось от его удара.
Грация и сила движений Бича породили у Шеннон чувство, близкое к восхищению. Она довольно долго наблюдала за тем, как Бич играючи действовал колуном, демонстрируя силу, расчет и точность.
Несколько шальных мокрых снежинок, опустившись на лицо Шеннон, вывели ее из оцепенения. Сдерживая дрожь, она отступила в глубь комнаты и осторожно прикрыла ставни.
Но и закрыв ставни, она словно видела Бича, вспоминала легкость и грацию его движений и, казалось, ощущала тепло, которое исходило от его тела.
Как пьяная, Шеннон приступила к выполнению обычных утренних обязанностей. Поскольку теперь ей не надо было тратить массу времени на поиски сушняка и валежника в лесу, Шеннон решила приготовить горячий завтрак.
Тихонько напевая одну из мелодий, которые Бич играл на флейте, хотя и не отдавая себе в этом отчета, Шеннон помешала в печке угли и развела огонь. Подбросив дров, она принесла ведро воды из горячего источника, радостно предвкушая аппетитный завтрак.
Среди подарков Бича был кофе в зернах. Уже два года Шеннон не молола кофе, однако она не забыла, как это делается.
Вскоре хижину наполнили запахи бисквитов, бекона, кофе, треск сухих ароматных дров. Шеннон налила кофе из видавшего виды чайника в поцарапанную алюминиевую кружку, вышла из хижины и направилась к мужчине, присутствие которого ее больше не пугало.
Когда Бич наклонился, чтобы поставить на попа очередное полено, он увидел в нескольких футах Шеннон. На ее блестящие каштановые волосы падали мокрые снежинки. В руке она держала кружку с дымящимся кофе.
Она протягивала кружку ему.
Бич взял кофе, стараясь не коснуться руки Шеннон, хотя и был в кожаной рукавице. Он не хотел сразу же спугнуть этого робкого мустанга.
Не сейчас.
Не в тот момент, когда она уже близка к тому, чтобы взять еду с его руки.
– Благодарю вас, – грудным голосом сказал Бич.
– Шеннон задержала дыхание:
– Добро пожаловать, Бич.
Голос у нее был такой же мелодичный и бархатный, каким и запомнился Бичу. Этакая смесь дымки и меда. Услышать, как ее губы произносили его имя, было равносильно тому, как если бы его лизнуло нежное пламя.
А смотреть на Шеннон было все равно что вдыхать огонь.
На фоне бесцветного мглистого неба ее глаза сияли, словно два сапфира. Шелковистые каштановые волосы выбивались из кос, обрамляя щеки и рассыпаясь по нежной шее.
До Бича долетело легкое дыхание Шеннон, и он жадно, глубоко вдохнул воздух, чтобы хоть таким образом соприкоснуться с ней.
На щеках Шеннон появился румянец, который вряд ли можно было приписать прохладному воздуху. Не сразу Бич понял, что она не спускает с него глаз. Он поднес кружку к губам, в душе кляня себя за то, что ведет себя как мальчишка, который никогда не видел хорошенькой девчонки.
– Осторожно! – воскликнула Шеннон, боясь, что он может обжечься.
Бич замер, но не потому, что среагировал на предупреждение. Пальцы Шеннон соскользнули с рукавицы и коснулись его обнаженного запястья. Они были удивительно теплыми и нежными и пахли мятой. Как и ее дыхание.
Бич подумал, что Шеннон ради него пожевала мяты, чтобы приятно пахнуть, и ему вдруг захотелось притянуть ее к себе и продемонстрировать, насколько нравится ему вкус мяты.
Но он не сделал этого. Он уже многого добился и не резон было отпугивать этого боязливого очаровательного мустанга.
– Кофе страшно горячий, – пояснила Шеннон.
Бич улыбнулся, обнажив такие же чистые и белые зубы, как и у Шеннон.
– Ничего не может быть лучше, – медленно произнес он. – Горячий… дымящийся… сладкий.
Улыбка Шеннон была естественной и немного растерянной. Сердце гулко колотилось в ее груди. Казалось, Бич излучал жар, словно большая печка, только этот жар был приятный, и она не боялась в нем сгореть.
– Сожалею, – проговорила Шеннон, – но я не догадалась положить сахар в кофе.
– И нет необходимости. Я люблю без сахара.
– Но ведь вы только что сказали, что нет ничего лучше, чем горячий, дымящийся и сладкий кофе.
– Разве?
Шеннон кивнула.
Бич еле заметно улыбнулся:
– Должно быть, я думал о чем-то другом.
Он сделал глоток из металлической кружки и закрыл глаза, смакуя вкус душистого горячего напитка.
– Это просто замечательно! Честное слово, замечательно! – восхищенно произнес Бич. – И никакой кофе не будет слаще того, который принесли мне вы.
Щеки Шеннон вспыхнули, но прежде чем смущенно отвернуться, она улыбнулась.
– Скоро будет готов завтрак, – сказала она, глядя в сторону хижины. – Я оставлю у двери теплую воду, чтобы вы смогли умыться.
– Я поем здесь.
Шеннон резко повернулась к нему, в ее глазах отразилось удивление. Она отвела прядь выбившихся волос назад и серьезно сказала:
– Зачем же есть на холоде? Возможно, я бедна как церковная мышь, но двумя стульями и столом располагаю.
– Дело не в этом… Я не хочу, чтобы вы нервничали из-за того, что я войду в ваш дом.
Взгляд Шеннон упал на кнут, который лежал в свернутом виде на бревне в пределах досягаемости его руки.
– Моя хижина не такая большая, как лавка Мэрфи. Если вы будете внутри, от вашего кнута будет мало проку… Красавчик гораздо проворней.
Бич опустил глаза на кружку с кофе, не желая, чтобы Шеннон заметила веселые искорки в его глазах. Драться можно не только с помощью кнута. Во время своих странствий по восточным странам он этому научился. Что касается Красавчика, то пес был достаточно быстрым и крупным, чтобы расправиться с неосторожным человеком.
Но было бы глупо все это объяснять Шеннон. Бич не хотел волновать ее. Он предпочитал видеть улыбку на ее лице, а не суровые складки, которые появлялись, когда Шеннон пыталась выполнить работу, требующую мужской силы.
– В таком случае сочту за честь позавтракать вместе с вами, – сказал Бич. – Кликните меня, когда завтрак будет готов.
Он сделал большой глоток кофе, отставил кружку и взялся за колун.
– Непременно, – ответила Шеннон.
Она немного помешкала, надеясь снова встретиться со взглядом необыкновенно живых глаз Бича. Интересно, каково себя чувствовать таким умелым, уверенным и сильным?
Внезапно Шеннон поймала себя на том, что откровенно разглядывает Бича, словно никогда раньше не видела мужчины. Щеки ее снова вспыхнули, и, резко повернувшись, она заторопилась к хижине.
Бич расколол еще четыре полена, прежде чем позволил себе оглянуться через плечо.
Шеннон не было видно.
Бич сделал долгий, со свистом, выдох. Он почувствовал ломоту во всем теле, от головы до ног, осознав, что ей было приятно смотреть на него.
Но ему нужно проявить выдержку. Чем ближе Бич подходил к Шеннон, тем лучше понимал, что она не была похожа на тех вдовушек, с которыми ему доводилось иногда общаться и проводить вместе несколько дней или недель. Глядя на него, она краснела. Взглянув, она тут же отводила глаза. И это не было флиртом. Флиртовать она умела не лучше, чем выслеживать оленя.
«Молчаливый Джон не слишком стремился к тому, чтобы она почувствовала в себе женщину, – размышлял Бич, всаживая колун в крупное полено. – Шеннон похожа скорее на взволнованную, только что от венца невесту, чем на вдовушку, которая уже тысячу раз имела дело с мужчиной.
Черт возьми! Насколько наивной может быть она, когда ей придется оказаться наедине с мужчиной?»
Эта мысль очень разволновала Бича.
Перехватив ручку колуна, он опустил его на полено с такой силой, что половинки разлетелись далеко в разные стороны.
Негромко чертыхнувшись, Бич поставил одну из половинок на колоду.
– Завтрак готов и ждет вас! – крикнула Шеннон в окно.
Колун не попал по полену.
– Дьявольщина! – пробормотал он. – Так не пойдет.
Он поднял колун над головой и затем опустил его, на сей раз не вкладывая такой силы, как раньше. Полено легко раскололось, при этом обе половинки легли рядом с колодой.
«Это должно стать мне уроком, – не без сарказма подумал Бич. – Что бы ни было – полено или женщина, – точный расчет всегда возьмет верх над грубой силой».
Он расколол еще полено, затем отложил колун, снял кожаные рукавицы и затолкал в задний карман брюк. По давней привычке поднял кнут и положил его на плечо.
Мокрый снег кружил в воздухе, падал ему на лицо и одежду, пока он шел к хижине, а затем, когда Бич снял шляпу, чтобы умыться, и на волосы. Он наклонился над тазом и понюхал пар, идущий от воды. Хотя пахло не лавандой, как у Виллоу, а мятой, тем не менее запах пробудил в нем воспоминания.
Баня у Виллоу. Теплая, благодаря воде из горячего источника, которая подавалась по водопроводу, сооруженному Вулфом и Рено. Серы в воде почти не было, но было полно других полезных веществ.
Бич нагнулся и плеснул себе на лицо несколько пригоршней теплой воды, от которой шел парок. Фыркая от удовольствия, он смыл с себя пот и грязь.
«Эту воду бы мне утром, когда я брился. Все же мучительно бриться с холодной водой, какой бы острой бритва ни была».
Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила его выпрямиться и осмотреться. Кроме обычных лесных зарослей вокруг поляны, он ничего не увидел. Никаких кустов белых роз, которые могли бы указывать на наличие теплого источника.
«Я нигде не видел и намека на горячий источник на несколько миль вокруг. Должно быть, он где-то в пещере».
– Заходите и садитесь, пока я покормлю Красавчика, – сказала, выглядывая в окно, Шеннон.
Бич еще раз плеснул воду себе в лицо, намылил руки кусочком мыла, который лежал на широком фланце таза. Затем снова ополоснулся и поднял голову. Дверь хижины была закрыта, а рядом с ним стояла Шеннон.
– Вот, пожалуйста, – негромко произнесла она, протягивая Бичу клочок материи. Материя была выцветшей и ветхой, но все же на ней можно было рассмотреть узоры в виде цветов и птиц. Узор показался Бичу очень трогательным, как трогательным было и то, что женщина протягивает ему полотенце для вытирания.
Глядя на узор, Бич предположил, что Шеннон держит в руках остатки своего любимого платья. А возможно, ее единственного платья. Ведь она не носила ничего другого, кроме видавшей виды мужской одежды, кое-как переделанной для ее изящной фигуры.
– Спасибо, – хрипло проговорил Бич.
Когда он брал полотенце из рук Шеннон, ему показалось, что шелковистые девичьи пальцы коснулись его руки. Впрочем, он не был в этом уверен…
А вот Шеннон не усомнилась в том, что дотронулась до его пальцев. Бич мог заметить, как при этом расширились у нее зрачки, к щекам прилила краска, а из груди вырвался прерывистый вдох.
– Я… п-подожду у дверей, – сказала, заикаясь, Шеннон.
– Вам нечего опасаться. – Бич приложил к лицу материю, которая когда-то облегала тело Шеннон. – Я не укушу вас.
– Красавчик может укусить вас. Поэтому я и держу его сейчас в хижине. Он не выносит мужчин.
– Сколько ему лет?
– Я думаю, чуть больше двух.
Бич поднял голову:
– А как же Молчаливый Джон? Ведь он мужчина, не так ли?
Шеннон заморгала глазами, прикусила губу, щеки ее порозовели.
– Молчаливый Джон – исключение, – пробормотала она, глядя на свои руки.
Неизвестно почему, у Бича возникло подозрение, что Шеннон говорит не правду.
«Может быть, она не хочет, чтобы люди знали, как часто уходит Молчаливый Джон… И на какой срок».
И вдруг Бича осенила мысль: муж Шеннон отсутствовал дольше, чем пес живет на свете. У Красавчика просто не было возможности увидеть мужчину.
Боже милостивый!
Шеннон пока удавалось уберечься от золотоискателей и всевозможных авантюристов. Но ей не следует рассчитывать на то, что Калпепперы навсегда оставят ее в покое.
«Прежде чем я снова отправлюсь бродить по свету, мне нужно еще как следует поговорить с этими ребятами… Раскрыть им глаза на то, что им не хватает христианской добродетели и хороших манер».
Рассеянно вытерев руки, Бич направился к двери.
– Подождите, – предостерегающим жестом остановила его Шеннон. Бич посмотрел на нее сквозь полуприкрытые веки.
– Передумали? – спросил он.
– О чем вы?
Говоря это, она взяла из рук влажную тряпку, служившую полотенцем, и промокнула ему усы.
– Вот так, – проговорила она, глядя на его губы. – Теперь вам не покажется, что бисквиты пахнут мылом.
После этого Шеннон глянула Бичу в глаза – и замерла. Серые и ясные возле зрачков, они темнели по краям. А зрачки излучали голубые и зеленые искорки… Затем вдруг подернулись прозрачной дымкой.
Бич смотрел на рот Шеннон так долго и пристально, что она вдруг почувствовала слабость в ногах.
– У вас осталась мыльная пена, – неверным голосом объяснила она.
– Только в одном месте?
Шеннон кивнула.
– Вы уверены, что больше нигде пены не осталось? – продолжал допытываться Бич.
Его низкий, с хрипотцой голос породил в ее теле странное, не поддающееся описанию ощущение, сходное с тем, которое она испытала, когда тайком смотрела на него из окна.
– Пены? Не осталось? – шепотом переспросила она.
– Ну да… Пены, которую нужно вытереть…
Шеннон словно обрадовалась возможности внимательно рассмотреть лицо Бича.
– Нет, пены больше нет, – не в силах скрыть разочарования, проговорила она. – Нигде.
– Ну, может, в следующий раз будет.
Улыбка, которую при этом Бич подарил Шеннон, была не менее магнетической, чем его голос. Она породила в Шеннон целую гамму странных ощущений. У нее сбилось дыхание.
– Лучше мне войти первой, – сказала Шеннон. – Иначе Красавчик может подумать что-нибудь не то.
Говорила она несколько торопливо, причиной чему мог быть ее явно учащенный пульс.
«Факт остается фактом, – подумал Бич, – каким бы мужем Молчаливый Джон ни был, он не испортил ее. В этой очаровательной леди чувствуется настоящая страсть.
И желание».
Наблюдая, как Шеннон открывала дверь хижины, Бич прилагал немалые усилия к тому, чтобы как-то скрыть собственное желание, которое рождала в нем эта женщина.
Внезапно в проеме двери блеснули белые клыки. Шеннон встала между свирепо оскаленной пастью и Бичом. Огромный пес стоял в дверях и грозно рычал.
– Нельзя! – строго сказала Шеннон. – Перестань! Бич – друг. Да, друг, Красавчик! Друг!
Постепенно губы Красавчика опустились, закрыв клыки, тем не менее рычать он не перестал.
– Все в порядке, Красавчик, – уговаривала пса Шеннон. – Это друг! Друг!
Глаза Красавчика метали искры, и было ясно, что в нем бурлит сейчас волчья кровь и что вряд ли он способен увидеть друга в каком бы то ни было мужчине.
– Неудивительно, что вы не берете Красавчика в город, – заметил Бич. – Этакий настырный и хитрющий сукин сын! Он от кого происходит?
– Я думаю, что это помесь мастиффа и волка… Сожалею, что он такой раздражительный.
– Не извиняйтесь. Я хорошо знаю подобных упрямцев, – спокойно сказал Бич. – У меня такой братец… И зять.
Шеннон с недоумением посмотрела на Бича.
– И при этом, – добавил Бич, слегка улыбнувшись, – обвиняют меня в том, что я слишком неуступчивый.
Шеннон с явным интересом взглянула на Бича. Очевидно, мысль о том, что Бич упрямый и настырный, ей не приходила в голову. Она негромко хихикнула.
Красавчик посмотрел на хозяйку так, словно заподозрил ее в том, что она сошла с ума.
Бич улыбнулся. Он открыл для себя, какое это удовольствие – зажечь веселые огоньки в сапфировых глазах Шеннон.
– Пойди ляг, Красавчик! – скомандовала Шеннон, показывая на излюбленное Красавчиком место в углу. – Пойди ляг!
Красавчик пошел. Медленно. После каждого шага он оборачивался и смотрел на Бича. И продолжал еле слышно рычать.
Несмотря на непринужденную улыбку, Бич не спускал глаз с животного, которое соединяло в себе самые агрессивные черты мастиффа и волка. Красавчик был сильным и свирепым.
Бич назвал бы Красавчика злобным, если бы на прошлой неделе ему не довелось увидеть, как пес покорно лежал на боку, пока Шеннон выдирала колючки из нежных лап и чувствительных ушей.
Пес не был злобным, просто в нем был силен собственнический инстинкт.
– А когда вы общаетесь с шаманом, пес так же волнуется?
– С Чероки?
– Да.
– Конечно, нет, – рассеянно сказала Шеннон, накладывая на тарелку бисквиты. – Он ненавидит лишь мужчин.
– А шаман что – евнух?
Лишь теперь Шеннон поняла свою оплошность и пробормотала:
– Должно быть, Чероки по причине старости по-другому пахнет. Так или иначе, он не внушает Красавчику неприязни.
– Может быть, мне попросить у него трав, чтобы изменить свой запах?
– Попросить у него трав?
– Да. У Чероки.
– Ах да, конечно. У Чероки… У него… Что ж, это мысль.
Шеннон поспешила отвернуться к печке, чтобы Бич не заметил, насколько ее позабавили слова о том, что горсть трав может якобы изменить его мужское естество и тем самым вернуть покой Красавчику.
Она поставила тарелку с бисквитами и беконом на исцарапанный, грубо сколоченный стол и жестом показала на стул.
– Садитесь.
Однако вместо того чтобы сесть самому, Бич выдвинул стул для Шеннон и замер, ожидая, когда она сядет. Она смущено посмотрела на Бича и лишь тогда вспомнила о существовании правил хорошего тона. Боже мой, все это было настолько давно, что казалось сном…
– О, благодарю вас, – пробормотала Шеннон.
Но едва она села на предложенный Бичом стул, как Красавчик поднялся на ноги и зарычал.
– Нельзя! – резко сказала Шеннон. – Лежать!
Однако Красавчик продолжал продвигаться вперед, угрожающе оскалив зубы. Бич потянулся за кнутом.
– Отойдите от моего стула! – выкрикнула Шеннон. – Быстро! Красавчику не нравится, что вы оказались между ним и мной.
В течение нескольких секунд Бич решал вопрос, не преподать ли псу урок, но пришел к выводу, что этого делать не стоит. Не исключено, что, если Красавчик дольше пообщается с Бичом, он успокоится. И тогда Бичу не надо будет учить пса, кто здесь отдает приказы и кому следует подчиняться.
«Может быть, все разрешится мирно, – подумал Бич. – Чертовски хотелось бы надеяться на это. Придется умасливать пса едой». Но Бич не поставил бы и обесценившегося доллара Конфедерации за то, что Красавчик без боя признает его превосходство. Этого не допустит живущий в нем дух волка. Глядя Красавчику в глаза, Бич спокойно и неторопливо отошел от стула Шеннон.
– Теперь ляг! – скомандовала Шеннон.
– Я или собака?
Шеннон насторожил тон Бича, и ей вспомнились его слова, сказанные несколькими минутами раньше:
«И при этом обвиняют меня в том, что я слишком неуступчивый».
Тем не менее Бич ушел в сторону, когда она попросила его об этом.
– Я очень сожалею, – огорченно сказала Шеннон. – Просто Красавчик…
– Ревнует?
– Оберегает.
– Не думаю…
Бич посмотрел в глаза Шеннон так же пристально, как только что смотрел в глаза Красавчику.
– Оберегающая собака слушает команду хозяина, – пояснил Бич. – Ревнивая собака ведет себя именно так, как Красавчик, – приходит в ярость, когда кто-то к вам приближается, не обращая внимания даже на ваши слова.
– У него было слишком мало времени, чтобы привыкнуть к незнакомцу.
– Вам надо подумать, как научить Красавчика принимать ваших друзей, – мягко сказал Бич. – Иначе вашим друзьям придется сделать это за вас… Вам налить кофе?
Перемена темы разговора отвлекла Шеннон. Бич налил ей кофе и протянул тарелку с бисквитами и беконом.
Красавчик оскалился и зарычал, едва рука Шеннон коснулась тарелки. Шеннон обернулась и строго посмотрела на пса.
– Нет, Красавчик, – твердо проговорила она, – все в порядке! Веди себя как следует!
Тихонько взвизгнув, пес отодвинулся назад, продолжая немигающими глазами смотреть на незнакомца, который дерзнул прийти в хижину.
Вначале Шеннон и Бич ели молча. Нельзя было сказать, что это молчание было тягостным, просто оба основательно проголодались. Когда Шеннон выпила чашку кофе, она снова наполнила чашку себе и Бичу и откинулась назад, наслаждаясь неповторимым запахом и вкусом напитка.
Бич потянулся за новой порцией бекона и бисквитов и задумался, могли бы в долине Эго жить куры. Несколько яиц отнюдь не помешали бы.
«Несчастный мечтатель, – с сарказмом подумал Бич. – Яйца для людей оседлых, способных держать кур, как, например, Виллоу, или для богатых, у которых денег полным-полно».
Бич впился зубами в бисквит и застонал от удовольствия. Бисквит был теплый, дымящийся, ароматный, воздушный.
– Я всегда считал, что никто не сравнится с моей сестрой по части бисквитов, – проговорил Бич, протягивая руку, чтобы взять еще один. – Кажется, я ошибался. Божественные бисквиты!
Шеннон обратила внимание, как проворно и легко двигались руки Бича. Вообще координация движений у него была удивительной. Но больше всего ее поразило, как бережно и уважительно он обращался с едой.
Ей доставляло огромное удовольствие наблюдать, с каким аппетитом Бич ест то, что она приготовила. Как если бы каждый кусок был частью ее самой, которая затем становилась частью его. Она незаметно поглядывала на него, при этом губы ее слегка подрагивали, глаза лучились.
– Вы так смотрите на меня, – нарушил молчание Бич. – Под вашим взглядом я боюсь сделать что-нибудь такое, что заставит Красавчика вступить на тропу войны.
Лишь сейчас Шеннон поняла, что смотрит на Бича слишком уж восхищенно.
– Простите, – смутилась она. – Я не привыкла к обществу.
Бич мягко улыбнулся:
– Милая девушка, я просто поддразниваю вас. Можете смотреть на меня сколько вам хочется. А если моя голова распухнет от этого и я не смогу надеть шляпу – так и быть, я обойдусь без нее. Это стоит того, чтобы увидеть, как ваши очаровательные глаза наблюдают за мной.
Румянец проступил на щеках Шеннон, но взгляд от Бича она отвела всего лишь на мгновение. Когда он поворачивался, его волосы отливали мягким блеском, и Шеннон подмывало запустить пальцы в эту густую, соломенного цвета копну, чтобы ощутить их тонкую шелковистость.
Бич поднял глаза, пытаясь определить, что привлекло пристальное внимание Шеннон, которая, казалось, боялась пошевельнуться. Когда он понял, что источником ее оцепенения был он сам, он прищурил глаза и почувствовал, как учащенно забился пульс. В глазах Шеннон читались восхищение и чувственное любопытство, и это возбудило Бича не меньше, чем иной страстный поцелуй.
«Проклятие! Пожалуй, мне не следовало говорить, что она может смотреть на меня сколько ей хочется!
Кое-что очень быстро увеличивается в размерах, и это явно не шляпа».
Усилием воли Бич заставил себя смотреть куда угодно, только не в сапфировые глаза, которые с явным удовольствием следили за ним.
– Как вы попали в эти края? – поинтересовался Бич.
Вначале вопрос, по всей видимости, не дошел до нее, затем она заморгала и опустила глаза.
– Молчаливый Джон привез меня сюда семь лет назад.
– Вы тогда, должно быть, были совсем ребенком…
– Я была достаточно взрослой, и у меня не было родственников, которым я была бы нужна… Даже перед войной. – Шеннон пожала плечами. – Многие дети стали сиротами.
– Это похоже на судьбу Евы, жены моего брата. Она приехала на Запад на поезде с сиротами, и ее купила семейная пара старых картежников, чтобы она ухаживала за ними. – Бич поднял глаза на Шеннон. – Долина Эго, должно быть, суровое место для вас.
На лице Шеннон отразилось удивление. Она энергично замотала головой, и ее роскошные, цвета красного дерева волосы разметались по плечам.
– Здесь гораздо лучше, чем там, откуда я пришла. – Здесь меня никто не попрекает куском хлеба.
Бич подождал некоторое время, но Шеннон больше ничего не добавила к своим словам.
– А вы, Бич? Как вы здесь оказались?
Его губы тронула еле заметная улыбка. Подобный вопрос редко задают незнакомцу на Западе.
С другой стороны, он сам только что спросил о том же.
– Вполне справедливый вопрос.
– Если вы не возражаете…
– Если спрашиваете вы… Я пришел в долину Эго потому, что никогда не бывал здесь раньше.
Лицо Шеннон стало вдруг серьезным.
– Из ваших слов можно сделать вывод, что осталось не так много мест, где вы еще не бывали?
– Именно так. Я бродяга по натуре. Объездил весь свет.
– Правда?
Бич улыбнулся:
– Истинная правда.
– Может быть, вы видели пирамиды Египта?
– Я их видел, – лаконично ответил Бич.
– И какие они?
– Огромные! Они поднимаются в пустыне, изъеденные солнцем, ветром и временем. Недалеко от них город, где женщины ходят, закрывшись с головы до пят, и видны только их глаза.
– Только глаза? – недоверчиво переспросила Шеннон.
Бич кивнул:
– Вас бы наверняка подарили султану… У вас глаза лазурные, как ясное небо.
«И походка зажигательней, чем у гурии», – подумал он про себя. Но вслух сказать этого не решился. Если бы Шеннон знала, как страстно он ее желает, Бич был уверен, она сейчас бы не сидела в столь непринужденной позе напротив него.
– А Париж… Вы видели его? – спросила Шеннон.
– Париж, Лондон, Мадрид, Рим, Шанхай… Я видел их и многое другое… Вам нравятся города?
– Не знаю… Я уже много лет не была ни в одном.
Шеннон посмотрела на ставни, сквозь которые пробивались полоски света.
– Но я думаю, что такое большое скопление людей будет давить на меня.
– Вам хочется это выяснить?
– Нет… Я спросила о городах лишь потому, что в исторических книжках пишут о Париже, Лондоне и Риме. Поэтому я о них и думаю иногда. И еще о Китае, конечно.
Взгляд Бича стал задумчивым.
– Китай – страна своеобразная, – негромко произнес он. – В Китае существовали империи, искусство и философия задолго до рождения Христа. Китайцы совершенно иначе смотрят на все – на жизнь, на музыку и искусство, на еду, на войну.
– Вам это нравится?
– Нравится?… – Он пожал плечами. – Об этом не думаешь, когда оказываешься в Китае.
– Не понимаю.
Бич поднял кружку с кофе, отпил, пытаясь найти слова для того, чтобы объяснить Шеннон то, что никогда не пытался объяснить себе.
– Однажды, – медленно начал он, – я стоял на берегу реки и наблюдал, как люди ловили рыбу с помощью фонарей и черных дроздов, вместо того чтобы пользоваться крючками и сетями.
Шеннон ахнула от удивления:
– И рыба ловится?
– Ну да! Они ловят таким образом уже тысячи лет… Представьте себе: свет от золотых фонарей кружится в водовороте, посвистывают флейты рыбаков, зазывающих птиц… Полночь, течет темная река… Кажется, ощущаешь дыхание самого времени… Китай – страна древняя… Древнее, чем это можно себе представить.
Трепет пробежал по телу Шеннон, когда она заглянула в глаза Бича. Они были подернуты дымкой и, казалось, видели в этот момент золотистые фонари и черную, как ночь, реку…
«Кажется, ощущаешь дыхание самого времени…»
– А есть еще где-нибудь места, похожие на здешние? – спросила Шеннон, которой стало не по себе от затянувшегося молчания и задумчивой отрешенности Бича.
– На долину Эго?
– На территорию Колорадо.
Пригладив ладонью густую шевелюру, Бич наконец серьезным тоном сказал:
– Я не видел ничего другого, способного сравниться с этим.
– В целом мире?
– Да… Вот, например, Ирландия – очень зеленая страна, но в ней не встретишь таких удивительных гор и пиков. В Бирме и Швейцарии есть высокие горные хребты, но они все из камня и льда, и там мало места для человека…
Подавшись вперед, Шеннон зачарованно, с блестящими глазами, слушала Бича.
– В Южной Америке есть длинные горные хребты и зеленые равнины между кряжами и пиками, – продолжал Бич. – Но эти равнины находятся на такой высоте, что человеку там трудно пройти хотя бы милю…
В Австралии есть зеленые горы с несколькими снежными вершинами. Они симпатичны на вид, но все же недостаточно высоки. И потом… Где еще найдешь такие эвкалиптовые рощи с таким удивительным смолистым запахом, кроме Скалистых гор?
– Получается, что самое лучшее место на земле – здесь, – заметила Шеннон.
Бич засмеялся и тряхнул головой, однако, когда он взглянул на Шеннон, выражение лица его стало серьезным. Он чувствовал, что в ее словах таился вопрос: не собираешься ли ты осесть в горах, равных которым нет в целом мире?
– Скалистые горы удерживают меня дольше, чем какое-нибудь другое место, – осторожно проговорил Бич. – Но в один прекрасный день солнечный восход позовет меня вдаль, к чему-то такому, что меня всегда влечет… И я снова отправлюсь в дорогу, потому что нет ничего более впечатляющего, чем восход солнца, которого еще не видел.
В груди у Шеннон защемило, и ей внезапно стало грустно, хотя особых причин для грусти вроде бы и не было. Бич оставался для нее незнакомцем. И не все ли ей равно, останется он здесь или через час навсегда покинет эти места.
Тем не менее совершенно ясно, что ей не все равно, и это точило и мучило ее. Она закрыла глаза, чтобы справиться с внезапной болью.
– Я ведь говорил вам, голубушка, – мягко произнес Бич, – что я бродяга по натуре.
Шеннон открыла глаза и посмотрела на мужчину, о котором знала лишь то, что его зовут Бич. Затем взглянула в его удивительно ясные глаза – глаза, которые так много видели, но которых привлекают все новые и новые места, новые восходы солнца, потому что всегда найдется нечто такое, чего он еще не видел.
Всегда.
«Я услышала твое предупреждение, человек-непоседа. Не пытаюсь тебя удержать. Не мечтаю о тебе.
И не люблю тебя».
Однако у Шеннон появилось чувство, что предупреждение слишком запоздало. Родилось это ощущение на каком-то подсознательном уровне.
А может быть, Шеннон просто желала, чтобы это было так.