Только моя (СИ)

Глава 40

Так продолжалось почти неделю. Как сон наяву, от которого не хочется просыпаться. Лида жила каждым днем словно он был последним, дышала и никак не могла надышаться. Но сказка должна была рано или поздно кончиться. Впрочем, какая сказка. Скорее агония. И Лида всей кожей чувствовала, как приближается конец.

Она вошла на кухню, привлеченная аппетитными запахами. Дима явно преуспел в искусстве приготовления завтраков за время ее отсутствия. Лида прошла к плите и чисто по-женски придирчиво окинула взглядом кастрюли. Дима повернулся к ней и улыбнулся, как-то странно, как показалось Лиде.

Она смутилась и отошла от плиты к столу.

— Завтрак готов. Сегодня яичница с майонезом и помидорами, как вы любите.

Лида вздрогнула и подняла на него глаза. Молоточки в голове бешено застучали.

— Откуда ты знаешь, как я люблю?

— У меня хорошая память.

— Мы знакомы неделю, и ты не прав. Я люблю жареные куриные ножки. Можно с помидорами, только свежими.

— К сожалению, ножки нужно жарить, а это займет время. Или вы подождете? — Дима уставился на нее цепким пронизывающим взглядом.

Лида напомнила себе, что мышцы его глаз парализованы. Она ошибается, если думает, что он что-то заподозрил. У него просто такой взгляд. Надо уйти от этого взгляда. Скрыться, сделать что-нибудь.

— Я подожду, — сказала она и встала, намереваясь уйти. — Пойду, приведу себя в порядок.

Она вылетела из кухни, чувствуя себя зверем, загнанным в клетку. Некуда бежать и негде спрятаться. Можно только лечь и закрыть лицо руками, чтобы не видеть, как рушится мир вокруг нее.

Лида вошла в комнату и начала нервно метаться из угла в угол. Степка услышал шум и захныкал. Лида взяла его на руки и стала укачивать. Надо что-то придумать, что-то срочно предпринять, чтобы не сойти с ума.

Она зашла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Бледная и похудевшая, Лида тем не менее отчаянно напоминала саму себя. Она и не была никем иным. Значит, ей нужно стать Юлей.

Лида уложила уснувшего малыша в кроватку, подоткнула одеяло и достала из тумбочки косметичку. Кое как накрасившись отвыкшими руками, она критически осмотрела себя в зеркало. Никуда не годится. Слишком неестественно, слишком красноречиво, а значит заметно. Лида пошла в ванную, умылась и повторила процедуру еще раз.

Результат оказался значительно лучше, и удовлетворенная Лида отправилась на кухню завтракать.

Дима сразу же заметил перемену и усмехнулся, ставя перед Лидой тарелки с едой.

— Приятного аппетита, Лида.

— Спасибо. А что хозяин, уже уехал? — как бы между прочим спросила она.

— Давно.

— И есть шанс, что он не вернется?

Дима, вытиравший в этот момент посуду, скомкал в руках полотенце и швырнул его на стойку. Глаза его насмешливо заблестели.

— Вам не очень удается строить из себя ту, какой вы не являетесь. К тому же вам не идет.

— Я искренне не понимаю твоих намеков. — пожала плечами Лида. — Тебе больше заняться нечем?

Дима неожиданно расхохотался и, подобрав полотенце, вернулся к посуде.

— Как знаете. Я бы на вашем месте не играл в эти игры.

— Ты что-то слишком много из себя строишь для обычной посудомойки.

— А вы отлично ориентировались в доме для первого дня. Прямо как будто жили здесь не один месяц.

— Я быстро учусь, — ответила Лида и начала методично жевать курицу, показавшуюся ей абсолютно безвкусной. Мысли роем вились вокруг одной и той же задачи.

Как убежать от судьбы? Как защититься самой и защитить своего малыша от его родного отца. Догадывается ли Мамай? Вряд ли. Не такой уж он великий актер, чтобы скрывать свои чувства, и в то же время Лида хорошо помнила, каково быть его врагом, и ей хотелось бежать от него подальше, куда глаза глядят.

Позавтракав, она молча поднялась и ушла в свою комнату. Проведя несколько часов в глубоких раздумьях, Лида пришла к окончательному решению. В этом доме оставаться бессмысленно, даже опасно.

Она уйдет сегодня же или в крайнем случае завтра утром. Уйдет открыто, с ведома хозяина, так как спасаться бегством с ребенком на руках, когда на дворе февраль — верх безумия. Никакое отчаяние не заставит ее рисковать жизнью или здоровьем Степки.

Мамай вряд ли будет ее удерживать. Он обещал, и пришла пора выполнить свое обещание. Пока Димкины намеки и подозрения остаются для всех лишь плодом его воображения. Правда, довольно объективного воображения, но Лида не намеревалась задерживаться здесь до того момента, когда на руках у него появятся более весомые доказательства.

Она так и сказала Мамаю — с порога, прямо в лоб. И сердце ее упало при виде того, как мгновенно поникли его могучие плечи. Словно ребенок, на глазах у которого уезжает полюбившийся аттракцион. Уезжает, чтобы никогда не вернуться.

— Ты точно хочешь этого? — спросил он, преданно глядя ей в глаза в надежде уловить хоть капельку сожаления — ниточку, за которую он мог бы зацепиться и не отпускать. Но тщетно: ее глаза были пусты и безразличны.

— Ты обещал, что позаботишься о нас. И это то, о чем я прошу: позволь мне вернуться домой и жить своей жизнью.

— Разве тебе плохо здесь, со мной?

— Пойми, ты мне никто, как бы жестоко не звучали эти слова. А я хочу быть со своим сыном.

— Как это никто. Неужели эти ночи, которые мы были вместе, для тебя ничего не значат?

— Значат, — Лида не могла кривить душой, просто не могла. — И очень много. Мне было хорошо с тобой. Но теперь мне пора уйти.

— В чем же дело? — в отчаянье воскликнул Мамай. — Скажи мне честно, в чем дело?

Лида посмотрела ему прямо в глаза и неожиданно ответила правду.

— Дело в отце моего ребенка.

Мамай выпустил ее руки и почувствовал, как ладони его похолодели, будто покрывшись инеем.

— Это Кравцов?

Глаза Лиды расширились, а потом заблестели от гнева. Руки непроизвольно сжались в кулаки от негодования.

— Почему Кравцов? Почему всегда и везде Кравцов? Как исчадие ада, разрушившее мою жизнь. Слава Богу, к ребенку он не имеет ни малейшего отношения. Ни к Степке, ни к моей душе.

— Успокойся, я просто спросил… Мне было любопытно.

— Я рада, что удовлетворила твое любопытство.

— Скажи мне, отец твоего ребенка опасен? Ты от него скрываешься?

— Да, от него. Он очень опасен, только это не твое дело.

— Уже мое. Я могу помочь, защитить вас.

Губы Лиды скривились в усмешке. Помочь, защитить… от самого себя?

— А от любви к нему ты меня тоже защитишь? — спросила Лида и почувствовала, как в уголках глаз защипало от нахлынувшей соленой влаги.

— Понятно, — вздохнул Мамай и попытался улыбнуться. Улыбка получилась неестественной, слегка надтреснутой. Он замялся и спросил нерешительно. — Но я могу рассчитывать хотя бы на последнюю ночь?

Нет, она не выдержит. Сейчас она расплачется и кинется к нему на шею, и этим самым погубит себя и своего сына. Ее Степка не вырастет бандитом. Его не отнимут у родной матери. Она должна постоянно думать об этом, иначе потеряет все, что еще осталось у нее в этом мире.

— Я бы не хотела… — Лида никак не могла подобрать нужные слова. — Не хотела, чтобы все было так банально. Поэтому лучше отпусти меня сейчас. Я очень тебе благодарна, но…

— Куда ты пойдешь? — перебил ее Мамай.

— Вернусь в свою квартиру. Что мне еще делать?

— А почему ты раньше там не жила?

— Хотела скрыться ото всех. Чтобы никто не видел, что я страдаю.

Мамай неожиданно резко обнял ее и привлек к себе, так что у нее дух захватило.

— Обещаю, завтра утром я тебя отпущу. Сегодня не могу. Только завтра.

Мамай сдержал обещание. На следующее утро не говоря ни слова в упрек, не уговаривая остаться, он отвез ее домой и даже помог занести вещи в квартиру. Едва за ним захлопнулась дверь, Степка проснулся и зашелся истошным криком. Лиде далеко не сразу удалось его успокоить.

— Папа ушел, — в оцепенении прошептала она. — Папа больше не вернется.

Лида уложила Степку на кресло и опустилась на пол, обхватив руками колени. По щекам струились горячие слезы, сердце выскакивало из груди, а она слушала утихающие всхлипы сына и повторяла, как умалишенная:

— Папа больше не вернется.