Торжище брака

VIII

Близ чудного парка Старого Петергофа стояла большая роскошная дача, вся украшенная резьбой и окруженная обширным тенистым садом. Эта дача была выстроена богачом Мигусовым, давшим ее в приданое за своей дочерью, ныне Угариной.

В чудный июньский вечер многочисленное общество собралось на этой даче. Перед балконом на круглой площадке, тщательно усыпанной песком, мужчины и дамы шумно играли в крокет; другая часть общества толпилась у изящных качелей. Только двое мужчин, устроившись удобно в качалках, предавались отдыху у стола, заставленного винами, фруктами и конфетами. Разговор между ними как-то не вязался, так как, по-видимому, каждый был поглощен собственными мыслями. Один из них был князь Флуреско. Вытянув длинные ноги, он курил, следя глазами за кольцами дыма, которые артистически пускал в воздух. Другой был хозяином дома. Позабыв про своего собеседника, он с усталым и недовольным видом смотрел на играющих в крокет и в основном на свою жену, которая, заложив руки за спину, шумно спорила с гусарским офицером, сделавшим, по ее мнению, очень неудачный удар. Внимательный наблюдатель подметил бы в глазах князя выражение презрения и даже почти ненависти, как только взгляд его падал на Екатерину Карповну, вульгарный вид и резкие манеры которой с каждым днем все более и более шокировали его. Даже в эту минуту, несмотря на изящное платье из розового фуляра, отделанное кружевами, благодаря вызывающей позе и папироске в зубах, вся ее фигура дышала таким дурным тоном, что князь закрыл глаза, чтобы только не видеть ее. В первые дни после свадьбы Арсений Борисович, увлеченный вихрем светской жизни, различными дорожными впечатлениями и опьяненный приобретенным, наконец, богатством, жил в каком-то приятном самозабвении. Роскошь, окружавшая его княжеский титул, заставляла его отчасти забывать про Екатерину. Но по мере того как привычка сглаживала эти первые впечатления, жена, в которой ничто не нравилось ему, за исключением богатства, становилась ему в тягость. Ее вульгарность, ограниченный ум и сомнительная нравственность возбуждали в нем все более возраставшее отвращение, что, впрочем, он тщательно скрывал.

Принесший письмо лакей оторвал Угарина от его мыслей.

— Дурные вести? — спросил Флуреско, заметив, что его друг покраснел при чтении письма.

— Нет! Это письмо от Лилиенштерна. Он приглашает меня к себе послезавтра на свадьбу с этой безумной миллионершей.

— Вот, право, бесенок, получивший больше, чем того заслуживает, — заметил Флуреско. — Черт возьми! Просто невероятно, до какой степени эта крошка была горда и язвительна! Ее язык — настоящая бритва! Не скоро я позабуду мой портрет, нарисованный ею!..

— Верю, верю! Мне самому досталось от ее гордости и острого язычка. Мы были немного в ссоре, и наша встреча в качестве кузенов будет очень комична. И все-таки этот брак для меня загадка! Почему она решила связать свою жизнь с паралитиком и почему Магнус, человек умный, делает такую глупость?.. Положительно здесь какая-то тайна!

— Барона я тоже совершенно не понимаю, но ее план ясен! Во-первых, по-моему, это месть и насмешка в адрес тех, кто не сумел вовремя ее заметить; во-вторых, это безграничная свобода. При своем богатстве она откроет гостиные, будет принимать весь Петербург и, конечно, не стесняясь ни в чем, выберет любовника по своему вкусу.

— Черт возьми! Магнус был бы смешон, если бы стал ревновать! Как бы ни была она эксцентрична, ясно как день, что ее рано или поздно утомит этот идеальный муж.

Оба собеседника разразились громким смехом.

— Я уеду завтра утром и вернусь обратно двадцать девятого, — прибавил Угарин. — Приходи вечерком, и я расскажу тебе все, что замечу там.

— Эмилий Феликсович, кончите ли вы сегодня отдыхать? — крикнула в эту минуту Екатерина Карповна. — Идите сюда! Мы составляем партию в теннис, и Ольге Петровне скучно без вас.

Флуреско схватил фуражку и спустился в сад. Угарин последовал его примеру, но только, обходя общество, направился по тенистой аллее и, дойдя до уединенной беседки, бросился на скамейку.

Воспоминание о Тамаре с новой силой ожило в нем. Тонкое и очаровательное лицо молодой девушки стояло перед его глазами, окруженное обольстительным ореолом. Он искал уединения, чтобы без помехи предаться мечтам о ней.

На его глазах развивался характер этой женщины, так резко отличавшейся от массы других, встречаемых им в обществе. Князь припомнил свои первые встречи с Тамарой. Тогда она только что вступала в жизнь, и первое чувство любви, зародившееся в ее чистом и доверчивом сердце, было обращено к нему. Молодая девушка даже не скрывала этого чувства, которое смело и без ложного стыда светилось в ее глазах. Затем что-то такое внезапно загасило или подернуло туманом эту наивную любовь, и перед ним явилась невеста Тарусова — любящая и доверчивая, но без малейшего признака страсти. Потом обрушилось несчастье, со всеми его последствиями, и из этого бурного испытания вышла уже энергичная и деятельная женщина, которая, замкнувшись в своей гордости, искала опоры исключительно в своем таланте, окружив сердце ледяной корой… А между тем — так уж странно устроено женское сердце — под этой ледяной корой таилось горячее чувство истинной любви. Какую глубокую признательность должна была чувствовать Тамара к Магнусу за его бескорыстную любовь, за его желание избавить ее от бедности и унижений, если она, такая красивая, молодая и богатая, решила связать свою жизнь с больным, чтобы заплатить ему свой долг благодарности! Конечно, это будет ей не по силам — в этом Арсений Борисович не сомневался — но уже одна попытка принести подобную жертву делает человека достойным изучения!

На следующий день, выйдя на станции, в шести верстах от которой находилось имение Магнуса, князь Угарин нашел ожидавшую его карету.

— Невеста уже приехала? — спросил он лакея, помогавшего ему садиться в экипаж.

— Нет еще, ваше сиятельство! Они приедут завтра с четырехчасовым поездом, а в семь часов назначено венчание. С ними вместе приедут адмирал Колтовской, баронесса Рабен и госпожа Эриксон.

Магнус радушно принял своего кузена и, обменявшись с ним первыми приветствиями, с улыбкой сказал ему:

— Мое приглашение, вероятно, очень удивило тебя! Тебе и не снилось, что придется быть шафером на моей свадьбе.

— Гм! — сказал Угарин, задумчиво кусая свои холеные усы. — Откровенно сказать, Магнус, я никак не предполагал, чтобы ты решился на подобную штуку; во всяком случае, ты вытянул счастливый жребий: Тамара Николаевна — натура исключительная!

— Со всякой другой женщиной мой поступок, конечно, был бы безумен, но как ни недостоин я выпавшего на мою долю счастья, у меня не хватило духа оттолкнуть его от себя! Надо знать, подобно мне, все богатство души Тамары, все несравненные качества ее ума и сердца, чтобы понять, какое счастье постоянно жить в ее обществе и пользоваться ее доверием!

— Да, я знаю, что ваши вкусы сходятся. Она постоянно защищала тебя с таким жаром, как будто предвидела, что вы, в конце концов, соединитесь брачными узами, — сказал, смеясь, Арсений Борисович. — Однако я замечаю, что ты заново отделал свой дом.

— Да, я кое-что переделал, чтобы достойно принять своего доброго гения. Не хочешь ли ты взглянуть на ту половину дома?

— Конечно, если позволишь.

— В таком случае, будь добр, позови Фридриха.

— Зачем? Я сам могу везти тебя в кресле.

Молодые люди вышли из гостиной, и Магнус показал своему кузену большой кабинет, служивший в то же время и библиотекой, роскошный будуар, отделанный голубым шелком и наполненный цветами и произведениями искусства.

Этот будуар предназначался для его будущей супруги.

— Все очаровательно, но за этой портьерой, вероятно, скрывается святилище Психеи. Можно взглянуть на него или вход туда воспрещается для всех непосвященных?

— Ну, наши законы не так строги, и ты можешь, если желаешь, войти туда, — ответил с улыбкой Магнус.

Князь Угарин с любопытством приподнял портьеру и заглянул в соседнюю комнату, оказавшуюся спальней.

Она была вся обтянута розовой шелковой материей. Кружевные занавески задрапировывали кровать и трюмо. Это был восхитительный уголок, но Арсений Борисович подумал в глубине души, что для любовных грез молодой баронессы скорее подошли бы темные цвета, чем это розовое раздушенное гнездышко.

На следующий день князь долго проспал. Видя, что Магнус необыкновенно молчалив, он приказал оседлать себе лошадь и сделал большую прогулку, рассчитывая вернуться к четырем часам. Но он опоздал немного и, вернувшись домой, узнал, что невеста и ее друзья уже приехали. Поспешно переодевшись, Угарин прошел к своему кузену, которого застал разговаривавшим с несколькими мужчинами. Магнус представил их ему: это были местный старик доктор, лютеранский пастор и какой-то соседний помещик.

Церемония должна была совершиться в маленькой церковке, прилегавшей к дому и выстроенной последней владелицей имения. Магнус реставрировал ее по случаю своего бракосочетания с Тамарой.

Когда все собрались в церкви, князь Угарин с любопытством устремил глаза на дверь, откуда должна была войти Тамара. Он не видел ее с того самого дня, когда она упала в обморок в мастерской сеньора Бельцони, а с тех пор сколько произошло перемен! Скоро молодая девушка вошла под руку с адмиралом, задумчивая и с опущенными глазами, но очаровательная в своем простом костюме новобрачной.

С необычайным интересом, причину которого он сам себе не мог объяснить, Угарин всматривался в каждую черту лица новобрачных. Тамара была серьезна и спокойна. Она с благоговейным вниманием следила за священной церемонией.

Что же касается Магнуса, то он страшно волновался и был бледен, как смерть. Когда он надевал кольцо на палец невесты, рука его так дрожала, что Тамара заметила это. Повернув голову, она посмотрела на него таким добрым и полным доверия взглядом, что к молодому человеку тотчас же вернулось все его хладнокровие, так что даже прочувствованная речь пастора, благословлявшая их после венчания, не взволновала его.

По окончании двойного обряда Магнус представил свою жену гостям, которые не были еще с ней знакомы. Когда подошел Угарин и поздравил их с законным браком, барон с улыбкой заметил:

— Я знаю, что вы знакомы, но мне неизвестно, насколько вы расположены друг к другу! Поэтому предлагаю вам восстановить доброе согласие, приличное таким близким родственникам.

— Без сомнения, друзья моего мужа — мои друзья, — ответила любезно Тамара, между тем как князь поцеловал ее маленькую ручку.

После обеда, прошедшего необыкновенно весело, все собрались в гостиной, где тотчас же составилась партия в вист. Только Тамара и князь не приняли участия в карточной игре. Сев около мужа, молодая женщина стала следить за игрой, как вдруг Магнус обратился к своему кузену:

— Арсений, не согласишься ли ты показать парк Тамаре и покатать ее по озеру? Вечер чудный, и я не хотел бы, чтобы она скучала в первый же день, проводимый ей под моей кровлей, — прибавил он с любовью.

— Я буду счастлив сопровождать баронессу и постараюсь развлечь, если только она удостоит меня чести быть ее кавалером, — ответил князь, быстро вставая с места и предупреждая отрицательный ответ, готовый сорваться с губ Тамары.

Не желая вызывать никаких объяснений, Тамара утвердительно кивнула головой.

— Если князь не боится соскучиться, то я охотно беру его проводником по моим новым владениям.

Встав с места, она крикнула: «Персиваль!» Великолепная собака барона с радостным визгом бросилась к ней:

— Видишь, прекрасную владелицу замка будут охранять два верных стража, — сказал со слегка недовольной улыбкой князь Арсений.

Молча сошли они с балкона. Тамара отказалась принять руку, предлагаемую ей князем, и, подняв длинный шлейф платья, молча шла рядом с ним. Арсений Борисович первым прервал молчание.

— Если вы позволите, я сперва покажу вам ферму, а потом птичник, оранжерею, фруктовый сад…

Становясь все более и более разговорчивым, Угарин всюду водил молодую женщину, показывая ей хорошие виды и передавая местную хронику.

Наконец они подошли к озеру, и Тамара в восторге остановилась, любуясь пейзажем. Перед ними расстилалась обширная водная равнина с гладкой, как зеркало, поверхностью, освещенная пурпурными лучами заходящего солнца. Поросшие лесом холмы, чередовавшиеся по временам с обрывистыми скалами, образовывали берега. Внизу изящного спуска тихо покачивалась красивая лодка, на которой золотыми буквами было написано имя Тамары. Около нее ожидал гребец, одетый в матросский костюм.

— Как здесь хорошо! — сказала молодая женщина, принимая руку князя Арсения, чтобы войти в лодку, и садясь напротив него.

— Да, здесь очень хорошо! Я вижу, что вам понравятся ваши новые владения, — ответил князь, с любопытством наблюдая за лицом новобрачной, которая умолкла, задумчиво устремив взор на живописные берега.

Лодка тихо скользила по гладкой поверхности озера. Не было ни малейшего дуновения ветерка, воздух был нежен и ароматен. Очаровательное личико Тамары гармонировало с окружающим их покоем природы. К ней вернулась вся ее свежесть, чудный цвет лица и полное спокойствие, некогда так отличавшие ее. Жесткая горечь и враждебный и недоверчивый взгляд, поразивший князя еще в мастерской Бельцони, исчезли без следа. Большие, сверкающие и ясные глаза светились глубоким покоем, в котором не было и признака страсти или желаний, и только энергичный и властный рот указывал, что это был уже не прежний наивный ребенок.

Князь Угарин не прерывал наступившего молчания. Он не находил темы для разговора и не спускал глаз со своей спутницы, до опьянения любуясь очаровательной фигурой женщины.

Под влиянием таких впечатлений они причалили к пристани и тихо направились к дому. Уже наступила ночь — одна из тех светлых лунных ночей, которая мягким, серебристым светом окутывает все предметы. С тяжелым сердцем, полным какого-то смутного беспокойства, шел князь рядом с Тамарой, жадно прислушиваясь к шуршанию ее шелкового платья и страстно следя глазами за каждым движением ее гибкого, грациозного тела. Никогда близость Екатерины не возбуждала в нем такого волнения и не заставляла его сердце биться с такой силой. Тамара первой прервала молчание.

— Вы много гуляете в Петергофе? — спросила она, взглянув на своего спутника; но при виде пылающего взора, устремленного на нее, лицо ее омрачилось.

— Да, когда мне это удается! Вы ведь знаете, что Екатерина очень любит общество, и наш дом вечно полон гостей, — ответил Угарин, опуская глаза. — Кстати, я должен передать вам поздравления, но только боюсь, что вы их не примете, так как они исходят от несимпатичного вам лица.

— Почему же? Добрые пожелания всегда приятно слышать. Но кто же посылает их мне? Я не думаю, что в Петербурге найдется кто-нибудь, кого интересовала бы моя судьба.

— Князь Флуреско! Он сидел у меня, когда я получил письмо Магнуса, и поручил мне передать вам его пожелания всего хорошего, сохраняя за собой право лично повторить их вам, когда вы вернетесь в город.

— Право! — сказала насмешливо Тамара.

— Я вижу, что вы неприязненно к нему относитесь и дурно истолковываете его намерения, — с живостью сказал князь. — Уверяю вас, Тамара Николаевна, что он действует без всякой задней мысли.

— О, конечно! Ведь я лично убедилась, что в вашем обществе все действуют с наивною откровенностью и подчас обнаруживают трогательную беззастенчивость.

— В моем обществе? Но ведь мы оба принадлежим к одному и тому же обществу, — возразил саркастическим тоном Арсений Борисович.

В эту минуту они вышли на круглую площадку перед террасой, посреди которой был фонтан в обширном бассейне. Молодая женщина остановилась и устремила задумчивый взор на струю воды, рассыпавшуюся бриллиантовой пылью.

— Нет! — сказала она после минутного молчания. — Я не принадлежу к обществу, о котором мы говорили, и не буду к нему принадлежать, так как оно покинуло и забыло меня. В тот день, когда все бежали от нас, пораженных несчастьем, я потеряла веру и уважение к этим людям без сердца и поклялась никогда не смешиваться с ними.

Угарин закусил губу. Он тоже бежал из дружеского дома, когда несчастье протянуло над ним свою руку, и вдруг в его памяти воскрес образ бледной, расстроенной Тамары, которая вошла тогда в прихожую и к которой он, вместе с другими, повернулся спиной.

— Итак, в наступающем сезоне вы не откроете ваших гостиных?

— Мы хотим жить для самих себя, а не для эгоистичной толпы, на которую смотрим так, как она того заслуживает. Я и Магнус, мы удовлетворяем друг друга и не нуждаемся в обществе посторонних людей! Поэтому-то я и думаю, что князю Флуреско никогда не удастся исполнить своего намерения.

— О, я понимаю ваш остракизм по отношению к Флуреско! Вы ненавидите его за недостаток вежливости, и я знаю, что такого рода вину вы никогда не простите!

— Ненавижу?.. Было бы слишком много чести для него, — ответила с презрением Тамара.

Пройдя через площадку и поднявшись на первую ступеньку балкона, она остановилась.

— Вы ошибаетесь, Арсений Борисович, объясняя мои слова злопамятством. Я ценю этого господина по заслугам, и моя оценка сделана уже давно. Вся его душа выразилась в грубой беззастенчивости по отношению к бедной девушке, из нужды рисовавшей его портрет. Князь Флуреско — это один из тех ничтожных людей, жизнь которых никому не нужна. Он не признает ни долга, ни труда! Украшение гостиных, изящная декорация балов и светских собраний, он исчезнет как тень, уступив место другим таким же бесполезным людям, как и он. Не думаю, чтобы я была слишком сурова, так как мне много приходилось слышать о пороках и безумствах князя Флуреско, но никто никогда не упомянул ни про одну его добродетель. Исходя из этой точки зрения, его поведение нисколько меня не удивляет. Бедную — он меня презирал и относился ко мне небрежно; к богатой же чувствует глубокое уважение. Все это очень понятно и не требует никаких объяснений.

Яркая краска залила лицо князя. Очень многое из того, что говорила Тамара, могло быть отнесено лично к нему, а между тем какие-то непобедимые чары влекли его к молодой женщине.

— И все-таки ваш дом возьмут приступом, Тамара Николаевна! Несмотря на ваше сопротивление, общество проложит себе путь, чтобы взглянуть на обольстительную женщину, красивую и умную, которая приносит свою молодость в жертву больному мужу. Картина идеальная, редко встречающаяся в наше время!

Его голос дрожал, и он, наклонившись к молодой женщине, страстным и пылающим взглядом посмотрел ей в глаза.

Тамара твердо выдержала этот взгляд и в ответ только улыбнулась. Но под влиянием странного выражения этой улыбки Арсений Борисович отступил на шаг назад.

— Может быть, вы были бы и правы, князь! Я допускаю, что именно теперь я и сделалась достойной возбуждать страсть в людях. Говорят, что жена ближнего всегда составляет предмет желаний мужчин и что какая-то особая прелесть заключается в обольщении и совращении с пути долга женщины, которую никто не хотел знать, пока она была бедна и свободна. Если, как вы говорите, мою дверь возьмут приступом, то ваше общество очень скоро разочаруется и бросит свои эфемерные проекты, так как нашу жизнь будут охранять два стража: любовь и долг.

Князь Угарин ничего не отвечал. Он понял гордый ответ, предупреждавший его о бесплодности всяких попыток.

— Войдемте в дом! — сказала молодая женщина, протягивая ему руку. — Позвольте мне поблагодарить вас за любезное общество и терпение, с которым вы целый вечер исполняли обязанности моего кавалера и проводника.

Арсений Борисович поцеловал протянутую руку и удержал ее в своей.

— Кузина, и я так же изгнан вместе с посторонними людьми, так низко бежавшими из дома вашего отца? И меня так же не пустите на порог своего дома?.. Неужели же кающийся грешник не найдет у вас ни милости, ни прощения? Это было бы недостойно христианки и спиритки!

— О чем вы там говорите, кузен? — ответила Тамара с доброй и веселой улыбкой. — Вы — наш родственник — всегда будете желанным гостем и смело можете рассчитывать на дружбу жены Магнуса. Я слишком люблю своего мужа, чтобы не разделять его чувств, а он вас любит. А теперь пойдемте домой!

Она быстро взбежала по лестнице и исчезла в ярко освещенной гостиной. Арсений Борисович поднялся следом за ней, но, вместо того, чтобы войти в комнаты, бросился на скамейку и прижал носовой платок к своему пылающему лицу.

— Обольстительная и опасная женщина! — пробормотал он. — Только сегодня понял я, как легко упасть в пропасть, если позволить себе слишком близко любоваться тобой! Но знаешь ли ты, что чем больше отталкиваешь, тем больше влечет к тебе? Неужели же ты вечно будешь такой невозмутимой?.. Неужели эта бледная тень, которую ты называешь своим мужем, сумеет наполнить твою жизнь?.. Но нет! Рано или поздно сердце должно проснуться, и если только это случится, оно проснется для меня!.. Я хочу этого!!! Я добьюсь этого!..

— Кузен Арсений, идите ужинать! — раздался в эту минуту звучный голос Тамары. — О чем это вы замечтались там при луне?

— Иду! — ответил князь Угарин, пожирая глазами стройную фигуру новобрачной.