Торгующая наслаждением

Мне противна мысль, что какой-то бесчестный человек прикасался к ней своими грязными руками. И если я когда-нибудь найду того сукиного сына, который вызвал у нее такой страх при одном только упоминании об отношениях, клянусь, что заставлю его жизнь висеть на волоске, а он будет умолять меня оставить его в покое. Я заставлю его испытывать страх каждую минуту. Ни один гребаный мудак не имеет права так дотрагиваться до женщин.

Мое тело дрожит при этой мысли. Я даже не знаю, что случилось с Бренной на самом деле, это всего лишь один из возможных вариантов. Именно поэтому я не стал допытываться. Немного намеков, парочка случайных вопросов – и, в конце концов, я выясню это.

Я всегда мог пойти на работу и потянуть за нужные ниточки, чтобы выяснить, откуда она взялась. Кто она такая. Все публичные данные, даже немного личной информации. Но я не буду этого делать. Хочу дать ей шанс все самой мне рассказать. Хочу, чтобы со временем она открылась мне, доверилась, как другу... а, может, и кому-то большему, чем просто друг.

– Бл*ть, – шепчу я, но никто не слышит, кроме пустых стен моей скучной квартиры. Я должен прекратить так переживать из-за Бренны.

Но это не так просто. Не с тем, как она была одета сегодня, да и вообще каждый раз, когда я ее вижу. Невесомые ночные рубашки, которые показывают ее напряженные соски даже через ткань, или крохотное бикини, которое оставляет так мало места для воображения, и узкие джинсы, благодаря которым видно, что она определенно качает свою попку. Бл*ть! Я возбуждаюсь.

Я включаю воду в душе, убедившись, что она холодная, как лед. Залезаю в кабинку прямо в одежде. Я должен смириться с реальностью, где мне нужно отвалить от этой девушки. По крайней мере, пока.

***

– Ну, что у тебя? – спрашивает мой новый напарник, Джефф Гунтер, усаживаясь в кресло напротив моего стола.

Он бросает свою потрепанную ковбойскую шляпу на кипу бумаг. К сожалению, у меня не так много полезной информации. Не прошло еще и недели после моей встречи с Джинджер – Кэнди, а это значит, что с Моной, первой проституткой, я встречусь не раньше следующей среды. И это то, что он уже знает. Как бы то ни было, мне пришлось задать пару вопросов людям из списка ее старых клиентов. Из почти ста семидесяти я опросил лишь пять. Джефф встретился с двумя, но собирается это исправить, так как я – единственный агент под прикрытием, и мы не хотим, чтобы меня застали с одним из старых клиентов.

– Не так уж много, приятель. Еще копаюсь. Я услышал несколько причин, почему они обращались к шлюхам, и основная – жены больше не подпускают к себе своих мужей. Думаю, все это бред, пусть они сами разбираются в своем грязном белье. К тому же, все они придумали одни и те же факты: что девушки сексуальные, молодые, но совершеннолетние, что их познакомила Кэнди. Никто не может описать девушек, не затрагивая размер их бюста или то, как руками крепко держат их за задницы. Все это туфта. Они говорят, как озабоченные подростки.

Джефф откидывается на спинку стула и смеется:

– Мы все всё еще подростки. Мой отец сказал мне, что женщины похожи на романы. Им нужна завязка, сюжет, причина, чтобы наполниться желанием. Мы думаем, что они сложные, когда на самом деле все наоборот. Они принимают решения головой и сердцем. А мужчины... – он снова издает смешок, – у нас две головы, и зачастую мы думаем не той, что надо.

– Даже если и так, как кто-то может взять свои с трудом заработанные деньги и спустить их на проститутку? Она знает, как вести себя в спальне, но ее использовало так много людей, и я не могу представить, чтобы подобное доставляло удовольствие. К тому же, ты должен вернуться домой к своей жене, и возможно, даже к детям после всего этого. Как ты сможешь смотреть этим людям в глаза и думать, что с тобой все в порядке? Я могу понять желание секса, но что же будет после?

Он пожимает плечами:

– А почему люди делают то, что делают? Например, идут в школу и начинают обстрел, пытают животных, бросают своих детей или принимают наркотики? Все дело в ощущениях, увлечениях и пристрастиях. Знаешь, людям нравятся запрещенные вещи. Согласен, не всем, но большинству. И когда они обращаются к проституткам, эскортам или любовницам (не говорю за себя, я всегда был верен моей старой леди), это не значит, что их любовь к своей второй половинке или семье не имеет для них значения. Иногда мужчины стесняются своих желаний, не хотят, чтобы жены знали о тех вещах, которые доставляют их мужьям удовольствие. Может, они просто не хотят душить свою новобрачную, но это не проблема для случайной девушки, которая еще и умоляет о большем. У них есть свое мнение, и это уже не наша работа. Мы просто должны закончить эту операцию.

– Я знаю, что когда придет мой черед жениться, я никогда не заплачу кому-то за то, что может сделать для меня моя жена. Я не буду всем сердцем верить ей, если мне будет стыдно сказать о своих фантазиях. Если мне будут нужны острые ощущения, я схожу на скайдайвинг.

– Ты из хороших парней, Берк, – говорит он мне.

И эти слова заставляют почувствовать себя высотой в три дюйма (прим. переводчика: 7,62см) вместо шести футов (прим. переводчика: 1,82см). Не факт, что Джефф считает меня хорошим парнем, но я должен оспорить его слова о так называемых мужчинах и о том, что они делают за спинами членов своей семьи. Более девяноста процентов из них состоят в браке; мне это известно, исходя из цифр в документах. Кроме трех, тем, кто не связан узами брака, больше пятидесяти пяти. Именно в поступке этих людей я вижу хоть какой-то смысл – в конце концов, они одиноки. Но в любом случае я не желаю видеть, как кто-то злоупотребляет влагалищами, запихивая в них свой член. Это претит мне.

– Как бы то ни было, – возвращаюсь к нашей первоначальной теме, – я все еще работаю над этим, но уверен, что у меня для тебя будет больше информации к следующей среде.

– Надеюсь. Мона, верно? – он подмигивает мне, вставая и хватая свою шляпу. – Я бы посоветовал тебе узнать ее настоящее имя. У нас нет этой информации. Мы знаем, что есть Мона, Чесити (прим. переводчика: Chasity – невинность, англ.), Хани (прим. переводчика: Honey – мед, сладость), Белла, и, конечно же, наша сладенькая Кэнди. У тебя есть план насчет того, о чем вы будете говорить?

Я закатываю глаза:

– Я планировал быть немного под мухой, так бы мне точно удалось разыграть свою якобы сломленность и рыдать, как маленькая сучка.

Напарник безудержно смеется:

– Вероятно, ты будешь в списке самых хороших парней, с которыми она когда-либо имела дело, – Джефф стучит кулаком по моему столу, прежде чем уйти, и мне приходится остановить его до того, как он отойдет слишком далеко.

– Хей, знаешь какие-нибудь хорошие места для рыбалки?

Он думает мгновение. Но прежде чем Гунтеру удается что-то сказать, другой детектив выглядывает из-за угла:

– Позвони в «Крест Чартерс» (прим. переводчика: компания, предоставляющая услуги глубоководной рыбалки и морских прогулок), спроси о плавании в Риф и Затонувший корабль (прим. переводчика: самая крупная сеть коралловых рифов в континентальной части США). Там просто удивительно. Это примерно в сорока минутах езды отсюда, но оно того точно стоит. Я дам тебе номер, если нужно.

Я не могу вспомнить имя детектива, но благодарю его за эту информацию. Джефф качает головой в изумлении:

– Планируешь взять Мону на рыбалку или убить ее и выкинуть тело в море?

– У меня есть подруга, которая живет в том же доме, что и я, и она никогда не была на рыбалке. По крайней мере, не помнит, что была. Я хотел бы показать ей это.

– Простое свидание, ничего интересного, – он смеется, пока идет по коридору.

Выполняя нашу работу, он всегда остается приземленным парнем и, видимо, рад этому. Исходя из его возраста, я воздаю ему должное за то, что он продолжает сохранять улыбку на своем лице, несмотря на то, что сейчас услышал. У меня нет времени, чтобы исправить его: это – не свидание, но если быть честным с самим собой, я и не хочу этого делать. Возможно, я смогу найти еще какое-нибудь интересное занятие для нас до или после поездки в зависимости от того, как долго она будет длиться.

Спустя несколько часов, проведенных за работой с бумажками, я чувствую, как приближается головная боль. Возможно, это из-за жужжащего звука, который издают лампы, или из-за того, что каждый пункт мне приходится перечитывать заново, ведь я все еще, мать ее, думаю о Бренне. Даже описание одной из девушек Кэнди похоже на Бренну. В этот момент мне приходится протереть глаза и отложить бумаги в сторону. Мои мысли возвращаются к ней во всех странных ситуациях и по непонятным мне причинам. Я должен прекратить издеваться над собой. Она недоступна, по крайней мере, пока, а у меня есть работа, которую я должен сделать.

Кто-то стучит в мою дверь, прежде чем через секунду открыть ее. Шериф просовывает свою голову, и я улыбаюсь, когда вижу на его ухоженных усах немного горчицы.

– Есть минутка? – спрашивает он.

– Конечно, – хрустя пальцами, я встаю, чтобы обойти свой стол и радуюсь, что отвлекаюсь от этих бумажек. Возможно, у него есть что-то, что поднимет мне настроение, или хотя бы не будет таким расстраивающим.

Войдя, он сует мне в руки папку, полную еще большим количеством макулатуры. Еле сдерживаю свой стон, надеясь, что это не имеет ничего общего с моим делом, и я смогу со спокойной душой отправиться домой.

– Ничего серьезного, – начинает он объясняться. Я переворачиваю первую страницу и вижу чей-то снимок и подпись к нему. – Это самые последние сообщения из ордера. Знаю, ты не патрульный офицер, но мне нужно, чтобы ты на следующих выходных двинул в Тампу (прим. переводчика: город в штате Флорида). Эти мужчины находятся везде от округа Эскамбия до Хиллсборо. Если увидишь кого-то из этих парней, шли ко мне, хорошо? У Джеффа тоже есть копии. Обычно я такого не делаю, но этих ребят разыскивают больше, чем по гражданским делам.

В моей голове вертятся разные мысли.

– Почему я отправляюсь в Тампу? – не говорю того, что это время, когда я собирался пойти с Бренной на рыбалку. Я не знаю ее расписания, но предполагаю, что именно выходные – время, которое она выделит для меня.

– Похоже, у Кэнди там есть друг, а еще лучше – конкурент. После того, как раскрылся список клиентов, несколько ее девушек ушли туда, и я хочу, чтобы Джефф их допросил, а ты сделал снимки и несколько заметок. Больше информации я дам тебе чуть позже на этой неделе.

– Звучит отлично, сэр, – говорю я. Даже несмотря на то, что сильно разочарован.

– Ты можешь взять папку домой. Не нужно беспокоиться об этом в данный момент, – он кивает мне и выходит за дверь.

***

Едва переступаю порог своей квартиры и даже не успеваю снять ботинки, как звонит Эмили. Я определенно скучаю по разговорам со своей маленькой сестренкой.

– Как дела? – отвечаю я на звонок.

– Я хотела спросить то же самое, – ее голос звучит торжествующе. – У меня все хорошо. Была на ультразвуке, а в следующем месяце будет 3D УЗИ, и это одновременно и захватывает, и портит мои нервы. Не уверена, что готова увидеть его лицо. Думаю, что хочу удивиться, когда он родится, – ее понесло. – Как ты? Уже заселился?

Я слышу рев двигателя, а это значит, что она, скорее всего, только что ушла от врача. Я счастлив сознавать, что она захотела поделиться со мной новостями вот так сразу, но это также оставляет и некий осадок – я не с ней в этот момент. Или мои родители. Я знаю, что она хотела бы, чтобы мама была рядом и помогла ей с детской и объяснила, как стать родителем в первый раз. В любом случае, в детстве у нас были прекрасные образцы для подражания, так что я знаю, что она станет прекрасной мамой – даже не сомневаюсь в этом.

Держа телефон между плечом и ухом, начинаю расшнуровывать свои ботинки.

– Неплохо. Работа хорошая, и я заселился в гораздо большую квартиру, чем рассчитывал. Мне она нравится, но квартира просто огромная. И пустая. Не уверен, где должен все разложить. Я все еще не распаковал половину коробок.

– Ну, для тебя есть хорошие новости. На самом деле, это единственная причина, по которой я звоню.

Эмили замолкает, и я понимаю, что она хочет, чтобы я что-то предположил.

– Ты... переезжаешь сюда? – не уверен, что может быть еще более обнадеживающим.

Я слышу, как прерывается ее дыхание, а это значит, что она хотела бы, чтобы это было правдой.

– Нет, к сожалению. Себастьян сказал, что это несправедливо по отношению к его родителям, и он подумает об этом. Так что, может, лишь через пару лет, если ты все еще будешь там. Как бы то ни было, у меня появилось свободное от работы время, так что я навещу тебя на предстоящей неделе! – ее голос поднимается на октаву из-за волнения. – А это значит, что я помогу тебе обустроить твою квартиру.

– Себастьян едет с тобой, да? – спрашиваю я.

– Нет. Он не может забросить работу.

– Но ты не можешь ехать сюда одна! – прямо сейчас я говорю, как отец, но она же беременна. Это опасно как для ребенка, так и для нее.

Сестра тихонько хихикает на другом конце провода:

– Хорошо, папочка, – говорит она, – я полечу самолетом, это хорошее решение. Себастьян проводит меня до аэропорта, а ты встретишь, когда я приземлюсь, и все будет превосходно. Не беспокойся обо мне.

– Беременные могут летать на самолетах?

– Ты серьезно? Знаешь, сколько беременных совершают перелеты? – Эмили находит мою заботу о ней смешной.

– Да, я серьезно. А если живот лопнет, или что-то с давлением? Хорошо, это похоже на комментарий отца, и, возможно, даже и не близко к возможному развитию событий. Я просто хочу быть уверен, что летать для тебя безопасно.

– Серьезно? – в мое ухо врезается звук ее громкого смеха. Мне приходится на мгновение отстранить телефон от уха. – Нет, мой живот не лопнет, идиот. Есть небольшой шанс образования тромба из-за высоты и другие незначительные вещи, но это вряд ли произойдет. Мне нельзя употреблять соль и надо стараться пить много воды и вставать, чтобы прогуляться по салону раз или два. Это все. Я уже обсуждала это со своим доктором, и она сказала, что нет абсолютно никаких причин для беспокойства. Это не навредит мне или ребенку. До сих пор во время беременности я чувствовала себя прекрасно.

Меня успокаивает то, что она спросила своего врача, хотя мысль о том, что у нее может возникнуть сгусток крови во время беременности, пугает. Я знаю, что она не стала бы рисковать жизнью своего ребенка, чтобы просто навестить меня. Я позволяю принять мысль, что скоро увижу ее.

– Скажи, когда и где, и я буду там. Разве что не в эти выходные, мне нужно будет отправиться в Тампу.

– Тампа! – визжит она. – Мне завидно. Я тоже хочу увидеть Тампу.

– Там слишком жарко в это время года.

– Единственное место, где действительно жарко – это Ад. Даже если так, веселье там того стоит. Ты просто нытик.

– А ты чересчур оптимистична.

– Ты идиот, – слышится ее невозмутимый тон. Наш стеб заставляет скучать по ней еще больше. Ненавижу быть вдалеке от моей сестры – единственной постоянной вещи в моей жизни. – Ну, я только что подъехала к дому, так что оставляю тебя и дальше занудничать. Позвоню завтра и скажу все детали и время.

– Звучит шикарно, Эм. Поцелуй ребенка от меня.

– Сейчас это совершенно невозможно, но Себастьян может попытаться.

С небольшим смешком я прощаюсь и вешаю трубку, а потом бросаю взгляд на свою пустую квартиру. Не прошло и недели, как я видел Бренну, но мне хочется навестить ее. Ее глупые правила не делают ничего, кроме как сводят меня с ума, блокируя все остальные мысли.

Может, мне нужно что-то придумать? Причину, позволившую мне подняться и поздороваться. Может, следует сказать, что мне нужен сахар? Ох, нет, я не могу сделать этого, потому что уже гипотетически сказал ей, что однажды могу обратиться за этим. Может, мне следует сказать, что нужно мыло для стирки? Дерьмо, я даже не знаю, как стирать. Когда-то это делала моя мама, а после ее смерти это делала Эмили. Думаю, вы скажите, что я избалован.

И в этот момент я почти вижу, как над головой загорается лампочка. Я могу попросить ее постирать мои вещи. Подождите, это наглость. Я не могу сделать это. Я могу попросить ее показать мне, как это делается. Технически это же не выходит за рамки, верно?

Зайдя в комнату, я беру небольшую корзину для белья. Она неполная. Я снимаю одежду, в которой был на работе, бросаю ее в корзину и, оставшись в одних плавках, осматриваюсь в поисках более удобного прикида.

Мне следовало бы сказать, что я случайно нашел свои треники, но, если честно, пришлось перерыть три коробки, чтобы найти их. Я бы не стал нарочно надевать их, особенно в девятнадцать градусов, но это все-таки день стирки, день случайной стирки и, если быть уж до конца откровенным, такие штаны делают мой член гораздо менее заметным, чем любые джинсы.

Пока оставляю белье здесь на случай, если Бренны нет дома, и направляюсь к лифту. У меня не должно быть таких чувств при мысли о встречи с ней. Поездка до шестого этажа кажется мне вечностью, и все это время я чувствую себя настоящей школьницей, желая увидеть лицо Бренны.

Какой же я жалкий!

Двери лифта раскрываются, и я клянусь, что холл выглядит в два раза длиннее, чем обычно. Я подхожу к ее двери и стучу, жду... и жду... и жду еще немного. Я стучу еще три раза и понимаю, что ее либо нет дома, либо она игнорирует меня. Так что я направляюсь обратно по коридору, разочарованный тем, что так и не увидел ее.

Должно быть, лифт кто-то вызвал, потому что понадобилось какое-то время, чтобы он снова поднялся на этаж. Когда его двери открываются, я не могу в него зайти. Я прирастаю к месту. Сначала я готов прыгать от радости, когда вижу длинные черные волосы, обрамляющие ее прекрасное лицо. Не говоря уже об этих светлых, зеленых глазах, которые являются мне каждый раз, когда я закрываю свои. Но в тот момент, когда я вижу ее лицо, все во мне закипает от злобы и ярости.

Глава 9

Бренна

– У тебя новый клиент! – Кэнди, кажется, слишком взволнована новостями.

Хотя, нужно признать, я рада слышать о том, что бизнес не особо пострадал.

Я беспокоилась о том, что потеряла старых клиентов, о чем Кэнди объявила нам на прошлой неделе. Но что еще более ужасало, так это то, что, помимо Уинстона, я не получала никаких новых.

– Господи, спасибо, – говорю я, кладя свою сумочку.

Я должна сделать сегодня бразильскую эпиляцию, и Кэнди предлагает пойти со мной, так что мы можем поговорить о бизнесе.

– И когда я с ним встречусь?

– Через пару часов. Ты должна подписать договор до того, как встретишься с ним.

Это значит, что он либо политик, либо известен, либо слишком самонадеян.

– У тебя есть бланки?

– Да, они в машине.

Кэнди ложится обратно на стол, пока мы ждем косметолога, и накрывает себя большой голубой тканевой салфеткой. Я обнажаюсь снизу до талии и ложусь на соседний стол. Смотрю на Кэнди, когда мы обе прикрыты и готовы:

– Кто он?

– Мистер Бельведер.

– Как... отель «Бельведер»?

– Именно.

Дверь открывается, и входят две женщины. Это косметологи для каждой из нас. Они садятся у наших ног, подготавливают воск и все остальные инструменты. Мы не можем говорить о работе при посторонних, так что не теряем времени и стараемся расслабиться, насколько это возможно перед пытками, что нас ожидают.

Поскольку мы обе постоянные клиентки, нас не спрашивают о процессе, как это было в первый раз. Вместо этого я просто лежу на спине и слушаю, как разъединяют восковые полоски. Я стискиваю свои зубы, потому что неважно, сколько раз мне делали такую эпиляцию – боль меньше не становится.

После завершения процедуры и ее оплаты я встречаюсь с Кэнди снаружи в ее «РенджРовере». Она открывает бардачок и достает оттуда разные бумаги, вручая мне папку, содержащую контракт и документы о неразглашении. Листая ее, я понимаю, что мой клиент относится типу парней – любителей бондажа.

– Ну не знаю, Кэнди. Связывание?

– Я сказала, что это не твое, но Хани сейчас недоступна.

Мы обе знаем, что остальные девочки не клюнут на это. Это может выглядеть как веселье и игра в порно, звучать эротично в «Пятидесяти Оттенках» (прим. переводчика: имеется в виду эротический роман Э.Л. Джеймс «50 оттенков серого»), но связывание – не так просто, как кажется. Особенно с незнакомцем.

Вздохнув, я откидываюсь на сиденье и пытаюсь решить, стоит ли это того? Вполне возможно, что он мультимиллиардер. А также женат и имеет троих детей. Он многое поставит на карту, если пересечет черту.

– Прекрасно, – говорю я спустя мгновение, – он планирует стать постоянным клиентом?

– Я пока не уверена, – она жмется. Кэнди хочет, чтобы он им стал – из-за денег, я уверена, – он сказал, это зависит от того, как ты удовлетворишь его. Он хочет встретиться в своем отеле в Дестине (прим. переводчика: город в штате Флорида). Ты должна одеться подобающе, не в плане девушки из эскорта. Подойдет что-то более бизнес-кэжуал. На стойке скажешь, что твое имя Сьюзан, и ты из компании. Тебя проводят в его кабинет, а потом оттуда прямо к нему. Он обязан заплатить одиннадцать тысяч вперед.

– Погоди, – прерываю я ее, – одиннадцать? Но это...

– Знаю, – говорит она, – наибольшая сумма, что ты когда-либо получала. Черт, я же всего дважды ее завысила.

Даже если он и любитель связываний, я с радостью сделаю это ради такой суммы денег.

– Здесь все условия и оговорки. Прочитай их, прежде чем встретиться с ним. Поняла?

– Абсолютно, – я кладу листы на колени и быстро достаю нужные, сначала подписывая его экземпляры контракта и договора о неразглашении, а потом наши, прежде чем отдать их обратно Кэнди.

Она читает их, а потом снова засовывает в свой бардачок:

– Позвони, когда закончишь.

– Обязательно. Спасибо, Кэнди.

Покинув ее автомобиль, я машу Кэнди и направляюсь к своему. Погода сегодня ужасно жаркая, и я рада, что моя машина без крыши – серебристая BMW-6, полностью оплаченная. Я направляюсь домой, наслаждаясь ветром, играющим в моих волосах.

Прочитав о мистере Бельведере, я не должна удивляться тому, что буду полностью в его власти. В конце концов, он платит одиннадцать тысяч за один час со мной. Хотя его запросы и странные. Никаких стрингов, кружевных бюстгальтеров, ничего красного, каблуки не менее четырех дюймов (прим. переводчика: примерно 10 с небольшим сантиметров), волосы должны быть распущены и слегка завиты, никакого необычного пирсинга. Список все не заканчивается и не заканчивается, но у меня есть четыре часа, прежде чем я должна уехать, и это позволяет мне дважды пройтись по каждому пункту и понять, что я ему не подхожу.

Я раньше видела его в журналах, в основном с семьей. Он не выглядит как плохой человек, и он достаточно молод для того, что имеет. Возможно, ему около сорока пяти. Он ниже остальных среднестатистических мужчин, и я могу предположить по его животу, что он любитель пива. Не могу представить, что с ним будет все слишком уж плохо, даже боясь некоторых возможностей.

Дестин в часе езды отсюда, иногда больше из-за пробок, так что у меня достаточно времени. Я не поднимаю крышу автомобиля, чтобы не испортить прическу, но мне нужно взбодриться, так что я подключаю свой айпод к адаптеру, выбираю лучший плейлист и слушаю музыку через колонки. Это скрашивает дорогу туда, поэтому я фокусирую свое внимание на других вещах. Мои мысли пробегаются по путанице с Эверетом, спором с Хиллари и медленным продвижением работы. Я рада, что могу подпевать старой доброй Кристине Агилера и другой веселой поп-музыке.

Я добираюсь до отеля за несколько минут до назначенного времени. Проверив в зеркале макияж и поправив помаду, хватаюсь за кошелек и телефон, а потом направляюсь в помещение. Администратор – тощая блондинка, которая даже не улыбается, когда я подхожу.

– Сколько? – спрашивает она.

– На самом деле, я ищу мистера Бельведера.

Ее глаза бегло осматривают меня сверху вниз, она довольна ответом. Возможно, ей повезло, что я не из корпоративных, потому что я могу гарантировать – никто с таким отношением не стал бы работать на меня.

– И вы?..

– Сьюзан. Я из компании.

Она немного расширяет свои глаза, вероятно, в ее голове появляется та же мысль, что и у меня мгновение назад – «ей не следует здесь работать». Хотя она и не извиняется, что очень раздражает. Я должна привыкнуть к высокомерию и косым взглядам, когда заселяюсь в отель, в основном потому, что популярна в некоторых из них. Персонал знает, зачем я здесь, но что-то в этой девушке меня смущает.

Девушка снимает трубку и просит кого-то по имени Карлос прийти к столу регистрации.

– Один момент, – говорит она мне перед тем, как уйти.

Возможно, она знает, что я на самом деле не из компании. Возможно, я что-то напутала.

– Сьюзан?

Я поворачиваюсь на голос. Старик, который, скорее всего, уже должен быть на пенсии, стоит рядом со мной и улыбается.

– Да, это я.

– Для меня удовольствие встретиться с вами, – он протягивает мне свою руку для рукопожатия.

– Взаимно.

– Следуйте за мной, и мы пройдем в кабинет к мистеру Бельведеру.

Я иду сзади Карлоса через вестибюль мимо лифтов прямо к деревянным французским дверям. Он дважды стучит, прежде чем открыть дверь и отступить в сторону.

– Спасибо, – говорю я ему.

Кивнув головой, он поворачивается и уходит.

– Закрой дверь, – доносится до меня приказ.

Я делаю, что мне сказано. Обернувшись, я вижу мистера Бельведера, одетого в дорогой черный костюм. Он останавливает взгляд на моей одежде:

– Ты красивее, чем на фотографии.

И хотя я не вижу и намека на улыбку, принимаю это за комплимент.

– Спасибо, – отвечаю я.

Подойдя ближе, он продолжает разглядывать меня сверху вниз, пытаясь убедиться, что я соответствую его стандартам. Его пальцы пробегают по моей заднице, а потом он заставляет меня развернуться.

– Я не могу пригласить тебя в одну из моих комнат. Там везде камеры, и кто-то может увидеть. Я также не могу встречаться с тобой в других отелях, потому что люди меня узнают. Нам нужно делать это в моем офисе.

– Для меня это приемлемо.

Он подходит к своему столу и открывает ящик, вытаскивая конверт.

– Это твое. Можешь пересчитать, если хочешь, – он швыряет его на стол и ждет.

Я подхожу, беру конверт и открываю его. Он забит стодолларовыми купюрами. Я прячу его в свою сумочку и оставляю ее на столе.

– Софа, – указывает он.

Не уверена, хочет ли он, чтобы я легла на нее, так что я сажусь и скрещиваю свои ноги, но он требует большего. Уверена, он из тех людей, кому нужен полный контроль. Это я выяснила, когда читала его список.

Открыв другой ящик своего стола, мужчина достает оттуда несколько игрушек, включая плетку и изоленту. Мои ладони потеют, зная, что, скорее всего, будет больно, но это стоит каждого цента в моем кошельке.

– Нравится быть связанной? – спрашивает мистер Бельведер, разглядывая меня и удерживая какой-то странный предмет в своей руке.

До этого момента я не позволяла использовать на себе чужие игрушки. Конечно, каждый клиент, с которым я трахаюсь, должен быть проверен на различные отклонения, так что я знаю – он чист, но мне неизвестно, использовались ли эти игрушки на ком-нибудь другом. Всем, кто подписывал договор с Кэнди, говорили об этом. Но по какой-то причине, когда я вижу, как он вытаскивает все эти вещи, меня терзают сомнения, что он не слишком заботится о правилах и инструкциях.

Мой живот скручивает при мысли о том, что произойдет. У меня странное чувство, как будто должно произойти то, чего я не ожидаю. Интуиция подсказывает, что деньги могут не стоить этого. Наверно, сейчас уже поздно отказываться. Я должна быть терпеливой ради Кэнди. Я и раньше ошибалась в людях, мистер Бельведер не стал исключением.

Я пожимаю плечами, поигрывая с ним:

– Пробовала парочку вещей.

– И какая твоя любимая? – спрашивает он, вставая и подходя ко мне с изолентой в руках.

Когда дело доходит до таких вопросов, часть моей работы – думать быстро. Несмотря на то, что мне страшно, я говорю:

– В целом, мне нравятся ролевые игры, люблю ожидать того, что грядет. Если же ты спрашиваешь о подчинении, то мне нравится получать приказы от моего... мастера.

Я стараюсь сказать слово «мастер» как можно мягче, чтобы он знал, что я буду покорной.

Кажется, это работает, потому что я вижу, как мужчина облизывает свою губу.

– Разденься для меня. И сделай это медленно. По-настоящему медленно.

Встав перед ним, я снимаю свои вещи по одной, надеясь, что для него это достаточно медленно. И когда приходит время снять нижнее белье, он стонет.

– Станцуй для меня, – просит он.

Ради таких ситуаций я брала уроки стриптиза вместе с Моной. Мои движения не очень согласованы, но я стараюсь. В любом случае, не думаю, что его сильно уж заботят танцевальные движения, он просто хочет смотреть на мое покачивающееся напротив него тело.

Он почти пугает меня, когда громко приказывает:

– Встань на свои гребаные колени, шлюха.

Я делаю, что велено. Он стоит прямо передо мной, освободившись от своих трусов и брюк, оставив их болтаться на лодыжках.

– А сейчас соси мой член. Я хочу, чтобы ты держала свои руки на моей заднице. Тебе нельзя останавливаться до тех пор, пока я тебе не прикажу. Ты поняла меня?

– Да, сэр, – отвечаю я.

Когда мой рот начинает ласкать его совсем невнушительный член, он сжимает мои волосы и в основном сам делает мою работу. Из его стонущего рта временами вырываются оскорбительные слова, такие как «шлюха», «сучка». Он даже называет меня грязной пи*дой. Не знаю, сколько проходит времени, наверняка больше, чем я ожидала, но Бельведер начинает проталкивать свой член еще дальше в мою глотку, и если бы он был больше, я бы наверняка подавилась.

– Я собираюсь кончить в твой рот, драная сука, но тебе лучше не глотать. Ты меня слышишь?

Я киваю ему, неспособная ответить другим способом. Это уже перебор, но я думаю о тех деньгах, что лежат на его столе, и понимаю, что смогу сделать то, что он просит. Ну, в данном случае, приказывает.

Мужчина слишком крепко сжимает мои волосы, я чувствую сильную боль и невольно стискиваю зубы. И это заставляет меня случайно провести зубами по его эрекции. Он опускает свою руку вниз и сильно ударяет меня по лбу, заставляя упасть обратно на пол. Клиент смотрит на меня, возмущенный моим поступком. Я незамедлительно начинаю извиняться:

– Извините, мистер Бельведер. Я не хотела.

– Ты, бл*дь, смеешься надо мной? – шипит он сквозь зубы, – ты, мать твою, шлюха, тебе нужно знать, как сосать гребаный член.

– Я знаю. Я сделаю это для вас, – я знаю, что это может стоить Кэнди клиента, а возможно, и моих денег, что он заплатил.

Мужчина скалится, наслаждаясь моей мольбой.

– Да? – его голос глубокий, не потерявший своего требовательного тона, – встань на четвереньки, прямо сейчас.

Быстро развернувшись, я встаю так, как он приказал.

– Не двигайся! – кричит он.

Я не двигаюсь и не говорю ни слова. Он смотрит на меня пару минут, а потом очень сильно стягивает мои ноги изолентой. Затем я чувствую что-то вроде веревки на своих бедрах, но не смотрю. Мои мысли подтверждаются, когда он опускается на колени рядом со мной и оборачивает веревку вокруг моих запястий, тем самым связав их с ногами. Из-за этой ситуации я не чувствую себя хорошо, особенно после того, как он был так неосторожен с моими волосами, но он не бьет меня, так что я молчу. Он отрывает еще один кусок изоленты, заклеивая им мой рот. Ненавижу, что меня оставили без стоп-слова, которое должно было быть обязательным условием для нас обоих.

Рот мистера Бельведера приближается к моему уху:

– Я накажу тебя, – обещает он, и я понимаю, что мне не будет приятно.

Я плотно закрываю свои глаза, жалея, что не отказалась от этого клиента. Может быть, деньги этого не стоят. Конечно, не стоят, если он собирается быть таким жестоким. Но мне кажется, что прошло уже полчаса, а это значит, что я на половине пути, чтобы выйти за дверь вместе с деньгами, которые буду тратить несколько месяцев, и никогда не вернуться обратно.

Вздохнув через нос, я успокаиваю себя. «Ты можешь это сделать», – говорю я себе.

Не проходит и минуты, как он встает на колени позади меня. Он играет со мной немного, и это заставляет не бояться его прикосновений. Потом он толкает что-то в меня – что-то определенно непохожее на его член. Он груб... Очень груб.

Это больно.

Я сжимаю свои зубы, зажмуривая глаза еще крепче, и делаю лучшее, что могу – фокусирую свое внимание на чем угодно, кроме того, что происходит сейчас, кроме... Я не могу. Не могу сфокусироваться ни на чем. Это слишком больно!

Спустя несколько мгновений я чувствую, как что-то течет по моей ноге, и я почти уверена, что у меня идет кровь. Бельведер не замедляется и не ослабляет хватку, и я боюсь, что если попытаюсь прекратить это, то пожалею. И только по этой причине остаюсь неподвижной.

Он поднимается и отходит. Я использую эту возможность, чтобы сделать несколько глубоких вздохов через нос, но мне все сложнее и сложнее дышать. Я ничего не понимаю, пока несколько слезинок не начинают капать из моих глаз, из носа бежит, и мне начинает казаться, что я сейчас потеряю сознание.

И когда мужчина снова пристраивается сзади меня, я чувствую удар по своей коже. Он сильно бьет меня по бедру. Эта боль гораздо сильнее любой, что я когда-либо чувствовала. Через секунду я снова чувствую удар хлыстом по коже. Я не могу молчать. Крик вырывается из меня, но из-за клейкой ленты это больше похоже на вибрацию.

– Ох, тебе нравится? – спрашивает он.

Тот факт, что он думает, что я наслаждаюсь всем этим, делает его в моих глазах полоумным. На самом деле, он очень близок к определению «социопат».

Снова удар, на этот раз в то же место, что заставляет кожу гореть. Я поворачиваюсь телом в другую сторону, извиваясь, как только можно, не желая получить удар снова. Начинаю вертеть головой, надеясь, что он увидит, что я не могу больше терпеть. Я не могу. Это против наших правил. Он должен остановиться, когда я ему скажу, но, судя по тому, как он на меня смотрит, ему плевать.

Я не могу описать выражение его лица, это что-то среднее между полной злостью и ярым возбуждением. Мужчина делает шаг вперед, возвышаясь надо мной. Я не чувствовала себя такой потерянной и запутавшейся с того дня, как нашла своих родителей мертвыми в их спальне несколько лет назад. Маленькая девочка внутри меня когтями пытается вырыть путь наружу, умоляя, чтобы все это закончилось. Но он этого не видит или ему все равно.

То, что происходит дальше, причиняет боли намного больше, чем я готова принять...

Я ухожу из отеля все в ушибах и порезах. На час позднее, чем должна была. Деньги этого не стоят. На самом деле, я бы заплатила эти самые деньги, чтобы ничего подобного больше не произошло со мной или кем-либо еще в этом мире.

Когда он дает мне разрешение уйти, то предупреждает: если я посмею кому-то сказать о нем, то это произойдет снова... и не один раз.

Тихо выскользнув из дверей, я направляюсь к машине, спрятав свое лицо и стараясь изо всех сил не хромать. Я чувствую, что он наблюдает за мной. Он ждет, чтобы я все испортила прежде, чем выйду с его территории. Я не даю ему такого удовольствия.

Тяжелые слезы текут по моим щекам всю дорогу домой. Я еду быстрее дозволенного, но приходится останавливаться несколько раз, потому что мои глаза застилает пелена, и я не могу видеть дорогу перед собой. В один момент со мной случается паническая атака. Когда я подъезжаю к зданию дома, то вижу грузовик Эверета. Последнее, что мне нужно – чтобы он увидел меня в таком состоянии.

Опустив козырек с зеркалом, я осматриваю себя. Под глазами синяки, губы немного припухли, но ни одна красная помада не может скрыть это. Зеленые и желтые синяки расползаются по всей шее, поэтому я лезу в сумочку, чтобы достать консилер, и пытаюсь скрыть весь этот ужас. Потом накидываю на себя шелковый шарф и надеваю солнцезащитные очки. Теперь я буду ощущать себя немного уверенней, если столкнусь с ним. Но все равно несколько раз молюсь про себя, чтобы Эверет меня не увидел.

И только когда захожу в лифт, чувствую, что свободна от неожиданной встречи с ним. Я снимаю очки и кладу их в свою сумочку. Мой телефон вибрирует в кармане. На его экране высвечивается имя Кэнди. Я думаю, что должна сделать в данной ситуации. Знаю, что должна сказать о случившемся, но страх того, что может (а возможно и случится) со мной, если я настучу на Бельведера, парализует меня.

Слышится звонок лифта, двери открываются, и я оглядываюсь, готовая выйти отсюда, и вижу последнюю вещь, или скорее человека, которого ожидала увидеть.

Улыбка Эверета сразу исчезает, и я наблюдаю, как его лицо искажается яростью:

– Что... за... черт!

Я стараюсь верить, что он может видеть только мои глаза и, возможно, губы. Синяки на моей шее прикрыты, а сам он не смотрит на мои ноги. Я смыла кровь средством для снятия макияжа, а порезы на бедре скрыты тканью платья.

Я смотрю на него, не зная, что мне сказать или сделать.

– Хай, – говорю я, играя так хорошо, как только могу, с моих губ срывается грустная ухмылка, – упала сегодня после работы. Досталось от экскаватора, – закатив глаза, я указываю на один из них, зная, что он увидел отеки и синяки. – Чертов камень попал мне прямо в глаз. Я думала, он вывалится из глазницы, я не шучу, но сейчас все хорошо. Чувствую себя намного лучше. Правда, этот видок не исправят ни ибупрофен (прим. переводчика: лекарственное средство), ни очки, ни два бокала вина, которые я сейчас выпью.

Я выхожу из лифта, останавливаясь напротив Эверета, и жду, что он скажет что-то в ответ. Он этого не делает. Как бы то ни было, мужчина следует за мной до двери. Я закрываю глаза, когда достаю ключи из своей сумочки, в надежде, что он поймет намек и уйдет. Повернувшись к нему еще раз, спрашиваю:

– Тебе что-то нужно?

– Кто сделал это с тобой, Бренна?

– Никто. Я же сказала, что упала.

– Я спрашиваю снова – кто сделал это с тобой?

– Никто, – быстро встаю в оборонительную позицию.

Возможно, даже слегка испугавшись. Не Эверета, а ситуации в целом.

Резко выдохнув, он сжимает руки в кулаки. Я вижу, что он пытается успокоиться, поэтому не могу сказать, что случилось и с кем. Даже намекнуть. Мне нужно смириться с этими побоями, потому что, если я расскажу хоть о малой доли того, что случилось, мне придется рассказать остальное, а я не могу этого сделать.

– Эверет, – говорю я с терпением, надеясь, что доброта в голосе заставит его поверить мне, – я упала. Честно. На мне туфли с почти пятидюймовыми (прим. переводчика: 5 дюймов = 12,7 см) каблуками, к чему я совсем не привыкла, я копалась в телефоне и ни на что другое не обращала внимания. Я поскользнулась, пыталась ухватиться за машину, чтобы не упасть, но упала. Было очень больно, я даже немного поплакала, а затем моя подруга Джиана подняла меня и отряхнула, мы посмеялись над этим. А сейчас я собираюсь сидеть дома и отмокать в ванне с солью. Я в порядке, честно, – каждое слово тихое, искреннее и... полный бред, но, кажется, он верит мне. По крайней мере, притворяется, что верит.

Я вижу, как он сводит свои зубы. Эверет смотрит на меня, на мгновение уставившись на мое лицо, а потом медленно скользит взглядом по моему телу. Мне некомфортно. Возможно, он мне не верит. Не знаю, что еще сказать, но точно не правду.

Эверет прижимается рукой в моей щеке. Его ладонь невесомая, немного дрожит от волнения и очень теплая, и это меня успокаивает. Не часто мне доводится ощущать такие нежные прикосновения.

– Я не знаю, что сказать, – по его голосу понятно, что он мне не верит. Я сдерживаю панику, понимая, что должна доказать свою правоту. – Бренна, ты можешь быть честна со мной, – молит он. – Я и раньше сталкивался с подобными ситуациями. Если тебя кто-то обидел или навредил, пожалуйста, скажи мне. Я окажу тебе помощь, в которой ты нуждаешься. Мы можем пойти в полицейский участок и...

– Стоп, – прерываю я его, – остановись сейчас же. Во-первых, спасибо. Я ценю, что ты стараешься, правда, – уверена, поспешность, с которой я говорю, не заставляет меня звучать благодарной, но так и есть. Я благодарна ему. – Но копы меня не спасут. Им наплевать на помощь людям, это всего лишь маска. Они хотят признания, денег и чтобы за это их оставили в покое. Плюс, если бы тут был насильственный подтекст, хоть это и не так, что они сделают? Я могу тебе сказать – абсолютно ничего! Вот что! В любом случае, я в порядке, точнее, была в порядке, пока ты не начал наезжать на меня.

Эверет в отчаянии качает головой. И все это доказывает, что он понятия не имеет, что творится в реальном мире.

– Ты шутишь? – он поднимает на меня голос. – Ты думаешь, что копы не помогут тебе, если ты подверглась насилию?

– Не-а.

– Как ты можешь так думать, Бренна?

– А это важно?

– На самом деле, да. Мне противно, что ты так думаешь. Они существуют для того, чтобы защищать людей.

Ничего не могу поделать, и на моем лице появляется оскал:

– Эм, нет.

– Да, – продолжает он спорить.

– Так кто ты... коп?

– Нет, я просто говорю, что...

– Что ты понятия ни о чем не имеешь, – добавляю я, – я в порядке. И не собираюсь повторять тебе это.

– Я просто стараюсь помочь, – умоляет мужчина.

К сожалению, на данный момент с меня его помощи достаточно. Всунув ключ в замок, я быстро вдыхаю, держа в себе все, что хочу сказать. Знаю, что если скажу все, что думаю, то, вероятно, нашей дружбе придет конец. И хотя мы знаем друг друга всего ничего, я не хочу потерять его.

– Я в порядке, Эверет. Спасибо, что думаешь обо мне, но я скажу снова – я просто упала, все в порядке.

Не смотря на него, я захожу в квартиру. Но когда пытаюсь закрыть дверь, Эверет преграждает мне путь.

– Что ты делаешь? – шиплю я.

Он закрывает за собой дверь и пристально смотрит на меня. Его холодные серые глаза излучают гнев, и я понимаю, что он не успокоится.

– Я не оставлю это просто так. Ты холодная. Построила эти стены вокруг себя. Ты осторожна во всем, что ты делаешь и что говоришь. Ты отказываешься обсуждать свое прошлое. Не думаю, что у тебя есть друзья. И это нормально, у тебя есть на это полное право. Но когда ты появляешься с подбитым глазом, огромной царапиной на лице и кровью в волосах, и, кто знает, что ты еще там прячешь под своей одеждой… И не смей говорить мне, мать твою, что ты упала! – его голос, наполненный гневом и досадой, поднимается все выше и выше

– Уходи, – у меня нет других слов.

Он ставит меня в тупик. Эверет слишком многое замечает во мне, и я злюсь на себя за это. Не говоря уже о том, что, как оказалась, я скрыла следы, оставленные на мне этим ублюдком, Бельведером, хуже, чем думала.

И когда он не уходит, мой голос поднимается до визга:

– Ты должен уйти!

Качая головой, Эверет поднимает свои руки ладонями ко мне. Таким образом он показывает, что не причинит мне вреда, я понимаю это, но не собираюсь просто сидеть и принимать что-то подобное. У него нет никаких причин, чтобы копаться в том, что произошло со мной как сейчас, так и в моем прошлом.

– Прекрасно, – говорит он секунду спустя, – прекрасно, Бренна. Я пытался помочь, но... – мужчина еще сильнее качает своей головой, направляясь к двери. – Ты знаешь, что... Ты можешь отталкивать меня, если хочешь. Можешь обороняться и злиться. Все, что хочешь. Меня переполняет злость, но... если тебе нужна помощь, защита от того, кто сделал это с тобой, ты знаешь, где я живу.

С этими словами он закрывает дверь, захлопывает на самом деле. И то, что его голос наполнен искренностью, заставляет меня вздрогнуть при звуке агрессивного стука двери. Возможно, я уничтожаю даже крохотный шанс на нашу дружбу, но я также спасаю его от мучения быть моим другом. Он пока не понимает, а может и никогда не поймет, что я делаю ему одолжение.

После нескольких минут бессмысленного рассматривания двери, когда крохотная часть меня начинает умолять его вернуться и обнять меня, потому что только так я почувствую себя в безопасности, понимаю, насколько жалко мое существование. Мне не нужен парень, чтобы чувствовать себя в безопасности. Ни Эверет, ни кто-либо еще. Но, тем не менее, мне нужен друг.

Зайдя на кухню, я полностью избавляюсь от своей одежды, нижнего белья и всего остального. Все это направляется в мусорку. Мои туфли на каблуках просто шикарны. За них я заплатила больше, чем за всю остальную обувь, но я не смогу больше смотреть на них, как раньше, поэтому они тоже отправляются в помойку. Я достаю мусорный пакет, завязываю его и бросаю в дверь. Злость и агрессия душат меня. Я чувствую, что теряю контроль.

Порывшись в кухонном шкафу, я достаю бокал и иду к винной полке, чтобы достать самую дорогую бутылку, что у меня есть. Но прежде чем ухватиться за нее, говорю себе, что сейчас не время для расслабления и распития вина. Это время для того, чтобы чертовски сильно набраться и забыть, кто я. По крайней мере, на пару часов.

Наклонившись, я достаю с полки бутылку «Грей Гус» (прим. переводчика: водка) и открываю ее, чтобы сделать приличный глоток. Водка обжигает горло, но это не останавливает меня от того, чтобы сделать еще несколько глотков.

Пройдя через всю квартиру в ванную, я включаю душ и вступаю под каскад горячей воды, желая смыть с себя всю грязь сегодняшнего дня. Слишком много мест на теле, которые просто горят, и вода, окрашенная в розовый цвет, бежит прямо в слив. Я думала, что обжигающая вода принесет мне немного покоя хоть на несколько секунд, но вместо этого я только сильнее чувствую, как совесть грызет меня изнутри. Сжимаю ладонь в кулак и бью костяшками пальцев по каменной стене. Они не кровоточат, на них нет ни трещинки, что еще больше выводит меня из себя, поэтому я бью снова. И в третий раз. Мой средний палец уже начинает опухать.

Но сейчас это неважно, потому что все мое тело, и внутри и снаружи, ужасно болит.

Я не брежу своей работой, но она мне определенно нравится. У нее невероятно много преимуществ. Но также есть моменты, когда она кажется мне реально хреновой, и я задаюсь вопросом, а не лучше ли мне найти настоящую работу? А затем вспоминаю, что эта работа значит для меня. Секс, деньги, знаменитости, секреты, развлечения и, что более важно, все это совершенно без обязательств... всегда. Но никогда я еще не доходила до той точки, когда не была уверена в своей способности выйти из комнаты.

Я больше никогда не хочу попасть в такое затруднительное положение.

Впредь я больше не буду позволять кому-либо снимать себя, помимо моих постоянных клиентов. Я буду защищать себя. Знаю, Кэнди сразу же все поймет, когда я расскажу ей.

Кэнди, дерьмо. Мне нужно поговорить с ней.

Выключив душ, я вылезаю и оборачиваю одно полотенце вокруг себя, а другим обматываю волосы. Отскакиваю от зеркала, как от огня. Мое отражение – последнее, что я хочу видеть прямо сейчас.

Мой телефон в сумочке, и когда я вынимаю его, то вижу три пропущенных вызова и два сообщения. Все от Кэнди. Иногда она может вести себя хуже, чем мамочка-наседка. Я нажимаю на кнопку «перезвонить».

– О, господи, ты заставила меня волноваться, – говорит она вместо приветствия.

– Я дома, со мной все в порядке, – отвечаю я.

Закрывая глаза, задаюсь вопросом, стоит ли мне рассказать о том, что случилось, сейчас, или немного подождать.

Затем она спрашивает:

– Как все прошло? Он хочет стать постоянным клиентом?

Ненавижу то, что ее голос полон надежды. Я бы даже сказала, радости. И именно поэтому мне так сложно ответить на ее вопрос:

– Я не могу с ним больше видеться. Ни одна из девочек не может.

Безмолвие, повисшее между нами, длится секунд тридцать, которые кажутся мне вечностью из-за моих расшатанных этой ситуацией нервов. Не хочу говорить вслух о том, что случилось, но нет смысла что-либо скрывать.

– Что случилось?

– Он... Он... м...

– Бренна, ради бога, ты должна рассказать мне, что случилось. Ты в порядке?

– Все отлично, – быстро рассеиваю ее беспокойства. Но только для того, чтобы добавить новые. – Он был груб со мной. Слишком груб. Я собираюсь взять отгул на какое-то время, и ты должна отменить все встречи с моими клиентами на две недели. После этого, думаю, я буду спать только с моими постоянными клиентами, а для остальных могу предоставить только услуги спутницы, – мои глаза все еще закрыты. Я кусаю свою губу, боясь того, как она может отреагировать.

Когда женщина начинает говорить, я могу поклясться, что обилие эмоций буквально душит ее:

– Детка, тебе нужно посетить врача? Может, стоит провериться? Что он сделал? Мне прийти к тебе?

– Я в порядке, все прекрасно, Кэнди, – я не хочу, чтобы она примчалась сюда и из-за этого разрушила свой бизнес. Я большая девочка и я вполне могу себя защитить. Это доказано последним десятилетием моей жизни. – Серьезно. Вычеркни его, как клиента, и я буду работать. Спасибо, что думаешь обо мне.

Следует еще одна пауза, после которой она говорит:

– Как скажешь. Я доверяю тебе, Брен. Я люблю тебя, как родную дочь, ты же знаешь.

– Знаю и очень тебе благодарна.

– Хорошо, милая. Я напишу тебе завтра, – задор в ее голосе исчезает.

И из-за этого я даже начинаю ощущать себя виноватой. Как будто это моя вина. Но потом стараюсь не думать об этом.

– Хорошей ночи, – мы завершаем разговор, и тогда я возвращаюсь к «Грей Гус», беря бутылку и направляясь в спальню.

***

Прошло три дня с того инцидента. Уже три дня как я зализываю свои раны, а мой глаз выглядит еще ужаснее, чем был до этого. А шея и того хуже. Все синяки окрасились в отвратительный зелено-желтый цвет с фиолетово-синими оттенками. Я бы не покинула дом по другой причине, но у меня заканчивается спиртное.

Надев легинсы и свободный топик, я оборачиваю вокруг шеи шарф, пытаясь сделать эту конструкцию настолько модной, насколько способна, а затем накладываю на лицо тонну макияжа, распускаю волосы, несмотря на влажную погоду, и завершаю весь образ солнечными очками оверсайз (прим.: очки на пол-лица). Кажется, мне удалось прикрыть все, кроме царапины на руке и небольшой ссадины на губах. Пытаюсь придать им немного блеска, но это делает ссадину еще более заметной, так что я стираю всю помаду.

Положив ключи в сумочку, я открываю дверь, надеясь не наскочить на Эверета.

Я потратила слишком много времени, анализируя всю ситуацию. Одна часть меня ненавидит то, как подло я с ним поступила, а другая говорит, что я сделала все правильно. Для каждого из нас. Одна часть меня хочет пойти и извиниться, а другая, более крупная, кричит: «Ни за что на свете!» Одна часть меня хочет сказать ему, что это сделал со мной случайный парень, когда я проходила мимо, а другая – оставить все, как есть. Я слушаю именно этот голос, несмотря на то, что остальные постоянно отчитывают меня за это. Ничего такого, что не мог бы исправить алкоголь.

Что паршиво, в моем стиле никогда не было напиваться, никогда это не было тем способом, к которому я прибегала, когда чувствовала себя униженно. Вместо этого я использовала секс, и именно так я оказалась там, где я сейчас. И сейчас именно из-за секса я прибегаю к алкоголю. Думаю, сейчас это единственный способ унять боль, по крайней мере, пока шрамы еще свежие.

Я направляюсь в винный магазин и беру бутылку «Патрона» (прим. переводчика: текила), попутно захватывая все, что может мне понадобиться для того, чтобы сделать парочку разных коктейлей. Хорошо, больше, чем парочку. Я также решаю прихватить пачку чипсов, так как в последнее время ем не так много.

Я провела последние несколько дней без душа и тому подобных процедур, но не в это утро. Мне пришлось пройти несколько кругов, в которых я выпивала все больше и больше. Но в них также было место и для обнимашек со Снагли, и для нескольких быстрых разговоров с Кэнди. А помимо этого была огромная куча абсолютно ничего. По крайней мере, ничего того, что я помню.

Уверена, что через несколько дней все придет в норму, по крайней мере, настолько, насколько это вообще возможно после того, как кто-то отобрал последнюю стоящую часть тебя.

Вернувшись в дом, я направляюсь к почтовым ящикам и проверяю их на тот случай, если мне что-нибудь пришло. Уверена, в основном, это счета. Полагаю, что могу брать их спокойно и не прятаться, ведь я не видела грузовика Эверета снаружи. Вытащив почту, я засовываю все конверты в один из пакетов, которые держу в руках, а затем направляюсь в сторону лифта.

Боковым зрением я замечаю Эверета в вестибюле. Его волосы сейчас в таком же беспорядке, как были тогда, когда я в первый раз увидела его. На нем тренажерные шорты и облегающая майка, и я ненавижу себя за то, что хочу увидеть еще больше его тела. Поэтому я быстро заскакиваю в лифт и делаю вид, будто бы вообще его не замечаю. Это легко сделать с мобильником в руке.

Когда я возвращаюсь в свою квартиру, то не выдерживаю. Думаю, это первый раз, когда я бьюсь в истерике и слезах из-за чего-либо. Говорю себе, что это из-за ночи с тем козлом, который так жестоко надругался надо мной, но все мои мысли фокусируются на том, как я обманула Эверета. А это, в свою очередь, напоминает, что мне не с кем поделиться своими переживаниями, потому что незадолго до этого я разрушила свои отношения с Хиллари.

Разместив все свои вещи на столе и включив игрушку, которую подобрала для Снагли, я пролистываю список контактов в поисках номера Хиллари. Честно говоря, меня крайне удивляет то, что она отвечает. И прежде чем все извинения вырвутся наружу, я рыдаю.

– Что с тобой? Я могу приехать к тебе, если нужно, – выпаливает она, оставаясь все той же милой, дорогой подругой, которой всегда была.

Ненавижу себя за то, что была так эгоистична по отношению к ней. Несмотря на все мои усилия и попытки не рассказывать ей правду, все-таки приходится это сделать, избегая имен и слишком подробных деталей. Прямо до того момента, когда я взбесилась на Эверета.

– Я не хочу повторяться, Бренна, но думаю, тебе все-таки нужно уйти из этого бизнеса.

– Я понимаю, почему ты так думаешь, правда, – говорю я ей честно, – но я уже сказала Кэнди, что больше не буду ни с кем помимо моих постоянных клиентов. Я знаю и доверяю им. К тому же, их не так много, но достаточно, чтобы оплатить счета и немного поразвлечься. Но ничего больше, – я не говорю ей, что все еще буду сопровождать людей, куда им потребуется, но не спать с ними. Ей не нужно еще больше волноваться. Я делала это так долго, что нет никаких сомнений в том, что со мной все будет в порядке.

Она фыркает, что отзывается треском в моем ухе:

– Хорошо. Я даже не собираюсь принимать твою точку зрения, но если это произойдет снова, то, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, посмотри на ситуацию в целом. Ничто из этого не стоит твоей жизни.

– Так и сделаю. Обещаю.

– Хорошо. Ну а теперь об этом парне, Эверете, – слышу, как ее голос приободряется, произнося эти слова, – кто он? Почему я прежде о нем не слышала? Ты влюблена в него?

– Нет! – ахаю я. – Совершенно нет. Я едва его знаю. Он живет в одном доме со мной, вот и все.

– Ох, это не все. Почему он ждал тебя у двери в тот день? Ты оттолкнула его так же, как и любого другого, о ком заботишься?

Последние ее слова режут, как нож. Уверена, она не хотела, чтобы это прозвучало так резко, поэтому я позволяю этим словам влететь в одно ухо, а вылететь из другого, оставляя по пути шрам от сказанного.

– Понятия не имею, почему он был здесь. Все, что я знаю – он перешел черту, которую не должен был.

– Какую такую черту?

– Быть... излишне любопытным.

– Имеешь в виду, заботящимся о тебе?

– Нет, любопытным. Все это никак его не касается.

– А если честно, ты можешь себе представить мужчину, который, заметив все эти отметины, не попытался бы докопаться до истины? Это бы сделало его полным мудаком. Он заботился о тебе, Бренн, а ты должна извиниться.

– Не-а.

Подруга вздыхает еще раз, показывая всю ненависть к моей упертости. А я ненавижу то, как чертовски она права, так что думаю, наше чувство по «шкале разочарований» примерно равно.

– Прекрасно, ты победила. Он был не прав в том, что заботился о тебе, что влюбился в тебя и что просто был обеспокоенным человеком. Как ужасно с его стороны.

Ничего не могу с собой поделать и улыбаюсь. Она права, мы обе это знаем, но я никогда не признаю этого вслух. Именно поэтому вступил в силу ее сарказм. Хиллари слишком хорошо меня знает.

– Спасибо, – говорю ей, – это как раз то, что я имела в виду.

Мы говорим еще немного, я спрашиваю ее, как обстоят дела с Тревисом. Я не собираюсь позволять своим мыслям о том, что она поганит свою жизнь этим решением, мешать моему общению с Хиллари, потому что если я и сделала какие-то выводы из этого разговора, так это то, что мы обе несогласны с выбором жизненного пути другой стороны, но все еще можем уважать друг друга, заботиться, и самое главное, оставаться друзьями.

После нашего разговора я чувствую себя в тысячу раз лучше. А особенно меня радуют ее слова о том, что она приедет через несколько недель, чтобы разделить со мной наш традиционный ежемесячный обед.

Кладу телефон на тумбочку и замечаю, как давит на меня тишина в доме. Но мне также известно, что я не могу пойти и позагорать со всеми этими синяками, так что достаю бутылку «Патрона» из сумки. Мне нужно еще несколько дней, прежде чем я буду готова снова вернуться в реальный мир. «Всему своего время», – говорю я себе. Через какое-то время все вернется на круги своя.

Глава 10

Эверет

Этим она никого не обманет. По крайней мере, меня. Бренна почти всегда носит бикини, значит, за всей этой одеждой она скрывает что-то. Наверное, много чего. Множество порезов и синяков, и кто знает, что еще. Я не хочу знать, как много их у нее. Также как не хочу знать, появились ли у нее новые.

Смотрю из окна кухни, возможно, походя на ищейку и наблюдая за тем, как Бренна стелет свое полотенце на песок. Она садится на него, прежде чем вынуть солнцезащитный крем из миниатюрного розового холодильничка, который всегда таскает с собой.

И когда Бренна начинает втирать крем в свою нежную кожу, Эмили толкает меня, вглядываюсь в сторону людей на пляже:

– Ну и кто из них она?

– Кто?

Я не упоминал Бренну или любую другую женщину при своей сестре. Эмили с утра занималась тем, что делала мою квартиру больше похожей на дом. Я пытался возразить, говорил, что могу все обустроить сам, но она настояла и сделала это в свойственной только ей манере. Эмили утверждала, что любит все организовывать и украшать, убирать, готовить, что перед появлением моего племянника над ней берут верх материнские инстинкты. Не было никакой вероятности, что проведя со мной добрых шесть часов, она поняла, что я кем-то увлечен. Я не отвлекался, не упоминал никаких имен и не давал намеков.

Я гляжу на Эмили, а та скалится в мою сторону:

– Ты не единственный детектив в семье. Может, я и школьный учитель, но у меня такая же интуиция, как и у тебя. Кто она? Что ты сделал, чтобы разрушить ваши отношения?

– Кто сказал, что я что-то разрушил?

– Ты, когда на твоем лице появляется этот неприятный сердитый взгляд, когда ты смотришь на... – она снова уставилась в окно. – Здесь не так-то много молодых девушек, так что я предполагаю, что это та, что в розовом.

Я оглядываюсь назад, но мне не нужно проверять, чтобы сказать с уверенностью: «Нет, она не в розовом». Один из предметов одежды Бренны голубой с белыми вертикальными полосками. Ее волосы собраны в пучок на макушке, но несколько прядей выбилось и теперь красиво обрамляют ее лицо. Также на ней очки-авиаторы.

– Так что же случилось? – снова спрашивает Эмили спустя мгновение.

– Ничего, – говорю я, отходя от окна.

Сестра следует за мной прямиком к холодильнику. Я достаю бутылку «Гаторейда» (прим. переводчика: Gatorade – общее название серии изотонических напитков, производимых компанией PepsiCo), и Эмили подходит ко мне. Прежде чем холодильник закрывается, она вытаскивает из него миску с фруктами, купленными ею в магазине, и облокачивается на стойку.

– Не говори «ничего», – она вонзает вилку в кусок арбуза, затем пялится на меня какое-то время в надежде, что я что-то скажу. И прежде чем откусить от арбуза, приподнимает свои брови, – должно быть, все паршиво, раз ты ничего не говоришь.

Я рассказываю Эмили практически все, если дело не касается работы. Подозреваю, что это одна из причин, по которой я ничего не хочу говорить. Хоть Бренна для меня и не одно из заданий, то, что случилось с ней, кажется мне странным, и я не могу посвятить сестру в детали. Поскольку девушки, видимо, никогда не встретятся, особенно, судя по тому, что Бренна, как я понимаю, никогда не заговорит со мной снова. Я сажусь на стул рядом с сестрой и закрываю лицо ладонями.

Повернув голову в сторону Эмили, я вижу, как она съедает несколько кусочков арбуза, пристально глядя на меня. И сейчас со своими коротко подстриженными каштановыми волосами и большими круглыми карими глазами она, как никогда, походит на маму.

– Она живет в этом здании, – признаюсь я. – Мы едва ли были друзьями, даже нигде не тусовались, да и разговаривали не так уж и много, но я всегда и везде наслаждался ее обществом. Что-то в ней притягивает. Она отличается от остальных девушках во всех допустимых смыслах. Трудно не очароваться ее гордостью или яркими зелеными глазами, или тем, как она пытается не улыбаться, когда я говорю с ней. Она так усердно играет, но дело в том, что я не уверен, что она притворяется. Не знаю, – я качаю головой, – мы становились друзьями, и мне это действительно нравилось, я хотел узнать ее лучше, но она меня отшила.

– Что случилось?

– Кое-что.

– А конкретно?

– Кое-что.

– Не заставляй меня играть в эти игры, я беременна, и ты не можешь бесить меня. Поверь, тебе это не понравится.

– Ты сучка, – шучу я.

Эмили дает мне по голове так же, как это бы сделал отец, и я не могу удержаться от смеха.

– Хорошо-хорошо, – говорю ей, – я стоял рядом с ее дверью на прошлой неделе, а она возникла непонятно откуда, да еще все побитая и в ссадинах. Я спросил ее, что случилось, и сделал это предельно спокойно, но она сказала, что упала на работе. Упала глазом на камень, если быть точным. Я знаю, что это неправда, по многим причинам, поэтому попытался вытянуть из нее то, что произошло на самом деле, но она закричала, чтобы я ушел, и теперь избегает меня всеми возможными способами. Однажды я столкнулся с ней, но она лишь опустила глаза в телефон и вела себя так, будто меня вообще не существует.

Эмили бросает вилку в тарелку с фруктами, отодвигая все от себя:

– Подожди-ка. Во-первых, ты действительно уверен, что ее фингал появился не из-за падения?

– Да. У меня было такое ощущение, будто у нее по каким-то причинам произошла жесткая стычка со своим бывшим, и когда она появилась в том виде, в котором была, у меня не осталось сомнений.

– Это было на прошлой неделе?

Я киваю в ответ на ее вопрос.

– Ты снова не пытался помириться с ней?

– Это бессмысленно.

– Это не бессмысленно. Мне снова нужно треснуть тебя? Господи, парни, вы полные идиоты! – Эмили спрыгивает со стула, закатывая глаза. Она снова выглядывает в окно и смотрит на пляж. – Кто из них она?

– Темные волосы, собранные в пучок, сине-белый купальник. Она лежит примерно в тридцати футах (прим. переводчика: примерно 9,1 метров).

Не думаю, что мне следовало называть все эти детали, ни разу не взглянув в окно.

– Тебе нужен грандиозный поступок.

– Прости, что? – оборачиваюсь я, глядя на сестру.

Но Эмили все еще смотрит в окно. Не знаю, что она там ищет, но женщины могут накопать больше деталей в таких делах, чем мужчины, поэтому есть вероятность, что сестра сможет помочь мне.

Поворачиваясь, чтобы взглянуть на меня, она облокачивается на тумбочку, скрещивая руки на груди. Из-за этого ее живот выпячивается еще больше, но как бы то ни было, она на шестом месяце беременности, и в моих фантазиях являлась мне с еще большими габаритами и округлостями. Я ожидал, что ее живот будет просто огромным.

– Грандиозный поступок, – повторяет она, – ну, ты знаешь, вбежать в церемониальный зал, когда любовь всей твоей жизни собирается выйти замуж, и закричать, что ты против этого брака из-за своей любви к невесте. Или стоять прямо под окном ее спальни с бум-боксом, горланя слова вечной любви и верности ей. Или возникнуть в аэропорту за пару секунд до того, как она сядет на самолет в Европу.

– Эм... – я таращусь на Эмили. Кажется, в последнее время кто-то смотрит слишком много фильмов. – Ну, она не выходит замуж, не уезжает в Европу и живет на шестом этаже, так что не думаю, что перечисленное тобою возможно.

Клянусь, вся страсть к происходящему умирает в глазах сестры после моих слов.

– Заткнись. Это просто примеры. Ты должен найти что-то, что вернет ее назад, это как наживка на крючке, но потом тебе нужно удержать ее.

– И ты собираешься мне помочь?

– Может быть, – пожимает плечами Эмили, – если ты меня покормишь.

– Ты только что съела всю вазу с фруктами на пятнадцать долларов.

Она начинает двигаться в сторону коридора, попутно потирая свой живот.

– Эй, я беременна твоим племянником и для того, чтобы увидеть тебя и распаковать твои коробки, мы летели пять часов в полном одиночестве, так что тебе лучше меня покормить.

Да, она определенно молодая версия мамы. Я слезаю со стула, мельком гляжу в окно и направляюсь в спальню, чтобы взять кошелек.

Бренна все еще лежит на пляже, на этот раз – на животе. Она слегка подергивает своими ступнями, наверное, в такт музыки в наушниках. И в этот момент я говорю себе, что если и есть какой-то грандиозный поступок, способный навсегда покорить ее, я его найду.

Возможно, это – не любовь, и даже не простая влюбленность, но я точно могу сказать, что она – та женщина, которую я хотел бы видеть в своей жизни. Если я не добьюсь ее, это сделает кто-то другой, тот, кто может оказаться полным ослом, а она впустит его в свою жизнь. Я не могу этого допустить.

***

Проходит еще два дня, а от Бренны не слышно ни слова. Эмили приходит в голову несколько идей, которые могли бы помочь, но меня ни одна не вдохновляет. Может быть, все эти широкие жесты не для меня. Я уверен, кто-то из нас двоих в конечном счете придумает идеальный сценарий, по крайней мере, так мне говорит сестра. Которая в данный момент спит в моей постели и храпит так громко, что я слышу ее с дивана. В свою первую ночь здесь она собиралась постелить себе на нем, но черта с два я бы позволил своей беременной сестренке спать здесь. Когда я сказал ей это, она не стала спорить. У меня была еще одна свободная комната, но в ней не было кровати. И за те несколько дней, что Эмили провела здесь, мы смогли превратить ее в небольшой домашний офис. Она согласилась, что мне нужно прикупить еще мебели, но я решил с этим повременить, так как не знаю, буду ли жить здесь после того, как закончу свое дело.

Завязав свои кроссовки, встаю и разминаю спину. Я паршиво спал прошлой ночью. Может быть, на этом диване и удобно сидеть, но спать на нем – совершенно другое дело. Мое тело ноет из-за того, что долго пробыло в одном положении. И сейчас я чувствую себя минимум на сорок лет, а не на двадцать шесть. Поэтому мне нужна пробежка.

Воздух чистый и свежий, а солнце только начинает появляться на небосводе. На самом деле, я все еще могу видеть луну, которая исчезает с каждой секундой. Знаю, что скоро температура поднимется, так что я немедленно перехожу на легкий спринт и ускоряюсь, миновав квартал. Я по-прежнему бегу вдоль пляжа по бетонной дорожке, которая проложена параллельно морю. Глядя на то, как много лодок плывет по его волнам, я ловлю себя на меланхоличной мысли, что уже никогда не возьму Бренну на рыбалку.

Пробегая мимо пристани, я замечаю маленькую желтую лодку с выцветшими словами «De Toute Beaute», написанными черной, местами потрескавшейся, краской. К сожалению, я не говорю по-французски, но предполагаю, что здесь написано что-то, связанное с красотой. Я замедляю темп, двигаясь прямо к лодке, которая привязана к одному из доков. С каждым шагом, который приближает меня к этому маленькому судну, понимаю, что в нем есть что-то, что зовет меня.

Внимательно оглядываясь, из каюты появляется пожилой мужчина, по крайней мере, из того, что, по моему мнению, должно быть каютой. Я рыбачил бесчисленное количество раз, но никогда не делал этого в океане. Не говоря уже о том, что у нас был понтонный катер – самая большая лодка, на которой я когда-либо был. Она была габаритнее, чем эта, с каютой и большой площадью внизу.

– Как дела? – спрашивает старик, бросая плетеный канат к причалу. – Чудесное утро, не правда ли? – его акцент немного похож на французский, что объясняет иностранные слова на борту лодки.

– Конечно. Хорошая у вас лодка, – я прохожусь рукой по борту. Возможно, она и старая, но определенно построена так, чтобы долго служить своему хозяину.

– Верно.

Он маленького роста и худощавый. На нем коричневая шляпа, прикрывающая его голову, пара симпатичных брюк и желтые сапоги для рыбалки. Конечно же, он выглядит как заядлый рыбак.

– Это моя гордость и отрада. Я построил ее пятьдесят три года назад, а она все еще бесстрашно идет по волнам.

– Вы ее построили? – спрашиваю я, кивая в сторону лодки.

Сняв шляпу, мужчина стирает пот со лба, прежде чем натянуть ее обратно. Выбравшись из лодки, мужчина встает передо мной на причале, глядя на свое сокровище.

– Конечно. «De Toute Beaute» названа в честь моей покойной жены. Ее звали Анастасия, и она была самым красивым существом, что я когда-либо видел.

– Очень грустно слышать это, – говорю я ему, выражая соболезнование.

Он горестно усмехается:

– Она ушла почти десять лет назад, сейчас не о чем сожалеть. Я смирился с этим. Жена хотела, чтобы ее кремировали, а прах рассеяли над морем. Я так и сделал. Поэтому каждый раз, когда я выхожу в море, то чувствую, что моя любовь со мной.

Любой бы мог сейчас увидеть искреннюю любовь в его глазах, как к покойной жене, так и к этой лодке.

– А у тебя есть спутница? – спрашивает он.

Я смотрю на него так же, как он смотрел на меня, исследуя его глаза

– Я работаю над этим, – говорю ему, пытаясь придать голосу немного игривости. Запустив руку в волосы, понимаю, что весь вспотел, и нужно будет принять душ перед работой. – Ладно, мне скоро нужно двигать на работу. Я просто хотел взглянуть на вашу лодку. Она привлекла мое внимание, когда я пробегал мимо, поэтому решил подойти и посмотреть поближе.

Его улыбка дрожит:

– А ты знаешь, она продается. Мне восемьдесят семь. Не могу больше держать ее при себе.

Не уверен, намекает ли он мне, чтобы я выставил себя в качестве покупателя. Единственное, что я знаю – у меня никогда не было настоящей лодки, и я об этих плавучих средствах передвижения почти ничего не знаю. Даже не имею малейшего представления о том, во сколько мне обойдется эта лодка.

– Надеюсь, вы найдете достойного покупателя, – говорю я после некоторых раздумий.

Смотрю, как старик кивает своей головой, пытаясь улыбнуться немного шире.

– Жаль, что у меня нет детей. Рак простаты, – заявляет он.

А этот человек не стесняется обсуждать свою жизнь.

– Подхватил эту дрянь, когда мне было тридцать. Анастасия была опустошена, но вот я здесь. Здоровый как конь. Ну, по крайней мере, большинство дней в своей жизни. Ну, ты понимаешь, человеку в моем возрасте без проблем со здоровьем не обойтись, – он усмехается, умудряясь находить юмор во всей этой трагедии.

Мертвая жена, которая не смогла родить ему детей, рак, который он победил, и то, что, скорее всего, этот человек скоро будет на смертном одре. Мое сердце болит за этого старика. Особенно за то, как открыто и искренне он разговаривает с таким незнакомцем, как я.

– Ну, хорошо, не буду больше тебя задерживать. Меня зовут Корбин, кстати.

Немного приблизившись, чтобы пожать его протянутую руку, я говорю ему:

– Эверет. Эверет Берк.

– Приятно познакомиться, мистер Берк. Хорошего вам дня.

– Вам тоже, сэр.

Весь в поту, я возвращаюсь в свою квартиру. Сейчас самое время принять душ. Вижу, как Эмили выходит из спальни, зевая и вытягивая руки над головой.

– Твоя кровать очень удобная, – заявляет она.

– Уверен, так и есть. Тебе нужно в ванную, а то я сейчас пойду в душ?

– Нет, все в порядке. Прими душ, а я сделаю кофе, – проходя мимо меня, сестра морщит нос, – да, тебе определенно нужен душ. От тебя разит потом. Чем это ты занимался утром?

– Был на пробежке.

– С каких это пор? – спрашивает она.

– Думаю, начиная с этого утра, – пожав плечами, направляюсь в комнату, чтобы захватить вещи, которые мне предстоит надеть сегодня.

Я быстро принимаю душ и одеваюсь. После моей полной подготовки к повседневной рутине я возвращаюсь на кухню. Эмили тут же протягивает мне чашку со свежезаваренным кофе.

– Спасибо. Уверена, что с тобой все будет в порядке?

Она вопросительно поднимает брови:

– Да, уверена. Может быть, схожу на пляж или еще что.

Одаряю ее строгим взглядом, интересуясь, можно ли загорать при беременности. И прежде чем я могу вымолвить хоть слово, Эмили кладет свои руки на живот, полностью готовая для спора со мной.

– Да, я могу пойти на пляж, – утверждает девушка.

Именно так мы и росли. Сестра всегда знала, что я собирался сказать, прежде чем я успевал сделать это.

– Хорошо, у меня есть солнцезащитный крем... эм... – пытаюсь вспомнить, где я его оставил.

– В ванной комнате. Я положила его на полочку под раковиной. А теперь приступай к работе и прекрати быть таким «большим братом».

Я подхожу к входной двери, оборачиваюсь и говорю:

– Я и есть твой большой брат.

Она хихикает, и тут же раздается щелчок дверного замка.

***

Джефф уже сидит в моем кабинете, когда я появляюсь там.

– Завтра большой день, – заявляет он, как будто и без его напоминаний я этого не знаю.

Я ворчу в ответ, занимая свое место. Включив компьютер, смотрю на папку документов, лежащих на столе.

– Что это? – спрашиваю я и открываю папку.

– После того, когда ты взял отгул, у меня появилось немного свободного времени вчера, так что я собрал вместе всю информацию о выходных в Тампе.

– Уже передал это шерифу?

– Еще нет, просто я подумал, что ты мог бы перечитать это все и внести пару заметок.

– Я могу сделать это после того, как проверю свою электронную почту. Мне нужно подготовиться к завтрашней встрече с Моной.

Хватаясь за свою ковбойскую шляпу, он встает, чтобы уйти.

– Если я тебе понадоблюсь, то ты сможешь найти меня на вокзале. Я буду проводить небольшие опросы. Ты знаешь мой номер.

– Само собой, спасибо, дружище.

Пообедав, я направляюсь в кабинет шерифа. Он хотел пройтись со мной по некоторым деталям насчет завтрашнего дня с Моной. О’Райли встает, когда я вхожу, и тут же мне в глаза бросается то, что он сбрил свои усы. Если честно, не уверен, идет ему так больше или же нет. Ухмыляюсь, когда он по привычке проводит ладонью по лицу там, где еще недавно были волосы.

– Проиграли пари? – спрашиваю я с долей юмора.

– Жена сказала «либо все, либо ничего» и, если честно, я могу отрастить шикарные усы, но бороду? Нет, это не для меня.

Черт, это паршиво. При желании я мог бы спокойно отрастить приличную бороду. Мне уже дважды приходилось это делать для расследования. Ну а в остальных случаях я не оставляю ни волоска на лице, потому что мне противен этот зуд чего-то лишнего на лице.

– Что есть, то есть. Ну а сейчас о завтрашнем дне. Что там у нас?

– Мона уже будет ждать в номере гостиницы «Корал Вью». Я предложу ей выпить, делая это так, будто уже сам приложился к бутылке, затем сделаю вид, что сорвался, и скажу о расставании с Мэнди, на которой хотел жениться и с которой мы встречались три года. Скажу, что мне нужен слушатель, а не тот, с кем можно переспать. И прежде чем истечет мое время, я задам ей пару вопросов о ее прошлых отношениях и попытаюсь связать все ею сказанное в одно целое. Потом посмотрим, что это нам даст.

– Во сколько ты с ней встречаешься?

– В шесть.

– Жду твоих заметок на моем столе в четверг утром. Ваше второе свидание уже назначено?

– Пока нет, Кэнди хочет подождать конца первого, на случай того, если Мона мне не подойдет.

Шериф кивает, принимая мой ответ.

– Может, тебе и следует сказать, что она не подходит? Что тебе нужен кто-то, похожий на твою бывшую. У нее каштановые волосы, верно? – он открывает папку, чтобы посмотреть детали о моей фальшивой девушке. – Какого цвета волосы Моны?

– Рыжие, – ворчу я.

У меня нет никаких претензий к рыжим девушкам, я просто не нахожу их привлекательными. И это облегчает мне задачу не поддаться соблазну того, что она захочет со мной сделать. Точнее, вместе со мной. По-моему, она перетраханая шлюха. Это все, о чем я стану думать, когда буду с ней, да и вообще с любой девушкой, работающей на Кэнди.

– У Менди темно-каштановые волосы. Есть еще одна девушка с такими волосами, работающая на Кэнди. Есть и другая, у нее волосы черные, это мы знаем из полученных показаний. Кэнди не вдавалась в подробности, но я могу дать ей знать завтра, что рыжие – не мой вариант.

– В таком случае, когда закончишь с примечаниями, можешь идти.

Вставая, я желаю шерифу хорошего дня, а затем снова направляюсь в свой офис.

***

Приехав домой, я впадаю в шок от того, как изменилось квартира с момента моего ухода утром на работу. Уверен, что каждая коробка распакована. Дома чисто, очень вкусно пахнет, и все смотрится гармонично. Но вместе с чувством полного удивления и благодарности я чувствую еще и злость от того, что Эмили, без сомнения, переутомилась из-за проделанной работы.

Пройдясь по квартире, я захожу в спальню и вижу, что моя сестра не отрубилась прямо на кровати вопреки моим ожиданиям. На самом деле, ее вообще нет. Ни в спальне, ни в пустующей комнате, в которой стоят небольшая раскладывающаяся детская кроватка и сумки Эмили. Как, черт возьми, за такой короткий промежуток времени она успела все это сделать? Думаю, подобной силой обладают лишь женщины.

Когда я понимаю, что в квартире Эмили нет, то выглядываю из окна кухни. Уже больше четырех часов, но так как сейчас середина лета, солнце уверенно и ярко светит высоко в небе, щедро поливая своими лучами весь берег. Замечаю свою сестру, одетую в бикини. Она идет вдоль кромки воды и совершенно не обращает внимания на свой округлившийся живот. Я рад, что она не обделена уверенностью в себе, и ее не волнует, что подумают люди, плюс, по правде говоря, она самая красивая беременная женщина, которую я когда-либо видел.

Глядя на сестру, ее счастье и элегантность, что отражаются в каждом ее движении, я с легкостью могу представить, как наша мать была беременна одним из нас. Однажды она рассказала нам, что большую часть беременности мной чувствовала себя ужасно. Изо дня в день ее тошнило. Она очень похудела. Мама говорила, как ее рвало всем тем, что она ела последние два дня, а потом как пыталась очистить мусорное ведро, пока папа был на работе. И она начинала плакать, потому что для того, чтобы уничтожить дурной запах, нужно было приложить очень много сил. Но на шестом месяце беременности все это исчезло, и она говорила, что ничто не ценила больше, чем то, как я пинался ногами у нее в животе, а папа, свернувшись калачиком, пел мне песенки. Я любил слушать эти рассказы, и всегда хотел, чтобы что-то подобное произошло и со мной.

Я хочу чувствовать любовь и ту самую связь, которую могут испытывать только родители к своему ребенку. И я действительно рад, что у Эмили есть Себастьян. В мире нет человека, более достойного такого счастья, чем она.

Надев шорты, я направляюсь к двери, чтобы присоединиться к своей сестре в этот прекрасный вечер во Флориде. Эмили улыбается, когда я подхожу к ней и обнимаю, благодаря за всю ту тяжелую работу, что она сделала.

– Без проблем, – говорит она.

– Не понимаю, как ты это сделала. Не устала?

– Я поспала, – говорит сестра, пожимая плечами. – Я в порядке.

– Как ты нашла время, чтобы вздремнуть? Я не понимаю, как за такой промежуток времени тебе удалось сделать то, что ты сотворила с квартирой?

Игнорируя все, что я сказал, сестра указывает мне на место достаточно далеко от берега, где плавает пара людей.

– Я хочу искупаться, но ты не думаешь, что тут могут быть акулы? Я представляю, как одна из них съедает кого-нибудь живьем.

Я смотрю на то место, о котором она говорит. После того, как Эмили упоминает об акулах, я призадумываюсь. Стараюсь вести себя так, словно это меня не пугает. Но так как я должен быть мужчиной, то не излагаю своих мыслей вслух.

– Уверен, эти ребята достаточно здесь прожили, чтобы знать наверняка. Не думаю, что они заплыли бы так далеко, если бы это было слишком опасно.

Она кивает, молча соглашаясь со мной:

– Может, мне следует искупаться? Я никогда прежде не плавала в океане.

– Только... не отплывай так далеко. Знаешь, на всякий случай.

– Ты не пойдешь со мной? Ты же тоже никогда ногой не ступал в океан. Это будет первый раз для нас обоих.

– Так и есть, – говорю я ей. – Но я лучше прогуляюсь.

– Испугался? – сестра бросает мне вызов.

Качая головой, я говорю ей:

– Не-а. Просто не хочу плавать, вот и все.

– Да ты боишься, – Эмили расплывается в улыбке, когда выдается случай подразнить меня.

– Нет, я просто не хочу.

– Трусишка.

– Бл*ть, да не боюсь я.

Она отступает и, не глядя на меня, направляется в море. Эмили хочет, чтобы я признал свой страх. Этот стеб присутствует между нами еще с тех пор, как мы были детьми.

– Прекрасно, – говорю я, останавливая ее. – Прекрасно, мне не нравится идея быть растерзанным акулами.

Не успеваю я это сказать, как ребенок рядом начинает кричать и плакать.

– Папочка, этот дядя сказал, что там акулы! – надрывается он. – Он сказал, что они нас растерзают.

Эмили прикрывает рот рукой, чтобы заглушить свой смех. Я же быстро поворачиваюсь к отцу ребенка:

– Нет, сэр, я этого не говорил.

Мужчина встает со своего места и направляется к сыну.

– Нет, Стэнли, здесь нет никаких акул, – последнюю фразу он с рычанием кидает мне.

В этот момент он кажется мне более страшным, чем акула, которая бродила бы по песку. Мальчик продолжает кричать, а я не чувствую ничего, кроме стыда.

Повернувшись к Эмили, я прищуриваю глаза:

– Видишь, что ты заставила меня сделать?

Она снова плюхается в воду, полностью игнорируя мое замечание. Я стою в воде рядом с сестрой, на случай если в воде что-то есть, но не плаваю. Я всегда оберегал ее, и стал делать это более усердно, когда наши родители умерли.

Через час или, может быть, немного больше, Эмили, наконец, вылезает из воды. К тому времени я уже сижу на пляже, готовый вернуться домой. Она хватает полотенце, на котором осталась куча песка, и вытирается.

– Я хочу есть, – говорит она.

Когда я встаю, чтобы вместе с ней направиться в квартиру, Эмили бросает мне мимоходом:

– Я а придумала твой грандиозный поступок.

– А ты не могла сказать это прежде, чем втянуть меня в неприятности с отцом того ребенка?

Сестра ухмыляется.

– Упс, – смеясь, она идет к дому, двигаясь немного впереди меня.

Глава 11

Бренна

Наконец синяки сходят настолько, что следы от них можно скрыть консилером. Сейчас я выгляжу более похожей на себя, чем за всю эту неделю. Если что и изменилось, так то, что мое тело кажется худее, а этого не было в моих планах. Думаю, все дело в приличном количестве алкоголя. Хотя есть и плюсы – спиртное помогло мне собраться с мыслями. Оно расслабило меня, успокоило, а еще заставило засомневаться в каждом действии своей жизни и в том, ради чего стоит рискнуть, а ради чего – нет.

Когда все в моей голове улеглось, я поняла... что мне нравится то, кем я являюсь в этой жизни. А произошедшее на прошлой неделе было лишь помехой. Препятствием, которое нужно преодолеть. И я готова оставить это в прошлом. Мне пришлось пройти через вещи и похуже, гораздо хуже. Ничто не сравниться с тем, когда входишь в спальню родителей, всю забрызганную кровью. Эхо от выстрелов до сих пор пугает меня, когда я сплю. Так что быть избитой мужчиной рядом не стоит с тем, что мне пришлось пережить в восемь лет.

Лишь благодаря своему прошлому я стала тем, кто я есть. Приемные родители, не единожды избивавшие меня, или те, которые могли исчезнуть на несколько дней, не дав мне ни крошки. Дырявая одежда, в которой мне приходилось ходить в школу четыре дня, так как никто не горел желанием зашить ее, а сделать это самой мне не разрешали. Наркотики, которые я попробовала и тут же возненавидела, переспавшие со мной мужчины, не позвонившие на следующий день. Человек, которого, как мне казалось, я любила, переспавший в пятнадцать лет с моей якобы лучшей подругой и разбившей мне сердце.

Три года назад моя жизнь была отстойной. На самом деле, я не могу подобрать адекватного слова, которое могло бы описать, как прошли мои подростковые годы. То, чем я занимаюсь, а именно, развлекаю мужчин за деньги – это дело всей моей жизни. Потому что здесь нет места для чувств, никто не переходит черту, и мне больше никогда не придется носить одежду из благотворительного центра. Да, моя жизнь далека от совершенства. Я поняла это некоторое время назад, но она идеальна для меня.

Поэтому, очищая прошлой ночью свой желудок, я вспомнила, почему за весь день не пью больше одного коктейля или бокала вина. Вспомнила, почему ненавижу наркотики и другую дрянь, влияющую на мое тело и способность здраво мыслить. Вспомнила, что была сильной, независимой, что дни, в которые я наслаждалась тем, что делаю по жизни, перевешивали остальные.

Так что сегодня я встаю прямо перед зеркалом, попутно избавляя себя от всей одежды и нижнего белья. С распущенными волосами, макияжем, я рассматриваю то, что от меня осталось. Счастье... личность... вот, чем я живу. Иногда люди платят тысячи за мое тело. И только по этой причине я должна себя чувствовать не меньше, чем на миллион долларов. Не говоря уже о шикарной гардеробной, нижнем белье, да и обо всей квартире в целом.

И двенадцать лет назад, когда я калачиком свернулась рядом с телом своей мертвой матери, мне в голову не могло прийти, что жизнь вот так сложится. Думала, что мне суждено на вечность быть обреченной, хотя, если говорить честно, я никогда не была уверена, хочу ли вообще прожить так долго.

Бывало, я не представляла, как ребенок может прожить без родителей. Мне казалось это трагедией, реальностью, разбивающей твое сердце. Я встретила не меньше сотни других детей-сирот. Некоторые из них, как и я, попали в детский дом из-за нелепой случайности, других же сдали родители. Никогда не знала, что из этого хуже. Некоторые стали юристами или врачами, другие сами взяли на себя роль приемных родителей, многие стали зависимыми от какой-нибудь дряни или покончили с собой, а остальные... Я не могу сказать точно. Все, что я знаю – мы приняли наше прошлое и позволили ему повлиять на нас, в лучшую или худшую сторону.

И хотя мой выбор профессии у многих вызывает неодобрение... несмотря на то, что случилось на прошлой неделе с мистером Бельведером... несмотря на тот факт, что у меня с трудом найдется хоть один друг, нет детей или семьи, которая бы заботилась обо мне... думаю, прошлое направило мое жизнь в хорошее русло.

Порывшись в шкафу, достаю оттуда черную мини-юбку и красную блузку, а затем бросаюсь на поиски в ящиках черного нижнего белья. Сегодня я последую совету Хиллари. Хотя я не хочу симпатизировать Эверету, но должна признать, что мне нравится его дружба, или, по крайней мере, то, что есть между нами. Никто не отменял моих правил. Я не могу позволить себе влюбиться в него, но из него выйдет прекрасный друг. Так что я одеваюсь, усердствуя немного больше, чем должна бы.

Красная помада ложится на мои губы. Немного парфюма, и я пахну как вихрь ванили и жасмина, а черные туфли от Луи Виттон делают меня выше на три дюйма (прим. переводчика: примерно 7,62 см). Разглядываю себя в полный рост в зеркале, на этот раз будучи полностью одетой. Возможно, я немного перестаралась, особенно для наряда, который должен говорить: «Давай будем друзьями». Но, совершенно точно, я выгляжу уверенно и красиво.

Захватив сумочку, я выхожу из квартиры, запираю дверь и двигаюсь прямиком в лифту.

Когда я спускаюсь на первый этаж, в моем животе появляется что-то, желающее, чтобы я бросила эту затею. Что-то предупреждающее о трудностях, если я, послушав Хиллари, извинюсь перед Эверетом и помирюсь с ним... если скажу, что снова хочу быть его другом... Если я поделюсь с ним деталями этой истории, Хиллари мне идеально в этом поможет. Сейчас все в моей жизни готово перевернуться с ног на голову.

Может, мне следует сначала сходить в магазин? Тогда все это не будет смотреться так, будто я оделась для него. Ведь я определенно выгляжу не как девушка, решившая просто выйти из своей квартиры. Скорее, все мои старания похожи на подготовку к свиданию. Или к работе. Но уж явно не для встречи с другом.

Я действительно начинаю сожалеть об этом.

Вздохнув, я направляюсь к входной двери. Как только выхожу на улицу, то понимаю, что грузовика Эверета нет на месте. Тут же проверяю свой телефон. Сейчас только четыре часа. Должно быть, он все еще на работе. Я начинаю забывать, что у нормальных людей есть нормальные рабочие дни. С этими мыслями сажусь в машину и еду в магазин, чтобы купить немного продуктов, а по дороге от нечего делать звоню Кэнди. Мне не нужно затариваться, ибо на этой неделе я так прилично и не поела.

Я ненадолго задерживаюсь в магазине, но когда возвращаюсь, мне в глаза бросается припаркованный белый грузовик. Тут же ловлю себя на мысли, что хочу знать, откуда приехал Эверет, как развлекается, не считая случайных концертов, кантри-музыки и рыбалки. Мне любопытно, мечтает ли он о жизни в деревне и как ему живется сейчас на пляже. Ненавижу это свое желание знать как можно больше о нем, а еще больше то, что мне будет не так просто задать все интересующие меня вопросы. Не потому, что мы не созданы друг для друга как друзья, а из-за того, что я боюсь его ответных вопросов.

Это целиком моя вина и, может быть, со временем я смогу больше открыться ему. Сейчас же это кажется сложным, поэтому за своими раздумьями мне требуется немало времени, чтобы выйти из машины. Я отношу домой все продукты за один раз, так что когда возвращаюсь вниз по лестнице, мои нервы кажутся еще более натянутыми, чем были раньше.

Выпрямив плечи и высоко подняв голову, с уверенностью подхожу к квартире Эверета. Я задерживаю свой кулак у его двери на пару секунд, прежде чем мне хватает, наконец, смелости постучать. Мое эго сейчас будто стоит на тонком льду, умоляя поскорее уйти без извинений, каких-либо объяснений или желания сделать хоть что-то правильное. А потом оно вообще сдувается, когда никто не отвечает.

Я стучу еще несколько раз, но, простояв здесь несколько мучительных минут в полном одиночестве, решаю, что он, должно быть, еще не готов простить и забыть все то, что я наговорила. Не желая оставаться совершенно одной в своей пустой квартире, принимаю решение пойти подышать свежим воздухом на заднем дворе.

Воздух сегодня влажный, но не обделен тем самым нежным ветерком, присущим побережьям. Я сижу на скамейке, так как одета не совсем подобающе для лежания на пляже. Скрещиваю свои лодыжки и смотрю вокруг, наблюдая, как люди, не думая ни о чем, беззаботно развлекаются, будто для этого у них нет других мест. Потом я вижу улыбающуюся беременную женщину, плескающуюся в воде. В ней есть что-то привлекательное, даже немного знакомое. Разглядев ее повнимательнее, я завидую ее уверенности, возможности беззаботно играть в океане, пока ее беременный живот закругляется под бикини, и ее улыбке, которая каким-то образом заставляет и тебя захотеть стать счастливым.

До тех пор, пока я не вижу, кто заставляет ее смеяться... Эверет.

Мое сердце тут же наполняется болью, разрывая грудную клетку и комком упав на землю. Как будто рой пчел бьет в бетонную стену, что я выстроила, готовый разнести ее в пух и прах.

И возможно, только возможно, что я немного драматизирую. Однако я даже не подозревала, как больно мне будет увидеть Эверета с кем-то еще. С кем-то, кого он безумно любит. Вы можете видеть это в его взглядах на эту женщину. Неудивительно, что он даже не пытается наладить со мной отношения.

Я сижу и наблюдаю за ними, несмотря на ноющую боль. И скажу вам честно, это как раз то, что мне нужно. Напоминание о том, что Эверет не для меня. Свидания, отношения, будущие дети – все это часть той жизни, что не предназначена мне. Той жизни, которой у меня нет и никогда не будет. Так что смотреть, как Эверет передает ей полотенце, когда она выходит из воды, дает мне уверенность, что все в этом мире правильно. Очевидно, что они принадлежат друг другу, а у меня нет и шанса. Даже на секунду.

И теперь я понимаю, что, когда он говорил, что хочет быть лишь другом, Эверет именно это и имел в виду.

«Тогда что насчет того случая, когда он держал твою руку?» – начинает спорить со мной подсознание. – «Это было лишь для того, чтобы мы не потеряли друг друга в той толпе», – пришлось мне себе напомнить.

Меня чуть не подлавливают из-за глупых издевок над самой собой. Я вижу, что Эверет и его жена направляются в мою сторону, чтобы зайти внутрь. Быстро, как только могу, встаю со своего места. Но не успеваю сделать и трех шагов, когда мои туфли скользят, заставляя широко расставить ноги. Полагаю, что в этот момент я выгляжу как Бэмби, в первый раз оказавшийся на льду. Тут же падаю на колени и ощущаю ту самую боль в коленях, которая возможна лишь от прикосновения с асфальтом.

– Черт! – шиплю я, пропуская воздух между зубов.

Перевернувшись, сажусь на землю, чтобы изучить повреждения. Но гораздо более крупный урон мое эго переносит, когда я слышу:

– Ты в порядке?

Глядя вверх, понимаю, что Эверет видел мое элегантное падение. Его девушка стоит, прикрывая рот ладонью, стараясь сдержать смех.

– Ага, – говорю я с горечью.

Он протягивает мне свою руку, но я ее не принимаю. Нелегко подниматься в одежде, которую я выбрала, но мне все же удается сделать это с той небрежностью, на которую я только способна. Мне приходится отряхивать песок со своих ног и задницы, при этом стягивая пониже свою юбку. Закончив, я выпрямляюсь с высоко поднятой головой.

– Мне было интересно, как ты? – говорит Эверет, будто ничего не произошло. – Я хотел зайти и увидеть тебя, но не думаю, что тебе хотелось побыть в моей компании.

С момент разглядываю его девушку, а потом говорю:

– Похоже, у тебя были дела поважнее. Я в порядке. Все просто прекрасно, – и когда я слышу голос Хиллари, утверждающий, что мне нужны друзья, и что я должна перестать отталкивать от себя людей, то решаю добавить, – но спасибо, что спросил.

Кажется, что-то в нем пробуждается в ответ на мои слова, но он не спешит делиться этим. В любом случае, он не может этого сделать, потому что его беременная девушка или жена выглядывает из-за него и говорит:

– Привет. Я Эмили. А ты, должно быть, Бренна, – она встает рядом с Эверетом, слишком уж любезно мне улыбаясь.

– Это я. Приятно познакомиться, – наверное, сейчас мне следует улыбнуться, но я этого не делаю.

Что-то в ней больше не заставляет чувствовать зависть, вместо этого я чувствую... горечь.

– Хорошо. А сейчас мне пора идти, – говорю я Эверету. Впопыхах стараюсь придумать какую-нибудь отговорку, которая бы оправдала мой побег. – Мне нужно поменять наполнитель в кошачьем туалете Снагли.

Чувствую, как лицо краснеет от сказанного, но больше на нем нет ни одно признака, выдающего мой стыд.

Я вижу, как мужчина старается сдержать смех, при этом никак не комментируя мое заявление. Слава богу!

– Ну... – замолкает он, оглядываясь на Эмили, прежде чем снова взглянуть на меня. – Хочешь присоединиться к нам за ужином?

Меня шокирует, что он спрашивает об этом. Видимо, у него ко мне вообще нет никаких чувств. И если честно, я разочарована в себе за одну лишь мысль о том, что это возможно, а еще больше, что мне нравится мысль, если бы эти чувства действительно существовали. В любом случае, теперь, когда я с полной уверенностью убедила себя, что то, как я проживаю свою жизнь, а именно, без нужды в ком-то, с кем можно было бы совместно провести будущее, меня полностью устраивает, то решаю, что, возможно, мне лишь стоит извиниться за свое поведение в последнюю неделю и за то, что я порвала любые связи с ним.

– Слушай, я лишь хочу сказать, что искренне сожалею о прошлой неделе. Мне не следовало так срываться на тебя, когда ты просто пытался помочь. А теперь я, вспоминая то, как отреагировала, понимаю, что перешла черту. Ты по-соседски старался поддержать, был озабочен всей этой ситуацией, и я ценю это. Я не могу поблагодарить тебя сегодня, но надеюсь, что у тебя будет хороший вечер с твоей…

И прежде чем я успеваю что-либо сказать, девушка исправляет мое предположение:

– Сестра. Я его сестра.

– С твоей сестрой, – я киваю головой, стараясь лишний раз не чувствовать себя неловко. Видимо, это все, что я могу сейчас сделать для себя. – Наслаждайся ужином со своей сестрой. Ну а мне нужно к Снагли.

– Чтобы поменять наполнитель в ее туалете? – спрашивает Эверет с самодовольной улыбкой.

Я чувствую, что мое лицо покрывается румянцем. Оно загорается в одно мгновение.

– Помимо всего прочего.

Он усмехается себе под нос:

– Скоро увидимся.

– Было приятно познакомиться, – говорит Эмили. – Я много слышала о тебе, и мне было интересно сопоставить лицо и твое имя.

Глаза Эверета сразу же увеличиваются в размерах, а мой желудок крутит сальто. Этого определенно не следовало делать. Стараюсь хоть как-то выкрутиться. Это лучшее, что я сейчас могу.

– Эм… да… взаимно.

– О, так ты слышала обо мне? – спрашивает она невинно, и я понимаю, что на самом деле ничего о ней не знаю, и мне следует сказать правду, которая в свою очередь смутит меня еще больше.

Я больше не вынесу этого разговора. Глядя на Эверета, вижу, что он ждет, когда я скажу правду. Ненавижу его за это. Снова посмотрев на Эмили, я качаю головой:

– Нет, – говорю ей. – На самом деле он ничего не упоминал о своей семье. Я предположила, что у него ее вообще нет. Ты отсюда?

Девушка шлепает по его руке.

– Ты не сказал о своей любимой сестренке? Какого черта? – она говорит это таким шутливым тоном, что я снова ей завидую.

Эверет глядит вниз на нее, а уголки его губ приподнимаются.

– Ты моя единственная сестра, – он перемещает взгляд на меня, приподнимая брови.

– Спасибо за то, что втянула меня в неприятности.

Пожимая плечами, отвечаю:

– Твоя вина. Не моя.

Мужчина все еще смотрит на меня, но ничего не говорит. Наверное, потому что Эмили все еще продолжает щебетать.

– Его единственная сестра, которая носит его единственного племянника. Наша семья небольшая, но мы есть друг у друга. А у тебя есть братья или сестры?

– Нет.

– Должно быть, тебе ужасно одиноко, – она надувает губы в жалобном жесте. Не то, что мне нужно.

– У меня есть подрастающие браться и сестры, просто они мне не родные, – в момент, когда слова вылетают из моего рта, я понимаю, что открываю ту часть своего прошлого, которой с трудом делюсь с Кенди или Хиллари.

Я не люблю распространяться о том, что выросла в приемной семье. Я сбежала оттуда перед восемнадцатилетием, что могло бы навлечь на меня много бед. Это во-первых. Во-вторых, я не хочу, чтобы кто-то копался в моем прошлом. Но опять же, я не вижу, чтобы Эмили хотела это делать. Эверет – возможно. Может, если я дам ему несколько намеков тут и там, то у него пропадет желание рыться в том, что ему знать не нужно.

– Я... не понимаю, – отвечает Эмили.

– Приемная семья, – добавляю я. И мне почти больно это признавать. – Почти десять лет я провела в приемных семьях. За это время у меня появилось много братьев и сестер, но ни один из них не является кровным родственником, и ни с кем из них я больше не общаюсь. Так что нет, никаких родственников.

Они оба замолкают на секунду, а затем Эмили улыбается так, будто ничего и не произошло.

– Я всегда хотела сестру. Кого-то, кто не будет засовывать лягушку в твой купальник, когда ты плескаешься в озере, или не накидает муравьев в твоей сэндвич на пикнике, который ты всеми силами старался сделать идеальным, а еще не обрежет тебе одну косичку за день до того, как ты должна была сфотографироваться для школьного альбома, – она впивается глазами в Эверета, когда тот, демонстративно отвернувшись от нее, что-то насвистывает. – Мальчишки – отстой!

Затем она гладит свой живот и говорит:

– Но ты же не будешь таким, да? Ты не будешь делать все эти ужасные вещи. Ты будешь особенным маминым мальчиком, невинным и совершенным.

Эверет фыркает:

– Не учи его быть засранцем

– Что? – она смотрит с ужасом. – Как ты вообще мог это сказать?

– Ты собираешься вырастить ребенка, которого потом засунешь себе в задницу. Ему нужно лазить по деревьям и играть в мечи с палками.

– Он выколет себе глаз!

– Хорошо, мамочка, – одаряет он ее острым взглядом. – Хорошо, что меня не будет рядом с ним, я-то уж научил бы его, что значит быть мальчишкой.

Затем она громко сглатывает, разочарованная чем-то, что должно было быть смешным. Мне немного неловко, но по непонятным причинам я не могу отвернуться от их перепалки.

– Почему ты такой вредный?

– Я не вредный. А просто утверждаю, что ребенок не должен быть маменькиным сынком, он должен обыскивать дом и играть в грязи, разрезать змей и учиться стрелять из пистолета. Он должен делать эти вещи, а не печь печеньки и смотреть программы по «Lifetime» (прим. переводчика: Lifetime – Американский кабельный телеканал, специализирующийся на фильмах, комедиях и драмах, где главные роли играют исключительно женщины).

– Ты вредина, – видимо, это все, что ей удается придумать.

А я не имею голоса в этом споре и вообще не хочу никому давать советы о том, как воспитывать ребенка, и мне чертовски хорошо известно, что даже если бы моя жизнь зависела от этого, я бы не смогла это сделать.

Эверет качает головой:

– Нет, не вредина. В любом случае, – глядя на меня, он ухмыляется, и я снова чувствую себя неловко, – так как мы все-таки не добрались до рыбалки, а прошла уже целая неделя, не хочешь ли ты выбраться куда-нибудь... скажем, в эти выходные?

Кэнди по телефону говорила, что Уинстон хочет что-то организовать в пятничный вечер из-за того, что отменил его в прошлую субботу. А еще у нее был назначен новый клиент на субботу, которого она должна будет сопровождать на благотворительном ужине.

– Думаю, в воскресенье днем – самое то.

Эмили прыскает от смеха:

– Ты просто выводишь всех из себя, да?

Она проходит мимо нас, оставляя меня в полном недоумении, что же сейчас произошло? Эверет в отчаянии проводит рукой по лицу.

– Что это с ней? – спрашиваю я, неуверенная, действительно ли хочу это знать.

– Гормоны беременности.

– Я не понимаю.

– Ну, когда ты беременна, гормоны в твоем...

– Это мне понятно, – перебиваю его. – Я имею в виду, почему она сказала, что ты меня выводишь?

Его серые глаза с секунду смотрят на меня, а по выражению его лица сложно что-то понять.

– Когда ты упомянула воскресенье... ты сказала это так, словно выбраться со мной куда-то было нелепой идеей. Возможно, она подумала, что я расстроил тебя... снова.

Я даже не знаю, что сказать на это...

– Мне не хотелось, чтобы это так прозвучало. Просто у меня есть планы на эти выходные, и я старалась придумать, какой день бы подошел больше.

– Так ты хочешь погулять со мной? – мне ненавистно то, с какой надеждой Эверет смотрит.

– Ну, это не то, что мне хотелось бы обязательно сделать, это...

– Не делай мне одолжения, – вдруг его голос из гладкого и сладкого снижается до раздраженного и расстроенного.

До меня слишком поздно доходит, что неправильного я сказала.

– Это не то, что я имела в виду, – в спешке говорю я.

Он не обращает на это внимания.

– Не беспокойся. Эмили уезжает через два дня, и я хочу провести с ней побольше времени, – он начинает отдаляться от меня.

И мне следует позволить ему уйти, разорвать отношения, но по какой-то чертовой причине я все-таки хватаюсь за его рубашку и не позволяю отойти. Остановившись, Эверет смотрит сначала на мою руку, а затем медленно продолжает свой путь к моим глазам. Я стараюсь умолять его только своим взглядом.

– Все пошло не так. Я хочу погулять с тобой, но просто... – в раздражении опускаю свою руку.

– Бренна, – я смотрю на него, когда он произносит мое имя, вкладывая в него какой-то особый смысл, – я не заставляю тебя тусоваться со мной. А если ты все-таки согласишься, то я не заставлю тебя делать вещи, которые ты не захочешь. Друзья, помнишь?

Его слова вызывают у меня улыбку. Могу поклясться, что он искренен в том, что говорит, и я благодарна, что он понимает мое беспокойство. Кивая, я говорю:

– Друзья.

– Так что, если ты хочешь потусоваться со мной в воскресенье – прекрасно, а если нет... что ж, может быть, в другой раз. Я буду для тебя достаточно хорошим, – он пытается выкрутиться, показывая мне свою улыбку, но ничего не выходит. Ясно, как день, что он хочет больше, чем просто дружбу, но сейчас я это игнорирую.

– Ты уже очень хороший, – поправляю его я. – Воскресенье подходит идеально, – и прежде, чем из меня вырвется что-нибудь еще, добавляю. – Ну а сейчас мне действительно пора идти. Было приятно повидаться.

Затем я ухожу, понимая, что итак слишком сильно облажалась. И это скажется на нас обоих.

***

Я засовываю ароматную куриную лапшу в микроволновку, прежде чем ответить на сообщение. Хиллари хочет знать все подробности моей встречи с Эверетом, включая то, как я могла додуматься, что Эмили – это его беременная девушка. Я же, в свою очередь, не пропускаю ни одной детали, даже те, которые были самыми неловкими.

Она называет это романтикой, а я – пафосной перепалкой. Она считает, что это задумки самой судьбы, чтобы нам в нашем прекрасном будущем было что рассказать несуществующим внукам, а я напоминаю ей, что ничего прекрасного в моем будущем не будет, как и детей. Читаю последнее отправленное Хиллари сообщение: «Так что же вы собираетесь сделать в воскресенье?»

В то время, когда я начинаю печатать, что у меня нет ни малейшего понятия об этих планах, кто-то стучится в мою дверь. Оглянувшись, смеюсь про себя. Если это Эверет, то он увидит, что ткани в моей пижаме не так уж и много. Это лишь светло-розовые шелковые шортики и маечка в цвет. По-крайней мере, на этот раз я надела лифчик.

Я заглядываю в дверной глазок и вижу, что это не Эверет, а его сестра, и понимаю, как они с ним похожи. Открывая дверь, улыбаюсь Эмили:

– Привет.

– Привет! Эм... знаешь, я приготовила больше еды, чем нужно. Уверена, что не хочешь присоединиться к нам за ужином?

– Ох, я вижу, что провокации – это ваша семейная черта. Спасибо за приглашение, но я как раз в процессе приготовления своего ужина.

– Это – не ловушка, я просто подумала, что было бы неплохо тебя пригласить.

Микроволновка тут же подает сигнал, что мой суп готов. Брови Эмили взлетаю вверх вместе с уголками рта:

– Что ты готовишь?

– Суп.

– О, вкуснятина. Хорошо, но если ты хочешь обжаренные во фритюре куриные крылышки в кляре, то спускайся. Было бы здорово с тобой познакомиться поближе. А если ты не голодна, то мы как раз собирались сыграть в пятикарточный дро, и ты могла бы присоединиться.

Я с подозрением смотрю на нее:

– Пятикарточный дро? Никогда не слышала.

– Покер. Ты никогда не играла?

– Можно и так сказать.

– Прекрасно. Прихвати свой суп и... одежду, – она смотрит на мою пижаму или, точнее, на ее отсутствие. – И присоединяйся к нам.

Я уже начинаю думать, что не Эверет подослал ее, как мне сначала показалось, а все это исключительно идея Эмили.

Усмехаюсь в ответ на ее слова:

– Пас. Нет настроения для посиделок в компании. Но я ценю твое приглашение, правда, но думаю, что сегодня мне лишь хочется посидеть и расслабиться.

Все те милые искорки, что были в глазах Эмили, разом испарились.

– Послушай, что происходит между тобой и моим братом? – она скрещивает руки.

Я вижу, что делает она это в защитном жесте, поэтому сглатываю кусочек страха, застрявший в горле. Она думает, что я играю в игры. Но это не так уж и далеко от правды.

– Мы просто друзья.

– Друзья играют в покер, – усмехается она.

– Я понимаю, почему ты обороняешься. Ты защищаешь свою семью, и я не виню тебя за это. Если бы у меня был брат, я бы вела себя точно так же. Тебе не стоит обо мне беспокоиться. Отношения с ним меня не интересуют, как и все остальное, поэтому и я держу некую дистанцию. Я не давала ему каких-то намеков или надежд на то, чего быть просто не может. Я не развожу его. Даже не флиртовала с ним, если уж на то пошло. Пытаюсь ограничить свое время с ним, границы не пересекаются, а чувства не задеваются.

Девушка громко вздыхает и выпрямляет руки, начиная неосознанно потирать свой живот.

– Ты ему нравишься, Бренна. Возможно, больше, чем просто друг, но он этого не скажет. Я видела, как он наблюдал за тобой через кухонное окно, как он произносил твое имя, слышала, как он говорил с тобой. По всему этому было несложно догадаться, как он к тебе относится. Как бы ты сама к нему не относилась, он влюбляется. И если ты честно не хочешь отношений с ним, то, возможно, тебе и вовсе следует отойти. Ничего из разряда «давай будем просто друзьями». В вашем возрасте парни и девушки не могут быть просто друзьями, не пересекая никаких границ.

– Я всегда была с ним честной, – начинаю защищаться я, но она продолжает.

– И он воспринимает это как игру, в которой сложно победить. Возможно, это и сыграло большую роль в том, как сильно ты его зацепила. Могу я спросить почему? Почему ты не хочешь отношений с моим братом?

Мне не нравится, что этот разговор происходит на территории моей квартиры, тем более, что, по сути, он происходит в дверях.

– Если мы собираемся это обсудить, то не лучше ли тебе войти и сесть?

Без слов Эмили заходит и идет прямиком на кухню. Она устраивается на барном стуле, в то время как я достаю свой ужин из микроволновки и хватаю вилку, присаживаясь рядом с ней. Я перемешиваю лапшу, думая, что сказать, не сильно углубляясь в подробности.

– У меня ужасное прошлое, а последние двенадцать лет были… отвратительными. Большую часть времени я сама себе не нравлюсь. У меня есть некоторые… пристрастия, секреты и привычка до себя докапываться. У меня не так много друзей. Есть работа, которую я люблю, и она обеспечивает мне много денег, и я не хочу, чтобы твой брат нарушил такой ход событий. Ему не удастся принять меня такой, какая я есть. Он смотрит на меня и видит лишь красивую оболочку, милое лицо и игру, как ты это назвала. Он не видит меня, не видит мои шрамы и то, что я могу причинить ему такую боль, из-за которой он будет обижаться на меня еще несколько лет. Оно того не стоит, ни для кого из нас.

Как это сделала бы мама, Эмили берет мои ладони в свои и сильно сжимает их. Ее глаза пытаются прочитать мои. Я вижу в них жалость, и это не то, что мне нужно. Я лишь хочу, чтобы она увидела все так, как есть, и возможно, смогла бы найти способ, как бы помягче поговорить с Эверетом. Я сказала больше, чем хотела бы, но мне это нужно. Давая еще одну причину, по которой мне следует держаться от них подальше, я постоянно предоставляю слишком много подсказок о том, кто я есть.