Тот самый сантехник 7

Глава 18 О самом главном

Боря устало приоткрыл один глаз. Когда от неожиданности празднуешь возвращение девушки с определёнными актёрскими способностями на пороге, потом добавляешь в комнате как следует, затем ностальгируешь на кухне после чая, а всё завершается на том же самом диване, где совсем недавно провисал потолок от воды, сил остаётся не так много.

«Видимо, авитаминоз. Ты бы витаминок попил, а то совсем кончишься», — подытожил внутренний голос: «С другой стороны, „Бородино“ в член как микрофон тоже не каждый день читают. Отправь её на слепое прослушивание. Авось, зацепится за сцену?»

Мысль показалась сантехнику интересной. Тогда Боря приоткрыл второй глаз и попробовал сползти с дивана. Он уже не думал над тем, воссоединились ли они? Они просто были рядом.

«Или это был очередной раз перед полным прощанием?» — тут же добавил внутренний голос.

Глобальный в этот раз много не думал. Просто хотел попить воды и подался на кухню. Жары в квартире более чем достаточно. Всего подсушило. Снаружи и изнутри. Так что срочно пить, затем в душ, потом успокаивать маму, что ушёл на минутку, а завис на несколько часов.

Но Лида схватила за плечо, удержала и вдруг сказала:

— Знаешь, в детстве у меня случались припадки.

— Почему? — не совсем был готов к таким откровениям Боря. Но раз рассказывают, надо послушать.

— Меня не так из мамы достали, — разоткровенничалась Лидия. — Шею потянули, защемило нерв какой-то. Вроде ничего серьёзного, но порой это сказывается на здоровье. Не то, чтобы слюни с соплями текли, пока сидела бы в инвалидной коляске, но тоже хорошего мало.

— А что, собственно происходит?

— Цепенею, — добавила Лида проникновенно. — Поэтому отец и заставлял стихи читать. Вслух. С выражением. Чтобы, значит, боролась с этим нещадно. Вот как чую, что сейчас что-то плохое приключится с телом, сразу и читаю. Одна или на людях. Главное, адреналин получить. Он перекрывает ступор. И я отхожу.

Глобальный повернулся к ней:

— Так секс для тебя — это тоже способ адреналина хапнуть?

Он уже хотел спросить насчёт прослушивания, но решил дослушать. Благо, что где один рыжий брат без мозгов, там рядом и филолог умный пригодится. Но Лида мало походила на рок-звезду. Уж больно спокойная. И если какие-то проблемы со стеснением, то на сцену лучше не соваться.

«Но какие тут могут быть проблемы?» — удивился внутренний голос: «Ты только посмотри на неё. Лежит, главное, голенькая. Сексом пахнет, грудь небольшую поглаживает, которую ты совсем недавно мял. Не похоже на стеснение».

А Лида тем временем улыбнулась и ответила завораживающим голоском:

— О, нет! Это я от восторга отхлебнула.

И смеётся. Только глаза серьёзные. Всё те же, завидущие.

«Ведьма же!» — возмутился в очередной раз внутренний голос: «Но с поправкой — довольная. А довольная ведьмочка плохого не сделает. Да и судя по виду, уже ничуть не сожалеет, что вернулась. А мебели с посудой всегда можно прикупить».

Боря поднялся, так и не поняв, шутит или нет? На кухню в раздумьях удалился, подальше от женских чар.

«Ну этих филологов», — посоветовал внутренний голос: «Лучше водицы животворящей хлебнуть».

Из комнаты следом донеслось, как будто дева мысли его читала:

— Я ведь чего на филолога пошла? От излишней выразительности в речи! А надо было на актрису идти. Там это больше востребовано!

«Откуда она знает, что хочешь ей сцену предложить? Говорю же, ведьма!» — добавил внутренний голос.

— Так иди, — ответил Боря, наливая кипячёной воды в кружку и постарался больше ни о чём не думать, пока снова не спалили.

«Чего тут думать? Посуды осталось по минимуму, а продуктов и того меньше. Спасать надо девчонку».

Боря кивнул. Спасать он готов. Только неизвестный номер на телефоне мелькнул на подоконнике. Трубку Глобальный брать не стал. Не до мошенников. О спасении надо думать!

В раздумьях сантехник две кружки подряд кипячёной воды выпил. Следом заглянув в пустой холодильник и понял, что неплохо бы сходить за покупками. А заодно и к маме подняться, успокоить.

«А то одежда висит, а тебя нет», — добавил внутренний голос: «Да и не так часто диван скрипит под Лермонтова. Вдруг соседи не ценят русской классики?»

Только Боря вторую кружку допил, как на телефон видео прилетело, прямо в приложение.

Открыл с интересом. Может, Рома что-новое записал?

Следом сантехник только рот приоткрыл. На видео Стасян на кровати сидел как живой и рукой махал. Только голова в бинте.

«А это, на секундочку, тот самый крановщик, который с неделю назад официально умер», — напомнил внутренний голос.

Под видео шла подпись: «Шац это, возьми трубку».

Боря на пальцы свои дрожащие посмотрел. От волнения сам не свой стал мгновенно. И тут же перезвонил.

Голос дрогнул:

— Шац, Стасян⁈ — крикнул сантехник в трубку.

А там голос тихий такой, спокойный в ответ:

— Боря, не ори. Слух ко мне уже вернулся. А всё мёртвые воскресли, дай бог каждому. Тут только загвоздка одна. Стасян ни хрена не помнит. Ни меня, ни тебя, ни дома. Доктор говорит, что надо ему хуйни всякой наговорить, чтобы в себя пришёл. Справишься?

— А то! — ответил Боря с задором.

Лучше говорить, чем на могилку гвоздики таскать.

— Ну смотри. Если не выгорит, старшему брату звонить будем, — предупредил Шац. — Правда, Могилу тоже найти не могу. Говорят, дело мутное. Их всем взводом накрыло. А меня ещё раньше контузило. Место там злое, Борь. Проклятое обеими сторонами.

— Дай Стасяна, — попросил Глобальный.

Он уже морально готовился в деревню ехать. На похороны. Хоть и понимал, что гроб пустой будет. Но главное — память. А тут на тебе — нарисовался живёхонький.

«Ну а что пустой в голове — это полбеды. Зато дееспособный!» — прикинул внутренний голос.

— Стасян! — едва не прикрикнул сантехник от восторга. — Это я — Боря!

— Боря, — ровным тоном ответил знакомый голос. — Слушай, а я не помню никакого Бори. Ты уж не обижайся. Я не со зла. Просто не помню.

Главное, говорит, прискорбно так. Словно извиняется.

«А вина его в чём? В том, что выжил?»

— Стасян, ты переживай, — ответил Боря. — Вылечим тебя. Всё вернётся. Родителей твоих обрадую. Позвоню всем. Похоронку твою сожжём к херам. А вместо похорон такой праздник в деревне устроим, что многим свадьбам и не снилось!

— У меня есть родители? — только и спросил Стасян, не радуясь, не огорчаясь.

Он вообще никак не реагировал, как человек, которому про серый цвет рассказывали.

— Есть, брат, — ответил проникновенно Боря. — Братья есть, мать, отец. Ему первому и позвоню. Он же у вас самый здоровый в семье. Ты же мне сам говорил, что «йети» у него погоняло. Ну! Евгений Васильевич Сидоренко. Помнишь? Вспоминай давай!

Глобальный ожидал хоть какой-то реакции, но Стасян молчал.

— А может брата помнишь? — сделал ещё один заход сантехник. — Пётр Евгеньевич Сидоренко. Ну, Петро же! Могила. А? Или младшего помнишь? Николай Евгеньевич Сидоренко. Ну, Стасян, вспоминай!

— Не помню, — обрубил Стасян и Шац в нетерпении перехватил трубку.

— Да чего ты ему ФИО перечисляешь? — возмутился Матвей Алексеевич. — Я же сказал, на эмоциональное налегай. Как в сельский туалет по детству рухнул там. Или птички его с ног до головы обосрали, к примеру, пока девочке любимой ромашки нёс. Проникновенное что-нибудь вспомни, эмоциональное. Может, бабу какую на пару драли? А?

— Шац, я придумаю что-нибудь. Ты мне только его контакт оставь. Я вытащу его из этого состояния. Обещаю! — ответил Боря и тут же добавил. — Ты Вике только позвони. Она так твоего звонка ждёт. Ты нужен ей, как отец. Понимаешь?

Теперь вздохнул уже Шац и добавил:

— А ты прав. Закинь мне номер сюда. Короче, сейчас пару звонков сделаю, а как новый телефон себе добуду, этот Стасяну оставлю. А ты хоть фотки ему кидай обнажённых старушек, хоть про рост ВВП в этом году всё рассказывай, но главное, чтобы в Новосибирском аэропорту нас уже обоих адекватных встречал. Сейчас в Ростов переведёмся, потом через Москву или Питер пройдём, подлечимся, восстановимся, а потом уже — домой. Понял меня, Боря?

— Да понял, Шац, — изрядно повеселел Глобальный. — Какие вопросы? Сделаю!

Вроде простонародное ляпнул, а собеседник за чистую монету принял.

— Как там Боцман? Лапоть?

— В душе не… знаю, — признался Боря. — Я же гонял твой Урус продавать. Не до них было.

— А, Урус. Точно, — задумался Матвей и тут же спросил. — А зачем я его продавал?

— Не знаю, Шац. Тебе виднее. Ты же просил. Я сделал, — ответил Боря и немного разъяснил. — Я с Викой пару дней провёл, как с тобой созвонились. Отличная девчонка. Столько о тебе спрашивала. Так хочет тебя узнать.

«И инициативная», — проворчал внутренний голос.

— Слушай, молоток, что сделал и сделку провёл. Возьми там в плинтусах сколько надо. За суету, — сказал он и снова спросил. — Лопырёвой сейчас позвоню. А Князь там как? Бита? Не наседают?

— Так взорвали обоих, — напомнил Боря, уже и не помня, говорил он об этом или нет. — Слушай, а ты тоже память потерял?

— Я? — Шац даже задумался. — А хрен его знает. Вроде всё помню. Но что конкретно — выясню по ходу. Всё, Борь, давай там, не скучай. Ты прав… у меня же дочка есть. Надо осмыслить… Жду телефона!

— Ага.

Связь отключилась, словно Шац только сейчас вспомнил что-то важное. Боря тут же отправил контакт и на телефон ещё некоторое время смотрел, в себя приходя. Радость смешивалась с удивлением. Как сам про дочь не спросил? И почему Стасян ничего не помнит?

За этим состоянием его и застала Лида. Девушка присела за стол на один из двух оставшихся табуретов в своём лёгком халатике и сложив ногу на ногу, тоже вспомнила:

— Однажды в школе меня так тряхануло, что очнулась в морге. Среди ночи.

— В смысле?

— А вот так! Никакие стихи не помогли, — сказала она, глядя куда-то в сторону. — В школе же как? Прибежала медсестра, щупает пульс — нету. Вроде, не дышит. Вызвали скорую. Та всё подтвердила, сердце не бьётся. Ну меня на тот свет быстренько и спровадили. Заодно отцу позвонили.

«Может не стоит ей на сцену?» — тут же прикинул внутренний голос: «А то мало ли в каком морге потом окажется?»

— Что он ощутил в тот день, сказать сложно, — продолжила Лида. — Видимо, уже морально готовился посетить меня на следующий день, чтобы в лоб поцеловать на холодной полке. Но когда среди ночи ему вдруг позвонил охранник и сказал: «отмена, забирайте свою вопящую девчонку», он примчался в халате и тапочках, пробежав за раз семнадцать километров. И из морга меня на руках вынес. С тех пор от себя и не отпускал, считай. Вот такой у меня папка… А я его извращенцем при народе опозорила. Ну не дура, а? А где-то сейчас по сети могут гулять ролики с подписью «маньяк терроризирует девочку».

Она перевела взгляд на него, принявшись играть тапком кончиками пальчиков и добавила:

— Хорошо ещё, что меня официально мёртвой не объявили. А то доказывай потом всем, что жива-здорова. Но у тебя, я так понимаю, кто-то воскрес?

Боря кивнул и решительно набрал номер Йети. Объяснение уложилось в пару предложений, но ответная реплика была горяча. Борю тут же послали и пообещали

наказать за такие шутки.

— Евгений Васильевич, да какие шутки! Этим не шутят! — пропустил мимо ушей этот выпад Глобальный. — Он же мне как брат уже стал. Живой, говорю! Не помнит только ни хрена. Ни меня, ни вас, никого. Телефон сейчас вышлю, сами позвоните, убедитесь. И видео есть. С сегодняшней датой!

— Ну смотри, Борис. Если это какая-то шутка… — по строгому тону можно было точно сказать, что умрёт он в случае чего с первого удара.

— Батя, да живой он, — добавил хрипло Боря, вдруг безмерно устав. — А память вылечим. Я сам его привезу, как подлечится!

Тогда Йети сделал то, чего не позволял себе пятьдесят лет, ровно с 1972 года, когда генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев и американский президент Ричард Никсон подписали в Москве документ под названием «Основы взаимоотношений СССР и США».

То есть — зарыдал.

Тогда лидеры сверхдержав официально заявляли, что в ядерный век нет альтернатив принципам мирного сосуществования, а интересы безопасности обеих стран основаны на принципах равенства. И все им поверили.

Ведь это означало ровно то, что теперь во всём мире будет мир. И так будет всегда, включая Луну, Марс и Дальний Космос. Но рыдал десятилетний широкоплечий пацан тогда не над осознанием глубокой подоплеки, а от батиного ремня, когда не смог с ходу прочитать эту статью без запинок. Ведь она была — о главном.

Однако, выплакав все слёзы, Евгений пообещал себе, что больше и слезинки не проронит. И слово своё держал, даже когда похоронку на среднего сына получил. А как узнал об обратном — сдержаться не смог. Прорвало.

Боря молча отключил связь, давая время человеку в себя прийти. Сердце всё-таки уже не молодое. Не хотелось бы следом на другие похороны приехать.

* * *

А где-то в медучреждении Донецка в этом время Шац вдруг посмотрел на телефон с присланным номером и понял, что не может позвонить дочери. Пальцы вроде готовы надавить на контакт, а не давят.

— Что за хрень? — спросил он глухо.

И сначала начальству позвонил, потом начал подтягивать связи по восстановлению прав воскресшего человека, потом организовал перевозку в центральный госпиталь Ростова для полноценной диагностики.

«А далее — кто знает?», — задумался Шац: «Может, Стасян ещё по пути всё вспомнит и прямым рейсом в Новосибирск рванём?»

Одно ясно точно: оба своё отвоевали. И если Гробовщика комиссуют подчистую, пока в пальцах не начал путаться, то ему хотя бы из штурмовиков в смежные отделения переводиться надо.

— Ты чего, Шац? Из-за этой мелочи соскочить решил? — искренне удивлялся его командир. — Мы же на взлёте! Бабла немерено, бэ ка все склады забиты. Да о нас каждая собака знает!

— Вот именно, не пропадёте. А я даже о своей дочери не знаю. Хватит с меня. Пацаны и без меня Артёмовск возьмут, — закончил Шац один важный разговор по телефону и отключил связь.

Следом видеосвязь всплыла. Принял Лопырёв с замиранием сердце. Вдруг дочь⁈

А там только старик со старухой. Не его, знамо дело. Свои давно на том свете. Оттуда звонки пока не придумали.

— Сидоренки звонят, — тут же вернулся в палату Гробовщика Шац и оставил телефон на тумбочке. — Сейчас Стасяна дам!

И он вышел из ракурса. Но застыв у двери, всё никак не мог уйти, слушая как счастливая мать говорит от всего сердца, но никак не может подобрать слова, глядя на уцелевшего сына. А отец молчит выразительно, вообще ни слова сказать не в состоянии. И оба — счастливы.

Только сын как отморозился.

* * *

Боря на кухне тоже как замороженный стоял. Пока Лида не расколдовала, на подоконник присев.

Раздвинула ноги дива, посмотрела вниз и сказала:

— Кажется, я соскучилась… очень.

Глядя на сочную вагину, (что врать не будет), Глобальный о вечном думал, на главное настраивался, но подсовывали важное. А как не брать то, что дают?

«Женщина настаивает!» — подчеркнул внутренний голос: «А кто ты такой, чтобы отказывать?»

Но это всё — тело. Наносное, второстепенное. А сам он душой и думкой — далеко. Объективная реальность не имеет значения. Ну или имеет, когда это важно для того, другого.

«Партнёра, что по ту сторону члена», — подчеркнул внутренний голос.

Но баланс не равнозначен. Он всегда будет немного в себе и ещё немного среди звёзд. А тело, так уж и быть, пусть тут старается.

Вытянувшись по струнке над горячей батареей, Боря пристроился. Затем задвигался не спеша, потом быстрее, потом совсем быстро. Но две кружки воды словно насквозь прошли. Снова сухость во рту, снова жара, хоть батареи перекрывай.

Всё-таки мало кислорода в однушке. Двое людей — уже много. А двое в движении — так вообще перебор.

С удивлением Боря понял, что задыхается. Не так, как будто куском мяса подавился, а по нарастающей. С возросшими физическими нагрузками.

«Вот те раз!» — возмутился внутренний голос: «Да ты никак стареешь? Ну да, весной двадцать уже. С такой жизнь год за три идёт. Или у сантехников как у собак, один за семь?»

Боря понизил скорость, от чего Лида не кончила. Только прижалась плотно, вовсе заставив прекратить фрикции. И сказала:

— Я же не на филолога хотела учиться. Это папа настоял. Я на фармацевта хочу. Переводиться буду. И знаешь, что я как потенциальный медик знаю?

— Что? — спросил для поддержания диалога Боря.

Говорить ему вовсе не хотелось. Дыхалки не хватало. Может всё дело в жаре, может в нервах.

«Но то, что пять раз подряд уже не можешь — показатель», — пожурил внутренний голос.

— То, что одышка во время физических упражнений может свидетельствовать о проблемах с самой крупной артерией человеческого организма. Она же — аорта.

Боря с характерным звуком вышел из умного человека, в котором и погостить приятно, и послушать такого полезно.

— И что делать?

— Как что? Укреплять! — удивилась Лида, которая даже в свои девятнадцать не могла достигнуть пика физической формы. — Мне папа спорт запрещал. Только лёгкие прогулки, никакой физической культуры. А тебе папа тоже развиваться запрещает?

— Вроде нет.

И она снова добавила, вытаскивая из себя уже не только член, но и знания:

— С возрастом кровоток через аорту становится менее плавным. Подобные естественные изменения в организме влияют на процесс восприятия занятий спортом. Поэтому у некоторых людей во время той же пробежки возникает одышка. Как у тебя с пробежкой?

А Боря и рад бы ответить как, но бегать даже в армии не пришлось. А в последнее время вовсе на автомобиле постоянно. Никаких автобусом с маршрутками и пеших прогулок по пять остановок.

«Так и потолстеть недолго», — даже поддержал Лиду внутренний голос: «Ты давай это, спортом займись. А то начинал как ЗОЖник, а теперь смотреть стыдно. То за компанию поднимешь, то с глазу на глаз бухаешь. Самому не стыдно? А ещё рабочий человек!»

Боря кивнул:

— Да, буду укреплять.

Мелькнула даже мысль к Дашке в спортзал пойти. Там же и бегать. Всё-таки вокруг ещё снег лежит и в ботинках лучше на лыжи вставать. Но лыжных. А спорт лучше с весны начинать, как снег растает.

Сантехник уже в уме примерял новый спортивный костюм и прикидывал, какие возьмёт кроссовки, но телефон тут же зазвонил снова.

Поднял, не глядя на экран. Это был голос Киры.

— Боря, ты можешь папин дом продать? — начала с ходу та, как будто минуту назад расстались.

— Могу, а ты где жить будешь? — спросил Боря такой же обраточкой.

Всё-таки на продаже уже стоял один дом. Битиных. Правда, покупатели об этом пока не знали, так как объявления он не давал.

Дела, суета, заботы.

— В Израиле, — ответила простодушная Князева. — С Зиной.

— Так Зина же сидит, — припомнил Боря.

— Точно. Сидит, — не стала спорить Кира, только добавила. — Напротив меня на диване.

— О как! — удивился Глобальный даже в этот насыщенный событиями день. — А почему Израиль?

— А, таковы условия УДО, — ответил Кира.

Тут Зина подхватила трубку:

— Так, ну ты много-то не болтай… Привет, Борь. С нами поедешь?

Сантехник не то, что мигрировать никуда не собирался, так даже не думал в этом направлении. Поэтому только шёпотом у Лиды спросил:

— Гусман, ты в Израиль хочешь поехать? Как там с фармакологией обстоит?

— Не знаю, — ответила девушка, слезая с подоконника. — Но фамилию хочу сменить. Ты не против?

Боря задумался. Дело было даже не в фамилии, а в убеждениях. В основном убеждениях её отца, который считал, что вся заграница — говно, раз туда всё равно ни одного военного не выпускают.

— Нет, — ответил и Боря в телефон.

— Почему? — удивилась Фридрих.

Глобальный пожал плечами, но тут пришлось добавить, так как этот жест никто не видел:

— Мне и здесь хорошо.

— Так скоро будет плохо, — добавила Зина, то ли догадываясь о грядущем, то ли обладая инсайдерской информацией.

Да и кто бы иначе сказал в феврале 2023 года?

— Переживу, — ответил Боря, не обладая пророческим даром, но очень надеясь на лучшее. — Слушай, может я просто заеду и обсудим всё по части дома?

— Заезжай, — легко согласилась Зина.

— Ждём! — крикнула и Кира.

Связь снова отключилась. Боря уже хотел обсудить спорт, заграницу и фармакологию, но буквально сразу позвонил Коба.

— Боря, нужен сценарий для клипа, — вообще без каких-либо прелюдий сразу потребовал продюсер группы Город на Неве.

— Моисей Лазаревич, а почему вы не уезжаете в Израиль? — в свою очередь спросил Глобальный, давно поборов отдышку и получив свойство так же бесхитростно отвечать, как спрашивают или даже требуют.

— А что, уже и тебя зовут? — удивился Коба и честно признался. — Боря, там слишком много не наших наших. Так что я лучше среди ваших дождусь развязки наших… Или ты вообще историю не знаешь?