Трансфер

Глава 9 Ева

Я позвонила ему.

Ну, вернее, я позвонила в офис доктора Монтгомери.

Несмотря на мои сомнения, в глубине души что-то подсказывает мне, что он —единственный, кто может помочь с моими паническими атаками. После последних трех психологов, с которыми я встречалась, я больше не доверяю ничьим суждениям. По правде говоря, он был единственным, кто давал мне возможность чувствовать себя комфортно.

Он дарил мне чувство безопасности.

Его простые дыхательные упражнения помогали облегчить боль в груди, когда я понимала, что вот-вот потеряю сознание.

— Так, в какое время тебе назначили? — спрашивает Сидни, заходя в мою комнату. Я стою тут, по крайней мере минут десять, пытаясь решить, что надеть.

— В десять.

— Ну, тогда тебе лучше подготовиться, — улыбка расползается по ее лицу, пока она рассматривает мой наряд.

Я, проследив ее взгляд, смотрю вниз.

— Что? Ты думаешь, что я не могу пойти в таком виде? — я машу рукой вниз вдоль своего тела.

— Красиво, как всегда, но поверь мне, Ева, не думаю, что уместно впервые прийти на беседу к психотерапевту в шортиках и прозрачной блузке.

— Да, ты права. Ладно, я переоденусь. Хочешь, встретимся после моего визита в кафе «Европа»? Можем перекусить там.

Я вытаскиваю рубашку из шкафа и демонстрирую ее для одобрения. Сидни кивает головой, говоря «да».

— Почему бы тебе не написать мне после консультации? Я должна быть свободна, но если нет, то ты посвятишь меня во все детали, когда я вернусь домой позже.

Я надуваю губы и закатываю глаза.

— Возможно, это будет пустая трата времени.

— Возможно. Но ты никогда не узнаешь, пока не попробуешь, — Сидни поворачивается и уходит, закрыв за собой дверь.

Как только она выходит из комнаты, я переодеваюсь, надев более подходящий наряд. На мне рубашка из хлопковой ткани шамбре, черные леггинсы и черные сапоги для верховой езды. Когда я полностью одета, я сажусь на кровать и закрываю на мгновение глаза. От предстоящей встречи я словно на иголках. Понятия не имею, чего ожидать. Множество вопросов всплывает в моей голове, так же, как и первые признаки паники.

На что это будет похоже — говорить с ним?

Стоит ли мне рассказывать ему о моих кошмарах?

Смогу ли я это сделать?

Станет ли он осуждать меня? До сих пор он этого не делал.

Он только был добр. Заботился.

Я дышу глубоко, чтобы успокоить свои мысли. Я не могу позволить им плыть по течению. Мне нужно быть сильной и не дать страху одержать победу.

Мой подбородок дрожит от холодного воздуха, пока я стою на углу и жду, когда загорится зеленый свет. Автомобили проносятся мимо, но я не вижу пустых такси. Я смотрю по направлению на улицы, а затем на часы. Нет времени ждать, поэтому я решаю пройти пешком десять кварталов.

С каждым шагом я чувствую, как внутри меня растет нервное напряжение. Обычно пешие прогулки меня успокаивают, но сегодня это не помогает. Пока я спешу вниз по Парк-Авеню, теряюсь в своих мыслях. Размышляя о причинах появления моих кошмаров, я не могу понять, почему эти кошмары начались, и я даже не уверена, что это результат моих недавних панических атак. Предполагаю только, что это как-то связано с Ричардом, но в то же время я не уверена. Страшно подумать о таком. Но ужас в том, что меня больше пугает то, что я боюсь превратиться в свою мать.

Я не могу стать такой, как моя мама.

Я не могу позволить своему страху превратить меня в женщину, которая слишком напугана, чтобы жить своей жизнью.

Через десять минут я приближаюсь к адресу, который указан на визитной карточке. Здание само по себе сдержанное и суровое. Оно простирается высоко к небу, солнце поблескивает и отражается в стенах из тонированного стекла. Робко шагая, захожу внутрь и сразу замечаю широкий письменный стол из люсита[6] в центре холла. Я киваю и улыбаюсь охраннику, который сидит за этим столом, благодарная за то, что он не может видеть, как дрожат мои руки.

За своей улыбкой я прячу свое волнение.

— У меня назначена встреча с доктором Монтгомери.

— А вы? — спрашивает он, прищурив на меня глаза.

— Ева Гамильтон.

— Смотрите в камеру, пожалуйста.

Жестом он указывает на маленький, едва заметный на столе объектив. После того, как камера мигает один раз, я поворачиваюсь к нему, он смотрит вниз на экран, встроенный в его стол и начинает печатать.

— Пожалуйста, пройдите к лифту на правой стороне вестибюля и нажмите на кнопку восемнадцатого этажа, — указывает он, протягивая мне мой пропуск посетителя.

— Спасибо.

Я захожу в лифт и нажимаю кнопку этажа доктора Монтгомери. Слышится спокойная музыка. Пока лифт поднимается, в моем животе образуется пульсирующий узел. Мысль о том, что я буду сидеть напротив этого человека, а он будет копаться в моем грязном белье, вызывает не очень приятные чувства. Не уверена, что смогу пройти через это, но поскольку я уже так далеко зашла, то решаю сделать решающий шаг. Глубоко дышу, легкие расширяются с притоком кислорода, и я пытаюсь успокоиться. Когда лифт останавливается на нужном этаже, я выхожу и ищу его кабинет. Меня встречает женщина средних лет, сидящая за столом.

— Я Ева Гамильтон. У меня назначена встреча с доктором Монтгомери.

— Да, пожалуйста, присаживайтесь. Он встретится с вами через несколько минут. Мне нужно увидеть копию вашей страховой карты. Кроме того, у меня для вас есть несколько анкет, чтобы заполнить, пока вы ждете.

Ее голос звучит монотонно, как будто она произносит эти слова бесчисленное количество раз.

Открываю сумочку и подаю свою карточку. Когда она возвращается, я беру стопку анкет, и сажусь на пустой стул. Попутно достаю свой телефон, чтобы написать сообщение для Сидни.

Я: Эй, Сид. Я на месте и пока все нормально. Напишу тебе, когда отправлюсь в ресторан.

Сид: Удачи.

Я: Спасибо, она мне понадобится.

Мои глаза сканируют листы предо мной. Семь страниц. Семь долбанных страниц вопросов. Начиная с самой примитивной информации, ведущей к...

Я просматриваю немного дальше по списку, вижу вопросы про семью. Сердце замирает в груди. Неужели он не может просто отказать мне в приеме, а не заставлять отказаться по причине моего нежелания отвечать на эти вопросы? Представляю, как переверну страницу, а там окажутся знаки и пятна чернил, которые я должна буду описать.

Охарактеризуйте ваши достоинства? Что это? Я устраиваюсь на работу?

Каковы ваши методы решения проблем? Я должна записать перечень?

Есть ли проблемы со сном? Понятно же, я не была бы здесь, если бы могла разобраться со всем этим.

Просматриваю дальше по списку...

Отметить.

Отметить.

Отметить.

Пожалуйста, не проблема. Господи, чем я занимаюсь?

Вы принадлежите к какой-либо религии или духовной секте?

На этом вопросе я поднимаюсь со своего места.

Я ухожу отсюда.

Это смешно.

Пока двигаюсь к двери, слышу скрип. Оглядываюсь через плечо, и мои глаза расширяются, когда я вижу человека, стоящего передо мной.

Как так получается, что каждый раз, когда я его вижу, у меня захватывает дух? Я никогда не видела более красивого мужчину. Он великолепен. Но даже это слово не может описать его полностью. Он высокий. Его сильное подтянутое тело возвышается над моим хрупким. Этот мужчина, его присутствие...

Он выглядит внушительным. Как будто он один может заставить мир сойти со своей оси.

Доктор Монтгомери прищуривает глаза и продолжает смотреть. Это нервирует и в тоже время волнует. Но он встряхивает головой, момент потерян. Расправив плечи, он направляется ко мне.

— Привет, Ева.

Мое имя соскальзывает с его языка, словно плавная мелодия. Возможно, таким прекрасным баритоном следует петь.

— Здравствуйте, доктор, — отвечаю я тихо.

Он тянется вперед и берет мою руку.

— Приятно видеть тебя снова. Но, пожалуйста, знаю, что я твой доктор, но ты можешь называть меня Престон, — он замолкает, как будто неуверен. — Если это позволит тебе чувствовать себя более комфортно.

О чем я думала, решив прийти к этому человеку? Я отчаянно пытаюсь разобраться со своим дерьмом, но этот парень... Нет. Он слишком шикарен. Мне нужно встретиться с кем-то постарше — намного, намного старше. Может быть, с мужчиной лет семидесяти, который носит крошечные очки в проволочной оправе.

Престон посылает мне небольшую улыбка, и, я клянусь, у меня в животе просыпается тысяча бабочек.

— Пожалуйста, проходи в мой кабинет.

Другая его рука указывает на дверь рядом с тем местом, где мы стоим. Она приоткрыта и внутри темно. Зловеще.

— Хм, ладно.

Чувствую, что моя рука, по-прежнему заключенная в его руке, тяжелеет.

Мое тело не может двигаться, замерло. Я застываю на месте. Готовая сбежать. Готовая снова зарыть свою голову в песок и притворяться, что мне не надо быть здесь. Я смотрю в сторону выхода, а затем снова на него, и встречаюсь с ним взглядом.

Его полные губы растягиваются в утешительной улыбке.

— Все будет хорошо. Не волнуйся, нет ничего необычного, — шепчет он, но ни одна часть моего трясущегося тела не верит ему.

Инстинктивно пячусь спиной к двери, расцениваю свои варианты: уйти и позволить страху завладеть мной, или последовать за этим человеком.

Наши тела близко, мы в нескольких шагах от его кабинета. Он резко останавливается, и я чуть не врезаюсь в него, когда он включает там свет. С широко раскрытыми глазами я осматриваю его кабинет, а потом снова смотрю на него. Его присутствие заполняет небольшое пространство. Он притягивает, и мои внутренние барьеры вновь выстраивают стену. Как я могу говорить с человеком, один вид которого лишает меня душевного равновесия? Он поглощает весь кислород из воздуха, просто стоя рядом.

Мое дыхание становится рваным, когда я двигаюсь далее в комнату. Втягивая воздух маленькими порциями, я стараюсь очистить свою голову. Мне нужно сделать это. Я должна остановить кошмары, и это мой единственный вариант, поэтому мне нужно блокировать мою тягу к этому человеку.

— Почему бы тебе не присесть на диване? — говорит он, когда идет к столу, который находится вдоль дальней стены, и берет блокнот.

Я сижу на красном бархатном диване и смотрю вверх, понимая, что он за мной наблюдает, пока я усаживаюсь. Его глаза отслеживают каждое мое движение, он садится поудобнее в кресло напротив журнального столика.

Положив блокнот на колени, он вытягивает руку и запускает пальцы в волосы.

— Ладно, — он говорит так, будто собирается с мыслями.

Мое сердце сильнее бьется груди, пока я жду начало разговора. Мое дыхание громкое, я нахожусь в ужасе, пока в моем животе все сжимается, лицо горит, а на лбу выступает пот.

— Просто дыши, — бормочет он. — Это будет несложно. Обещаю. Сначала я задам тебе очень простые вопросы и сделаю для себя пометки того, что ты скажешь, чтобы после мне было легче воскресить это в своей памяти. Все в порядке?

Я кусаю губу.

— Да, все в порядке.

— О, и, пожалуйста, не стесняйся прервать меня в любой момент, и, если ты решишь, что нужно сделать паузу, мы сможем остановиться, когда пожелаешь.

Сглотнув, я киваю.

— Итак, давай начнем немного с того, когда началась твоя тревога, что привело тебя в больницу и немного о том, что привело тебя сюда сегодня.

— Разве мы не можем поговорить о чем-нибудь попроще?

У меня вырывается нервный смешок, и я замечаю, как правый уголок губ доктора приподнимается в полуулыбке, отчего на щеке появляется маленькая ямочка.

— Можем, но в чем тогда прикол нашей первой встречи? — шутит он, и мои плечи расслабляются. — Так, как ты себя чувствуешь сегодня?

Я наклоняю голову и думаю, что ответить.

— В порядке. Устала. Не выспалась, — признаю я на вздохе.

Он кивает.

— Это я могу понять. Нервничала сегодня?

— Да. Думаю, немного было.

— Что-то еще, что тебя тревожило?

Кусаю нижнюю губу и терзаю ее до боли. Престон берет ручку и делает заметки на листке бумаги, затем переводит свой пристальный взгляд на меня.

— Попроще? — улыбается он.

Я киваю.

— Вы всегда жили в Нью-Йорке?

— Хм, да. Я имею в виду, что не родилась в городе, мы переехали сюда, когда я была маленькой, — уточняю я.

— О, тогда где ты родилась? — он наклоняется вперед, отодвигая свою записную книжку, и внимательнее изучает меня.

— Я из Лонг-Айленда, родилась там.

— А ты работаешь? Или учишься?

— Я работаю в маркетинговом отделе в Stone Agency. Это фирма, оказывающая полный спектр услуг. Мы специализируемся в моде и развлечениях.

— Очень интересно.

— Да, мне нравится, — пожимаю плечами, выдавливаю подобие небольшой улыбки, на что он смеется.

— Звучит немного скучно. Вот быть психотерапевтом — это гораздо интереснее.

Он подмигивает, поднимая мне настроение, и это работает, потому что теперь я смеюсь, уходит напряжение из мышц, и я расправляю плечи. Когда мой смех прекращается, он становится серьезным и выпрямляет спину.

— Готова к сложному вопросу? — спрашивает он, и я киваю. — Давай обсудим твой первый визит в больницу. Это не трудно?

Его голубые глаза встречаются с моими.

— Полагаю.

— Для того, чтобы это сработало, ты должна доверять мне. Можешь ли ты сделать это? Можешь довериться мне?

— Не уверена, что смогу, но я попробую. Ну, как известно, я попала в аварию. Очевидно, после меня доставили в больницу.

Я слишком смущена, чтобы рассказать ему обо всех панических атаках и ночных кошмарах, так что молчу и пытаюсь придумать, что еще сказать. Слышу, как на заднем фоне тикают напольные часы.

Доктор Монтгомери тянется через стол, берет очки и надевает. Он поправляет их, пока они точнее садятся на его нос, и затем смотрит вниз на бумаги. Когда он смотрит вверх, я клянусь, мое сердце останавливается. Смотрю в его глаза, понимаю, что то, как он носит эти очки, выглядит... сексуально.

Он слишком идеален.

Он упирается руками в подлокотники кресла и изучает меня.

— Ты в порядке? Что происходит?

Я пытаюсь себя успокоить, проклиная за то, что так явно поддаюсь его обаянию.

— Хм, я просто нервничаю. Напугана. Отчасти... я не знаю. Потеряна? Я не уверена, должны ли мы обсуждать все это и то, как ты помог мне тогда.

— Это нормально, особенно для тех, у кого такая консультация впервые, — уверяет он меня.

— Ну, это хорошо, буду знать. Счастлива быть хоть в чем-то нормальной, — резко отвечаю я.

Нет ничего нормального в моей панике, когда я думаю о том, чтобы озвучить мои кошмары и страхи перед этим мужчиной. Намного проще было в больнице, когда я думала, что никогда не увижу его снова.

— Нормально — это просто определение, которое мы используем для себя, чтобы обозначить рамки, Ева. В нашей беседе не может быть рамок, — подмигивает он, и я на удивление высоко оцениваю этот небольшой жест, потому что, увидев его улыбку, улыбаюсь в ответ. — Поэтому, думаю, нам следует начать с самого начала. Я часто прихожу к выводу, что большинство проблем связано с этим. Единственное решение — установить причину и следствие, понять с чего все это началось.

— Возможно.

— Как насчет того, чтобы ты рассказала немного о своей семье?

Мгновенно мои мышцы напрягаются. В любое время темы, касающиеся моей мамы, вызывают спазмы у меня внутри. Я люблю ее, но быть ее основным опекуном в моем возрасте достаточно трудно.

— Моя семья — это только моя мама и я, — пытаюсь улыбаться, но вместо этого мои губы дрожат, выдавая меня.

— Где твой отец?

— Он умер в результате несчастного случая, когда я была маленькой, — хочу растаять, притвориться, что меня здесь нет, отступить за границы своего разума.

— Сколько тебе было? — его голубые глаза, нежные и искренние.

— Четыре, — отвечаю я, прежде чем успеваю себя остановить.

— Это, должно быть, было тяжело для тебя.

— Честно говоря, я даже не помню его. Большинство моих детских воспоминаний — это мама и я. И Ричард, конечно. Не помню, говорили ли мы о нем в больнице. Он был лучшим другом моего отца, — делаю глубокий вдох. — И ещё он был моим шефом.

— Так ты знала Ричарда очень близко?

— Он фактически вырастил меня. Это были его похороны, когда я уже уезжала после прощания и попала в аварию.

Знакомое чувство страха давит на сердце. Все мое тело напрягается. Вскоре появится боль в спине, после перейдет на грудь. Это словно удар кинжалом между лопаток, и я пытаюсь растереть эту боль.

— Очень сожалею о твоей потере. Если ты не возражаешь, я спрошу, как это произошло?

— У него случился сердечный приступ. К тому времени, когда... я нашла его.

Убираю руку со спины и прижимаю ее ко рту, чтобы сдержать рыдания.

— Знаю, это, должно быть, тяжело для тебя. Хочу, чтобы ты сделала глубокий вдох. Можешь это сделать? — я пожимаю плечами. — Как это случилось?

— Помню, что звонила ему, но он не ответил. Мне нужно было забрать кое-что у него для совещания. Я как раз была у мамы. Он... он жил в том же здании, где и она. Когда я добралась к нему, то нашла его уже мертвым. Я... Я помню все как в тумане, на грани потери сознания. Позвонила 911, даже вернулась к матери, чтобы рассказать ей. Я была убита горем и не могла полноценно оценивать происходящее.

— Так, когда именно ты перестала оценивать? Что ты помнишь?

Я делаю медленный вдох и выдох, чтобы не начать задыхаться.

— Когда я снова увидела его тело, но уже в гробу. Вот когда это произошло. До этого я все ещё отказывалась верить в происходящее. Но в тот момент реальность ударила меня, и я поняла, что Ричард мертв.

Слезы льются из моих глаз, и я пытаюсь их вытереть.

Престон берет ручку и строчит что-то в своем блокноте.

— Это был первый раз с момента смерти твоего отца, когда ты присутствовала на похоронах?

Я киваю.

— Я знаю, что ты была маленькой, когда умер твой отец, но ты что-нибудь помнишь?

— Нет.

Доктор снова быстро пишет, а я очень хочу заглянуть через его руку и прочитать, что он там написал. Когда Престон кладет свою ручку в сторону, поднимет глаза, и наши взгляды встречаются.

— Ты сказала, что он был тебе как отец. У него были отношения с твоей матерью?

— О, Господи, нет. Ей едва хватает сил передвигаться, чтобы почистить зубы. В ее жизни не было места для нового мужчины.

— А какие у тебя с ней отношения?

— Напряженные. Утомительные.

— Не хочешь рассказать мне немного про это?

— Я должна говорить про это сегодня?

Пожалуйста, скажи нет.

— Нет, нет, — о, слава Богу. Услышав, что мне необязательно рассказывать сегодня то, что я не готова, я облегченно вздыхаю и расслабляю мышцы спины. — Есть какая-то тема, что-то конкретное, что вызвало дискомфорт, потому что мы это обсуждали?

— Мне — нет. Не совсем, — нервно улыбаюсь я.

— Тогда, как насчет того, чтобы попробовать поговорить еще немного? Если будет тяжело, мы можем остановиться.

— Ладно, — шепчу я.

Проходят минуты, и мы меняем тему, говорим ни о чем. Это легче, чем говорить о моей матери или душераздирающе обсуждать тему похорон Ричарда. Мы не говорим о моем отце. Мы говорим на простые, обыденные темы. Темы, которые заставляют меня чувствовать себя комфортно. Темы, которые заставляют меня улыбаться. Но в конце концов эти темы заканчиваются, и я замечаю, что доктор Монтгомери смотрит на часы. Понимание того, что наша встреча подходит к концу, оставляет меня со смешанными чувствами. Я все равно радуюсь тому, что сделала, мне будет не хватать комфорта, который я почувствовала во время нашего общения. Хорошо, что есть такие люди, которые могут выслушать, дать совет и наставления, в которых я так отчаянно нуждаюсь после смерти Ричарда.

Это было хорошо. Прийти к нему было правильным решением. С плеч словно сваливается небольшой груз.

— Сегодня ты провела большую работу. И сделала ты это действительно хорошо. Первый шаг — самый трудный. Но у тебя получилось.

Престон улыбается и берет со стола черный кожаный блокнот. Когда я тяну к нему свою руку, наши пальцы соприкасаются. Мягкая кожа его большого пальца задевает мою, это отзывается румянцем на моих щеках, когда доктор передает мне блокнот.

— У меня есть для тебя небольшое задание.

— Задание?

— Да, я хочу, чтобы ты вела дневник. Записи о том, как ты себя чувствуешь. Если паническая атака начинает формироваться, запиши первые признаки. Неважно, что ты думаешь, или что чувствуешь в тот момент, я хочу, чтобы ты записывала, договорились?

— Ты будешь читать это после? — пожалуйста, скажи нет. Пожалуйста!

— Я буду просить тебя, чтобы ты читала мне, о чем написала, так мы сможем определить твои триггеры [7], но нет, сам я читать не буду.

Это я могу принять, пока буду уверена, что смогу выбрать то, что говорить ему.

— Хорошо. Я сделаю это.

— Отлично. Кроме этого, я отправлю по электронной почте несколько методов и практик, как бороться с наступающей паникой.

Я смеюсь над его предложением.

— Я просто представила себе обновленные устаревшие методы, которыми ты заставишь меня воспользоваться.

— Нет, ничего подобного.

На мгновение на его губах появляется улыбка, но только на мгновение, потому что он тут же берет себя в руки, и маска профессионала возвращается. Неважно, насколько мало это было, но я уже скучаю по его улыбке.

— Там будут примеры техники дыхания и визуализации упражнений. Еще оставлю тебе информацию о нескольких группах поддержки, на которых можно поприсутствовать, если сочтешь необходимым. Веришь или нет, но есть много людей, которые после перенесенного горя страдают от похожих панических атак. Возможно, захочешь пообщаться с другими, кто прошел через подобное.

Престон склоняет голову над столом. Я наблюдаю, как он строчит что-то на обратной стороне визитной карточки, поднимает и передает мне.

— И, если будет необходимость, я написал тебе мой прямой номер. Пожалуйста, не стесняйся позвонить мне.

Иметь его номер опасно. Мысль о телефонном звонке... Я никогда не смогу воспользоваться им. Если только я это сделаю, боюсь, никогда не захочу остановиться.

— Я даже не рискну это сделать, доктор Монтгомери.

— Возможно не сейчас, но, может, наступит время, когда ты будешь нуждаться в этом.

Надеюсь, что он не прав.

Я стараюсь написать Сидни сразу, как только выхожу, но она не отвечает, так что я возвращаюсь домой.

— Как все прошло? — кричит она из гостиной, пока я закрываю дверь.

Роняю ключи на столик, повернув голову в ее сторону. Иду в гостиную, она бросает в сторону журнал, который читала, и наклоняется вперед, очевидно, ожидая, когда я начну рассказ.

— Хорошо, — бормочу я.

— Ты должна мне все рассказать. Вы выяснили причину твоих кошмаров?

— Сид, это была моя первая консультация, — невозмутимо говорю я. — Неужели ты думаешь, мы выяснили это так быстро?

Она морщится.

— Ну, и о чем вы тогда говорили?

— Он спрашивал о моей работе. Я рассказала ему о маме.

— Ты сказала ему о своей маме? — в ее огромных глазах шок.

— Ну, я рассказала ему, что моя семья — это только я и она, вот и все.

— О-о.

— Это было странно, Сид. Рассказывать кому-то свои проблемы.

— Что-нибудь еще?

Я издаю стон.

— Боже мой, Сидни, я не успела открыть дверь, и ты уже устроила мне допрос с пристрастием, — сажусь рядом с ней на диван. — Я умираю с голоду. Может, закажем что-нибудь?

— Да, конечно.

— Что закажем?

Достаю свой телефон и просматриваю номера доставки, сохраненные в нем.

— Пицца?

— Пицца — это хорошо. Итак, это все, что я получу? Странно.

— Да. Ты же понимаешь, я не знала, о чем говорить и чего ожидать, что странно.

— Итак, в принципе, ваше первое общение было похоже на первое неловкое свидание, верно?

— Это именно то, на что это было похоже.

И да, это было почти оно. Этот неловкий момент, когда ты смотришь на парня и думаешь «Господи, он всегда такой красивый?». Только это было не свидание. Он — мой врач, так что сейчас подобные мысли неуместны.

— Говоря о первом свидании... Он все еще такой же горячий, как и раньше?

— О Боже, Сид! Оставь меня в покое! — я смеюсь и кидаю в нее подушку.

Она делает вид, что напугана.

— Хорошо, я собираюсь принять быстрый душ.

— Ладно, я останусь здесь и закажу пиццу.

Подруга посылает мне воздушный поцелуй.

— Спасибо.

Сидни выходит из комнаты, потом смотрит через плечо и открывает рот, чтобы сказать что-то, но я останавливаю ее.

— Иди в душ, от тебя пахнет.

На что я смеюсь.

Как только она уходит, я откидываюсь на спинку дивана, и мои мысли возвращаются к моей терапии. Боже, надеюсь, что это поможет.

Порывшись в сумочке, я достаю блокнот и прищурившись, смотрю на него. В этом нет ничего необычного.

Запись в дневнике:

Я ненавижу, что я должна делать это. Не уверена, что это будет реально работать. Ну, у меня не было приступа паники, так как я получила этот дневник всего несколько часов назад. Что же вместо этого мне написать про свой первый раз. Черт, звучит не очень хорошо. Слава Богу, доктор Монтгомери не будет это читать.

Первая паническая атака. Моя первая паническая атака произошла на похоронах Ричарда. Я понятия не имею, с чего это началось. Минуту назад я была там, и затем перенасыщение кислородом, и я прихожу в себя после аварии. Я помню мелочи.

Я помню свое учащенное сердцебиение.

Я помню, как холодный пот выступает у моих бровей.

Я помню, что потерялась в своих мыслях.

Потом я ничего не помню.

Отодвигаю свой блокнот и смотрю на слова, которые написала. Описание того, что я чувствую, немного меня успокаивает, как, собственно, стихают и чувства. Они не владеют мной. Доктор Монтгомери, очевидно, больше, чем просто красивое лицо. Он знает, о чем говорит.

Может быть, еженедельные консультации с доктором — это не так уж и плохо.