— Пожалуйста, зови меня Престон. После вафель, поздних ночных звонков и спасения тебя от падения, мы можем обращаться друг к другу по имени.
Он смеется, чтобы сгладить ситуацию, и это посылает тепло в мое тело.
— Спокойной ночи, Престон.
Его имя соскальзывает с языка, как грязный секрет. Как запретный плод. Как то, что я хочу повторять снова и снова, но не должна.
— Спокойной ночи, Ева.
Глава 17
Ева
Я забегаю в офис в пятницу утром на последних минутах до начала рабочего дня, но это не страшно, если бы я опоздала. Большинство сотрудников работает из дома. Красота маркетинга в том, что вы можете управлять процессом из любой точки мира, что было бы для меня предпочтительнее после похорон и начала панических атак. Но, к сожалению, сейчас я работаю с новым проектом, и мне нужно встречаться с Майклом каждый день, так что работать из дома — не вариант.
Я осматриваю кабинет, мне любопытно, где Сидни. Она ушла из квартиры рано утром, и я ее не видела. В то время как я ищу ее, замечаю, что у окна стоит Барри. Когда он замечает меня, его зрачки расширяются, и он движется в мою сторону. Настроения общаться с ним нет, поэтому я рассматриваю шансы на побег. Прибавляю шаг, направляюсь в комнату отдыха, как будто там меня ждет спасение, где нахожу Сидни у кофе-машины.
— Эй, так вот ты где , — говорю я, прохожу в комнату и тянусь за кружкой.
Она оглядывается через плечо и улыбается мне.
— Что такое? Боже мой, я без сил.
Мой желудок сжимается. Интересно, может, причина ее усталости — последствие моего вчерашнего ночного кошмара? Или еще хуже, последствие моих недельных кошмаров.
— Где ты была этим утром?
— О, я должна была забрать баннер, который заказывала для клиента.
Машина оживает, и она наклоняется ближе, чтобы поговорить.
— Этот новый проект меня доканает. Что происходит у тебя? Я редко вижу тебя. Ты всегда бегала, суетилась, а теперь, когда ты дома, отсиживаешься в своей комнате. Ты в порядке? Ты хоть немного поспала прошлой ночью?
— Полагаю, да, — улыбаюсь я сквозь зевоту.
— Кстати, как продвигается лечение? Выяснили что-нибудь еще?
Ее бровь поднимается, и я смеюсь.
— Это не так просто, Сид. Уверена, что это займет больше пары бесед или одного телефонного звонка, чтобы помочь исправить меня.
— Телефонный звонок? Ты не говорила про это? — упс. — Что случилось?
В ее глазах изумление, а с каждым словом, что она произносит, тон ее голоса поднимается на октаву.
— Несколько дней назад я была жутко напугана, — бормочу я, прекрасно понимая, что она захочет подробностей, а я слишком устала от всего этого, чтобы обсуждать подробности прямо сейчас.
— Что ты имеешь в виду?
— У меня случился приступ.
От моего признания между ее бровями появляется складка.
— Почему ты не пришла ко мне? Я понятия не имела, что происходит, будучи в соседней комнате.
— Знаю. Я и так в последнее время доставляю тебе слишком много хлопот. Мои проблемы…
Она поднимает руку.
— Что еще за мои проблемы. Мы не просто соседи по квартире, Ева. Ты мой друг. Ты для меня как сестра. Ты можешь доверить мне такие вещи.
— Я знаю. Я просто…
— Пожалуйста, в следующий раз приди ко мне? Я хочу быть с тобой.
— Ладно, — киваю я.
— Я действительно волнуюсь за тебя, и я...
— Знаю и сожалею. Я обещаю, — посылаю ей маленькую улыбку. — На сегодня у меня очень много работы. Пообедаем?
— Конечно.
— Суши?
— Здорово звучит.
Вскоре возвращаюсь к своему столу. Пока я бесцельно смотрю на бумаги, лежащие передо мной, беспокойное чувство гложет меня изнутри. Когда же пройдет боль?
Глава 18
Престон
Щелк.
Щелк.
Щелк.
Авторучка в моей руке ходит ходуном по поверхности моего стола. За последние два с половиной месяца основным событием каждой недели остаются наших встречи. Где она? Почему она не здесь? Взглянув через комнату на часы на стене, я проверяю время … Она уже официально опаздывает на пятнадцать минут. Я собираюсь позвонить ей.
Пальцем прокручиваю список контактов, пока не нахожу ее имя, и нажимаю «вызов». Телефон переключается на голосовую почту. Дерьмо. Я бы солгал себе, если бы не признавал, что я нервничаю. После того, как виделся с ней несколько дней назад, я знаю, что ей нелегко, и то, что она не здесь, в нашу запланированную встречу, на нее не похоже. Я хочу убедиться, что она в порядке, но кроме как позвонить, что я могу сделать? Ничего. Так что я буду просто ждать. Я дам ей еще пять минут.
Время, которое я решил ей дать, прошло, а ее телефон по-прежнему отсылает меня на голосовую почту, поэтому я решаю уходить. Ева была моим последним пациентом на сегодня, и так как она не пришла, я иду домой.
Когда я дохожу почти до места, мой желудок урчит. Вот досада. У меня нет дома еды. Что будет быстро и не слишком долго? Пицца. Я зайду в пиццерию на Тридцать третьей и перекушу. Если я не задержусь дольше пяти минут, то смогу отправиться домой и проверить записи пациентов на другой день.
Прогуливаясь по Третьей авеню, приближаюсь к пересечению улиц и жду, когда загорится зеленый свет, чтобы перейти дорогу. Слегка поворачивая голову, вижу знак на «Бар Уголок». Выглядит немноголюдно, несмотря на вечер пятницы. Мои глаза щурятся, когда я заглядываю внутрь, и мгновенно замирают на одной точке. Вот она где. Стоит почти у пустого бара, все ясно, как Божий день. Но почему здесь, когда она должна была быть в моем кабинете? Я наблюдаю, как молодой бармен протягивает ей шот, и она делает большой глоток. Она наклоняется над стойкой с намеком, и моя кровь начинает кипеть. Я разворачиваюсь к двери. Часть меня хочет, чтобы я был достаточно силен, чтобы уйти, игнорировать то, что вижу. Но преодолевая расстояние до двери, мне становится очевидно: я знаю, что этим только обманываю себя. Мне нужно войти. Мне надо. Это как если бы сумасшедший маяк погас, предупреждая меня, что мне нужно опомниться, и по какой-то причине я не могу заставить себя сделать это.
Глава 19
Ева
Вместо того, чтобы идти домой, я направляюсь прямиком в бар, что на углу моего дома. Я выпиваю три стопки текилы, и когда фокусирую взгляд на большом окне, вижу прохожих, спешащих по Третьей Авеню. Замечаю мужчину в хорошо сшитом костюме. Вижу только его профиль, но он очень похож на доктора Монтгомери. Господи, я, должно быть, сильно пьяна. Это не может быть он. Я смотрю вниз на свой пустой стакан, а затем снова на незнакомца, но уже нигде не вижу его. Отлично, теперь я понимаю, что точно пьяна, и издаю громкий смешок.
— Чего ты смеешься? — интересуется Остин и наклоняется над стойкой, его растрепанные светлые волосы падают ему на лоб.
Он откидывает их назад, и его глубокие теплые карие глаза мерцают озорством. Я помню, что сбежала из его квартиры несколько недель назад, но он симпатичный, и идея провести с ним время гораздо лучше, чем мечтать о Престоне. Я соблазнительно наклоняюсь вперед, когда отвечаю на его вопрос.
— Ничего.
Текила согревает мое тело, и я чувствую себя хорошо.
— Ева.
Обернувшись, я несколько раз моргаю. Он здесь. Что он здесь делает? Он кажется более высоким, чем обычно, нависая надо мной.
Ошеломляющее чувство.
— Это тыыы… Престон.
— Сколько ты уже выпила?
— Немного, но это легко поправить, — говорю я с ухмылкой. — Что ты здесь делаешь?
— Ты сегодня пропустила встречу.
Вау, он разозлился.
— О, дерьмо. Я совершенно забыла. Ты пришел сюда меня искать?
Он прикрывает глаза.
— Нет. Хотя я беспокоился о тебе.
В горле перехватывает дыхание. Он волновался.
— Почему?
— Я знаю, что у тебя были трудности, но потом ты не приходишь после работы...
— Так почему ты здесь?
— Ну, я шел мимо бара, чтобы захватить еду из пиццерии на Тридцать третьей улице, и увидел тебя через окно. Несмотря ни на что ты вернулась к выпивке.
Теперь его слова немного кусают, но он стоит прямо здесь, и невозможно не потеряться в его голубых глазах.
— Полагаю, у меня много всего на уме, — бормочу я, и его взгляд теплеет.
— Хорошо. Я понимаю.
Он поднимает руку и проводит ею по волосам. Сейчас, как мне кажется, ему неудобно, а у меня появляется смелость, и я делаю шаг ближе к нему. Каждая клеточка моего тела трепещет от близости к нему.
— Нет, не хорошо. Но я обещаю никогда так больше не делать.
Я кладу руки на его руку.
Его глаза слегка сужаются, он делает глубокий вдох и освобождает руку.
— Ева.
Он почти шепчет, его взгляд встречается с моим. На мгновение я думаю, что в его глазах отражается потребность во мне.
— Повторить, — кричу я Остину, через весь бар, но он меня не слышит.
— Ты должна перестать пить. Ты пьяна.
— Я не пьяна.
Как он смеет думать, что может прийти сюда и указывать мне, что делать?
Это не его офис, и сейчас я не его пациентка.
— И если ты не планируешь выпить со мной, пожалуйста, уходи и позволь мне повеселиться с Остином.
Я поворачиваюсь к нему спиной и вспоминаю про Остина.
— Ева.
В его голосе слышится предупреждение, но я не прислушиваюсь к нему. Я разворачиваюсь на носочках и всем своим видом показываю не лесть не в свое дело. Пытаясь быть сексуальной, я наклоняюсь над стойкой, и с моим-то везением, оступившись, теряю равновесие и почти падаю назад. Из ниоткуда руки Престона обнимают и ловят меня. Наши глаза встречаются, его взгляд опаляет меня, в нем загорается хищный огонек.
— Ты идешь домой.
Он вытаскивает кредитку из бумажника и передает ее Остину:
— Закройте ее счет, она уходит.
Его челюсть сильно напряжена, когда он говорит, поэтому я не спорю, а просто киваю Остину.
Как только счет оплачен, Престон выводит меня из бара, и мы поворачиваем за угол к подъезду моего дома. Он ничего не говорит.
— Я уже пришла.
Указываю на дверь прямо перед нами.
Я не хочу, чтобы он уходил.
— Ты пьяна, я думаю...
— Я не уверена, что меня интересует, что ты про это думаешь, — я шагаю ближе, положив свои руки ему на грудь. — Если только ты не собираешься подняться ко мне.
Я встречаюсь с ним взглядом. Его глаза темны на фоне черного неба, а дыхание учащенное. Его грудь поднимается и опускается при каждом вдохе. Он хочет меня. Я вижу это.
Влюбленная пара проходит мимо нас, заставляя наши тела приблизиться друг к другу еще больше. Если я потянусь, то смогу запустить руки в его волосы. Интересно, каково это?
Интересно, они такие же мягкие, как я представляю в своих мечтах? Разглядывая черты его лица, я медленно встаю на носочки, и мое тело наклоняется вперед. Мы так близко, слишком близко. Я почти могу попробовать его.
Я хочу испить его.
Я хочу, чтобы он пожирал меня, поглощал меня.
Он делает шаг ближе, сокращая расстояние. Есть нечто захватывающее в том, как он смотрит на меня, его взгляд искушает меня. Это заставляет меня дрожать. Это заставляет меня практически упасть в обморок. Ритм моего сердца ускоряется, и тепло разливается по всему телу.
И тогда это происходит...
Касание губ.
Похоть и желание.
Дыхание одно на двоих.
Его рот прижимается к моему, поглощая мой стон в поцелуе.
Запретный поцелуй.
Украденный поцелуй.
С резким рывком он отступает назад, отворачиваясь от меня. Глубокая морщинка появляется на его идеальном лице прямо между бровями. Смущение отступает, когда я понимаю, что он отстранился.
Я в ужасе.
— Мне надо идти, — бормочет он скорее себе, чем мне.
Теперь его невероятные голубые глаза кажутся безжизненными и пустыми.
— Позвони в мой офис, чтобы назначить встречу.
Нет! Я хочу кричать. Посмотри на меня. Поговори со мной. Но я не делаю этого. Вместо этого, даже не оглянувшись, я поворачиваюсь и захожу в здание. Он ждет, пока я войду, и затем уходит. Как только он скрывается из виду, я делаю глубокий выдох, расправляю плечи, выхожу из дверей и возвращаюсь в бар.
Остин готовит мартини. Когда он поднимает голову, наши взгляды встречаются, и на его лице появляется широкая улыбка.
— Так быстро вернулась? Поругалась со своим парнем?
Его бровь взлетает вверх, и он кривит губы, как будто поймал меня на чем-то.
Я с горечью смеюсь.
— Он не мой парень. И не смотри так на меня.
Он кивает головой, а я качаю своей.
— Поверь, он не мой парень.
Я посылаю ему пренебрежительный взмах рукой, который вызывает у его смех.
— Ну, значит, он хочет тебя.
Может, и так, но этого недостаточно.
Он передергивает плечами.
— Я парень. Я знаю, как выглядит подобное дерьмо.
На что я закатываю глаза.
— Итак, что я могу предложить, дорогая?
Он мило растягивает слова, и это вызывает у меня улыбку.
— Еще шот.
Мои веки тяжелеют, я вхожу в квартиру и направляюсь прямо в постель. Последняя порция текилы начинает действовать, когда я окидываю взглядом комнату и вижу дневник. Спотыкаясь, сжимаю его в руке.
Запись в дневнике
Он поцеловал меня, а потом ушел. Он оставил меня там стоять на тротуаре в туманном замешательстве. Как я могу снова встретиться с ним? Я не могу. Но, опять же, он меня поцеловал. Он был смущен, как и я, но все-таки я права. Он тоже хочет этого.
Когда заканчиваю, бросаю все на пол. Звук эхом звенит в моих ушах. Не раздеваясь, я забираюсь в кровать. Текила течет в моей крови.
Я убаюкиваю себя воспоминаниями, прокручивая наш поцелуй снова и снова.
Сомнений нет, в моей голове стучит отбойный молоток. Все мое тело болит, и я чувствую себя очень дерьмово. Меня обуревает раскаяние, события прошлого вечера всплывают в моей голове. Я хотела бы проснуться утром и не помнить, что произошло, вернее, то, что я спровоцировала. Но, к сожалению, от воспоминаний никуда не деться, и от этого мне не легче. Все внутренности сводит, когда я думаю о том, как он отстранился после нашего поцелуя.
Как я буду смотреть ему в глаза?
Я прячу голову в подушку и притворяюсь, что этого не произошло.
— Эй, соня.
Я издаю стон при звуке голоса Сидни.
— Похмелье?
— Нет.
Я хватаюсь за подушку и прячу голову под нее, чтобы блокировать звук.
— Ну, ты выглядишь как с похмелья.
— Я болею, — бурчу я.
Я никогда не покину свою постель и не выйду снова в этот мир.
— Что случилось?
У меня вырывается очередной стон, я продолжаю прятаться и не отвечаю.
— Выбирайся оттуда и посмотри на меня, — настаивает она.
— Нет.
— Что с тобой? Убери голову от подушки и скажи, что не так.
— Я больна.
— Так, теперь ты пользуешься приемами своей мамы?
Запрещенный прием. Никоим образом я не собираюсь так поступать. Я бросаю подушку в подругу, она летит через комнату и шумно приземляется на пол. Выглядываю, прищуривая глаза.
— Очень в тему.
— Это к тебе не относится, хотя...
Сидни смотрит с загадочной улыбкой, и я жалею, что у меня нет еще одной подушки, чтобы бросить ей в голову.
— Серьезно, что происходит? Ты никогда не спала так долго. Даже после большой попойки.
Я смотрю ей прямо в глаза.
— Я же говорю тебе. Я заболела.
— Ты не выглядишь больной, — настаивает она. — Говоря, что ты больна, когда на самом деле это не так, ты ведешь себя странно. Ты же ненавидишь, когда другие так делают, так почему бы тебе не набраться смелости и не сказать мне, что происходит?
Именно поэтому я одновременно люблю и ненавижу Сидни. Она всегда ловит меня на вранье, если я пытаюсь юлить.
— Хорошо, я прячусь. Ладно? Теперь ты счастлива?
Она кивает, и ее губы кривятся в улыбке.
— Заметно. От чего ты прячешься?
— От жизни.
— Можно поконкретнее.
— Престон... в смысле Доктор Монтгомери. Я имею в виду... Я не знаю, что я имею в виду.
Она поднимает бровь.
— Не понимаю, что происходит, но чувствую, что упускаю какую-то важную информацию.
Я прикусываю губу и, собрав все свое мужество, пытаюсь рассказать о своей вчерашней бестактности.
— Хм, ну, я напилась... — она машет рукой, заставляя меня продолжать. — Я напилась и заигрывала-с-ним, — на одном дыхании выкладываю я, пока не струсила и не передумала.
Она открывает рот и широко распахивает глаза.
— Ой. И что он сказал?
— Он поцеловал меня. А потом сбежал.
— Он твой психотерапевт.
— Да, спасибо, капитан Очевидность. Как ты думаешь, почему я прячусь?
— А знаешь, что? Пошли все к черту. Вы оба взрослые люди, всякое бывает. Не кори себя за это. Как планируешь общаться после произошедшего?
Ее взгляд теплеет, и она присаживается на край кровати.
— Я не знаю. Как ты думаешь, что мне делать?
— Не могу указывать, как поступить, но ты делаешь большие успехи, хотя я ненавижу тебя за то, что ты не рассказала мне все с самого начала. Почему бы тебе самой не прояснить ситуацию?
— Ты думаешь, что я могу просто проигнорировать и притвориться, что ничего не произошло?
Я не хочу делать вид, будто ничего не произошло, но знаю правду: он сожалеет о случившемся.
— Ох, нет.
Она вдыхает, а потом шумно выдыхает.
— Может быть, тебе следует позвонить в его офис и поговорить с ним. Если ты придешь на следующую встречу, чувствуя свою вину, всем будет неловко.
Я пожимаю плечами.
— Может быть. Я подумаю об этом.
Она встает и идет к двери.
— Давай-ка я приготовлю нам плотный завтрак. Поднимай свою задницу и перестань валяться в постели, ты, маленькая проказница.
Я позволяю ей немного встряхнуть меня, а затем, растянувшись на кровати, я думаю, как мне лучше поступить.
Я хватаю свой дневник.
Запись в дневнике.
Я в растерянности. Вот засада! Какого черта мне теперь делать? Он никогда не захочет снова меня видеть. Я знаю, это звучит безумно, но он заставляет меня чувствовать себя живой. Мне никогда не приходилось испытывать подобного раньше, и это пугает меня. Раньше я смеялась, когда слышала, как знакомые девушки рассказывают про подобное, но теперь это часть моей жизни, и все не так уж и весело.
За последние несколько недель он помог внести ясность в мою жизнь. Я не могу рисковать и потерять его. Мимолетное увлечение, а именно это и было, не должно все испортить. Это только временное помешательство.
Ничего серьезного.
Я повторяю себе это снова и снова. А если я буду чаще это повторять, то, думаю, этого будет достаточно, чтобы убедить себя в том, что это правда.
Но я с трудом в это верю.
И я боюсь, что если я потеряю его, потеряю то, что обрела после наших встреч.
Я боюсь, что потеряю себя.
Достаю телефон и набираю текст.
Я: Прости.
Но не уверена, за что именно извиняюсь.
За то, что пропустила встречу, напилась, заигрывала с ним, искушая его?
После отправки сообщения стараюсь занять себя чем-то, чтобы отвлечься и не проверять свой телефон. Присматриваюсь к рамке, которую я купила на прошлой неделе, решаю вставить фото, где я и Ричард, и добавить его на стену к коллажу, который висит над моим столом. Где моя рулетка? В ящике стола нет. В тумбочке рядом с моей кроватью? Поворачиваю голову в сторону комнаты Сидни.
— Эй, у тебя случайно нет рулетки? Моей рулетки? — ухмыляюсь я.
— На самом деле, — она кривится, — кажется, я брала ее. Хм, думаю, она в шкафу. Должна быть в коробке. Посмотри наверху.
Пока роюсь в ее шкафу, замечаю в куче одежды знакомую рубашку. Поднимаю бровь, глядя на нее. Развернув, рассматриваю манжеты, вижу знакомую вышитую красным монограмму.
РДС.
Ричард Дэвид Стоун.
Почему это в ее шкафу? Зачем ей хранить его рубашку, если только… воздух покидает тело, и я чувствую, как кровь пульсирует в моих венах.
У нее есть рубашка Ричарда.
— Откуда ты это взяла?
Мои слова резки. Смущение, гнев и предательство струятся в каждом слоге.
— Что «это»?
— Это, — я вытаскиваю рубашку. Доказательство ее лжи.
— О чем ты говоришь?
Сидни оборачивается, чтобы посмотреть на меня, и на ее лице отражается чувство вины.
— Это рубашка Ричарда, — огрызаюсь я.
Тишина. Она ничего не говорит, и меня это бесит.
— Эта рубашка его. Рубашка Ричарда. Я уверена. Я купила ее в подарок на его пятидесятилетие, три года назад.
— Это случилось до того, как мы с тобой познакомились, — ее руки безвольно повисают в воздухе. — За месяц до того, как я познакомилась с тобой и узнала тебя.
— Просто скажи это.
Я расхаживаю взад и вперед, мое тело не знает, что делать с нервными импульсами, проходящими через меня.
— Я спала с Ричардом. У нас был роман с Ричардом.
Все внутри меня замирает. Роман. Роман означает больше, чем один раз.
— Прежде чем ты начала работать в компании, мы были на корпоративной вечеринке, и одно привело к другому. Мы стали спать вместе. Никто не знал.
— Вы были с Ричардом?
У них были отношения?
— Это был просто секс.
Хотя она говорит, и я слышу ее слова, но как будто не понимаю, про что она говорит. Ничего из этого не имеет никакого смысла. Они были вместе более одного раза. Почему я не знаю об этом?
— Ты была с Ричардом. Моим Ричардом.
— Это было до тебя, и он порвал со мной, когда ты переехала.
— Он порвал?
Она кивает.
— Почему ты не сказала мне? Я не понимаю.
— Я просто не могла. А что я могла сказать? Привет, переезжай ко мне, но к твоему сведению, я спала со своим боссом, который, к тому же, друг вашей семьи. Мои отношения с Ричардом были чисто физическими. Просто секс, никаких обязательств, никаких обещаний, преданности и «они будут жить долго и счастливо».
— Он был больше, чем друг семьи, и ты это знаешь.
— Когда я попросила тебя быть моей соседкой, я не знала про это, к тому времени, как узнала, было слишком поздно. Я не хочу рисковать нашей дружбой. Мне жаль. Я не хотела расстроить тебя, но…
— Но что? Ты меня обманула.
— Я никогда не лгала тебе. Я просто умалчивала правду.
— Хорошо, пусть так, что делает ее ненамного лучше. Ты должна была сказать мне.
Я запускаю руки в свои волосы. Во мне бушует возмущение.
— Мне надо уйти.
— Мы можем поговорить об этом?
— Нет ничего, что ты могла бы мне сейчас сказать, и что я хотела бы услышать. Как бы мне не было противно, что ты спала с Ричардом — моим Ричардом — это было до того, как ты узнала меня, это я понимаю. Чего я не могу понять, так это почему ты никогда не говорила мне.
— Как я могла? Боже! — она стонет, уткнувшись лицом в руки, прежде чем продолжить. — Я была смущена. Не позволяй этому разрушить нашу дружбу, Ева. Пожалуйста. Ты для меня как сестра.
— Да, и я так думала…
Как только слова вылетают из моего рта, я понимаю, что лицемерю. Она спала со своим боссом, а я хочу своего психотерапевта, но понимание этого не отменяет боль, которую я ощущаю.
Мне нужно уйти. Мне нужно выбраться отсюда. Мне нужен воздух.
Не оглядываясь, я хватаю свое пальто и выбегаю за двери. Я приветствую ветер, который мягко охлаждает румянец на щеках. Не знаю, куда иду или что мне делать.
Откуда ни возьмись, в кармане звонит телефон, и все мое тело вздрагивает, когда я вижу имя на экране. Престон Монтгомери. Вот черт. Что мне делать? Мне ответить на звонок? Мне это надо. Но что я скажу?
— Привет, — отвечаю я почти шепотом.
— Привет.
Я хочу извиниться за свое поведение и просто повесить трубку. Не могу говорить с ним сейчас. Не тогда, когда я на грани потери контроля и эмоционально разваливаюсь.
— Мне… я действительно сожалею о вчерашнем вечере, — запинаюсь я.
— Слушай, то, что случилось прошлым вечером, не должно повториться.
Неприятное ощущение проходит через мое тело. Мне не следует так рисковать, проще согласиться со всем и сделать это лучше всего по телефону.
— Да, я понимаю.
— Я был неправ, что сделал это. Я не хочу прекращать лечение, но если что-либо подобное повторится, я не смогу продолжать наши сеансы. Тебе придется найти другого психотерапевта.
Его голос холодный и профессиональный.
Это не Престон.
Сейчас со мной говорит доктор Монтгомери.
Я прикусываю губу и тщательно подбираю слова, чтобы голос не выдал мою боль.
— Я понимаю, и это больше не повторится. Я обещаю.
— Хорошо. Тогда увидимся на консультации на этой неделе.
Его холодный тон окончательно меня подавляет и выбивает из равновесия. Я начинаю безудержно рыдать в телефон.
— Ева, пожалуйста, не плачь. Я не хотел заставлять тебя плакать.
Рыдания выходят тяжелыми из-за рваных вдохов.
— Ш-ш-ш. Все нормально, ты в порядке. Пожалуйста, успокойся. Где ты?
— Что?
— Где. Ты. Сейчас. Находишься.
Его голос не оставляет места для спора.
— Рядом со своим домом.
— Нам нужно увидеться.
— Но ты только что сказал…
— Забудь, что я сказал. Сейчас это не важно. Мы должны увидеться.
— Я не могу, я выгляжу не лучшим образом.
— Меня это не волнует, и ты всегда отлично выглядишь. Увидимся через десять минут. Я живу на Тридцать пятой улице, между парком и Лексингтон 115.
Мой разум и сердце сбиты с толку. Понимаю, что не должна идти, но ни с кем другим я не хочу говорить об этом, только с Престоном.
Глава 20
Престон
Что я делаю? Какого хрена я творю? Я просто сказал своему пациенту встретиться со мной во второй раз за несколько дней. Мы только что обсуждали границы, и я тут же совершенно непрофессионально приглашаю ее на свою личную территорию. Но, черт возьми, когда я услышал ее плач, это сбило меня с толку. Она плакала и раньше, но это было, когда она была просто моим пациентом.
После того дня, проведенного с детьми, я с трудом узнаю девушку, которая сидела передо мной на консультации неделю за неделю, от той девушки в закусочной. Я знал, что она сильная. Я знал, что она заботливая. Но со стороны я увидел…
Она особенная. То особенное, что заставляет вас сомневаться во всем, во что вы верите, или в том, что вы думали, что верили до нее. Понимаю, что я делаю то, что не должен, и в прошлом это имело бы огромное значение для меня, но услышав, как она расстроена… что-то внутри меня надломилось. Эта ситуация не может ждать до следующей недели, чтобы все прояснить. Я не могу ждать. Мне нужно помочь ей. Мне нужно забрать ее боль себе. Мне нужно увидеть ее сейчас.
Так что я делаю?
Сейчас, расхаживая по квартире, я думаю, что, возможно, совершил самую большую ошибку в своей профессиональной карьере. Я пригласил Еву Гамильтон к себе домой, и, таким образом, я заманил себя в ее мир, и хуже всего…
Я заманил ее в свой мир.
Я делаю глоток виски. Янтарная жидкость обволакивает мое горло и жжет, но мне это нужно. Мне нужно заглушить голос внутри меня. Он велит мне позвонить ей и сказать, что мы увидимся в пятницу, но вместо этого я делаю еще один глоток виски. Мне нужно увидеть ее и убедиться, что она в порядке, до того, как она придет ко мне в офис.
Даже если ее присутствие поглощает меня.
Даже если возможность видеть ее разрушает меня.
Глава 21
Ева
Когда я делаю шаг в сторону большой деревянной двери, она распахивается. Престон стоит в дверном проеме. Луна, проникая в комнату, купает его в своем свете. У меня вырывается выдох разочарования. Он красивый, завораживающий, притягательный. Я чувствую себя обнаженной перед ним. Находясь здесь, стоя у его двери, я чувствую себя настолько хорошо, но в то же время неправильно.
— Ты в порядке? — спрашивает он, я двигаюсь ближе к нему, и он приглашает меня войти.
— Нет.
— Проходи. Давай, я держу тебя.
Он берет меня за руку, и я мгновенно согреваюсь.
— Я чувствую себя обманутой. Они предали меня, — выпаливаю я и, посмотрев ему глаза, понимаю, что он не догадывается, о чем я говорю.
— Что случилось?
— Ричард и Сидни занимались сексом, — на выдохе говорю я.
— Ты можешь начать с самого начала? Чтобы я смог понять.
— Я нашла рубашку, которую купила для Ричарда, в ее шкафу. Я все ей высказала. Видимо, у них были отношения. Это произошло до того, как я начала работать в компании, и, по ее словам, закончилось, когда я переехала к ней, но ни один из них ничего мне не сказал. Я имею в виду до того, как я уличила ее. Я всегда замечала, что он ведет себя странно, потому что я живу с ней, и она иногда была странной, когда речь заходила о нем, но ни один из них не сказал ничего.
— Я понимаю, почему ты злишься. Серьезно. Но думаю, что если ты сядешь и на минуту задумаешься, то поймешь, что все не так уж и плохо.
— Что ты имеешь в виду?
— Думаю, что сейчас ты немного огорошена поступком Ричарда. Но поскольку его нет рядом, чтобы объясниться с тобой, ты нападаешь на Сидни, потому что тебе больно. Ты чувствуешь, что Ричард предал тебя, но разве так все было на самом деле? Кроме того, что такого ужасного совершила Сидни? Они оба взрослые люди, и Сидни на тот момент была с тобой не знакома. Поэтому, я полагаю, что твоя реальная проблема — это он. Ты боишься, что Ричард выглядит не таким идеальным, как ты его представляла. Но ты должна осознать и принять, что это нормально. Он не стал любить тебя меньше, потому что у него были тайные отношения с кем-то. Он просто оградил тебя от лишней информации, держа в неведении, как твой «отец» он не хотел, чтобы ты видела его иным, нежели идеальным. И речь вообще даже не о Сидни.
Его слова просачиваются в мою душу. Он прав. Я знаю, что он прав. Я просто хочу, чтобы Ричард был здесь. Я хотела бы поговорить с ним еще раз. Я жалею, что упустила шанс попрощаться с ним.
Мои слезы снова текут, и в этот раз Престон тянет меня на диван, ближе к себе. Я поворачиваю свое лицо к нему и опускаю голову в изгиб его шеи. Нуждаюсь в его утешении, нуждаюсь, чтобы он обнял меня. Он мне нужен.
И он дает мне это. Он держит меня, пока последняя слезинка не покидает мое тело. Когда у меня больше не осталось слез, я поднимаю голову. Он смотрит на меня так, что мое тело начинает дрожать. Это дает мне возможность сократить и без того крошечное расстояние между нами. Я подаюсь на несколько дюймов вперед.
— Ева, — стонет он мое имя, как будто ему больно говорить.
Его рука нежно скользит вверх по моей руке, пока не оказывается на моей щеке.
— Мы не можем сделать этого.
Он делает глубокий вдох, его глаза заставляют меня прислушаться к его мольбе.
— Знаю.
Наши глаза так близко, и он прижимает свой лоб к моему. Одно касание, которое зажигает огонь глубоко в моей душе.
— Я не могу, — его голос едва слышен.
Проглотив свои эмоции, я отстраняюсь от него.
— Становится поздно. Я должна идти.
На мгновение думаю, что он будет возражать, скажет мне остаться, но вместо этого Престон встает на ноги и кивает.
— Думаю, что это будет разумнее всего.
— Спокойной ночи, доктор Монтгомери.
Глава 22
Престон
Я осел. Конкретный, полнейший осел. Когда я обнимал ее сегодня вечером, все было так хорошо. Ничто не чувствовалось так правильно с тех пор, как не стало Слоан. Я не хотел ее отпускать и не хотел отстраняться. Но я должен был. Я не могу быть рядом с ней. Я не должен чувствовать к ней то, что чувствую. Я — ее психотерапевт и не могу давать ей пустых надежд, не могу надеяться на обычную дружбу с ней, и я, конечно, не достоин моего звания. Доктор, твою мать, психология — моя боль. Я должен быть наказан. Я должен лишиться своей лицензии по причине, которую я только что озвучил.
Но есть что-то в этой девушке. Тот момент, когда она рядом, я теряю реальность. Я не вижу ничего, кроме нее. Я чувствую, что схожу с ума. Стараюсь не смотреть на нее, стараюсь контролировать себя и не поцеловать ее. Единственное, что могу сделать, это быть настороже, но, клянусь, я пытался держать все под контролем, но это сводит меня… с ума.
Я не смогу помогать ей, если продолжу стирать границы, а я должен помочь ей. Я не смог помочь Слоан, но я не совершу подобную ошибку снова, неважно, насколько это эмоционально тяжело для меня.
Глава 23
Ева
Моим глазам больно. Они горят. Вскочив, я направляюсь в ванную и разглядываю свое отражение в зеркале.
Веки отекли.
Сегодня у меня нет шанса быть готовой к встрече.
Мой пульс ускоряется. Волна адреналина проходит через мое тело.
Меня сейчас стошнит.
Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Отлично. Просто когда я думаю, что все начинает налаживаться, что-то происходит, и становится еще хуже. Я думаю, что хотя бы на работе все в порядке, но вот я здесь, выхаживаю по ванной, чертовски напуганная.
Нет ни малейшего шанса, что я могу совладать с собой. Я не могу подвести компанию.
Каждая клеточка моего тела кричит о том, чтобы открыть дверь и бежать по коридору, пока не доберусь до выхода. Нет. Я должна вернуть себе контроль.
Делаю глубокий вдох, возвращаюсь в офис и посматриваю заметки на своем компьютере. Затем я беру папки с документами, чувствуя тяжесть в руках.
Я не могу этого сделать. Без Ричарда. Я даже не могу вспомнить все свои заявки. Все статьи, презентации, которые я готовила и учила в последние несколько месяцев, просто вылетели из памяти. Это как будто мой разум полностью опустел. Чем больше я размышляю над этим, тем сильнее ускоряется мой пульс.
Думай.
Думай.
Думай.
Я достаю свой телефон и смотрю на сообщение от доктора Монтгомери, которое он прислал мне несколько недель назад.
Методы визуализации.
Визуализировать.
Дышать.
Дышать. Один. Два. Три.
Визуализировать, вспомнить лучшие времена, что я делала раньше, как я работала. Дышать ровнее — один, два, три…
«Хорошо, начни с самого начала. Постарайся переделать», — слова Ричарда звучат в моих ушах. Давние воспоминания обладают силой, я стараюсь беречь их в памяти. Слезы застилают глаза. Я потеряна. Так легко потеряться в одиночестве. Я знаю этот путь, я это проходила. Сейчас ничего не вернуть, его нет рядом. Визуализировать!
Ричард стоит напротив меня. Он держит папку с моими заявками.
— Начнем с самого начала. Четко и точно. Верь в себя. Ты справишься, и никто не будет в тебе сомневаться.
Мой пульс начинает восстанавливаться. Глубокий вдох, я поправляю юбку, проверяю верх, а затем принимаюсь за работу.
Спустя два часа я отлично со всем справляюсь. Я не только пообщалась с клиентами, но уже вернулась за свой стол, начав поиски следующих проектов. Пока ищу в Интернете свежие идеи, чувствую позади себя чье-то присутствие. Оглядываюсь через плечо и вижу Барри, стоящего рядом со мной. Мой первоначальный инстинкт — отступить, боясь конфронтации. Но я не боюсь. Уже нет.
Я не позволю страху победить. Я точно знаю, почему он стоит рядом со мной, и я точно знаю, о чем он собирается спросить меня, так почему бы не ответить? Почему бы не положить конец этой напряженной ситуации? Я игнорировала его вопросы в течение недели, но знаю, кто новый владелец, и знаю, что ему нечего бояться за свою работу, так почему я прячусь? Мне незачем прятаться. И я не буду.
— Барри, ответ на вопрос, который я уверена, что ты задашь мне — это моя мама. Моя мама является владельцем этой компании. Твоя должность не на кону. Тебя не уволят.
Все, я произнесла это вслух. Теперь он должен оставить меня в покое. Теперь он может вернуться к своей обычной работе и снова не замечать меня.
— У меня много работы. Так что теперь, если не возражаешь, пожалуйста, перестань сверлить меня взглядом, я буду очень признательна. Ничего плохого с тобой не случится.
Я обращаюсь скорее к своему компьютеру и продолжаю печатать. Но он до сих пор там, за спиной.
— Да? — говорю я, обращаясь к нему. Его рот открыт, а глаза действительно смотрят на меня, может быть, впервые. Передо мной совсем другой Барри, и я не понимаю, чего он хочет. Я поднимаю руки с клавиатуры и разворачиваюсь все телом к нему. — Что-то еще?
— Я… — он кусает губы. — Я хотел узнать, есть ли у тебя время, чтобы обсудить некоторые из моих идей, которые я приготовил для компании Femmes Fetale. Я набросал несколько и разбил на схемы… но думаю, что это немного не из моей сферы.
У меня открывается рот. Я в недоумении.
— Что?
— Мозговой штурм, — уточняет он, все еще неловко кусая губы. — Ты можешь мне помочь?
— Я не понимаю. Я думала, ты ненавидишь меня. Ты всегда такой грубый со мной. Зачем тебе нужна моя помощь?
Такое чувство, будто нахожусь сейчас в параллельной Вселенной и просто не могу понять, что происходит. Этот человек ни с кем не разговаривает. Он как отшельник, сам по себе.
— Я не ненавижу тебя.
— Но ты преследуешь меня уже несколько недель.
— Прости.
— Теперь ты извиняешься, — я провожу по волосам. — Я действительно запуталась, ничего не понимаю.
— Наверное, я просто нервничал и не знал, как подойти к тебе. Я не очень лажу с людьми. Они меня не понимают, поэтому стараюсь работать один.
Я поднимаю бровь. Что это? Неужели я все это время заблуждалась на его счет?
У меня наступает момент ясности, и тогда я понимаю. Барри был не жутким. Он был похож на меня. Неуверен в себе. Напуган. Да, именно таким он и был, и я поняла. Я понимаю, как трудно поверить в себя. Как это тяжело, когда у тебя нет поддержки, и ты чувствуешь себя некомфортно, когда появляется страх, и ты теряешь над собой контроль. Для меня это панические атаки. Для него это социальная отстраненность. В любом случае, это одно и то же. Это практически две стороны одной медали.
Я улыбаюсь, тем самым давая ему знать, что понимаю, как должно быть тяжело открываться перед другим человеком.
— Хорошо. Буду рада помочь.
— Спасибо, — он делает паузу. — Мы можем как-нибудь встретиться во время обеда, — он заикается, и от этого моя улыбка становится шире.
— Я не против, буду рада составить тебе компанию.
Меньше пяти минут остается до встречи, когда я дохожу до офисного здания Престона. К тому моменту, как лифт останавливается на нужном этаже, все мое тело бесконтрольно дрожит от нервного напряжения, предвкушая нашу встречу после общения у него в квартире.
От одной только мысли о Престоне и нашей предстоящей встрече все тело будто скручивается в узел. Я сбита с толку его поведением, но хочу продолжать видеть его, потому что я все еще не могу заснуть по ночам. Вчера вечером было ужасно, и даже трюк с выпивкой не позволил мне расслабиться, а когда я, наконец, заснула, это была тяжелая ночь. Проснулась от собственных криков, мое сердце сильно стучало, волосы намокли от пота. Мне нужно поговорить с доктором Монтгомери о моих кошмарах.
Страх прошлой ночи все еще не отпускает, сковывая меня своими когтями.
Я чувствую себя потерянной и эмоционально опустошенной.
В полном изумлении я сижу в зале ожидания. Это как если бы мои ноги понесли мое тело сюда, но мой разум находился бы в другом месте.
Мой взгляд проносится по помещению. Мне нравится тишина. Это позволяет мне обрести минуту покоя и помогает отключиться от реалий повседневной жизни.
Это вызывает у меня зевоту. Боже, сегодня был длинный день.
— Привет. Может, хочешь выпить кофе?
Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Престоном, который смотрит на меня в упор. Я не знаю, как я пропустила тот момент, когда он приблизился.
— Боже, да, — выдавливаю я. Каждое слово сегодня дается мне с трудом.
— Ну, тогда давай я принесу тебе чашечку.
Он дарит мне небольшую улыбку, а я чувствую себя немного неловко. Как будто он не знает, как вести себя со мной. Но предпринимает шаги за нас обоих, потому что мне сейчас так неудобно. Чувствую, будто могу упасть в обморок от нервного напряжения. Находясь в его квартире, будучи рядом с ним, я была спокойна, но сейчас это странно — быть здесь.
— Я только что заварил. Проходи, располагайся в моем кабинете, а я все принесу.
Я вхожу в кабинет и занимаю место в центре дивана. Несколько минут спустя Престон садится напротив меня, поставив две дымящиеся кружки на журнальный столик, разделяющий нас. Сидя, он тянется и достает мой файл, который находится на столе рядом с ним. Просматривает бумаги, прежде чем, повернувшись к столу, взять кружку и сделать глоток кофе. Его адамово яблоко двигается, когда он глотает.
— Ты выглядишь сегодня немного рассеянной, — говорит Престон.
— Так и есть.
— Что-то не так на работе?
— Нет, я просто… Не знаю… Я не могу сказать.
— Речь о том, что случилось тем вечером?
— Да.
Он поднимает свой взгляд к потолку и надувает щеки. Мышцы в моем животе затягиваются в узел. Я чувствую себя ужасно. Когда он, наконец, опускает голову, и мы встречаемся взглядом, я замечаю, морщинку, появившуюся между его бровями.
— Знаю, мы коротко поговорили об этом по телефону, и когда ты пришла, мы больше не коснулись этого снова. Я думаю, мы должны более подробно обсудить то, что произошло.
— Мы не можем просто притвориться, что этого не происходило? — простонав, предлагаю я, а он качает головой.
— Я не хотела...
— Дело не только в этом. Границы нашего общения размываются в течение длительного времени. Мне не следовало приглашать тебя в свою квартиру.
— Я была расстроена. Ты делал свою работу, — я отворачиваюсь от него и начинаю расправлять материал диванной подушки.
— Ева…
Я не поворачиваюсь, просто продолжаю теребить подушку.
— Я не делал свою работу, когда пригласил тебя к себе. Я не обращался к тебе, как к пациенту, и ты не вела себя со мной, как со своим психотерапевтом. Это моя вина, что границы оказались размыты, но не твоя. Это называется «трансфер». Перенос. Или, в нашем случае, из-за сексуального характера твоих чувств ко мне — эротический перенос. Очень часто пациенты испытывают чувства к своему терапевту.
После этих слов я поворачиваюсь обратно к нему и качаю головой.
— Я… что?
— В психотерапии его классифицируют как бессознательное перенаправление чувств, которые ты испытывала к одному человеку, например, одному из родителей, к другому, например, на меня, твоего психотерапевта.
У меня отвисает челюсть, и я резко выдыхаю.
— В принципе, ты заменяешь пустоту своей жизни мной. Я тот, с кем ты общаешься чаще всего. Тебя можно понять. Ты заменяешь пустоту от потери заботливого отца, мужчины, с которым тебе было комфортно, мной. Эти чувства для тебя нормальные, но, думаю, мы должны поговорить о том, почему ты перенаправляешь их на меня.
— Ты кто, Фрейд?
— На самом деле эту теорию придумал не Фрейд.
— Конечно, не он, — невозмутимо говорю я. — Слушай, я была пьяна. Тогда мне было грустно. Это больше не повторится.
Он проводит пальцами по своим волосам, а затем кивает. Никто из нас не произносит ни слова, и с каждой минутой, пока мы молчим, мой желудок скручивается все сильнее. Я закрываю глаза, пытаясь подавить зевок.
Престон тут же это замечает.
— Устала? Или плохо спала?
Я пожимаю плечами и вздыхаю.
— Что происходит? Пожалуйста, поговори со мной.
— Мне до сих пор снятся кошмары, — не задумываясь, отвечаю я.
— Почему ты не сказала об этом раньше? Что-то произошло, о чем я не знаю?
Я делаю глубокий вдох, а затем медленный выдох.
— Нет, точно такой же кошмар, о котором я говорила тебе тем вечером.
— Как давно начались эти кошмары?
— С тех пор, как умер Ричард.
Его глаза расширяются после моего признания. То, что я вижу в них, меня огорчает. Как будто ему больно, что я скрывала это от него. Как будто я предала его. И понимание этого проделывает дыру в моей груди. По всем этим причинам, именно сейчас я хочу все ему рассказать.
Он опускает взгляд вниз и делает медленные вдохи:
— Ты можешь рассказать мне об этих снах?
— Это происходит постоянно. Это как будто мир сжимается, звук исчезает, мое видение становится размытым, и я чувствую, будто задыхаюсь. Это похоже на кошмар, в котором ты бежишь по лесу и не знаешь, кто тебя преследует.
— Что ты в них помнишь?
— Не так много. Они как мираж. Я могу чувствовать их. Я чувствую запах. Но просто, когда я думаю, что могу прикоснуться к чему-то, все исчезает в дымке моего разума.
— И что ты ощущаешь?
— Страх. Немыслимый страх.
— А запах?
— Медный. Почти как кровь.
— И ты никогда не испытывала подобного раньше?
— Не помню.
Он ставит свою чашку на столик, возвращается к бумагам и быстро записывает свои мысли. Когда он смотрит вверх, в его глазах появляется ответ.
— Иногда эти кошмары на самом деле подавленные воспоминания, которые стараются найти выход. В таких случаях, например, я обычно направляю к своему коллеге, который использует методы гипноза, чтобы восстановить подавленные воспоминания. Не хочешь попробовать такой метод?
— Нет.
Мой ответ звучит жестче, чем я предполагала, но он кивает.
— Хорошо, я понимаю. Но если ты передумаешь, пожалуйста, дай мне знать.
Я встаю и направляюсь к окну, вглядываясь в город. Поток солнечных лучей пробивается сквозь тучи, ослепляя меня. Я жмурюсь и поднимаю руки, чтобы прикрыть глаза. Облака быстро передвигаются, и в комнате, которая всего несколько секунд назад купалась в ярком свете, снова темно, и мне больше не нужно щуриться.
Когда я поворачиваюсь назад, замечаю, что Престон пристально следит за мной. Он напряжен, спина прямая, а небольшая морщинка снова появляется между его бровей. У меня возникает желание продолжить смотреть на него, чтобы потерять себя в глубине его синих глаз. Он встает и направляется туда, где я стою. Он так близко ко мне. Запах его одеколона проникает в мои чувства — свежий и пряный, и такой манящий, как же мне хочется опустить свою голову в изгиб его шеи и затеряться в запахе, пропустить его через себя. Он умоляет меня прикоснуться к нему, почувствовать его кожу пальцами. Это потрясающе.
Ослепительно.
Я не в состоянии думать.
Моя рука непроизвольно тянется через пространство, которое нас разделяет. Его глаза закрываются, и я клянусь, что воздух вокруг нас меняется. Кончиками пальцев я почти касаюсь щетины на его подбородке.
Бах!
Вдали слышен выхлоп машины или огнестрельный выстрел, и я вдруг застываю на месте.
Перед глазами все плывет, меня поглощает черный туман, и тогда я закрываю глаза, но картинки становятся более реальными.
Изображение плоти.
Багровые ручьи.
Дикий человеческий крик так ужасен, что это разбивает мне сердце.
Мою грудь сковывает. Меня оглушает шум. Он повсюду, он засасывает, душит меня.
Меня обнимают две руки.
Притягивают ближе.
Шепот.
Легкий поцелуй касается моих волос.
— Я держу тебя. Я здесь. Дыши. Помнишь, чему я тебя учил. Вдох. Теперь посчитаем, раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Выдох.
Воздух из моих легких вырывается с резким выдохом.
— Медленнее. Медленно. Вдох.
Я начинаю успокаиваться. Волнение в груди слабеет, и я продолжаю следовать указаниям Престона. Это помогает мне восстановить свое дыхание, я понимаю, что сейчас успокоилась. Престон помог мне справиться. Он сделал все идеально.
— Ты молодец.
Его руки выписываю круги, перемещаясь вверх по моей спине, он словно баюкает меня, приводя в спокойное состояние. Наше дыхание становится ровным. Наши тела прижимаются близко друг к другу. Мурашки пробегают по моему телу, и я поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его зрачки расширены, голубой почти полностью исчез. Его дыхание щекочет мои губы.
— У меня есть ты.
Наклоняюсь ближе, позволяя воздуху, который он выдыхает, еще сильнее приблизиться к моим губам. Поцелуй меня. Пожалуйста, Боже, позволь ему поцеловать меня. Я так близко, я почти чувствую его. Его взгляд пробегает по мне. Его ноздри подрагивают, глаза расширяются, пока он оценивает меня. Я вижу, что он хочет меня.
Прямо сейчас, в этой комнате, он не смотрит на меня как врач. Он не смотрит на меня как на пациента. Нет. Сейчас он смотрит на меня как мужчина, желающий женщину.
Мои глаза закрываются, и я сокращаю расстояние. Как мои губы находят его, мое тело движется назад. Он разрывает нашу связь.
Отталкивает меня.
Я встречаюсь с ним взглядом. Теперь там пустота. Он закрыт. Тепло исчезло. В его взгляде больше нет понимания.
Он отстраняется и легонько подталкивает меня обратно к дивану. К тому времени, как все произошло, моя тревога уменьшилась, но теперь мне холодно от равнодушия, которое читается в его глазах.
— Посиди. Я сделаю тебе что-нибудь выпить. Может, нужен холодный компресс? — спрашивает он, и я киваю.
Мне не хватает мужества, чтобы найти слова.
Когда он возвращается, его отчужденность возрастает. Он даже не смотрит в глаза, пока усаживается на свое место напротив меня. Я словно разваливаюсь на части, но не говорю ни слова, боюсь результата.
— Я очень сожалею о том, что произошло ранее. Это полностью моя вина, я перешел черту.
— Ничего не произошло. Все нормально, — выдавливаю я.
— Это не нормально. Я пересек черту, когда утешал тебя, и думаю, для твоего лечения было бы лучше, если бы я направил тебя к другому врачу.
— Нет, ты не можешь это сделать, — умоляю я.
— Я больше не могу быть твоим психотерапевтом, — он не смотрит мне в глаза, и это разрывает меня в клочья.
— Но почему?
Замешательство, переходящее в злость, сковывает все внутри, но он не все еще не смотрит на меня.
— Что ж, я…
— Я понимаю, — бормочу я, а затем его глаза, наконец, встречаются с моими. В них грусть и отстраненность.
— Нет, ты не понимаешь, но, пожалуйста, поверь мне. Я думаю, что так будет лучше.
Мне нужно уйти. Мне нужно сбежать пока очередной приступ паники не взял верх. Если я сейчас уйду, ничего не случится.
— Это моя вина. Мне не нужен еще один врач. Я буду соблюдать дистанцию. Все будет нормально.
Я встаю и направляюсь к двери. Если я сейчас уйду, он не сможет прервать мое лечение. Он не может бросить меня.
— Ева…
— Увидимся позже, доктор.
Выхожу в коридор, закрывая за собой дверь. Если не слушать, что он скажет, что это не будет иметь силу.
Вдох…
Один, два, три.
Это не реально.
Глава 24
Ева
Несколько дней спустя, лежа на диване, слышу звук открывающейся входной двери. Затем слышу стук каблуков Сидни и как она входит в гостиную. Отложив свой дневник, смотрю в ее сторону.
— Привет, — бормочу я и сажусь в кресло.
Знаю, что не должна злиться на нее. Понимаю, что мне нужно принять это.
— Как прошел твой день? — спрашивает она, кусая нижнюю губу.
Она нервничает, не зная, как вести себя со мной. Мне нужно простить ее. Мне нужно сказать ей, что все в порядке. Престон прав. Дело не в том, что у Сидни и Ричарда был секс. Тут другое. Дело в нем — в Ричарде. Я слишком идеализировала его. На мой взгляд, он не мог сделать ничего плохого, и осознание того, что он был всего лишь человек, человек, который совершал ошибки, меня угнетает. Я должна простить ее, потому что это не имеет никакого отношения к ней, это связано со мной. Мои губы подрагивают. Я натянуто улыбаюсь, но это все, что могу предложить ей прямо сейчас.
Она знает, что мы будем в порядке. И я тоже это знаю.
Просто на это потребуется время.
— Ты ушла с работы пораньше. Все в порядке?
Она облизывает губы, и, прищурившись, смотрит в мою сторону.
— Всего на несколько минут раньше. Я решила захватить свои вещи из химчистки, — говорю я и замечаю, что она держит пачку корреспонденции.
— Ничего важного?
— Просто обычные счета. А вот одно адресовано тебе.
Сидни наклоняется и протягивает мне большой прямоугольный конверт. На первый взгляд, письмо невзрачное и легкое. Я переворачиваю его, проверяя обратный адрес. Бог его знает, что это может быть, мы получаем достаточно дерьма почтой, и нет никаких причин открывать его, если это не важно.
Жирный шрифт на обратной стороне конверта бросается в глаза.
Из офиса доктора Престона Монтгомери.
Засада. Я разрываю печать, и сложенная бумага оказывается в моих руках. Вес ее легче, чем унция (прим. 1 унция примерно 28 граммов), но чувствую ее тяжесть… зловещую. С трясущимися руками я открываю письмо. Глаза горят, сердце начинает колотиться в груди. Что это? Какого черта происходит?
Уважаемая, Ева Гамильтон,
Как Вы знаете, хорошие отношения между психологом и его пациентом имеют важное значение для качества оказываемой медицинской помощи. Проходит время, и если общение перестает быть эффективным, то в такие моменты психолог считает своим долгом попросить пациента выбрать другого специалиста.
Этим письмом извещаю Вас, что я больше не желаю быть Вашим психологом. Мой офис будет продолжать оказывать поддержку в любой чрезвычайной ситуации, которая может возникнуть в течение следующих тридцати дней. Важно, чтобы Вы выбрали другого психотерапевта и договорились с нашим офисом для передачи всех сопроводительных документов. Если нужно направление, с удовольствием вам помогу.
С уважением,
Доктор Престон Монтгомери
Мои эмоции как буря. Они сбивают меня. Поглощают. Они рвут меня на части. Гнев бушует в крови. Его слова меня разрушают. Я знала, что это случится, но заставляла себя верить, что смогу избежать подобного. Видимо, нет.
Мне нужно увидеть его. Мне нужно поговорить с ним. Мне нужно понять.
Прямо сейчас.
Я направляюсь в его кабинет, неспособная ясно мыслить, все словно в тумане. Ни на что не обращаю внимания, только слышу стук своего сердца. Улицы, проспекты… нет никакой разницы, что меня сейчас окружает. Мышечная память ведет меня туда, куда нужно.
Здание выглядит зловеще, возвышаясь над соседними зданиями. В его огромных окнах от пола до потолка отражается пасмурное небо. Пройдя через вращающуюся дверь, я направляюсь к службе безопасности, предъявляя свое удостоверение личности. С кратким кивком меня пропускают. Шаг за шагом моя цель становится все ближе. И меня одолевает странное чувство. Что мне ему сказать? Что он скажет в ответ?
Беспокойство.
Может, противостоять ему — плохая идея?
Нет. Это должно произойти, и ничего, кроме божественного вмешательства сейчас меня не остановит. Я приняла решение.
Войдя в офис, я направляюсь прямо к его двери.
— Мисс Гамильтон, — окликает меня администратор, но слишком поздно, я уже на полпути по коридору. Резким толчком открываю дверь, а затем захлопываю. Звук рикошетом рассекает тишину, оповещая о моем присутствии. Как только я оказываюсь внутри, я запираю нас вместе. Он там.
Завораживает меня своим взглядом.
Подкупает меня своим взглядом.
Человек настолько внушителен, что я уже не могу вспомнить, зачем я здесь.
Он встает из-за стола. Его глаза широко распахиваются, когда он делает шаг навстречу, заметно напрягаясь. Он распрямляет плечи, и небольшая морщинка появляется между бровями. Когда он оказывается в нескольких дюймах от меня, я поднимаю дрожащую руку.
Как же это тяжело.
Письмо.
— Что это значит? — бросаю бумагу ему в лицо. — Что. Это. Значит?
Мои слова выходят отрывисто, и я повторяю каждое слово, чтобы вернуть мой разум к тому, что происходит.
— Это официальное уведомление о прекращении наших профессиональных отношений, — отвечает он. Его слова звучат, как ни в чем не бывало, разрывая меня в клочья.
— Ты не можешь.
— Я уже сделал это.
В его взгляде пустота, и я делаю шаг ближе, чтобы увидеть его, чтобы понять, почему это происходит.
— Как ты можешь так поступать со мной? Письмо. Ты отправил письмо. Каким же надо быть мерзавцем?
— Это должно было произойти.
Я двигаюсь мимо него, подхожу к дальней стене и опираюсь на нее руками. Слезы текут ручьем. Он не может оставить меня. Он не может бросить меня.
— Ты избавляешься от меня?
— Я не избавляюсь от тебя. Я просто думаю, что я не подходящий для тебя доктор.
— Как? Как ты мог?
Я заикаюсь, гнев, который бушевал в моем теле, уходит, превращаясь в панику.
Он делает шаг вперед, а я отступаю назад.
— Посмотри на меня, — требует Престон, и я поворачиваюсь к нему лицом. Выражение его лица передается мне, и инстинктивно мои ноги делают шаг назад.
— Я думаю, это к лучшему.
— Назови мне причину. По… почему ты избавляешься от меня?
Слезы застилают глаза и грозят обрушиться новым потоком.
— Это из-за того, что случилось? Я… я говорила, что сожалею. Ты ненавидишь меня? Вот почему ты избавляешься от меня? Это поэтому ты меня бросаешь?
Мой отец, моя мама, Ричард… Я не могу потерять еще кого-то.
— Это не имеет никакого отношения к тебе или твоей самооценке. Это полностью моя вина. Ты тут не причем.
Кажется, будто с последним выдохом весь кислород выходит из моих легких.
— Нет, это потому, что мы целовались. Это потому, что мы проводили время вместе вне офиса. Я знаю, ты говорил, что это неправильно, но мне нравится проводить с тобой время. Ты заставляешь меня чувствовать, что все будет хорошо.
Он сжимает челюсть, будто мои слова приносят ему боль.
— Это моя вина. Я все разрушила. Обещаю, что все исправлю. Я обещаю, — шепчу я, а слезы уже текут по моим щекам. Мой пульс ускоряется от мысли, что его больше не будет в моей жизни. Я не смогу с ним поговорить, не смогу увидеть его.
— Нет, — заявляет он, — Это не твоя вина. Я должен был подготовиться лучше.
— Подготовиться лучше к чему?
— К этому. Все это неправильно. Я не могу говорить с тобой об этом. Эта зависимость от меня. Этого не должно было произойти. Это…
— Нет. Престон, не смей произносить это! Не смей говорить, что это трансфер. Это не так. Мои чувства к тебе… я не проецирую проблемы из своего одинокого детства, и у меня нет потребности в замене одного человека другим. Черт возьми, ты не знаешь, что я чувствую. Ты не знаешь, как давно я тебя желаю.
Он проводит пальцами по волосам и прерывисто дышит. Затем открывает и закрывает рот, тянет себя за волосы, пока не находит, что сказать. Я смотрю на него сквозь слезы. Если даже это и трансфер, меня это не волнует.
— Я могла бы…
— Хватит.
Я замолкаю, слыша в его голосе отчаяние.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Ты хочешь, чтобы я сказал, что каждый раз, когда ты входишь в мой кабинет, мой мир останавливается? Что, когда ты здесь, я не помогаю тебе, а думаю, как бы ты ощущалась, лежа подо мной? Ты хочешь, чтобы я признал, что вижу тебя повсюду, даже когда закрываю глаза, не перестаю думать о тебе? Что ты так основательно проникла в мой разум, что теперь я стал тем, кто нуждается в помощи, а не ты? Ты это хотела услышать?
— Ты хотела узнать, что я думаю, как Вселенная играет со мной злую шутку? Да, это ты хотела услышать. То, что я никогда раньше не испытывал, и, конечно, мой пациент заставляет меня чувствовать это. Мой, черт возьми, пациент. Величайший соблазн, который мне когда-либо доводилось испытать.
От его слов сердце обливается кровью.
— Из всех чертовых людей… Ева.
Он трясет письмом передо мной, и мое сердце бешено колотится.
— Это самосохранение, — письмо падает на пол. Престон глубоко вдыхает, откидывая волосы назад от лица.
Я не знаю, что делать. Я не знаю, что чувствовать. Все, что я могу сделать, это отвернуться от него, чтобы сохранить некоторое расстояние. Мои эмоции балансируют на грани извержения, и я не могу позволить ему увидеть, что я разбиваюсь на части.
— Я…
Я не могу видеть мучения в его глазах и поворачиваюсь к стене.
— Боже, все, что я хочу…
Слышу шаги позади меня, и его губы оказываются на чувствительной коже там, где моя шея переходит в плечо.
— Я хочу попробовать тебя на вкус, посмаковать, но я не могу.
Прерывистый вдох посылает озноб вверх по моему позвоночнику.
— Меня предупреждали в аспирантуре, что такое может случиться. Что в один прекрасный день может появиться пациент, и я окажусь в тупике. Заставив меня переосмыслить все, что я знал. Но то, что я чувствую сейчас, превосходит все это. То, что я чувствую, угрожает всему тому, что я знаю, потому что это не какой-то голод, который нужно утолить. Ты проникла мне в душу. И без тебя я перестану быть.
Его губы приближаются к моей коже.
Дразнят меня.
Соблазняют меня.
Провоцируют меня.
Каждый глоток кислорода, проходящий через легкие, превращается в рваные всхлипы.
Я нуждаюсь в нем. Я так сильно нуждаюсь в нем, что едва могу дышать.
Я хочу повернуться к нему… но я не могу.
Я хочу прикоснуться к нему… но я не делаю этого.
Он должен быть первым.
— Прикоснись ко мне, Престон, — шепчу я. — Перестань бороться.
Он протягивает руку. Его пальцы веером ложатся мне на грудь, когда он притягивает меня к себе, а потом разворачивает. Наши тела соприкасаются при каждом вздохе.
— Что ты со мной делаешь? — бормочет он, и стук его сердца отчетливо слышен рядом с моим. Оно словно кричит о том, что нуждается и желает, несмотря на отчаяние и страх.
— Я не знаю.
Я действительно не знаю. Я понятия не имею, что мне делать. Я слепа, ничего не вижу вокруг, ничего, кроме этого человека.
— Вели мне остановиться, — его голос хриплый.
— Прикоснись ко мне.
— Ты не знаешь, о чем просишь.
— Но я знаю.
Во мне просыпается желание. Новая решимость. Меня не волнуют последствия. Все, что меня волнует, это то, что я хочу, а я хочу, чтобы он прикасался ко мне. Все, что я хочу, чтобы он поцеловал меня, чтобы он хотел меня.
Он смотрит на меня с выражением, которое заставляет все тело трепетать. Его эмоции отражают мои.
Недвусмысленно.
Безусловно.
Этот человек хочет насладиться мной, и я хочу дать ему это.
— Черт побери. Я не должен так себя чувствовать.
В окна проникают огни города, освещая его кристально голубые глаза, которые потемнели от похоти.
— А что ты чувствуешь? — шепчу я, и моя грудь вздымается.
— Что хочу тебя. Что мне нужно прикоснуться к тебе.
Я делаю шаг ближе.
— Так прикоснись ко мне.
— Я не могу.
Его глаза расширяются. Взгляд проходит сквозь меня, и мои колени слабеют. Этот горячий пылкий взгляд разжигает огонь внутри меня.
— Я уже не твой пациент…
И эти слова прорывают плотину. Он пересекает невидимую грань, которая разделяет наши тела, протягивает руку и легким, словно перышко, движением касается моей щеки. Я теряюсь в пьянящем трансе.
Страсть нарастет внутри меня.
Это опьяняет.
Его рука перемещается к ложбинке моей шеи. Одно касание — и все кончено для меня. Электрические импульсы от подушечек его пальцев прокладывают дорожку вниз к моей груди, выглядывающей из выреза блузки. Единственное, что имеет значение, — это его прикосновения. Он наклоняется ближе, вдыхая меня. Я чувствую его дыхание очень близко, оно щекочет мою кожу.
— Ева…
Это предупреждение.
Поднимаю голову вверх, на мгновение наши взгляды встречаются, а затем он опускает глаза, разглядывая кружева на показавшемся из выреза блузки бюстгальтере. Его взгляд пронизывает меня до глубины души. Все внутри замирает.
Мне нужно преодолеть крохотное расстояние между нами.
Это чувство всепоглощающее.
Я приподнимаюсь на носочки, и наши губы встречаются.
Они мягкие.
Какое нежное прикосновение.
Тепло его губ опьяняет, а поцелуй набирает обороты, становясь более страстным. Он покусывает, посасывает, как будто желает распробовать меня.
Его цели ясны, полны желания.
Сжимая руками мои бедра, он прижимается ко мне всем телом.
Обхватив руками его шею, я углубляю поцелуй. Движения его языка неистовые и собственнические. Каждая клеточка моего тела оживает.
Я теряю себя в поцелуе.
Я нахожу себя в этом поцелуе.
Он толкает меня спиной к стене, и я сдавленно выдыхаю, когда сталкиваюсь с поверхностью. Его руки обхватывают мою талию, прижимая нас так близко друг к другу, что между нашими телами нет и намека на пространство. В порыве страсти я трусь об него всем телом, ощущая давящую твердость его длины. Мое тело содрогается. Ощущение его близости заставляет забыть обо всем, есть только одно желание — раствориться в нем.
Почувствовав мое желание, Престон опускает руки, разводит и поднимает мои ноги на свои бедра. Соприкосновение тел усиливается, трение возрастает. Он сильнее вжимается в меня. Его руки снова возвращаются, по-прежнему, удерживая меня.
Но он прекращает наш поцелуй, и я чувствую, как его губы перемещаются на мое горло. У меня вырывается стон, и я не могу подавить дрожь от ощущения его языка, скользящего по моей коже. Теплые руки вытягивают полы моей блузки. Ладони поглаживают мою спину, а затем спускаются к изгибам моих бедер.
Я выгибаю спину.
Его язык скользит по коже выше груди, умелые пальцы расстегивают пуговицы на блузке, открывая, выставляя меня напоказ. Воздух попадает на мои соски, и они становятся твердыми. Продолжая свои исследования, Престон целует мой сосок. Его зубы скользят по чувствительной плоти.
Слегка потянув, он покусывает его.
Его рука скользит вниз по моему телу к брюкам. Он делает паузу.
Давление его руки — напоминание о том, что я хочу. Чего я желаю. Толкая мое тело навстречу его руке, я даю ему знать, что мне нужно.
Мне нужны его руки. Его пальцы во мне.
Он находит пуговицу, расстегивает ее, помещая руку между тонким материалом и кожей.
Подушечки его пальцев медленно двигаются дальше. Каждый пройденный ими дюйм посылает волну мурашек по моему телу, оголяя каждый нерв.
Он толкает руку ниже и ниже, пока я не чувствую его на тонком кружеве, прикрывающим мое самое интимное место, ощущая шорох у чувствительной плоти.
— Пожалуйста, — ною я, вращая бедрами, чтобы помочь облегчить голод, который растет внутри меня.
Тонкий материал, который прикрывает меня, отодвигается в сторону, и его пальцы почти на моей коже. Движения такие медленные, что каждая часть моего тела дрожит от предвкушения.
— Доктор Монтгомери, ваш следующий пациент уже здесь.
Голос администратора врывается в наш заполненный похотью разум.
Престон откидывает голову назад, одновременно отстраняя руку. Я поднимаю глаза, чтобы увидеть его взгляд. Сожаление. Вот, что я вижу, глядя на него, и это разрывает меня в клочья.
Я слежу за его реакцией, знаю, что мне не понравится то, что увижу, но я не могу заставить себя оторваться. Он не отвечает ей, но увеличивает дистанцию между нами. Наше дыхание неровное.
Шок.
Я вижу это в его глазах — осознание последствий того, что он только что сделал.
Он делает глубокий вдох. Мы оба пытаемся восстановить дыхание. Какого черта я все еще здесь делаю? Мне кажется, будто мое сердце может вырваться из груди, так сильно оно бьется. Отстраняясь, я поправляю свою одежду.
— У тебя есть помада…
Он протягивает руку, а потом останавливает себя. Наши взгляды встречаются на мгновение, но, кажется, будто оно будет длиться всю жизнь. Сколько же раскаяния в его кристально голубых глазах.
Это убивает меня. Разрывает меня.
— Мне следует уйти.
Голос звучит грубо. В жилах стынет кровь, а то, что осталось от моего сердца, разрывается на части. Схватив свое пальто со спинки стула, я поворачиваюсь к нему спиной и иду к двери.
— Ева.
Оглядываюсь через плечо и встречаюсь с ним взглядом. Из последних сил я сдерживаю слезы, угрожающие пролиться, но одна одинокая слеза сбегает вниз по моей щеке.
— Я выпишу тебе направление.
Его маска снова возвращается.
Я не останавливаюсь.
Я не говорю «прощай».
Я ухожу.
Глава 25
Ева
Я сижу за своим столом, сжимая перед собой кружку некогда горячего кофе. Напиток остывает, пока я безжизненно смотрю в окно офиса. Серое небо извергает ледяной дождь. Он несется вниз, нещадно врезаясь в мостовую. Интересно, можно ли слышать звук крошечных капелек, когда они разбиваются о бетон?
Как будто это важно, как они звучат.
Как будто сейчас такие приземленные вещи имеют значение.
Я не могу ни на чем сосредоточиться. Только не тогда, когда теряюсь в собственных мыслях. Все, что я делаю этим утром, — вспоминаю мои встречи с Престоном.
Снова и снова. Как может то, что вызывает такие приятные чувства, быть таким неправильным?
— Земля вызывает Еву.
Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с большими карими глаза Сидни.
— Привет!
— Привет, ты в порядке?
— Да, в порядке, — отвечаю я, но мой ответ звучит сухо и монотонно.
Она гримасничает, изображая сомнения. Наше общение по-прежнему напряженное. Хотя я больше не злюсь и стараюсь адекватно оценивать прошлое, но все-таки между нами сохраняется некоторая неловкость.
— Послушай, я знаю, что ты все еще злишься на меня, но что бы ты ни думала, я остаюсь твоей близкой подругой, и, будучи моей лучшей подругой, ты должна понимать, что я не вчера родилась. Ты получила письмо, пулей вылетела из квартиры и отсутствовала в течение нескольких часов. Потом ты пришла домой, хлопнула дверью и врубила музыку. Когда утром я проснулась, тебя уже не было. Мне кажется, что-то случилось, и ты не хочешь говорить мне. Понимаю, что я нарушила лимит доверия. Но я тебе обещаю, что это был единственный раз, когда я не знала, как тебе это рассказать, и впредь я не буду от тебя ничего скрывать. Пожалуйста, откройся мне.
И я открылась, не понимая, как долго смогу удержать это в себе. Пусть все, что было, останется в прошлом. Мне нужно перестать наказывать ее за ошибку, которую она сделала задолго до того, как мы познакомились. Это не честно по отношению к ней, что я так долго закрывалась от нее.
— Хорошо. Ты права, я сожалею. Я не должна была злиться, и мне следует поговорить с тобой о том, что произошло, но не здесь.
Встаю, хватаю ее за руку, и мы идем по коридору, в более уединенное место рядом с дамской комнатой.
— Так, что происходит? — спрашивает она, в ее глазах удивление.
— Я получила письмо от Престона.
— Престона? — она поднимает брови.
— От доктора Монтгомери, — шумно выдыхаю. — У меня был мини-срыв после пьяного инцидента, и пока он утешал меня, я попыталась его поцеловать.
Я зажимаю руками нос, жду, как она отреагирует.
— Ты пыталась его поцеловать? — ее голос поднимается на октаву.
— Шшш.
Я оглядываюсь вокруг.
— Да. Я пыталась его поцеловать, после чего он сказал, что мне нужно найти другого врача. Я не послушала. Я извинилась и сказала, что мы увидимся на следующей неделе. Потом ушла.
— Зачем ты это сделала?
— Мне казалось, если я буду его избегать и игнорировать подобные заявления, он передумает.
— А он?
— Хмм, нет.
Я смотрю вниз на мраморный пол. Идея встретиться с ней глазами прямо сейчас слишком меня пугает.
— Что ты скрываешь от меня?
Выдохнув, я поднимаю глаза и встречаю ее взгляд. Она прищуривается, и от этого небольшая морщинка образуется между ее бровями.
— Он прислал письмо, — я перехожу на шепот.
— Что? Что он пишет? — громко спрашивает она.
— Боже, Сидни, ты можешь говорить тише?
— Никто не может услышать, черт побери, продолжай, — настаивает она, махнув рукой, призывая продолжить мою историю.
— Он прислал мне официальное письмо о прекращении наших встреч в качестве врач-пациент, — после моих слов, она в шоке прикрывает рот рукой. — Он фактически уволил меня как своего пациента.
— Ого.
Повисает неловкое молчание, во время которого она открывает и закрывает рот, словно хочет что-то сказать.
— Так вот почему ты убежала вчера вечером? — я киваю. — Что случилось?
— Ничего особенного, если не считать того, что, ворвавшись в его кабинет, я хлопнула дверью и, черт побери, накричала на него.
— О, Боже! Ты не могла… — резко вскрикнула она.
— Сидни, не могла бы ты, пожалуйстааа, потише?
— Ой, извини. А как он на это отреагировал? Не останавливайся, кажется, мне нужен попкорн, чтобы слушать эту историю.
Я бью себя по лбу. Как же сильно хочется накричать на нее за ее попытки шутить, но я улыбаюсь. Потому что впервые за последнее время я чувствую, что мы снова вернулись к нашим дружеским беседам, и все возвращается на круги своя.
— Хорошо, так на чем я остановилась? Ах, да, сначала я разошлась. Потом он разгорячился, а потом…
Я замолкаю. Как я могу сказать про такое вслух?
— Знаешь, кажется, я поседею раньше, чем услышу продолжение, — говорит она странным голосом, и я понимаю, что мое смущение ее забавляет. — Просто скажи мне, что случилось. Это не может быть настолько плохо.
Я поднимаю брови, пытаясь скрыть свой самодовольный взгляд.
— Он толкнул меня к стене и занялся со мной…
БУМ! Самое время для взрыва эмоций!
Она молча прислоняется к стене. Просто наклоняется. Если бы не заметные колебания ее груди, я бы подумала, что она в коме. Я немного опешила и в шоке от отсутствия ее реакции, но подозреваю, что в итоге она найдет слова и соберет все свое хладнокровие. Я переминаюсь с ноги на ногу и жду.
— Он что!?
Я игриво стучу по ее руке и посылаю взгляд, говорящий «заткнись».
— Да.
— Он тебя поцеловал?
— Мы немного позажимались у стены, если быть более точными, и да…
У меня на губах появляется улыбка.
— Вау.
— Да.