Требуется мужчина

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Еще ничего не потеряно, — пробормотала Виктория Холбрук. Она шла домой, только что закрыв свой магазин. В тридцать шесть лет жизнь только начинается.

— О, здравствуйте, здравствуйте, мисс Холбрук. Посмотрите, посмотрите, посмотрите, — прокричала шестилетняя Мисти Ордвэй. — У меня только что родился ребеночек. — Девочка вприпрыжку бежала навстречу Виктории, прижимая к себе куклу. Голубые глаза Мисти светились от радости, и Виктория, глядя на нее, не могла не улыбнуться.

— Хорошенькая у тебя малышка, — сказала Виктория, когда Мисти пробегала мимо нее. Но тут же подумала: «Если бы я вышла замуж и забеременела в двадцать девять, у меня сейчас уже была бы своя Мисти».

Но она не вышла замуж в двадцать девять. Да и сейчас на горизонте не было ни одного жениха. Она с грустью смотрела на Мисти, которая бежала по улице, разговаривая со своим «ребенком».

— Ну, как жизнь? — спросила Викторию Флора Эллерс, когда та проходила мимо фруктового рынка. Флора обняла своего годовалого ребенка, который что-то лепетал и поглаживал ее своей пухлой ручонкой. Женщина ответила на ласку, поцеловав его в лобик.

У Виктории защемило сердце.

— Все хорошо, Флора. Спасибо. Надеюсь, у тебя тоже все в порядке.

Флоре явно хотелось поговорить, но Виктория объявила, что торопится, и поспешила домой. Ей не хотелось разговаривать сейчас о детях, она очень переживала, что до сих пор не смогла завести своих собственных. Надо взглянуть правде в глаза — она одинока.

Да, жизнь не складывается. Сегодня ей исполнилось тридцать шесть, в следующем году исполнится тридцать семь, потом тридцать восемь, а там и тридцать девять и она уже никогда не сможет родить.

— А я ведь даже не попробовала, — произнесла Виктория, когда мимо нее кто-то проходил.

— Извините, что вы сказали?

Виктория тряхнула головой и с изумлением посмотрела в серебристо-голубые глаза Калеба Фремонта, очень симпатичного владельца «Газеты» города Ринваля. Она моргнула и попыталась собраться с мыслями.

Калеб Фремонт нахмурился. Виктория вдруг поняла, каким он был крупным мужчиной. Она раньше никогда не стояла так близко от него. За два года, что она жила в Ринвале, ей не пришлось поговорить с ним, если не считать официального представления на деловой встрече. Сейчас он стоял и смотрел на нее, явно ожидая ответа.

— С вами все в порядке, мисс Холбрук? — мягко спросил он. — Вы ведь мисс Холбрук, не так ли?

Странно, Ринваль — небольшой городок, и все тут друг друга знают, а мистер Фремонт не уверен, что назвал имя правильно? Ее настроение и без того плохое, еще больше испортилось. Виктория была хозяйкой книжного магазина и жила уединенно. Она торговала книгами по истории и побилась бы об заклад, что Калеб Фремонт не увлекался историческими романами. Он был увлечен своей газетой и жил насыщенной светской жизнью. Калеб любил поухаживать за женщинами из соседних городов, и Виктория сомневалась, что он проводил вечера, читая им исторические романы.

— Я... со мной все в порядке, — сказала она смущенно. Она никогда не показывала другим своих чувств. Одна мысль о том, что кто-то узнает ее мысли, приводила ее в ужас. Она прекрасно помнила, как это удивляло родителей. Они владели маленьким театром и были очень открытыми, общительными людьми, но у них был один ужасный недостаток — они раскрывали свои и ее секреты первому встречному. Виктория пережила это унижение много раз и научилась ничего никому не рассказывать. Ее скрытность ранила ее доверчивых родителей.

— Мисс Холбрук?

Виктория очнулась.

— Извините, — сказала она, взяв себя в руки. — Все в порядке, мистер Фремонт. Просто я думала о делах, и эти слова случайно слетели с моих губ. — Ей было неудобно, что она солгала, но сказать правду — просто невозможно. Нельзя же сказать самому завидному холостяку в городе, что она мучается, потому что не может родить ребенка. Люди могут подумать, что у тебя никогда не было близких отношений с мужчиной. Тем более с таким мужчиной, для которого женщины, скорее всего, только развлечение.

— Вы уверены, что с вами все в порядке, мисс Холбрук? Извините, что я так настойчив, но у вас обеспокоенный вид.

Виктория моргнула. Она знала, что если посмотрит в зеркало, то увидит то, что видят остальные, — спокойную, сдержанную, правильную женщину в черно-белом костюме. Вряд ли кто-нибудь заметит беспокойство. Как Калеб Фремонт мог заподозрить, что ее что-то волнует? Чертов журналист. Интересно, так ли он внимателен с женщинами, с которыми встречается, и может ли он читать у них в душе?

Глупая мысль. Он наверняка даже не задумывается об их душе и не видит ничего, кроме их светлых, темных или рыжих волос и пышной груди. Небось, волочится напропалую, когда не занят в издательстве. Каждая женщина в Ринвале вздыхала при виде этих каштановых волос и серебристо-голубых глаз. А он, похоже, видел в женщинах только партнеров по сексу, только тела. Но сейчас она поняла, что его не интересует ее тело, скрывающееся под свободной одеждой.

Неожиданно для себя Виктория ощутила, что, думая о Калебе Фремонте, она стала иначе себя чувствовать. Кожа вдруг сделалась очень чувствительной. Она прокляла себя за слабость и попыталась забыть эти ощущения.

— Может, вам лучше присесть, мисс Холбрук, — предложил Калеб, указывая ей на свободную скамейку. — Позвать кого-нибудь?

Звать было некого, она жила одна. И, кажется, вела себя странно, раз мужчина, который едва ее знал, заметил в ней что-то необычное. Это никуда не годиться.

Виктория выдавила улыбку.

— Извините, мистер Фремонт, но со мной все в порядке. Спишите мое необычное поведение на мой день рождения. Я думала об этом и не все успела сделать сегодня на работе.

Калеб очень удивился.

— В это трудно поверить, мисс Холбрук. Люди в городе весьма высоко отзываются о вас и о вашем магазине. Когда вы открыли первый книжный магазин в Ринвале, это порадовало очень многих.

— Не думаю, что исторические романы интересны всем. В моем магазине нет художественной литературы, нет журналов, нет детских книжек, и я веду свои дела в основном при помощи Интернета. Думаю, это многим не нравится.

Калеб пожал плечами. Он был хорошо сложен. Его галстук был небрежно сдвинут в сторону, в вырезе рубашки виднелись каштановые волоски.

Виктория снова почувствовала к нему странное влечение. Ей не хотелось думать, к какому типу принадлежал Калеб Фремонт и соответствует ли она его критериям. Кто мог это сказать? Похоже, женщины этого города ему не подходили. Она слышала, что у Калеба было строгое правило не встречаться с женщинами Ринваля.

— Может и не всем нравится ваш магазин, — сказал он, — но зато теперь в нашем городе стали появляться и другие книжные магазины.

Если бы Виктория имела обыкновение краснеть, она бы покраснела от гордости. Она не хотела показывать, как ей приятен комплимент Калеба. Большинство людей не связывали с ней появление других книжных магазинов. Виктория сказала ему скромное спасибо.

— Правда, мистер Фремонт, вам не стоит беспокоиться обо мне. Я просто шла домой. Я витала в облаках, но это не странно, если учесть, что я занимаюсь книгами.

Калеб кивнул. Его волосы отливали золотым в лучах послеполуденного солнца.

— Хорошо. С днем рождения, мисс Холбрук. Надеюсь, вы хорошо проведете вечер. Ведь это особенный день.

По идее это особенный день, признала Виктория, смотря, как самый красивый мужчина в городе уходит от нее вниз по улице. Но теперь дни рождения приносили ей одни только разочарования. Она чувствовала себя странно и вела себя в эти дни неадекватно. Ее дни рождения были лишь доказательством того, что она уже не молодая женщина, что она стареет и до сих пор не замужем.

Время летело быстро, а она лишь наблюдала за тем, как уходят ее годы. Виктория была спокойным человеком, но в то же время энергичным. Итак, что же ей делать с ее проблемой, с ее ребенком?

— Что-то надо делать, — прошептала она. — И кажется, мне придется сделать нечто отвратительное.

И она стала думать о том, что же именно и когда ей это сделать.

— Ты знаешь, что придумала Виктория Холбрук?

Калеб взглянул на свою помощницу Дэниз, которая неодобрительно покачивала головой. Дэниз была очень опытным помощником. Но она любила посплетничать. Она считала, что работа в газете обязывает ее следить за всеми жителями Ринваля.

Калеб вспомнил задумчивое выражение лица Виктории Холбрук прошлым вечером. Хотя она приехала в Ринваль два года тому назад, он ничего о ней не знал, она жила очень уединенно. Проигнорировав вопрос Дэниз, он продолжал работать.

— Она повесила новую вывеску над своим магазином. В течение двух лет на ее вывеске присутствовало только два цвета — белый и черный, а теперь синий и золотой. Интересно знать, почему.

Калеб опять проигнорировал Дэниз.

— Может, ей нравится синий и золотой цвет.

Дэниз бросила на него взгляд, который убил бы и более стойкого человека, но Калеб даже не моргнул. Дэниз нахмурилась и начала постукивать ногой. Кажется, она начинает закипать от возмущения. Калеб испугался, что она, чего доброго, забудет о завтрашнем выпуске газеты.

— Ладно, Дэниз, — наконец сказал он. — Так почему Виктория Холбрук поменяла вывеску?

— Кризис среднего возраста, — с уверенностью сказала Дэниз. — Это очевидно и весьма печально.

Калеб уставился на нее.

— Она стареет, дорогой, — терпеливо объяснила Дэниз. — И ей это не нравится.

Калеб вспомнил, что в каштановых волосах Виктории он не заметил седины, ее глаза были ясными, а лицо приятным.

— Она не показалась мне старой.

— Правда? С каких пор ты начал обращать внимание на женщин этого города? Я думала, ты избегаешь женщин Ринваля.

Калеб небрежно пожал плечами.

— Я не встречаюсь с женщинами Ринваля, но у меня есть глаза.

Его помощница победоносно улыбнулась.

— Итак, ты смотришь на них, но не касаешься. По крайней мере, это относится к твоим соседкам.

Калеб нахмурился. Он знал, что все, включая Дэниз, считали, что он прожженный бабник. Ну, некоторая правда в этом мнении была. Он действительно встречался с женщинами из соседних городов, но не так часто, как думали люди. Иногда он проводил вечера за чтением или встречался с друзьями, но, если люди считали, что он проводил время с женщинами из Дэлловея или Морнингтона, — прекрасно, он не будет опровергать слухи.

Все вокруг считали его ловеласом. Говорили, что он встречается с женщиной всего неделю, а затем ее бросает. Эти сплетни отталкивали от него многих женщин. Они считали его ненадежным. Он не верил в детские сказки про вечную любовь. Калеб ни разу не испытал этого сильного чувства. Пусть все считают, что каждый уикэнд он ездит в Дэлловей, чтобы пуститься во все тяжкие. Зато никто не мешает ему полностью отдаваться газете — его настоящей любви. Никто, кроме Дэниз, которая чувствовала личную обиду всякий раз, когда он отказывался остепениться и жениться на какой-нибудь примерной леди из Ринваля.

— Неужели ты так никогда не обратишь свое внимание на какую-нибудь женщину этого города? Ну, скажи, Калеб? — спросила она.

Взглядом он хотел дать ей понять, что она зашла слишком далеко. Но Дэниз проигнорировала его выразительный взгляд.

— Ты знаешь ответ. Как ты думаешь, мы успеем выпустить следующий номер?

— Не беспокойся, всегда успеваем. Разве это не печально?

— Что печально?

— Виктория Холбрук. Думаю, просто ужасно, когда женщина боится состариться и не может придумать ничего лучше, как сменить вывеску над своим магазином.

Калеб начал закипать.

— Работай, Дэниз, — приказал он. Возраст Виктории Холбрук, ее внешний вид и вывеска над магазином его не касались. Он был здоровым, нормальным мужчиной и постоянно встречался с женщинами, но действительно избегал ринвальских женщин, чтобы не возбуждать сплетен. Как ни любил он женщин, он давно решил не обещать им того, чего не мог дать. А потому не хотел, чтобы его непостоянство ранило женщин, которые были его коллегами и соседями. Такие отношения могли бы повредить его делу. И он не хотел больше думать о спокойной, сдержанной маленькой Виктории Холбрук и ее проблемах.

Но почему она решила сменить цветовую гамму на своей вывеске? Он надеялся, что она хорошо провела вчерашний вечер и у нее поднялось настроение.

Он беспокоился о ней лишь как о соседке, а дела Виктории Холбрук его не касались.

Виктория смотрела на новую вывеску. Может, слишком много синего цвета?

Ей захотелось позвонить художникам и попросить их перекрасить вывеску снова в черный цвет.

— Ну и дура же ты, — прошептала она. — Это просто вывеска. — Но для нее это было нечто большее. Она отдала дань вчерашнему настроению. Сменить вывеску — значит что-то переменить в жизни. Эта вывеска привлекала внимание к ее магазину, а она не любила быть центром внимания. Она вспомнила, как ее родители уговаривали ее быть более веселой и открытой, они хотели, чтобы она была похожа на них и играла на сцене. Виктория поежилась, вспомнив, что неоднократно пыталась переделать себя, чтобы угодить родителям, но после этих стараний получала лишь насмешки толпы.

Она умоляла родителей оставить ее в покое, и они наконец согласились. Началась ее тихая, скромная жизнь, которую она так любила. Лишь несколько раз она пыталась что-то изменить в себе, чтобы понравиться другим. В школе Виктория хотела выглядеть более эффектно, чтобы обратить на себя внимание одного мальчика. Она попыталась быть похожей на его окружение. Все закончилось ужасно. Виктория даже не хотела думать о том, что произошло. После этого она долго не мечтала о парнях. И это была не последняя ошибка в ее отношениях с мужчинами. Она изгнала из памяти унизительные воспоминания, но оставался вопрос. Сможет ли она вступить в отношения с мужчиной?

— Теперь все зависит от меня, и я не жду счастливой развязки. Мне просто нужно немного притвориться, — прошептала она.

Синяя вывеска и перемены, которые она сделала в интерьере магазина, были лишь первым шагом в осуществлении ее плана. Она понимала, что ее замкнутость, недостаток теплоты отталкивали людей. Не всех, конечно. Есть люди, которые так же, как и она, любят уединение и которые одинаково дружны со всеми. Если не считать того, что у нее не было ребенка, она жила вполне счастливо. Хотя она и необщительна, у нее есть друзья. Кроме того, у нее хороший дом и процветающий бизнес.

Но она хотела ребенка, мечтала о ребенке, чтобы ребенок полностью принадлежал только ей и она могла бы дарить ему любовь и привязанность. Она не хотела искусственного оплодотворения. Кто знает, что это за люди? Это не для нее, поэтому оставался только один путь. Ей нужен мужчина или, по крайней мере, его ДНК. И ей нужно сделать правильный выбор.

У нее будет ребенок, даже если ей придется на какое-то время поступиться своими правилами, стать похожей на остальных женщин и впустить мужчину к себе в постель. Но это не волновало ее — ведь ее чувства не будут затронуты.

Это просто деловое соглашение. Но его нужно с кем-то заключить.

Ей нужно продать себя. А для этого нужно постараться.

Первый шаг — это изменить свой магазин, место, где она проводит большую часть своего времени.

Второй шаг — найти подходящего мужчину. Она встала сегодня рано и начала думать о своих дальнейших действиях. Виктория вспомнила все, что знала о мужчинах из Ринваля, и решала, кто же ей может подойти.

Был лишь один мужчина, который удовлетворял всем ее требованиям. Он был физически привлекателен и вроде бы не дурак. Он проявил заботу о ней. Но самым важным было то, что в будущем он не будет настаивать на продолжении взаимоотношений, так как никогда не путает бизнес с наслаждением.

Виктория надеялась, что сможет убедить его, что она не ищет удовольствия, а просто хочет забеременеть.

При этой мысли ее сердце застучало. Как человек здравомыслящий и замкнутый, она стала доказывать сама себе, что это смешно, но спустя минуту поняла, что его отношение ее не волнует. Она хотела ребенка. Как только у нее появится ребенок, она снова сможет жить прежней жизнью, с ребенком, своими книгами и в полном уединении.

Виктория готова была рискнуть. Если люди будут смеяться над ней — пусть. Она всегда сможет переехать в другое место. Если она не попробует воплотить свой план в жизнь, она будет упрекать себя. И она не допустит, чтобы страхи помешали ей.

Она повернулась, посмотрела на улицу, и в голове настойчиво забилась лишь одна мысль.

По улице шел Калеб, и она подумала, как заставить его помочь ей в столь необычной ситуации.