Тщетная предосторожность

Глава семнадцатая

Синтия потом так и не могла себе объяснить, как получилось, что без каких бы то ни было объяснений или извинений она просто встала и пошла вместе с Робертом. Он увел ее, и вот они в пути.

Машина быстро мчалась по дороге, Роберт сосредоточенно глядел вперед — ему вообще была свойственна сосредоточенность во всем, что он делает, — но сейчас в нем чувствовалось еще и огромное внутреннее напряжение.

Роберт молчал, и, подождав, пока они выедут с шоссе на проселочную дорогу, она спросила:

— Как вы меня нашли?

— Заставил Грейс дать ваш адрес. Не вините ее, она упиралась, довела меня просто до отчаяния. Тогда я сказал ей правду, и она согласилась со мной — только вы одна можете помочь.

— Остановимся на минутку, расскажите все толком.

Роберт повиновался. Он молча подъехал к обочине, выключил зажигание и только тогда взглянул на нее. В его глазах читалась немая мольба.

— Рассказывать, в сущности, особенно нечего. Сегодня я должен был провести весь день вне дома. Уехал сразу после завтрака в Ньюмаркет. Микаэла завтракала со мной в столовой. Я этому несколько удивился — обычно завтрак ей подают в постель. И я даже растрогался: подумал, что девочка хочет побыть со мной.

На мгновение он смолк, словно стараясь удержаться от едкого замечания. Потом, сделав над собой усилие, заговорил снова:

— Я попрощался и уехал. Проехал несколько миль и вдруг сообразил, что забыл дома важные бумаги, которые нужно обсудить с грумом.

Я вернулся в «Березы» минут через сорок, прошел в библиотеку и взял бумаги с письменного стола. И подумал — вдруг опоздаю к обеду, надо предупредить Микаэлу, а то я ей за завтраком сказал, что непременно буду к восьми. Я позвонил Барнетту и, когда он вошел, спросил: «Где мисс Микаэла?» Он с удивлением поглядел на меня и ответил:

— Мисс Микаэла уехала почти сразу после час, сэр.

— Вы не знаете, куда? — поинтересовался я.

— За ней приехала машина, сэр, но, по-моему, она оставила вам записку.

— Записку? — спрашиваю. — Где?

Он пошел за запиской, а я удивился, почему она не сказала, что уедет в такую рань. Она за завтраком вообще не коснулась своих планов на тот день.

Барнетт вернулся с конвертом. Я взял его с недобрым предчувствием.

Роберт достал из кармана конверт и протянул его Синтии. Достав письмо, она прочла четыре строчки, написанные изящным и четким почерком Микаэлы:

«Я уезжаю с Хью Мартеном, Я люблю его и буду всегда любить его одного. Бесполезны, любые попытки отговорить меня от моего решения.

Микаэла».

Синтия ахнула.

— Я знал, что иногда она встречается с этим человеком, — заговорил Роберт. — Мы видели его в Гудвуде, и как-то он устроил прием в Лондоне в честь Микаэлы. Вы меня предупреждали о нем, и я очень ясно дал понять, что для Микаэлы это неподходящее и нежелательное знакомство, ну и после этого они встречались тайком, и я ничего не знал. Синтия, как теперь быть?

Синтия свернула листок и положила обратно в конверт.

— Вы хоть отдаленно представляете себе, куда она поехала?

— Нет!

— Вам, конечно, известно: жена Хью Мартена — католичка, и развода ему она никогда не даст?

— Микаэла так молода, совсем еще ребенок, подобные истории вообще не для нее! — воскликнул Роберт.

— Мне надо подумать, — проговорила Синтия.

Она прикрыла рукой глаза, вспоминая далекое прошлое. Бал в Лондоне, ей только что исполнилось восемнадцать. Хью Мартен пригласил ее на танец и дал без обиняков понять, как она ему нравится, но ей это было безразлично, ее мысли были заняты Питером. А Хью крепко держал ее за талию и говорил негромко:

— А может, поедем ко мне и устроим вечеринку? Вдвоем? Отлично проведем время! У меня прекрасная радиола, шампанского море разливанное и очень удобный диван. Что еще нужно?

— Спасибо, я предпочитаю остаться здесь.

— И делаете глупость, радость моя, ведь вы ни разу еще у меня в гостях не были. Вам понравится! Ну же, давайте! Вы много теряете.

— Спасибо, Хью. Я не поеду.

— А вы, оказывается, упрямица! — сказал он не то с удивлением, не то раздраженно. — В конце концов, мы соседи и старые друзья, и я, если угодно, просто хочу показать вам свою квартиру. Вообще-то, это шикарная мансарда — перестроенная верхотура старинного дома, есть на что поглядеть…

Синтия запомнила его слова, хотя так и не поехала к Хью на «веселенькую вечеринку».

— Быстро едем к первой же телефонной будке, — вдруг приказала она Роберту.

— Зачем? Вы знаете, где Микаэла?

— Знаю. Скорее, Роберт, нельзя терять времени.

Она многое слышала о Хью Мартене: он подолгу живет за границей, у него вилла на юге Франции, в Кении — ферма. Если Микаэла решила бежать с ним, они не задержатся в Англии, здесь их легко разыскать, к тому же сразу начнутся скандалы и неприятности.

Роберт остановился у телефонной будни. Синтия вышла, взяла телефонную книгу, открыла на фамилии «Мартен» и повела пальцем вниз по странице. Да… вот он: «Мартен, сэр Хью, Гровенор-сквер, 192»

Синтия бегом вернулась к машине и назвала адрес.

— Вы думаете, она может быть там?

По его голосу легко было понять, что он испытывает. В первый раз Синтия по достоинству оценила железную выдержку этого человека. Было ясно, Роберт жаждет немедленных действий, но вид у него при этом на редкость хладнокровный.

— Есть такая вероятность, — ответила Синтия. — Она невелика, но нельзя не проверить.

— Ну, заявимся мы туда, и что дальше?

Тут Синтия поняла, для чего он приехал за нею.

— Вы хотите, чтобы я поговорила с Микаэлой?

— С Мартеном я разберусь сам, — ответил Роберт с угрозой.

— Не смейте! — приказала Синтия. — Никаких опрометчивых поступков, Роберт… ничего, пока я не поговорю с Микаэлой. Если вы наброситесь на ее возлюбленного да вдобавок причините ему вред, она вам этого вовек не простит, а он станет ей лишь дороже. Я поговорю с ней, если она захочет меня выслушать.

— Непременно выслушает, — заверил Роберт, — я знаю, она очень к вам расположена. И мне не к кому, кроме вас, обратиться.

— Понимаю, — тихо отозвалась Синтия.

Она представила себе, как одиноки Роберт и Микаэла, совершенно одни в мире. У других семейные корни, поддержка родных и близких, круг старинных знакомых и друзей, авантюристам же в трудную минуту жизни положиться не на кого.

Первый раз ей стало жалко Роберта — сильный, полный жизни и энергии, он казался беспомощным сейчас.

— А Микаэла привязана к вам, Роберт? — задала она вопрос, когда они свернули в Гровенор-сквер.

Он помолчал немного, прежде чем ответить.

— Не имею представления. Может быть, я совершенно ей безразличен. Что она должна ко мне испытывать? Мы, в сущности, чужие друг другу взрослые люди.

У дома 192 они остановились. На дальнейшие разговоры не оставалось времени.

— Слушайте, Роберт, — быстро сказала Синтия, — оставайтесь в машине, пока я не позову. Прошу вас, не входите в дом, не поднимайте шума — в этом нет ни малейшего смысла, а вред можно нанести непоправимый.

— Хорошо, — послушно ответил Роберт, — но если у вас ничего не получится и Микаэла не захочет вернуться, тогда я возьмусь за дело сам.

Синтия промолчала. Роберт действовал чрезвычайно разумно, обратившись сначала к ней, но она понимала, что подобной дипломатии хватит лишь до определенного предела, потом возьмут верх примитивные инстинкты. Дверь на звонок открыл дворецкий.

— Я приехала повидаться с мисс Микаэлой Шелфорд, — сказала Синтия. — Она ожидает меня.

Дворецкий поначалу, казалось, усомнился, потом, к великому облегчению Синтии, пригласил:

— Прошу вас, заходите, мадам. Пожалуйста, мадам, вот сюда.

Она последовала за ним к лифту, дворецкий нажал кнопку четвертого этажа, где напротив лифта была дверь, по всей видимости, в мансарду, сюда, наверно, зазывал ее когда-то Хыо. Дворецкий позвонил, дверь тотчас же открыл слуга в белом фраке.

— У этой дамы назначена встреча с мисс Шелфорд.

Слуга, очевидно, иностранец, сказал:

— Пожалуйста, — и отошел от двери.

Быстро, не раздумывая, Синтия вошла следом и вместе с ним оказалась в комнате, куда вела вторая дверь.

Микаэла лежала на диване у окна в залитой солнцем гостиной. Она взглянула на вошедших, и глаза у нее широко раскрылись от изумления.

— Синтия? — воскликнула она. — Откуда вы здесь?

Синтия увидела, что Микаэла одна, и подождала, пока слуга закроет дверь, думая, как начать разговор.

Микаэла поднялась с дивана. Лицо ее выражало не только удивление, но и гнев.

— Зачем вы пришли?

— По всей вероятности, чтобы увидеться с вами, — ответила Синтия, подходя ближе.

— Но мне не очень хочется видеть вас, — медленно проговорила Микаэла. — Откуда вы узнали, где я?

— Догадалась.

— Но как… как вам стало известно, что я уехала из «Берез»?

— Сказал ваш отец.

— Отец? Он здесь?

— Внизу.

— Значит, он прочел мою записку, — проговорила Микаэла. — Какая я дура, не послушалась Хью! Он хотел, чтобы я написала или отправила телеграмму потом, когда мы будем за границей. А я решила, что он все равно до вечера не вернется.

— Он забыл кое-какие бумаги и вернулся сразу вслед за вами, — объяснила Синтия.

— Тогда понятно. — Микаэла взглянула на часы. — Двенадцать. Еще два часа, и мы бы уехали.

— Микаэла, — тихо сказала Синтия, — вы подумали о последствиях своего поступка?

Микаэла раздраженно отмахнулась и прошла к камину.

— Послушайте, Синтия, — она говорила спокойно и с достоинством. — Я знаю, вы здесь, чтобы урезонить меня или умолять, но, пожалуйста, избавьте меня от речей, которые приготовили. Вы мне всегда очень нравились и, по-моему, хорошо относились ко мне. Мы были друзьями, но не разрушайте нашу дружбу бессмысленными уговорами. Я не стану вас слушать. И никакие красноречивые доводы не изменят моего решения…

Синтия села на диван. В Микаэле чувствовались решимость и полная убежденность в своей правоте. Это была не взволнованная девушка во власти чувств, а женщина, уверенная в себе, решившаяся на хорошо обдуманный шаг.

Какие найти слова, как показать, что совершаемый ею поступок недостойный, низкий, подлый? Синтия сжала руки, моля в душе бога о помощи, умоляя дать ей силу и твердость, каких она в себе не находит.

— Почему вы решились на это, Микаэла? — спросила она наконец.

— Разве вы сами не видите, почему? — Микаэла улыбнулась счастливой сияющей улыбкой.

— Не вижу, скажите мне! — настаивала Синтия.

— Хорошо, скажу, — ответила Микаэла. — Я люблю Хыо, а он любит меня.

— И это любовь? Вы уверены?

— Уверена. Мы с первой встречи поняли, что созданы друг для друга. И неразлучны навек.

— Но, Микаэла, Хью женат!

— Милая Синтия, как мало вы знаете жизнь! Когда мы с Хью впервые встретились, в тот вечер на балу в мою честь, мы сразу почувствовали, что всю жизнь искали друг друга. Нам не нужны были ни слова, ни объяснения. Мы все уже знали.

— Но, Микаэла, что вы такое говорите? Я помню Хыо с детства, он всегда был одинаковый — не пропускал ни одной хорошенькой женщины.

— А почему? Вы когда-нибудь задавались вопросом — почему? Потому что он искал меня.

Микаэла говорила так чистосердечно, убежденно, что у Синтии на глаза навернулись слезы.

— Если бы я могла поверить, Микаэла, я была бы счастлива. Но это ложь! Хыо говорил это многим женщинам.

— Мне он говорит правду, я верю ему.

Синтия встала с дивана и подошла к окну.

У нее было ощущение, что она вступила в борьбу с некой необоримой силой, слишком могучей и непонятной ей самой.

В споре с этим ребенком — или с мудрой женщиной? — все слова казались пустыми, неубедительными. Синтия вдруг почувствовала себя еще менее уверенно, чем раньше.

— А как быть с его женой? — спросила она, помолчав.

Микаэла красноречиво пожала плечами:

— Она не жена ему вот уже много лет. Разве вы знаете ее, Синтия? Вы и те, кто осуждает Хью? Вам известно, что она собой представляет? Она вышла за Хью, потому что он был богат. Она никогда не любила его, любила совсем другого человека, но у того не было денег. И в первый же вечер медового месяца она заявила, что вышла за Хью только из-за его богатства. А потом оказалось, что она больна чахоткой. Ей нельзя было иметь детей. Более того, сама мысль о ребенке казалась ей ужасной. Вы знали такие подробности о семейной жизни Хью?

— Нет, не имела представления, — честно призналась Синтия, — и мне искренне жаль Хью, если это так.

— Это правда, Синтия! Хью действительно можно пожалеть — он был совсем молод, когда женился, он по-настоящему любил жену. Удивительно ли, если после тягостного, кошмарного медового месяца он стал искать развлечений на стороне?

— Хью можно только пожалеть, но тем не менее она все еще его жена.

— По закону, возможно, но с точки зрения моральной и духовной — нет. Я буду ему женой настоящей, не на бумаге, которая даст ему счастье и все, чего он был лишен все эти годы.

— Но если так, — возразила Синтия, — вы подумали о последствиях? Подумали ли вы об унижениях, оскорблениях, которые вам придется выносить постоянно, всегда? Подумали ли вы о тех, кто любит вас, о позоре и несчастье, которое вы на них навлечете? Вы подумали о своем отце?

Микаэла как-то странно взглянула на Синтию.

— О моем отце? — проговорила она.

— Да, — откликнулась Синтия. — Отец любит вас, Микаэла, сможете ли вы причинить ему такое горе и зло?

— Мой отец! — повторила она насмешливо. — Милая Синтия, вы исполнены благих побуждений, но вам известно так мало. Что сделал для меня мой отец? Вы знаете хоть что-нибудь о том, какой была моя жизнь до приезда в Англию? Знаете ли вы, сколько унижений я пережила с самого раннего детства? И все из-за моего отца, моего доброго отца, который, судя по вашим словам, любит меня!

Синтия застыла от изумления, а Микаэла продолжала:

— Вам никто не говорил правду, а он в особенности! Он восхищается вами и глубоко уважает вас, а потому не посмеет вам сказать, что я рождена вне брака.

— Микаэла! — воскликнула в ужасе Синтия.

— Да, это правда, — сказала Микаэла. — Из-за его беспечного увлечения, минутного восторга, по сути дела, ничего не значивших в его жизни, я долгие годы страдала от стыда. Того самого, о котором вы сейчас так убедительно рассуждаете.

Представьте себе, Синтия, каково это — не иметь ни отца, ни матери? Когда тебя растят, все время стараясь скрыть сам факт твоего существования? Бабушка и дед были привязаны ко мне и добры, но вечно боялись, да, боялись — как бы люди не стали спрашивать, откуда я взялась. Они прятали меня! Представляете? И сами прятались. А моя мать панически боялась, что кто-нибудь узнает о том, что у нее есть дочь. Я видела ее всего несколько раз за всю жизнь.

— Бедное дитя! — прошептала Синтия.

Ей так тяжело было видеть боль в глазах Микаэлы. Слышать исступленный гнев и страдание в ее голосе.

— Наверно, я была чересчур ранима, — продолжала Микаэла, — и все мое детство, как только поняла тайну своего происхождения, я хотела умереть. Не потому, что так уж тяготилась своей долей, а потому, что они все — мать и дед с бабушкой — так всего этого стыдились! И теперь я должна отказаться от счастья — а я счастлива впервые в жизни — ради отца?

Синтия опустила голову. Ей нечего было больше сказать. Почему Роберт скрыл это от нее, не предупредил? Неужели он не ожидал, что так глубока ее обида на него?

— Одно лишь могу сказать в его защиту, — продолжала Микаэла уже спокойнее и мягче, — он не знал моем существовании. И, когда узнал, сделал все, чтобы загладить свою вину, но раны многих лет за несколько месяцев не залечиваются, слишком глубока обида.

— Вы были предельно честной, Микаэла, — сказала Синтия, — но вы забыли об одном. Что, если у вас будут дети?

Воцарилось неожиданное молчание. После долгих минут Микаэла заговорила:

— Никогда, — сказала она. — Я буду принимать все необходимые меры.

— Это не так просто, как кажется, — вздохнула Синтия. — И еще одно обстоятельство, Микаэла. Вы сказали, что жена Хыо не хотела детей и ей не разрешено было иметь детей. И с вами он должен будет пережить такое же разочарование?

— Не разговаривайте больше со мной! — истерически вскричала вдруг Микаэла. — Зачем вы пришли сюда? Я знаю: я поступаю правильно.

Я люблю Хью, а он меня — ничто другое не имеет значения. — Она бросилась в кресло. Синтия подошла к ней.

— Микаэла, — произнесла она спокойно, — будьте честны с собой. Взгляните фактам в глаза. Вы сами страдали из-за того, что были рождены вне брака. Вы лучше кого бы то ни было знаете, каким горем и унижением это может обернуться для человека. Хватит ли у вас смелости пойти на подобный риск — произвести на свет дитя и обречь его на такую лее горькую судьбу? И в то же время, может ли любовь мужчины и женщины быть поистине счастливой без ее самого высокого воплощения — собственного ребенка?

— Замолчите, я не желаю вас слушать! — закричала Микаэла в ярости.

Она вскочила и заметалась по комнате, как раненый зверь.

— Что же мне делать? — взывала она. — Что делать? — Микаэла задавала этот вопрос себе. Она отчаянно боролась с собой.

Глядя на нее, Синтия испытывала такое чувство, словно наблюдает за вечной борьбой эгоистичной любви и самопожертвования, страсти и законов морали.

Наконец Микаэла немного успокоилась. И Синтия поняла: борьба закончилась. Но что победило? Любовь или здравый смысл?

Бледная как полотно, Микаэла, опустив глаза, произнесла:

— Хорошо. Я не уеду с Хью, но я должна сначала его увидеть.

Слова эти были произнесены твердо и спокойно. Синтия на мгновение даже усомнилась в услышанном.

— Вы действительно так решили, Микаэла? Вы вернетесь домой?

— Я вернусь в «Березы», — глухо проговорила Микаэла. — У меня нет дома. Не надо больше об этом. Я дала вам слово. А теперь идите, скажите отцу, чтобы встретил меня через час — где угодно, можно в отеле «Ритц». Только уходите, иначе я просто больше не вынесу.

В голосе ее звучала такая мука, что Синтия поняла — наступил самый тяжелый момент. Всей душой ей хотелось помочь этой юной девочке, но что она могла ей сказать? Как утешить?

Ни слова не сказав, Синтия вышла из квартиры и спустилась на лифте вниз. Дворецкий отворил перед ней входную дверь.

Роберт ждал, опустив голову и руки на руль. Синтия села рядом, отметив, что пепельница полна окурков. Роберта терзала мучительная неизвестность.

— Ну что? Что она сказала?

Она встретится с вами в отеле «Ритц» через час, — ответила Синтия и добавила, вздохнув: — Поезжайте отсюда скорей.

Роберт послушно включил зажигание. Синтия не хотела, чтобы Роберт увидел Хью Мартена — тот мог вернуться в любую минуту.

Несколько минут ехали молча, и лишь потом Роберт спросил:

— Как вам это удалось?

— Не могу вам всего рассказать, — чуть помедлив, ответила Синтия, — но, Роберт, будьте с ней особенно бережны. Она любит его так, что готова ради него на крайнюю жертву.

Роберт больше не мог сдерживаться.

— Мартен — свинья! Вы его видели?

— Нет, и не надо оскорблений в его адрес, Роберт, ни к чему хорошему это не приведет. Повторяю, Микаэла любит его. И это серьезно.

— Как она может? Этого гнусного типа!

— Она в жизни видела слишком мало любви. И страдала больше, чем можно себе представить. Жизнь никогда не была для нее простой.

Роберт промолчал, и было видно — он понял, догадался по ее словам и тону, что ей стала известна вся правда.

Они подъехали к отелю.

— До свидания, Роберт, — сказала Синтия. — Я вернусь на работу.

Но как же так! — запротестовал он. — Вы должны поддержать меня, Синтия. Вы должны вернуться с нами!

Синтия отрицательно покачала головой.

— Но вы обязаны, — настаивал Роберт, — я не могу без вас, один я не справлюсь. Я разозлюсь и такого наговорю, что она снова кинется в объятия к этой свинье! Умоляю, Синтия: ради Микаэлы.

Синтия чувствовала, что он говорит искренне. Правда, он думал прежде всего о себе, но ведь и о Микаэле тоже. Мгновение она колебалась, потом поняла, что не сможет отказать. Она действительно сейчас нужна им.

Вздохнув по своей вновь было обретенной независимости, она ответила:

— Хорошо, Роберт. Пойду уложу вещи. Когда Микаэла появится, приезжайте за мной.

Синтия достала из сумки листок бумаги и написала свой адрес. Она вложила листок ему в руку и выбралась из машины, не прощаясь. У нее было такое чувство, что ей уже никогда не избавиться от Роберта.