Турбулентность

Глава 8

Теодор Тейлор возвышался перед своим управляющим, широко расставив ноги и зло уставившись на него сверху вниз. Если бы он не был в такой ярости, непременно посмеялся бы над собой. В нем не осталось ничего от образованного деликатного профессора из Сиднея. Он представлял собой сейчас одного из сотен австралийских фермеров, который спускает пар. Не хватало еще наброситься на малого с кулаками, но до этого он уж никогда не опустится! Хотя бы потому, что до сих пор неосознанно бережет свои руки.

Теодор щурился на закатное солнце и сожалел, что не вызвал управляющего в контору. Но это было невозможно. Сэм Вернон избегал его. Да к тому же Теодор не был уверен, что тот придет по вызову. Вот и пришлось вылавливать его во дворе. Прошел ровно месяц с тех пор, как он вернулся из Сиднея, а с его планами по расширению фермы они не продвинулись ни на шаг.

— К черту! — орал хозяин. — Ну как еще вбить в твою дурную башку, что мы должны расширяться, чтобы удержаться на плаву? Большие хозяйства уже щекочут нам пятки.

Сэм Вернон долбил каблуком своего видавшего виды ковбойского сапога пыльную землю. С опущенной на грудь рыжей бородой и взглядом исподлобья он напоминал сейчас матерого упрямого барана. Теодор едва не рассмеялся от своей мысли. Уж точно говорят, что пастух и овца одинаковы с лица. На самом деле ему было не до смеха — надо было в конце концов показать, кто в доме хозяин!

— Пять сотен гектаров достаточно для наших мериносов, — твердил Сэм. — До сих пор прекрасно обходились.

— Но если засуха будет стоять и в этом году, нам потребуется больше площадей, где хоть что-то растет, чтобы прокормить животных!

— Если засуха устоится, и это не спасет, — невозмутимо возразил Сэм.

Теодор понимал, что в принципе управляющий прав. Некоторые из их дальних соседей уже разорились. Держались пока на плаву только те, кому повезло иметь на своих угодьях земли у реки. Уровень грунтовых вод настолько снизился, что бурения становились бессмысленным занятием. И все-таки он настаивал на своем.

— Еще никогда в этих краях земля не стоила так дешево. Мы могли бы увеличить поголовье!

Сэм сверкнул на него глазами из-под густых бровей:

— Тридцать лет держали постоянно три тысячи мериносов, и этого хватало. Барри-то уж понимал толк в делах!

— Барри и его жена теперь в Брисбене! — Последнее замечание вывело Теодора из себя, и он уже едва сдерживался. — Теперь я владелец Кортленда!

— Да, к сожалению.

— Что ты себе позволяешь!

— Я позволяю себе сказать правду, — не сдавался Сэм. — Цены на шерсть уже много лет падают, а наша ферма процветает. За счет того, что поставляет сырье высшего качества. Три сезона дождей пошли прахом, а ферма держится. За счет своих небольших размеров. Так зачем нужно все разрушать?

— Так ты считаешь, что я гожусь только на то, чтобы все разрушать?

— Это ты сказал, босс, не я.

— Неслыханная наглость!

Глаза Сэма недобро блеснули.

— Если тебя больше не устраивает, как я веду дела, могу уйти.

— И прекрасно! Я тебя…

— Прекрати! Немедленно прекрати! — Внезапно между ними влетела Тони и принялась молотить отца маленькими кулачками. — Почему ты такой злой? Почему ты кричишь на Сэма?

Она рыдала так громко, что это напугало Теодора больше, чем неожиданная дробь по его животу. Чтобы Тони заплакала? Его маленькая храбрая принцесса заходится в слезах, как от неизбывного горя! Что случилось с его девочкой? Может, это его вина? Может, он что-то сделал не так?

— Тони, — тем не менее строго сказал он, — взрослые говорят о серьезных вещах, в которых ты ничего не понимаешь. И не надо мешать нам.

Одну долгую минуту Тони в упор смотрела на него из-за завесы слез, и в это ужасное мгновение ему показалось, что не Тони — Линн с укором и осуждением смотрит в его глаза. Потом она, ни слова не говоря, развернулась и умчалась прочь. Она уже исчезла за большим сараем, когда он опомнился.

Час спустя Теодор начал беспокоиться. Вначале он сам был слишком взбешен поведением Сэма Вернона, чтобы думать о Тони. А сейчас солнце уже уходило за горизонт, а дочери все не было. У них был непререкаемый уговор: где бы она ни бегала, на закате должна быть дома. И она еще ни разу не нарушила этого правила.

Теодор делал круги по веранде и всматривался в длинные тени, легшие на землю. Его волнение все нарастало. Он стал прокручивать в мозгу их ссору с Сэмом. И Тони все это слышала, ужас! И вдруг, словно на него снизошло озарение, он понял свою дочь. Кортленд стал для нее домом. После того как рухнул ее привычный мир, здесь, на свободе, она снова почувствовала себя защищенной. И вот этот дом тоже рушится! Что же она должна была испытать в душе! Теодор в приступе ярости, теперь на себя, ударил кулаком по перилам так, что затрещали суставы. Испуганно он уставился на свою руку. Господь всемогущий! Не хватало еще и пальцы сломать! Краешком глаза он заметил в тени шевеление и стремительно развернулся в ту сторону. Но это была не Тони, а всего лишь один из работников.

— Ты видел мою дочь? — крикнул ему Теодор.

— Ясное дело, босс. — Тот неспешно прислонил велосипед к стене сарая. Велосипеды уже давно заменили лошадей на этих просторах.

Теодор подскочил:

— Где она?

— Внизу, в поселке у реки, сэр. Она там часто бывает.

Чтобы не выдать свою неосведомленность, Теодор коротко кивнул и скрылся в доме. Но через пару минут снова вышел и направился по узенькой тропинке к реке. По дороге он уговаривал себя держать свой гнев в узде и ни на ком не сорвать его. Так вот куда она исчезает в последнее время! Его дочь у аборигенов! Неподходящее для маленькой девочки общество. Краем сознания он понимал, что есть в этой мысли что-то недостойное, но предрассудки высших белых слоев общества брали в этот момент верх.

Добравшись до поселка, он уже почувствовал себя в состоянии спокойно окликнуть Тони:

— Принцесса, уже поздно. Пора домой!

Тони сидела на корточках на пыльной дороге перед хижиной и играла камешками в какую-то игру, которой он не знал, с другими детьми. Она сделала вид, что не слышит его, и не повернулась. Теодор подошел ближе. И… Бог мой!

— Тони, где твои локоны?! — не удержался он от возгласа.

Она выглядела как овечка, вышедшая из-под руки неумелого стригаля. С одной стороны ее головки свисало несколько щипаных прядей, с другой волосы были отхвачены на сантиметр от кожи.

— Я же говорила тебе, что мне жарко, — пробормотала она, не оборачиваясь, и в ее тоне Теодор услышал муки нечистой совести. — Мне помогала Сара. — Она указала на темнокожую девочку, тоже сидевшую с опущенной головой.

Теодор все понял. Это был акт протеста. Наказание за то, что он натворил. Просто убежать было мало, надо было еще пожертвовать своими кудрями, которые он так любил.

— Я не смогла им помешать, сэр, — послышался вдруг голос Мэри у него за спиной.

Теодор обернулся. Она смотрела на него с полуулыбкой. Тот факт, что его дочь и здесь была под опекой Мэри, несколько успокоил его. Наверное, среди этих детей были и ее собственные. Он протянул Тони руку:

— Идем домой, принцесса. Завтра съездим в город и попросим Нелли придать этому терновнику на твоей голове хоть какую-то форму.

Тони поднялась со вздохом облегчения.

— Ты на меня сердишься, папа? — осторожно спросила она, когда они отошли на несколько шагов.

— Нет, принцесса. Я просто беспокоился о тебе. А зачем ты ходишь в поселок?

— С кем же мне играть, папа? Только там есть дети.

Аргумент был убедительным, возразить на это нечего.

— А Сэм теперь уйдет? — спросила Тони через некоторое время.

— Нет, думаю, нет, — ответил Теодор. — Но для верности я завтра поговорю с ним.

Дома он тут же уложил дочку в постель, а сам уселся с банкой пива и трубкой на веранде. Из темноты на него глядело одиночество, от которого делалось не по себе. Как было бы хорошо, если бы был кто-то близкий, с кем можно поделиться своими заботами! И снова перед ним возник образ той черноволосой девушки из паба. Он представил себе, как она сидит рядом, вложив свою руку в его, и внимательно слушает. И все понимает…

«Тейлор! — одернул он себя. — Прекращай! Иначе сойдешь с ума».

Однако, когда он лег, подсознание не захотело прислушаться к голосу разума и разыграло свою историю о счастье, которого ему так не хватало.

Теодору снилось раннее утро, еще перед восходом. Он седлал для себя спокойного Пегаса, для своей спутницы резвую белую кобылку. Они выехали со двора в просыпающуюся природу. Они смотрели друг другу в глаза и смеялись. Когда показалось солнце, Теодор остановил мерина у красной скалы и легко спрыгнул с него. Потом помог своей возлюбленной спуститься с лошади и повел ее в большую пещеру, где можно было найти защиту от жары. На полу пещеры лежала охапка свежей соломы. Еще один проникновенный взгляд глаза в глаза, и оба выскользнули из своих одежд. Поначалу он застеснялся своего возбуждения, но она протянула руку, и ему срочно пришлось глотать затхлый запах их временного пристанища.

— Ты не ведаешь, что творишь! — вскрикнул он.

— О, еще как!

Он застонал и нежно опустил ее на солому. Его руки сами нашли то, что надо ласкать. В полумраке, как звезды, сияли их глаза.

— Я тоже знаю, что делаю, — жарко шепнул он ей на ухо, и из ее уст вырвался стон.

А когда они слились, когда он почувствовал ее мягкое горячее лоно, ему показалось: это в пещеру проникли лучи горячего солнца…

Весь в поту Теодор проснулся посреди ночи. Он постарался задержать, остановить это всеобъемлющее счастье, но оно ускользнуло в темноту, и в его сердце осталась лишь пустота.