Ты будешь моей! (СИ)

Глава 26. Требования начинаются

Лера:

— Что ты сделала?! — мама срывается на крик, вскакивает с дивана и принимается расхаживать по комнате.

Я ей рассказала об Антоне.

— Этот Соколов отравил твоим дедушке и бабушке жизнь! Отняли у нас все, а ты приняла предложение его внука?! Как вы давно вы с ним общаетесь за моей спиной, Лера?

— Мы виделись всего два раза.

— Что?! — в ужасе выдает она.

— Это договорной брак, мам. Фиктивный. Я играю жену, Антон получает наследство…..

— Лера, ты в своем уме?! Разве я так тебя воспитывала?! — переходит на крик.

— А я деньги на операцию Вари, мам! — не выдерживаю и вскакиваю.

Мама замирает.

Ей нужна не одна секунда и не две, чтобы переварить то, что я сейчас сказала.

— Лера, — зовет она меня совсем другим голосом, касается дрожащими пальцами моих рук, а затем плачет в захлеб.

Боль вырывается из нее с такой силой, что я не замечаю, как тоже начинаю реветь. Только причины у нас разные. Маме больно за меня, страшно, но она не может сказать мне “нет”, зная, что стоит на кону. И ей за это дико стыдно и больно.

— Прости. Прости меня, — шепчет она, обнимая меня и целуя в макушку.

Мне не за что ее прощать. У меня нет никаких обид. Только благодарность за то, что у нас с Варей такая мама. И я знаю, что если бы эта опасная болезнь затронула не сестренку, а меня, она бы поступила точно так же, даже не задумываясь.

— Я рада, что выход есть, — шепчу я.

Отчаянный плач переходит в тихие всхлипы, а затем вовсе стихает.

Опустошенные, со привкусом кислоты во рту, мы перебираемся на кухню. С теплой чашкой в руках жизнь не кажется такой страшной, как пару минут назад.

Мама несколько раз уточняет, что подразумевает фиктивный брак.

— Никакой близости. Только игра на людях. Жить мы будем в одном доме после росписи, но Антон обещал обеспечить разные комнаты, по возможности. Об этом уговоре никто не должен знать, — говорю я ей.

Видно, что маме куда страшнее, чем мне самой.

— Ты точно сможешь потом оттуда выбраться? — не унимается она, и я передаю ей договор.

Мы читаем его вместе на случай, если я могла что-то пропустить. Интересных пунктов много, но критичных мы не находим.

— Неустойка страшная, — подмечает мама.

Я киваю и пытаюсь отвлечь ее чем-то позитивным.

— Антон займется вопросом перевода Вари в турецкую клинику в течение недели. Обещал завтра назначить на это дело человека.

— Человека, — горько усмехается мама. — Этот Антон хоть сносный? Или такой же, как его дед? Он опасен, Лер?

— Нормальный, — уверенно отвечаю я, хотя в душе абсолютно противоположного мнения. — Мы четко обо всем договорились. Он сдержит слово. Сам в этом заинтересован.

— Ох, — вздыхает мама, но вслух своими тревогами не делится. — Не доверяю я этим Соколовым.

И я теперь не доверяю. Но нужно ее как-то подбодрить.

— Может, тебе это не понравится, мам, но сейчас Валентин Игоревич скорее страдалец, чем подлец. Видимо, жизнь его наказала.

— Скорее болезнь. Какая, говоришь, у него диагноз?

— Не знаю. Но, кажется, что-то с сердцем. У него был приступ сегодня. — с грустью сообщаю я. Знаю, что по идее должна ненавидеть того, кто отравил жизнь моим родным, но к Валентину Игоревичу испытываю лишь жалость. Может, потому что он стар и болен. Может, потому, что никому не нужен, и даже родная семья ждет его смерти ради денег. — Медики быстро приехали. Еще его родственники про операцию говорили. Что нужно расписаться до нее. Не поверишь, он они все ждут его кончины….

Мама смолкает. Кажется, ей тоже в глубине души жаль того старика, но злость и обида при этом никуда не проходят. И я отлично понимаю ее чувства.

Она оставляет чашку, из которой почти и не пила, берет меня за руки и тяжело вздыхает. Смотрит мне в глаза так, что душу щемит.

— Спасибо тебе, моя маленькая, нежная девочка. Я плохая мать.

От этого мне опять хочется плакать, но слез сегодня было столько, что меня иссушило.

— Не говори так, пожалуйста. Ты самая лучшая. Ты у меня одна, — прошу ее, а затем отвлекаюсь на будильник.

Пора на работу собираться в клуб. Да-да, этот брак спасет только Варю, а о себе я буду заботиться сама, как раньше. К тому же, тяжелый труд — это лекарство от боли, и спасение от мыслей.

На обессиленных ногах спускаюсь из подъезда и иду к метро. Голова такая пустая, что ветер летает. Я этому рада, потому что не хочу думать о Кирилле. Слишком больно.

В клубе все так же. Мегера, девчонки и клиенты, готовые скидывать десятки тысяч на алкоголь ради того, чтобы показать свою статусность.

А еще у Светки день рождения, и она собирает всех, чтобы выпить после смены. Невольно вспоминаю свой первый глоток крепкого спиртного и то, как проснулась у Кирилла, и сердце щемит.

Вот бы сейчас так же, только проснуться уже после развода рядом со здоровой Варей.

Но так не бывает. Обнимаю Свету и отказываюсь от застолья, ссылаясь на усталость.

Это не ложь. Я, действительно, так валюсь с ног, что едва не отключаюсь в такси. Добредаю до квартиры и все. Темнота.

— Врр. Вррр.

Вибрация моего потрепанного телефона мешает спать. Хочу отключить дурацкий будильник, но, увы, это не он. Это… Антон!

И что ему нужно в такую рань?!

Стоп!

Подскакиваю, ожидая новости о Варе, но вместо приветствия слышу отборную ругань, и тут же приглушаю звук динамика, чтобы мама, не дай бог, не услышала и не расстроилась от того, как со мной обращается этот тип.

— Какого хрена ты не отвечаешь?! Я тебе сорок раз звонил!

— Я спала после смены.

— Какой нахрен смены, Лера?! Чтобы в следующий раз, когда я тебя наберу, трубку сняла со второго гудка, ясно?!

Какой же хам! У меня аллергия на один только его заносчивый голос!

Терпи, Лера. Терпи.

— Если не буду в это время работать, то обязательно сниму, — отвечаю я.

— Я — теперь твоя работа. Или я мало бабок в тебя вкладываю? Чтобы через двадцать минут была у меня в офисе в Сити.

— Через двадцать я не успею, даже если сейчас выбегу. Мне минимум час ехать до Сити.

— Я сказал, через двадцать, Лера. А если не успеешь, пеняй на себя.