Ты моя судьба

10

Несмотря на все опасения Мейбел, олимпиада завершилась вовремя, и во второй половине дня все собрались в большом зале, где проходило вручение призов. Джулия Хант зачитывала фамилии, а Мейбел вручала награды. Среди призеров была и Санди, что особенно порадовало Мейбел.

— До встречи в следующем году, — сказала Джулия, обращаясь к залу, который отозвался восторженным ревом.

Хорас, сидя на сцене, аплодировал вместе со всеми, но, прежде чем шум стих, он встал и подошел к краю сцены.

— А теперь позвольте мне сказать несколько заключительных слов.

Мейбел содрогнулась. Два дня дети были в постоянном напряжении, теперь, довольные, они уже собирались укладывать свои рюкзаки, их сопровождающие мечтали поскорее вернуться домой, а тут Хорас со своей напутственной речью… Как сказала о нем Верджи? «Он любит слушать самого себя»? Кажется, так.

Забавно, ей потребовалось гораздо больше времени, чтобы заметить то, что сразу уловила Верджи. Хотя бы за одно стоило благодарить Джереми: он удержал ее от ужасной ошибки.

Что за мысли? Мейбел нахмурилась. Ни от чего он ее не удержал, и уж конечно не от Хораса. Она раскусила его еще до того, как объявился Джереми.

Ну, может быть, незадолго до того, если говорить честно. Какая разница, когда именно она поняла, что представляет собой Хорас? Она не совершила рокового шага, и это главное. Однако нельзя не согласиться, что появление Джереми помогло ей более дипломатично, если можно так сказать, отклонить предложение Хораса. И неожиданно оживший брак, и мысль об огромных деньгах, которую она вбила ему в голову, все это позволило ей, хоть и косвенно, дать понять Хорасу, как она относится к его предложению. А уж какие он сделает из этого выводы, ее не касается. Слава Богу, что появление Лорин отвлекло его как от Мейбел, так и от мыслей о пожертвовании. Да, кое-какая польза от Джереми, безусловно, была.

Мейбел вежливо аплодировала вместе с залом, пока Хорас, готовясь к выступлению, приспосабливал микрофон и прокашливался, но из его речи не услышала ни слова. Ее взгляд скользил по залу.

Вот он, Джереми, рядом с командой Санди. А где же Лорин? Он же должен был не спускать с нее глаз. А может быть, она наконец отступилась от него и исчезла навсегда?

Шум в зале нарастал с каждой минутой: ребятам явно не терпелось оказаться на свободе.

— Скажу вам по секрету, — почти кричал Хорас, — на следующий год, когда вы снова приедете сюда, чтобы принять участие в олимпиаде, мы будем встречать вас в новом Культурном центре здесь, в студенческом городке.

У Мейбел перехватило дыхание. Почему он решил, что им хватит года, чтобы собрать необходимую сумму? Хорас никак не мог знать о той сделке, что она заключила с Джереми. Должно быть, он истолковал по-своему ее намек и теперь надеялся на получение крупного пожертвования. Но почему он решил, что у Джереми нет никаких мыслей о том, как распорядиться собственными деньгами?

— Так вот, — продолжал Хорас, — скажу вам доверительно, что, благодаря щедрости нового дарителя, мы сможем построить новый Культурный центр, достойный тех, кто будет им пользоваться.

Джереми убьет меня, пронеслось в голове Мейбел.

— Разумеется, пока нет официального решения, я не могу сказать вам, как он будет называться, — вещал Хорас, — но, без сомнения, мы назовем его именем того, кто проявил неслыханную щедрость к нашему университету. И могу вас заверить, — он широко улыбнулся, — это имя вам будет нетрудно запомнить.

Мейбел проследила за его взглядом и заметила, что Хорас смотрит на Лорин Финли. Мейбел не заметила ее раньше, потому что прямо перед ней сидела группа баскетболистов, за которыми ее попросту нельзя было разглядеть.

Он говорит о Культурном центре Финли, догадалась Мейбел. Интересно, Лорин действительно дала такое обещание или Хорас, по своему обыкновению, только думает, что она его дала?

— Ну и чепуха! — фыркнула Джулия Хант, подходя к Мейбел. — Что это за новый Ротшильд объявился в наших краях? Просто не верится, что все наконец кончилось. Не представляю, Мейбел, как вы изо дня в день всем этим занимаетесь. Да еще имея на плечах Круксбери-Хилл.

— Вы напомнили мне, — сказала Мейбел, — что завтра у Хораса деловой ужин, а у меня еще не заказаны ни официанты, ни цветы. И нет никакой музыки.

Джулия Хант сочувственно улыбнулась ей и растворилась в толпе.

Когда Хорас удалился со сцены, Мейбел принялась отключать аппаратуру и укладывать ее в коробки. К ней подошла Санди.

— Мы уезжаем, — сказала девочка. — Можно, я обниму вас? Я хотела сделать это, когда вы награждали нас, но побоялась, что меня неправильно поймут: могли бы подумать, что вы подыгрываете любимчикам.

— Теперь они так не подумают, — сказала Мейбел, обнимая девочку. — Заходи ко мне, если когда-нибудь окажешься в нашем городе.

— Обязательно зайду… Чтобы посмотреть на вашего малыша, — добавила Санди.

За спиной Мейбел послышалось хмыканье. Она обернулась. На ступенях, ведущих на сиену, стояла миссис Коннингтон.

Мейбел обняла Санди и, чувствуя себя настоящей мошенницей, пообещала известить ее о рождении ребенка. Придется написать девочке письмо и рассказать всю правду, сделала она зарубку в памяти. Ведь сказать что-либо в присутствии миссис Коннингтон — все равно, что сделать объявление по местному радио.

Санди ушла. Мейбел вопросительно взглянула на миссис Коннингтон.

— Вы хотите что-то сказать?

— Ребенок! — фыркнула дама. — При сложившихся обстоятельствах, я думаю, вы вряд ли, можете сказать, кто является отцом ребенка. Завлечь Хораса, а потом…

Мейбел не ожидала, что атака последует именно с этой стороны, и потому ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— Миссис Коннингтон, мне кажется, я вас неправильно поняла. Неужели вы намекаете на то, что у ректора Хораса Блантона недостаточно высокие моральные принципы?

— Конечно, ты поняла миссис Коннингтон неправильно, — вмешался в разговор появившийся будто из воздуха Джереми. — Мы все знаем, что до моральных принципов Хораса не дотянуться с самой высокой лестницы.

Он провел по шее Мейбел костяшками пальцев, и, несмотря на все свои благие намерения — оставаться разумной и холодной, как полагается по условиям игры, — она не смогла сдержать легкой дрожи. Глаза Джереми сузились, он подтолкнул Мейбел вперед и стал осторожно массировать ей плечи.

Но даже это легкое прикосновение вызвало в ней настоящую бурю: приятное тепло заполнило ее тело, но по позвоночнику побежали холодные мурашки. Тепло создавало приятное ощущение комфорта, мурашки пробуждали тревожное ожидание. Она медленно закрыла глаза и открыла их, лишь услышав резкий голос Лорин:

— Вам должно льстить, Джереми, что после стольких лет супружества ваше прикосновение оказывает такое, я бы сказала, электризующее действие. То, как она вздрагивает, когда вы дотрагиваетесь до нее… Хотя, не знай, я всего, я бы сказала, что ей не нравится, как вы с ней обращаетесь. Что было бы ужасно… для вас.

Мейбел, подняв руки, обняла Джереми за шею. Его руки в свою очередь скользнули вниз и замерли на ее животе. Он коснулся губами ее шеи, и Мейбел непроизвольно вздрогнула.

В темных глазах Лорин сверкнуло что-то похожее на злорадство.

Скажи что-нибудь. Быстро! — приказала себе Мейбел.

— Ах, дорогой, вечно ты выбираешь это местечко, — проворковала она и, взглянув на Джереми через плечо, изобразила очаровательную улыбку, хотя, по правде говоря, ей больше всего хотелось бы его обругать.

Если он старается произвести впечатление на Лорин, то почему тогда выбирает самые неподходящие жесты и движения? Мейбел никогда не могла сохранять спокойствие, когда он касался ее самого уязвимого местечка за ухом. Он что, забыл об этом?

Так же, как забыл и многие другие вещи о тебе, Мейбел, подумала она. Его легко понять: больше они для него ничего не значат.

Но раздумывать об этом было не время — вернулся Хорас.

— Вся банда в сборе, — прошептал Джереми на ухо Мейбел и еще крепче прижал к себе.

— Полегче, Джереми, — сказала Мейбел. — Ты выдавишь из меня ребенка, как зубную пасту из тюбика.

— Ребенка? У кого ребенок? — рассеянно спросил Хорас и повернулся к Лорин: — Что вы скажете относительно моего объявления о Культурном центре?

Брови Лорин взлетели вверх.

— Безусловно, такой центр вам необходим. Проводить серьезные мероприятия в этом мрачном старом здании — все равно, что накрывать праздничный стол в туалете. Отвезите меня куда-нибудь поужинать, там мы и обсудим ваши планы.

Хорас окинул присутствующих победоносным взглядом и предложил Лорин руку. Миссис Коннингтон что-то пробормотала себе под нос и, вскинув голову, удалилась.

Мейбел опустилась на пассажирское сиденье и, облегченно вздохнув, проговорила:

— Должна признаться, я очень рада, что не нужно идти пешком. У меня просто не хватило бы на это сил.

— Тогда мы сделаем одну полезную для тебя вещь.

Мейбел закрыла глаза.

— Если ты собираешься везти меня в какой-нибудь бар, выкинь это из головы.

Убаюканная монотонным урчанием мотора, мягким ходом машины, она задремала и открыла глаза, только когда машина остановилась.

— Это не наш дом, — констатировала она.

— Еще одна приятная новость, — жизнерадостно провозгласил Джереми. — Теперь насчет кранов…

Мейбел уставилась на сверкающую металлом вывеску скобяной лавки.

— Ты всегда отличался упрямством: выбрав какой-то маршрут, уже никогда от него не отклонялся. Поэтому я с тобой и развелась.

— Попыталась развестись, — уточнил он. — Значит, краны тебе не нужны. Прекрасно. Но, если ты собираешься быть домовладелицей, тебе все равно придется изучить этот маршрут.

Мейбел больше не спорила. Она лишь настояла на том, чтобы ей выписали чек. Но потом всю дорогу изумленно разглядывала его, потрясенная фактом, что какой-то несчастный кран мог пробить серьезную брешь в ее бюджете.

— Ты держишь эту коробку так, будто в ней золотые слитки, — заметил Джереми. — Я же тебе говорил, Мейбел: я сам позабочусь об этом. В конце концов, я здесь живу.

— Это мой дом. У тебя есть другие обязательства, в Балларате или где там?

— Это другое дело.

И больше он ничего не сказал. Конечно, она и не ожидала подробного рассказа, но ей стало немного грустно оттого, что Джереми упорно не хотел впускать ее в свою жизнь. Что ж, сказала себе Мейбел, постарайся не забыть: он расспрашивает тебя обо всех подробностях твоей жизни только по необходимости, а в действительности ему это неинтересно.

— Вполне справедливо, если я буду вносить свою долю. Я принимаю у тебя душ, то есть расходую твою воду, ем твои французские тосты…

При слове «душ» Мейбел ясно увидела обнаженное тело Джереми под тугими струями душа, что никак не способствовало умиротворению ее души. Поэтому она торопливо спросила:

— Кстати, о еде. Что ты думаешь насчет ужина?

— Остатки жаркого. Чем не оригинально?

— Лучше закажем пиццу, — предложила Мейбел. — Надо думать, Носорожка ее не любит, и все достанется нам.

Собака поджидала их у парадной двери. При виде машины ее хвост заходил из стороны в сторону, пересчитывая столбики крыльца.

— Ее вера в тебя просто трогательна, — заметила Мейбел.

Когда она вышла из машины, собака кинулась ей в ноги и принялась вылизывать туфли. Затем проскользнула вслед за ней в открытую дверь и улеглась посередине гостиной. И Мейбел, уставшая после долгого дня, покорилась судьбе.

В темной комнате мигал красный глазок автоответчика.

— Может, звонили ее владельцы, — обрадовалась Мейбел.

Как вскоре выяснилось, радость ее была преждевременной.

— Послушай, Джереми, — услышала она женский голос. — Для тебя здесь целая гора сообщений. А от тебя уже два дня ни слуху, ни духу. Записывай, пожалуйста.

— Моя секретарша, — пояснил Джереми. — Нет листика бумаги?

— В верхнем ящике, — бросила Мейбел и пошла в кухню.

Она все еще стояла на пороге кухни с коробкой в руках, когда Джереми, выключив автоответчик и сунув листок бумаги в задний карман джинсов, появился за ее спиной.

— В чем дело? — спросил он.

— Из крана больше не течет…

— Вот так всегда, стоит купить новый…

Мейбел отступила в сторону, и Джереми присвистнул. Из крана, в самом деле, больше не текло, зато сверху из него бил небольшой фонтан воды высотой примерно в полтора фута. Большая часть воды падала обратно в раковину, но плитка на несколько футов вокруг была мокрой, и на полу кое-где стояла вода.

— Вижу, до порога гостиной вода еще не дошла, — бодро сказал Джереми. — Принеси из машины мою сумку с инструментами, а я пока поищу вентиль: надо же остановить этот поток.

Собака радостными прыжками сопровождала Мейбел до машины и обратно, угрожающе лая на все, мимо чего проходила Мейбел.

Когда она вернулась в дом, фонтан иссяк, а сам Джереми лежал на полу под раковиной.

— Воды в доме нет, — предупредил он. — Пришлось полностью ее отключить.

Мейбел уселась на табурет.

— Может быть, тебе лучше сначала ответить на звонки, а уже потом затевать возню с кранами?

— Успеется.

— Дело вовсе не в кране, правда, Джереми?

Он вылез из-под раковины.

— Ты очень проницательна.

— Ты ненавидишь свой бизнес.

— Я ненавижу заниматься бизнесом. Это не одно и то же.

— И потому все свелось к желанию валяться на пляже, — задумчиво проговорила Мейбел. — Хотя есть одна вещь, которой я не могу понять. Почему ты хочешь продать свою компанию именно Лорин?

— Деньги, дорогая, деньги, — сухо ответил Джереми.

— Но почему именно ей? Наверняка есть и другие покупатели.

— Да, есть, но только она может и готова дать хорошие деньги.

— Деньги еще не все, Джереми. У меня такое ощущение, словно я тебя совсем не знаю. Ты никогда не позволял деньгам владеть тобой.

— Ты уверена, что хорошо знаешь, каким я был? Как ты сама сказала, у нас не было денег. Поэтому они и не могли владеть нами.

— Люди так сильно не меняются, — в раздумье проговорила Мейбел. — Если бы ты был жаден до денег, то не стал бы платить адвокату за наш развод.

— И ты поверила, что я ему заплатил? Конечно, это была красивая сказка.

Почему он старается обострить разговор? Чтобы я перестала задавать вопросы? Но каких вопросов он боится? — подумала Мейбел.

— В конце концов, если твоя основная цель до конца жизни лежать на пляже, денег много не надо.

Джереми открыл рот, и Мейбел на мгновение подумала, что вот сейчас услышит правду. Но он криво улыбнулся и сказал:

— Конец моей жизни может быть еще далеко, милая. А лосьоны для загара, плавки, полотенца для пляжа… Это обойдется в кругленькую сумму.

— Ладно, продолжай валять дурака, — спокойно сказала Мейбел. — Ты не хочешь ничего мне говорить, тогда я сама попытаюсь объяснить кое-что для себя. Ты действительно хочешь выжать из Лорин все до последнего гроша. Но для чего? Ты не собираешься финансировать никакие новые проекты. Ты не собираешься воздвигать монумент своему «Я». Если Хорас предложит присвоить новому Культурному центру твое имя, ты порвешь чек.

Джереми открыл коробку с новым краном и, развернув инструкцию, разложил ее на раковине. Мейбел не сомневалась, что он внимательно ее слушает: Джереми никогда не требовались никакие инструкции, чтобы что-то сделать.

— Я знаю, что семьи у тебя нет, — продолжала она. — Нет славной старушки-тетушки, содержание которой в хорошем доме для престарелых требует денег. И нет сестры, прикованной к инвалидному креслу и страдающей неизлечимым заболеванием.

— Продолжай, прошу тебя. — Голос Джереми звучал приглушеннее, чем обычно. — Интересно, что ты еще придумаешь?

Семья. Когда Мейбел произнесла это слово, мускулы на спине Джереми напряглись. Значит, оно для него не пустой звук, подумала Мейбел. Она решила попробовать продвинуться дальше в этом направлении.

— Совершенно ясно, что ты не собираешься сколачивать состояние ради меня, хотя я единственная имею какое-то отношение к тому, что называется твоей семьей.

Джереми искоса взглянул на нее.

— Ты в этом уверена? А может, у меня целая куча ребятишек, о которых я тебе не сказал.

— Если бы они у тебя были, — ни на секунду не задумавшись, возразила ему Мейбел, — ты использовал бы их как предлог, чтобы избавиться от Лорин, не связываясь со мной. Ей не нужен мужчина, в жизни которого она не будет стоять на первом плане. Это одна из причин, почему она хочет, чтобы ты на нее работал: твои обязательства перед твоими служащими для нее пустой звук.

И неожиданно Мейбел озарило. Она щелкнула пальцами.

— Поняла. Твои служащие.

Джереми с восхищением смотрел на нее.

— У тебя богатейшее воображение, Мейбел. Ты не пробовала писать сценарии?

— Ты продаешь свой бизнес, но хочешь приглядывать за своими служащими. У тебя не очень уж большая компания. Пара сотен сотрудников, так ты говорил? Что-то вроде семьи. Часто ли секретари так разговаривают со своими боссами? Поэтому, продав компанию Лорин, ты надеешься… — Мейбел нахмурилась. — Нет, не думаю, что она станет церемониться со своими подчиненными.

— Она неплохой руководитель, если от нее держаться на расстоянии. И потом, у них будет выбор: работать на нее или уволиться.

Последняя часть фразы гармонично вписывалась в выстроенную Мейбел версию.

— Значит, она предлагает кучу денег с условием, чтобы они все уволились?

— Ты так просто не отстанешь, верно? Нет, все не могут уволиться, но у них появится возможность выбора. Некоторые из моих сотрудников были со мной с самого начала и работали, чуть ли не бесплатно. Они, скорее мои партнеры, а не служащие, и заслуживают вознаграждения.

— Так вот почему ты хочешь получить все, до последнего цента, — медленно проговорила Мейбел. — Не для себя, для них.

— Я не святой, Мейбел, и не собираюсь отказываться от своей доли.

— Но большую часть получат твои служащие. Верно?

— Доля каждого будет зависеть от того, как долго он проработал в компании. Но никто не получит столько, чтобы можно было сидеть сложа руки до конца жизни. Просто одни смогут пораньше бросить работу, у других появится возможность открыть собственный бизнес или побыть несколько лет дома со своими ребятишками.

Мейбел долго смотрела на Джереми, и прежнее теплое чувство снова ожило в ее сердце.

— Неудивительно, что тебе так не понравился Том Хэмилтон, который хотел добраться до твоих денег, не вложив никакого труда. Ну а что же насчет пляжа?

— Ты сама натолкнула меня на эту мысль, — напомнил Джереми.

— Но чего же ты действительно хочешь?

Он вздохнул.

— Я хочу иметь то, что когда-то у меня было. Придумывать, создавать, разрабатывать что-то новое и заставлять это новое работать. Но в последние годы одни только телефонные разговоры вытеснили у меня из головы все идеи.

— Ты хочешь снова стать независимым, — подвела итог Мейбел.

— Да, чтобы ни перед кем не отчитываться и ни за что не отвечать. Вот я и подумал: сделка с Лорин заслуживает небольшой личной жертвы. Получив эти деньги, я смогу позаботиться о моих людях. Но жертвовать своей независимостью я не намерен.

Джереми приладил кран и стал его прикручивать.

— Я думаю, у тебя в голове уже роятся кое-какие идеи, иначе бы ты не торопился так с завершением этой сделки, — заметила Мейбел.

— Только наброски. Пока у меня не будет свободного времени, мои идеи не заработают.

— Ты парень что надо, Джереми. И я всегда это знала.

Он повернул голову и взглянул на нее, и у Мейбел перехватило дыхание. Что заставило ее сказать это? И о чем он думает? Его глаза потемнели. Надеюсь, он не истолковал мои слова как своего рода приглашение, пронеслось в голове Мейбел.

— Насчет Культурного центра… — торопливо начала она. — Ты не обязан давать мне эти пять миллионов долларов. Я хочу сказать, теперь, когда я знаю, для чего тебе нужны деньги…

— Между прочим, ты их еще и не заработала, — холодно напомнил Джереми.

Вздох облегчения вырвался из ее груди — она снова обрела твердую почву под ногами. Мейбел пообещала себе в следующий раз быть осторожнее со словами.

— Я знаю. Мы недалеко ушли от того, с чего начали. Сегодня Лорин так смотрела на нас…

— Ну и кто виноват? Ты отпрыгиваешь от меня всякий раз, когда я до тебя дотрагиваюсь.

— Если бы ты оставил в покое мои чувствительные точки и перестал пугать меня…

— А знаешь, нам надо над этим поработать.

— И что же конкретно ты имеешь в виду? ворчливо спросила Мейбел.

— Практику, моя сладенькая. Практику.

Джереми отложил гаечный ключ и вытер полотенцем руки.

— Возьмем, к примеру, самое обыкновенное объятие. Известно много способов обниматься. Мимолетное объятие. Вот так. — Джереми обнял ее за плечи. — Далее: дружеское объятие. Наклоняемся, кладем руки друг другу на плечи, но между нашими телами остается большой зазор иначе говоря, свободное пространство. — Он продемонстрировал, как это выглядит. — И, наконец, полное, настоящее объятие. — Джереми притянул Мейбел к себе. — Оно известно также под названием любовное объятие.

Дыхание Мейбел сбилось, стало быстрым и частым. Потом она просто задохнулась, потому что в легких не осталось воздуха, а Джереми прижимал ее к себе так крепко, что она не могла вздохнуть.

— Вот так-то лучше, — прошептал Джереми в ее полураскрытые губы. — На этот раз ты даже не вздрогнула.

Его губы были рядом, но не касались ее губ, и все же от их мягкого жара все тело Мейбел словно оплыло, превратилось в бесформенную массу, стало неуправляемым. Ни рукой, ни ногой не шевельнуть.

— Лучше, чем я рассчитывал.

Джереми нежно коснулся ее губ своими губами. Он словно чувствовал: чуть больше настойчивости, чувственного пыла, и Мейбел снова застынет или отпрянет от него. Он притронулся к ее губам осторожно, как ребенок, впервые пробующий конфету и желающий подольше растянуть удовольствие.

Но оказалось, что Мейбел хотела большего. И собиралась сказать Джереми об этом, вот только голосовые связки подвели. И все же он понял ее, потому что следующий его поцелуй был совсем другим: настойчивым, требовательным, горячим — таким, какого жаждала Мейбел.

Ее голова кружилась. В ушах звенело от недостатка кислорода. Звенело громко, назойливо.

— Пиццу принесли, — сказал Джереми.

Мне наплевать на все пиццы в мире! — хотелось сказать Мейбел, но чувство самосохранения, пробившееся сквозь препоны бушующих в ней страстей, остановило ее.

— Я открою, — сказала она севшим вдруг голосом и на миг прислонилась к дверному косяку, чтобы унять головокружение.

Наличных денег в сумочке оказалось мало, и Мейбел пришлось вернуться в кухню.

Тихонько насвистывая, Джереми орудовал ключом.

— Нет пиццы? — спросил он, подняв на Мейбел глаза.

— Нет денег.

Он достал из кармана брюк кошелек.

— Ну вот, выманив у меня путем шантажа несколько миллионов, ты не в состоянии купить мне пиццу. Так же, как и оплатить слесарную работу. Удивительно неблагодарная особа.

У Джереми был низкий, звучный голос, полный хорошего добродушного юмора. Он похож на растопленный мед, подумала Мейбел. Джереми вытащил купюру, поднес ее к губам, сделал вид, что поцеловал на прощание, и протянул Мейбел.

И в этот момент она поняла: самой большой ошибкой ее жизни было не замужество. И не развод.

Самым ужасным было то, что она не извлекла из всего случившегося никакого урока, и поэтому, когда Джереми появился снова, она повторяет те же самые ошибки. Глупая, она думала, что после всех перенесенных страданий у нее выработался иммунитет против этого мужчины, но она недооценила силу его обаяния, его острую сексуальную притягательность, которой ей никогда не удавалось противостоять.

И влюбилась в него сильнее, чем пять лет назад.

Нужно скорее бежать, бежать прежде, чем он увидит то, что, без сомнения, отражается сейчас на ее лице.

Мейбел выхватила деньги и поспешила к двери. Самое ужасное, мелькали в ее голове лихорадочные мысли, что ничего не изменилось. Джереми всегда мог зацеловать меня до потери чувств, мог заставить смеяться и забыть все ссоры — на время. Но, как и пять лет назад, этого было мало, чтобы выдержать трудности замужней жизни. Этого мало и сейчас. Однако даже это знание не стало оружием в моих руках. Я не могу противиться своему желанию. У меня не хватает сил сопротивляться тому голоду, который терзает мое тело.

Там, в кухне, ей хотелось крикнуть Джереми: брось этот чертов кран и ляг со мной в постель! Одна половина ее души страстно желала этого, но другая знала: ей будет этого недостаточно. Мейбел хотела заниматься с ним любовью — да, это так, — но она хотела и большего.

Она хотела, чтобы он любил ее так, как она любит его.

Однако мало ли чего она хочет? Джереми сам сказал: «Сделка с Лорин заслуживает маленькой личной жертвы». И я, подумала Мейбел с горечью, эта его маленькая личная жертва.