Ты нам не нужен

Глава 14

Если Чудинов надеялся, что я соблазнюсь благами и уютом его шикарной квартиры, то он ошибся. Да, все есть, не надо например тесто на блины вилкой взбивать. Утром отыскала целых три миксера, с разными функциями.

Не надо пылесос таскать и шипеть матерными словами, чтобы дети и мама не услышали, если он совсем не хочет засасывать пыль. У Чудинова пылесос сам ездит по комнатам, да еще и разговаривает. Мальчишки не захотели в садик, ссылаясь на нового электронного друга.

Надо же, для моих малышей пылесос другом стал. Он поет им песенки, рассказывает сказки так, что мальчишки валяются на полу.

— Мама, это теперь наш дом? — спрашивает довольный Матвейка, уплетая блинчики.

— Нет, это дом… вашего папы, — пришлось сказать истинное определение. Макс их отец, и от этого никуда не деться. — Так что, после детского сада идем домой.

— Ты иди к себе домой, а мы у папы жить будем, — сразу же, с детской непосредственностью решает сынуля, у меня дар речи пропадает сразу. — Мамочка, ты не расстраивайся, мы с Андрейкой будем приходить в гости к тебе и бабушке.

— Вот как… — опускаюсь на стул и смотрю на ухмыляющегося папашку. Он тянется за очередным блинчиком, но я отодвигаю тарелку, а потом забираю ее себе. — Сынулечка, а вы по мне скучать не будете?

— Нет, у папы дома круче! А к тебе будем в гости приезжать, на тачке.

— Ладно, пусть будет по−вашему. Живите у папочки. Вам же важнее когда круто. Я не против.

— Полин, ты серьезно? — Макс застывает с вилкой в руках. Смотрит на меня растерянно. — Или пошутила?

— Нет, я не шутила. И ухожу, прямо сейчас. Ты хотел их через суд отобрать? Тебе сыновья нужны? Вот, воспитывай.

Я иду к двери. Пусть Чудинов денек с мальчишками подерется. А я хоть спокойно подготовлюсь к завтрашнему дню рождения близняшек.

— Нет, не уходи! — бежит Макс следом. — Я про суд так ляпнул, не собирался даже… Полин, я не знаю, что делать с пацанами без тебя.

— Они скажут, чего хотят, не переживай. Им у тебя нравится, игрушек куча, весело. Пылесос даже вон, общительный какой, — надеваю кроссовки и беру из шкафа ветровку. — Вживайся в роль любимого папочки, ты же так хотел. Не скучайте, мальчики!

Лицо у Чудинова такое озадаченное и потерянное, что я не выдерживаю и смеюсь, как только за мной закрывается дорогущая дверь. Ну вот, судов от Чудинова я больше не боюсь. Сам признался, что не собирался подавать на суд, пугал только.

Я уже к дому своему подходила, когда позвонили и сказали, что торт готов, и можно забирать.

— Девушка, я торт на завтра заказывала, детский, — наверное перепутали с кем−то, надо разобраться. — И с доставкой. Вы перепутали.

— Не перепутали, завтра у нас санитарный день. А сегодня курьер не вышел на работу. Сами забирайте. В холодильник поставите, и до завтра он не испортится. Ждем.

Я плюхаюсь на скамейку, и устало ворошу волосы. Вот как мне торт привезти? Чудинова не хочется трогать, ему и так несладко сегодня. Мальчишки такие шустрые, что надо постараться уследить за двумя сразу.

На автобусе торт везти опасно, помнется ведь. Придется на такси. Только собираюсь идти на остановку, как возле меня останавливается синяя иномарка. Стекло опускается, и я вижу довольную физиономию Вадима Добровольского.

— Хей, малышка, зацени новую тачилу, — мажор в своем репертуаре. — А ты где была? Я приехал ночью, окна светятся, кто−то мечется, а ты не отвечаешь мне.

— Да дома ремонт бригада делает, срочный. А мы у знакомого ночевали, — не знаю, зачем объясняю. Я Вадика в черный список уже засунула, надоедает своими звонками. — Время есть? Можешь помочь?

— Для тебя время всегда есть, — тарабанит ухоженными пальцами по кожаной оплетке руля. — Падай.

Падаю на переднее сиденье и говорю, куда ехать. Приходится на все лады восхищаться и расхваливать авто, хотя разницы не вижу. Бывшая такая же была, только цвет другой. Забираю торт, ставлю его на заднее сиденье, предварительно застелив сиденье пленкой. Добровольский сам сбегал в хозяйственный магазин за ней и ревниво наблюдал, чтобы я все хорошо укрыла.

Возле подъезда он заглушил мотор и у меня недобро сжалось сердце. Думала, он сразу уедет, но парню поговорить захотелось. Дернула ручку дверцы, заблокировано. Вадик злобно усмехается.

— Ну че, мутить будем? Или я как пацан за тобой бегать должен?

— Не должен. Мутить не будем, я скоро замуж выхожу, — меня нервный озноб берет. Вот только ради того, чтобы не встречаться с Добровольским, я бы уехала отсюда. Мерзкий тип. — Я тебе правду говорю. Мы снова встретились с отцом моих мальчишек, и он предложил…

— Тварь! — резко бьет по рулю, я аж подскакиваю. — Кто этот урод? Я его урою! Ты выйдешь замуж только за меня, поняла? Я тебя уже год окучиваю.

— Я тебе не картошка, окучивать чтобы… — незаметно роюсь в сумочке. — Максим о тебе не знает, но я ему расскажу, а там видно было, кто кого уроет.

— Да кто он такой? Колись давай! — орет на меня, нависая.

Я нащупываю что−то длинное, похожее на помаду. Понимаю, что схватила духи в узком продолговатом флаконе, скидываю крышку и резко вытаскиваю руку. Жму, распыляя единственные духи в глаза мажора. Тот орет и трет свою морду, а я быстренько кнопку тыкаю и сбегаю.

Уже в подъезде вспоминаю про торт и так мне горько. Я с такой любовью заказывала, выбирала мультяшные украшения. Но возвращаться страшно.

— Блин… что же так все… — ворчу, вглядываясь в темноту первого этажа. — И кто лампочку опять выкрутил? Достали уже!

Вдруг сзади меня хватают и сжимают горло. В бок упирается что−то острое. Еще один маньяк?

— Не шевелись, а то проколю… — голос странный, унисекс какой−то, и на женский, и на мужской похож. — Велели передать, что не быть тебе женой депутата.

Мысли мечутся. В руке зажат все тот же флакон. Я понимаю, что сейчас меня прирежут, как барашка. Слышу за дверью раздраженный голос Добровольского.

— Эй, торт забери, зараза!

Он тычет в домофон, и кто−то открывает ему дверь. Свет проникает в темное нутро подъезда, Вадик видит, что меня кто−то зажимает. Он опускает коробку с тортом на крыльцо, и рыча, кидается на моего обидчика.

Я чувствую острую боль в боку, и правую руку как огнем полыхнуло, что−то теплое потекло по кисти.

— Пожар, пожар! Спасайтесь! — ору, пытаясь открыть захлопнувшуюся металлическую дверь с домофоном. — Пожар, люди!

Если кричать, что убивают, то все разбегутся или попрячутся, а если пожар, то… Двери на этажах захлопали, послышался топот.

— Где пожар? Где горит? — сразу много голосов.

Фигура в черной куртке с капюшоном бросила терзать Вадика, и пронеслась мимо, больно толкнув меня. Мой спаситель остался мешком на полу лежать.

— «Скорую» и полицию вызовите! — теперь кричу я.

Рука вся липкая, с нее капает, и я не могу достать из сумки смартфон. Сую сумку соседке. Вижу бледную маму в толпе, с работы как раз пришла. Я ей про торт, который так и стоит на крыльце.

— Да какой торт, Полиночка, — всхлипывает, но все−таки забирает коробку. Теперь я спокойна, мои старания не прошли даром. Прошу в холодильник поставить, сразу же. — Да, сейчас поставлю, не переживай…

Через полчаса нас с Вадиком увозят в больницу. У меня небольшая дырка в боку, на руке порез глубокий. Парню меньше повезло. Его сразу в операционную увезли. Мама со мной поехала, хотя я упиралась.

— Мамуль, ничего серьезного, — меня только что зашили и перевязали, отпустили домой, убедившись, что чувствую себя хорошо. — Поехали домой. Ты такси вызвала?

Мама качает головой, со страхом глядя на белоснежный бинт. Только достаю из сумки смартфон, чтобы вызвать такси, как в приемное отделение врывается Чудинов. Глаза бешеные, волосы всклокочены. Переживает.