Ты - наша

40

— Вась… — Маринка выглядит настолько помятой и несчастной, что даже смотреть на нее больно, — прости меня. Я — такая дура…

— Это точно… — вздыхаю, отводя взгляд от бледной физиономии подруги и снова погружаясь в книгу.

Какие бы ни были обстоятельства, готовиться к зачету надо.

— Я выпила, понимаешь… И все… — продолжает Маринка, — вообще ничего не помню… Если бы не ты… Вась…

— Это не я, — справедливости ради, возражаю я, — это Лис вовремя оказался там.

— Кстати, а как он вообще?.. Ой-й-й… — Маринка резко зеленеет и срывается с места.

Я морщусь, надеясь, что она успеет добраться до белого друга. Ему сегодня, конечно, уже перепало от нее унижений, но тут уж не попишешь ничего, судьба такая.

Так… Вернуться к учебнику, вернуться… Черт, в голове вообще ничего не держится!

А все потому, что не тем забиваю! Не тем, чем нужно!

И Лис еще вчера…

Снова вспоминаю, чем закончился мой, и без того крайне бурный вечер, и замираю, уставившись в пространство.

Что вот ему надо от меня?

Верней, понятно, что… Но все равно непонятно, почему именно я.

Я ведь вообще не самая заметная, самая популярная… Я — никакая, зануда и заучка, чего уж там.

Никогда популярностью у парней не пользовалась, потому все, что сейчас испытываю, это бесконечное удивление.

Ощущение, что, поступив в университет, я словно в другую реальность провалилась. Ту, где меня внезапно начали замечать другие люди. Парни.

Камень, потом ребята из группы, хотя их-то я как раз понимаю, творческие личности, да и на одной волне мы… Когда репетируем, я сама, бывает, что-то такое ощущаю, какую-то возвышенную влюбленность в легкой форме. Мы вместе, музыка обволакивает, дарит одинаковые эмоции. Тут сложно оставаться равнодушными. Так что парней из группы не беру в расчет. А вот Тошка, внезапно сошедший с ума… И теперь еще и Лис.

Я ведь ему сказала, что не хочу быть чьей-то! Что это все вообще неправильно!

А он…

У него так глаза загорелись, что смотреть было больно!

Вспоминаю, как мягко потянул меня на себя, обманчиво мягко, так, как только у него получалось, улыбнулся, прошептал:

— Это — просто отлично, малыш. Я, прикинь, тоже ничей… Думаю, нам будет, чем заняться, таким… ничьим…

Я хотела возразить, что он меня совершенно неправильно понял, что я не то имела в виду, но Лис не дал мне этого сделать!

Наклонился, гипнотизируя своими яркими глазами, прикоснулся губами… Мягко и сладко выдохнул, запуская миллионы мурашек по коже, рассыпающихся, словно бисер, колко и будоражаще.

Я была до такой степени поглощена своими ощущениями, их необычностью и силой, что даже не сопротивлялась.

И Лис пользовался моей кратковременной потерей ориентации в пространстве и летящей головой на полную катушку.

Он не торопился, с каждым движением делаясь все горячее и настойчивей, но как-то так… незаметно для ошеломленной меня, что осознание того, что происходит, что это все в реальности, а не в моих фантазиях, произошло вообще не сразу.

Я закрыла глаза и полностью погрузилась в ощущения. Сладость его губ, силу его рук, властность, такую непоколебимую уверенность в себе, в том, что ему все позволено. Что я не буду возражать.

Наш первый поцелуй запомнился мне собственным возмущением, яркостью и огнем. Второй — обжигающе яростным насилием, принуждением, от которого все внутри сжималось в дурацком, рабском каком-то предвкушении.

А в этот раз…

Я была будто одурманена, околдована, загипнотизирована.

И никак не могла выплыть из этого гипнотического транса.

Лис мягко и в то же время настойчиво пробовал меня, смаковал, не торопясь никуда. И казалось, что весь мир в этот момент замер, образовав вокруг нас стеклянный шар, наподобие тех, что продаются в сувенирных магазинах. С милыми домиками и снегом внутри. И двумя замершими фигурками влюбленных, которым никто в этом крохотном мире больше не нужен…

Лис проводил теплыми грубоватыми пальцами по моей щеке, дышал возбужденно, скользил губами по скулам, губам и шее. И я не возражала, не могла возражать… Как можно это делать, когда так хорошо? Когда все плавится внутри от самого крохотного прикосновения? Боже… Если бы Лис в самом начале наших непонятных отношений был настолько… ласковым и аккуратным, то я бы… Я бы…

Я не знаю, что было бы дальше, потому что благодаря Лису я уплыла из реальности и вернулась бы вообще не скоро… Если бы вернулась вообще.

Но реальность напомнила о себе самым тривиальным способом: Маринка вышла из своего обморочного состояния, и ее стошнило прямо на тротуар.

Клянусь, нет ничего более действенного для разрушения романтического момента, чем звуки того, что кого-то тошнит неподалеку!

Я вздрогнула в руках Лиса, приходя в себя, огляделась непонимающе, увидела плачевное состояние подруги и рванула ей на помощь.

Позади невоздержанно и грязно выругался Лис, но мне уже было не до него.

Я занималась Маринкой, поддерживала ее, вытирала лицо влажными салфетками, короче говоря, полностью переключилась.

— Ее дотащить до комнаты? — спросил Лис, мрачно наблюдавший все это время за оказанием первой помощи пьянчужке.

— Нет, спасибо, я сама, — я не поворачивалась к нему, делая вид, что поглощена Маринкой и старательно гася горящие от возбуждения и стыда щеки. До меня только-только начало доходить, что могло бы случиться, если бы не своевременное недомогание подруги. Что со мной мог бы сделать Лис. Да он, практически, и сделал! Подчинил себе! Только и оставалось, что в такси обратно утащить! И ведь еще минута-две, и утащил бы! Без всякого моего сопротивления!

Думать о том, почему я внезапно такая развратная и дурная, не было ни сил, ни возможности.

А вот сбежать — прекрасные шансы.

И я сбежала.

Трусливо.

Не оглядываясь, лишь неопределенно кивая в ответ на какие-то слова и вопросы Лиса. Все они фоном шли, потому что Маринка стонала и бессвязно жаловалась на жизнь, а в голове стоял гул возбужденно бегущей по венам крови.

В итоге, мне удалось скрыться в общаге.

На адреналине дотащив нетранспортабельную Маринку до комнаты и сгрузив ее на кровать, я побежала к окну, аккуратненько выглянула из-за шторы… И тут же спряталась под подоконник!

Лис стоял, запрокинув голову, и смотрел прямо в окна нашей комнаты!

Одинокий фонарь освещал его мрачное бледное лицо, с падающими на лоб взъерошенными светлыми волосами, и мне казалось, что глаза у парня горят совершенно потусторонним огнем.

Сердце у меня стучало совершенно по-дикому, мысли в голове путались…

Но тут вновь ожила Маринка, и я с некоторым даже облегчением принялась помогать ей бороться с последствиями отравления организма спиртным.

Примерно через пару часов Маринка угомонилась, и я к этому времени тоже вымоталась настолько, что уснула на своей кровати одетой, не успев даже подумать о произошедшем. И к счастью.

Утром я тоже нашла себе занятие, полностью занимающее голову. Учиться, учиться и еще раз учиться.

И не думать, не думать, вообще не думать!

Телефон звякает сообщением от Камня:

“Доброе утро, маленькая”

И у меня на глаза наворачиваются слезы. Он такой… Такой… А я? А я какая?