Убей меня

Глава 9 Неро

Как только мы садимся с ней в машину, я тут же ощущаю ее беспокойство. Уна сидит, выпрямив спину и поглаживая пальцами рукоять ножа, закрепленного на бедре.

— Почему? — спрашивает она.

Бросив на нее быстрый взгляд, я кладу руки на руль.

— Нельзя ли поконкретнее?

— Почему ты настаиваешь, чтобы я жила у тебя? — она выглядит взволнованной.

Я откидываюсь на спинку сиденья и смотрю прямо перед собой — в темноту, сгущающуюся за лобовым стеклом.

— У меня есть на то свои причины.

— Так поделись со мной.

Мои губы дергаются, я пытаюсь сдержать улыбку. Снова повернувшись к ней, встречаю ее пристальный взгляд.

— Мне известно о тебе достаточно, чтобы знать, что ты очень надежна и обладаешь весьма солидными связями в определенных кругах. В данный момент мы начинаем нечто выгодное для нас обоих. Я получаю то, что хочу, и ты, в свою очередь, получаешь то, что нужно тебе.

— Да, и я согласилась на обмен услугами, не так ли? — она поднимает брови, и я непроизвольно смеюсь.

— Брось, Уна! Только не говори, что при первой возможности не попытаешься сбежать!

Она молчит.

— Ты можешь обратиться к Арнальдо или самостоятельно попробовать разыскать свою сестру — не факт, что сильно преуспеешь в этом, но все же.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь.

Протянув руку, я провожу кончиками пальцев вдоль линии ее точеного подбородка, прекрасно понимая, что от этого ей не по себе. Женщины никогда не жаловались на мои прикосновения, и я не встречал ни одной, которая не умоляла бы меня об этом. Им всем хотелось шагнуть на запретную сторону и попробовать себя с «плохим парнем». Особенно если заранее знали, в чью постель залезают. Уна — другая. Она не обычная женщина и совершенно точно не видит во мне «плохого парня». Она в мгновение ока разглядела, кто я на самом деле.

Кончиками пальцев провожу линию по ее атласной коже до уголка рта, а потом сжимаю подбородок.

— Ты будешь жить у меня, чтобы не иметь возможности сбежать и спланировать на досуге мою смерть.

Ее губы медленно растягиваются в улыбке, а глаза вспыхивают опасным блеском.

— Ты действительно думаешь, что сможешь насильно меня удержать?

Я ухмыляюсь в ответ.

— О, ты останешься у меня совершенно добровольно. Потому что, как только ты уйдешь, я передам всю информацию по Анне Николаю.

Уна почти перестает дышать, и я ощущаю под пальцами бешено колотящийся на ее шее пульс. На моем лице появляется широкая улыбка.

— Несмотря на всю твою браваду, думаю, вряд ли ты этого захочешь. Не так ли, Morte? — Она заглотила наживку. Ей некуда бежать, кроме как прямиком ко мне. Я стану ее спасением и ее кошмаром. Твою мать, я стану тем, кем она захочет, если она сделает то, ради чего мне так нужна.

Ее лицо снова принимает откровенно безразличное выражение.

— Ладно.

— Ладно?

Дернув головой, она сбрасывает мою руку.

— Я спросила почему. Ты ответил. Я в состоянии понять, когда мной хитро манипулируют, Верди.

О, теперь мы обращаемся по фамилии! Я фыркаю, нажимаю кнопку запуска двигателя, и машина отзывается мурлычущим звуком.

— Если ты хочешь, чтобы я выполнила свою работу, мне понадобится мое снаряжение — это обязательно. Не говоря уже об одежде. Нам нужно заехать за всем этим.

Переключив передачу, выруливаю от особняка в Хэмптоне.

— Чудесно. Куда едем?

Свет фар скользит по металлическим автоматическим воротам нескольких складских ангаров. Зевс и Джордж смирно сидят на заднем сиденье и смотрят в лобовое стекло, беспокойно подергивая ушами. Я глушу двигатель и выхожу из машины. Мы заехали на самые задворки Бруклина. По периметру стоит забор из колючей проволоки. С двух сторон от ворот моргают огни сигнализации, бросая оранжевые отсветы на бетонную дорожку, разделяющую два ряда ангаров. Уна захлопывает за собой дверцу и идет вперед — ее стройная фигура в тусклом освещении отбрасывает длинную тень. На воротах одинокий охранник и все. Это место охраняется не лучше гребаного сарая в любом из огородов Бронкса. Как, черт возьми, Уна может им пользоваться. Я всматриваюсь и вслушиваюсь в сумерки, но не различаю ничего, кроме отдаленного шума шоссе, изредка заглушаемого пароходным гудком.

Следую за Уной, чувствуя жесткий контур прижатого к груди пистолета. Руки так и чешутся вытащить его, но я сдерживаюсь. Можете назвать меня параноиком, но я в курсе, что в подобных местах проводится большинство сделок, оканчивающихся разборками со стрельбой.

Ночной воздух рассекает звук поднимающихся ворот одного из ангаров. Я догоняю Уну, когда она делает шаг в открытый бокс и включает свет. Вдоль дальней стены стоит ряд металлических шкафов — точно такие можно увидеть в любом автомагазине. Уна берет связку ключей и, открывая дверцы, начинает доставать всевозможные пистолеты, вытаскивая из них обоймы, проверяя и загоняя их обратно.

— Не передашь мне одну из тех сумок? — она указывает на левую стену, где висит пара черных вещмешков. Под ними на полу стоят три сумки с застежкой-молнией. Беру одну из них и, держа ее открытой, подхожу к Уне. Она складывает туда, одному Богу известно, сколько всяких разных пистолетов, после чего переходит к следующему шкафу. Гранаты. Затем к следующему. Ножи.

— Ты закончила? — спрашиваю я, подняв брови.

Она оглядывается на меня, после чего застегивает сумку.

— К твоему сведению, у меня есть оружие. И в наши планы не входит захват Пентагона.

Она сверкает на меня глазами.

— Мне нравится мое оружие.

— И гранаты?

Легкая улыбка трогает ее губы.

— Ну, гранаты всегда должны быть под рукой.

Качая головой, закидываю сумку на плечо. Уна вытаскивает из угла длинный стальной кейс, потом одну из стоящих у стены сумок на молнии.

— Это тоже мне понадобится.

Я поднимаю черный пластиковый чемодан, на который она указывает.

— Ладно, пойдем, — Уна опускает металлические ворота и запирает их на навесной замок.

— Знаешь, тебе стоит найти более надежное место для хранения своего барахла.

Она проходит мимо меня.

— Никому в голову не придет хранить здесь что-то ценное, так что зачем кому-то устраивать ограбление? — Уна пожимает плечами.

Это она сейчас так говорит.

Я въезжаю на подземную парковку своего дома и смотрю на Уну. С тех пор, как мы забрали ее вещи, она не произнесла ни слова, и, честно говоря, меня это устраивает. На самом деле мне наплевать на ее эмоционально состояние, если оно не влияет на ее способность убивать. Я выхожу из машины, открываю заднюю дверь, выпускаю собак и направляюсь к лифту. Псы бегут за мной по пятам. Я же бегло оглядываюсь — просто удостовериться, что Уна на месте и следует за мной.

— Мне нужны мои вещи.

— Я перенесу их.

Ее шаги за моей спиной настолько бесшумные, что это даже немного раздражает. В этой связи начинаешь понимать смысл выражения “ мертвая тишина”. Двери лифта открываются, и я наблюдаю за Уной, которая, прищурив глаза, входит в кабину вместе со мной. Она похожа на загнанного в угол зверя, готового сбежать при любом удобном случае. Я вставляю ключ, нажимаю на кнопку этажа, двери закрываются, и лифт приходит в движение. Она держится за моей спиной — стандартная стратегия. Я ловлю ее нечеткое отражение в отполированных металлических дверях, но даже расплывчатость картинки не мешает заметить, как напряжены ее плечи. Она чувствует себя не в своей тарелке и готова к борьбе. Джордж отходит от меня и садится рядом с ней. Кажется, он ясно дает понять о своей преданности.

Я сосредоточенно осматриваю рукав пиджака, поправляю манжет рубашки и как бы вскользь замечаю: — Уна, я не собираюсь бросаться на тебя.

— С твоей стороны это было бы глупостью, — отвечает она, и в ее голосе слышно напряжение.

Ну? Разве это не будет весело?

Джио считает, что я сошел с ума, притащив ее сюда. Он хотел, чтобы я поселил ее в особняке, но я точно знаю, что Уна там не останется. Нет, в принципе, она сможет, но еще до того, как мы расстанемся, убьет каждого из мужчин, увидевших ее лицо.

Напряжение в тесной металлической кабине становится просто удушающим, и я уже готов либо вручную открыть чертовы двери, либо приставить ей к виску пушку и потребовать, чтобы она завязывала с этим дерьмом. К счастью, для нас обоих, раздается негромкий звонок, и двери лифта плавно открываются. Собаки бегут вперед и исчезают в кухне, где Марго, моя домработница, оставляет для них еду.

— Лифт работает только с ключом, а аварийный выход оборудован сенсорными датчиками и системой сигнализации на дверях. Так что, если надумаешь сбежать, мне станет известно, — я смотрю на нее, чтобы убедиться: она понимает, что со мной шутки плохи. Честно говоря, понятия не имею, как вести себя с такими, как она. Я привык иметь дело с мужчинами — на них, безусловно, воздействуют угрозы и шантаж. Она так спокойна и так покорна, что это вызывает подозрения. Мне ни разу не доводилось прессовать кого-то, имеющего навыки и связи, как у нее. Я почти уверен, она может попросить об услуге любого из больших шишек. Даже Арнальдо. В конце концов, здесь я вне системы, работаю в одиночку и не сомневаюсь, что ей это известно. Просто надеюсь, что ее сестры окажется достаточно. Правда, она может найти Анну самостоятельно, но у меня есть люди, внедренные в картели много лет назад. Я для нее идеальный вариант.

Уна отходит от меня, направляясь к окнам. Высотой от пола до потолка, они словно стеклянная стена ее тюрьмы высоко над Нью Йорком.

— Твоя комната там, — я ухожу, не дожидаясь ответа, и поднимаюсь по лестнице, ведущей на второй этаж, представляющий собой некое подобие открытой веранды, огороженной, как балкон, перилами. Здесь, наверху, еще три спальни. Я замедляю шаг возле первой из них — самой дальней от моей, — в которой планировал поселить Уну, но по какой-то причине иду дальше и останавливаюсь рядом с дверью, соседствующей с моей. Открываю ее и делаю приглашающий жест рукой. Обстановка в комнате спартанская: только большая кровать посередине, заправленная черным постельным бельем.

— Тут есть все необходимое, но если что-то понадобится, скажи мне или Марго, и все организуют.

— Марго? — в ее голосе легкий оттенок подозрения.

— Моя домработница. Подружек я здесь не держу.

Она усмехается.

— Ты так говоришь, словно они домашние животные. Как бабочки. В банке, — она отходит на несколько шагов, а потом поворачивается лицом ко мне. — По-моему, ты из тех, кто обрывает крылья прекрасным бабочкам, Неро.

Уна Иванова. Есть в ней что-то такое дразнящее, неизменно насмешливое и дерзкое. Я вхожу в комнату, постепенно сокращая расстояние между нами, пока не оказываюсь настолько близко, что могу рассмотреть в темноте ее глаза цвета индиго. Самый простой способ внушить страх — это вторжение в личное пространство. Это обычная тактика, когда пытаешься заставить кого-то отступить, но в случае с Уной я вижу совершенно противоположный эффект. Она выпрямляется навстречу угрозе, заставляя меня встряхнуться и внимательнее присмотреться к ней. Мне бы хотелось быть безразличным — и я должен быть таким, — но каждое ее действие привлекает мое внимание. Да и как иначе? Я никогда не встречал ни одну женщину, похожую на нее, и знаю, что никогда не встречу. Ее ни с кем не сравнить. Она лучшая. Поцелуй самой смерти. Я прослеживаю взглядом контур ее полных губ и вдруг ясно вспоминаю их вкус, резкие движения ее языка, страстное покусывание зубов…

— Не волнуйся, твои крылья не трону.

Она склоняет голову и с усмешкой смотрит на меня.

— Ты ошибочно принимаешь меня за что-то красивое и хрупкое, но, уверяю тебя, если когда-то у меня и были крылья, их вырвали с корнем уже очень давно, — произносит она равнодушно, но я улавливаю мимолетную вспышку грусти в ее глазах. Однако слова эти сказаны не для того, чтобы вызвать к себе жалость. Уна говорит это, потому что ненавидит, когда в ней видят красоту и нежность. Мне, в общем-то, плевать, но она словно головоломка, на которую я трачу свое чертово время и ничего не могу с собой поделать.

— Ладно, будь уродливый гусеницей.

Она фыркает, на мгновение ее губы изгибаются в улыбке, и на фарфоровой щечке появляется ямочка. И впрямь бабочка — правда, крылья у нее из стали, а прикосновения убийственны. Сделав над собой усилие, делаю шаг назад и выхожу из комнаты.

— Неро.

При звуке ее голоса я останавливаюсь.

— Э-э-э… — она подбирает слова, и это вынуждает меня повернуться к ней лицом.

— Ты можешь что-то услышать ночью. Не входи сюда, — и, не дав мне ответить, Уна захлопывает дверь прямо перед моим носом.