— Кто-то похитил Элизу? — недоверчиво переспросил Майкл Джеффри Джонстон, но, взглянув на будущего тестя, понял, что это правда. Со времени их последней встречи, происшедшей в одном из престижных лондонских клубов не далее как третьего дня, Джеральд Фороугуд постарел на десяток лет и выглядел совершенно убитым горем. — Это невероятно! — вырвалось у Майкла, хотя он уже не сомневался в истинности страшного известия. Или почти не сомневался.
— Этот ублюдок похитил моего сына, моего Обри! — проревел Ллойд Хэбертон, багровый от ярости.
— И мою дочь тоже, — еще ниже опуская голову, тихо сказал Джеральд. — Дьявол его побери, он похитил мою Элизу — и один бог знает, что он с ней сделал. — Он запнулся и побледнел еще сильнее, насколько это было возможно. Его глаза встретились с глазами Майкла, и оба они ощутили один и тот же удушливый страх. Бог, безусловно, знал, что это гнусное животное сделало с Элизой, и они боялись, что они тоже это знают.
Майкл потянулся к графину и, налив себе полный стакан воды, поднес его к губам. Руки его так сильно дрожали, что он пролил несколько капель, которые скатились на сюртук по его чисто выбритому подбородку. Когда же Майкл попытался не глядя поставить стакан на место, то промахнулся и разбил его о мраморную каминную полку.
— Элиза! — прошептал он в совершенном отчаянии, думая о том, что не должен был ее отпускать в эту поездку. Ему следовало сделать все, чтобы она привыкла к нему и перестала дичиться, но Элиза всегда казалась такой далекой, такой пугливой, что он всякий раз отступался. В мыслях своих он часто сравнивал ее с изящной фарфоровой статуэткой, на которую можно только любоваться, но нельзя брать в руки и тем более — играть с ней. Только в день отъезда Элизы он уловил в ней некую теплоту в отношении к себе и теперь клял себя на все лады за то, что не задержал ее.
Майкл действительно предпочел бы, чтобы она осталась, но он дал ей уехать в надежде, что время и расстояние положительно повлияют на ее чувства к нему. После отъезда Элизы он аккуратно писал ей дважды в неделю, хотя и понимал, что она будет получать его письма пачками, по нескольку сразу. А теперь она, похоже, не получит ни одного. О боже!
— Похититель прислал записку? — допытывался он у сэра Ллойда. — Кто он? Как вы вообще узнали об этом? Вы можете быть уверены, что это правда?
Сэр Ллойд протянул ему два листка бумаги, изрядно помятые, несущие на себе следы долгого путешествия.
— Письма пришли одновременно. Одно от моей кузины Агнес, здесь еще приписка высокопоставленного английского чиновника в Фуншале. А другое… — Он брезгливо, словно боясь запачкаться, швырнул на стол еще один листок. — Другое от ублюдка, совершившего это черное дело… — Сдавленное рыдание не дало ему договорить, и он отвернулся, прикрыв рукой глаза.
Пока Ллойд Хэбертон боролся со своим горем, Майкл бегло просмотрел оба послания. Кузина Агнес залила свое письмо слезами. Из ее сбивчивого, бессвязного повествования можно было понять только, что в преступлении замешан некий молодой человек по имени Оливер Спенсер. В приписке английского консула на Мадейре лорда Роланда Беннингтона сообщалось только, что власти прочесали весь остров вдоль и поперек в поисках негодяев и их жертв, но безрезультатно.
Другая записка многое прояснила. Она была адресована просто Ллойду Хэбертону, без титула, без обращения. «У нас с вами есть, одно незаконченное дельце, и теперь, с помощью вашего сына, я смогу наконец с вами рассчитаться». Внизу стояла подпись: «Киприан Дэйр».
Сама краткость записки указывала на серьезность положения. Никаких угроз, никакого выкупа. Что же было нужно этому человеку?
Майкл поднял глаза на Ллойда Хэбертона:
— Кто такой этот Киприан Дэйр? И почему он мстит вам подобным образом?
— Я не знаю. Не знаю! — Хэбертон попытался пригладить руками взлохмаченные седые волосы. — Не знаю, — подавленно пробормотал он снова.
— Подумайте, — вмешался Джеральд Фороугуд. — Вы должны его знать. Никто не пойдет на такое преступление без веской причины.
— Причина наверняка в деньгах, в чем же еще? Негодяй просто выжидает, надеясь довести меня до полного отчаяния, чтобы потом потребовать за Обри как можно большую сумму.
— Но зачем ему Элиза? — гневно спросил Майкл, отшвырнув записку. — Зачем, во имя неба, он похитил ее?!
Никто ему не ответил. Все трое прекрасно понимали, зачем могла понадобиться похитителю Элиза. Она была молода и красива. Свежий невинный цветок, достаточно распустившийся, чтобы его сорвать. И какой-то нечестивый мерзавец, без сомнения, так и поступил.
Майкл запустил пальцы в свою золотистую шевелюру, сжал виски и стал расхаживать взад и вперед по изысканно обставленному кабинету Фороугуда. Этого не могло, не должно было случиться! С кем-то другим — возможно, но только не с его невестой… Ум его отказывался постичь происшедшее, и Майкл был в полном отчаянии.
Наконец он остановился и поднял голову.
— Мы их найдем, — сказал он и посмотрел на двоих других мужчин. Глаза его сверкнули. — Мы обязательно найдем Элизу и Обри и вернем их домой!
Джеральд Фороугуд долго не отрывал от его лица своих покрасневших глаз.
— Значит, вы нам поможете?
— Конечно, — заверил его Майкл. — Все мои связи и средства в вашем распоряжении.
— Но… но что потом? — допытывался отец Элизы. — Потом, когда она вернется?
И Фороугуд, и Хэбертон пристально смотрели на Майкла. В объяснениях не было нужды — он прекрасно понял их невысказанный вопрос. Элиза, несомненно, подверглась насилию, и в глазах света она будет считаться обесчещенной. Даже если физического насилия по каким-то причинам не произошло, все равно ее репутация погибла — это было ясно как день, но сейчас Майкла настолько тревожила ее безопасность, что он не думал обо всем остальном.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы Элиза вернулась к нам! И я не намерен отказываться от своего слова, — закончил он.
Джеральд кивнул, его измученное лицо засветилось благодарностью.
— Нельзя дожидаться новых посланий от этого безумца, нужно выследить его как можно скорее, — сказал он.
— Вы правы, сэр Джеральд! — воскликнул Майкл. — Только с чего мы начнем? Вы уже связались с властями?
— Не стоит вмешивать в это дело власти, — сказал сэр Ллойд, громко прочистив горло. — Только так мы можем попытаться спасти репутацию Элизы. Я частным образом нанял нескольких опытных сыщиков, и они выяснили, что этот человек — Дэйр — капитан корабля.
Мужчины подвинули к столу кресла и сели. Теперь, занявшись конкретным делом, они чувствовали себя гораздо лучше.
— Какого корабля? — спросил Майкл нетерпеливо. — Как он называется?
— Это английский бриг. Проклятый корабль называется «Хамелеон».
«Хамелеон» пережидал шторм с подветренной стороны острова Олдерни, на безопасном удалении от негостеприимных скалистых берегов. Паруса были убраны, люки задраены, и корабль качался на волнах, словно хорошо закупоренная бутылка. Якоря удерживали его на одном месте, но команда находилась в постоянной готовности — слишком уж близко они находились от французского побережья и коварных Нормандских островов, чтобы позволить себе быть беспечными.
Обри большую часть времени спал. Ксавье посоветовал Элизе дать мальчику слабую дозу того самого снотворного, которое так хорошо подействовало на него в прошлый раз. Элиза послушалась и теперь была рада, что Обри не приходится страдать от морской болезни. Но сама она, сидя в одиночестве в своей тесной и темной каюте, где все предметы словно взбесились от неистовой качки, чувствовала себя самым скверным образом. Волны так жестоко трепали корабль, что она всерьез боялась, как бы все они не пошли ко дну. К счастью, ее почти не тошнило, но все ее тело было покрыто синяками от ушибов, которые она получала каждый раз, когда отваживалась куда-нибудь выйти. Кроме всего прочего, ее мучил страх иного рода.
Этот шторм, считала Элиза, божья кара, посланная ей в наказание за то, что она едва не совершила. Где был ее здравый смысл? Ее целомудрие? Ее гордость, наконец? О чем она вообще думала, когда чуть не с радостью последовала за Киприаном к нему в каюту?
При мысли о Майкле ей каждый раз становилось невыносимо стыдно. Она не оправдала его доверия, опозорила, уязвила его гордость и, несомненно, больно задела его самолюбие. Но разве он заслуживал такого отношения?
Ни в коем случае!
Каюта снова закачалась, и Элиза крепко вцепилась обеими руками в веревочное ограждение койки. В следующее мгновение вся каюта завертелась у нее перед глазами, и она поспешно отыскала взглядом торчащий в стене крюк в изножье кровати. Она по опыту знала, что, для того чтобы справиться с головокружением и тошнотой, необходимо сосредоточенно смотреть в одну точку; стоило только закрыть глаза или начать перескакивать взглядом с предмета на предмет, как морская болезнь сразу усиливалась.
Поэтому она и уставилась на надраенный до зеркального блеска мощный медный крюк, спрашивая себя, не Киприан ли вбил его здесь, чтобы вешать канаты и веревки. А что за крюк он вбил в ее сердце? Не вырвешь! — подумала Элиза невольно.
Ветер с завыванием носился вдоль деревянных бортов корабля, волны били в обшивку яростно и гулко, жалобно скрипели мачты, и, натягиваясь, лязгали якорные цепи. Каждую минуту корабль взлетал на гребень очередной гигантской волны, а затем обрушивался в пропасть, треща так, словно вот-вот готов был развалиться на куски. Изредка до Элизы доносились какие-то громкие команды, но за шумом она не могла разобрать слов, хотя и узнавала голос Киприана.
Шли часы. Наверное, она задремала, а очнувшись, вдруг почувствовала, что худшее уже позади, хотя полной уверенности у нее не было. Дождь лил с неослабевающей силой, но корабль метался уже не так беспорядочно — качка, все еще сильная, стала медленнее, размереннее.
Хватаясь за низкие потолочные балки и за неподвижно закрепленные предметы обстановки, Элиза осторожно слезла с кровати и пробралась к иллюминатору. Земли она не увидела — только море и небо, словно перемешавшиеся и одинаково окрашенные в серые и фиолетовые тона, — но тучи теперь были высоко, и их темно-лиловый оттенок был вызван скорее приближением ночи, чем непогодой. Неужели шторм продолжался уже целые сутки?
Дверь распахнулась без стука, и Элиза сразу поняла, что это Киприан.
— Как вы себя чувствуете, Элиза? — спросил он глухо.
Она вздохнула, провожая глазами какую-то морскую птицу, показавшуюся вдалеке. Куда здесь деваться птицам, когда море и небо отказывают им в приюте?
— Прекрасно, — глухо ответила она. Шторм в ее душе и не думал стихать, и с этим нужно было что-то делать.
Он подошел ближе. Элиза просто почувствовала это: какой-то инстинкт неизменно подсказывал ей, где, на каком расстоянии от нее находится Киприан. Ах, если бы с такой же легкостью она могла разобраться и в своей собственной душе!
— Ночью будет спокойнее. Мы хотим войти в гавань утром.
Она кивнула, сжав губы.
— Элиза… — Девушка услышала за спиной усталый вздох. — Элиза, повернитесь ко мне. Посмотрите на меня.
Если она это сделает, все начнется сначала. Элиза понимала это, но ничего не могла с собой поделать. Медленно повернувшись, она прижалась спиной к стене, словно хотела слиться с ней.
Корабль сильно качнуло. Весь мир встал с ног на голову, подумала Элиза, поднимая наконец глаза. Оставаясь одна, она продолжала изо всех сил цепляться за свою прошлую жизнь, за надежные прежние ценности, составлявшие основу ее существования, но стоило ей увидеть Киприана, как он снова забирал над ней такую власть, что Элиза готова была отринуть все правила приличия и все забыть. И бороться с этим у нее не было ни сил, ни желания.
— Я чувствую себя прекрасно, — пробормотала она, лишь бы что-то сказать, потом вгляделась в лицо Киприана пристальнее и озабоченно наморщила лоб. Он казался измотанным до предела. — Киприан? — Она оттолкнулась от стены и шагнула к нему. — Боже милостивый, вы ужасно выглядите!
На его губах появилась слабая улыбка.
— Спасибо за комплимент, дорогая.
— Я серьезно. Когда вы спали в последний раз? — Она коснулась рукава его грубой матросской куртки и ахнула. — Да вы же промокли насквозь! Вы простудитесь!
Он отрицательно покачал головой и улыбнулся. Простудиться? Да он уже не помнил, когда у него в последний раз был насморк. Возможно, это было в далеком детстве, когда он…
Додумать он не успел. Корабль снова резко взлетел на волну, потом рухнул вниз, и Киприан, сильно покачнувшись, машинально схватился за потолочную балку. Ему, бывалому моряку, ничего не стоило устоять на ногах, но Элизе показалось, что его шатает от слабости и что он сейчас упадет.
Не раздумывая, Элиза принялась действовать.
— Идите сюда. Садитесь, — приказала она, снимая с его плеч куртку и придвигая ему единственное в ее каюте кресло. — Вы что-нибудь ели?
— Пока нет, — покачал головой Киприан. — Я надеялся, что смогу пообедать в вашем обществе.
С этими словами он взял руки Элизы в свои и принялся осторожно поглаживать, пытаясь разжать ее пальцы, которые от волнения сами собой сжались в кулаки. Ему это удалось — пальцы Элизы разжались, но теперь она почувствовала, как что-то внутри ее свивается в тугой, горячий узел.
— Послушайте, Киприан, я не…
— Я так люблю, когда вы произносите мое имя. — Он обвел взглядом ее лицо. — Повторите его еще раз, пожалуйста.
— Я не думаю…
— Пожалуйста, Элиза.
Сердце ее билось неистово и больно.
— Киприан… — наконец прошептала она.
Он испустил долгий вздох и стал ласкать большими пальцами тыльную сторону кистей ее рук, а его взгляд ласкал ее лицо. Угольно-черные волосы Киприана намокли и облепили голову, рубашка и камзол тоже промокли и прилипли к спине. На осунувшемся лице читались следы жестокой схватки, которую он целые сутки вел со стихией за свой корабль. Но он победил, и даже крайняя усталость не могла стереть с его лица выражения торжества.
Элиза и сама не заметила, как перестала сопротивляться его ласкам.
— Вам нужно поспать, — проговорила она еле слышно. Эти слова заставили ее подумать о постели, а дальнейшие ассоциации заставили ее кровь прилить к щекам.
— Действительно, я бы не отказался лечь… — согласился Киприан с кривой усмешкой, словно прочтя ее мысли. Он потянул ее за запястья, но в этот самый момент корабль лег на борт, и Элиза очутилась у него на коленях. Руки Киприана моментально переместились к ней на талию, и не успела она понять, что происходит, как уже оказалась в мокрых, но таких уютных и надежных объятиях. А Киприан уже прижался лицом к ее волосам и глубоко вдохнул, словно самый ее запах доставлял ему наслаждение.
Одно это вполне успокоило Элизу, и она не стала протестовать, хотя ее положение у него на коленях было более чем интимным.
— Вам нужно поспать, — повторила она, проявляя неожиданную заботливость.
— Мне нужно просто посидеть здесь с вами несколько минут, Элиза. Хотя бы несколько минут…
Он помог Элизе поудобнее устроиться у себя на коленях, посадив ее боком, так что его медленное, ровное дыхание обжигало ей шею. Несмотря на то что каждый нерв ее был натянут как струна, а по телу пробегала дрожь, Элиза вдруг обнаружила, что в полутемной каюте воцарился необычайный покой. Даже когда рука Киприана опустилась ей на бедро, она приняла это как должное…
Еще никогда ей не было так спокойно и уютно рядом с мужчиной. Разум велел Элизе бежать от тенет обольщения, которыми этот человек опутывал ее, но его честная, трудовая усталость — соленый запах пота и твердые, натруженные мышцы, говорившие о целом дне тяжелой работы, — сделали ее глухой к набившим оскомину доводам здравого смысла.
Сейчас Киприан нуждался в Элизе так, как никто и никогда в ней не нуждался. Всю жизнь именно она нуждалась в ком-то, но у нее всегда были родные, которые с готовностью приходили к ней на помощь. Ее выхаживали, когда она болела, о ней заботились и все остальное время. Самой же Элизе еще никогда не приходилось заботиться ни о ком, кроме Обри, и мысль о том, что она нужна еще кому-то, была ей внове.
У Киприана же, по-видимому, никогда не было никого, кто заботился бы о нем, — по крайней мере, с тех пор, как умерла его мать. Он неизменно казался Элизе сильным, уверенным в себе, умелым, властным, но сейчас он нуждался в ее, и только в ее, сочувствии и понимании, и ее близость дарила ему покой.
Рука Киприана начала размеренно поглаживать ее спину, и Элиза, совершенно расслабившись, одной рукой робко обняла его за шею. Он в ответ поднял голову, и их лица оказались совсем рядом, но Элиза не стала отворачиваться. Глаза его в полумраке казались черными. Вот взгляд Киприана скользнул по ее губам, пламя в его глазах вспыхнуло жарче, и в то же мгновение Элиза остро, почти мучительно, ощутила все точки соприкосновения их тел.
Ее рука медленно заскользила вверх по его левой руке.
— Что вы делаете, Элиза?..
Элиза медленно покачала головой, она была не в силах объяснить, что с ней творится, даже самой себе. Что он с ней делает? — вот как следовало бы ставить вопрос. Почему ее так тянет к нему, хотя у нее есть множество причин бояться и даже презирать его? Но, припоминая все грехи Киприана — в конце концов, он ведь похитил Обри и пытался соблазнить ее, — Элиза тут же прощала их ему. Киприан заставил Обри трудиться, и это помогло маленькому калеке окрепнуть и встать на ноги, а она узнала, что этот суровый и жесткий человек может быть невероятно нежным.
Теперь уже его рука прошлась по ее руке.
— Вы понимаете, к чему все идет, не так ли?
Ее глаза широко раскрылись, но она не ответила. Да и что она могла сказать?
— Вы знаете, что я хочу заниматься с вами любовью, несмотря на то что вы — аристократка, а я простой моряк, что вы молоды и невинны, а меня жизнь достаточно била. Даже несмотря на то, что вы помолвлены с другим… Вы ведь понимаете это, Элиза?
Она закрыла глаза, чтобы не видеть нестерпимого пламени в его взгляде. Зачем он говорит все это?
Что ж, он действительно ее напугал, но бежать или сражаться у нее не было сил. Не открывая глаз, Элиза прошептала:
— Все равно я знаю, что это неправильно. Киприан покачал головой:
— Да нет же, правильно. Ничего правильнее этого и быть не может!
И он припал к ее губам жадным поцелуем. Этот соленый, властный поцелуй мигом развеял те немногие сомнения, что еще оставались в душе Элизы. Ее свободная рука тоже обвилась вокруг его шеи, а все тело выгнулось и прильнуло к нему в порыве невероятно сильного желания, смешанного со страхом.
Совсем как в тот раз, подумала она, и каждая клеточка ее тела тут же вспомнила, до какого возбуждения Киприан довел ее в предыдущую встречу.
А Киприан, казалось, совсем забыл о своей усталости. Словно черпая силы в близости с ней, он целовал ее все крепче. Одна рука Киприана скользила по ее бедру, заставив сердце Элизы забиться в совершенно безумном темпе, другая с нежностью гладила шею, понемногу спускаясь в нежную впадинку у ключиц.
Все благие намерения Элизы давно исчезли. Словно не было тех часов, прошедших после их объятий в коридоре. Всем ее существом завладело одно непреодолимое желание — быть с Киприаном, и это желание росло с каждой новой лаской, с каждым поцелуем, с каждым издаваемым им невнятным звуком.
— Киприан…
— Потрогай меня, — шепнул он, на мгновение оторвавшись от губ Элизы, и направил ее руку к своей талии.
Элиза, охваченная страстью, готова была сделать все, что он потребует, но, когда его ладонь легла на ее грудь, а большой палец легко потер чувствительный бутон соска, она оказалась просто не способна исполнить свое намерение. На нее нашло какое-то странное оцепенение, и она была не в силах ни вырваться, ни отвернуться, не в силах даже поддаться нажиму теплой ладони, ведущей ее руку вниз. Внутри же ее все неистовствовало, ходило ходуном и требовало: еще! Пусть он снова подарит ей это запретное наслаждение!
— Тебе нравится? — прошептал Киприан, покрывая жаркими поцелуями щеку, шею, ухо.
— Д-да! — выдохнула она, почти не соображая, что говорит.
Свитера и блузки на ней уже не было. Она не могла бы сказать, как это получилось, но шерсть и хлопок больше не отделяли ее кожу от его огрубевших, натруженных рук. Киприан отбросил ее вещи в сторону, и его глаза и руки устремились к ее обнаженной груди.
— Черт побери, женщина! Никакая русалка, являющаяся моряку в самых горячечных снах, не может сравниться с тобой, — пробормотал он, подхватывая ее груди ладонями и лаская уже оба соска, от которых по телу Элизы расходились волны невыразимого наслаждения.
Подобный комплимент вряд ли годился для ушей благовоспитанной молодой англичанки, но на Элизу он произвел невероятно сильное действие. Каковы бы ни были причины, заставлявшие Киприана хотеть ее, он никогда не давал ей повода усомниться в том, что причины эти кроются исключительно в ней самой, а не в чем-либо еще.
Она прижалась к нему всем телом и самозабвенно поцеловала.
Киприан на мгновение приподнялся. Прежде чем Элиза успела понять, что происходит, он неожиданно оказался на ногах и, одним быстрым движением подхватив ее на руки, устремился к ее постели. Уложив Элизу на кровать, Киприан ловко развязал пояс ее юбки и с такой же быстротой освободился от своих промокших камзола и рубашки.
Сначала Элизе захотелось прикрыться, спрятать от его взгляда свое обнаженное тело, но Киприан остановил ее:
— Не прячься от меня, Элиза. Я хочу видеть тебя, ощущать, ласкать. Пожалуйста, не прячься…
Нежно шепча что-то, он любовался ее телом, восхищенно переводя взгляд по его рельефу. Постепенно дыхание его участилось, в чертах красивого лица все явственнее проступала обуревавшая его страсть.
Наконец, издав нечленораздельный стон, Киприан сорвал с себя брюки вместе с сапогами и навалился на нее всем телом. Весь он, от стиснутых челюстей и крепкой груди до железных бедер, состоял из одних горячих, твердых мускулов, и она знала, что должно сейчас произойти.
Киприан прервал поцелуй и слегка приподнялся над ней на руках.
— Элиза… — снова начал он, но, как и раньше, не захотел или не смог продолжить. Вместо этого он втиснулся бедрами между ее ногами, и между ними начался разговор совсем иного рода.
Гордо вздыбившийся жезл его мужественности скользнул между ее раскинутыми ногами, но Киприан не спешил в атаку. Кончиком пальца он провел по губам и, спустившись ниже, стал рисовать длинную черту вдоль всего ее тела. От одного этого движения его твердого пальца, быстро и неумолимо приближавшегося к местечку, которое он облюбовал еще в прошлый раз, Элиза едва не свалилась с кровати.
— Ах вот как, любимая! — жарко выдохнул Киприан ей в ухо. — Оказывается, ты уже ждешь меня.
Но ей казалось, что она ждала его всю жизнь. Руки Элизы безостановочно скользили по его напряженной спине, впивались ногтями во вздувшиеся мускулы его рук и плеч, ерошили волосы на затылке. Она была опасно близка к финальному взрыву, и, кажется, Киприан это понял. Мощным движением бедер он направил свой жезл к самому средоточию ее желания, и глаза ее широко распахнулись.
Он вошел в нее.
Но не до конца, тут же поняла Элиза. Медленно, маленькими ритмичными толчками он проникал глубже и глубже, наполняя ее странной давящей тяжестью. Она чувствовала себя кораблем, беспомощно качающимся на волнах посреди могучего бушующего океана. Ей казалось, что сейчас она рассыплется на кусочки, и внутри ее начала нарастать паника.
И снова Киприан угадал ее состояние, так как замедлил толчки и обхватил ее лицо ладонями.
— Расслабься, сердечко мое. Постарайся расслабиться, и увидишь, будет легче.
— Я… я не могу, — ответила она, готовая зарыдать от страха и стыда.
Киприан улыбнулся, но она уловила напряжение, скрывавшееся за этой улыбкой.
— Будет немножко больно, Элиза. Я постараюсь быть осторожным, как только смогу. Зато потом… — Он проник еще глубже, и у нее перехватило дыхание. Ощущение было не слишком приятное, но тем не менее ей не хотелось, чтобы он останавливался. — Пройдет совсем немного времени, и тебе будет так хорошо, как никогда не было.
— Лучше, чем… чем в тот день?
Его улыбка стала шире, и он одарил ее крепким торжествующим поцелуем.
— Лучше, гораздо лучше.
— А… — Элиза постаралась проглотить комок, застрявший в горле при столь соблазнительном обещании. Неужели может быть что-то еще лучше тех невообразимых ощущений? — А как же ты?
— Обо мне не беспокойся. — Улыбка исчезла с лица Киприана. Он чуть отодвинулся, потом снова атаковал, вызвав у Элизы сдавленный вскрик. На лбу его заблестел пот. — Со мной все будет в порядке.
Он снова отстранился, затем его бедра резко рванулись вперед. На этот раз он не остановился на полпути, с размаху преодолев какой-то тонкий эластичный барьер внутри ее, и Элиза едва не задохнулась от пронзившей ее острой боли. Она даже хотела закричать, но боль на удивление быстро прошла, и Элиза осознала, что теперь Киприан вошел в нее до конца.
Он недолго оставался неподвижным. Прежде чем Элиза успела справиться с дыханием и привыкнуть к столь полному их единению, он начал осторожно выбираться наружу.
— Нет, подожди… — Она резко осеклась, потому что он тут же погрузился обратно. — О-о-о… — Киприан повторил движение, и глаза Элизы широко раскрылись, а с губ сорвался новый удивленный вздох: — О-о-о!!!
— Дьявольщина! — пробормотал он и, словно не в силах больше сдерживаться, задвигался быстрее.
Элиза закрыла глаза и, почти не сознавая, что делает, обвила его тело руками и ногами.
— Киприан… — прошептала она, покрывая поцелуями горячую соленую кожу его шеи и подбородка. Небритая щетина покалывала ей губы, но это лишь усиливало охватившее ее возбуждение. Все его тело было горячим, напряженным и мокрым от пота. И Элиза чувствовала, что так же горячо, мокро и солоно было у нее внутри.
— Киприан!.. — простонала Элиза, но он не отвечал и только двигался все быстрее и быстрее. Внутрь и наружу. Заполняя и опустошая. Поднимая бурю ощущений, которые она не в силах была контролировать. Жарче и выше… А потом — взрыв.
Элиза выгнулась дугой и закричала. Ей казалось, что ее тело рассыпается вдребезги. Весь свет, жар и все звуки, существующие в мире, обрушились на нее в один миг и накрыли ее одной оглушающей, жгучей волной, а в следующее мгновение этот вихрь поглотил и Киприана. Он что-то выкрикнул — слов она не разобрала — и ринулся на нее как одержимый.
Это было так стремительно, так яростно, так неистово, что потом, когда все закончилось, Элизе показалось, что она умерла и попала на небо. Правда, это небо весьма отличалось от того, о котором говорилось в Священном писании. Киприан в изнеможении лежал на ней и тяжело дышал. Казалось, все силы покинули его. Элиза тоже чувствовала себя выжатой как лимон. Но когда шум у нее в ушах несколько утих и она смогла различить поскрипывание корабля и их собственное неровное дыхание, Элиза поняла, что мир вокруг нее уже никогда не будет прежним.
Эти несколько минут страсти изменили все и для нее, и для Киприана.