Украденная любовь

9

— Как долго тебя не было, — жалобно сказал Обри, когда Элиза наконец вернулась в свою каюту. Дверь между их комнатами была открыта, и мальчик ждал ее, сидя в своей узкой койке.

— Прости, милый. Конечно, я предпочла бы побыть здесь с тобой, но… так получилось, — сбивчиво оправдывалась Элиза, садясь рядом с ним на краешек кровати. — Тебя накормили?

— Да, но кок сказал, что я должен отработать свой харч. Он дал мне работу на камбузе — знаешь, так называется кухня на корабле. Я чистил лук и картошку. Лук ужасно ел глаза, но я так и не заплакал! — с гордостью поведал Обри.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Элиза, с тревогой вглядываясь в лицо мальчика. Она придирчиво осмотрела нечесаные темные кудри, грязную рожицу, измятую ночную рубашку — все остальное скрывалось под простыней. — Я слышала, ты занозил палец?

— Ах да, но я сам вытащил занозу — кок дал мне свой ножик.

— Держу пари, он был грязный, — поморщилась Элиза.

— Я его сначала вытер рукавом.

— Просто замечательно! — язвительно воскликнула девушка.

Обри недоуменно взглянул на нее:

— Что это с тобой?

— Что со мной? — Элиза вскочила на ноги и принялась мерить шагами крошечную каюту, яростно размахивая руками. — Да ничего! Сплошные пустяки! Меня похитили, только и всего! И тебя, кстати, тоже, если ты еще этого не заметил. Мы болтаемся посреди Атлантического океана на этом дурацком корабле вместе с бандой… бессердечных пиратов!

Обри побледнел и замер, со страхом глядя на Элизу. И она тотчас пожалела о своей вспышке. Несчастный малыш! С какой стати ему приходится терпеть все это?! Какое же все-таки чудовище этот Киприан Дэйр!

В порыве жалости и раскаяния она кинулась к своему маленькому кузену и крепко обняла его.

— Не бойся, сердечко мое! Все будет хорошо, вот увидишь.

Мальчик прижался к ней и спрятал лицо у нее на плече.

— Ты думаешь, папа нас выручит? — глухо спросил он.

— Конечно.

— Но как он нас найдет?

— Я уверена, что Киприан… то есть капитан, — поправилась она, — пошлет ему весточку.

— И долго мы будем здесь сидеть?

Долго ли? Об этом Элиза боялась и думать, но ведь нельзя же сказать так ребенку. Ее долг — защищать Обри и поддерживать в нем бодрость духа, так что ей оставался единственный выход — солгать.

— Конечно, недолго, дорогой. Совсем недолго. Обри вздохнул и высвободился из ее объятий.

— Еда здесь хуже, чем дома, — пожаловался он. — Слишком соленая.

— Правда? — отозвалась Элиза. — Я не заметила.

Обед с несносным капитаном «Хамелеона», по ее мнению, заслуживал самых разных определений: он был удручающим, возмутительным, ужасающим — но был ли он соленым? Этого, сказать по чести, она никак не могла припомнить.

— Это потому, что всю еду здесь держат в бочонках с солью, — просвещал ее Обри. — У них есть свинина и говядина, и все засыпано солью, чтобы не портилось. Оливер мне показал.

— В самом деле?

— Да-да, — подтвердил мальчик, не обращая внимания на сарказм в голосе Элизы. — Когда нес меня на камбуз. — Тут он нахмурился. — Хорошо бы найти мне пару башмаков, а то все пялятся на мою ногу. — С этими словами он принялся двигать туда-сюда обеими ногами под простыней.

— Если кто-то из них скажет тебе что-нибудь обидное, Обри, ты сразу скажи мне. Я им задам.

— Да все в порядке, Элиза. Оливер обо мне заботится. Он заставил их показать мне свои шрамы. А знаешь, у самого Оливера на животе два шрама, один совсем рядом с другим, хотя получил он их в двух разных схватках. — Мальчик пронзил воздух воображаемым кинжалом, затем изобразил предсмертный хрип и скорчился, как будто в агонии. — Оливер отличный парень, правда? — спросил он, выпрямляясь.

Элиза изумленно взглянула на него:

— Отличный?! О да! Он — отличный вор. И первоклассный лжец! — Но, взглянув на омрачившееся личико Обри, она тут же смягчилась и виновато вздохнула. — Не обращай на меня внимания, Обри. Я просто очень устала и сильно расстроена нашими злоключениями.

Мальчик снова начал ритмично двигать обеими ногами. А ведь всего неделю назад у него и в помине не было такой подвижности, подумала Элиза.

— Так почему ты считаешь Оливера отличным парнем? — осведомилась она.

— Ну, во-первых, он знает все о кораблях и о мореплавании, — затараторил Обри. — Вот ты знаешь, что каждый парус и каждая снасть на корабле имеет свое название? А как он ловко лазает по вантам — совсем как те обезьянки, которых я видел на ярмарке в Черинг-Кросс!

Элиза пристально посмотрела на него. Его глаза горели не простым воодушевлением — то было настоящее обожание. Обри Хэбертон, наследник богатейшего магната, сделал своим кумиром беспутного матроса, к тому же скорее всего пирата. «Впрочем, — с иронией подумала девушка, — если учесть, какое будущее готовит мальчику Киприан Дэйр, Оливер — самый подходящий образец для подражания».

— Лазает по вантам? — повторила она с тревогой. — Я надеюсь, ты не вбил себе в голову какие-нибудь глупости?

Обри широко улыбнулся. Такого оживления на его лице Элиза не видела с тех самых пор… с тех самых пор, как с ним случилось несчастье. Это открытие так потрясло ее, что Элиза чуть привстала с кровати, на которой сидела, и подозрительно уставилась на мальчика.

— Обри, — предостерегающим тоном протянула она, — а ну-ка признавайся, что у тебя на уме?

Лицо мальчика немедленно приняло самое невинное выражение — если не считать пляшущих в глазах бесенят.

— Я просто подумал, что моя нога становится сильнее, и потом, чтобы лазить по канату, нужны главным образом руки. Если уж я не могу ходить и тем более ездить верхом, я мог бы научиться лазить по канату.

— И думать не смей! — в ужасе вскричала Элиза. — А если ты свалишься и разобьешься куда сильнее, чем в прошлый раз?! Или, не приведи бог, утонешь? Упадешь за борт и утонешь!

— Вот еще, разрази меня гром! — фыркнул мальчик и тут же испуганно прикрыл рот рукой.

«Разрази меня гром?» — изумилась про себя Элиза.

— Послушай, Обри Хэбертон, — решительно заявила она. — Этот Оливер Спенсер — просто негодяй. Обаятельный, но все же негодяй. Если я только узнаю, что он подбивает тебя на какие-нибудь опасные авантюры…

— А знаешь, он в тебя влюбился.

— Что?! — Элиза осеклась, но тут же взяла себя в руки и насмешливо закатила глаза. — Да Оливер готов влюбиться в любую женщину, которая окажется рядом! Так, во всяком случае, мне говорили.

— Ну, может, и так. Но ты ему нравишься больше всех остальных. Правда.

— Это он тебе сказал?

— Вообще-то нет, — признался Обри. — Но он меня все время расспрашивает о тебе. Даже о таких вещах, которых я сам не знаю. — Он задумчиво воззрился на кузину. — А какой у тебя самый любимый цветок?

Киприан Дэйр стоял на юте как раз над каютами, которые занимали пленники. В последний раз глубоко затянувшись сигарой, он швырнул окурок за борт и поднял повыше воротник, спасаясь от резких порывов ветра. Погода становилась все холоднее. Через несколько дней «Хамелеон» придет к Олдерни. И что ему тогда делать с этой беспокойной мисс Элизой Фороугуд?

Из каюты внизу доносились невнятное бормотание и даже приглушенный смех. Очевидно, ни Элиза, ни мальчик не страдали достаточно сильно, раз находили поводы для веселья, даже будучи в плену. «Какая злая ирония! — мрачно подумал Киприан. — Ведь это я сейчас должен хохотать и веселиться, а этого нет и в помине!»

Он так стремился захватить мальчишку, так уверен был в том, что похищение наследника Хэбертона принесет ему долгожданное удовлетворение, но эта до смешного чопорная маленькая кузина, с непонятной жертвенностью оберегающая хэбертоновское отродье, совершенно выбила его из колеи. Сейчас Киприан должен был бы праздновать победу и ликовать, но усиливающиеся с каждым днем беспокойство и досада отравляли его триумф. Зачем он позволил ей остаться? И что ему все-таки с ней делать?

Гримаса злобы исказила его лицо. Ну, что с ней сделать — это понятно. А что потом? Высадить ее на берег в Девоне, дав денег на дилижанс, чтобы добраться до дому?

Он провел пальцами по своей темной шевелюре. Можно подумать, что он, Киприан Дэйр, — пылкий юнец, обуреваемый желаниями плоти. Не лучше Оливера…

— Дьявол! — прорычал он. — Дьявол меня раздери!

Ксавье, сидевший невдалеке на бухте каната, вскинул глаза на капитана, но не сказал ни слова. Он знал, когда лучше промолчать. Однако Оливер подобной мудростью не обладал.

— Кажется, у кого-то в одном месте свербит, — произнес он, ухмыльнувшись уголком рта.

Киприан резко обернулся и свирепо воззрился на него из-под насупленных бровей. Но, странное дело, уничтожающей взгляд капитана, который всего неделю назад заставил бы парня прикусить язык, этим вечером не оказал на него обычного действия. Оливер встретил этот взгляд с выражением такой воинственной решимости, какой Киприан прежде никогда не видел на добродушной физиономии своего бывшего юнги.

— Ты хочешь о чем-то поговорить со мной, Оливер? — процедил он.

Юноша сунул язык за щеку, явно обдумывая эти слова, затем откашлялся и сплюнул за борт.

— Я хочу сказать, что мисс Элиза — леди, а не какая-нибудь шлюха, с которой можно поиграть и бросить.

Киприан постарался держать себя в руках.

— Я думал, такие тонкости не для тебя, — холодно заметил он.

Оливер одним прыжком вскочил на ноги.

— Я способен отличить леди от шлюхи еще лучше, чем ты. И я не позволю тебе обижать Элизу, — закончил он, сжимая кулаки.

— Господи Иисусе! — пробормотал Киприан себе под нос. И что на него нашло, когда он разрешил этой проклятой девке остаться на борту? Элиза не только вмешалась в его планы и поколебала его уверенность в себе, доселе непоколебимую. Она еще и раскалывает его команду и, того и гляди, станет причиной бунта на борту. — Я не собираюсь ее обижать, так что можешь не изображать из себя рыцаря на белом коне. И вообще в последнее время вы все что-то распустились, — проворчал он как можно более миролюбиво.

— Но ты собираешься переспать с ней! — не сдавал своих позиций Оливер.

— А ты? — парировал Киприан. — Неужели ты собираешься жениться на этой девчонке, которая не принесла нам ничего, кроме лишних хлопот?

Едва произнеся эти слова, Киприан тут же пожалел о них. Если подобная мысль и не приходила парню в голову раньше, то сейчас он всерьез задумался об этой возможности. Воинственность Оливера как рукой сняло: было ясно видно, что столь неосторожно высказанная капитаном идея с каждой минутой все сильнее овладевает созйанием юноши.

Проклятье!.. Киприан чертыхнулся от досады.

Оливер нахмурился.

— Элиза не из тех, кого водят за нос; она из тех, на ком женятся, — заявил он. — Ксавье женился на своей Ане, почему же я не могу жениться на Элизе?

— Сначала подумай, с какой стати ей выходить замуж за тебя!

— По любви, конечно. Если люди любят друг друга, они женятся. Посмотри на Ксавье и Ану, — повторил Оливер.

Весь гнев Киприана растаял перед лицом такого простодушия. Невзирая на внешнюю грубость, юноша сохранил поразительную неиспорченность в некоторых вопросах. Знаменитые интрижки Оливера, благодаря которым он был широко известен чуть не во всех портах Атлантического побережья, были незамысловаты и служили удовлетворению примитивной похоти. Что касается Элизы, то она, по-видимому, затронула в глубине его души какие-то иные, более тонкие струны.

Киприан вздохнул и принялся мерить шагами палубу. Когда он вновь заговорил, в его голосе более не слышалось сарказма.

— Она действительно леди, Оливер. Настоящая леди. Ее отец обладает титулом и таким богатством, какое тебе и не снилось. У нее огромный дом — даже несколько огромных домов. Наверняка ее папаша уже дал от ворот поворот дюжине молодчиков, которых счел неподходящей партией для нее. И как ты думаешь, что скажет сэр Фороугуд такому голодранцу, как ты?

— Какое это имеет значение здесь, в Атлантике? — резонно заметил Оливер.

Киприан покачал головой:

— Положим, никакого. Но неужели ты считаешь, что она может принять предложение руки и сердца от простого моряка? Кроме всего прочего, у нее уже есть жених.

— Если бы я смог ухаживать за ней честь честью, я бы ее уговорил, — не сдавался Оливер. — Особенно если ты оставишь ее в покое, — добавил он с прежней строптивостью.

Киприан стиснул зубы. Что за дьявольщина творится с этим дурнем? Назойливый внутренний голос нашептывал ему, что по сути Оливер прав: Элиза из тех женщин, на которых женятся, с которыми заводят кучу розовощеких ребятишек. Но это лишь усиливало его раздражение.

Он метнул взгляд на Ксавье, но огромный африканец не спешил прийти ему на помощь. На лице первого помощника застыла странная усмешка: как будто ему доставляло удовольствие лицезреть стычку друзей, стычку, причиной которой была женщина.

— Держись-ка ты лучше от нее подальше! — рявкнул вконец выведенный из себя Киприан.

— Держаться подальше и посмотреть, как ты ее обесчестишь?! — Оливер решительно шагнул к капитану, сжав кулаки.

Только теперь Ксавье счел нужным вмешаться. Он остановил юношу, опустив тяжелую руку ему на плечо.

— Я позабочусь о безопасности мисс Элизы, пока она находится на борту «Хамелеона». — Ксавье медленно перевел взгляд с Киприана на Оливера и снова на Киприана. — Я поклялся в этом ей, и в том же я клянусь вам обоим. Если угодно, смотрите на меня как на ее отца.

На его лице появилась лукавая усмешка, и Киприан с трудом сдержал вертевшиеся на языке ругательства. Да что с ними такое творится? Неужели двое самых надежных его друзей восстают против него из-за этой девчонки-недомерка?

— Пора заступать на вахту, — буркнул он.

Однако, покидая палубу, Киприан поклялся себе, что прежде, чем подойдет к концу это путешествие, высокородная Элиза Фороугуд окажется в его постели. Пусть она — леди, но он заслуживает ее благосклонности ничуть не меньше, чем этот сэр Майкл Великолепный, о котором она так часто ему напоминала. Ну а если бы случилось чудо и Ллойд Хэбертон признал Киприана законным сыном, он стал бы для нее еще более подходящей партией.

Но мысль об отце — о родном отце, который не признал и никогда его не признает, — лишь подстегнула стремление Киприана овладеть Элизой как можно скорее. Он может заставить ее хотеть его — это он уже понял. Осталось сделать еще один решительный шаг, и никто — ни один человек — не сможет помешать ему. Даже Ксавье и Оливер. Если они станут совать свой нос куда не следует, он просто высадит их в Ла-Кеуне и продолжит путь к Олдерни без них. На корабле останутся только он, Элиза Фороугуд и команда, которая пока еще ему верна.

Элиза надела свой ночной капот. Еще днем она выстирала его и высушила, повесив на палубе, овеваемой свежим юго-западным ветром, подгонявшим их корабль. Прежде ее надушенная одежда всегда пахла лимоном. Теперь же от мягкой фланели шел запах моря — странно-соленый, резко отличающийся от всех запахов, к которым она привыкла дома.

Обри быстро заснул и теперь спал крепким сном, каким спит любой здоровый ребенок, весело набегавшийся и наигравшийся за день. Элиза тоже чувствовала себя утомленной, но это было скорее следствием душевной смуты, нежели какой-либо физической работы.

Киприан Дэйр действительно мог своим непредсказуемым поведением свести с ума кого угодно. Только что он был подчеркнуто спокоен — и вдруг швырнул ее на кровать, чтобы изнасиловать (по крайней мере, Элизе так показалось в первые минуты). А в следующий момент он так же внезапно остановился, и, как ни радовалась Элиза своему спасению, она не могла не задуматься о том, что в нем было что-то странное.

Может быть, с ней что-то не так? Что, если что-то в ней отпугивает мужчин? В то, что в Киприане вдруг заговорила совесть, Элиза ни на йоту не верила, значит, она чем-то не устраивает его как женщина.

Впрочем, эта мысль показалась ей настолько глупой, что Элиза поспешила выкинуть ее из головы. Должно быть, решила она, забираясь в кровать, это морской воздух играет с ней злые шутки. Какая ей разница, почему Киприан остановился, главное — он это сделал. С ней, разумеется, тоже все в порядке. Просто Киприан — совершенно безнравственный, беспринципный, абсолютно порочный тип, и, с его точки зрения, единственный ее недостаток — это ее невинность.

Правда, она быстро научилась у него всяким штучкам, думала Элиза, по шею укрывшись одеялом и рассеянно следя за тем, как раскачивается на крюке под потолком не погашенный ею фонарь. Киприан разбудил в ней голос ее собственного тела, и кто знает, как далеко все могло зайти, если бы она не бросила ему в лицо имя Майкла.

Майкл. Ну конечно… Вот что помешало Киприану!

Но как это понять? Беспринципного пиратского капитана, вознамерившегося изнасиловать женщину, вряд ли остановило бы сообщение о том, что у этой женщины есть жених. Скорее наоборот, разозлило бы и заставило довести задуманное до конца. Понять это было совершенно невозможно, и Элиза, решив не ломать зря голову, обратилась мыслями к Майклу.

Как отреагировал бы он на это… это ее приключение? Если бы он решил разорвать их помолвку, ни один человек, принадлежащий к лондонскому высшему обществу, не поставил бы ему это в вину. Неважно, совершилось ли физическое насилие на самом деле или нет, — она все равно уже обесчещена, по крайней мере в мнении света. Может быть, ее родители сумеют замять скандал? В том случае, конечно, если им удастся освободить ее и Обри, — ведь совершенно ясно, что Киприан собирается потребовать за них выкуп. А может, им удастся бежать?

Внезапный стук в дверь — три отрывистых удара — мгновенно отвлек ее от мыслей о бегстве.

— Кто там?

— Это Киприан. Позвольте мне войти.

— Нет! — пискнула Элиза.

— Элиза, мы оба знаем, что я мог бы и не спрашивать вашего разрешения… Но я спрашиваю. Пожалуйста, впустите меня.

Сердце Элизы заколотилось так, словно стремилось вырваться из груди. Он был прав, конечно. Киприану не было никакой нужды спрашивать у нее разрешения, потому что дверь каюты запиралась снаружи, а не изнутри. Замок был призван удерживать ее здесь, а не его — там.

— Я… я не одета.

— Прекрасно.

— Я уже в постели.

Кажется, за дверью послышался смешок, или ей почудилось?

— А это еще лучше. Я не отниму у вас много времени. Да и фонарь вы еще не потушили.

«Разрази меня гром», — пробормотала Элиза, невольно подражая Обри. Если Киприан хочет войти, он войдет. Пожалуй, разумнее согласиться на его просьбу, пока он в хорошем настроении.

— Подождите минутку, — крикнула она.

Из постели Элиза выскочила раздраженная и напуганная одновременно. Сорвав с кровати одеяло, она завернулась в него, как в гигантскую шаль, а чтобы крепче держаться на ногах, ухватилась рукой за дверцу крошечной кладовки. Только после этого она пригласила капитана войти.

Когда Киприан наконец очутился в ее маленькой каюте, по лицу его трудно было что-либо прочесть. Он улыбался и казался почти любезным — если можно сказать так о мужчине, вторгшемся в спальню леди, — но Элиза улавливала в нем какое-то внутреннее напряжение. Киприан стоял посреди каюты, широко расставив ноги, и эта мужественная почти до гротеска поза вызвала у Элизы легкую дрожь. В довершение всего он не отрывал от нее глаз, и она не могла избавиться от впечатления, что эти глаза видят слишком многое.

Она туже стянула на груди импровизированную шаль.

— Ну? Что вам угодно?

— Я принес вам вот это. — Он протянул ей маленький узелок. — Тут еще кое-какие вещи для вас. Для вас и для мальчика, — добавил он.

Такого Элиза не ожидала. Впрочем, она не могла бы сказать, чего, собственно, она ожидала. Когда Киприан протянул ей узелок, она шагнула вперед и взяла его, ибо ничего другого ей, по-видимому, просто не оставалось.

— Спасибо, — пробормотала Элиза, совершенно обескураженная столь неожиданной щедростью.

Киприан пожал плечами:

— Наверное, я вел себя с вами несколько грубее, чем следовало.

При этом весьма скупом признании Элиза ощутила вспышку праведного гнева, вытеснившую всякий страх.

— Да, наверное, — сухо сказала она и, не сдержавшись, добавила: — У вас довольно странная манера извиняться, капитан.

— Возможно. — Киприан слегка наклонил голову, затем шагнул к ней. Каким-то образом он ухитрился заполнить собой всю маленькую каюту, а его легкий поклон до странности напоминал величественный кивок сеньора, снисходящего до одного из самых ничтожных своих вассалов.

Элиза с подозрением посмотрела на него:

— Значит ли это, что я могу больше не опасаться за… что меня… — Ей никак не удавалось облечь свою мысль в слова, но жаркий румянец, окрасивший ее щеки, позволил Киприану безошибочно угадать, о чем идет речь.

— Что я попытаюсь поцеловать вас снова? — помог он ей, сияя самой чистосердечной улыбкой, без сомнения призванной изгнать все ее опасения насчет его персоны. И это ему почти удалось, ибо внезапный трепет, зародившийся где-то в низу ее живота, не имел ничего общего со страхом. — Мне не следовало так поступать, Элиза, — добавил Киприан, слегка качая красивой головой. — В свою защиту я могу сказать только одно: в той марокканской рубашке вы выглядели невероятно соблазнительно, и если я позволил себе лишнее, то только потому, что на какой-то миг совершенно потерял голову.

Элиза стоически пыталась не обращать внимания на мурашки, бегущие у нее по спине. Она дрожит просто оттого, что голос, произносящий льстивые слова, так раскатисто погромыхивает, уговаривала она себя. Ведь стоящий перед ней человек — закоренелый негодяй, и ей лучше об этом не забывать. Наверняка Оливер перенял все свои штучки у Киприана, своего капитана.

— Потерял голову?.. — повторила Элиза, изо всех сил стараясь не упустить нить разговора. Нужно сменить тему, и побыстрее. — Я подумала, вы таким образом хотели отомстить именно моему дяде, раз уж он сам в тот момент был вне вашей досягаемости.

Это заставило Киприана на некоторое время замолчать, но ловушка, поставленная Элизой, не сработала. Он только улыбнулся и снова шагнул к ней.

— Я не собираюсь мстить за его поступки вам…

Элиза сглотнула комок в горле, попятилась и наткнулась на свою койку.

— Ну… — Она лихорадочно подыскивала слова, в то время как ее глаза метались по каюте в поисках пути отступления.

Киприан сделал успокаивающий жест;

— И целовать вас сейчас я тоже не собираюсь. Вам нечего бояться, Элиза. Я только хотел отдать вам эти вещи.

Ее нисколько не разочаровали эти слова, твердила себе Элиза. Ну просто ни капельки. Как только можно такое подумать! И подступившие к ее глазам слезы — это слезы облегчения, а вовсе не разочарования.

Она откашлялась и неуверенно произнесла:

— Ну что ж… прекрасно. Но Обри… Он все-таки ваш пленник, не так ли?

Обдумывая ответ, Киприан не сводил с нее глаз. Пока все шло как нельзя лучше. Она позволила ему войти в свою каюту и, похоже, приняла предложенный им мир. Он же со своей стороны, несмотря на соблазнительный беспорядок в ее одежде, с поразительным самообладанием удерживался от того, чтобы заключить Элизу в объятия и попытаться овладеть ею тут же, на месте. Правда, ему это давалось нелегко, однако Киприан тешил себя мыслью, что, когда это наконец произойдет, она придет к нему первой.

А Киприану действительно очень хотелось, чтобы Элизу влекло к нему, невзирая на отсутствие у него титула и высокого положения в ее мире. Если он сможет заставить племянницу Хэбертона уступить ему, как сладок будет его триумф, как полна победа над этим ублюдком и всем обществом, живым воплощением которого он являлся! Поразмыслив о том, как лучше всего добиться своей цели, Киприан решил, что ключом к неприступной крепости целомудрия Элизы послужит Обри. Пока она будет верить, что сможет поколебать его и изменить его намерения относительно мальчика, ей никуда от него не деться.

— Я думал над тем, что вы сказали, — промолвил он, ловко разыгрывая нерешительность. — Ну, над тем, что Обри ни в чем не виноват и моя вражда с Ллойдом Хэбертоном его не касается.

Он сделал паузу, наблюдая за ее реакцией. Выразительные глаза Элизы загорелись надеждой, и Киприан поздравил себя с тем, что выбрал верный путь.

— Вы решили отпустить нас? «Осторожнее», — сказал себе Киприан.

— Я ничего не решил. Пока не решил. То, что сделал ваш дядя, простить нельзя, — добавил он, и в голосе его явственно прозвучал гнев.

— Но что же именно он сделал? — спросила Элиза. Она положила узелок с вещами на кровать и на этот раз сама без опаски приблизилась к Киприану. Она так мило подняла к нему лицо, а в ее серьезных глазах читалось такое искреннее желание понять, в чем дело, что Киприан буквально разрывался между ликованием от того, что все получилось так легко, и досадой на свое лицемерие. По сути же, в его душе боролись сейчас ненависть к отцу и страсть к женщине, стоявшей перед ним, но об этом он старался не думать.

— То, что произошло между нами, вас не касается, — сказал он намеренно грубо, чтобы заставить ее отойти подальше.

Элиза некоторое время молчала, словно обдумывая его слова. При этом она не сводила с него пристального взгляда своих прекрасных, выразительных глаз, и Киприан впервые заметил, какого они глубокого темно-серого цвета. Они напоминали ему грозовые тучи над морем, и в них вспыхивали серебристые лучики, похожие на молнии. Казалось, будто одна из этих молний сейчас ударит в пол между Киприаном и Элизой, — такое напряжение повисло вдруг в воздухе маленькой каюты.

— Ну хорошо, — сказала наконец Элиза. — Это ваши с ним дела, они действительно не касаются ни меня, ни Обри, — подчеркнула она.

Элиза ждала ответа, по-прежнему глядя ему в лицо, и Киприан чувствовал, как тяжело колотится о ребра его сердце. «Ее можно заставить захотеть меня! — думал он. — К черту влюбленного мальчишку Оливера и заступника Ксавье! Элиза будет моей!»

— Не заключить ли нам мировую? — тихо произнес он, боясь порвать протянувшуюся между ними нить.

Элиза моргнула и быстро облизнула губы. Сколь ни невинно было это движение, Киприан тут же почувствовал гнетущую тяжесть в чреслах.

— Я не уверена, что могу вам доверять, — ответила она наконец, и ее чуть задыхающийся, хрипловатый голос коснулся самого сердца Киприана, словно неожиданная ласка. В устах любой другой женщины эта простая фраза прозвучала бы приглашением к увлекательной игре, в которой он всегда охотно принимал участие — к игре с поддразниванием, ложными выпадами, притворными отступлениями и коварными ловушками. Киприан искусно вел такую игру с женщинами опытными и пылкими, прекрасно знающими, чего они хотят, но предпочитающими заставить мужчину потрудиться, прежде чем открыть ему дорогу к своему телу. Но Элиза… Она даже представления не имела, каким мощным оружием обладает. Ведь ей стоило только провести язычком по своим губам, как только что, или по его, как в прошлый раз, и Киприан мог бы не устоять…

Огромным усилием воли он заставил себя сосредоточиться.

— Что мне сделать, чтобы убедить вас?

— Ну… — Задумавшись, Элиза машинально переступила с ноги на ногу, и Киприан посмотрел на ее босые ноги. Боже, какие у нее пальчики! Какие они маленькие и розовые — совсем как ее язычок! И наверное, как некоторые другие соблазнительные местечки на ее теле… Дьявольщина, лучше ему об этом не думать! — Вы не могли бы позавтракать с Обри? С Обри и со мной, — уточнила Элиза.

— Конечно, — тут же ответил Киприан, не колеблясь ни минуты. Он был готов на все, лишь бы заставить ее смягчиться и потерять бдительность. Легкая улыбка, коснувшаяся губ Элизы при столь быстром и решительном согласии, была ему наградой. Пусть легкая, сдержанная, но все же это была улыбка, которая сулила ему исполнение задуманного.

Выйдя из каюты Элизы, Киприан поднялся на палубу и встал на том месте, которое находилось прямо над ее кроватью. Вделанная в палубу стеклянная призма, сквозь которую в каюту попадал днем солнечный свет, сейчас сама мягко светилась — Элиза все еще не погасила фонарь. Киприан не мог видеть ее сквозь шестидюймовую призму, но распаленное воображение услужливо рисовало ему каждое ее движение. Вот она сбросила одеяло, в которое куталась во время их разговора, и при каждом вздохе ее безупречно вылепленные груди слегка приподнимают мягкую фланель капота. Вот в складках ткани мелькнула ее изящная лодыжка. Вот она потянулась, и…

Желтый свет фонаря неожиданно погас, и перед мысленным взором Киприана предстали еще более заманчивые картины. Вот Элиза взбирается на высокую кровать, и тонкая фланель обрисовывает точеные изгибы ее тела. Вот она ложится, укрывшись льняной простыней, и, небрежно раскинув ноги, кладет под голову изящную ручку… Боже мой, какая же она теплая и нежная, когда спит вот так, разметавшись, с невинной и безмятежной улыбкой на розовых ланитах! Наверное, только у самого грязного развратника это очаровательное видение может пробудить похоть. И лишь последний негодяй может осмелиться обидеть это милое дитя…

Но как ни стыдил себя Киприан, желание только сильнее разгоралось в нем, и он не понимал, в чем дело. У него уже несколько недель не было женщины, говорил он себе, вот почему он так мучительно, почти до боли, хочет эту девушку. Кроме того, женщины, которых он знал когда-то, разительно отличались от Элизы Фороугуд. Особы весьма искушенные, они с удовольствием кувыркались с ним в постели, затем бодро вскакивали и бежали дальше по своим делам. Недостаток внутренней утонченности и, как следствие, хороших манер они с лихвой восполняли пылкостью и умением. Близость с ними была подобна пряному блюду, которое он жадно поглощал и о котором забывал, пока вновь не начинал ощущать голод.

Элиза пробуждала в нем аппетит совершенно иного свойства. Может быть, причиной тому была ее невинность, может быть, хрупкая, изысканная красота, но скорее всего, говорил себе Киприан, главную роль сыграло ее положение в обществе. Ее происхождение И воспитание давали о себе знать, даже когда она стояла перед ним испуганная и босая, в перепачканном ночном капоте. Для него она представляла собой нечто совершенно новое, нечто такое, с чем он до сих пор никогда не соприкасался. И еще она была племянницей Хэбертона…

Пожалуй, это было единственное более или менее сносное объяснение, потому что юные девственницы никогда раньше не интересовали Киприана. А вот Элиза Фороугуд интересовала, и еще как!

Что ж, решено: он сделает ее своей, чего бы это ни стоило. Вот только отпустить мальчишку он ей пообещать не сможет. Он сделает и скажет все, что угодно, чтобы получить доступ к жарким глубинам ее лона, но сына Хэбертона он не отдаст.

Возможно, это даже будет стоить ему нескольких дней отсрочки, но это лишь придаст больше сладости долгожданной победе. Он будет терпелив и поведет корабль своего желания осторожно, сверяясь с направлением ветра и положением звезд, и обольстит Элизу во что бы то ни стало. Ожидание лишь усилит удовольствие, которое в конце концов получат и он, и она.

Возможно даже, что, если в итоге он даст ей такое же полное и глубокое наслаждение, о каком мечтал сам, Элиза простит его за обман. Если же нет, то он всегда может высадить ее на берег. Да, после того как он получит свое, Элиза будет свободна, ведь, в сущности, она для него лишь временное развлечение на пути к главной цели его жизни — и не больше.

На мгновение Киприан почувствовал укол совести. Его мать тоже была для Ллойда Хэбертона лишь развлечением, от которого тот быстро отказался и о котором совершенно забыл. То, что, Киприан собирался сделать с Элизой Фороугуд, было ничуть не лучше и превращало его в такого же бессердечного негодяя, как его ублюдок отец. Но Киприан тут же постарался похоронить поглубже эту неприятную мысль, пообещав себе, что, по крайней мере, признает ребенка, если таковой появится. Он назовет его своим именем и, конечно, будет для него лучшим отцом, чем Ллойд Хэбертон.

При мысли о возможном отцовстве Киприан нахмурился и принялся расхаживать по палубе. Нельзя сказать, чтобы он особенно этого хотел, но, если уж так случится, он не станет уклоняться от ответственности. Он всегда честно выполнял свой долг и по отношению к друзьям, и по отношению к своей команде, и по отношению к своей матери. Особенно к матери.

И план, который он начал осуществлять, — план мести Ллойду Хэбертону, — был частью его долга перед ней.

На минуту Киприан остановился и вперил взгляд в палубу, отделявшую его от девушки, которая ненароком завладела всеми его помыслами. Элиза Фороугуд принадлежала к Миру Ллойда Хэбертона, так пусть благодарит свою счастливую звезду, что он не намерен карать и ее. Вместо этого он преподнесет ей волшебный дар — мир наслаждений, каких она прежде не знала и не могла себе даже представить. Сможет ли «е драгоценный жених, этот Майкл, подарить ей это?! Нет, у него нет оснований чувствовать себя виноватым перед мисс Элизой Фороугуд, твердо сказал себе Киприан, подставляя разгоряченное лицо холодному ветру. Абсолютно никаких оснований.