Украденная любовь

29

— Не вижу необходимости прихорашиваться ради этого… этого бандита… этого ублюдка, которого муж твоей сестры навязал на нашу голову! — донесся до Элизы гневный крик отца.

Мать что-то ответила, но Элиза мало что могла расслышать через дверь, соединявшую ее комнату с комнатой родителей, разве что слова «блудный сын» и, кажется, «человеку свойственно ошибаться».

— Если бы ты продолжала цитировать Библию, а не дурацкие слова какого-то давно умершего поэта, может быть, я бы еще и прислушался… — Не дождавшись окончания этой тирады, Элиза решительно постучала в дверь.

— Можно войти? — крикнула она и, не дожидаясь ответа, повернула дверную ручку.

Отец уже успел обуться, пристегнуть подтяжки и продеть яшмовые запонки в манжеты белой рубашки. Теперь он сердито глядел на жену, помогавшую ему завязать шелковый галстук цвета бургундского вина. Полосатый жилет и черный сюртук дожидались своей очереди. Мать Элизы была уже полностью одета. Платье цвета голубиного горла с белоснежными накрахмаленными воротничком и манжетами и корсажем, отделанным пурпурной тесьмой, красиво облегало ее статную фигуру. Пурпурный шарф, уложенный легкими складками на плечах, был завязан на груди пышным бантом. Несмотря на то, что этому наряду было далеко до роскошных туалетов, которые Констанция Фороугуд надевала на приемы в Даймонд-Холле, мать была прекрасна, как всегда. Вообще родители Элизы выглядели элегантной великосветской парой до кончиков ногтей, и, странным образом, это лишь подхлестнуло закипавший в ее душе гнев.

— Никогда больше не называйте его ублюдком! — выпалила она, свирепо глядя на отца. — Никогда — если хотите качать на коленях моих детей.

Элиза и сама не знала, почему ей пришла в голову именно эта угроза, но желаемый результат был достигнут: отец мгновенно замолчал, изумленно раскрыв рот.

— Элиза! — потрясенно воскликнула мать. Она бросила подозрительный взгляд на живот Элизы, потом подняла испуганные глаза на лицо дочери.

— Нет-нет, мама, — успокоила ее Элиза. — Я еще не ношу ребенка Киприана. Но я хочу этого. Я хочу наполнить его дом и его сердце детьми. Вашими внуками, — уточнила она, чувствуя, как гнев стихает и на смену ему в ее душе поднимается волна нежности. Одна мысль о Киприане, качающем колыбель, в которой спит их ребенок, наполнила сердце Элизы такими сильными и странными чувствами, что она чуть не задохнулась от любви к нему — и к его будущим детям. Их детям. — Элиза вздохнула и неуверенно улыбнулась родителям. — Пожалуйста, будь мил с ним, папа.

Джеральд Фороугуд наконец закрыл рот, закашлялся и отвернулся. Как же ему трудно, поняла вдруг Элиза, глядя, как отец ощупью надевает жилет и трясущимися руками застегивает пуговицы. Ведь еще не прошло и двух месяцев с того дня, когда он неохотно согласился отпустить ее, свою болезненную дочку, к чужим берегам — лечиться. И вот она вернулась, изменившаяся настолько, что разум его отказывался это постичь. Элиза никогда в жизни не кричала на отца, никогда не пыталась противиться его воле. А теперь она ругалась, как торговка рыбой, во всю мощь своих легких, здоровых как никогда, и вешалась на шею человеку, у которого, по мнению Джеральда Фороугуда, не было ни имени, ни состояния, и ни малейшего понятия о чести.

Элиза вдруг ощутила совершенно неуместное желание смущенно хихикнуть. Учитывая все обстоятельства, ее родители еще хорошо держались, подумалось ей.

Внимательно посмотрев на отца и мать, Элиза внезапно увидела в них тех, кем они были на самом деле: не людей, намеревающихся во что бы то ни стало помешать ей найти свою любовь и счастье, а родителей, любящих ее так же, как она когда-нибудь будет любить своих детей. Они желают ей счастливой и спокойной жизни, вот и все. Но Элиза твердо знала, что только Киприан может дать ей это. Только с ним она сможет обрести счастье и покой, которых желают ей отец и мать. Оставалось только убедить в этом их.

Огромная любовь к ним затопила сердце девушки, и с радостным возгласом она кинулась в объятия своих родителей.

— Я так люблю вас обоих, — прошептала она, задыхаясь от наплыва чувств. — Вы были мне такими хорошим родителями, а я всегда была несносной…

— Ты никогда не была несносной, — нежно сказала Констанция, обнимая дочь и гладя ее по голове.

— Я вечно болела.

— Но теперь ты здорова, — вставил Джеральд, целуя Элизу в лоб и немного неловко, но ласково похлопывая ее по плечу.

Элиза улыбнулась ему сквозь слезы:

— Да, теперь я здорова и стала достаточно взрослой, чтобы понимать, куда зовет меня мое сердце. Подожди, — остановила она отца, прежде чем тот успел прервать ее. — Я знаю, ты думаешь, что я совершаю ужасную ошибку. Но ты забываешь, какой пример вы с мамой всегда показывали мне, и Леклеру, и Перри. Для нас — и для любого, кто вас знает, — всегда было очевидно, что вы обожаете друг друга. И совершенно естественно, что ваши дети хотят теперь встретить в своей жизни такую же любовь, крепкую и незыблемую, как скала. Именно такую любовь я испытываю к Киприану.

Ее глаза встретились с широко раскрытыми, сияющими глазами Констанции, и она поняла, что мать на ее стороне. Женщины распознают настоящую любовь инстинктивно и всегда следуют ее велениям. Только мужчины вечно пытаются спорить и сопротивляться ей.

— Ты, может быть, и любишь его. Я не сомневаюсь в искренности твоих чувств. Но вот он… — Джеральд замолчал и снял руку с плеча дочери.

— Он тоже любит меня, папа, — не сдавалась Элиза. — Единственное препятствие для него — моя семья, дядя Ллойд главным образом, — поспешила добавить она.

— Что ж, боюсь, твой дядя Ллойд никуда не денется. Он всегда будет оставаться твоим дядей и членом нашей семьи, нравится это твоему… твоему капитану или нет.

Элиза прижалась к отцу и взяла его за руку.

— Киприан примирится с этим, папа. Ему просто нужно время.

— Хм… Ты так говоришь потому, что тебе хочется в это верить. А он ведь может даже не появиться сегодня вечером.

Это сердитое замечание разом пробудило все затаенные страхи Элизы. Что, если Киприан действительно не появится? Что, если она ошибалась и их любви окажется недостаточно для того, чтобы победить многолетнюю ненависть Киприана к своему отцу?

Мысль эта была для Элизы нестерпима, и, призвав на помощь весь свой оптимизм, она храбро улыбнулась:

— Он будет здесь, вот увидишь. Не успеет закончиться этот вечер, как мы сделаем первый шаг через пропасть, разделяющую нас, и ты поймешь, почему я так люблю Киприана.

Отец не ответил. Он повернулся к висевшему на стене зеркалу в простой дубовой раме и стал тщательно поправлять галстук. Мать вздохнула и послала Элизе теплую, обнадеживающую улыбку. Вдруг раздался громкий стук в дверь холла, заставивший всех троих вздрогнуть и резко повернуть головы.

— Он здесь! — выдохнула Элиза, и сердце ее радостно забилось.

Однако в следующий момент ее младший брат Перри принес неприятное известие:

— Дядя Ллойд велел сказать, что он решил принять твое приглашение, папа. Он будет обедать с вами сегодня.

— Папа, нет! — воскликнула Элиза. — Если его отец будет здесь…

— То что? Выйдет наружу его истинная сущность? Лучше уж сразу узнать, как человек, за которого ты собираешься замуж, будет относиться к твоей семье. Ко всей твоей семье.

— Но это нечестно! — запротестовала Элиза. — Мама, пожалуйста! Неужели ты не понимаешь?

— Ах, Элиза, конечно, я понимаю. Но я согласна с твоим отцом. Если твой Киприан любит тебя так же сильно, как ты любишь его, он преодолеет свой гнев. Его любовь убьет злобу, и вы оба сможете начать совместную жизнь, не омраченную никакими темными тучами.

— Но, мама… — Элиза остановилась, увидев непреклонное выражение на лицах отца и матери. Они уже все для себя решили, поняла девушка; теперь дело было за Киприаном, только за ним одним. Жизнь в ненависти стояла против обещания будущей жизни в любви.

Идя вслед за родителями через тускло освещенный холл к двери отдельного кабинета, заказанного ими на сегодняшний вечер, Элиза изо всех сил пыталась убедить себя, что любовь всегда торжествует над ненавистью, но ей все-таки было страшно. Киприан был человеком сильных чувств. Он любил и ненавидел с таким неистовым пылом, который временами даже пугал. Элиза полюбила в нем эту пылкость, но сейчас ее сердце трепетало от ужаса перед непредсказуемостью Киприана. Что ж, скоро она должна была узнать, что сулит ей грядущая жизнь. Скоро ее душе суждено было исполниться либо неописуемой радости, либо невообразимого горя.

Когда Элиза садилась за красиво сервированный стол, сердце ее стучало часто и неровно, словно у испуганной птички. «Пожалуйста, — молила она то ли бога, то ли Киприана. — Пожалуйста, приди ко мне, и пожалуйста, пожалуйста, скажи, что останешься со мной навсегда».

Элиза нервно расхаживала по комнате. Ее дядя приканчивал третий стакан вина. Мать складывала и снова расправляла квадратную льняную салфетку, а отец, наверное, уже в сотый раз вытаскивал из кармана часы.

Дверь скрипнула, и Элиза встрепенулась. Но ее надежда тут же сменилась отчаянием, ибо это была всего лишь миссис Дули, жена хозяина гостиницы.

— Могу я подавать первое блюдо?

— Да…

— Нет! — перебила своего дядю Элиза. — Нет. Мы ждем еще одного гостя.

— Который не придет, — проворчал дядя Ллойд.

— Он придет, — твердо сказала Элиза. — Ступайте, — приказала она растерявшейся женщине. — И когда гость прибудет, немедленно проводите его сюда.

Дверь, осторожно звякнув, закрылась. Тишина вновь воцарилась в скромно обставленной столовой.

Элизе вдруг подумалось, что больше всего переживаний выпадало на ее долю всегда именно в столовых и всегда из-за мужчин. Взять хотя бы ее день рождения, когда она так мучилась из-за помолвки с Майклом. Прекрасный, галантный Майкл! Он заслуживал любви самой лучшей из женщин. Элиза от души надеялась, что ее бывший жених скоро найдет себе достойную спутницу жизни.

Но сегодняшнее ожидание в скромной маленькой гостинице в Лайм-Риджисе было куда мучительнее, чем все те часы, которые она провела в страхе, думая о предстоящей свадьбе с Майклом Джонстоном. Время обеда давно настало. Киприану уже давно пора было прийти. Если бы здесь были Обри и ее братья! Но они обедали отдельно. За этим столом должны были сидеть только ее родители, отец Киприана, она — и Киприан. Если он появится.

Прошла еще четверть часа, показавшаяся Элизе вечностью. Она стояла у окна, отодвинув занавеску, и смотрела в темноту зимнего вечера, на буковую рощу, с которой ветер обрывал последние листья. Голые ветки простирались к мрачному небу, словно молили его вернуть им свет и тепло. Вот так же и она возносит мольбу о свете и тепле, которые только Киприан может принести в ее жизнь, подумалось Элизе.

Раздался легкий стук в дверь, и Элиза вздрогнула, но плечи ее тут же разочарованно поникли. Киприан никогда не стал бы стучать так робко.

Действительно, унылую тишину, царившую в комнате, нарушил характерный юго-западный говорок миссис Дули:

— Прошу прощения, но…

— Я представлюсь сам, благодарю вас.

Элиза, чуть не задохнувшись, стремительно обернулась. Киприан!

Он стоял в дверях, едва не касаясь головой притолоки. Разве мог быть еще на свете мужчина такой прекрасный, такой мужественный? Такой любимый? Благодарные слезы затуманили глаза Элизы. Она стояла, не говоря ни слова, и только смотрела на Киприана. Он пришел к ней. Он любил ее, и она — о, как же она любила его!

Глаза их встретились, и Элиза увидела в его взгляде любовь и доверие. «Я здесь ради тебя, — говорил этот взгляд. — Я здесь потому, что люблю тебя, потому, что ты нужна мне».

Тут Киприан заметил своего отца, и в мгновение ока нежность в его взгляде сменилась холодным безучастием, которое, как уже знала Элиза, всегда скрывало тщательно сдерживаемый гнев. Киприан застыл на пороге, не входя в комнату, и Элиза двинулась было к нему, но мать поймала, ее за руку, а отец вышел вперед, приветствуя гостя.

— Добрый вечер, капитан Дэйр. — Отец Элизы протянул руку и, хотя Киприан не сразу подал ему свою, молча ждал. Когда Киприан Дэйр наконец пожал руку Джеральда Фороугуда, Элиза готова была расцеловать отца за проявленное им великодушие. Он хотел все уладить ради нее, поняла она. Он хотел, чтобы у Киприана была возможность договориться и со своим отцом, и с отцом своей возлюбленной. Чтобы у него была возможность жениться на Элизе. Оставалось только попробовать залечить раны, которые Киприан и дядя Ллойд нанесли друг другу.

Элиза перевела дыхание, все еще боясь поверить своей надежде. Мать ободряюще сжала ее руку, а Джеральд Фороугуд пригласил Киприана войти. Дверь закрылась. Киприан повесил на крючок свою шляпу и тяжелое пальто, затем повернулся лицом к присутствующим.

Ему приходилось нелегко, поняла Элиза. Он казался таким огромным, грозным, но Элиза уже достаточно хорошо его изучила и знала, что самый устрашающий облик Киприан принимал всегда, когда чувствовал себя наиболее уязвимым. О, насколько же прав был Ксавье, когда говорил ей, что под маской гнева Киприан скрывает раненое сердце! Элиза посмеялась тогда, но теперь она знала, что это правда, и ей хотелось исцелить эти раны. Она от всей души надеялась, что сегодня вечером они с Киприаном вместе сделают еще один шаг по пути к долгожданному исцелению.

— Позволь, я представлю нашего гостя, папа.

Элиза, не дожидаясь ответа отца, пересекла комнату и встала рядом с Киприаном. Она ободряюще улыбнулась ему и коснулась его неподвижной, словно окаменевшей руки.

— Рада представить всем вам капитана Киприана Дэйра. Мой отец, сэр Джеральд Фороугуд. — Элиза потянула Киприана за руку и подвела его к матери. — Моя мать, леди Констанция Фороугуд.

— Добро пожаловать, капитан Дэйр. — Констанция протянула Киприану руку, и тот пожал ее с коротким вежливым поклоном. Одобрительно улыбнувшись дочери, мать Элизы снова взглянула на Киприана с самым приветливым и любезным выражением лица. Если кто и умел обращаться с людьми, так это Констанция Фороугуд. Элиза почувствовала, как чуть расслабилась рука Киприана под ее пальцами, и пообещала себе непременно спросить потом у матери, как ей удается сохранять такое безмятежное спокойствие и непринужденность даже в столь напряженной обстановке.

Но оставался еще дядя Ллойд.

Киприан снова весь словно окаменел, когда они с Элизой повернулись к его отцу, но безропотно прошел вместе с ней те три шага, которые понадобились им, чтобы предстать перед Ллойдом Хэбертоном.

— Дядя Ллойд, — начала Элиза, лихорадочно подыскивая слова. — Вы с Киприаном встретились при весьма печальных обстоятельствах. Он питает к вам не самые теплые чувства. — Она выдержала паузу. — Я знаю, что ваши чувства к нему далеки от великодушия…

— Мне не нужно его великодушие, — прервал ее Киприан.

— А я и не собираюсь его проявлять! — огрызнулся дядя Ллойд.

— Я не то имела в виду! — воскликнула Элиза, становясь между двоими мужчинами.

— Если он думает, что может получить хотя бы фартинг из моего состояния…

— Мне плевать на ваше состояние, — ощетинился Киприан.

— Тогда верни выкуп! — Лицо Ллойда Хэбертона побагровело от ярости. — Верни мои деньги, если не лжешь!

Взгляд Элизы метнулся от Киприана к дяде Ллойду и снова к Киприану. Ему это доставляет удовольствие, поняла она. Если он сможет довести своего отца до апоплексического удара, то будет считать, что вечер удался. К ее огромному облегчению, Джеральд Фороугуд не дал разгореться конфликту.

— Я не могу одобрить подобное нецивилизованное поведение в присутствии моих жены и дочери, — прогремел он.

Оба противника свирепо воззрились на него, но замолчали.

— Уже поздно, — продолжал Джеральд, ухватившись обеими руками за лацканы своего сюртука, — и я голоден. Давайте сядем наконец за стол и спокойно пообедаем. — Он обернулся к матери Элизы и галантно протянул ей руку. — Дорогая, позволь проводить тебя к столу.

Никогда еще Элиза так не гордилась и не восхищалась своим отцом, как в этот момент. Джеральд усадил жену на одном конце овального стола, и сам поместился на другом, напротив нее. Элиза осторожно потянула Киприана за руку, но тот не стал в свою очередь совершать торжественный ритуал усаживания своей дамы за стол. Более того, как бы бросая вызов обществу, он выразительно посмотрел на Элизу.

— Я хочу поговорить с тобой. Наедине, — произнес Киприан, даже не потрудившись понизить голос. И хотя голос этот ничего не выражал, глаза Киприана были весьма красноречивы.

— Киприан… — шепотом взмолилась Элиза, но отец прервал ее:

— После обеда, разумеется, если мы придем к какому-либо дружескому соглашению, я буду рад предоставить вам возможность побеседовать с Элизой наедине. Может быть, вы выпьете стаканчик горячего пунша у камина или найдете еще какое-нибудь подобающее занятие.

— Это было бы очень мило, — ответила вместо Киприана Элиза, моля небо, чтобы он наконец сдвинулся с места.

Киприан прерывисто вздохнул и с необычной для него неловкостью повел Элизу к столу.

— Садитесь рядом со мной, капитан Дэйр, — сказала Констанция, похлопав по соседнему с ней стулу. Ее яркие карие глаза встретились с глазами дочери, согрев Элизу обнадеживающим взглядом. — Элиза, ты сядешь между капитаном Дэйром и твоим отцом.

Таким образом, для Ллойда Хэбертона оставалось место напротив Киприана, и Элиза усомнилась, сможет ли выдержать целый обед, глядя, как эти двое свирепо пялятся друг на друга, словно злобные псы, рвущиеся с поводков.

Однако, когда дядя Ллойд тоже уселся, атмосфера как будто немного разрядилась. Отец и сын, нравилось им это или нет, сейчас впервые оказались за одним столом, готовясь разделить друг с другом трапезу, и Элиза ощутила вдруг внезапную уверенность, что все наладится. Вероятно, на этом пути их еще ждут трудности и даже неприятности, но в конечном счете все будет хорошо.

Миссис Дули принесла супницу с дымящейся рыбной похлебкой, блюдо хрустящих хлебцев, нежный сыр и вино двух сортов. Пока она расставляла кушанья, присутствующие обменивались незначительными замечаниями, но, как только дверь за женщиной закрылась, Киприан немедленно приступил прямо к делу.

— Несмотря на то, что мы с вами познакомились при наихудших обстоятельствах, — обратился он к Джеральду Фороугуду, — я пришел сюда сегодня, чтобы просить у вас руки Элизы. Мы с ней хорошо подходим друг другу, хотя на первый взгляд и может показаться, будто это не так. И я думаю, она не будет против. — Киприан накрыл правую руку Элизы своей левой рукой и слабо улыбнулся ей. — Я буду вашей дочери хорошим мужем.

«А я буду тебе хорошей и любящей женой», — сказали Киприану глаза Элизы. Она предвидела, что за обедом ей придется поволноваться, ждала споров и ссор, принимая во внимание упрямство и несговорчивость сторон, но вот чего она не ожидала — это такого прямого и решительного заявления Киприана. Ее сердце переполняла любовь, какой она не могла даже вообразить себе всего несколько недель назад.

— Ну что ж, — ответил отец Элизы, одобрительно кивнув. — Счастлив это слышать. Я знаю, что моя дочь горит желанием выйти за вас замуж. Но я должен узнать о вас побольше. Где вы собираетесь жить? Сможете ли обеспечить Элизе достойное существование? Именно поэтому я пригласил сегодня вашего отца.

— Этот человек не имеет ко мне никакого отношения, — отрезал Киприан, бросив красноречивый взгляд на Ллойда Хэбертона. — Все, что я имею и собираюсь предложить Элизе, достигнуто мною лично, без его помощи, если не сказать более. Как известно, мой так называемый отец не давал мне занять достойное место в этом мире; он препятствовал самому моему появлению на свет. Возвращаясь к вашим вопросам, надеюсь, что смогу дать Элизе все, чего она достойна. У меня, ни много ни мало, три Корабля. А что касается того, где мы будем жить, так у меня есть большой дом на Нормандских островах, и, если Элиза захочет, я могу построить для нее дом где-нибудь еще.

— На меня пусть не рассчитывает, — буркнул Хэбертон, зло глядя на свояка и на Киприана. — Он похитил моего сына и украл мои деньги…

— Он тоже ваш сын! — вскричала Элиза, вскакивая и наклоняясь к нему над столом. Она уже достаточно наслушалась брюзжания дяди, и терпение ее лопнуло. — Когда вы наконец признаете этот факт и помиритесь с ним?

— А он вовсе не хочет со мной мириться! — рявкнул Хэбертон. — Он хочет только унизить меня в глазах моей семьи! И на тебе, Элиза, он женится, чтобы насолить мне. А ты настолько глупа, что…

— Не смейте называть ее так! — Киприан тоже встал, и, почувствовав исходившие от него волны ледяного гнева, Элиза испугалась, что капитан Дэйр все-таки проиграл бой, который на протяжении всего вечера вел со своим нравом.

— Да, не называйте меня глупой, — поспешно вмешалась она, надеясь предотвратить готовую вспыхнуть ссору. — Обри и я едины в этом вопросе, дядя Ллойд. Мы оба своими глазами увидели, как сильно способны любить и вы, и Киприан. Он — ваш сын, хотите вы или нет простить ему похищение Обри. А он — твой отец, — обернулась Элиза к Киприану. — Пусть он бросил твою мать, но тебя он не бросал. Он не знал, что у Сибил родился ребенок! — Элиза схватила Киприана за руку, сплетя его пальцы со своими, и, ощутив наконец чуть заметное ответное пожатие, дотянулась через стол до руки дяди Ллойда. — Столько времени уже потеряно! Пожалуйста, давайте не будем больше цепляться за ошибки прошлого. Давайте думать о будущем, Я так хочу, чтобы оно было для нас счастливым! — Элиза сделала глубокий вдох, моля небо помочь ей найти нужные слова, чтобы сломать наконец глухую стену, в которую они все уперлись. — Вы будете дедом наших детей, дядя Ллойд. Неужели вы и от этого хотите отказаться?

Элиза чувствовала сопротивление в руке дяди, но, когда она упомянула о внуках, что-то изменилось. Лицо сэра Ллойда чуть разгладилось, и он взглянул на Киприана:

— Ты позволишь им считать меня своим дедом?

«О, пожалуйста!» — пылко взмолилась про себя Элиза, сильнее сжимая пальцы обоих мужчин и не отрывая глаз от лица Киприана. Она вцепилась в руки дяди и любимого, словно пыталась послужить неким проводником между отцом и сыном, соединить их собой, и после некоторой паузы почувствовала, что Киприан, вовсе не склонный прощать, все-таки сдается. Он вздохнул, отводя глаза, и Элизе захотелось плакать от радости.

— Если Элиза этого хочет, — процедил Киприан. Его лицо склонилось к лицу Элизы. — Если ты действительно этого хочешь.

— Да, — выдохнула она. — О да, Киприан, я хочу этого.

Ее дядя громко закашлялся, потом, словно спохватившись, вырвал свою руку из руки племянницы и снова насупился.

— Может быть, теперь мы наконец приступим к обеду, — проворчал он и, берясь за ложку, добавил: — Еще остается вопрос о выкупе.

— Уверен, что мы сможем уладить это дело к обоюдному удовольствию, не так ли? — спросил отец Элизы, пристально глядя на своего будущего зятя, пока не получил в ответ угрюмый кивок. Затем он обратил свой взгляд на свояка и, дождавшись наконец такого же кивка от сэра Ллойда, улыбнулся. — Отлично. Теперь, когда мы обо всем договорились, давайте поднимем тост за Элизу и Киприана.

Когда Киприан и Элиза сели, все еще не разжимая рук, Джеральд Фороугуд встал и торжественно поднял свой бокал.

— За мою единственную дочь, Элизу Викторину, и за ее жениха, капитана Киприана Дэйра. Желаю вам долгой жизни и большого счастья!

— И много детей, — добавила Констанция.

— Да, — сказал после небольшой паузы сэр Ллойд и тоже поднял бокал. — Много детей!

После этого обед прошел сравнительно гладко, хотя Элизе казалось, что он тянулся целую вечность. Ей хотелось побыть с Киприаном наедине, пусть даже на этот раз им пришлось бы вести себя осмотрительно. Элиза сгорала от желания поговорить со своим женихом с глазу на глаз. Конечно, они не смогли бы ни коснуться друг друга, ни поцеловать, но были вещи, которые она непременно должна была ему сказать, и как можно скорее, но только ему одному.

К тому моменту, когда Джеральд Фороугуд начал настойчиво предлагать всем попробовать десерт из печеных яблок, Элизе уже хотелось кричать. Выручила ее мать. Словно прочитав мысли дочери, Констанция Фороугуд сказала:

— Элиза, вы с Киприаном наверняка хотели бы на пару минут остаться вдвоем?

— О да! Спасибо, мама.

— Я распоряжусь насчет отдельной гостиной… — начал Джеральд.

— Мы лучше прогуляемся, — перебил его Киприан.

— Но на улице снег.

— Я люблю снег! — воскликнула Элиза, вскакивая из-за стола. — Минутку, я только надену плащ!

— Но твои легкие! Констанция! — воззвал Джеральд Фороугуд к жене. — Холод же вреден для ее легких…

— Думаю, наша Элиза уже не та болезненная девочка, какой мы привыкли ее считать, — улыбнулась супругу леди Фороугуд. — Она теперь женщина, сильная и здоровая женщина, дорогой. С ней все будет в порядке.

Поспешно надевая плащ, натягивая на голову капюшон и разыскивая в карманах перчатки, Элиза бросила на мать благодарный взгляд. Позже она вернется, и они обо всем поговорят. Позже она постарается выразить свою благодарность матери за все, что та сделала, чтобы дело кончилось так хорошо. Но сейчас… сейчас наступало время, которое принадлежало только двоим — ей и ее жениху.

Едва успев выйти из гостиницы, сопровождаемая строгими напутствиями отца, чтобы она не уходила за пределы двора и не задерживалась дольше четверти часа, Элиза наконец дала волю своим чувствам.

— Ты пришел, — выдохнула она, хватая Киприана за рукав тяжелого пальто и заставляя его повернуться к ней лицом. — Ты пришел ко мне, несмотря ни на что.

— Мы с ним никогда не будем отцом и сыном, — предупредил Киприан, прекрасно понявший, что она имеет в виду. — Как бы тебе этого ни хотелось.

Под любящим взглядом Элизы Киприан не смог долго удерживать на лице суровое выражение. Линия его губ смягчилась, обозначая зарождающуюся улыбку, а глаза цвета полуночного неба принялись рассматривать лицо любимой так, словно хотели изучить и запечатлеть в памяти каждую черточку. Вобрать всю ее в себя навсегда.

Кипучая радость наполнила сердце Элизы. Горячий поток, захлестнувший ее, не остудила бы никакая метель. Если бы она захотела, казалось Элизе, она могла бы сейчас растопить выросшие во дворе сугробы, разогнать тяжелые тучи над головой и вернуть на землю солнечный свет и весеннее тепло. Весна будет вечно царить в ее сердце, пока Киприан любит ее…

Но он ведь ни разу еще не произнес этих слов после того, как выкрикнул их в порыве страсти. Элиза хотела снова услышать их сейчас, когда они оба были укутаны в зимние одежды и только лица их были свободны от нескольких слоев толстой шерстяной ткани.

Элиза прижалась к Киприану и положила голову ему на грудь. Его руки тут же обвились вокруг нее, и она уютно, как в гнезде, устроилась в его мощных объятиях. Киприан держал Элизу так крепко, словно не собирался Больше отпускать никогда, и в то же время так бережно и нежно, словно в руках у него было хрупкое сокровище и он боялся его сломать.

Но Элиза знала, что не сломается. Пока Киприан любит ее, он никогда, никогда не сможет сделать ей больно.

— Я люблю тебя, Киприан. — Элиза подняла глаза на это суровое красивое лицо, на которое будет смотреть теперь всю оставшуюся жизнь. — Когда ты пришел сегодня, я уже и тогда любила тебя, но сейчас… сейчас люблю еще сильнее.

Она засмеялась и спрятала лицо на груди у Киприана, опасаясь, что выглядит сейчас влюбленной дурочкой. Но ведь именно такой она и была — и собиралась отныне быть всегда.

Теплые пальцы Киприана приподняли ее подбородок, и Элиза робко заглянула в его глаза. То, что она увидела в них, мгновенно заставило ее позабыть о робости, ибо глаза Киприана сияли любовью, открытой, неподдельной любовью, и Элиза упивалась ею, купалась в ее лучах. А потом Киприан сказал слова, идущие из самой глубины его сердца, и темнота, холод, снег — все вокруг для Элизы исчезло, как по мановению волшебной палочки.

— Я люблю тебя, Элиза. Против своей воли, вопреки внутреннему голосу; предостерегавшему меня, я отдал тебе свое сердце. — Ладонь Киприана охватила щеку Элизы, и, хотя на губах его играла легкая улыбка, голос звучал серьезно, почти торжественно. — И теперь, раз мое сердце уже в твоей власти, тебе осталось только взять всего меня. Твои родители, кажется, согласны, но мне нужно твое согласие. Только твое. Скажи, что выйдешь за меня замуж, и всю оставшуюся жизнь я буду доказывать тебе, как я тебя люблю.

— Киприан… — Одно это слово смогла выговорить Элиза, но он понял, что это означало «да». Потом она скажет больше, гораздо больше, думала Элиза. Потом она объяснит, что ему ничего не нужно доказывать, что их совместная жизнь будет единственным доказательством, которое ей нужно. А сейчас она жаждала только одного: коснуться его, быть как можно ближе к нему. Элиза схватилась за отвороты пальто Киприана и поднялась на цыпочки. Киприан наклонился и приник к ее губам.

Когда влюбленные оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание, Киприан подхватил Элизу на руки и прижал к себе.

— Мы должны назначить день как можно скорее, — сказала Элиза, покрывая поцелуями его лицо.

— Мне кажется, я не доживу даже до завтра. Моя Элиза, как же я тосковал по тебе!

— А я — по тебе, — ответила Элиза, охватив лицо Киприана затянутыми в перчатки руками. — Обещай, что больше мы никогда не расстанемся.

— Обещаю, — поклялся Киприан, впиваясь в ее рот головокружительным поцелуем, от которого Элизу бросило в жар. У нее перехватило дыхание, и она совершенно утратила способность ориентироваться в пространстве. — Где твоя комната? — хрипло пробормотал Киприан, целуя ее волосы.

— Над самой… О, Киприан! Ты же не можешь…

— Еще как могу. И непременно сделаю это. Киприан провел рукой по спине Элизы, и, несмотря на просторный плащ, пышные юбки и нижнее белье, Элиза почувствовала, как пробежала по ее телу жаркая волна, поднимающаяся снизу, глубоко изнутри. «Почему бы и нет?» — мелькнула у нее бесстыдная мысль.

— Моя комната в углу, над конюшней. На втором этаже.

На землю упала полоса света из открывшейся двери.

— Элиза! Иди в дом. Буря усиливается! — раздался голос ее отца.

Киприан с Элизой мгновенно отпрянули друг от друга на подобающее расстояние. То, что снежная буря усиливается, может быть, и плохо, подумалось Элизе, а вот то, что усиливается уже знакомая буря ощущений внутри ее, — это прекрасно. Пройдет совсем немного времени, и Киприан наверняка сможет довести ее до того восхитительного крещендо страсти, которым он так искусно умел дирижировать.

— Увидимся позже, — прошептал Киприан, в последний раз награждая Элизу захватывающим дух поцелуем.

— Но не намного позже, — попросила Элиза, и, взявшись за руки, они побежали к свету и к ожидающему в дверях Джеральду Фороугуду. — Доброй ночи, Киприан! — крикнула девушка, вслед за отцом скрываясь внутри.

— Доброй ночи, — отозвался Киприан, глядя, как она исчезает за дверью гостиницы. Потом усмехнулся и поднял глаза к окнам второго этажа.

Ночь и вправду обещала быть доброй.