Укрощение Шарлотты (Гаремные страсти)

Глава 19

— Похоже, чума иссушила твои мозги, — в своей обычной краткой манере заметил Кохран, стоя на веранде вместе с Патриком. Оба моряка смотрели на море, тоскуя по ощущению качающейся палубы корабля под ногами. — Единожды в жизни, да и то если будет на то соизволение богов и фортуны, человек может повстречать женщину, подобную Шарлотте. И вот теперь ты собираешься подбросить ее к порогу родного дома, словно ненужный пропылившийся багаж. — Старпом глубоко вздохнул. — Если Брайхам Куад не пристрелит тебя после этого, как шелудивого пса, значит, я ничего не понимаю в людях.

Патрик тоже вздохнул. Ну неужели никто никогда не поймет, что он поступает по чести, отдаляя от себя Шарлотту с ребенком?

Он глубоко обманывался до сих пор, думая, что может быть счастливым, ведя жизнь плантатора, до конца дней своих оставаясь на одном месте. Ему жизненно необходимы движение, новизна и даже смертельный риск.

Определенно его жизнь можно считать лишь чередой приключений, причем одно опаснее другого. В этих условиях не приходится думать ни об удобствах, ни о размеренном существовании. Вряд ли это все можно считать подходящими условиями для женщины с ребенком — он не сможет обеспечить им самых элементарных вещей.

— Будьте столь любезны, мистер Кохран, — мрачно произнес он, до боли сжимая руками перила веранды и продолжая смотреть на море, — оставьте свое мнение при себе и позвольте мне самому управляться.

— Дело твое. — Кохран не спеша набил трубку и раскурил ее, окутавшись облаком сладкого ароматного дыма. — Я никогда не считал тебя дураком. А теперь вижу, что ошибался.

— Весьма редкий случай при твоем, знании людей. — Патрик постарался скрыть свою боль за резкостью слов. Он решил, что лучше всего переменить тему разговора, так как не хотел ссориться с Кохраном. — Как ты думаешь, что означает появление на берегу этого типа — Роулинга?

— Я убежден, что это означает опасность, — с готовностью отвечал Кохран, и было видно, что он много размышлял на эту тему. — Конечно, я не имею в виду самого Роулинга. Судя по всему, это порядочный малый. Я подразумеваю Рахима или какого-нибудь разбойника вроде него, который рыщет неподалеку от острова в надежде поживиться. Боже, храни нас всех, если только они как-то сумеют пронюхать, что «Чародейка» покоится на дне залива. А кроме того, есть признаки, что с моря идет сильнейший ураган.

Патрика снова пронзила боль при упоминании об уничтоженном корабле: он оплакивал шхуну, как любимую женщину, или дитя, или самого дорогого друга. Однако теперь все силы надо направить на разрешение насущных проблем: часть пушек, которые сумели снять с «Чародейки», лучше всего разместить на высотах возле дома, развернув их к морю. Его охранники и матросы, все еще пребывавшие в импровизированном госпитале на берегу, должны быть переведены в дом. К тому же надо позаботиться о запасах воды и пищи на случай осады — либо стихии, либо пиратов. Либо и того и другого.

— Проклятье! — прошептал Патрик, чувствуя вместе с тревогой и возбуждение. Сама мысль о возможном сражении уже прибавляла ему сил.

Последние признаки перенесенной болезни быстро исчезли в последующие дни, так как у него не оставалось времени на размышления о сложностях жизни или страдания на ложе болезни. Волны принесли множество обломков корабля, но ни одного пассажира. И тревога не оставляла Патрика, побуждая проклинать равнодушие безбрежного моря и неба.

Усилившийся ветер нещадно трепал верхушки пальм, и в конце концов Шарлотта отказалась от идеи порисовать в этот день. Страницы альбома трепетали так, что она не могла сосредоточиться, да к тому же мысли ее были заняты сейчас вовсе не рисованием.

Во-первых, эта неправдоподобная, трагическая история мистера Гидеона Роулинга. Хотя по отношению к нему Шарлотта не ощущала того трепета, который возникал при одном взгляде Патрика в ее сторону или даже когда он просто поднимал бровь, мистер Роулинг оставался для нее весьма привлекательной, романтической фигурой. Большую часть времени он спал, периодически разрывая сердце Шарлотты жалобным плачем по своей утонувшей Сусанне. К тому же он обладал скромной, возвышенной красотой отринувшего все земное поэта. Он и был христианским миссионером — новобрачные решили посвятить свои жизни спасению австралийских аборигенов от вечного проклятия, грозившего их некрещеным душам. По мнению Шарлотты, это было прекрасное призвание, хотя и несколько честолюбивое.

Во-вторых, конечно, Шарлотта не могла не думать о Патрике. Она очень надеялась, что капитан любит ее, — он и не пытался скрывать свои чувства, когда в теплой, напоенной неземными ароматами темноте тропической ночи, стеная от страсти, повторял ее имя и клялся всеми клятвами, что она отняла его душу. И все же днем капитан опять становился невыносимым. Он придирался к Шарлотте всякий раз, как только сталкивался с ней. Благодарение Богу, в последнее время это случалось достаточно редко — у пего появилась привычка избегать ее. А если они и говорили между собой, что случалось все реже, то Патрик всякий раз напоминал ей, что по-прежнему намерен сослать ее с ребенком в Гавань Куад.

Ну и к тому же Шарлотта не могла не обратить внимания на то, что подопечные Патрика вместе с опекаемыми ими больными матросами переместились в большой дом, па окружавших плантацию утесах расставлены пушки, а здоровые моряки уже несколько дней заняты тем, что с помощью туземцев закладывают кирпичами огромные окна усадьбы. Здесь хватило бы пиши для размышлений любому, а не только подвижному уму Шарлотты,

Бредя по направлению к дому, который выглядел темным и даже грозным из-за заложенных окон, она решила навестить мистера Роулинга. В отличие от Патрика, он всегда готов поддержать светскую беседу, хотя, конечно, все еще грустен.

Он сидел в гостиной на первом этаже, слушая страстную, наполненную страданием музыку, которую исполняла на фортепиано Стелла, одна из подопечных Паприка. Увидев, что он не один, Шарлотта хотела было ретироваться, но он стал улыбаться и кивать ей еще за версту.

Она приблизилась, не обращая внимания не недовольный взгляд, которым наградила ее изящная темноволосая Стелла, и присела возле кресла на корточки.

— Привет! — тихонько сказала она.

Оп прикоснулся к ее волосам — жест, за который любой другой мужчина поплатился бы перед Патриком головой, — и произнес низким проникновенным голосом:

— Шарлотта! — Его взгляд опустился на ее босые ступни, которые выглядывали из-под подола платья. Он удивленно улыбнулся. — Где ваши туфли?

— Не имею понятия, — призналась она. — Не могу вспомнить, где я их оставила.

Мистер Роулинг неестественно рассмеялся. Стелла разразилась громовым аккордом, с грохотом захлопнула фортепиано и вылетела из гостиной.

— О, простите, я помешала вам! — спохватилась Шарлотта.

— Юная леди, кажется, решила очаровать меня, — со вздохом посетовал он, слегка улыбаясь. — Боюсь, что на этом острове ей явно недостает мужскою общества.

На мгновение Шарлотта отвела глаза, и ей представился Патрик в образе некого мифического существа, выходящего из бездны вод.

— Не слишком ли быстро, я подразумеваю ваше положение, вы снова стали интересоваться женским полом?

— Интересоваться женским полом вообще и быть влюбленным в какую-то одну женщину — это совсем разные вещи, назидательно произнес он, пожимая плечами. — Горе от утраты моей незабвенной Сусанны не оставит меня до конца моего земного существования, но одной из слабостей моей натуры является то, что я не выношу одиночества. Я непременно снова женюсь при первой же возможности, и Стелла является не менее вероятной кандидатурой, чем любая другая.

Она выпрямилась и пересела на табурет возле фортепиано, на котором чуть раньше сидела Стелла. Бездумно ее пальцы пробежали по клавишам, как это часто бывало в детстве, в гостиной отца.

— Мужчины так непостоянны, — с обидой сказала она.

— И что следует из этого наблюдения, осмелюсь вас спросить? — Вопрос был задан весьма определенно, хотя и вежливо.

— Женщину мало утешает сознание того, — попытавшись улыбнуться, отвечала Шарлотта. — что любимый ею мужчина так легко примет на ее место другую.

— Я так понимаю, что речь идет конкретно о капитане.

— Да, — отвечала она просто, когда поняла, что отводить взор бесполезно, так как ее смущение выдает краска на щеках. — Меня может растерзать на тысячу кусков стая кровожадных обезьян и растащить мои останки по всему острову, а Патрик скажет: «Бедная девочка, какая жалость!» и тут же примется искать мне замену.

— По-моему, вы не совсем понимаете, какое место изволите занимать в сердце мистера Треваррена.

— Вы глубоко ошибаетесь, мистер Роулинг.

— Гидеон, — поправил он.

— Гидеон, — повторила Шарлотта.

Она почему-то чуть не разрыдалась, но приписала это желание переменам в состоянии тела и души, происшедшим вследствие беременности. Лишь через несколько секунд она нашла в себе силы снова поднять глаза.

Взгляд Роулинга излучал такое благородство, что это невольно располагало собеседника к откровенности.

— Я попала в ужасное положение. — Она слегка всхлипнула и вытерла глаза тыльной стороной руки. — Вы понимаете, я была замужем за капитаном Треварреном, а теперь нет, но у нас есть ребенок.

— Дальше, — попросил Гидеон, протягивая руку к Шарлоттиному табурету на колесиках и подтягивая его ближе к себе.

И она рассказала ему всю историю, начиная с самого начала, с их давней встречи в Сиэтле. Она созналась, что влюбилась в мистера Треваррена с момента их необычного знакомства высоко на мачте «Чародейки». Она считала себя его настоящей женой, считала вполне искренне, когда Халиф провозгласил их брак. Патрик расторг их союз — и она не смогла сдержать слез при воспоминании о том, как легко ему это удалось, — просто хлопнув три раза и ладоши и повторив: «Я развожусь с тобой». Однако Шарлотта считала себя по-прежнему связанной с ним. «А теперь, — с отчаянием заключила она, — Патрик решил отослать меня домой и забыть».

Когда Шарлотта закончила свою замысловатую историю, опустив лишь некоторые самые интимные моменты, в зеленых глазах Гидеона полыхало пламя праведного гнева.

— Во имя всех святых! — воскликнул он. — Да этот шилец попрал все законы Божьи!

— Я не думаю, — начала было Шарлотта, тут же испугавшись, что наболтала слишком много из-за редкой возможности выговориться.

Но Гидеон тут же прервал ее.

— Это не подлежит сомнению. Шарлотта, если Патрик Треваррен не соблаговолит достойным образом жениться на вас и дать свое имя вам и вашему ребенку, этим займусь я.

Она почувствовала, как краска сбежала у нее с лица. Гидеон был прекрасным человеком, добрым, благородным и по-своему красивым, но, как бы он ни был хорош. Шарлотта весьма опасалась, что не сможет заставить себя согласиться вступить с ним в брак. Несмотря на всю предыдущую браваду по поводу любовников и превращения в известную особу в ответ на решение Патрика сослать ее в Гавань Куад, ей была противна сама мысль о том, что к ней прикоснется другой мужчина.

Гидеон приподнялся в кресле и запечатлел на лбу у Шарлотты братский поцелуй. Затем, весьма довольный собою, снова опустился в кресло и сказал:

— Ну, теперь мы сделаем вот что. Пришлите-ка вашего капитана ко мне, Шарлотта. Я постараюсь внушить ему страх перед гневом Господним.

— Я не хочу, чтобы Патрика принуждали жениться на мне, — широко распахнув глаза, прошептала Шарлотта.

— Не беспокойтесь, милая, — похлопал се по руке Гидеон. — Не думаю, что мне придется прибегать к принуждению.

Она тут же отправилась на поиски Патрика и нашла его склонившимся над кипой географических карт в компании с Кохраном. Ветер, стучавший в окна и свистевший под потолком, создавал звуковой фон, весьма сочетавшийся с недовольным выражением его лица.

«Может ли быть, не переставая удивляться про себя Шарлотта, что это тот же самый человек, который обнимал меня так крепко прошлой ночью в постели, кто пробуждал в моем теле ответный трепет и кто проник в самую сердцевину души своими словами и ласками?»

— В чем дело, Шарлотта? — сухо спросил он голосом, звеневшим словно сталь на морозе. — У меня много дел и мало времени.

Она старалась держаться как можно прямее, стоя в проеме огромных дверей, расправив плечи и подняв голову. Шарлотта знала, что при желании может напускать на себя весьма достойный вид, несмотря на босые ноги и давно просившие расчески волосы. Чувство фамильной чести она впитала с молоком матери.

— Гидеон… Мистер Роулинг хотел бы побеседовать с тобой.

Патрик нахмурился — возможно, услышав, как Шарлотта запросто называет гостя по имени, — и невольно выпустил край карты, которая с шелестом тут же снова свернулась в трубку.

— Я навещу его попозже.

— Хорошо, — легко согласилась Шарлотта с облегчением. Она чувствовала, что задела Патрика за живое, и была рада. Она собралась было уйти, но он удивил ее, остановив вопросом:

— Где твои туфли?

Сначала ее босым ногам удивился Гидеон, и вот теперь — Патрик. Шарлотта небрежно бросила ему через плечо:

— У меня и в мыслях не было мешать твоим важным делам, отвечая на столь незначительные вопросы, — и гордо удалилась.

Она услышала его проклятье и победно улыбнулась, следуя через коридор в заднюю часть здания. Кухня занимала в доме отдельное помещение, а она в последнее время пристрастилась к замечательным бисквитам, которые каждый день пекла Якоба. Шарлотта удивленно хмыкнула, проходя через сад, где изрядно усилившийся ветер еще больше растрепал ей волосы и запутал вокруг ног подол платья.

Патрик постарался выбросить из головы приглашение явиться к гостю, этому миссионеришке, которого на днях вынесли на берег волны, но фамильярное обращение Шарлотты к нему по имени гвоздем засело у него в мозгу. В таком состоянии он не мог толком сосредоточиться на плане обороны острова.

В конце концов он чертыхнулся, оставил корпеть над планами Кохрана, с лица которого не сходила сдержанная улыбка, и направился на поиски Роулинга.

Тот по-прежнему находился в гостиной, а возле него порхали, подобно парочке колибри, Джейн и Стелла, развлекая его своим щебетом и угощая чаем. Патрик очень любил обеих — они заменяли ему сестер, которых у него никогда не было, но сейчас их веселая суета вокруг Роулинга почему-то рассердила его.

— Вон! — приказал он без вступлений и объяснений.

Джейн и Стелла обменялись понимающими взглядами и выпорхнули из комнаты.

Патрик закрыл двери и прислонился к ним спиной, скрестив на груди руки. Взор его выражал что угодно, кроме гостеприимства. По его понятиям, он и так сделал больше, чем этот человек заслуживает: спас ему жизнь, предоставил крышу над головой и своих слуг в распоряжение. Более он ему ничем не обязан. Он не соизволил заговорить первым, считая, что одного его присутствия достаточно, чтобы было ясно: он принял во внимание приглашение Роулинга.

Гость вздохнул, и Патрик с удивлением и смущением поймал себя на том, что боится, не попала ли Шарлотта под обаяние его утонченного облика и вежливого, деликатного обращения. Он тут же постарался выбросить из головы такую чуть.

— Прошу вас, присаживайтесь, — пригласил Роулинг, словно это была его собственная гостиная, а Патрик находится здесь лишь постольку, поскольку его пригласили.

Гордыня капитана не позволила ему среагировать на приглашение, и он остался стоять. Снизойдя взором до сидящего перед ним тщедушного мужчины, он всем своим видом дал понять, что весьма разгневан.

— Стало быть, вы — упрямец! — с улыбкой, словно про себя, констатировал Роулинг. Благодаря ею чистому английскому произношению даже самые простые слова в его устах звучали более привлекательно. Патрик от всей души надеялся на то, что у Шарлотты хватит ума не придавить слишком большого значения такой ерунде, как его американский акцент.

— У меня мало времени, — напомнил он. Возможно, из-за посетивших его сейчас мыслей собственные слова показались ему режущими слух. Да, — вздохнул священник. — Ну что ж, не будем тянуть кота за хвост, так говорят? Вы бессовестно воспользовались доверчивостью наивной юной особы, капитан Треваррен, и я как служитель Господа считаю нужным заявить свой протест.

— Вы имеете в виду Шарлотту?

Патрик отскочил от двери с таким чувством, словно его отхлестали по физиономии. Он прекрасно понимал, что его вопрос звучит весьма глупо, но выпад Роулинга был столь неожидан, что капитан не успел собраться с мыслями.

— Да, прелестная особа, не так ли? Продолжайте, ваше преподобие. — Патрик живо представил прелести Шарлотты, услаждавшие eго каждую ночь, и мрачно кивнул. — Я не могу торчать здесь с вами целый день.

— Вы дали ей повод считать себя вашей супругой. — Улыбка Роулинга оставалась неизменной, однако она не скрывала сожаления, явно читавшеюся в его взоре. — После чего сумели наградить ее ребенком. Это так?

— Это все не так просто, — наконец выдавил из себя Патрик. Он чувствовал себя захваченным врасплох, как школьник, не выучивший урока.

— Затем, — продолжал Роулинг, так как Патрик не нашелся сказать ничего больше, — вы совершили процедуру развода. Я правильно излагаю ход событий?

— Это был языческий обряд — как свадьбы, так и развода, — попытался оправдаться Патрик.

— Для вас, но не для Шарлотты, — возразил Роулинг. — А теперь есть еще и ребенок.

— Да, — подтвердил Патрик, все больше утомляясь от этого разговора.

Возведенная им вокруг собственного сердца стена стала давать трещины. Он был в отчаянии. Он искренне желал бы спать таким человеком, который всю свою жизнь проводит на твердой земле, в стенах собственного дома и в объятиях единственной женщины. Но для него это невозможно. Его тяга к приключениям была столь же неотъемлемой его чертой, как синие глаза или кудрявые волосы.

— Я предложил ей выйти замуж за меня, — продолжал миссионер. — Конечно, в нашем союзе не может быть и речи о любви, но, по крайней мере, будет спасена ее честь, а у малютки будет незапятнанное имя.

Воображение безжалостно нарисовало Патрику Шарлотту, лежащую в постели с этим мужчиной, выгибающуюся в ответ на напористые движения его бедер, с кожей, покрывшейся испариной в порыве страсти, с ее чудесными локонами, разметавшимися по подушке. Он словно наяву услышал ее стоны наслаждения, и эта картина доставила ему такую боль, что он постарался подумать о чем-нибудь другом. И тут же ему представилась маленькая девчушка, милейшая миниатюрная копия Шарлотты, бегущая вприпрыжку по зеленой лужайке прямиком в объятия Роулинга с неповторимым мелодичным смехом и криком: «Папа!» Патрик закрыл глаза.

— Шарлотта приняла предложение? — с трудом выговорил он.

— Пока нет, — отвечал Роулинг, но Патрику совсем не стало от этого легче. В тоне этого человека звучала явная уверенность в том, что Шарлотта в итоге примет его предложение, и в самом ближайшем будущем.

— Но?

— Но я полагаю, что у нее не будет выбора, коль скоро станет явным ее положение. Даже на гаком уединенном острове, капитан Треваррен, беременность уничтожает репутацию женщины, не имеющей мужа. — Роулинг задумался, потеребив бороду. Следующая его фраза взорвалась в комнате, словно удар бомбы: — Поскольку вы, сэр, официально являетесь капитаном корабля, у вас имеется моральное и законное право для совершения брачного обряда. Я хотел бы, чтобы мы с Шарлоттой соединились узами супружества по всем правилам, конечно, как только она согласится с моими доводами,

Патрик чувствовал себя так, словно его пригвоздили к полу раскаленным стержнем. Его голос сорвался до шипения, словно у угасающего гейзера:

— А поди-ка ты к дьяволу!

— Да, капитан, вы имеете все задатки к тому, чтобы кончить свои дни в обществе этого малоприятного джентльмена, — рассмеялся в ответ Роулинг. — Но я могу уверить вас со всей определенностью, что вам не посчастливится встретить там меня! — Он на мгновение замолк, следя за тем, как воспринимает его слова Патрик. — Шарлотта непременно будет моей женой. Я дам ее ребенку свое имя и буду любить его как своего собственного.

— Уж слишком вы самоуверенны, — проворчал Патрик. Он был вынужден пересечь комнату, заглянуть в отделанный тиковым деревом соседний кабинет и выпить там основательную порцию бренди, прежде чем смог снова говорить. — Но вы совсем забыли, что все заперты на этом острове до тех пор, пока сюда не зайдет какой-нибудь корабль. А этого дня придется ждать месяцы, а может, и годы.

— Всевышний призвал меня нести его свет в Австралию, — сказал Роулинг, глядя Патрику в глаза, — и я отвечу на Его зов. Я уже вознес молитвы о судне, которое доставило бы меня туда, и вскорости одно из них посетит нас.

— Вы вознесли молитвы… — в изумлении пробормотал Патрик.

— Да, — довольно самоуверенно перебил его Роулинг. — И Господь учитывает мои смиренные просьбы, за редким исключением.

— А за свою утонувшую жену вы не успели помолиться, — в запальчивости вскричал Патрик, лишь потом осознав всю жестокость и несправедливость своего выпада, — или это явилось тем «редким исключением», которое вы упомянули?

Лицо Роулинга смертельно побледнело, но он моментально взял себя в руки. Дух его был силен, в этом Патрик вынужден был отдать ему должное.

— В своей непостижимой мудрости Господь счел Сусанну исполнившей свое земное предназначение и призвал ее на небеса.

Патрик отвел глаза. Язвительные выражения так и рвались наружу, но он подавил их в зародыше. Роулинг же продолжал потеплевшим голосом:

— Я думаю, что из Шарлотты выйдет замечательная миссионерша.

Не требовалось иметь богословского образования, чтобы понять, что Патрика простили, причем весьма великодушно, и это еще больше разозлило его. Он с грохотом разбил об пол стакан с бренди, который держал в руке, и осколки стекла с грохотом разлетелись по всей гостиной.

— Довольно! — прорычал он, не в состоянии переносить дальнейшие разглагольствования Роулинга на предмет достоинств Шарлотты в качестве служительницы Господней.

— Я в чем-то ошибся, капитан? — спросил священник все с той же мудрой и благородной улыбкой, приводившей Патрика в ярость.

— Вы чертовски нравы: кое в чем вы ошиблись! — Голос Патрика срывался на визг. — Шарлотта моя, и она останется моей!

— Тогда вам лучше всего жениться на ней подобающим образом, капитан, — рассудительно отвечал Роулинг с непоколебимым достоинством.

— Не она ли надоумила вас на этот разговор? — прищурив глаза, с подозрением спросил Треваррен.

— Шарлотта поделилась со мной своими горестями, вот и все, — ответил священник. — Мне показалось весьма практичным предложить ей руку и сердце — с моим обручальным кольцом на пальце она избежит скандала, а я буду избавлен от разрушительного одиночества. Поверьте мне, капитан, что, стоит мне возжаждать этого всей душой и как следует об этом помолиться, колесо рематической фортуны повернется в мою сторону, я не сомневаюсь.

Ну и наглец этот британский святоша, считающий себя в столь панибратских отношениях с Всевышним?! Он что, возомнил себя Моисеем? Давидом?

— И вы меня называем заносчивым?

— Молитва за правое дело высоко ценится, все с той же проклятой улыбкой доверительно сообщил Патрику Роулинг. — А я буду молиться за правое дело! Если я попрошу благодати для Шарлотты, Господь непременно ниспошлет ее, капитан.

— Не стоит по этому поводу беспокоиться ни вам, ни Господу! — выпалил Патрик. — Если Шарлотта возьмет меня в мужья, я женюсь на ней. Ссюдня. Зашра. Так скоро, как только это возможно. А вам, преподобный Роулинг. советую направить свои молитвы на то, чтобы сюда и вправду поскорее пришел корабль и увез вас подальше от этого острова, пока я не потерял терпение и не отправил вас на корм рыбам!

— Мы с вами заглянули друг другу в самую душу. — Служитель Бога казался не испуганным, а, наоборот, обрадованным. — Отныне и впредь, я полагаю, мы можем обращаться друг к другу по имени, запросто.

И вот в этот момент, несмотря на сжигавший его гнев. Треваррен был вынужден признаться себе, что ему нравится Роулинг. Проклятье, он все равно готов задушить его, со всеми его благими намерениями, как однажды мальчишкой мечтал уничтожить ненавистного ему преподавателя Закона Божия в школе, тиранившего свободолюбивого ученика.

В окна с грохотом ударились кроны пальм, согнувшихся под порывами ветра, со свистом ворвавшегося в дом. Патрик и Гидеон, глядя друг на друга, прислушивались к буре, которая бушевала в природе, подобно тому как невидимо бушевали сейчас в этой гостиной их чувства и страсти.

Шарлотта помогала Якобе и Мери-поймай-много-рыбы в их хлопотах по кухне, когда вошла Стелла, с трудом закрыв за собой подхваченную сильным ветром дверь.

— Патрик хочет видеть вас, — почему-то обиженно сказала она, обвиняюще глядя на Шарлотту. — Сию минуту, в его кабинете.

— Хорошо, — отвечала та весьма сдержанно, хотя внутри у нее все пело от уверенности, что Гидеону удалось нагнать на Патрика страху и теперь все будет хорошо. — Только сейчас я занята. Патрику придется чуть-чуть подождать. Можете сказать ему об этом.

— Лучше уж я отравлюсь пить чай в компании с самим чертом, — с чувством отвечала, подбоченившись, Стелла. — У капитана гнусное настроение, и я не собираюсь ему сейчас перечить.

Испустив продолжительный сокрушительный вздох, Шарлотта принялась вытирать руки о фартук, так как Стелла застала ее за приготовлением теста. По правде сказать, она симпатизировала и Стелле, и остальным девушкам?» но опасалась открыто выражать свои чувства, поскольку вся четверка относилась к ней с недоверием.

— Ну что ж, придется идти говорить с ним.

Патрик ожидал ее в одиночестве, стоя перед массивным мраморным камином, спиной к двери. Он поднял глаза и в зеркале увидел, как она входит в комнату.

— Ты выйдешь замуж за Гидеона Роулинга и отправишься с ним в Австралию заниматься спасением душ аборигенов, если он тебе предложит?

Шарлотта задумалась, встретив в зеркале его взгляд.

— Да, — сказала она после затянувшегося неловкого молчания. В первый момент, услышав предложение Гидеона, она была уверена, что не вынесет прикосновения к ее телу другого мужчины. Но с тех пор у нее было время все обдумать и взглянуть на вещи с более практической точки зрения. — Конечно, скорее всего, я не смогу лечь с Гидеоном о постель с первою раза, и со второго, а может, и с десятого. Но он чудесный человек, и я знаю, что он будет терпеливо относиться к моим… естественным особенностям. И я уверена, что моя жизнь с ним будет интересной и наполненной.

Наконец Патрик повернулся к ней, но не сделал попытки приблизиться. Прислонившись спиной к резной стенке камина, он заговорил после задумчивого молчания:

— И ты сможешь принадлежать другому мужчине после того, что мы пережили вместе? — Слова его прозвучали медленно и значительно.

— Ну, возможно, не так охотно, как ты будешь принадлежать другой женщине, — не сдавалась Шарлотта. — Но я уверена, что со временем я смогу отдаться Гидеону.

Очередной порыв штормового ветра взвыл в стенах огромного дома и обрушился на высокие, прорезанные в глубоких нишах окна, закрытые ставнями. В саду ударила молния, и, несмотря на ставни, ее бледный отсвет проник в кабинет.

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — наконец произнес Патрик.

Шарлотту охватили одновременно и радость, и боль. Она хотела, она жаждала стать Патрику настоящей женой — и все же понимала, что это предложение он делает против своей воли.

— Но я хочу услышать предложение, сделанное по всей форме, — прошептала она, не чуя под собой ног.

Похоже было, что центр урагана переместился из залива к Патрику в душу. Однако он подошел к ней, неловко опустился на одно колено и пробормотал, еле выговаривая слова:

— Ты выйдешь за меня замуж?