Валентина долго не могла уснуть. Она металась по постели, с ужасом понимая, что так дальше продолжаться не может, что она сойдет с ума от страха, прежде чем время излечит ее измученное сердце. В углах спальни ей чудились какие-то белые прозрачные фигурки, похожие на человеческие, только без лица. Это было похоже на мультипликацию, от которой исходил ледяной холод.
Она села на кровати, опустив ноги на ковер, и включила лампу. Фигурки тут же исчезли. Во рту остался металлический привкус, и теплая противная волна тошноты подкатила к самому горлу. «Кто эта Наталия Орехова и что ей от меня надо?» Этот вопрос мучил ее не меньше собственных страхов и переживаний. Она и хотела поверить ей, и боялась одновременно. На сумасшедшую вроде не похожа, но говорила такие странные вещи. Она встала и прошла на кухню, налила в стакан воды и попыталась выпить. У нее стучали зубы, а все тело сотрясалось от крупной дрожи. И все потому, что она снова – она так и не поняла, во сне или наяву – увидела мертвого дядю.
Он лежал в окровавленной рубашке на траве и уже мертвый продолжал смотреть на нее. Тогда, в тот кошмарный вечер, она догадалась закрыть ему глаза. Она не могла смириться с чудовищной несправедливостью, которая отняла у нее единственного родного ей по крови человека. За что ей это наказание? Она никогда не верила в Бога, с того самого момента, когда услышала о вере. Как можно верить в этого библейского идола, когда он забрал у нее мать, отца, а теперь вот и Сергея Ивановича?
То, что произошло с ней на выпускном вечере потом, она помнила смутно, фрагментами. В память врезалась сцена, которую Валентина словно бы увидела со стороны: в открытую дверцу машины «скорой помощи» закатывают носилки с телом ее дяди, а она, вцепившись в одного из санитаров, кричит, чтобы они оставили его в покое. Помнит лицо Вадима, перепуганного и пытающегося удержать ее в своих объятиях. Как же долго она теперь не сможет наслаждаться жизнью по-настоящему! Как мучительно она будет возвращаться к жизни! Как после кори, от которой она чуть не умерла.
Раздался телефонный звонок. Валентина вздрогнула. Была глубокая ночь. И во всем городе не было такого человека, который осмелился бы позвонить ей в такой поздний час. Она подняла трубку и дрожащей рукой поднесла к уху.
– Слушаю… – прошептала Валентина.
– Ты не спишь? – услышала она низкий мужской голос, хрипловатый и какой-то сухой, надсадный.
– Кто вы и что вам надо? – Она судорожно вцепилась в трубку, боясь, что та выпадет из ее непослушных рук. Но вместо ответа в трубке раздались короткие гудки: призрак положил трубку.
…– Пища богов, – сказал умиротворенный Логинов и отодвинул от себя тарелку. – А теперь рассказывай, что с тобой и почему у тебя такое грустное лицо?
Он вернулся поздно ночью, Наталия ждала его в кресле, пока не задремала. Полусонная, двигаясь по кухне, она разогрела ужин, отмечая про себя, что едва сдерживает раздражение по поводу этих ночных встреч. Так случалось, что, когда ей была необходима поддержка или совет, Логинова никогда не бывало дома, он решал совершенно другие проблемы да и вообще жил своей жизнью. А она лишь кормила его и продолжала играть роль «женушки». В конце концов ей все это опротивело. Но рвать с ним она все же не решалась, ведь были же минуты куда более приятные, чем это вечное ожидание в кресле перед телевизором и вздрагивание по поводу любого звука.
– Я недавно встретила в газете некролог. Оказывается, погиб министр культуры, Родионов Сергей Иванович. Ты что-нибудь знаешь об этом?
– Дело закрыли. – Логинов промокнул губы салфеткой и откинулся на спинку стула. – Его убили выстрелом в спину в тот момент, когда он приехал за своей племянницей в интернат. Выпускной вечер… Говорят, девчонка чуть не сошла с ума. Она считалась сиротой и всю жизнь провела в казенных стенах, а тут объявился дядя, да какой!
– А где же он был все это время? Девочка-то большая, раз ты сказал про выпускной.
– А он действительно ничего о ней не знал. Его сестра погибла со своим мужем много лет назад, и, куда делась новорожденная девочка, никому не было известно. Она чудом осталась жива, ее нашли в нескольких шагах от горящей машины. Но мне-то всю эту историю рассказал Сапрыкин, а ему, в свою очередь, воспитательница этой девицы. Поэтому подробностей я не знаю. Кроме того, этот Родионов увидел свою племянницу по телевизору, когда она выступала на каком-то городском празднике, пела или танцевала, не помню. А так как она оказалась как две капли воды похожа на свою мать, то Родионов и узнал ее. Вот такая романтическая и одновременно трагическая история.
– А дальше-то что?
– Ничего. Я же говорю: его убили выстрелом в спину.
– Это я уже слышала. Но вы искали убийцу? Вы что-нибудь нашли?
– Ничего. Извлекли пулю, но пистолета найти не удалось. Ни следов, ни свидетелей, ничего. Пытались откопать что-нибудь в министерстве: мало ли, взятки или еще что… Все чисто. Честный человек и, судя по всему, глубоко порядочный. Еще вопросы будут?
– Игорь, помнишь ту девушку, которая пела вчера в ресторане?
– Конечно. А что?
– А то, что это и есть Валентина Кострова – та самая племянница Родионова.
– Да? И она поет в таком месте?
– Поет. Зарабатывает себе на жизнь. На учебу денег нет, а квартира-то ей досталась от дяди большая, четырехкомнатная, за нее надо платить большие деньги, вот она и пошла в ресторан.
– А ты-то откуда все знаешь?
– Я познакомилась с ней. Не хотела тебе говорить, но не выдержала. Ей очень плохо. Она страшно одинока и находится на грани помешательства. Быть может, я преувеличиваю, но на нее больно смотреть. И я чувствую, что с ней может произойти какое-то несчастье. Я уже как-то говорила тебе, что мне трудно объяснить свои чувства, но поверь, она нуждается в поддержке.
– Что ты этим хочешь сказать? Ты догадываешься, кто убил Родионова?
– Пока нет. Пока – ты понимаешь меня?
– Послушай, ты бы нам очень помогла, если бы хотя бы намекнула, за что его убили. У нас сейчас столько всего нераскрытого, что я готов поверить хоть в черта, хоть в Бога. Я серьезно.
– Наконец-то я услышала это от тебя. Ведь ты же, Логинов, упрямый как осел. Конечно, если мне удастся что-нибудь узнать, я обязательно расскажу, но хочу предупредить тебя, что Валентина может позвонить сюда в любую минуту. Словом, она, скорее всего, переедет сюда и поживет здесь некоторое время. Я не могу ей не помочь. Это совершенно обездоленное и несчастное существо. У меня сердце разрывается, когда я думаю о ней.
– Нет вопросов. Конечно.
– Но и ты мне должен кое-что пообещать.
– Если речь идет о фальшивом удостоверении, то можешь даже и не продолжать. Это опасно.
– В таком случае расхлебывай все сам. Я же не волшебница. – Наталия собрала со стола грязную посуду и повернулась к Логинову спиной. Мытье посуды всегда ассоциировалось у нее с каторжными работами. Она вообще терпеть не могла домашнюю работу, поэтому на тарелках вымещала все свое раздражение.
– Смотри, не перебей тарелки, – услышала она и грохнула половником о супницу. В эту минуту зазвонил телефон.
– Это она. – Наталия вытерла руки и схватила протянутую Логиновым трубку. – Да, слушаю. Хорошо. Через двадцать минут буду у тебя. Никому не открывай и жди, пока я не приеду. – Она вернула трубку Логинову и сорвала с себя фартук: – Ты не поедешь со мной?
– Куда?
– Это же она, Валентина. Она просит, чтобы я срочно приехала.
– У меня же машина под окнами. Уж так и быть, подвезу.
Валентина долго не открывала. Наталия долго звонила, прежде чем услышала звук отпираемой двери, после чего несколько раз назвала свое имя:
– Не бойся. Посмотри в глазок, это я.
Дверь открылась, и на пороге возник пожилой мужчина в полосатой пижаме, который сердито смотрел поверх очков.
– Вы кто и что вам надо? – спросил он зычным голосом. – Я сейчас вызову милицию.
Наталия чуть не задохнулась от спертого воздуха, вырвавшегося из квартиры. Запахло старостью, лекарствами, человеческим нечистым телом. Она подняла голову и увидела металлическую табличку с цифрой «4».
– Извините, мы ошиблись этажом, – пробормотала она и потянула за рукав Логинова к лестнице. Оказывается, они поднялись на четвертый этаж.
Перед квартирой номер «3» Наталия собралась. Больше всего она боялась, что они опоздали. Такое уже бывало. И не раз. Но не успела она позвонить, как дверь сама распахнулась, и они увидели Валентину. Лицо ее было бледным, глаза заплаканными.
– Ты можешь сейчас поехать с нами?
– А это кто?
Логинов, ожидавший такого вопроса, молча протянул ей свое удостоверение. Валентина мельком взглянула на него, затем скрылась в квартире. Через мгновение она вышла с дорожной сумкой.
– Я решила пожить у вас. Если можно, то я потом все объясню. Подержите, пожалуйста, сумку, мне необходимо запереть квартиру. – Она минут десять возилась с замками, пока Логинов не предложил ей свою помощь. Уже перед тем как спуститься по лестнице, Валентина еще раз взглянула на дверь и вздохнула. Она боялась потерять последнее, что у нее было.
…С утра шел дождь, в открытое окно врывался холодный, настоянный на горьких мокрых осенних листьях воздух. Наталия варила на кухне кофе и думала о том, как хорошо все-таки нигде не работать: не надо мчаться сломя голову в музыкальную школу, проводить долгие часы в пробках, которых с каждым днем становилось все больше и больше. Логинов ушел чуть свет, а Валентина крепко спала в гостиной на диване: сказывались таблетки, которыми она напоила ее ночью. Наталия заглянула в комнату и, к своей радости, обнаружила, что постель пуста, значит, Валентина в ванной. Спустя некоторое время девушка действительно вошла на кухню и попыталась улыбнуться:
– Доброе утро. Я думала, что у меня будет болеть голова, я уже успела к этому привыкнуть, а она не болит. У вас здесь так хорошо, уютно. Спасибо вам за все.
– Мы же, кажется, перешли на «ты»? – Наталия плеснула в чашку с кофе молока и поставила перед Валентиной. – У меня есть овсянка и горячие бутерброды. Будешь?
– Наверное, да. Я уже забыла, когда нормально ела.
– А разве в ресторане тебя не кормят?
– Кормят, но только я ничего не ем. Кусок в горло не лезет.
– Тогда ешь, а я тебя буду расспрашивать, хорошо?
– А это правда, что ваш муж прокурор? Или мне это приснилось?
– Нет, не приснилось. Только он мне не муж, понимаешь?
– Понимаю. Тогда я действительно могу чувствовать себя с вами как за каменной стеной?
– Даже без этого прокурора, поверь, ты была бы здесь в безопасности. Мне не первый раз приходится прятать у себя людей.
– Я вообще-то так и не поняла, чем ты занимаешься и как получилось, что ты пришла именно ко мне.
– А тебе это и не обязательно знать. Может быть, когда-нибудь я тебе и расскажу, а пока постарайся собраться, оставь в стороне свои эмоции и слезы и ответь мне на некоторые вопросы. Первый: у тебя есть телефон той самой женщины, которая жила с твоим дядей, Ольги Константиновны, если я не ошибаюсь?
– Конечно.
– Ты можешь мне его дать?
– Сейчас. – Валентина ушла в комнату и вернулась с записной книжкой. – 24-35-78. Оленина Ольга Константиновна.
Наталия тоже достала свой потрепанный блокнот и переписала номер телефона.
– А теперь напиши сама, своей рукой фамилию, имя и отчество твоих родителей. Сегодня мы с тобой съездим в фотоателье и сделаем копии снимков твоих родителей. Это очень важно. Еще нам предстоит не менее важная поездка на квартиру твоего дяди. Мне необходимо взглянуть на его документы и бумаги, какие только окажутся в его письменном столе.
– Но их забрали… Милиция.
– А книги, книги они просматривали?
– Нет. Только документы из письменного стола.
– И не вернули?
– Нет, хотя обещали.
– Значит, надо сделать так, чтобы они все вернули. – Наталия хотела сказать, что дело-то все равно закрыто, но промолчала, чтобы не лишать Валентину надежды. – Понимаешь, в его записной книжке или еще где-нибудь мы можем найти адрес той квартиры, где жила твоя семья до трагедии. Ведь ты же сама хотела бы этого?
– Конечно, но, по-моему, дядя говорил, что квартира эта отошла государству.
– А где же он сам-то был, когда они разбились? И почему он не поинтересовался, куда делся ребенок? Ты уж извини, что я разговариваю таким вот образом, но у меня все это не укладывается в голове.
– До него дошли слухи, что я жива, но официальная версия заключалась в том, что в катастрофе погибли все трое: мужчина, женщина и ребенок.
– И это тебе тоже сказал твой дядя?
– Да. Дело в том, что, когда все это случилось, его срочно отправили в командировку в Москву, а когда он вернулся, то почти сразу же уехал в Индию. Он работал там в посольстве, кажется.
– А он кто вообще по образованию?
– Как ни странно, но инженер-геофизик.
– Вот как? И как же так могло случиться, что он стал министром культуры?
– Он закончил консерваторию по классу теории музыки. Работал два года преподавателем гармонии в музыкальном училище. Но потом, как он сам рассказывал, понял, что это не мужское дело, и поступил в университет, на геологический. Окончил его, проработал сколько-то, и его послали в Индию. А когда вернулся, занялся политикой, два года был депутатом областной думы, а вскоре его назначили министром культуры.
– Скажи, Валентина, а что случилось вчера? Ведь ты же не просто так мне позвонила… Тебя кто-то испугал? – Она нарочно оставила этот вопрос на самый конец разговора, в надежде, что Валентина к тому времени успеет собраться и сможет более спокойно реагировать на происходящее.
– Да. Испугал. И уже не первый раз. Мне изредка звонит мужчина. Немолодой. У него хрипловатый голос.
– И что он говорит?
– Ничего особенного. Вчера, например, он спросил: «Ты не спишь?»
– И все?
– Да. И положил трубку. Если сегодня он снова позвонит и я ему не отвечу, то он будет думать, что дома никого нет, и, возможно, попытается залезть в квартиру.
– Но откуда такая уверенность?
– Ну, приходили же ко мне парни из какой-то фирмы, предлагали купить квартиру. Сейчас такие квартиры на вес золота. Думаю, что теперь они будут методично действовать мне на нервы, пугать меня, пока я не соглашусь. Понимаешь, ведь я же одна, совсем одна, поэтому они и наглеют.
– А у тебя нет парня? Ты ни с кем не встречаешься?
– Был. Вадим. Но после того, что случилось с дядей, я сказала ему, чтобы он не приходил.
– Вот и напрасно.
– Нет, не напрасно. Он на будущий год заканчивает военное училище, и ему просто нужно жениться, чтобы заключить какой-то там контракт. Он, конечно, парень ничего, но ведь я же не люблю его.
– Ну что, поедем в фотоателье? Ты как себя чувствуешь, нормально?
– Да, но только ты напрасно думаешь, что я тебе не доверяю. Вот, возьми фотографии и поезжай. Я не хочу тебе мешать. Мне кажется, что я недоспала. Если можно, я останусь здесь. Мне надо восстанавливаться, иначе я не смогу сегодня вечером петь. Я уж себя знаю. Жалко только, что у тебя нет пианино.
– Пианино? Да у меня не то что пианино есть, а еще целый рояль. Пойдем, я тебе покажу. Ты можешь играть на нем сколько захочется.