Ups & Downs

Глава 7

Сейчас даже я сама себе казалась чокнутой. И это правильно… значит, все остальные видят меня просто доктором Франкенштейном.

Нагнувшись над раковиной, уставившись в слив, куда водоворотом стекала вода, я неторопливо, но напряженно размышляла. И слушала. Отдаленные, приглушенные звуки музыки за стенами и шум воды. И наше дыхание. И все. И это… ужасно.

Я до сих пор находилась рядом с ним. И с этим надо что-то делать, даже если расстояние между нами три метра.

Мужчина стоял у двери, опершись на стену, и курил. Причем там не было его прошлой элегантности абсолютно. Он словно пытался наесться этим дымом. Словно это был его завтрак, обед и ужин. Я наблюдала краем глаза его дерганые, резкие движения, понимая, что сама внутри такая же.

И я не совсем понимала, какого черта ему тут нужно. Тут именно или вообще тут. Заведение-то для женщин. Как уборная, так и клуб. Мужчин сюда не пускают, кроме мальчиков, которые здесь работают.

О, он тут работает, да? Представляя Блэквуда с долларами в стрингах, я не сдержала глуповатую ухмылку.

— Что смешного, эйки? — Его голос был хриплым и тихим. Сжег, наверное, себе уже все к чертям. А может просто был зол на меня до хрипоты.

— Это заведение… для женщин. — Проговорила я все же, пытаясь тем самым дать ему понять, чтобы он убирался.

— Это мое заведение.

О, его заведение.

В этот момент мне показалось, что весь Манхеттен его. Серьезно, вот захожу я в… эн…ну, скажем, в эти маленькие магазинчики со смешными комиксами или журналами, а там этот Блэквуд с коронным «это мое заведение». Или в Белый дом… хотя туда меня вряд ли пустят. Да он и не в Манхеттене…

Ну ладно — хоть в мой дом, ну? И он там, на моей кухне со своим коронным заявлением.

Я снова усмехнулась. На этот раз более оживленно. Скорее всего это было защитной реакцией, выплеском эмоций. Рыдать я при нем не собиралась, приходилось разряжаться смехом.

— Я тебя веселю? — Мне даже страшно стало от такого его тона.

Он разговаривал со мной так, словно я перед ним была виновата. Словно… словно, я была ученицей на уроке. И тут он со своим «я вас веселю?».

И вновь я представляю это… его перед картой Соединенных Шатов (почему именно география, не знаю), и еще с такими глупыми очками, где стекла толщиной с палец. У нашего школьного учителя по географии такие были. Умора. И все… меня пробрало…

Это, наверное, все мартини. Говорю же, так-то в обычной жизни — чокнутая, а после нескольких глотков — совершенно не управляема. Вот потому и стою теперь, тихо посмеиваясь с самым глупым выражением лица. И не могу остановится. Наверное, я бы уже через минуту на полу валялась, стуча кулаками в приступе смеха, если бы…

Честно говоря, это пугало. Серьезно. Нормальный мужчина не может делать все с такой легкостью и быстротой. Нет, конечно, возможно, он это проворачивал с женщинами раз пятьсот, мне то откуда знать. Но тогда меня это напугало до чертиков…

Секунда, и я уже сижу на крае этой раковины, удерживаемая его руками, которые по-хозяйски разместились на моей заднице. Я буквально утыкалась в его грудь, дыша этим сладковатым дымом и запахом самого мужчины.

И мне теперь было вообще не весело. Я готова была умереть от остановки сердца. От страха, конечно же. От чего же еще.

Потому что он сжимал мои ягодицы почти до боли, а эта его каменная тяжелая штуковина, которая у Бена больше походила на стручок фасоли, расположилась очень близко к месту назначения.

— Смешно, правда?! — Он уже рычал. Ей Богу, никогда такого не слышала, но это было рычанием. — Я только что едва не трахнул тебя в том коридоре, а ты теперь веселишься… а может ты этого и добивалась?

— Мистер Блэквуд…. Уберите свои грязные руки. — Я бормотала, а не говорила уверенно и резко, как надо было. Наверное, поэтому он и на дюйм не сдвинулся. — Я не знала…

О, прозвучало ужасно. И потому настал его черед смеяться. Меня поразил этот богатый, угрожающий звук.

— То есть ты бы предпочла, чтобы тебя отымел незнакомец, правда? — Все эти его грубые «отымел» и «трахаться»… они звучали у него как-то совершенно невероятно. Не грязно и дико, а словно… правильно. — Ну, в таком случае, я уже жалею, что в тот раз спросил твоего разрешения. Чертовски жалею.

А я нет. Серьезно, я ему даже благодарна была. Один единственный раз, я хотела сказать ему «спасибо». От души. Потому что — жестокая истина — но я была готова с тем человеком в коридоре на все. И, слава Богу, он казался Блэквудом, потому что он был единственным мужчиной в мире, с которым у меня ничего не может быть.

Уф, все же есть Господь Бог. Спаситель мой.

— Не стоит. О чем жалеть-то, собственно…? — Вот я опять завела эту пластинку профессиональной дурочки. Потому что была напугана до колик, и не знала, как отвязаться от этого человека. Я думала, с ним это сработает.

— Не нужно прикидываться, девочка. Я видел достаточно женщин, чтобы понять, когда она меня хочет, а когда нет. И ты хотела. — Он опять тихо рассмеялся, словно сама мысль доставляла ему удовольствие. — Ты меня хотела так, словно не можешь дышать без моего члена внутри тебя.

Ах он ублюдок!

Я напряглась, стискивая зубы, но вместо слов у меня вылетело яростное шипение, а потом мои губы опять по-хозяйски накрыла его ладонь.

— Так что ты тоже должна понимать, о чем там, собственно, жалеть. — Повторил он мои слова, скопировав наивный тон. А я сидела и думала, можно ли его ненавидеть больше, чем в данную секунду. Однако через эту секунду я поняла, что все-таки можно.

Мужчина наклонился ко мне, его дыхание опалило щеку и ухо, пока его рука удерживала мои губы, а еще и голову, не давая пошевелиться: — А теперь просто скажи, чтобы я проваливал. Но подумай сначала вот над чем: прямо сейчас я готов бросить все. Я отвезу тебя к себе, и сделаю все то, что так хочу… что ты так хочешь. И ты забудешь всех мужчин, что были до меня. Я тебе это обещаю, эйки. Скажи мне.

Я даже не задумывалась. Задумываться над словами этого дьявола вообще было сумасшествием.

Его ладонь медленно освободила мои губы, пока мужчина ждал моих слов. Он действительно ждал, напряженно, предвкушая момент.

— Проваливайте, мистер Блэквуд. — Выдохнула я, и этого было достаточно для победы.

Кажется, это слово подействовало на него лучше всех самых грязных оскорблений. Потому что было ясно — он никогда не предлагал сам, он мог только брать предложенное.

Через пару секунд, которые мне показались вечностью, я уже подумала, что он никуда не собирается. И что он сейчас наплюет на мои слова.

Однако в итоге он все же медленно выпрямился, чтобы потом быстро выйти за дверь.

Вот так просто — раз и нет.

И вот когда он вышел, я задумалась… и почувствовала себя проигравшей.

Джуди сегодня была пересыщена. Истощена окончательно, невероятно измождена. Сейчас она чувствовала себя удовлетворенной настолько, словно не захочет больше ни одного мужчину за всю свою жизнь.

Ее любовник сегодня был особенно страстным. И ей льстило несказанно его желание, которое вдруг так внезапно проявилось среди ночи. Так неожиданно позвонить ей и попросить приехать… Точнее он приказал. А она не такая дура, чтобы говорить «нет».

И, небеса обетованные, с таким ожесточением и самозабвением предаваться близости мог только приговоренный.

И вот что странно. В его глазах было что-то, что заставило Джуди почувствовать, словно она отдает ему не только тело, но и сердце. А Джуди не была дурой, она прекрасно знала эти границы между сексом и любовью. И ей нужен был от этого мужчины только секс — факт… который сегодня, тем не менее, подвергся сомнению.

В его взгляде была страсть. Древняя, жадная, неудовлетворенная жажда. И мужчина упивался сегодня ее телом, пытаясь заглушить и унять это чувство. В нем не было той прошлой отстраненности и холодности.

И сейчас она лежала не шевелясь рядом с ним, пытаясь разобраться в причинах таких перемен. Из-под прикрытых век она наблюдала за ним, в то время как мужчина смотрел в потолок. Наверное, Аарон думал, что она давно спит. Или же ему было просто все равно. Он смотрел в этот потолок и его губы шевелились, когда слова вылетали тихим бормотанием.

— Шерри… Шеден… Шерриден…