Уроки нежности

Глава 15

Я НАДЕВАЮ СЕРЫЙ СВИТЕР и внимательно разглядываю свое отражение в зеркале. Поправляю ворот белой рубашки, вытаскивая его наружу из-под вязаного полотна. Свитер я купила в секонд-хенде еще прошлой зимой. Он теплый, крупной вязки, но внизу чуть растянут, да и черт с ним. Волосы собираю в высокий хвост на макушке, на ногах теплые гольфы и лоферы, юбка в серую клетку – обыденная униформа академии. Вроде ничего не забыла. Ах да, галстук! Я завязываю его на шее и утвердительно себе киваю. Выгляжу прилежной ученицей, и не скажешь, что не спала всю ночь… Подпрыгиваю на месте, услышав шорох за дверью. Сердце учащенно бьется, и я отхожу в угол, прячась за открытой дверцей шкафа. Когда тебе страшно, секунды длятся бесконечно долго. Дверь открывается, и я задерживаю дыхание. С облегчением выдыхаю, когда вижу на пороге Луну. Она поднимает глаза и, увидев, где я прячусь, хмурится.

– У тебя крыша поехала? – грубо спрашивает она.

После подобной ночи было бы даже неудивительно, проносится в голове. Интересно, я теперь буду подпрыгивать от любого шороха за дверью? Молча выхожу из укрытия и хватаю свою потрепанную сумку.

– Какого черта ты там прячешься? – недоуменно интересуется соседка, глядя на меня во все глаза.

– Мне пора, – вместо ответа бросаю я.

– Стой, – летит мне в спину.

Застываю у двери и опасливо поворачиваю голову. Какая очередная грубость меня ждет? Но Луна удивляет.

– Просто сохрани мой секрет, ладно? – тихо просит она.

В ее голосе нет угрозы или требования. Она действительно меня просит, как бы это сказать… по-человечески.

– Можешь не переживать на этот счет.

Я вижу, как ее плечи опускаются и она делает глубокий вдох.

– Честно? – как-то по-детски переспрашивает она.

– Абсолютно, – без раздумий отвечаю я.

В ее голубых глазах собираются слезы. Она несколько раз моргает и смотрит куда-то мимо меня:

– Спасибо, Селин.

Что за метаморфоза? Сколько ликов у моей соседки?

– За такое не благодарят. – Я хмурюсь, мне становится неловко.

Не знаю, к каким людям привыкла Луна, но я точно не из тех, кто будет разбалтывать всякую ерунду. Зачем? Какой смысл? Я отворачиваюсь, но не успеваю покинуть спальню, как Луна вновь окликает меня:

– Селин, будь аккуратна с Уильямом.

Она замолкает, но я застываю в проходе в ожидании продолжения. Луна делает очередной глубокий вдох, словно собирается с силами, и тихо добавляет:

– Не спрашивай почему, но просто держись от него подальше, как бы сложно ни было.

Конец ее фразы мне абсолютно непонятен.

– Как бы сложно ни было? – Я смотрю на нее через плечо.

Она кивает:

– Уильям притягательный.

Луна наконец заглядывает мне в глаза. И в них скрывается столько меланхолии и печали, что становится не по себе. Я вижу, как в уголках собираются слезы. Несколько слезинок падает на щеки, и она яростно их стирает.

– Каким бы он ни был хорошим, просто знай: он несет в жизнь других только боль и отчаяние. – Она несколько раз моргает и отворачивается.

– Луна…

Моя соседка резко качает головой и хватает вещи со своей постели.

– Мне нужно собираться, – непослушным голосом бросает она и быстро прячется в ванной, громко хлопнув дверью.

Мне кажется или она готова была разрыдаться? Каждый раз, когда вижу ее, она удивляет меня. Я будто знакома с тремя разными Лунами. Я выхожу из комнаты и обдумываю ее слова. Вспоминается, как Этьен сказал, что в этом учреждении никто не любит отвечать на вопросы. Скорее все вокруг обожают говорить одними загадками.

На улице пахнет мокрой травой. Поправив лямку тяжелой сумки, полной учебников и тетрадей, я направляюсь в главное здание. Сегодня у меня первая лекция по искусствоведению с профессором Пьером де ла Фонном. Я видела его на фотографиях в буклетах. Напыщенный француз, который считает себя последним из поколения аристократов. По крайней мере, кто еще будет фотографироваться с тростью? Не скажу, что я сильно нервничаю перед его лекцией. Да, волнительно, но после лекции меня ждет куда более важный и тревожный разговор с мадам Де Са. Надеюсь, во время урока я смогу отвлечься. Голова гудит от непрошеных мыслей, а нервы натянуты как струна. Я взяла искусствоведение, потому что вообще ничего не смыслю в искусстве. Я лишь однажды посетила Центральный музей Марселя с классом, и было это лет десять назад. Мне бы правда хотелось узнать сегодня что-нибудь новое. Открыть для себя еще одну ячейку, из которых состоит наш мир. Это одна из причин, почему я люблю учиться. Единственный доступный способ раскрывать неизведанное, осознавать, насколько многогранно человечество. Мне кажется, все споры и недопонимания происходят от невежества, ведь чем больше ты узнаешь о мире, тем больше готов принять.

Я так спешу, что не замечаю перед собой женщину и налетаю на нее со всей силы, больно ударяясь носом о ее твердую спину.

– Боже, смотрите перед собой!

Этот голос мне хорошо знаком. Черт! Из всех людей в этой академии налететь я должна была именно на нее. Мадам Де Са презрительно оглядывает меня. Я тру нос и спешно извиняюсь:

– Простите-простите!

– Стипендиатка Ламботт. – Она поджимает губы и поправляет стильные солнцезащитные очки. – Я как раз планировала назначить вам встречу.

Ее звонкий голос бьет меня по голове, словно молот. И с каждым произнесенным словом ощущение, что удар усиливается.

– Мне? Встречу? – переспрашиваю я, готовая провалиться сквозь землю от того, как трусливо звучит мой вопрос. – По правде сказать, я тоже хотела с вами поговорить.

– Да, назначить вам встречу! – чеканит Де Са. – Но раз уж вы упали на меня в прямом смысле этого слова, то скажу как есть и прямо сейчас. – Она выпрямляет спину, выпятив грудь колесом, и начинает декларировать строгим голосом: – Мы не приемлем легкое поведение в стенах нашего уважаемого учебного заведения. – Ее слова и правда бьют. А губы кривятся в отвращении. – Я думала, вас интересует учеба, но вы с первых же часов появления в этих священных стенах показали свои истинные намерения!

Звон ее гласных отдается в ушах. Вокруг нас собирается любопытная толпа из учеников и учителей. Кто-то начинает снимать на телефон, и я с сожалением думаю, что делать высокий хвост было ошибкой. Мое лицо, которое, я уверена, покраснело от стыда и позора, даже не спрячешь за волосами.

– Это мое первое и последнее – я подчеркну, последнее! – вам предупреждение! Я не потерплю стипендиаток, приносящих одни проблемы, к тому же унижающих ценности академии, вам ясно?

Я молчу, мечтая раствориться в воздухе. Раз, и все! Жаль, что магия не существует в реальном мире. Мадам Де Са подходит ближе и чуть не плюет мне в лицо:

– Спрашиваю, вам ясно?

– Да, – слышу свой дрожащий голос.

– Вот и славно! – Она коротко кивает. – Могу поинтересоваться, зачем вы хотели меня видеть?

У меня пересыхают губы. Среди толпы учеников я вижу Этьена, и он слегка пожимает плечами, как бы беззвучно говоря: «А я предупреждал».

– Селин? – торопит меня мадам.

– Ничего срочного, – на выдохе говорю я.

Директриса приподнимает одну бровь.

– Терпеть не могу нерешительность, – с разочарованием произносит она и отходит, громко цокая каблуками.

Как только она исчезает за углом, толпа начинает гудеть.

– Что, Маленькая стипендиатка, получила? – доносится из толпы, и я вижу девушку из класса по латыни, я не знаю ее имени.

Жду нападок от остальных, но неожиданно все студенты замолкают, перестают смотреть в мою сторону и начинают копошиться в сумках, рюкзаках.

– Шоу окончено, – раздается за моей спиной, и я вздрагиваю. – Селин, чего встала как истукан! – Старческий голос Джоан строг. – У тебя разве нет лекции? – Профессор обходит меня.

Сегодня ее седые волосы заплетены в косу, а на носу очки в квадратной оправе. Она больше напоминает постаревшую хиппи, чем нобелевского лауреата.

– Есть, – шепчу я под нос.

– Пройдемте-ка в кабинет. – Не дожидаясь моего ответа, старушка поднимается по тропинке.

Я нагоняю ее и иду рядом. Она спасает меня уже дважды.

– Как там Николас? – тихо спрашиваю я.

– Надеюсь, этот идиот обосрался достаточное количество раз на своей больничной койке, чтобы больше никогда в жизни не брать в рот ничего запрещенного! – гремит Джоан. – Это же надо так испортить нам уик-энд! – В голосе профессора ноль жалости и сострадания.

– А это сто процентов был он сам? – неуверенно спрашиваю я.

Мак-Тоули встречается со мной взглядом, она смотрит на меня как на самого тупого человека на земле.

– Конечно! В его сумке нашли разные сорта этой дряни! Плюс камеры в шале все запечатлели, – пыхтит она.

– Там были камеры? В ванной? – ошеломленно бормочу я.

– Были, – коротко чеканит она. – Но доступ к ним имеет только полиция. Какая-то специальная программа по страховке, так что не переживай, на твои прелести никто бы не смотрел. – Она иронично хмыкает. – Его мамочка умоляла не исключать сыночка из академии, но Де Са была непреклонна. Оно и ясно: после истории с Люси ей не хочется ничего подобного. Директрисе повезло, что это случилось не в стенах академии и все удалось замять… Иначе богатенькие испуганные родители начали бы забирать своих золотых детишек, а ее семейный бюджет стал бы редеть.

– Она явно была не в духе, – грустно говорю я.

А у самой разбегаются мысли. Значит, Ник сделал это сам… Но фотография… Быть может, кто-то все же сделал снимок и он попал не в те руки? Или это новый уровень травли? Они пытаются запугать меня!

Джоан откашливается, привлекая мое внимание.

– Часто, когда ты бедный, те, что побогаче, пытаются поставить тебя на место, – уже спокойнее произносит она. – И пока ты собой ничего не начнешь представлять, они будут продолжать это делать. Из раза в раз. Вновь и вновь. Ставить тебя на место. Унижать и самоутверждаться за твой счет. Да, ты можешь быть умнее их и лучше. Но пока у тебя нет власти, ты никто. – Она тяжело вздыхает. – Нужна власть, моя дорогая.

– Мне лишь хочется получить диплом, – бормочу я и честно признаюсь: – Я не хочу играть в их игры.

Мы проходим в главное здание и шагаем по длинному широкому коридору, пол которого во всю длину застелен ковром. Алый в цветочек, он выглядит слишком чистым и опрятным для коридора в учебном заведении. Ведь несколько сотен пар обуви ступают по нему ежедневно.

– Его чистят дважды. Рано утром и поздно вечером, – будто прочитав мои мысли, говорит Джоан. – Их дорогущие туфли пачкают его ежедневно, вот только за ними подтирают. Отмывают. Каждое. Пятнышко. – Она достает из кармана жакета железный ключ и открывает огромную дубовую дверь.

Ее кабинет похож на уютную библиотеку. Стеллажи, деревянный стол с резными ножками, лакированное покрытие столешницы переливается в свете ламп.

– Так вот. – Джоан садится в кресло и заглядывает мне в глаза. – За тобой подтирать ничего не будут, Селин. Напротив, тебя устранят, как те самые пятна, что делают тот ковер несовершенным. – Учительница поджимает губы и спрашивает: – Тебе же этого не хочется? Быть устраненной, как грязь?

Я медленно качаю головой.

– Тогда не допускай ошибок и думай на двадцать шагов вперед. – Джоан открывает ящик стола и достает оттуда синюю книгу в твердой обложке. – И обращайся к свету. Как бы тяжело ни было, всегда есть несколько причин для радости. – Ее губы расползаются в слабом подобии улыбки.

Я беру протянутую мне книгу и ладонью провожу по обложке. На ней серебристыми буквами выгравировано: «ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ».

– Патронум…

– Самые теплые, особенные воспоминания. – Я слышу улыбку в голосе Джоан.

Я открываю книгу, и она оказывается тетрадью с нелинованными белыми листами.

– Записывай в этот дневник воспоминания, пронизанные счастьем, – тепло заканчивает Мак-Тоули. – Ведь по итогу это самое главное.

Слышу нотки сожаления в старческом голосе.

– Вы читали «Гарри Поттера»? – Я не могу перестать любоваться дневником.

– Разумеется! Я же британка! – восклицает профессор.

Я прикладываю дневник к груди и крепко его обнимаю:

– Спасибо. – У меня нет слов, чтобы выразить всю благодарность, но очень хочется. – Для меня никто никогда такого не делал, – признаюсь я.

Джоан пристально смотрит на меня.

– Так заставь их, – серьезно произносит она. За секунду ее улыбка гаснет, а в глазах мелькает нечто суровое. – Я была такой же, как и ты, и очень скоро поняла: пусть не любят, главное – чтобы боялись. Ведь тогда они будут уважать и лебезить. – Она впивается в меня взглядом. – В их мире другие правила. Честь, доблесть, добро, милосердие придумали для бедных и глупых, чтобы им было чем тешить свое эго. – Старушка тычет в меня указательным пальцем. – Ты не глупая Селин. Заставь их, но… сохрани человечность – Она замолкает, и ее взгляд опускается на тетрадь в моей руке. – Только не показывай ее никому, кроме страниц дневника, – поучительно заканчивает она. – А теперь вон из моего кабинета. Не имеешь права входить, пока не сдашь мой экзамен и не поступишь ко мне на поток.