Уроки нежности

Глава 25

СКВОЗЬ СОН ЧУВСТВУЮ пульсирующую боль в груди. Мне требуются усилия, чтобы разлепить усталые, тяжелые веки. Приподняв затекшее тело, сажусь на постели. Моя грудная клетка сильно болит, до нее невозможно дотронуться.

– Повезло, что ребра не сломали, – доносится до меня знакомый напряженный голос.

Подняв голову, я сталкиваюсь с пристальным взглядом темно-карих глаз. Гойар сидит на стуле напротив стола, скрестив руки на груди, и задумчиво поглядывает на меня.

– Ты совсем больная? – Его грубый окрик повисает в воздухе. – Глубина бассейна шесть метров.

Я моргаю и пытаюсь сосредоточиться на самочувствии, мне даже дышать больно.

– Бен сказал четыре… – Мой голос неприятно хрипит.

– Бен ошибся, – отрезает Этьен. – И не то чтобы ты у нас великан и твой рост гребаных четыре метра. – Он качает головой. – О чем ты только думала?

Ни о чем. Логика и здравомыслие потерпели бы поражение, пытаясь втиснуть происходящее в рамки разумного. Все вокруг ненормально. Какой-то больной части меня хотелось покончить со всем; другая, не менее больная, ждала, чтобы меня спасли. Мне сложно признаться в этом даже самой себе, как можно объяснить свой поступок другим? Невозможно.

– Где Уильям? – Я кусаю губу.

Так больно, все тело ломит.

– У него дела, – без всякого сочувствия отвечает Этьен.

– Сколько сейчас времени?

– Семь утра.

– Мне нужно собраться на утреннюю лекцию.

Как бы ни было больно, мне нужно присутствовать на ней. Я не могу позволить себе еще один прогул.

– Луна оставила для тебя вещи. – Гойар подбородком указывает на стопку у изножья постели. – Твои она забрала, обещала постирать и погладить.

– Луна? Принесла мне вещи?

Та самая Луна, моя соседка? Мы говорим об одном и том же человеке?

В глазах Этьена мелькает недобрый огонек.

– Именно Луна, – грубо отзывается он. – Ты ее вчера напугала, поэтому на твоем месте я бы сказал спасибо и извинился.

У меня нет времени обращать внимание на скверное настроение Этьена Гойара. Мне нужно свалить из комнаты Маунтбеттена и собраться на лекцию.

– Ты не мог бы отвернуться?

Гойар приподнимает бровь.

– Мне нужно встать с постели, и я в одной футболке.

– Уильям сказал не спускать с тебя глаз, – твердо произносит Этьен.

Ничего не понимаю. Тру лоб. Голова раскалывается.

– Уильям?

– Ты вчера растеряла весь свой разум? – Этьен протяжно вздыхает. – Да, Уильям. Что я, по-твоему, тут делаю в семь утра? Наслаждаюсь твоим сонным видом, Спящая красавица?

Этьена укусил Шнайдер? Или же мне открывается новая сторона этого таинственного джентльмена? Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.

– Не понимаю. – Я плюю на все приличия и кое-как выбираюсь из постели. – Зачем ты здесь?

Беру в руки вещи, приготовленные Луной, и не спеша двигаюсь в сторону душа. Каждое движение доставляет дикий дискомфорт. Меня словно пропустили через мясорубку.

– Я твоя нянька, – летит мне в спину.

Медленно оборачиваюсь:

– Мне не нужна нянька.

– Уильям Маунтбеттен другого мнения, – пожав плечами, произносит Гойар. – Одевайся, и пошли завтракать, я голодный как волк.

– Я с тобой никуда не пойду.

Глаза Этьена впиваются в мои. Они сейчас похожи на черные дыры… У него вообще есть душа?

– Не спорь.

– Люди обычно обсуждают ситуацию и находят компромиссы, – цежу я сквозь зубы.

Этьен приподнимает руки в знак капитуляции:

– Как скажешь. Позволь предоставить тебе выбор. – Он поднимает указательный палец. – Первый вариант: ты идешь завтракать со мной, и я отвожу тебя на лекцию. – Он замолкает. – Второй вариант. – Взмывает вверх средний палец. – Я запираю тебя в этой спальне, иду по своим делам, а ты пропускаешь весь учебный день… – До тошноты вежливая улыбка озаряет его лицо. – Выбор за тобой. Я, кстати, предпочитаю вариант под номером два.

Мне так сильно хочется огреть его чем-то твердым и тяжелым по голове. Но, боюсь, я сейчас не в силах поднять даже пульт от телевизора.

– Мне нужно десять минут, чтобы собраться.

– Отлично. Рад, что мы пришли к компромиссу, – произносит он и, достав из кармана телефон, принимается листать новостную ленту.

Интересно, их этому учат с младенчества? Раздавать приказы, указывать людям, что делать, и абсолютно не считаться с мнением окружающих?

После душа я выхожу абсолютно обессиленная. Каждая частичка моего тела ревет от боли, но больше всего изнемогает грудь. Луна приготовила для меня темно-серую плиссированную юбку, ее длина непривычна: слишком короткая. Белая рубашка, напротив, оверсайз, и мне приходится завернуть рукава. Она с виду и вовсе мужская, хотя у Луны такой необычный стиль… ничему уже не удивляюсь. Повязываю галстук и накидываю на плечи серый жилет.

– Я готова, – сообщаю Этьену.

– Отлично.

Он придерживает дверь спальни; ох уж эти англичане и их джентльменские замашки! Я иду медленно и стараюсь не делать лишних движений, но эта тактика все равно не спасает. Тело ломит. Этьен никак не комментирует мою черепашью скорость, напротив, подстраивается под мой ритм. Наконец мы входим в столовую кампуса, и я пропадаю в гуле голосов студентов. Виски пульсируют. Голова идет кругом.

– Ты вся бледная, – недовольно бормочет Этьен.

– Мне нужен анальгетик.

– Дам после еды.

– Можно и до…

– После.

Сдерживаю рвущееся из горла рычание. Он выбирает столик у высокого окна. Белая скатерть сверкает в солнечных лучах.

– Омлет, глазунья?

– Йогурт.

Этьен хмурится:

– Завтрак – главная трапеза дня.

Я бросаю на него умоляющий взгляд:

– Только не заставляй меня есть.

Гойар поджимает губы и отходит к стопке подносов, а затем к стойке с едой.

Я практически никогда не завтракала в столовой, предпочитая по возможности пропускать скопления студентов. Не хотелось начинать утро с окриков «Маленькая стипендиатка» и «подстилка Маунтбеттена». К тому же завтрак никогда не был моим любимым приемом пищи. Сейчас все студенты молчат. Исподтишка буравят меня взглядом и перешептываются. Мне становится неуютно, я отворачиваюсь к окну и разглядываю зеленый холм и пожелтевшие деревья. Осень семимильными шагами захватывает территорию.

– Доброе утро, Маленькая стипендиатка, – весело здоровается Шнайдер и без всякого приглашения присаживается рядом со мной.

Я стреляю в него взглядом, но молчу.

– Давай же, нагруби в ответ! Тебе же хочется!

– Не хочется. – Мой изможденный голос стирает нахальную улыбку с его лица.

Рыжие брови собираются на переносице.

– Ты, конечно, такая же отбитая, как и он… – бормочет Бенджамин и качает головой. – Прыгнуть, когда не умеешь плавать.

Я не уточняю, кого он имеет в виду. Недосказанное «Уильям Маунтбеттен» повисает в воздухе, вызывая мурашки по телу. Я отворачиваюсь. Бен в отличие от Этьена не пытается добиться ответа на вопрос «Что на тебя нашло?». Скорее всего, он понимает, что у меня нет другого ответа, кроме «не знаю». А быть может, мне надоело быть трусливой…

– Шнайдер. – Этьен опускает на стол два полных подноса. – Всегда было интересно: как получается, что ты такой бодрый по утрам после такого количества выпитого алкоголя?

– Генетика, – скалится Бен. – О, инглиш брекфаст! – довольно мурлычет он.

– Это не для тебя, – любезно сообщает ему Этьен.

Он ставит передо мной полную тарелку еды: два жареных яйца, бобы в томатном соусе, три жареные сосиски и картошка… В одном завтраке больше калорий, чем в моей дневной норме.

– Я не осилю.

– Мне не нужно, чтобы ты упала в голодный обморок, – отвечает Этьен и присаживается напротив меня и Шнайдера.

– Иначе твой цербер откусит ему голову, – напевает Бен и ворует сосиску из моей тарелки. – Кстати говоря, откуда у тебя моя рубашка? – Он облизывает пальцы и тянется за второй.

– Твоя рубашка? – тихо переспрашивает Гойар и, откинувшись на спинку стула, потягивает чай.

Почему у меня ощущение, что сейчас затишье перед бурей?

Бенджамин изучает вещь и фыркает:

– Точно моя, это кастомная «Бербэрри»! На манжетах мои инициалы.

– Да неужели? – На лице Этьена начинают ходить желваки.

Но Шнайдер слишком увлечен собственными инициалами. Он распускает завернутый мной рукав:

– Вот же: B. S. III. Бенджамин Шнайдер Третий. – Он поднимает на меня любопытный взгляд. – Где ты ее откопала, стипендиатка?

Я вилкой беру с тарелки картошку и начинаю медленно пережевывать. Атмосфера за столом накаляется. Темные глаза Этьена впиваются в Шнайдера. Он аккуратно ставит чашку на стол и откашливается:

– Эту рубашку дала ей Луна.

Шнайдер застывает на месте. Глупая улыбка мгновенно сползает с его лица. Он сжимает губы. Я перевожу взгляд с него на Этьена. Они так смотрят друг на друга, что невольно думаешь – вот-вот начнется драка.

– Ты и так все знал, – с наигранным равнодушием отзывается Шнайдер.

Этьен чинно кивает:

– Подозревал. – А затем он со всего размаху ударяет Бена.

Это происходит слишком быстро. Раз – и Бенджамин валяется на полу с окровавленным носом. Студенты вокруг замирают как заколдованные. И лишь Шнайдер звонко хохочет:

– Итак, за двадцать лет дружбы я таки заслужил по роже и от тебя! А то только Маунтбеттен отыгрывался…

Этьен разминает кисть и смотрит на меня:

– Закончила?

Я успела съесть лишь немного картошки, но утвердительно киваю.

– Тогда пошли.

– Мне еще нужно взять книги из своей комнаты…

– Сделаем. – Этьен прячет руки в карманы черных штанов.

Шнайдер поднимается с пола и, задрав голову, салфеткой вытирает кровь.

– Она не любит ни одного из нас, и тебе это известно! – кричит он Этьену в спину. – Ты можешь сколько угодно заниматься самообманом, но не надо вести себя так, словно она любовь всей твоей жизни!

Этьен даже не оборачивается.

– Я сейчас врежу тебе еще раз, – спокойно произносит он.

– Бей сколько хочешь, это ничего не изменит, – усмехается Бен. – И да, Гойар… она сделала свой выбор.

Этьен все же оборачивается и в три шага оказывается возле Бена. Он хватает друга за ворот рубашки, и я сжимаюсь в ожидании очередного удара, но вместо этого Гойар обхватает затылок Шнайдера и твердо произносит:

– Когда-нибудь ты останешься совсем один и долго будешь думать, как же так получилось, что люди, которые любили тебя и заботились о тебе, теперь ненавидят и не переносят твоего присутствия… Только вот будет слишком поздно что-либо менять.