Увлеки меня в сумерки

— Он брат моего жениха.

— Я знаю Герцога всего несколько лет, но…

Сабэль замялась.

— Кроме семейных отношений, какие возражения ты имеешь против него как пары?

Герцог Харстгров заставил ее хотеть. Чувствовать. Жаждать чего-то за пределами комфорта, дружбы и безопасности, о которых она знала, которые наладила. Странная связь с ним, ее тяга к нему — это может в конечном счете уничтожить ее, если она впустит его в сердце. Учитывая, что секс был для него пищей, она была бы сумасшедшей, думая, что будет единственной женщиной, с которой он когда-либо питался, так сказать. Хотя он и должен быть для нее ничем, Фелиция не обманывала себя. Его легкие перекусы раздавили бы ее. У нее никогда не было откровенной природы Дейдры или огненной силы, и посмотрите, к чему обман привел ее волевую сестру.

— Харстгров и я… — Фелиция поморщилась, — не очень мудрая мысль.

Но что она могла сделать?

Голубые глаза ведьмы разглядывали ее.

— Я не хочу вмешиваться, но… он тебя поцеловал?

Фелиция покраснела, удивляясь, как Сабэль догадалась. Поцелуй казался таким несущественным словом для обжигающего, всепоглощающего способа, которым он требовал ее рот и заставлял жаждать того, чего она никогда не должна была хотеть. Харстгров был из тех мужчин, которые могли легко забрать сердце женщины своей потрясающей внешностью, практиковали соблазнение и иллюзию заботы, а затем разрывали его на куски, когда решали двигаться дальше.

— Это была ошибка, — пробормотала она.

Улыбка вспыхнула на лице Сабэль.

— Нисколько. Спаривание между вами было бы блестящим. Я долго беспокоилась, что Герцог был слишком оторван от всех, от всего. Он никогда не отдавал предпочтение ни одной женщине. До тебя.

Сердце Фелиции остановилось. Шок, Лукан, а теперь и Сабэль — все, казалось, думали, что она принадлежит Харстгрову. Были ли корни его желания защитить ее глубже, чем просто возможность удержать Матиаса от победы над магическим миром? Разве его поцелуй был больше, чем выходка плейбоя или его потребность в перекусах?

— Между нами нет ничего романтичного.

— Нет? Тебе нужна защита. И Герцог готов отдать жизнь за тебя.

Готов, Фелиция это знала. Он уже многим рисковал, чтобы сохранить ее жизнь: своей семьей, скандалом, а теперь и волшебной холостяцкой жизнью.

— В этом нет никакого смысла. Он почти не знает меня.

Сабэль пристально посмотрела на нее.

— Если он поцеловал тебя, то знает больше, чем ты думаешь.

***

Герцог пытался сосредоточиться на разговоре вокруг себя, но он мог думать только о Фелиции.

За прошедшие двадцать четыре часа ей угрожал Матиас, ее похитили со свадьбы, крепко поцеловал брат жениха, познакомили с магическим миром, а затем сказали спариться с волшебником, которого она едва знала. Это было больше, чем кто-либо мог вынести за такой короткий период, и достаточно, чтобы пошатнуть даже самые крепкие души. Тем не менее, она вынесла все это шаг за шагом, доказывая снова, что она сильная женщина.

Ему хотелось бы сказать, что он тоже справлялся с ситуацией. В те же несколько часов он отнял ее у мужчины, которого она любила, и крепко поцеловал… в основном, против воли. Предложение Шока, что она может спрятаться с помощью спаривания, тайно взволновало его. Необходимость воззвать к ней проносилась по нему, вытесняя все остальное. Даже сейчас его руки дрожали, когда он подавлял желание взять Фелицию к себе в постель и заняться с ней любовью, пока она не призналась, что хочет его даже вдвое меньше, чем он жаждал ее.

Но этого никогда не случится.

Герцог провел рукой по волосам. Если бы он поддался своему желанию заявить права на Фелицию, Мtйсон возненавидел бы его навсегда. Он вспоминал солнечные дни, когда они с братом катались на велосипедах, смотрели мультики и делились шалостями. Мысль о том, что младший брат возненавидит его до конца дней, раздражала. Если он возьмет Фелицию, его мать может больше никогда не заговорить с ним. Он бы ненавидел свою нелояльность. Но его единственным выбором было отвергнуть женщину, которая должна была стать его парой. Что оставило бы ее незащищенной. В конце концов, она выйдет замуж за Мейсона, и у Герцога не останется ничего, кроме столетий одиночества. Чертова безвыходная ситуация.

— Ты слушаешь меня? — резко сказал Брэм.

Герцог моргнул, оглянулся на лидера Братьев Судного дня и поморщился.

— Извини.

— После того, как Фелиция спарится, спасение Тайнана должно быть нашей первоочередной задачей.

Гулкий голос Брэма оторвал Герцога от мыслей.

— Маррок, какую стратегию ты и другие разработали для вызволения Тайнана из логова Матиаса?

Поскольку Маррок излагал свой план, чтобы выманить Матиаса из укрытия, используя Дневник Апокалипсиса в качестве приманки, мысли Герцога снова повернулись к Фелиции.

Как только они произнесут клятвы, как он сможет держать руки подальше от нее? Он провел с ней менее двух дней, а она уже сжигала его кровь как лихорадка.

— Отлично, — сказал Брэм. — Это лучший план, который у нас есть на данный момент, хотя есть много изъянов.

— Да, — согласился Маррок. — Пока мы не найдем местоположение ублюдка, мы должны больше полагаться на волю случая, что мне не нравится. Думаю, мы многое пересмотрим, когда узнаем, в какой дыре он прячется.

Брэм кивнул, затем вздохнул.

— Нам нужен план, чтобы сдержать Матиаса. С тех пор, как Совет наконец дал нам, и больше никому, разрешение на убийство ублюдка, нам лучше продолжать попытки.

— Как будто Матиас не знает все наши планы, даже те, которыми мы не делимся с Шоком, — заметил Айс. — Потому что он старейшина Совета, этот гаденыш Карлайл Блэкборн, и настаивает на отчетах о каждом шаге Братьев Судного дня. Известно, что в прошлом он общался с Матиасом…

— Действительно, — подхватил Кейден.

— Я ни на минуту не верю, что Блэкборн отрекся от него. Я не сомневаюсь, что наш коррумпированный лидер Совета и Матиас все еще не разлей вода.

Все эти разговоры ничего не делали для безопасности Фелиции. Герцог выплюнул мерзкое проклятие, и каждый взгляд в комнате устремился к нему с удивлением.

— Хочешь поделиться чем-то сейчас, когда ты вернулся к нам? — Брэм нетерпеливо посмотрел на него.

— Блэкборн — гад. Никто не сомневается в этом. Почему мы это обсуждаем? Давайте утвердим план убийства Матиаса. Сейчас. Я устал от него, терроризирующего магический мир и угрожающего всему, чем мы дорожим.

— Если у тебя есть решение нашей проблемы, скажи, — выплюнул Брэм.

Герцогу было плевать на его настроение.

— Если мы собираемся выманить его, почему бы не сделать так, чтобы он сдох?

— Идеально. Есть идеи, как мы можем убить волшебника, который уже воскрес из могилы? Я сомневаюсь, что традиционные средства помогут.

Как бы Герцог ни ненавидел это, Брэм сделал хорошее замечание. Этот разговор не был новым для Братьев Судного дня. Правда в том, что, поскольку Матиас явно использовал ужасающую темную магию, чтобы обмануть смерть, они не знали точно, как победить его. Этот факт никогда не беспокоил Герцога так сильно, как сейчас.

— Мы еще не пробовали пронзить его мечом, покрытым кровью Айса.

Он ссылался на борьбу Айса с Матиасом за место в Совете несколько недель назад.

— Если Айс неподкупен, то его кровь должна быть ядом для Матиаса и…

— И если мы сможем заставить Матиаса стоять спокойно, пока ударим его таким мечом, мы это сделаем. Но на самом деле это не та проблема в этой дискуссии. Ты беспокоишься о Фелиции.

Герцог провел рукой по волосам. Он вел себя не как воин, и Брэм указал ему на это. Предполагалось, что они будут работать над общей целью, и внезапно он разработал свою собственную повестку дня.

— Извините.

Брэм внимательно смотрел на него.

— Ты чувствуешь, что Фелиция — твоя пара, да?

Боже, почему Брэм просто не попросил его сделать себе лоботомию? Это было бы не сложнее, чем признать, что он нуждался в невесте брата больше, чем в том, чтобы увидеть следующий рассвет. Он стал таким чертовски предсказуемым.

Почувствовав тяжесть всех этих взглядов, он закрыл глаза.

— Это не имеет значения.

— Очевидно, нет. Я понимаю, что быть рядом с Фелицией и не потребовать ее, особенно когда она в такой опасности, трудно. Но твои страдания скоро закончатся.

Нет, если сделать Фелицию своей, зная, что ее сердце принадлежит Мейсону, то это увеличит его страдания во сто крат. Каким-то образом Брэм не смог понять ситуацию или решил не делать этого.

— Это разрушит мою семью.

Брэм извиняющеся пожал плечами.

— Ничто из этой войны не было легким для любого из нас.

Все они приносили жертвы. И будут продолжать.

Лукан вздохнул.

— Во сколько мы выступаем сегодня вечером?

— Возможно, в полночь. Это зависит от того, когда наша «информация» о новом местоположении Дневника достигнет Матиаса. Я отправил повестку нескольким волшебникам, которые могут передать сообщение. Надо было попросить Шока, пока он был здесь. Теперь он не отвечает.

Естественно. Хитрый ублюдок.

Тогда Брэм обратился ко всем мужчинам:

— Я не должен говорить, что спасение Тайнана будет опасной миссией и может потребовать много энергии и сил. Все, кто с парами, проведите несколько часов со своей избранницей.

Никому из спаренных волшебников не нужно было говорить дважды, чтобы найти своих женщин. Айс почти оставил след огня, когда уносил ноги из комнаты. Ронан убежал по горячим следам, Кейден и Маррок столкнулись в дверях.

Брэм вздохнул, остановившись в пустой арке несколько мгновений спустя.

— Я вызвал замену. Лукан…

— Я ухожу.

Голубые глаза волшебника выглядели яростными и отдаленными, и Герцог задавался вопросом, знала ли Анка, насколько сильно Лукан тосковал по ней, насколько он ненавидел прикасаться к кому-то еще, потому что она выбрала Шока в качестве защитника, а не возобновила их связь.

Брэм кивнул.

— Возвращайтесь к десяти.

Затем он повернулся к Герцогу с тем взглядом превосходства, который всегда раздражал его.

— Иди к Фелиции. Я не хочу тебя больше видеть, пока ты не спаришься, не наполнишься энергией и не изменишь ее отпечаток на своей подписи.

Как, черт возьми, он должен сделать это, не разрушив свою жизнь?

— Я не могу. Я пойду с Луканом.

Подняв золотистую бровь, Брэм протянул:

— Мне стоит попросить другого волшебника спариться с Фелицией? Сын Блэкборна, Себастьян, будет наслаждаться экзотической женщиной, чтобы помочь ему построить ту династию, которую он жаждет. Он не испытывал бы никаких угрызений совести, укладывая ее в постель от заката до рассвета.

Брэм бросил перчатку, каждое его слово предназначалось, чтобы надавить на кнопки Герцога и вернуть его здравомыслие.

Если Герцог произнесет Зов, его желание сделать Фелицию своей во всех отношениях только умножится. Единственный раз, когда он прикоснулся к ней, почти уничтожил его самоконтроль. Это находилось далеко за пределами простого поцелуя, он даже не знал, как описать контакт. В тот момент он был связан с ней во всех отношениях, чувствовал ее доброту, страх, жаждал сделать ее постоянной частью своей жизни.

Будь он проклят, если Себастьян Блэкборн или любой другой волшебник прикоснется к ней.

Сжимая кулаки, Герцог свирепо посмотрел на Брэма.

— Заткнись. Сейчас же.

— Мы охраняем Фелицию. Мы не сможем защитить ее, если ты покажешь легкий след. Ты нужен нам. Соберись.

— Я плохо реагирую на принуждение или чувство вины. Отвали.

Герцог схватил Лукана за руку, проследовал из комнаты, вниз по коридору и вышел в холодную ночь.

Выйдя на январский ветер, Лукан дернул руку из рук Герцога.

— Что, черт возьми, с тобой происходит?

Гнев сотряс его тело, и Герцог повернулся к Лукану, пытаясь заставить замолчать из-за своего подлинного замешательства.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Она принадлежит моему брату. Я хочу ее, и она это знает. Мейсон знает это. Моя семья откажется от меня.

— Ты знаешь, что поставлено на карту. — Голубые глаза Лукана вспыхнули. — Мне не нужно тебе ничего объяснять.

Дерьмо. Брэм и Лукан правы. Фелиции нужна пара. Несколько слов, и он мог защитить ее, Братьев Судного дня и магический мир. Он мог воззвать к ней и решить многие проблемы. Спасти много жизней. Остальное не имело значения.

Он провел рукой по лицу.

— Я знаю.

— Так что же на самом деле тебя останавливает?

Герцог вздохнул.

— Фелиция должна быть моей, но как только опасность пройдет, она разорвет нашу связь. Потому что она женщина, она быстро оправится и уйдет. Вернется к Мейсону. Ты знаешь, каково это.

Ранее спаривавшиеся женщины забывали о своих предыдущих партнерах, когда связь была разорвана, поэтому они часто искали защиты у других. То, как Анка перешла к Шоку, было ярким примером. Представление Мейсона и Фелиции вместе закручивалось глубоко в груди Герцога, пока не стало болью, которую он едва мог вынести. Жадная часть его хотела спариться с ней, а затем проводить каждую свободную минуту, ухаживая, пока у нее не исчезло бы желание уйти.

— И ты боишься, что Фелиция вырвет твое сердце, — тихо закончил Лукан. — Оставит опустошенным и безумным, как и меня когда-то. Я бы не пожелал такого ни одному волшебнику.

После того, как Фелиция уйдет от него, Герцог знал, что он перенесет тоску, возможно, спуск в безумие и получит зияющую дыру в сердце, исцеление которой может занять годы, если это когда-либо вообще произойдет.

Всего несколько недель назад Лукан был прикован к кровати, как сумасшедший, брыкаясь и зовя свою бывшую пару. Он был настолько безумен, что не мог взять энергию для облегчения с другой женщиной, и чуть не умер. Если бы не упорство Сабэль и исцеляющее заклинание Анки, он мог умереть.

— Если я спарюсь с Фелицией, а она меня бросит, у меня ничего не будет. Ни семьи, ни пары, ни рассудка. Ничего, кроме войны, мести и ненависти.

— Не могу сказать, что быть оторванным от пары легко. Но я все равно не жалею и секунды времени, проведенного с Анкой. Десять минут с твоей парой все равно лучше, чем целая жизнь без нее. Кроме того, если ты не спаришься с Фелицией, что с ней будет? Брэму снился сон о ней в лапах Матиаса.

Герцог закрыл глаза. Лукан говорил правду. Он должен сделать все необходимое, чтобы предотвратить это. Лучше отдать ее Мейсону, чем Матиасу.

Даже если это означало отказ от его семьи, его здравомыслия. Его сердца.

— Ты прав, — сказал он другому волшебнику. — Продолжайте без меня.

Кивнув, Лукан пожал плечами, глубже увязая в пальто. Герцог бросился обратно в пещеру.

Боже, это сумасшествие. И странным образом он был рад этому решению. Если все пройдет хорошо, Фелиция станет его парой сегодня. Это было временное утешение, и он обманывал себя, купаясь в нем. Но у него не было ничего другого.

Возвращаясь обратно, он перебирался из комнаты в комнату, пока не нашел Сабэль.

— Где она?

Сабэль мгновенно поняла.

— Следуй за мной.

Они спустились по лестнице и узким коридорам, пока она наконец не остановилась у закрытой двери.

— Сюда. Успокой Фелицию. Она боится.

— Быть здесь?

Красивая ведьма покачала головой.

— Быть с тобой.

Герцог резко вздохнул. Это подходило. Быть с ней чертовски его напугало.

Он не сомневался, что если возьмет ее хоть раз, то станет зависимым. Он будет принадлежать ей всю жизнь. Того факта, что Шок прочитал ее мысли, достаточно, чтобы понять, что Фелиция тоже его хотела…

Герцогу не потребовалось больше топлива для своего огня.

— Я сделаю все возможное.

Сабэль послала ему печальную улыбку.

— Я слышала, что ты очень убедителен с женщинами. Используй это.

Герцог сглотнул. Видение его типа убеждения проигрывалось в его голове: Фелиция голая на кровати, его пальцы сжимают ее запястья над головой, держа под собой, когда он погружался глубоко, глубже.

Нет, он не мог использовать такие методы с Фелицией. Она может станет его парой, но в глубине души она принадлежала Мейсону. Он должен был помнить об этом и держать свои чертовы руки подальше от нее.

Тем не менее, жар охватил его, когда он думал о ней, находящейся по другую сторону двери, в одиночестве. Ожидающей.

Айс позвал Сабэль. Настойчиво. Требование пары. Она повернулась и побежала, оставив Герцога один на один с Фелицией. Сжав кулак, он постучал так мягко, как только мог.

— Кто там?

— Саймон. Могу я войти?

Длинная пауза. Наконец она открыла щелку в двери. Голубые, как Карибское море, глаза смотрели в ответ. Светлые локоны обвивались вокруг ее плеч и струились по сладким холмикам ее груди, покрытой хлопком. Герцог все еще мог ощущать ее сладкий вкус на языке. И он жаждал большего. Потребность подогревала его изнутри, и он задавался вопросом, как найдет в себе силы оставить ее нетронутой, позволить ей уйти. Так или иначе, ему придется.

Фелиция отпрянула от двери и впустила его. Кровать выглядела помятой и теплой. Герцог увидел очертания ее тела на простынях. И стало тяжело. Черт…

— Фелиция, — начал он. — Я знаю, что эта ситуация не самая лучшая, но…

— Тебе не нужно презентовать себя. Сабэль уже сделала это. Ты самый доступный волшебник группы. Но мы оба знаем, что это фантастически плохая идея.

— Потому что я хочу тебя?

Фелиция покраснела и заколебалась.

— Поэтому Шок и Лукан думают, что ты считаешь меня своей парой? Даже Сабэль намекнула на это.

Герцог стиснул зубы. Говорить ей правду не принесет пользы, но, как указал Шок, он не мог лгать.

— Это, в сочетании с моим желанием защитить тебя, возможно, поселило идею в их головах.

— И это никак не связано с нашим поцелуем?

Она была опасно близка к истине. Он сдержал желание вздрогнуть.

— Я не сказал им об этом. Все на грани…

Технически это не ложь.

Фелиция стала вышагивать.

— Проблема в том, что спаривание с любым волшебником защитит меня и поможет магическому миру и заставит изменить Мейсону, но ты…

Это был бы худший выбор, потому что Мейсон презирал его.

— Я не буду прикасаться к тебе.

Герцог решил, что ей станет легче. Напротив, она выглядела озадаченной и немного взволнованной.

— Как ты будешь получать энергию? Сабэль объяснила, как вы ее получаете.

Проклятие. Сабэль лучше бы не объяснять больше ничего Фелиции, например, о том факте, что она была его предначертанной парой, и не рассказывать о способах, на которые волшебник пойдет, чтобы претендовать на свою женщину.

Эти факты только сделают ее более пугливой.

— Я справлюсь сам.

Она замерла.

— С помощью других женщин?

— Разве это имеет значение, пока я держу дистанцию?

Будет ли она ревновать? Герцог затаил дыхание, надеясь, что она опровергнет это, надеясь, что предложит себя. Если бы не Мейсон, он был бы внутри нее утром, днем и ночью.

Вечером, на рассвете, в сумерках… каждый раз, когда он бодрствовал и она была готова. И это затянуло бы его глубже под ее чары и причинило бы гораздо больше боли, когда она уйдет. Мейсон возненавидит его еще больше. Несмотря на это, потребность стучала внутри него, и Герцог почти не тревожился о Мейсоне или боли.

Почти.

— А для тебя? Тот поцелуй, которым мы разделили…

Она прикусила губу, выдавая нервозность.

— Так помоги нам обоим. Не позволяй мне…

Прикасаться к тебе, попробовать, чувствовать, что ты рядом со мной, пока кричишь в экстазе.

— У меня не столько сил. Останови меня в следующий раз, когда я тебе скажу.

Гнев исказил лицо Фелиции.

— Ты ошеломил меня. У меня не было времени ни думать, ни дышать, ни говорить.

Правда. Он подпер ее спиной к двери, прижался к мягким изгибам всем телом и поглотил нежные губы. Ее единственным преступлением была реакция, сравнительно небольшое нарушение.

— Ты права. Извини. Я готов воззвать к тебе, что, считаю, является нашим лучшим выбором, несмотря на… недостатки.

Она выглядела настороженно, как будто ей не нравился тот факт, что он не заверил, что может держаться подальше. Умная девочка. Герцог боялся, что как только слова будут произнесены, и она будет его, лихорадка, кипящая в его крови, выжжет напрочь его сдержанность. Но позволить Матиасу быть рядом с ней было гораздо хуже.

— У нас заканчивается время, — отметил он.

— Вчера я почти вышла замуж за человека, которого очень уважаю. Моего лучшего друга. Я понимаю, что ты предлагаешь временное соглашение, и я в конце концов все забуду. Но это действительно страшно.

— Ты не боишься волшебников.

Если бы она боялась, она бы убежала от многих из них раньше.

— Возможно, глупо с моей стороны, но нет.

Он подошел ближе. Боже, ее аромат, чистый, но такой возбуждающий, чуть не поставил его на колени.

— Ты знаешь, что я готов сделать все необходимое, чтобы ты была в безопасности.

Ее дрожащий вздох глубоко проник в него.

— Да. И я очень благодарна за это.

Зная, что не должен, Герцог преодолел расстояние между ними, прислонившись к стене, удерживая ее между ним и ковром.

— Ты меня боишься. Наш поцелуй.

Фелиция пыталась скрыть это, но она так же сильно влияла на него, как и он на нее.

Этот факт испепелял его до глубины души.

Она колебалась, заикалась:

— Это ничего не значило для тебя, я знаю. Все твои женщины… Это была просто энергия, да?

— Волшебники не обмениваются энергией через поцелуй.

— Ооо, — она затрепетала.

Герцог нахмурился. Ее скрытность была глубже, чем обычная неопределенность в странной ситуации, почти такая же, как если бы она боялась их притяжения, их связи.

Ужасная мысль потрясла его.

— Фелиция, тебя кто-то обидел? Разбил тебе сердце?

Она бросила на него изумленный синий взгляд.

— Нет. До Мейсона я встречалась только с одним мужчиной. Мы с Тристаном расстались друзьями.

Отбросив жгучую ревность к брату и какому-то неизвестному уроду, Герцог нахмурился от ее слов. Хотя Фелиция не была роковой женщиной по своей природе, она была достаточно великолепна, чтобы мужчины падали к ее ногам. Поскольку этого не было, значит, была причина. Как только они спарятся, у него будет время разгадать тайну.

— Значит, мне воззвать к тебе?

Долгое время она ничего не говорила и, наконец, кивнула.

— Как мы… продолжим?

Никто не подготовил ее. Черт.

— Подожди здесь.

Герцог бросился через холл, по пути осмотрев несколько комнат, пока не нашел ручку и бумагу. Он записал связывающие слова, а затем вернулся обратно к Фелиции, его сердце забилось быстрее, чем когда пробежишь спринт.

Сегодня она будет принадлежать ему. Возможно, не во всех смыслах, но Герцог не мог отрицать, как прекрасно было воззвать к паре, даже если это ненадолго.

Вернувшись к ней, он протянул ей клочок бумаги, надеясь, что она не увидит, как трясутся его руки.

— Как только я произнесу Зов, ты скажешь это в ответ. Тогда с этим будет покончено.

Она посмотрела на слова, потом взглянула вверх, не решаясь посмотреть в голубые глаза.

— Это звучит очень… долговременно.

— В нашем мире спаривание, как правило, священно. Несмотря на то, что ты можешь подумать, пары встречается редко, союзы длятся сотни лет, и обычно мы не создаем связь для простой защиты.

Герцог рискнул и схватил ее за руку и сжал. Черт возьми, он хотел сделать гораздо больше, чем утешить ее, но не смел отпугнуть ее или проверить свою собственную сдержанность.

— Это не обычные обстоятельства.

— Конечно, нет. Ты хочешь помочь мне, а я веду себя как дурочка. Извини. Я…

— Ты в порядке. Готова?

Она колебалась, затем кивнула.

Опять же, зная, что не должен, он сплел их пальцы вместе. Его сердце забилось быстрее, когда Герцог заглянул ей глубоко в глаза и поглотил все изменения. Если она заметит, как сильно он этого хотел, она может выбрать другой путь.

— Стань частью меня, когда я стану частью тебя. И с тех пор я обещаю тебе самого себя. Каждый день я буду честен, добр и искренен. Если ты ищешь этого, прислушайся к моему Зову. С этого момента для меня нет другой, кроме тебя.

Правильность этих слов ударила по его чувствам. Лихорадка, бушевавшая в нем с момента их встречи, взлетела до небес. Царапала его кожу, что заставляло его беспокоиться. Заставляло его гореть. Напоминая себе, что не может действовать, Герцог стиснул челюсть и терпеливо ждал, тишина затянулась.

— Фелиция?

Глава 9

— Привет.

Красивая ведьма со светло-коричневыми кудрями и такого же цвета глазами вошла в изысканную, но незнакомую спальню и сладко улыбнулась, когда Герцог, одетый в зимнее пальто, лишь пожал плечами.

— Одетый или голый?

Он чуть не подавился.

— Извини?

Она повесила его пальто на подножку и махнула рукой перед грудью.

Мгновенно пуговицы ее блузки освободились, обнажая округлые белые груди, едва скрытые нежным белым кружевом.

Неделю назад Герцога привлекла бы эта ведьма. Черт, после этого показа он бы раздел ее и уложил горизонтально за тридцать секунд. Теперь он решительно посмотрел ей в лицо, и ни на дюйм ниже.

— Это… можно сделать одетой?

— По большей части, да.

Ее улыбка превратилась из яркой в нежную. Она изучала его магическую подпись своими карими глазами, пытаясь скрыть любопытство.

— Ты к кому-нибудь воззвал?

Это видно. Хорошо. Любое изменение его подписи может обезопасить Фелицию.

— Да.

Его мысли вернулись в ее маленькую спальню в пещере, когда рука Фелиции сжалась в его, их пальцы были соединены. Она ощущалась теплой, живой, маленькой. И доверчивой. Конечно, ее доверие к нему было ограничено. Но это лишь для начала.

В тишине он произнес Зов, заставив себя произнести знаменательные слова спокойным тоном. В действительности он хотел уложить ее на матрас, погрузиться глубоко в нее, а затем выкрикнуть слова, когда они находили бы удовольствие вместе. Чертовски невозможно.

— Хм…

Глаза незнакомой ведьмы сузились, она была озадачена.

— Ты болен?

Его сердце запнулось. Его подпись все еще была слабой, мерцающей? На случай, если она знала что-нибудь о Неприкасаемых, он не посмел спросить.

Ведьма нахмурилась, сканируя его. Потом снова улыбнулась.

— Конечно, нет. Ты выглядишь вполне здоровым. Глупая я.

Он вздохнул с облегчением.

— Замечательно.

Ведьма расположилась на одной стороне роскошной кровати, покрытой гладким черным одеялом, которое подчеркивало серые стены. Бирюза броских подушек вторила современному дизайну комнаты в том же оттенке.

— Женщина, к которой ты воззвал, ответила на спаривание?

— Да.

Правильно или нет, каждый мускул в теле Герцога праздновал этот факт.

Эти сладкие слова, слетевшие с губ Фелиции, теперь дрожали в его памяти, заставляя отчаянно желать ее. Страстно.

Он с совершенной ясностью вспомнил, как это произошло. Фелиция нервно облизнула розовые губы, а затем прошептала:

— Когда я стану частью тебя, ты станешь частью меня. Я буду честной, доброй и искренней. Я прислушиваюсь к твоему Зову. Ты тот, кого я ищу…

Затем она снова остановилась, сжимая его пальцы. Она взглянула на лист бумаги в руке, на него, явно ища утешения.

— Ты поступаешь правильно, — прошептал он, неумолимо приблизившись.

— Еще одно предложение, и все будет в порядке.

«Ты будешь принадлежать мне»

Рваный выдох. Она поджала губы и закрыла глаза.

Свободной рукой Герцог провел пальцем по подбородку Фелиции и приподнял ее лицо к своему. Прикосновение обжигало его кровь.

— Посмотри на меня, солнышко. Все хорошо. Ты почти добралась до цели. Скажи мне эти слова.

Фелиция сглотнула. К его удивлению, ее рука прокралась по его, вцепившись в бицепс, ища поддержки. Пульс стучал на ее нежной шее. Ее мускусный запах гардении витал между ними, почти сводя его с ума.

Густые ресницы трепетали над ее яркими голубыми глазами, когда она уставилась на него напряженным взглядом.

— С этого момента…

Когда она снова замолчала, его живот сжался, ее пальцы впились в его руку. Он наклонился еще ближе, пока его рот не завис над ее губами. Воспоминания о мгновении, когда он поцеловал ее накануне, пронзили голову Герцога. Мягкие, пухлые губы. Ее вкус… такой увлекательный. Сладкий с намеком на грех. Все ее тело дрожало под ним.

Герцог убрал палец с ее подбородка, провел им по челюсти, зафиксировав руку у нее на затылке. Подтягивая ближе.

— С этого момента… — подсказал он.

Ее дыхание участилось. Ее грудь коснулась его груди со следующим вздохом. Она снова вздохнула и попыталась отступить. Выжженный до пальцев ног, Герцог не дал ей ни сантиметра пространства.

— С этого момента для меня нет другого, кроме тебя.

Она посмотрела на него неприкрытыми голубыми глазами, наполненными слезами. То, что она волновалась, было ударом в его грудь. Фелиция почувствовала смысл Зова.

Потому что он что-то значил для нее? Или потому, что боялась предать Мейсона?

Герцог стиснул зубы. Все. Слова были произнесены. Победа пронеслась через него. Каждый инстинкт, которым он обладал, побуждал его использовать эту возможность, чтобы найти способ удержать ее навсегда. Холодная логика напомнила, почему он не мог.

Затем Фелиция повернула голову, отстранилась и бросилась на другую сторону маленькой комнаты.

Герцог знал, что не должен прикасаться к ней. Знал это, но… он все равно протянул руку, чтобы схватить ее и потянуть к своему телу, где она не могла пропустить его тяжелое дыхание или ноющую эрекцию. Ее глаза расширились. Он почуял слабый след ее возбуждения.

Черт.

Невозможно сопротивляться желанию попробовать Фелицию снова. Все внутри него кричало, чтобы он взял ее неповторимый вкус, тот, который бы заклеймил ее как его, каким бы то ни было образом.

Подтвердил свое знание, начав с ее сладкого ротика.

Он наклонился ближе к Фелиции. Затаив дыхание, Герцог почувствовал тепло ее губ под своими. Еще немного и…

— Нет, — прошептала она.

Черт! Все человеческие невесты целовали своих женихов у алтаря. Это обычай был в голове Фелиции. Тот факт, что она отказала ему даже в простом прикосновении губ, сказал, что девушка не считает его своим мужем. Боль пронзила Герцога насквозь.

— Я твоя первая замена?

Ведьма вернула внимание Герцога к настоящему.

В некотором смысле. В прошлом он занимался сексом со многими. Это происходило легко, быстро; они всегда понимали потребности волшебника и никогда не просили больше, чем это был быстрый обмен энергией.

Однако сейчас это был первый раз, когда он использовал кого-то вместо пары. Он знал, что обмен будет другим. Поскольку он был спарен, он больше не мог иметь половой акт с другой женщиной. Но понятия не имел, чего ожидать.

— Да.

Это ошеломило ее.

— Как давно вы соединились?

Герцог взглянул на часы, благодарный за что-то новое, кроме мучительных воспоминаний.

— Меньше часа.

— О. Тогда ладно.

Тем не менее, он услышал замешательство в ее голосе, поскольку она задавалась вопросом, почему он был здесь так скоро после того, как сделал выбор всей жизни.

— Это действительно необычно. Новые пары обычно настолько зациклены, что…

— Моя пара… больна.

Он ухватился за первое оправдание, которое взбрело ему в голову.

Его слова мгновенно стерли вопрос из ее карих глаз и объяснили любую аномалию в его подписи. Он также замел следы, если Матиас когда-либо допросит эту ведьму.

— Ой.

Жалость окрасила выражение ее лица.

— Мне жаль.

Если бы она только знала, насколько безнадежной была его ситуация. Больной человек может поправиться. Его же пара была влюблена в его брата? Он обречен.

Сострадание скользнуло по прекрасному овалу лица ведьмы.

— Тогда вернемся к моему первоначальному вопросу, одетым или голым?

— Одетым, пожалуйста.

Безусловно.

Она пожала плечами.

— Мы попробуем так. Это не всегда срабатывает…

— Почему?

Служила ли одежда барьером для обмена энергией?

Замена криво улыбнулась ему.

— Волшебники по-прежнему являются представителями мужского пола, которые предпочитают визуальную стимуляцию.

Вспоминая, что Фелиция принадлежала ему и как близко он подошел к тому, чтобы попробовать ее снова…

— Возбуждение не будет проблемой.

— Если передумаешь, дай знать.

Она колебалась, затем протянула руку.

— Мы начали несколько не так. Извини. Я…

— Я не хочу знать, если ты не возражаешь. Ничего личного.

Она опустила руку с понимающей улыбкой.

— Конечно.

Герцог стиснул зубы. Какого черта он пришел сюда, в магический эквивалент борделя? Конечно, магический мир больше смотрел на замен скорее как на практикующих врачей, чем как на проституток, которые всегда смущали его человеческую натуру. Они обеспечивали питание и необходимый уход. Он не мог с этим поспорить. Но оказание медицинской помощи было полностью сексуальным.

— Теперь, когда ты спарился, знаешь, что будет дальше?

Должно быть, он выглядит таким потерянным, каким себя чувствовал.

— Не… совсем.

Как можно выкачать сексуальную энергию из женщины, к которой он не мог и не хотел прикасаться?

— Обычно мы лежим на кровати рядом друг с другом. В данном случае, одетыми. Идея заключается в обмене энергией, как и раньше, но без телесного контакта.

— Да.

Ясно. Но как?

Должно быть, она почувствовала его замешательство.

— Ты добиваешься удовольствия своим путем, а я своим.

Его путем…

— Я должен мастурбировать?

Ее рот хмуро сжался от его выбора слова.

— Самоудовлетворяться. Я делаю то же самое. Наша цель — достичь пика в унисон.

Лежать рядом с совершенно незнакомым человеком, когда он хотел только Фелицию, и чувствовать ее сладкое тело под ним, ловить ее стоны поцелуем? Может быть, возбуждение будет проблемой в конце концов.

Но у него было только два варианта: вернуться к Фелиции и затащить ее в постель или остаться здесь с безымянной заменой.

Герцог обещал не трогать Фелицию, но тут же нарушил свое обещание. Если бы она не остановила поцелуй, он все еще был бы у ее рта, пожирая, пока не поглотил бы остальную часть ее тела.

Выбора нет. Он должен остаться здесь.

Выругавшись, он подошел к дальней стороне кровати и сел неподвижно. Вздохнул. Герцог снял обувь, затем заставил себя лечь на спину, положив голову на пуховую подушку.

Боже, он бы все отдал, чтобы не быть здесь. Чувствовал ли Брэм гнев и отвращение каждый раз, когда ему приходилось генерировать энергию без своей таинственной Эммы?

Замена сидела на противоположной стороне кровати и смотрела на него.

— Ты можешь устроиться поудобнее, если хочешь.

Другими словами, раздеться.

— Я в порядке.

Она стащила с себя блузку и потянулась к крючкам сзади лифчика.

Он отвернулся.

— Это необходимо?

Она остановилась.

— Ты не хочешь здесь находиться, я понимаю. Ты можешь оставаться одетым, но я должна достичь определенного уровня комфорта, чтобы сделать свою работу должным образом. Мы можем выключить свет, если хочешь.

— Пожалуйста.

После щелчка в комнате потемнело, и Герцог почувствовал, как кровать прогнулась, когда ведьма опустилась рядом с ним, так близко, что он почувствовал тепло тела и запах кожи, что-то вроде накрахмаленного хлопка, лета и травы. Не неприятно.

Только не тот аромат, которого он жаждал.

— Как ее зовут? — тихо спросила замена.

— Фелиция.

Он услышал благоговение в своем голосе, и его желудок сделал кульбит. Он так хотел к ней.

Он редко делил постель с одной и той же женщиной дважды. Он был богатым человеком в человеческом мире и фактически никем среди магического мира, это сделало жизнь непростой. Что он знал об обязательствах или любви? Но вдруг он почувствовал это к женщине, которая принадлежала его брату.

Он сглотнул. Боже, он знал Фелицию всего два дня. Он не мог ее полюбить.

Восхищаться мог, конечно. Она хорошо справилась с внезапными изменениями в жизни, учитывая обстоятельства.

Никакой истерики. Никаких криков и слез. Просто принятие. Она задавала проницательные вопросы и прекрасно приспосабливалась. Она не осуждала его за то, что он был меньше, чем человек. Она слушала мудрые советы других. И она оставалась удивительно преданной Мейсону, даже после того поцелуя, который Герцог почти навязал ей. Ему это не нравилось, но он восхищался ею.

— Милое имя, — сказала ведьма и немного повернулась на кровати.

Герцог рискнул взглянуть на нее. В темной комнате он различил ее очертания настолько, что увидел, как она задрала черную юбку и бросила кружевные трусики на кровать между ними.

Поморщившись, Герцог отскочил дальше, его нога съехала с края кровати.

Она вздохнула.

— Прикоснись к стеклянной банке на столе рядом с тобой. Подумай о запахе своей пары и зажги свечу. Этот запах ты будешь чувствовать во время процесса.

Слава Богу. Он с готовностью согласился.

В течение нескольких секунд запах Фелиции наполнил воздух, и он глубоко вдохнул, расслабившись впервые с тех пор, как вошел в дверь.

Прекрасно.

Еще мгновение спустя ведьма рядом с ним прошептала:

— Эм… мы пока не можем продолжать. Тебе нужно, ах… твоя молния, сэр.

Да, потому что эта ужасная катастрофа не была полной, пока ему не пришлось дрочить рядом с незнакомкой.

Отпустив проклятие, Герцог расстегнул штаны, закрыл глаза и потянулся к члену.

— Не обижайся. Давайте покончим с этим.

— Ничего, — прошептала она, когда ее руки двинулись по телу в темноте, и она застонала.

Запах Фелиции распространился вокруг, и Герцог погрузился в видение, где она уронила всю одежду и приветствовала его с распростертыми объятиями, ее голубые глаза застыли на нем, когда она прошептала, как сильно хотела его и полностью отдалась ему.

Заблудившись в фантазии, Герцог гладил себя, воображая, что он глубоко погрузился в теплую влажность Фелиции и почувствовал, как она лежит рядом с ним, а его позвоночник почти растаял от удовольствия. Дыхание участилось. Женские обостряющиеся крики вокруг него питали его видение, лихорадку. Его хватка сжалась, он двигался все быстрее, представляя, как Фелиция поднимает бедра к нему, предлагая, втягивая его глубже в свое тело, как она никогда не хотела, чтобы он ушел.

Его лихорадка росла. В глубине души он чувствовал боль пустоты и замешательства Фелиции. Он бы все уладил, стал бы ей верной парой во всех отношениях, если бы она ему позволила.

Потому что он любит ее.

По его мнению, он так ей и сказал. Ее крики удовольствия приближались к пику, она хныкнула, затем прошептала, что тоже его любит.

Экстаз от этих слов снес ему крышу. Он вздрогнул, напрягся, крича от одного из самых сильных своих оргазмов.

Но когда его дыхание замедлилось и он открыл глаза, Герцог все еще был в незнакомой спальне рядом с незнакомой ведьмой, его обмякший член находился в его собственной руке.

Кайф исчез мгновенно. Он нисколько не утолил свою потребность в Фелиции. Вместо этого он сделал его сильнее.

Чертыхаясь, Герцог вытерся полотенцем. Он застегнул штаны, надел пальто и вышел за дверь прежде, чем замена смогла даже включить свет.

Брэм перестал расхаживать, сел рядом с Фелицией на коричневый диван и зло нажал кнопку, чтобы закончить вызов на мобильном телефоне.

— Герцог до сих пор не отвечает. Вы спарились два часа назад. Ты уверена, что вы произнесли все слова?

Фелиция не оценила раздражение Брэма. По правде говоря, она все еще пыталась осознать чудовищность того, что Харстгров пообещал ей: его долгую жизнь, его верность, его преданность. Священные слова, если верить ему. Она этого не ожидала. Она должна была пообещать то же самое взамен. Не равнодушный обет. Как только она произнесла последнее из слов, Фелиция захотела обнять его, поцеловать.

Слиться с ним. Скрепить их связь.

Все это только усилило ее желание к нему.

Только мысли о Мейсоне, о свадьбе, которая почти совершилась, и собственный страх разбитого сердца остановили ее от действий.

Интенсивность чувства Харстгрова переполняла. Сражаться с ним было похоже на попытку удержаться на плаву на спасательном плоту посреди шторма. Если он поцелует ее еще раз… Фелиция не питала иллюзий — ее желание противостоять ему рухнет.

— Он произнес несколько фраз, как клятву, а затем заставил меня сказать это в ответ.

Она раскрыла кулак и показала клочок бумаги в руке.

Брэм положил тот на темный деревянный стол перед ними и выругался.

— Тогда это должно быть все. Полагаю, мне не стоит удивляться, что у тебя нет магической подписи.

Он быстро объяснил ей это понятие, она нахмурилась.

— Значит ли это, что спаривание не состоялось?

- Обычно это невозможно. Если слова произнесены, дело сделано, но ты… отличаешься.

Он вздохнул.

— Почувствовала ли ты что-нибудь после того, как был произнесен Зов?

Кроме безумного желания предложить ему все, чем она была, быть его телом и сердцем? Это были пугающие, головокружительные моменты. Он был так близко, его рот был прямо над ее, взгляд был таким глубоким, как будто он хотел ее душу. И Фелиция хотела отдать ему все и даже больше. Она боялась, что это не было волшебством, просто желание, чтобы он заявил о себе, как это было с момента их встречи.

— Я так не думаю, — отгородилась она.

— Он поцеловал тебя после этого? Уложил в постель?

Фелиция отступила.

— Я понимаю, что ты любопытный ублюдок, но это не твое дело.

Он стиснул зубы.

— Вы сказали слова, и теперь он отсутствует, возможно, находясь на публике, где другие могут увидеть его подпись. Он должен выглядеть так, как будто он полностью связан и без каких-либо остаточных следов твоего отпечатка. Если одни только слова этого не сделали, нам нужно исправить ситуацию.

Как? Брэм думал, что сможет приказать ей переспать с братом ее жениха?

Стрела жара пронзила ее при мысли о том, что Харстгров сдирает с нее одежду, ласкает кожу, требует губы с натиском плотской потребности, которую она видела в его глазах. И ее прикосновения к каждому дюйму его твердого мужского тела взамен.

Фелиция прочистила горло, но это не помогло рассеять жар, клубящийся в ее теле.

— Он хотя бы пытался соблазнить тебя?

Фелиция ни за что не скажет Брэму, что она отвергла Харстгрова сразу после того, как они обменялись клятвами. Последнее, что ей было нужно от волшебника, — это обвинение.

— Не приставай к ней, — отчитала его Оливия, когда вошла в комнату. — Возможно, у меня нет магической способности читать мысли, по крайней мере, еще нет, но мне не нужно знать, что ты заставляешь ее чувствовать себя некомфортно. Конечно, Герцог хотел соблазнить ее. Еще бы! Но ты ни черта не знаешь о том, как быть человеком. Она не может быть обещана одному брату, а затем соединена с другим без… переходного периода. Ей нужно время.

Она вздохнула.

— Ты видел Сабэль?

Фелиция моргнула, затем сдержала улыбку. Оливия определенно поставила Брэма на место. Даже он выглядел удивленным.

— Сабэль, скорее всего, с Айсом.

Он направил на Фелицию острый взгляд.

— И время — это единственное, чего у нас нет, если мы хотим сохранить всем жизнь.

— Я знаю об этом, — отрезала Фелиция. — Я сделала все, что ты просил.

— Перевод: отвали, — сообщила Оливия.

Фелиция нелегко заводила новых друзей. Доверять было трудно, и она всегда чувствовала себя по-другому, потому что она мало заботилась о покупках, наблюдая за мыльными операми, такими, как «Улица Коронации», или о походах из клуба в клуб. Она всегда была одиночкой. Но Оливия ей понравилась.

«Спасибо», — сказала она губами другой женщине.

Оливия подмигнула, затем повернулась к Брэму.

— Сабэль не с Айсом. Большинство воинов собрались обсудить детали спасения Тайнана. Что-нибудь слышно от Шока? Ты знаешь, где найти Матиаса, он заглотил наживку?

— Нет. Если воины снова соберутся, есть шанс, что Герцог присоединится к ним?

— Нет, и я не знаю, где он находится.

Другая женщина пожала плечами.

— Это не в моей области. Если вы все хотите горячую еду перед уходом, мне нужно на кухню.

Закончив на этом, Оливия выскользнула из комнаты.

— Дерзкая девчонка, — пробормотал Брэм. — Если бы ей не суждено было когда-нибудь стать могущественной ведьмой, я бы оттаскал ее за уши.

Нет, он не стал бы этого делать. Фелиция слышала нежность к женщине. Ворчание было просто признаком плохого настроения.

Брэм провел рукой по своим золотистым волосам.

— Куда, черт возьми, делся Герцог?

Значит, он вернулся к этой теме?

— Я же сказала тебе, что он ушел, не сказав ни слова, вскоре после того, как были произнесены слова.

Брэм перевел на нее любопытный синий взгляд.

— Это, блять, не имеет смысла. Если он пытался соблазнить тебя, что случилось?

Фелиция напряглась.

— Никто не говорил, что с ним потребуется спать. Как отметила Оливия, я все еще помолвлена с его братом.

Волшебник сжал руку на диване, но выглядело это так, как будто он предпочел бы сжать ее шею.

— Обещание дать обет кому-то не важнее, чем тот, который ты дала. Ты обещала, что с этого момента для тебя не будет другого, кроме Герцога.

— Временно! Не то чтобы я провела вечер, занимаясь сексом с Мейсоном. Я не нарушила клятву. Но будь я проклята, если ты заставишь меня проигнорировать обещание, которое я дала в пользу того, кого заставила судьба.

— Слушай сюда, девочка, — прорычал Брэм. — Тебе лучше…

— Оставь ее в покое.

Смертоносный приказ рассек комнату, и Фелиция подняла глаза. Харстгров.

При одном только взгляде на него ее грудь напряглась. Свежий снег припорошил лацканы его темного пальто и волосы. Ему нужно было побриться, но это как-то добавило ему привлекательности. Он буквально вибрировал от силы и выглядел усталым и раздраженным.

Брэм встал. Его взгляд проследил за Харстгровом, затем он взорвался.

— Где ты был?

Гнев за него затопил ее.

— Не кричи на него!

— Это, по крайней мере, половина твоей вины за отказ лечь в постель со своей парой. Не вмешивайся, если не готова помочь.

Смертельное спокойствие окутало Харстгрова.

— Ты будешь относиться к ней с уважением. Или я оторву тебе голову.

— Ты спарился, а потом ушел? Возможно, ты спросил кого-то, изменила ли клятва твою подпись, прежде чем вышел на улицу, где Матиас или любой из его головорезов могли увидеть тебя.

Харстгров сделал паузу.

— Изменила?

— Мало что изменилось.

Стиснув зубы, Харстгров выругался.

— Должно быть, это сработало. Я что-то почувствовал. Некую связь.

— Это едва различимо, — покраснел Брэм. — Ты должен был спросить у одного из нас, прежде чем уйти.

— После того, как я воззвал к Фелиции, и она ответила, я искал тебя и других, чтобы проверить мою подпись. Ты уединился со своей заменой. Все остальные, у кого есть пары, были с ними. Лукан ушел.

Он стянул пальто и затем бросил на нее осторожный взгляд.

— Я подумал, что будет лучше… разобраться с незаконченными делами, прежде чем идти за Тайнаном.

Он не врал, но Фелиция не одобряла его терминологию. Что он такого не сказал?

— Твоя подпись искажена, я не могу сказать об уровне энергии.

Выражение лица Харстгрова стало закрытым.

— Я в порядке.

Дыхание Фелиции замерло. Его энергетический уровень… достигается через секс. Он приобрел его до того, как похитил ее, или… Она не закончила свой вопрос. Но это не имело значения. Мысль о том, что он мог прикоснуться к кому-то еще сегодня, вонзила нож ей прямо в сердце.

Фелиция не могла скрыть свой вздох от предательства.

— У тебя был секс с другой женщиной?

— Нет.

Его сжатые кулаки и легкий едкий запах жалил намеком.

Он не собирался врать… но не говорил полной правды.

— Ты обратился к замене, — слова Брэма звучали раздраженно. — Черт побери! Нам нужно было убедиться, что это спаривание было прочным, и вместо этого ты отложил все из-за долбанной чувствительности Фелиции и нашел замену реальным вещам.

Фелиция почувствовала, как ее грудная клетка прогибается под давлением изнурительной боли. В магическом эквиваленте их брачной ночи он провел ту с другой женщиной? Ее способность дышать на долгие мгновения прекратилась, и она была ошеломлена.

Харстгров не значит для нее ничего. Но столкнувшись с этим, она поняла, что это не так.

Почему он так на нее повлиял? Человек, который пожертвовал своим положением в семье, запятнал имидж, дал ей магический эквивалент своего имени и согласился сражаться с самыми злыми врагами, чтобы защитить ее, значил для нее больше, чем она думала. Больше, чем было мудро.

— Как ты мог?

Слова слетели с ее губ. Шепот. Обвинение.

Упрекать его было несправедливо, и она это знала. Да, они спарились, или почти так, но ему нужна была энергия. Она отказалась предоставить ту, но заставила его пообещать не трогать ее. Фелиция знала, что она не должна быть шокирована тем, что он обратился к другой, но сила боли почти уничтожила ее. Она так сильно хотела его и не могла действовать, если не хотела предать Мейсона и рискнуть своим сердцем.

Ее чувства были нелогичны, она знала. Она не дала Харстгрову выбора. Какого черта она ожидала?

Харстгров уставился на Брэма.

— Теперь ты счастлив?

— А ты? — вернул Брэм. — Возьми ее. Теперь она принадлежит тебе. Тебе нужно…

— Ты ни черта не знаешь, — зарычал Харстгров. — Ты растоптал ее чувства, совершенно не задумываясь о том, насколько это может причинить ей боль.

— Нет, — голос Фелиции задрожал. — Это сделал ты, когда разделся с другой женщиной.

— Те, у кого есть связь с парой, не могут заниматься сексом ни с кем другим во время спаривания. У меня не было с ней полового акта.

Он пересек комнату и взял ее за плечи, сжимая, когда она попыталась отстраниться.

— Я бы десять раз предпочел заняться с тобой любовью. Если бы ты захотела сейчас, я более чем готов.

Фелиция остановилась. Чистая правда. Правда то, чего она от него ожидала?

Не это, что-то в ней хныкало. Она не имела права расстраиваться… и все же она не могла выключить гнев и ощущение предательства.

— Сделайте дело, — потребовал Брэм. — Это единственная надежда, что мы можем изменить ее подпись. Мы оба не причиним ей столько вреда, сколько Матиас, если он найдет ее через тебя. Я понимаю, что ты не хочешь предавать своего брата. Но если ты хочешь, чтобы Фелиция была жива…

— Перестаньте разыгрывать один и тот же козырь. Это чертовски раздражает меня.

— Ты ходишь на цыпочках вокруг ее чувств, делаешь то же самое со мной.

— Оставьте нас, — потребовала Фелиция.

Брэм открыл рот, чтобы возразить, и она перебила его.

— Прекрати все, что ты собираешься сказать. Мы знаем, чего ты хочешь. Это вопрос должны решить мы.

Брэм впился взглядом в нее, а затем хмуро посмотрел на Харстгрова.

— Хорошо. Остальные прикинут, сможем ли мы вытащить Матиаса и спасти Тайнана. Герцог, ты останешься здесь. Пока ты носишь ее отпечаток, тебя никто не должен видеть. Мы вернемся через несколько часов.

С этими словами Брэм захлопнул дверь. Один вид напряжения иссяк, но Фелиция почувствовала еще один спазм в животе, сексуальный.

— Значит, клятва не сработала?

Она хотела уточнить этот момент, прежде чем они произнесли еще хоть одно слово.

— Что-то случилось. Моя подпись недостаточно изменилась, но ты уверена, что Шок не лгал. Если его знания точны…

— Можно ли предположить, что у нас есть другие источники, которые могли бы подтвердить его слова?

— Нет, до тех пор, пока Сабэль не найдет что-то в книгах Мерлина.

— Я помогу ей искать.

— Независимо от того, что вы найдете, эти слова изменили меня.

Его пальцы сжались на ее плечах, и темные глаза пронзили девушку, одновременно серьезные и требовательные.

— Как и все волшебники, я не интересуюсь ни одной женщиной, кроме моей пары.

Он не лгал. Он занимался каким-то половым актом с другой женщиной, потому что его вид требовал энергии, которую она отказалась ему дать. Она не оставила ему выбора, но от осознания того факта, что он пошел к другой, не сказав ей, было больно. Странная смесь ярости, вины, боли и желания затопила ее грудь. Слезы жгли глаза, как кислота. Она проглотила их.

— Я поставила тебя в ужасное положение.

Ее голос дрожал, и она ненавидела, что не могла его контролировать.

— Прости меня. Я разрушила твою жизнь…

— Остановись. — Харстгров притянул ее ближе. — Я именно там, где хочу быть. Я бы не пожелал ни о чем из этого, кроме Матиаса, рисующего мишень на твоей спине. Я знаю, что ты любишь Мейсона…

Но она не любила. Фелиция прикусила губу. Рассказав Харстгрову правду, она поможет снять часть вины, которую он испытал, делая все, чтобы спасти ее.

— Он… любит меня, — прошептала она.

Харстгров уронил руку и отступил.

— Я знаю.

Она потянулась, схватила его за рукав. Даже это маленькое прикосновение пронеслось сквозь нее ошеломляющим жаром. Ее потребность в нем росла каждый час, и Фелиция задавалась вопросом, как долго она сможет бороться с ней.

— Он мой лучший друг, — прошептала она.

Он пристально смотрел ей в глаза, сканируя лицо.

— Ты любишь его?

Харстгров подошел ближе, и она вздрогнула.

Любовь была слишком болезненной, когда в результате кто-то уходил. Дейдра показала ей отчаяние, которое может причинить разбитое сердце. Она превратилась из яркой женщины в пустую оболочку, сломленную мучениями, ее уверенность была разрушена, здравомыслие потеряно. Ее воля к жизни была в конечном счете украдена. Фелиция не хотела переживать о Харстгрове. Но она боялась, что было слишком поздно.

Он пожертвовал многим, чтобы защитить ее, как она могла лгать?

— Я люблю его… как друга.

Она закрыла глаза, зная, что эти слова изменят все, но она обязана ему честностью.

— Я думала, что он заботился обо мне так же. Но за мгновение до того, как ты появился на нашей свадьбе, он сказал мне, что его чувства стали глубже.

Нахмурившись, Харстгров двинулся дальше в ее личное пространство.

— Зачем тебе замуж, если ты не влюблена? Ты беременна?

— Нет! Когда-нибудь я захочу создать семью, но признание Мейсона, что он любит меня, было шоком, к которому я не была готова. Я даже не была уверена, стоит ли мне продолжать церемонию.

Он провел пальцами по ее щеке, и глаза Фелиции широко раскрылись.

— Почему ты не хотела, чтобы он влюбился в тебя?

Фелиция старалась изо всех сил ответить. Говорить про Дейдру было так… болезненно.

Лично. Если открыться Харстгрову, то это еще больше сблизит их.

— Это не имеет значения. Ничто не изменит чувства Мейсона или тот факт, что мы уже предали его. Все, что мы делаем, это просто поворачиваем нож в его ране.

— Ты думаешь, что отрицание того, что между нами, не причиняет мне боль? Я думаю, от этого даже тебе больно. Ты действительно этого хочешь?

Боже, нет. В тот момент Фелиция поняла, что Мейсон все еще ее лучший друг… и ее лучшее оправдание. По правде говоря, она была слишком напугана, чтобы рисковать своим неопытным сердцем для Харстгрова. Да, теперь у него были чувства к ней. Но продержатся ли они дольше, чем чувства Алексея к Дейдре? Харстгрову было бы так легко поддаться и так трудно забыть. Зачем подписываться, чтобы разбить себе сердце? Только потому, что магия временно связала их, не гарантировало, что все, что он чувствовал, продлится, когда опасность минует.

— Прямо сейчас, — пробормотала она.

— Мы должны иметь дело с ситуацией, а не с беспорядком наших чувств. Мы спарились, но твоя магическая подпись не изменилась. Брэм предполагает, что завершение нашего союза, возможно, поможет. Но Мейсон так много сделал для меня за эти годы и хотел жениться на мне несмотря на то, что я не отвечаю на его чувства. Я не могу предать его.

— Дело не в Мейсоне, а в твоем страхе. — Он притянул ее ближе. — И почему я тебя пугаю.

Сердце Фелиции заколотилось. Она вырвалась из его рук и попятилась к двери.

— Харстгров, я…

— Черт возьми, меня зовут Саймон!

Он крепко сжал ее, его дыхание было тяжелым, глубоким.

— Я не знаю, от чего, черт возьми, ты бежишь, Фелиция, но теперь, когда знаю, что ты не любишь Мейсона, у меня нет сомнений в том, чтобы сказать тебе, моя пара, что ты важнее для меня, чем что-либо или кто-либо, даже мой брат. Я не успокоюсь, пока твое сердце не станет моим.

Глава 10

Она не любит Мейсона.

Эти слова отозвались в голове Герцога, когда Фелиция с широко раскрытыми глазами отпрянула от него, и ужас отразился на ее изящном лице. Она вздрогнула и отступила.

— Ты хочешь мое сердце? Нет. Тебе нужна энергия, хочешь… секса. Ты…

Он подошел ближе, схватил ее за плечи.

— Хочу от тебя большего, чем секс. Гораздо большего.

— Это спаривание. Эти слова заставили тебя почувствовать что-то нереальное.

Если Фелиция так думает, то у него для нее есть новости.

— Нет, я чувствовал это с тех пор, как пожал тебе руку в день нашей встречи. Это ты.

Она уставилась на него.

— И ты думаешь, что хочешь моей… любви?

— Я не соглашусь на меньшее.

Его слова, казалось, выбили воздух из ее легких, и она выглядела готовой убежать.

Герцог сделал единственное, о чем он молился, чтобы напомнить ей, как хорошо им может быть вместе: он поцеловал ее.

Когда его губы накрыли ее, он призвал Фелицию открыться для него, поглотив ее вздох, когда девушка сделала это. Он сжал ее голову в руках, держа прямо под собой, пока исследовал ее рот, пробуя на вкус. Как и вчера, когда он поцеловал ее, Герцог купался в ее вкусе и правильности. Сладость, женщина, намек на терпкость. Принадлежит ему… без сомнений.

После минутного колебания Фелиция обняла его, схватив за плечи. Прижавшись ближе, она захныкала. Это был самый сладкий звук, который Герцог когда-либо слышал, и когда он наклонил голову, чтобы поцеловать еще глубже, его взгляд коснулся ее лица. Красные губы, полузакрытые глаза. Желание стерло страх с лица, оставив ее жаждущей, задыхающейся, такой же, как и он сам.

— Видишь? — выдохнул он. — То, что между нами — это правильно, Фелиция. Конечно, я хочу твоей любви.

Как будто он вылил на нее ведро ледяной воды, Фелиция сразу побледнела и отрицательно покачала головой. Она вырвалась из его рук, направилась к двери. Ее голубые глаза заслезились, умоляя его не преследовать ее.

— В чем дело? Почему любовь пугает тебя?

Она не сказала ни слова, просто развернулась. И побежала.

Ее отпор усилил его потребность предъявить права на нее, пометить ее. Его руки дрожали, кровь кипела. Его член ныл. Герцог никогда не хотел женщину сильнее, чем Фелицию. Она была лихорадкой, царапающей его кожу, сводящей его с ума от желания.

И он знал, что она хотела его так же сильно.

Фелиция оглянулась. Она выглядела испуганной и подавленной. Герцог выругался… но заставил себя отпустить ее. Пока. Ей нужно было время, которое он мог дать ей, чтобы принять его и их пару, примириться с тем, что ее беспокоило.

Герцог дал бы ей все, что мог, но из-за надвигающейся опасности и возрастающей лихорадки это не могло быть долго.

Поскольку Фелиция была невосприимчива к магии, разумно было предположить, что потребуется больше, чем обмен словами, чтобы сделать их связанной парой, особенно с ее стороны. Секс был следующей логической возможностью.

И он должен выяснить, и быстро, почему она боялась любви.

Прислонившись к стене ее спальни, он закрыл глаза и потерся о холодный камень разгоряченным лбом. Ее захватывающий вкус задержался на его языке.

Тот факт, что она не любила Мейсона, изменил все. Вместо того, чтобы соглашаться на обладание ее телом, чтобы скрыть отпечаток, он без проблем признал, что жаждал всей душой захватить ее сердце, любой ценой.

У него в кармане зазвонил мобильник. Герцог схватил его и, не задумываясь, телепортировался из пещеры для лучшего приема. Это подсказало ему, что Фелиция забрела в какой-то отдаленный угол и находилась далеко от него. Он старался не впадать в депрессию от этой мысли.

Из-за январского ветра, который трепал его волосы и одежду, он вздрогнул, извлекая телефон. Имя звонящего заставило его выругаться.

— Чего ты хочешь, Мейсон?

— Поговорить со своей невестой.

«Моей парой теперь и навсегда»

— Она… спит.

Пусть Мейсон сделает из этого такой вывод, который хочет. Хотя он не любил причинять боль брату, Герцог будет играть грязно, чтобы удержать ее.

— Не выводи меня. Помни, Фелиция должна вернуться ко мне через несколько часов, иначе тебя арестуют за…

— Похищение. Я помню. Подготовь бумаги, если нужно. Она еще не в безопасности, и я не верну ее.

«Никогда»

— Ты, чертов мудак…

— Избавь меня от оскорблений, Мейсон. Мы уже обменялись ими. Мне жаль, что тебе это не нравится. Ты действительно любишь ее?

— Конечно, — младший брат ощетинился.

Герцог знал это, но слышать было больно — это резало сердце.

— Полагаю, ты предпочел бы, чтобы она была в безопасности, чем умерла.

— Будь ты проклят, Саймон. Все это не имеет никакого смысла. Что, черт возьми, происходит? Я должен находиться с Фелицией в медовом месяце, не задаваясь вопросом, где она, черт возьми, и все ли с ней будет в порядке.

— Обеспечение ее безопасности — мой приоритет номер один, я обещаю.

— Убедись, что это все, что ты с ней делаешь.

Мейсон пытался прикрыть свои опасения требованиями. Типичный Мейсон. Герцог был не в настроении.

— Почему ты хотел жениться на ней, если знал, что она тебя не любит?

Герцог услышал ярость в нерешительности Мейсона и улыбнулся в телефон. Очко в его пользу.

— Не смеши. Фелиция любит меня, — растерялся он. — Так было в течение многих лет.

— Правда? Она назвала тебя своим лучшим другом.

— Лучший друг, да. Жених. Любовник.

Мейсон произнес последнее слово, и это сработало.

Собственнический жар нахлынул на Герцога волнами. Он стиснул зубы, борясь с желанием раздавить телефон в кулаке.

— Фелиция любит меня, — заверил его Мейсон. — Она никогда бы не провела так много времени со мной, не доверила бы мне ключи от дома или финансы, и не согласилась бы выйти за меня замуж, если бы не любила. Ей просто трудно произносить эти слова.

Возможно, но…

— Ты признался в любви до свадьбы, а она нет, что означает, что ты не признался в своих чувствах прежде.

— И что? Я едва ли похож на классического жениха. Почему ты копаешься в наших отношениях? Надеешься найти способ развести нас? Я знаю эту женщину изнутри, что ей нравится, что не нравится, ее демонов. Она моя.

«Ошибаешься»

Герцог знал, что она чувствовала к нему что-то, чего не чувствовала к Мейсону.

— Почему она боится мужчин? Любви?

То, что напугало Фелицию, стояло между ними гораздо больше, чем его брат.

— Саймон… — предупреждающе начал он. — Есть только одна причина, по которой ты хочешь это знать, и будь я проклят, если помогу тебе забрать Фелицию у меня.

— Я должен заслужить доверие, чтобы она позволила мне защитить ее. Каждый раз, когда я пытаюсь, она хватает меня одной рукой и отталкивает другой. Почему?

Мейсон замолчал, и живот Герцога сжался. Он играл слишком активно, и, несомненно, младший брат пошлет его. Черт возьми, ему нужно было знать, что отпугнуло Фелицию.

— Она тебе ничего не сказала? — Мейсон засмеялся, низко и противно. — Тогда она все еще моя.

Фелиция вытерла слезы с лица, находясь в ярости от себя. Убегать и плакать было трусливым поступком. Все вокруг нее, особенно Харстгров, сплотились, чтобы обезопасить ее. Ей нужно собраться и внести свой вклад.

«Я не успокоюсь, пока твое сердце не будет моим».

Эти слова отозвались эхом в ее голове, вселяя страх. Но тоска поселилась в нем. Она все еще чувствовала его поцелуй на губах, не могла ясно мыслить. Но он пока и не украл ее сердце.

Каким-то образом она должна полностью соединиться с ним, не влюбляясь в него. Фелиция понятия не имела, как это сделать.

Первое действие — найти Сабэль. У женщины была информация, необходимая ей для принятия обоснованных решений, без того, чтобы Брэм дышал ей в затылок. Тогда ей пришлось бы действовать быстро.

Блуждая по недрам пещеры, она следовала по темным и извилистым проходам вверх по нескольким лестничным пролетам, пока не услышала шумную женскую болтовню. Ворвавшись в основные гостиные и прилегающие офисные помещения, она обнаружила, что все пары Братьев Судного дня смотрят на дверь, как будто ждут ее.

— Вот она, — сказала Сабэль с улыбкой.

Кари и Сидни улыбнулись ей, а затем снова погрузились в то, что выглядело так, будто они упаковывали хозяйственные принадлежности в коробки.

Фелиция нахмурилась.

— Как ты узнала, что я приду?

— Магия перестала работать.

Оливия подмигнула.

О.

— Я мешаю вам что-то делать. Извините. Я пришла спросить, могу ли я почитать фолианты Мерлина, но я оставлю вас.

Сабэль пожала плечами.

— Не беспокойся. Оставайся. Мы почти закончили. Если хочешь, помоги мне…

— Нет проблем.

Затем она нахмурилась:

— Вы собираетесь уезжать? Если это потому, что я блокирую вашу магию…

— Нет. Не из-за твоих способностей, — пообещала Сидни, заправляя прядь длинных каштановых волос за ухо и потянувшись к большому зеркалу на стене.

— Брэм — осторожный мерзавец.

— Он такой, — сказала Сабэль.

— Шок предупредил нас, что он может удерживать Зейна и Матиаса не так долго. Мы должны быть готовы уйти.

Ведьма повернулась, чтобы помочь Сидни с большим позолоченным зеркалом на стене.

— Осторожно, — предупредила рыжая.

— Это мое любимое зеркало.

— У тебя есть любимое зеркало? — брякнула Фелиция. Была ли пара Кейдена тщеславной??

Сидни рассмеялась над ее замешательством.

— Не для ухода за собой. Это магический эквивалент телевизионной камеры для трансляции новостей. Я стала корреспондентом магического мира, повествующим о Братьях Судного дня, Матиасе и войне.

— Понятно, — пробормотала Фелиция. — Немного.

Кари взглянула на часы.

— Уже за полночь. Мы должны это закончить.

— Когда вы собираетесь уходить?

Фелиция не знала их хорошо, но все эти женщины поддержали ее, несмотря на опасность, которую она принесла. Если бы Фелиция позволила себе, она могла бы подружиться с ними.

— Мы, в том числе и ты, уйдем, как только Брэм даст приказ. На данный момент все воины, кроме Герцога, отсутствуют, пытаясь выманить Матиаса из укрытия с помощью дневника Апокалипсиса в качестве приманки.

— Дневника Морганны Ле Фей?

— Того самого. Женщина должна транспортировать его. Матиас знает это и, похоже, не клюнет на приманку. Шока нигде не найти, и ни один из других способов, который брат использовал, чтобы добраться до Матиаса, похоже, не передал информацию, которую он планировал. На случай, если он почувствует неладное, Брэм попросил нас быть готовыми сбежать в любую минуту.

— С ценным имуществом?

— Да. Книгами Мерлина, любовницей Матиаса, Рейей, которая находится в нашем подземелье, и Дневником Апокалипсиса.

В подземелье? Опять же, если эта Рея была любовницей Матиаса, ей же нужно было быть со своим хозяином, сеять хаос.

Фелиция поморщилась.

— Повлияю ли я на подземелье? Если подавляю магию или…

— Нет, она далеко, и камера должна сдержать ее.

Она вздохнула с облегчением, потом поняла, что Сабэль и остальные женщины были заняты. Ее просьбы лишь отвлекут ведьму от ее обязанностей.

— Я оставлю вас.

Женщины продолжали упаковывать книги и бумаги в коробки. Сабэль подошла поближе.

— Хоть я не могу читать твои мысли, но твое выражение легко расшифровать. Скажи, что тебя беспокоит. Я помогу, чем смогу.

— Не хочу вас прерывать…

Фелиция взглянула на всех работающих женщин.

— Ты и не прервала.

Она прикусила губу.

— Я буду кратка. Мы можем поговорить в тихом месте?

С глазу на глаз.

— Мы с Фелицией вернемся, — сказала остальным Сабэль. — Если вы не уверены в чем-то, отложите это.

Кивнув и бормоча, женщины продолжили, и Фелиция последовала за Сабэль на кухню. Они сели за большой деревянный стол, современно сделанный и покрытый глянцевым лаком. Они никак не могли его упаковать. Они просто оставят его, вместе со всем остальным, что она видела здесь? Они жили в опасности, постоянно оглядываясь?

Сабэль вытащила стул, и Фелиция сделала то же самое.

— Кофе?

— Нет, спасибо.

Фелиция крепко сжала руки.

— Я знаю, что у тебя не так много времени, поэтому я не буду его тратить. Брэм говорит, что подпись Харстгрова не сильно изменилась после нашего спаривания.

Ведьма покачала головой.

— Мне жаль.

— Но Шок сказал, что так и будет. Он не соврал… если только это не истина, в которую он верил.

Фелиция вздохнула.

— Не могу сказать. Я могу читать мысли Шока, только когда он позволяет. Его дар в этой области намного больше, чем у любого другого, с кем я сталкивалась.

— Понятно.

Но Фелиции это не понравилось.

— Брэм предположил, что мой предок изменил свой отпечаток на подписи своей пары,

потому что они не просто спаривались, но и…эмм, интимно.

— Вы с Герцогом не занялись любовью, и ты спрашиваешь мое мнение?

Фелиция остановилась.

— Я знаю, что это безумие. Я не очень хорошо тебя знаю, и ты, скорее всего, будешь на стороне брата.

— Ну…

Сабэль улыбнулась.

— Ты знаешь, что я не могу лгать тебе.

Несмотря на сложную ситуацию, Фелиция вернула улыбку.

— Никто не может.

— Я не могу ответить на твой вопрос. Это неизведанная территория, так как никто из нас не встречал Неприкасаемого. Недавно Рейден и Табита, его энсинта, это ведьма, носящая его ребенка, нашли семейное древо Неприкасаемых. Фамилия на нем была стерта. Но дата и место подходят для тебя. Я ненадолго заскочила в больницу Ньюхэма. С помощью магического убеждения они подтвердили мои подозрения. Ты из этого рода.

Это была плохая новость. И это не было неожиданностью.

— Табита на самом деле навещала тебя в ночь твоего рождения. Не знаю, поможет ли тебе это, но… родители не бросили тебя и оставили не потому, что не любили. Они знали, что тебе суждено быть в опасности, и они хотели дать тебе шанс на нормальную жизнь.

Фелиция сказала себе, что сейчас это не имеет значения. Но когда она услышала, что ее отдали, чтобы помочь, а не бросили, это ударило прямо в грудь.

— Они?..

— Умерли. Твоя мать прожила всего два дня после твоего рождения, а потом умерла от лихорадки. После твоего усыновления твой отец исчез. Он вернулся в Лондон менее месяца назад и скончался. Возможно, он искал тебя. Я не знаю.

Теперь Фелиция никогда этого не узнает. Горе разорвало ее на части. Ее отец был жив несколько недель назад. Кто-то нарисовал мишень на спине ее отца из-за нее? Ради него же она надеялась, что он умер спокойно.

— Твою родословную уважают и боятся, Фелиция. Некоторым из магического мира не нравится, что Неприкасаемые предназначены для этого… нашего баланса. На них охотились тысячелетиями. Если бы ты не наткнулась на магический мир, встретив Герцога, скорее всего, Матиас искал бы тебя, но не смог бы найти годами, возможно, до конца твоей жизни.

Слова ведьмы возымели действие, и Фелиция поняла, что она не сожалеет о нынешнем пути. Как бы привлекательно ни звучали мир и безопасность, если бы она вышла замуж за Мейсона и поселилась в комфортной загородной жизни, была бы она счастлива? Если бы она не попала в этот вихрь, то никогда бы не встретила Харстгрова. Он может быть слишком пугающим, чтобы его любить… но он был слишком привлекателен, чтобы сожалеть.

— Спасибо.

Сабэль кивнула.

— У меня есть более подробная информация о них: имена, биографии, места захоронений, если ты когда-нибудь захочешь посмотреть.

По оценке Фелиции, ведьма была отчасти экстрасенсом, отчасти ангелом.

— Захочу. Но прямо сейчас мы должны решить неотложный вопрос. Подпись Харстгрова.

— Да, конечно. Я не могу честно сказать, изменит ли секс с Герцогом ситуацию в этом отношении. Но я думаю, что это будет по-другому. Например, его способность защищать тебя возрастет, когда у него будет достаточно энергии.

— И он не пойдет к… замене?

Мысль о том, что она должна будет выдержать это снова, мучила ее.

— Нет. Связанный волшебник никогда не выберет этот вариант, если он не должен. Мало того, если вы с Герцогом скрепите свои узы, то будете более готовы работать в команде, несмотря на опасность. У нас с Айсом были неприятности, когда мы скрывались от Матиаса с дневником. Но теперь, когда мы полностью связаны, клянусь, иногда я точно знаю, что он чувствует и думает, хотя не могу читать его так, как других.

Фелиция в это верила. Обменявшись клятвами с Харстгровом, она почувствовала, как невидимая нить настойчиво тянула ее в его сторону. Даже сейчас, когда она знала, что он бродил по периметру пещер, неугомонное желание наполняло его. Откуда такие знания?

— Пары обычно… любят друг друга, без слов клятвы?

— Сильно. Есть исключения, но это редкость.

Ответ Сабэль пронзил страхом ее грудь. Фелиция была связана с Харстгровом по «редкой» причине. Значит ли это, что она может быть одним из исключений любовного бизнеса? Но готова ли она поставить на это свое сердце?

— Спасибо. Я должна быстро решить, что делать.

— Только ты и можешь. — Сабэль похлопала ее по плечу. — Я знаю, что мы знакомы всего несколько часов, но я здесь, если тебе нужно еще немного поговорить.

— Спасибо тебе за все.

Фелиция прикусила губу.

— Но я должна попросить еще об одном одолжении. Книги Мерлина о могиле Морганны…

— Я опережаю тебя. Пока я читала о Неприкасаемых, я искала упоминания о гробнице. Выделила пару, которые, как я полагаю, содержат соответствующие отрывки. Но они требуют более тщательного изучения. Он был гениальным, но не аккуратным. Я продолжу поиск, но если ты хочешь начать читать…

— Хотела бы. Мне нужно увидеть, с чем я столкнусь. Харстгров попытается остановить меня, без сомнения, но я уверена, что мы не сможем избегать этой могилы долго.

Сабэль мудро кивнула и встала.

— Я покажу тебе, где их можно найти.

Когда она последовала за ведьмой обратно в пещеру, которая использовалась в качестве офиса, Сидни стояла в открытой двери.

— Где ты хочешь, чтобы это хранилось? И кто из нас возьмет?

Это была книга со слегка потрепанной красной обложкой и пожелтевшими страницами. Замысловатый узор рубинов украшал обложку, привлекательный и ослепительный. Он стоит целое состояние.

— Что это? — спросила Фелиция.

— Дневник Апокалипсиса.

Сидни подняла книгу.

— Обратила внимание на символ спереди, украшенный рубинами.

Оливия указала на тот.

— Буква внизу — M. Та часть, которая блокирует, это L. Моя прапрабабушка любила украшения.

Фелиция почувствовала, как у нее отвисла челюсть.

— Морганна Ле Фэй…

— Ага. У меня веселая семейка, да? — пошутила Оливия.

Подойдя ближе к Сидни, Фелиция потянулась за книгой. Подумав лучше, она оглянулась на Оливию и Сабэль.

— Можно мне?

Женщины переглянулись и пожали плечами.

— Смотри сама.

Ощущение наэлектризованности охватило ее, когда она схватила книгу. Не то чтобы она чувствовала магию из книги. Но думать, что она держит в руках часть древней истории, о которой большинство людей никогда не узнает…

— Почему вы пожертвовали всем, чтобы защитить эту книгу? Она стоит много денег?

— Это более важно, чем просто деньги, — сказала Сабэль. — Она исполняет желания.

Фелиция уставилась на нее, потом на книгу.

— Желания? Как если щелкнуть каблуками три раза?

— Не совсем, но очень близко.

Великолепная блондинка склонила голову с задумчивым взглядом.

— Открой ее. Мне любопытно, что ты увидишь.

Пожав плечами, Фелиция схватилась за переплет и открыла книгу. Сразу же она увидела слова, начертанные очень жирными чернилами, старинные, витиеватые. Она бегло прочитала написанное.

— Проклятие?

— Ты можешь это прочитать?

Рот Оливии широко раскрылся.

— Оно прямо здесь, — указала Фелиция.

— Не для нас, — сказала пара Маррока.

— Магия стирает чернила для нашего взгляда, как только желание сбывается. Это проклятие Морганна наложила на Маррока полтора тысячелетия назад. Как только оно подействовало, он больше не мог видеть слов.

Фелиция пролистала вперед.

— Конец проклятия виден на следующей странице.

— М…, - сказала Сидни. — Возможно, ты можешь пропустить несколько страниц там, где я…

Слишком поздно. Фелиция усмехнулась: — У тебя богатое воображение.

Сидни покраснела.

— Это сработало.

— Я понимаю, почему ты заполучила своего мужчину. Должно быть, он очень счастлив.

Рыжая засмеялась.

— Мне нравится так думать.

Фелиция перевернула еще одну страницу и снова прочитала, прежде чем бросить взгляд на Сабэль.

— Она действительно исполняет желания. Айс целый, живой, и с тобой.

Ведьма кивнула.

— Я писала в дневнике, когда Матиас захватил Айса. Я не знала, что еще сделать. Момент, когда Айс появился рядом со мной, был одним из самых счастливых в моей жизни.

— Почему бы кому-то просто не написать в книге, чтобы вернуть Тайнана, если она исполняет желания? Или убить Матиаса. Очевидно, я не могу, но…

Сабэль вздохнула.

— Это не так просто. У книги есть свои особенности. Во-первых, человек, пишущий желание, должен быть женщиной. Она вообще не реагирует на мужчин. Их записи просто исчезают со страницы.

— Поверь мне, — добавила Оливия. — Маррок пробовал.

Фелиция поморщилась.

— Я поняла.

Оливия хихикнула.

— Вторая загвоздка заключается в том, что желание должно быть самым желанным для пищущей, то, чего она хочет всем сердцем, — сказала Сабэль. — Желания, на которое она просто надеется, не достаточно.

— И спасти Тайнана — это не самое искреннее желание? — ухватила суть Фелиция.

— О, он нам очень нравится, — ответила Сабэль.

— Еще как, — добавила Сидни.

— Тайнан умный и храбрый.

— Маррок говорит, что он «рабочая лошадка», — бросила Оливия. — Но Дневник работает только тогда, когда ты действительно заботишься о человеке, упомянутом в твоем желании.

— Я поняла.

Методология книги дошла до Фелиции. Ей стало жалко Тайнана.

— С тех пор, как умерла женщина, которая его любила…

— Матиас убил Орофу, — сказала Сабэль. — Остальные из нас провели достаточно времени с Дневником, чтобы знать его ограничения.

Кари шмыгнула.

— Мне от этого чертовски грустно. Тайнан был мне отличным другом. Плечом, на которое можно опереться. Но как бы я ни заботилась о нем, когда однажды пыталась написать в книге про его счастье, мое желание было проигнорировано. Я не думаю, что в этот раз все будет по-другому.

— Удивительно. Магия настолько обширна и сложна, простирается сквозь века и заглядывает в женское сердце. Морганна ле Фэй, возможно, стерва, но она была явно талантлива.

— Как насчет убийства Матиаса?

— Я не думаю, что убийству есть место в любом из наших сердец, — сказала Сабэль. — Не важно, как сильно мы хотим смерти Матиаса.

Это имело смысл.

Перелистывая книгу еще дальше, Фелиция нашла страницу после пустой пожелтевшей страницы. Предпоследнюю.

Она подняла голову к Сабэль.

— Эмма… разве она не пропавшая пара Брэма?

Все замерли. Сестра Брэма подошла ближе.

— Да. Ты что-нибудь видишь?

Фелиция кивнула и указала на страницу перед собой.

— Она хотела, чтобы Брэм не смог ее найти.

Все женщины ошеломленно переглянулись. Видимо, это была не самая хорошая новость.

— Что именно там написано? — спросила Сабэль, озабоченно хмурясь.

Посмотрев вниз на страницу, Фелиция произнесла:

— Я совершила ужасную ошибку. Брэм Рион захватил мое сердце и возненавидит меня, как только узнает, что я сделала. Я буду скучать по нему всегда, но не могу видеть свое предательство в его глазах. Пожалуйста, сделай так, чтобы он не смог меня найти, следовать за мной, выследить меня. Если он попытается найти меня, сбей его с толку. Расстрой его. Но не подпускай его ко мне. Пусть лучше он поверит, что я его бросила, чем узнает правду.

— О, Боже, — выдохнула Сабэль. — Это было желание ее сердца.

Сидни недоверчиво покачала головой.

— Он будет просто раздавлен.

Хотя Брэм был занозой в ее заднице, она чувствовала некоторую жалость к нему.

— Что она сделала?

— Украла у него дневник.

Оливия покачала головой.

— Вопрос в том, почему она это сделала?

— И почему она отдала его моей ассистентке? — громко размышляла Сидни.

— Хорошие вопросы, — вздохнула Кари.

— Как часто я хотела выцарапать Ронану глаза, когда мы впервые встретились, единственное, чего бы я никогда не хотела, это сделать невозможным для него найти меня. Он злил меня, но я любила его слишком сильно, чтобы держаться подальше.

Оливия кивнула.

— Я думаю, это относится ко всем нашим парам.

— И если у тебя есть хотя бы намек на сомнения, как только слова клятвы произнесены…

— Как цемент, — согласилась Кари.

Их слова поразили Фелицию. На нее также оказали влияние Зов и ее собственное спаривание. Но это было волшебно, так как это могло быть возможно? Или слова просто отражают то тайное, что было в ее сердце?

— Мы скажем Брэму? — поморщилась Сидни.

Оливия заломила руки.

— Я не знаю, что произошло между ним и Эммой в ту ночь, но…

— Это было запутанно, — закончила Сабэль. — Я никогда не видела брата таким. Он всегда энергичен, находясь на вершине жизни, и счастлив практически из-за любого источника энергии. Сейчас…

— Разве он не хочет знать, что это ее совесть, а не сердце удерживает девушку вдали? — спросила Фелиция.

Сабэль помедлила, затем кивнула.

— Знаю, что это убьет его, но я не думаю, что было бы справедливо скрывать информацию. Он должен…

Серия гонгов и колоколов прервала Сабэль. Ведьма нахмурилась. На самом деле нахмурились все женщины.

— Что это? — спросила Фелиция, ее чувства насторожились. — Неприятности? Мы должны бежать?

— Нет, — быстро уверила ее Сабэль. — Это Анка.

— Бывшая пара Лукана? — спросила Фелиция.

— Точно. Она бы никогда не пришла сюда, если бы не что-то очень важное.

Белокурая ведьма выскочила из комнаты и направилась вверх по лестнице. Через несколько мгновений она появилась с другой женщиной. Великолепной. Модельной внешности. С пухлыми красными губами. Светлыми локонами, в которые хотел бы погрузиться любой полнокровный мужчина. Большой грудью, узкой талией, пышными бедрами, безупречной золотистой кожей. Фелицию всегда называли классически красивой. Эта женщина перевернула понятие красоты. Если бы Анка не выглядела такой расстроенной, Фелиция бы сразу возненавидела ее.

— Привет, — нервно обратилась она ко всем, ее взгляд скользил по другим женщинам. Потом Анка посмотрела в ее сторону.

— Ой, ой… Ты встречаешься с Луканом?

Выражение лица Анки дало понять, что даже задавать вопрос ей было больно. Сердце Фелиции разбилось из-за ведьмы, у которой явно были чувства к бывшей паре. Так почему она была с Шоком?

— Нет. Я… хм, в паре с Харстгровом.

— С кем? — спросила бывшая пара Лукана.

— Герцогом, — сказала Сабэль. — В самом деле.

Облегчение на лице Анки было ощутимым. Фелиция хотела сказать женщине, что Лукан все еще любит ее. Но явно что-то большее стояло между ними, чем их чувства.

Анка вглядывалась в пространство вокруг нее.

— У тебя нет подписи.

— Потому что я…

— Тебя что-то беспокоит, Анка? — вмешалась Сабэль, а затем поспешно взглянула на Фелицию.

Ну ладно. Сабэль хотела сохранить информацию о Неприкасаемых.

— Нет.

Анка покачала головой. Она выглядела заплаканной, сбитой с толку.

— Где Брэм?

Сабэль замялась.

— Со всеми остальными. За Исключением Герцога. Он и Фелиция стали парой сегодня.

Удивление скользнул по лицу Анки.

— Он уже выпустил тебя из постели? Когда мы с Луканом спарились, я не видела дневного света почти неделю.

Боже мой. Удивление прошло сквозь Фелицию вместе с дрожью жара. Это была фигура речи или волшебство… другие способности? Это никогда не приходило ей в голову. Думая об этом, она покраснела двадцатью оттенками красного.

— Это была беспокойная ночь, — Сабэль снова отошла от темы. — Ты знаешь, что Шок отвел Тайнана к Матиасу? Мы отчаянно пытаемся спасти его.

— Я ничего не знала.

Анка говорила правду.

— Мы с Шоком много не разговариваем.

Женщины переглянулись. Фелиция почувствовала их удивление. После побега Матиаса Анка покинула Лукана из-за Шока. Теперь она об этом пожалела?

— Я могу тебе помочь? — спросила Сабэль.

— Не закрывайся от меня и не обращайся со мной, как с врагом! Я не враг. Я знаю, что ты не любишь Шока и не доверяешь ему. Он… не такой, как ты думаешь. Живя с ним, я увидела другую сторону. Что-то в нем сломалось. Я не могу там больше оставаться.

На лице Сабэль не скрылось удивление. Как и на лице любой другой женщины поблизости.

— Ты хочешь остаться здесь?

— Да. И я хочу, чтобы Маррок тренировал меня. Я хочу сражаться.

Оливия разинула рот.

— С Матиасом? Ты хочешь быть воином?

Анка кивнула, прежде чем вопрос закончился.

— Я хочу отомстить и не хочу прятаться за Шоком. Мне необходимо это сделать.

Сабэль замялась.

— Я доведу это до Брэма, но…

— Убеди его. Пожалуйста. Шок в запое. Он совершенно пьян. Это не первый раз.

Свежие слезы собрались в янтарных глазах Анки, и она издала дрожащий вдох.

— Или десятый. Я не могу там оставаться.

У Сабэль чуть глаза не выпали из орбит. Шок? Даже Фелиция была ошеломлена.

Это так не было похоже на саркастичного волшебника, которого она встретила ранее. Но эта женщина не лгала.

— Война разрывает его на части. Он постоянно борется со своим братом. Это жестоко, и они угрожали убить друг друга. Он на побегушках у Матиаса. Иногда Шок возвращается обеспокоенным, и он не хочет говорить, просто пьет.

Она прикусила губу и прошептала:

— Мы еле-еле…

При ближайшем рассмотрении Анка выглядела измученной, и Фелиция поняла. Шок не проводил много времени в постели с этой ведьмой.

— Но это не причина, чтобы уйти, — объяснила Анка. — Я… Мне необходимо бороться.

Мертвая тишина. Фелиция точно не знала, что сказать. Она, как правило, держала свои чувства при себе, и все же Анка вылила все за считанные минуты. Смятение и тоска в ее голосе… не могли не затронуть Фелицию.

Оливия пересекла комнату и обняла Анку.

— Почему?

— Я не должна была прятаться после изнасилования. Я была ошеломлена. В то время я хотела кого-то, кто бы приютил меня и не требовал многого. Или так я думала. Но теперь я вижу, что мне нужно постоять за себя. Я не буду чувствовать себя в безопасности, пока не смогу защититься. И я не успокоюсь, пока Матиас не умрет.

Фелиция понимала и восхищалась Анкой за то, что она пережила ужас и стала сильнее, но она волновалась, что женщина идет по пути, который в конечном счете убьет ее.

— Я не знаю, разрешит ли Брэм взять в ряды женщину-воина, — призналась Сабэль. — И Лукан устроит ему двадцать видов ада, если он подпустит тебя к Матиасу.

Глаза Анки закрылись. Сожаление отразилось на ее лице.

— Почему его должно волновать то, что я делаю? Спрятавшись за Шоком, как испуганная девчонка, я сплю с врагом…

Оливия подошла ближе.

— Анка, ты прошла через ад. Никто не обвиняет тебя в том, что ты закрылась в своей раковине. Мы просто все предполагали… Ну, вы с Луканом всегда были так влюблены, что…

— Вы предполагали, что я вернусь.

Она шмыгнула.

— Я… не могу. Я не та же женщина. Он бы не захотел меня, если бы знал всю правду.

— Не думаю, что он ожидал, что ты будешь такой же. Все знают, что такой опыт изменил тебя, — заверила Сабэль.

Анка закрыла тему с натянутой улыбкой.

— Могу я подождать Брэма здесь?

Сабэль и другие женщины снова переглянулись. Лично Фелиция не могла себе представить, как можно вышвырнуть эту несчастную женщину.

— Если я получу право голоса, то да, — предложила она. — Матиас преследует меня, как сумасшедший, и я понимаю, что тебе нужно бороться.

Анка подошла к ней и улыбнулась. Это было грустно, вяло, не идеально. Но по-настоящему.

— Спасибо, — прошептала ведьма. — Герцог хороший человек, я желаю вам счастья.

— Это…

Временно. Так ли это? После этого сможет ли она покинуть Харстгрова? Выйти замуж за Мейсона?

«Я не успокоюсь, пока твое сердце не будет моим»

Ее сердце екнуло. Если она останется, как сможет оградить чувства от такого человека, как Харстгров? Два поцелуя и несколько слов, и она попала под его чары. Что случится, если она позволит ему затащить себя в постель?

Фелиция сглотнула.

— Это… сложно.

Анка засмеялась.

— Он сложный, так что это не удивительно.

Внезапный треск двери о стену в сочетании с диким рычанием испугали Фелицию. Ее кровь застыла, а сердце перевернулось. Испугавшись нападения, она обернулась.

Это были не Матиас и Анарки. Вместо этого она обнаружила опасность другого рода.

Харстгров. Его волосы были необычно растрепаны, как будто он зарывался в них пальцами снова и снова. Его зрачки были расширены. Румянец темнел на его бронзовом лице. Широкая грудь, видимая под расстегнутой наполовину рубашкой, поднималась и опускалась с каждым возбужденным вздохом. Жажда дернулась в животе, потом запульсировала ниже.

— Фелиция.

Его обычный голос интеллигентного человека гремел по комнате, эхом отдаваясь от стен. Сильный. Агрессивный. Сексуальный.

О, боже. Его намерение было очевидным. Он пришел, чтобы потребовать ее.

Глава 11

Фелиция прикусила губу, когда ее взгляд скользнул вниз, по твердым мышцам живота и узким бедрам Харстгрова, чтобы увидеть… черт побери. Он был возбужден. Очень.

В ответ ее тело запульсировало, боль была глубокая, сильная, требовательная. Она издала рваный вздох, так сильно желая прикоснуться к нему, что сжала кулак, чтобы сдержаться.

Краем глаза она увидела, как другие женщины обменялись многозначительными взглядами.

Фелиция нахмурилась.

— Харстгров, я…

— Черт возьми! Черт возьми, меня зовут Саймон. — Он рванулся через всю комнату и лихорадочно крепко сжал ее. — Я твоя пара. Назови меня по имени.

Фелиция колебалась. Если она сделает это, то добавит близости, даст ему зеленый свет, чтобы околдовать ее и завлечь еще глубже под его заклинание? Они должны скрепить этот союз. Но так отчаянно, как она хотела его, она старалась понять, как секс с ним мог не повлиять на ее сердце?

Без сомнения, он был из тех любовников, которые делали невозможными одновременные совокупление и размышления об Англии. Она задрожала. Дело не только в сексе, в котором, Фелиция не сомневалась, он будет весьма опытен, но и в близости. Его поцелуи. Его прикосновения. Его чувственное тепло. Его тихие слова. Его обладание. Все углубит ее чувства, подвергнет ее сердце опасности. Та часть ее, которая никогда не переставала плакать после смерти Дейдры, была в ужасе от того, что снова станет уязвимой.

Фелиция попыталась вырваться из объятий Харстгрова. Его хватка была железной. Паника и волнение нахлынули на нее.

Он посмотрел на других женщин.

— Выйдите. Сейчас же.

Ошеломленная Кари быстро вышла, а затем Сидни и Анка. Оливия остановилась, чтобы похлопать ее по плечу, когда уходила.

— Подождите! — выкрикнула она.

Они пошли дальше, исчезая с глаз долой. Только Сабэль задержалась в дверях.

Фелиция попыталась проглотить растущее желание и беспокойство.

— Что случилось?

Пальцы Харстгрова глубже впились ей в плечи.

— Это должно было произойти в тот момент, когда ты произносила клятву. Я собираюсь поцеловать тебя, а затем погрузиться глубоко внутрь, пока ты точно не будешь знать, какому брату принадлежишь.

Фелиция вдохнула полной грудью, ее лоно пульсировало от его слов.

— Это лихорадка спаривания, — пробормотала Сабэль. — Его инстинкт… Он поцеловал тебя несколько дней назад, что дало его телу осознание. Как только он произнес Клятву, он стал тикающей бомбой. — Сожаление отразилось в ее мягких чертах. — Извини. Я должна была догадаться…

Что Харстгров станет сексуально требовательным? Фелиция вгляделась в его резкий, доминирующий взгляд. Он хотел ее, он хотел взять ее.

Игнорирование своей привлекательности было лучшим средством самосохранения. Два дня назад она могла. Последние двадцать четыре часа очистили его, доказывая, что Герцог был храбрым, преданным, умным, самоотверженным. Ни капли не похож на пресловутого Алексея. После того, как она сбежала ночью с Харстгровом, поцеловала его, привязалась к нему, что-то в ней изменилось. Она каким-то образом прикипела к нему, это не имело никакого отношения к клятвам, которыми они обменялись, и всему, что было связано с ее чувствами к нему. Понимание, что он посетил замену, разорвало ее болью, которую она не хотела испытывать снова. Но если она откажется от него, она почувствует боль снова.

Без него ей будет еще больнее.

Фелиция нахмурила лоб. Впервые у нее возникло искушение предаться пьянящему порыву ощущений и бурлящих эмоций… даже рискуя сердцем.

Все равно, если его одержимость ею исчезнет, Харстгров мог раздавить ее. Если? Нет, когда. Но что случится, если она отвергнет его сейчас, не скрепит этот союз? Матиас найдет ее и убьет их обоих.

— Что случится сейчас? — прошептала она.

Харстгров наклонился ближе, пока Фелиция не почувствовала жар его тела, льющийся волнами. Барабанный бой желания стучал внутри нее.

— Пристегни ремни, солнышко, я планирую раздеть тебя и попробовать на вкус, прежде чем утопить свой член внутри тебя, так глубоко и так долго, что ты не будешь помнить, как это быть без меня.

Желание Фелиции резко усилилось.

— Это лихорадка. Она пройдет, — заверила Сабэль.

— Если ты не хочешь этого, я позвоню своей тете Милли. Она может успокоить его. Ей нужно будет только удерживать его несколько недель. Максимум месяц.

Месяц! Все в ней восстало против этого. Это было слишком жестоко. И слишком опасно.

Харстгров рисковал всем, чтобы спасти ее, делал все возможное, чтобы уважать ее границы, даже позволил себе погрузиться в лихорадку, а не давил на нее. Даже сейчас, когда каждый мускул натянут и дрожит, он сдерживает себя, ожидая ее ответа.

— Если мы не успокоим его?

Она услышала, как дрожит собственный голос.

Сабэль замешкалась, выглядя так, как будто решает, как сообщить плохие новости.

Не испытывая таких угрызений совести, Харстгров схватил Фелицию за подбородок и заставил встретиться с его взглядом.

— Нет ничего или никого, кто удержит меня от того, чтобы взять тебя всеми возможными способами, каждый момент каждого дня, пока ты не поймешь, что ты моя.

Сабэль кивнула.

— Это говорит само за себя.

У Фелиции скрутило живот. Он догадывался, что полное обладание в его словах было паяльной лампой для льда вокруг ее сердца?

Но голос прошептал, как долго может длиться эта преданность, особенно когда магия на самом деле не связывает их вместе? Когда он на самом деле не любит ее?

— Фелиция?

Лицо было напряжено, глаза горели — Харстгров требовал ответа.

То, как он произнес ее имя, превратило колени в жидкость. Затем он отчаянно сжал ее лицо и наклонился ближе, горячее дыхание овеяло губы. Его мужской мускусный запах выстрелил в нее миллионом покалываний.

Она никогда не чувствовала себя такой живой, как сейчас.

— Так мне позвонить тете Милли? — Сабэль приподняла золотистую бровь.

Она должна была принять решение. Здесь. Сейчас. Сказать «нет» и защитить сердце, или принять пугающие, растущие чувства, которые она испытывала к Харстгрову, зная, что после этого у него будет больше сил причинить ей боль, чем она когда-либо позволяла любому мужчине?

Фелиция облизнула губы и уставилась на него. Сердце сжалось, потом дико ударилось в груди. Она знала ответ на вопрос.

— Милли мне не понадобится.

— Хороший выбор.

Сабэль улыбнулась, затем выскользнула.

До того, как дверь закрылась за ведьмой, Харстгров сжал Фелицию сильнее, дрожа от напряжения. Его прикосновение обжигало ее.

— Будь полностью уверена. Лихорадка сильна. Как только я начну…

Он не сможет остановиться.

Это было безумно, но в глубине души этот факт взволновал ее. Возможно, это было глупо, но она хотела, чтобы он хотел ее больше, чем мог вынести. Она хотела, чтобы он жаждал и нуждался… и брал ее, как будто не мог насытиться. Как будто все между ними было реальным и прочным. Потому что она тоже все это чувствовала.

Так опасно…

Фелиция встретила его темный взгляд.

— Я уверена.

Она пыталась подавить свои чувства к Харстгрову с момента их встречи. Час за часом он все глубже проникал в ее мысли, зарываясь в какой-то уголок сердца. Потратить еще минуту, отрицая тот факт, что ей нужно было ощутить его, было невозможно. Однажды она отдаст себя ему полностью.

Без предупреждения он снова зарычал и поднял ее, заставляя обхватить ногами его талию. Фелиция не успела среагировать, когда он накрыл ее рот своим. Одержимый и дикий, он поцеловал ее, его губы смяли ее собственные, прижимаясь, требуя, чтобы она открылась ему. Как только она это сделала, он ворвался глубоко. Его богатый вкус опьянил ее, затопил ее чувства, открывая ее потребность нараспашку.

Когда желание овладело ею, она провела пальцами по его шелковистым волосам, притягивая ближе. Она отвечала на каждое движение его языка, на каждое его молчаливое требование большего — своим собственным.

Сжимая ее бедра, он толкнулся напротив нее своей эрекцией и пересек комнату. От трения она задыхалась в бесконечном поцелуе.

Секунду спустя он прислонил ее к каменной стене, а затем прижался к ее груди своей, твердой. Фелиция прогнулась под ним. Он взял все, что она предложила, и даже больше, его рот поглощал ее, уничтожал, прежде чем пробраться по челюсти до шеи. Она ахнула под нежными, но грубыми укусами и от настойчивости горячих и голодных губ. Покалывание взорвалось и рассеялось по телу.

Что когда-либо чувствовало себя настолько прекрасным?

Медленно Харстгров поставил ее на ноги и сорвал рубашку. Она дрожала от его пристального взгляда. Он был худощавый и мускулистый, его грудь, плечи и руки бугрились, твердые и очень мужские. Беспокойно Фелиция сдвинулась и крепко сжала бедра, но это только усилило ее боль. Она никогда не представляла себе такого желания, как в фильмах, никогда не верила, что это может разрушить ее сопротивление, уничтожая все, кроме необходимости полностью соединиться с ним.

Харстгров потянулся к ее рубашке и расстегнул верхнюю пуговицу, прежде чем она успела моргнуть. Ее сердце, уже зашедшееся от перевозбуждения, оживилось больше, когда он быстро сорвал остальное.

Когда последняя пуговица освободилась, и он нетерпеливыми руками спихнул с ее плеч одежду, ее потребность возросла.

Его взгляд вспыхнул и потемнел, когда он в оцепенении остановился на ее белом кружевном лифчике. Он сжал руки. Колеблясь.

Фелиции пришла в голову ужасная мысль, и она проглотила страх.

— Тебе… не нравится…

Боже, зачем унижаться, спрашивая, была ли она так сексуальна, как он себе представлял? У него был секс со столькими женщинами. Актрисы, модели, красавицы, как человеческие, так и волшебные. Как она могла соревноваться?

Фелиция схватилась за рубашку и прикрылась. С рычанием Харстгров вырвал одежду из ее рук. Когда ее грудь поднималась и опускалась с резкими, тревожными вздохами, она чувствовала себя более открытой, чем когда-либо.

— Не нравится то, что я вижу? Это то, что ты думаешь?

Его глаза сузились, его голос был как хлыст.

— Я, эм…

Она выдохнула, содрогнувшись от мгновенной тишины.

— Да.

— Ты сошла с ума, солнце. Я пытаюсь понять, как насытить свою огромную потребность в тебе, не наводя на тебя ужаса. Ты уже полна страха.

Да, но не по той причине, которую он себе представлял. Его соблазнение было не слишком страшным. Ее чувства к нему были страшнее.

— Я никогда не чувствовала ничего подобного, — призналась она дрожащим голосом.

Он застыл.

— Как что?

— Это… всепоглощающее желание.

Она прикусила губу, борясь со следующими словами.

— Я не знаю, как с этим бороться.

— Я не мог с того момента, как встретил тебя.

Его слова прервали ее дыхание. Подавшись вперед, она слегка прижала рот к его губам.

Затем немного сильнее. Харстгров прислонился к стене, костяшки пальцев побелели, он дрожал от усилия остаться на месте и позволить ей вести в ее собственном темпе. Его дрожь сказала Фелиции, что такая сдержанность дорого ему обошлась. Ее сердце снова перевернулось.

С каждым прикосновением их связь углублялась, их желание росло.

Сжав ее волосы в пригоршни, он откинул голову назад и накрыл ее рот, превратив поцелуй в опустошение, от которого у нее перехватило дыхание. Фелиция задрожала, когда он глубоко окунулся, его руки бродили по ее голым плечам, спине, прежде чем остановиться на креплении бюстгальтера. В следующую секунду тот упал вместе с ее рубашкой на пол.

Холодный воздух и его горячий взгляд задели ее соски. Харстгров смотрел в изумлении, как будто нашел самую красивую женщину, которую когда-либо видел. Как будто он не мог продержаться ни секунды.

— Фелиция.

Он сжал одну грудь в своей горячей ладони, лаская жесткую вершинку, и она задохнулась от горячего потока ощущений. Его прикосновение опалило ее кожу, подняв лихорадку, прежде чем его рот опустился на нее, и он сильно вобрал сосок.

С вздохом она прижалась к нему, сжимая его твердые, округлые плечи, чтобы держать его рядом.

Быстро он перекинулся на другую грудь, захватил ту между губ, сосал, щипал. Потребность увеличилась, отбросив оставшиеся беспокойство и мысли.

Она застонала. Боль внутри давила, требуя не только секса, но и его. Всего его. Опасное желание поделиться своими мыслями и сердцем, страхами и завтрашний день с ним вторглись в нее, пугающе сильные. Он был соблазнительным, сильным.

Запретным.

Задыхаясь от каждого вдоха, Фелиция расстегнула молнию, отчаянным движением пальцев стаскивая его брюки. Она обхватила рукой эрекцию Герцога и погладила ту по всей длине, удовлетворившись, когда он застонал долго и громко.

Боже милостивый, он такой твердый. И большой. Вскоре он будет внутри нее, скрепляя связь, которую, она знала, что не должна была хотеть, но больше не могла отрицать.

С мучительным стоном Харстгров схватил ее за запястья.

— Я пытаюсь продвигаться медленно, любить тебя так, как ты заслуживаешь. Ты убиваешь мои благие намерения.

Она отрицательно покачала головой.

— Они мне больше не нужны. Только ты.

Черные глаза оглядели ее, ноздри раздулись. С приглушенным проклятием он поднял ее и толкнул на диван, отбросив декоративные подушки.

Он набросился на ее джинсы, разорвав их с едва заметным усилием, стаскивая вниз по бедрам и бросая на пол.

Фелиция лежала перед ним обнаженная, отчаянно желая его прикосновения. Тлеющий взгляд Харстгрова говорил, что он никогда никого не хотел так сильно, как ее сейчас.

Она не надеялась, что так будет всегда.

Герцог накрыл ее тело своим. Горячая кожа обжигала ее, когда он целовал шею и жадно сосал соски, затягивая невидимые тиски внутри нее.

Она застонала, капитулируя.

Неутомимо он сжимал ее тело, целуя нижнюю часть груди, живот. Фелиция схватилась за его плечи, ногти погрузились в кожу, когда он обвел пупок языком, пробуждая нервные окончания, о которых она не знала.

— Вот так, солнышко. Вонзи в меня эти миленькие ноготки. Как только я проникну глубоко в тебя, дай мне еще. Обещай.

Его слова жгли ее изнутри.

— Да.

С легкой триумфальной улыбкой он спустился еще ниже. Фелиция раздвинула для него бедра. Ее голова кружилась, кружась от желания, пока его дыхание трепало ее влажные кудри. Его намерения мгновенно стали ясными.

— Харстгров, я никогда, ммм…

Он застыл и уставился на нее.

— Саймон. Ты собираешься это сказать. Кричи это. Снова и снова, пока не сделаешь все правильно.

Ее живот сжался, как только сердце взлетело. Она пыталась обуздать это. Не получилось.

— Мне сложно достичь оргазма, — мягко призналась она.

— Не теперь.

Его обжигающие руки шире раздвинули ее бедра. Мышцы растянулись со сладкой болью. Она дрожала, когда он опустил голову, покусывая ее бедра, проводя языком по одному из них, пробуждая так много нервных окончаний.

Неутомимо она в безмолвной мольбе приближалась к нему. Он сжал ее бедра в руках и задержал.

— О, я собираюсь попробовать тебя на вкус. Запах твоего возбуждения сводит меня с ума со вчерашнего вечера.

Герцог почувствовал ее запах? Прежде чем она успела это понять, он провел пальцами по ее щелочке, застонал, когда ощутил ее скользкую плоть. Она ахнула, когда ощущение и боль свернулись спиралью прямо там, где он коснулся.

— Такая мокрая, — похвалил он, проведя пальцем по ее клитору.

Она вновь ахнула, напряглась. С улыбкой он повторил движение, сильнее надавливая, кружа, замедляя движения. Кровь ревела в ее ушах. Затем он добавил язык, омывая маленький бутон, всасывая его в рот, кружась, пока все ее тело не стало дрожать.

Фелиция беспокойно двигалась, хныкала, тонула в их связи, которая углублялась и бросалась через каждое из ее чувств. С голодным прикосновением он ласкал ее, как будто точно знал, чего она хочет. Она энергично реагировала.

Давление возросло. И удовольствие тоже. Головокружение захватило ее, когда он работал языком и пальцами в настойчивом ритме, который заставлял ее задыхаться. Удовольствие текло по ее венам, сжимаясь, пока взрыв не перехватил дыхание.

Он казался изголодавшимся, засасывая ее клитор себе в рот. Пальцы затрагивали чувствительное местечко глубоко внутри. Фелиция не думала, что это возможно, но удовольствие поднялось снова, опасно балансируя на краю чего-то прекрасного. Она мчалась за ним, напрягаясь. Так близко…

Вдруг Харстгров отступил.

— Когда ты кончишь, кричи мое имя.

— Другие услышат, — возразила она.

— Тогда они будут знать, кому ты принадлежишь, как и следовало бы. Сегодня, завтра. Всегда.

Одержимость звенела в его тоне, вселяя в нее радость и панику. По его мнению, это было не одноразовым событием. Он хотел брать ее тело снова и снова.

И ее сердце в том числе.

Страх и чертова радость вселились в нее тотчас же.

— Нет. Это… Это всего лишь на один раз.

Он пронзил ее обжигающим взглядом.

— Черта с два.

Прежде чем она успела сказать еще одно слово, он снова скользнул по ней языком, усиливая ощущение дразнящими пальцами. Он читал ее тело, как книгу, точно знал, что ей нужно и когда.

Ее голова сказала ей, что она должна возражать. Это жаждущее наслаждение поглощением вышло за рамки простого секса. Демонстрация потребности ее мокрого эпицентра не была необходима. Он заставил ее пальцы сжаться, мышцы напрячься. Он держал ее на краю, не применяя достаточно трения, чтобы отправить ее в экстаз. Она испустила пронзительный крик.

— Кричи, — прошептал он, обводя кончиками пальцев ее клитор.

— Мое имя. Не Харстгров, не Герцог. Мое имя на твоих сладких губах.

Фелиция слепо схватилась за диванные подушки. Ее сердце хотело открыться ему, кричало на нее, чтобы она подчинилась. Но она так боялась, что он легко может раздавить ее.

— Что… ооо!

Она растаяла при его следующем прикосновении, а затем заставила себя вернуться к делу.

— Ты о чем? Давай… боже мой! — Фелиция боролась с удовольствием.

— Продолжай.

Харстгров оскалил зубы с рычанием.

— Я твоя пара, и готов претендовать на тебя во всех отношениях. Мы продолжим, когда ты сдашься мне.

Прежде чем она успела ответить, он отпустил руку обратно в нее, умело возбуждая ее еще большим пальцем.

— О!

Она откинула голову назад, широко расставив ноги, пока удовольствие омывало ее.

— Вот и все. Я дам тебе все, что нужно, как только ты откроешь свое сердце. Хватит прятаться. Больше никаких искусственных барьеров. Между нами не будет твоей вины или страха.

— Мне страшно.

Она рыдала, и лезвие удовольствия и беспокойства, вырывающееся из нее, выковывало что-то настолько большое, что она думала, будто ее грудь может лопнуть.

— Поверь мне, — задыхался он. — Кричи мое имя, я не подведу тебя.

Боже, как сильно она хотела в это верить.

Как будто он посчитал, что дело улажено, Герцог снова опустил к ней рот, лаская, надавливая. Удовольствие взлетело до небес. Кровь хлынула, ревела, заполняя ее голову, поскольку ее сердце колотилось громко и безжалостно. Тук, тук, тук.

Оборона Фелиции растаяла под натиском Герцога, и она схватила его за плечи.

Вопреки логике, ее сердце смягчилось, душа открылась. И ее капитуляция развернулась, оставив уязвимой. Не было ничего, что она могла бы сделать, чтобы остановить его от заполнения всех этих пустых мест внутри себя, когда удовольствие обрушилось на нее.

— Саймон!!! — она кричала долго и пронзительно, ее ногти были глубоко в его плечах.

Все ее тело билось в конвульсиях, когда экстаз прокатился по ней, изливая огонь, запечатывая что-то между ними.

Сбежать с невредимым сердцем теперь возможно?

Герцог зажмурил глаза. «Осторожно», — напомнил он себе. Он не мог просто врезаться в нее, как отчаянно хотел. Это не будет служить его цели. Он должен привязать ее к себе, используя все свое оружие. Побороть ее страх перед ним, мужчинами вообще и любовью. Пришло время.

Это правда, что занятие любовью с ней может изменить ее отпечаток на его подписи, и как только она доверит ему свое тело, защищать ее будет легче. Но он жаждал ее не из-за этого. Нет. Ему нужна была Фелиция, потому что она была его, и он быстро полюбил застенчивую, но дерзкую женщину.

В глубине души Герцог знал, что пары обычно связаны эмоционально, даже те, кто обменивается клятвами в необычных обстоятельствах. На что он не рассчитывал, так это на полную любовь. Ему нужно было чувствовать ее своей, во всех отношениях.