Увлеки меня в сумерки

— Спасибо.

— Пожалуйста. Потанцуем.

— Я не очень хороша в танцах, — призналась она.

— Хорошо, что я веду, а ты следуешь, — улыбнулся он.

Оркестр играл старую и романтическую композицию «Кто-то смотрит за мной».

Как кстати. Фелиция покачивалась в руках Саймона. Здесь она чувствовала себя в безопасности, ощущала тепло несмотря на то, что папарацци фотографировали через окна и гости смотрели. В течение нескольких идеальных минут мир сократился до нее и Саймона, танцующих возвышенно близко, его сердце билось напротив ее.

Ведомая его рукой, Фелиция почувствовала себя легкой, счастливой. Неудивительно, он был очень легок на ногу. Твердый, но плавно ведущий. Он опустил ее низко, и Фелиция склонилась над его рукой.

Только чтобы увидеть, как Мейсон решительно пробирается к ним. Она поднялась и повернулась к нему лицом, бабочки столкнулись в ее животе, и чувство вины пробежало по венам.

— Что, черт возьми, происходит между вами двумя?

Мейсон огрызнулся на брата, взглянув на нее с открытой болью.

Что-то в ее груди сдавило. Без сомнения, она ранила Мейсона, возможно, даже разбила его сердце так, как больше всего боялась, что разобьют ее. Она почувствовала себя ничтожной.

— Мы танцуем. — Саймон осторожно сдвинул Фелицию за себя. — И если я не ошибаюсь, тебя нет в списке гостей.

Ярость исказила лицо Мейсона.

— Ты сукин сын…

— Мейсон, — мягко сказала она, подойдя к нему поближе. — Я пыталась до тебя дозвониться. Я хочу спокойно поговорить об этом.

Он свирепо посмотрел на нее.

— Сообщив тот факт, что он унес тебя, чтобы «спасти», и ты упала в его объятия?

В комнате воцарилась смертельная тишина. Фелиция разинула рот, чтобы что-то сказать.

— Мейсон, я в опасности и…

— Правда? От кого? Ты собираешься сказать мне, что официанты вооружены?

Она колебалась, пытаясь понять, как объяснить ее боязнь Матиаса, не раскрыв информации о магическом мире.

Лицо Мейсона приобрело жестокие черты в этой тишине.

— Это довольно сложно объяснить.

Саймон стоял между ними, защищая пару.

— Единственная опасность для нее — это ты. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты ее не трахал.

Фелиция отшатнулась. Он выплевывал слова с презрением, он огрызался. Это была не забота, а обида. Она едва знала, что сказать.

— Это не твое собачье дело, — настаивал Саймон. — Никогда больше не говори о ней в таком тоне. Она боится собственных чувств, и она вложила шесть лет в доверие к тебе. После смерти Дейдры было нелегко делиться любой частью себя. Я знаю, что ты это знаешь. Если ты действительно заботишься о ней, то зачем собираешься унизить ее на публике?

Слова Саймона растопили все внутри нее. Она крепче сжала его руку.

Предательство исказило лицо Мейсона, но он покачал головой.

— Нет, я не собираюсь унижать Фелицию. Но у меня есть способность и власть заставить тебя пожалеть, что перешел мне дорогу.

Мейсон повернулся к двери и жестом показал на кого-то. Несколько мгновений спустя двое мужчин в высоких темно-синих шлемах целеустремленно подошли к ним. У Фелиции сжался желудок. Столичная полиция.

Тот, что слева, со значком командира, остановился перед Саймоном.

— Саймон Нортем, герцог Харстгров?

— Да.

Он замер.

Сержант, стоящий рядом с ним, выхватил наручники и ударил ими по одному из запястий Саймона.

— Вы арестованы за похищение и изнасилование Фелиции Саффорд.

Глава 15

Фелиция ахнула, когда офицеры заломили руки Саймона за спину и надели наручники. Вокруг нее загудела толпа, удивление и злобный интерес прокатились по комнате.

Изнасилование?

— Ты не можешь этого сделать! — запротестовала она Мейсону.

Но он мог. Как прокурор и адвокат, готовящий обвинения, у него была свобода действий, которой не имел среднестатистический гражданин. Он мог говорить все, что угодно, по крайней мере, пока кто-нибудь не заговорил с ней и не посмотрел таблоидные фотографии. Тогда любой дурак узнает правду. Верно?

Или Мейсон мог перевернуть процесс Саймона вверх дном, заставив его доказать свою невиновность? Опасения охватили ее сердце.

— У нас есть ордер на его арест, — отметил сержант.

— Мы можем сделать это в другом месте? — прошипел Саймон. — Это благотворительный ужин. Нет необходимости мешать людям зарабатывать деньги.

Сержант тяжелым взглядом пригвоздил Саймона.

— Вы признаете свою вину?

— Я отказываюсь транслировать юридическую прачечную перед аудиторией.

— Подождите! — потребовала Фелиция.

Они должны были понять, что все это неправильно.

— Меня зовут Фелиция Саффорд.

Командир повернулся к ней.

— С вами все в порядке? Вам нужна медицинская помощь?

Медицинская помощь? Они действительно верили, что на нее напали?

— Нет, разумеется, нет. Я в порядке.

Пожилой мужчина ласково взглянул на нее.

— Тогда мы хотим, чтобы вы пошли с нами и рассказали, что случилось. Мы больше никому не позволим причинить вам боль.

Он сердито взглянул на Саймона.

— Идемте.

Боже, все происходит так быстро. Если они заберут Саймона, ее защита уйдет с ним, да, но она больше беспокоилась о нем самом. Она заботилась о нем слишком сильно, чтобы позволить кому-то забрать его у нее. Она сглотнула, понимая всю чудовищность своих чувств к нему. Они подкрались к ней и переполнили. Он ворвался в ее душу, сделав себя почти столь же необходимым ей, как воздух.

Она любила его. Боже Мой. Как это могло произойти?

Полицейские толкали Саймона сквозь ошеломленную толпу, через дверь перед отелем, мимо папарацци. Тревога, недоверие и страх пронеслись через Фелицию, пока она бежала за ними через шквал вопросов и вспышек. Мейсон гнался за ней с криком. Но она не замедлила темп. Ей нужно вытащить Саймона из этой передряги.

Когда полицейский двинулся, чтобы посадить Герцога в машину, и отказался впускать ее, она схватила сержанта за руку.

— Стойте! Вы совершаете ошибку!

Он бросил любопытный взгляд, переводя глаза с нее на Мейсона, который только что догнал ее и задыхался от бега.

— Вы можете рассказать нам свою версию истории в участке.

Сержант подтолкнул Саймона в ожидавшую его полицейскую машину и развернулся. Фелиция бросилась к лимузину, пресса следовала за ней. Черт, она должна держать себя в руках.

Мейсон сердито последовал в свой седан.

Несколько волнительных минут спустя они все прибыли в участок. Два офицера проводили Фелицию в небольшую комнату для допросов, а затем ушли. Она ходила, удивляясь, сколько времени пройдет, прежде чем они позволят ей увидеть Саймона.

Мейсон, должно быть, убедил кого-то впустить его, потому что он ворвался в маленькую комнату несколько мгновений спустя и схватил ее за руку.

— Я подал эти обвинения, чтобы помочь тебе. Теперь у тебя есть возможность сказать правду, Фелиция, без принуждения Саймона. Ты покинула нашу свадьбу с ним не добровольно.

Ни за что бы она не призналась в этом сейчас.

— Ты используешь свое положение, чтобы преследовать собственного брата?

Она чувствовала себя преданной от имени Саймона. Она понимала, что Мейсон чувствовал, будто брат обидел его, но как Мейсон мог затеять происходящее?

— Нет, чтобы защитить тебя, — настаивал Мейсон. — Убедиться, что он наказан, если принудил тебя.

Саймон уходил к другой женщине и занимался чем-то меньшим, чем секс, чтобы не принуждать ее, свою пару.

— Он бы никогда этого не сделал.

Лицо Мейсона стало хмурым.

— Он соблазнил тебя. Он сказал, что любит тебя? Не рассчитывай на него. Он очарует тебя своей любовью лишь для того, чтобы вывернуть наизнанку. Фелиция, что бы ты ни думала о нем, он разобьет тебе сердце и насладится этим. Его «чувства» к тебе…

Он отрицательно покачал головой.

— Они причиняют мне боль.

Два дня назад она бы поверила и испугалась. В конце концов, она знала Мейсона шесть лет, а Саймона — всего три дня. Так вот, она подозревала, что если она попросит Саймона вырезать собственное сердце и подать то ей на блюде, он это сделает.

— Разве ты не пытаешься навредить ему этим трюком? — потребовала она ответа.

Дверь в комнату для допросов открылась, и вошли двое офицеров, присутствовавших при аресте, но без Саймона. Они нахмурились при виде Мейсона.

Она выдернула руку из рук бывшего жениха.

— Где он?

— Харстгров под стражей, — прорычал сержант, — в ожидании допроса.

Фелиция покачала головой.

— Это огромное недоразумение. Допрос сейчас?

Командир направил на нее пристальный взгляд.

— Согласно заявлению мистера Дэниелса — нет.

Затем он нахмурился.

— Сэр, — обращаясь к Мейсону, заявил полицейский, — вы не должны разговаривать с жертвой, пока я не допрошу ее. Мне придется попросить вас уйти.

Мейсон поднял бровь.

— Я одновременно прокурор и ее жених. Она ранена, и я только что поддерживал ее. Я никуда не собираюсь уходить.

— Саймон никогда не причинял мне боль, — настаивала Фелиция.

Командир замялся, а Мейсон продолжил.

— Вы знаете меня. Я бы никогда не поставил под угрозу расследование.

Пожилой мужчина вздохнул, явно не в восторге, но кивнул и снова повернулся к Фелиции.

— Герцог Харстгров унес вас со свадьбы против вашей воли?

— Это то, что все подумали? — Она притворилась, что смеется. — Нелепо.

Густые серые брови пожилого человека зловеще нахмурились.

— Мистер Дэниелс утверждает, что после вашего похищения Его Светлость заставил вас заниматься сексом против вашей воли.

Фелиция боялась повернуться и посмотреть на Мейсона. Теперь ей придется публично выбирать. Одним словом, она, вероятно, испортит отношения с лучшим другом навсегда.

Глубоко внутри она плакала, ненавидя себя за то, что встала между братьями. Но выбора не было.

— Нет, он не заставлял меня делать то, чего я не хотела.

Она посмотрела Мейсону в глаза. Он зажмурился, и боль на его лице стала ударом ей в грудь.

— Он унес тебя со свадьбы, — настаивал Мейсон. — Я видел это. Как и десятки других людей. Я дал показания.

Фелиция заставила себя не дрогнуть.

— Я пошла добровольно. Он нес меня только в качестве романтического жеста, чтобы мои туфли не испортил снег.

— Чертовы туфли? — выругался Мейсон. — Ты познакомилась с Саймоном только за день до этого. Он был незнакомцем. Ты была в ярости из-за него.

Он там был, и Фелиция на мгновение запаниковала. Если она не придумает, что сказать, он мог выдвинуть эти обвинения и привлечь Саймона к ответственности. Он прожил жизнь, сажая преступников за решетку.

— Он пытается защитить меня. Кто-то меня преследует.

Пожалуйста, не позволяйте им спрашивать о Матиасе.

— Почему бы не прийти к нам, мисс? — рявкнул сержант.

- Саймон узнал об угрозе раньше меня. Все произошло так быстро, а потом мы бежали, спасая наши жизни, прячась и не зная, кому доверять. Но он не похищал меня.

Полицейский бросил взгляд на Мейсона.

— А обвинение в изнасиловании? Харстгров изнасиловал вас или заставил вступить в сексуальные отношения?

— Как я уже сказала, ничего не происходило против моей воли.

— Вы подпишете заявление под присягой? — спросил старший полицейский.

Фелиция не могла смотреть на Мейсона, зная, что он рисковал своей профессиональной репутацией, чтобы вернуть ее домой, и она отказывалась от его помощи. Но она кивнула.

— Вы действительно уверены? — спросил командир.

— Да. Я была полностью согласна, — пробормотала она.

— Ты позволила ему трахнуть себя?

Мейсон был ошеломлен. Друг, которого предали.

Фелиция ненавидела себя за то, что так сильно обидела лучшего друга. Он так старался быть для нее всем. Она была готова на все, лишь бы вернуть свои слова, разве что при этом не делать больно Саймону.

— Мейсон…

Командир выдвинул стул.

— Садитесь, зафиксируем факты.

Спустя долгий час командир положил перед ней лист бумаги с ее напечатанным официальным заявлением.

— Распишитесь здесь.

— Фелиция, — взмолился Мейсон, выглядя бледным. — Ты не можешь иметь в виду ничего из этого…

— Мне жаль, — прошептала Фелиция, затем подписала заявление и передала его командиру.

— Вы приведете Саймона ко мне сейчас?

Молодой полицейский смотрел на нее так, как будто она была жертвой Стокгольмского синдрома.

— Вы уверены, что это то, чего вы хотите? Еще не слишком поздно отказаться.

Ей было все равно, что он думал. Она знала правду.

— Я уверена.

Командир позвонил в тюрьму. Мгновение спустя двое полицейских привели Саймона и сняли с него наручники.

— Вы свободны, — сказал пожилой мужчина, придвинув заявление Фелиции через стол и положив перед ним.

— Мисс Саффорд сделала письменное заявление о событиях, которые оправдывают вас.

Саймон сделал паузу, чтобы погладить ее плечо ласковым жестом благодарности, затем глянул в сторону Мейсона.

— Ты ревнивый ублюдок! Как ты мог так поступить с Фелицией? Знаешь, как ей тяжело делиться интимными подробностями жизни. Но ты заставил ее все рассказать.

Мейсон поднял брови.

— Она, видимо, нашла способ поделиться всем с тобой. Ее прошлое, ее страхи, ее тело. Я видел эти фотографии в интернете. Ты поделился ею со всем гребаным миром.

Он повернулся к Фелиции, мучение исказило его лицо.

— Разве я недостаточно тебя любил? Разве я не дал тебе время и пространство, которые тебе были нужны? Что еще я мог сделать?

Фелиция закрыла глаза и схватилась за живот. Боже, как больно. Она всегда знала, что быть брошенной кем-то, кого любишь, причинит невыразимую боль, но она никогда не представляла, что быть тем, кто вырезал чье-то сердце, будет так же больно.

— Ты все сделал, — прошептала она. — Прости меня…

— Прости? Ты думаешь, что с одним словом моя справедливая боль… уйдет? Я хотел любить тебя всю оставшуюся жизнь и был готов принять любые условия, которые тебе нужны.

— Это моя вина, — захлебнулась она, когда чувство вины врезалось в нее. — Ты был моим костылем, когда я боялась. После смерти Дейдры это было все время. Ты никогда не требовал от меня большего, и я… отгородилась. Прости, что никогда не впускала тебя. Прости, что позволила тебе быть моей силой вместо того, чтобы стоять на своих ногах.

Горячие слезы полились по ее щекам.

— Ты всегда был замечательным другом, и я никогда не хотела причинить тебе боль. Мне действительно очень жаль.

— Достаточно.

Саймон встал между ними и уставился на Мейсона.

— Не смей вымещать свой гнев на ней. Если ты захочешь ударить меня позже, я буду стоять спокойно и позволю тебе. Предъявляй претензии мне, ненавидь меня, отрекись от меня, если тебе станет легче.

— Не беспокойся. Я сделаю это.

В предрассветные часы ночи Герцог с Фелицией забрались в лимузин, папарацци все еще преследовали их.

— Эти стервятники никогда не спят? — пробормотала она.

Несмотря на все напряжение вечера, он засмеялся.

— Они роботы, у которых нет кнопок выключения.

Она покачала головой и свернулась калачиком рядом с ним на сиденье, именно там, где он хотел.

— Спасибо за все, что ты сделала сегодня.

Он крепко обнял ее. Конечно, Саймон также оценил тот факт, что она пришла к нему, желая ласки.

Она повернулась к нему, глядя мрачными голубыми глазами. Он никогда не устанет от нее. Он надеялся видеть ее каждый день в течение следующей тысячи лет.

К его удивлению, она поцеловала его в губы.

— Ты действительно поражен, что я защищала тебя?

— У Мейсона не было никаких оснований, когда он бросил обвинение в изнасиловании, я уверен, что он знал. Он увидел фотографии на сайте «Призрачных миров».

Он вздохнул.

— Честно говоря, я не виню его. На его месте я бы тоже был несчастным ублюдком. Но я удивлен, что ты сказала командиру Брэдфорду, что я не похищал тебя против воли. Все было совсем не так.

Она погладила его по лицу.

— Подслушивая, я узнала, что мне грозит опасность, и подозревала, что только ты можешь мне помочь. Я отказалась, потому что это было так внезапно.

Она прикусила губу.

— И потому что ты меня напугал.

— Я никогда не причиню тебе вреда.

Улыбка заиграла на ее великолепных губах.

— Но ты был слишком очарователен и соблазнителен, чтобы я была спокойна.

Он ответил улыбкой, увеличенной в десятикратном размере.

— Ах, я тебе слишком понравился, не так ли?

— Теперь ты просто самоуверен.

Герцог схватил ее за талию и поднял. Она вскрикнула, когда он усадил ее на колени. Затем подался к ней, чтобы она почувствовала его эрекцию.

— Пока нет, но сними трусики, и я буду.

— Ты неисправим.

Она вскарабкалась на сиденье рядом с ним, бросив на водителя беспокойный взгляд.

Когда Герцог поднял бокал, его сердце дрогнуло.

— Но тебе что-то во мне нравится?

Он почти сжался от отчаянной ноты в голосе. В голове ворчливый голос задавался вопросом, лгала ли она всем сегодня не потому, что заботилась о нем как о паре, а потому, что не хотела потерять своего волшебного телохранителя. Он не хотел так думать, но, как показала Фелиция за последние несколько дней, она едва ли была открытой книгой.

Она прикусила губу.

— Ты мне очень нравишься.

Он нравился Фелиции. Герцогу не хватило смелости спросить ее, любит ли она его или сможет полюбить.

Остальная часть поездки прошла в тишине. Поскольку он не мог находиться слишком далеко от нее, Герцог держал ее за руку. Хотя она и обхватила его в ответ, он знал, что сегодняшний вечер напугал ее.

Увернувшись от папарацци за пределами Дорчестера, они бросились через пустынный вестибюль в ожидающий лифт. Двери захлопнулись, и Саймон повернулся к Фелиции, лаская ее голые плечи.

— С тобой все в порядке?

Она нахмурилась.

— Меня не арестовывали. Как насчет тебя?

— Нормально.

— Как?

Она отрицательно покачала головой.

— Мейсон — твой брат. Это разногласие между вами неправильно. Это моя вина.

Вот что беспокоило Фелицию.

Тяжесть осела в груди Герцога. Он знал, что они с Мейсоном быстро приближались к точке невозврата. Еще один такой трюк, и Герцогу будет трудно простить младшего брата. С другой стороны, если бы другой человек украл его самый драгоценный дар, его сердце, Герцог мог бы понять такую ненависть.

Он убьет любого ублюдка, который заберет у него Фелицию.

— Наши проблемы — это не твоя вина, они начались давно.

Он вздохнул.

— У Мейсона есть все основания презирать меня, он хотел тебя для себя, и я забрал тебя. Имея твои показания, он знает, что потерял тебя. А я не отпущу тебя, Фелиция.

Она молча отвернулась, закинув руку назад. Физическая воздействие. Герцог выругался себе под нос. Она чувствовала себя слишком виноватой, что причинила боль Мейсону? Или, как боялся Герцог, она не любила его настолько, чтобы выбрать его навсегда?

Он шел сквозь темные комнаты их люкса, в душе на первый план вышло разочарование. Черт возьми, с Фелицией всегда было два шага вперед, один шаг назад. Он не хотел потерять ее, и если толкнуть ее сейчас, это только побудит ее поставить новые стены между ними. Но сможет ли она когда-нибудь открыть свое сердце и полностью отдаться ему?

— Это неправильно. Я встала между двумя братьями и… — она ахнула. — Я чувствую себя ужасно. Между мной и Дейдрой никогда ничего не было. До Алексея.

И это закончилось смертью женщины. У Герцога скрутило нутро.

— Мейсон твой друг?

— Был. Я не знаю, скажет ли он так теперь.

— Его гнев по отношению к тебе утихнет.

Герцог не мог поверить, что он утешал ее, когда все, что он хотел сделать, это свернуть шею Мейсону. Но сделал бы все, что угодно, лишь бы убрать этот обеспокоенный взгляд с ее лица.

— Со временем он исцелится. Двинется дальше.

— Но ваши отношения с ним никогда не будут прежними, и я не знаю, смогу ли жить с этим.

— Даже если я готов это вынести?

— Саймон… — ее голос умолял его.

Возможно, она имела в виду то, что сказала, но Герцог не мог не думать, что она просто использовала Мейсона, чтобы держать дистанцию между ними.

— Что, если однажды ты поймешь, что я… не стою этого?

— Этого никогда не произойдет, но я могу заверять тебя, этого не произойдет, пока я не посинею, но я не уверен, что ты когда-нибудь поверишь мне. Тебе придется осознать это самой.

Уничтожая свое волнение, он стиснул зубы и закрылся в ванной. Теплые брызги душа казались небесными, и смывание вони и грязи тюрьмы успокоило его.

Спустя время он увидел, что Фелиция сняла наряд, смыла макияж и надела один из пеньюаров, которые он принес в комнату. Тонкий шелк был отделан нежным кружевом. Скромная, но сексуальная одежда. Его пара выглядела сногсшибательно. Вся релаксация от душа улетучилась, замененная желанием, которое делало его несдержанным и твердым. Он жаждал заняться с ней любовью. Чтобы застолбить свое права заново.

Но ей нужно время разобраться с сегодняшними событиями. Черт возьми, каким-то образом он должен дать ей это. Они продвигались вперед, но не так быстро, как ему хотелось.

На кровати она откинулась, согнув колени, положив на них книгу.

Он нахмурился.

— Это одна из книг Мерлина?

Она подняла глаза, увидела полотенце, обернутое вокруг его тела, и покраснела.

— Ах… да. Это она. Я, эм… — Она сглотнула, уставившись на его грудь. — Я пытаюсь найти что-то полезное в этой книге. Сегодняшний вечер доказал мне, что мы не можем продолжать жить в этом пузыре сплетников, чтобы избежать Матиаса. Единственный способ справиться с ним — предотвратить угрозу.

— Ты имеешь в виду, что мы должны пойти к гробнице Морганны?

— Я не вижу другого выхода. Мы просто оттягиваем неизбежное.

Он понимал ее логику… но нет.

— Преследование Матиаса равносильно смертному приговору. Я не позволю тебе подвергать себя опасности.

— Позволишь? Я взрослая женщина. Неприкасаемая. Магия в этой гробнице не причинит мне вреда.

Герцог крепко схватил ее за плечи.

— Послушай, Солнышко. Это всего лишь теория. Никто не знает этого наверняка. Так же возможно, что ты, шагнув одной ногой внутрь, умрешь мгновенно.

— Принцип прятаться на виду не будет работать вечно. Ты не можешь каждый день придумывать новый скандал.

Как бы он ни хотел опровергнуть ее слова, он боялся, что она права.

— И как скоро Матиас придет в отчаяние? Что, если он возьмет пример с террористов и начнет бомбить здания и убивать невинных людей, чтобы добраться до меня?

Герцог ничего не мог сказать о Матиасе. Но как он мог просто позволить Фелиции войти в одно из самых опасных мест, известных магии?

— Нашла ли ты что-нибудь интересное в этих книгах?

Она отрицательно покачала головой.

— На самом деле в них всякая всячина. Гробница была создана для Морганны, и Мерлин сам поместил ее сущность в бутылку, чтобы хранить там.

Другими словами, она не узнала ничего, что гарантировало бы ее безопасность. Может, потому что такой гарантии вовсе не существовало.

— Что, если мы приведем Матиаса в гробницу, уничтожим сущность Морганны, прежде чем он сможет осуществить свой план. Возможно, тогда мы сможем найти способ уничтожить его?

Эта мысль ужаснула Саймона.

— Слишком рискованно.

— Но возможно ли это?

Герцог ничего не сказал. Он не знал ответа и не хотел поощрять ее.

— Я думаю, мы должны поговорить с Брэмом, — размышляла она.

— Мы не пойдем к гробнице, точка.

— Я не хочу продолжать убегать. У меня никогда не будет нормальной жизни, если Матиас будет угрозой.

Черт возьми. Это правда. Вопрос в том, что она теперь видела под нормальной жизнью?

Жизнь с ним или просто одной, когда она не смотрела бы через плечо на воплощение зла?

Ругаясь, Герцог поднялся и нашел свой телефон. Брэм ответил на первом гудке.

— Ты сошел с ума? — завизжал он.

— Почему бы не дать рекламу, рассказывающую Матиасу, где именно тебя найти и как сильно ты любишь Фелицию?

Герцог стиснул зубы.

— Можем ли мы оставить воспитательные разговоры на потом? У нас есть вопрос о гробнице Морганны. Что произойдет, если нам удастся проникнуть внутрь пещеры и уничтожить ее сущность? Фелиция станет практически бесполезна для Матиаса, да?

— Это вполне возможно. Матиас мог прийти за ней просто назло, но у него не было другой причины. Если сущность Морганны будет уничтожена, она исчезнет навсегда. Еще одна угроза ликвидирована.

Герцог шагнул в соседнюю комнату, подальше от Фелиции и аргумента, который, как он знал, она откинет.

— Я не могу отправить ее туда, Брэм. Мы должны найти Матиаса и убить этого ублюдка. Сейчас же!

— Разве мы не пытались? Мы даже пока не можем найти Тайнана, а часы тикают. Может, пора подумать о том, чтобы позволить ей попробовать проникнуть в гробницу.

Герцог выругался.

— Ты бы отправил Эмму туда, не зная, ожидает ли ее смерть?

— Из-за того, кто она, Фелиция должна столкнуться либо с Матиасом, либо с этой гробницей. Герцог, возможно, ты не сможешь избавить ее от обоих.

— Заткнись, черт побери.

Он зажал кнопку, отключая звонок, резко дыша, его сердце бешено билось.

Вернувшись в спальню, он обнаружил, что Фелиция снова лежит на кровати с книгой Мерлина.

— Ты не можешь защитить меня от всего. Я ценю твои усилия, но… Я ищу рекомендации, как уничтожить сущность Морганны.

Герцог вытащил фолиант из ее рук и захлопнул тот.

— Ты туда не пойдешь. Моя миссия — защитить тебя. Брэм и остальные должны позаботиться о Матиасе.

— Они не могут войти в гробницу без меня и не знают, как убить его. Будь благоразумным, Саймон. Ты не хочешь видеть меня в опасности, и я обожаю тебя за это. Но ты не можешь защитить меня от всего.

Признать этот факт было чертовски больно.

— Брэм видел тебя с Матиасом во сне.

— Я помню.

Она сглотнула.

— Может быть, этому просто суждено стать реальностью.

Он застыл над ней на кровати, их лица находились в сантиметрах друг от друга; Саймон был не в состоянии справиться с мыслью о ней в объятиях Матиаса, о боли, страдании, смерти. На него обрушилась тоска. Он так сильно хотел схватить ее, поцеловать, заняться с ней любовью.

Она прочитала намерение на его лице и отвернулась.

— Я хотела пойти спать.

Вот так просто она снова закрылась от него.

Паника захлестнула Герцога. Он хотел заставить ее посмотреть на него, заставить признать все в ее сердце. Но он был на взводе, и толкать ее сегодня было бы бессмысленно.

— Ты, должно быть, устал, — подсказала она. — Ты не спал уже два дня.

Он лег рядом и попытался обнять ее, с облегчением понимая, что она не стала сопротивляться:

— Ты позволишь мне обнять тебя? — Когда она кивнула, Герцог поцеловал ее в губы. — Спи.

Фелиция свернулась калачиком рядом. Несколько мгновений спустя она провалилась в сон. Мейсон обвился вокруг ее тела, дрожа внутри.

Фелиция была достаточно храброй, чтобы идти в гробницу и столкнуться с опасностью, но так боялась снести стены между ними. Что нужно, чтобы она имела такую же смелость, когда делилась бы своими эмоциями? Она достаточно заботилась, чтобы заняться с ним любовью, была достаточно храброй, чтобы сделать заявление об отношениях с ним перед Мейсоном. Что нужно сделать, чтобы она призналась, что любит его?

Наступило следующее утро, ветреное и серое. Саймон поднялся с Фелицией из постели и надел на нее джинсы. За ним последовал большой пуховик, прежде чем он уговорил ее надеть кроссовки.

Она нахмурилась, едва проснувшись.

— Еще нет семи. Куда мы?

Он сунул ей в руки чашку чая.

— Ты доверяешь мне, чтобы пойти со мной?

Он был скрытным, немного нервным. Но он никогда не навредит ей. Как она могла отказаться?

— Хорошо. Даже не намекнешь?

Герцог с мрачным выражением лица взял ее за руку и вывел из комнаты.

Перед отелем ожидала толпа репортеров, слоняющихся у входа и рванувших в бой, как только они появились.

— Харстгров изнасиловал тебя? — крикнул один.

— Ты солгала о похищении, чтобы освободить его?

— У тебя Стокгольмский синдром?

Боже, она чертовски устала от их вопросов.

— Без комментариев.

Она рванулась с места, Саймон держал ее за руку и бежал с ней. Они бросились в ожидающий лимузин, и Фелиция ждала его указаний водителю, но он ничего не сказал, когда машина отъехала.

— Что ты хочешь этим сказать? — потребовала она.

Он сглотнул.

— Ты увидишь. Тогда и поговорим.

Через несколько минут они проехали серию знакомых дорог. Здания поредели.

Появились кованые ворота, поношенные веками, но крепкие; она с ужасом узнала кладбище, где похоронена вся ее семья.

Фелиция напряглась.

— Почему мы здесь?

— Когда ты в последний раз навещала свою сестру?

В день ее похорон. Она регулярно организовывала цветы на могиле Дейдры, но не нашла в себе силы принести их сама.

— Какое это имеет отношение к делу? Отвези меня обратно в отель!

— Когда?

— Я не собираюсь выходить на улицу. Матиас может…

— Брэм и Айс встречают нас для защиты. Матиас к тебе не подойдет.

— Холодно, — выпалила она.

— Я буду держать тебя в тепле. Но это не твое настоящее возражение.

— Почему ты это делаешь? — закричала она, когда он открыл дверь машины и потянул ее за руку.

— Не надо… пожалуйста.

Он стиснул челюсти.

— Это идет против всего внутри меня — заставлять тебя делать что-нибудь, но я хочу помочь. Тебе нужно взглянуть в лицо своим страхам. Дейдра умерла, и ты позволила части себя умереть вместе с ней. Или это случилось еще до этого?

Страх поразил ее до глубины души. Фелиция уперлась пятками, увидев Брэма, стоящего в ста метрах слева от нее. Айс застыл, как статуя, на равном расстоянии от нее справа. Даже если она сбежит, они поймают ее. Или, если бы он застыл рядом, Матиас бы это сделал.

— Это твой способ сделать меня уязвимой, разорвать на куски? Я-я не буду. Господи, не заставляй меня.

— Да, я хочу, чтобы ты открылась мне, полюбила. Но ты думаешь, я причиню тебе боль добровольно, чтобы добиться своего?

Нет, но сказать это — все равно, что дать ему разрешение разгадать ее прошлое и сунуть его ей в лицо.

— Мне жаль, что ты так думаешь.

Он стиснул челюсти, глаза подозрительно блестели.

— Я люблю тебя и чертовски хочу, чтобы ты поверила мне и себе, и поверила, что я делаю это для тебя, чтобы ты могла обрести покой. И в конце концов могла чувствовать себя достаточно свободной, чтобы любить.

Она схватила Саймона, умоляюще глядя.

— Пожалуйста. Если я увижу ее могилу сейчас, это будет, как если бы она умерла снова. Я не могу с этим смириться.

— Ты приняла ее смерть? Я не уверен, что ты прошла мимо гнева… на Алексея, на своих родителей. Ты злишься на нее? Я думаю, что злишься, и ты использовала свой гнев, чтобы закрыться в себе.

Фелиция отступила. Он видел ее слишком четко и обнажил ее до глубины души. Этот факт извращенно радовал и пугал ее.

— Пожалуйста, не надо.

Ветер теребил волосы Саймона, и он заколебался. Она молилась, чтобы он отпустил это, понял, что если она полностью примет смерть Дейдры, ей придется признать, что, кроме Саймона, у нее действительно никого не было.

— Прости меня. Но независимо от того, что происходит между нами, ты должна отпустить ее и исцелиться. Ты никогда не будешь целой, пока не сделаешь это.

С этими словами он поднял ее и отнес, плачущую и сражающуюся, к могиле Дейдры. Фелиция уткнулась лицом в шею Саймона и закрыла глаза. Он оторвал ее от себя и поставил, потом развернул.

— Остановись. Посмотри. Ты любила ее всю свою жизнь. Почему ты бросила ее?

Надгробие рядом с родителями, украшенное небольшим количеством высушенных венков, которые она отправила на Рождество, смотрело ей в лицо. Выцветшие красные ленты колыхались на ветру. Листья разлетелись по холодной земле. Зрелище стало ударом в живот, разрывом сердца. Годы страха и одиночества захлестнули ее, как и приливная волна эмоций, от которых она не могла скрыться.

— Бросила ее? — закричала Фелиция. — Она бросила меня. Они все сделали это! Мои родители отдали меня. Мои приемные родители оставили меня нянькам и слугам.

— Твои биологические родители отдали тебя, чтобы спасти жизнь. Твои приемные родители были поверхностными и не способны любить. Это не отражение тебя или твоей ценности. Несмотря на них, у тебя огромное сердце. Дай ране зажить.

Она покачала головой, и слезы потекли по ее холодному от ветра лицу.

— Дейдра была единственным человеком, которого я позволила себе любить. После того, как Алексей ее раздавил, я бы продолжала держать ее за руку, помогала бы ей во всем. Но она оставила меня. Она даже не попрощалась.

Боже, Фелиция не могла дышать. Боль была похожа на цунами, нарастающая и нарастающая, затем тянущая ее вниз, пока она не утонула в страдании, одиночестве, тоске. Взглянув на надгробие Дейдры, она упала на колени.

— Какого черта ты меня так бросила? Ты даже не попрощалась! Ни записки, ни…

Она растворилась в рыданиях.

Затем руки Саймона обхватили ее и подняли на ноги. Он был теплым. Он был спасательным кругом в бушующем море.

— Шшш. Дейдра не бросила тебя, она оставила боль. Все, через что ты сейчас проходишь. Она убежала от этого. Ты сильнее. Ты преодолеешь это. Как только ты это сделаешь, то сможешь принять, открыть себя для любви. Быть счастливой. Ты могла быть ее якорем, но она закрылась от всех. Не делай ее ошибку. Я тебе помогу. Пожалуйста, позволь мне.

Он был прав. Она сжалась, не зная, хватит ли у нее сил протянуть ему руку.

Осознание этого заставило ее плакать только сильнее.

Чтобы совершить прыжок веры, который он предложил, ей придется пересечь пропасть черного ужаса.

Ей снова придется полностью положиться на кого-то другого. Она чувствовала, что еще не готова… но Саймон закрался в ее сердце. Даже когда она была настороже, она нуждалась в нем.

Без него Фелиция боялась, что увянет и умрет. Какого черта она собиралась делать?

Вернувшись в лимузин, Герцог погрузился в мягкие кожаные сиденья рядом с Фелицией. Она была тихой, уставшей, ее лицо было бледным и ошеломленным. Выругавшись, он задавался вопросом, не слишком ли сильно надавил, не слишком ли быстро. Но Фелиции нужно было разобраться со своими демонами, чтобы исцелиться. И да, какой-то эгоистичный уголок его сердца сделал это в надежде, что у них будет будущее.

Теперь все в ее руках. Как бы он ни хотел снова взять ее в свои объятия и продолжать поощрять ее открыться, он не мог подтолкнуть ее больше. Она боролась с этим моментом годами. У горя не было выключателя, который человек мог выключить по желанию.

Он уставился на тонированные стекла.

— Я взял тебя туда не для того, чтобы причинить боль.

Она медленно кивнула головой.

— Ты прав. Я не могла любить Мейсона больше, чем друга, из-за страха. Я причинила ему ужасную боль. Я не знаю, простит ли он меня когда-нибудь. Я знаю, ты думаешь, что он это сделает, но… — Она пожала плечами, потом посмотрела на него голубыми глазами. Слезы дрожали на ее темных ресницах. — Я не хочу причинять боль тебе, как я причинила боль ему. Я… Я не могу отключить свои чувства к тебе таким же образом. Это пугает.

Кулак сжал сердце Герцога. Это было ближе всего к привязанности, которую она признала.

— Тогда не причиняй.

Фелиция замолчала, задумываясь.

— Из всего, через что мы прошли, в течение четырех дней, которые я провела с тобой, я поняла. Мне… нужно твое терпение.

— Солнышко, я дам все, что тебе нужно. Я хочу, чтобы ты была цела и счастлива, что бы ты ни делала.

Слезы, мерцающие на краю ресниц, упали.

— Я была сплошным беспокойством для тебя. Вытаскивая меня из опасности, ты справлялся с моими бедами. Я не заслуживаю тебя.

Он мягко улыбнулся и поддразнил:

— Ну, есть кое-что, к чему ты можешь стремиться.

Она медленно наклонилась вперед, глаза медленно затрепетали, губы мягко приоткрылись.

Все внутри него прыгало в бурной жизни. Как всегда, Герцог жаждал заполучить ее под себя, мягкую и готовую. Но теперь ему захотелось увидеть сияющую в ее глазах любовь и почувствовать полное принятие ее тела. «Скоро», — пообещал он себе.

Когда он опустил свой рот на ее, они разделили торжественный момент, общий вздох. Его сердце, наполненное любовью, чуть не лопнуло.

Потом зазвонил его телефон. Саймон вынул его из кармана и уставился на дисплей.

Брэм.

— Что? — рявкнул Герцог.

— Тайнан.

Голос Брэма звучал напряженно.

Герцог мгновенно переключил внимание, дыхание остановилось.

— Говори.

— Сегодня утром мы открыли паб Кари…

Брэм остановился и вздохнул:

— Черт. Мы обнаружили его тело. Матиас пытал его. Я никогда не видел ничего более ужасного. Его заживо выпотрошили, большая часть тела сгорела. Должно быть, он страдал… невообразимо.

Боль скользнула через Герцога. Это был их самый наихудший страх. Боже мой…

Рядом с ним ахнула Фелиция. Она подслушала, черт возьми. Брэм напугал ее до чертиков. Но, возможно, знание худшей опасности магического мира убедило бы ее, что ей не место рядом с гробницей Морганны.

Он схватился за телефон.

— Черт возьми, как мы позволили этому случиться?

— Мы пытались остановить Тайнана от поездки к Матиасу. Идиот настоял.

Брэм снова вздохнул, он звучал таким усталым.

— Поскольку Шок привел его к Матиасу и ничего не сделал, чтобы предотвратить смерть Тайнана, я думаю, это говорит нам, кому принадлежит его преданность.

Герцог давно подозревал правду. Еще одно доказательство больше разозлило его.

— Я голосую за то, чтобы убить этого сукина сына.

— Аминь. Смерть Тайнана бросает Совет в еще один кровавый хаос.

Конечно. С уходом Тайнана Братья Судного дня потеряли большое влияние на магический Совет. Теперь, вместо только одного голоса, Стерлинга МакТавиша, дяди Лукана и Кейдена, чтобы склонить Совет на свою сторону, им понадобятся два.

Поскольку Тайнан умер без наследников, неизвестно, кто заменит его и не будет ли волшебник расположен к Матиасу. Черт! Последнее, что теперь нужно магическому миру, это больше суматохи.

— Я думаю, что вы с Фелицией должны присоединиться к нам и остаться где-то рядом с пабом Кари, — сказал Брэм.

— Мой дом почти восстановлен. У меня были люди, работающие днем и ночью. Мы должны перегруппироваться. Вместе безопаснее. Фелиция может достаточно дистанцироваться от остальных, чтобы не вмешиваться в нашу магическую безопасность. Мы усилим ее защиту людьми.

Он вздохнул.

— В эту игру ты играешь с Матиасом… мы потеряли воина, и Матиас начинает показывать нам, на что он действительно способен. Опасность как никогда велика.

Конечно.

— Мы будем там в ближайшее время.

— До тех пор будьте осторожны. Я не должен говорить тебе, как плохо будет для всех нас, если Матиас доберется до Фелиции.

Одно лишь предположение заставило сердце Саймона остановиться и страх прожечь вены. Сон Брэма, в котором Матиас схватил ее, мигом вспомнился. Герцог покрылся холодным потом.

Мгновение спустя с тяжелым сердцем и мыслями он закончил звонок. Он посмотрел на Фелицию и увидел, как она дрожит. Ее глаза наполнились слезами. Отчаявшись утешить ее, Герцог открыл рот, чтобы заверить ее, что она никогда не будет страдать, как Тайнан, а затем закрыл его. Это было единственное обещание, которое он не мог дать, как бы сильно он этого ни хотел.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь тебя от Матиаса.

— Я знаю.

Герцог молча задавался вопросом, будет ли этого достаточно. Он закрыл глаза, и Фелиция тоже подумала об этом.

В мрачной тишине снова зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей. Мейсон.

Герцог колебался. Сейчас не время разбираться с братом и драмой из-за ревности.

— Позволь мне ответить, — сглотнула она. — В моем сердце он все еще мой друг. Мне нужно сказать ему, как мне жаль, что…

Что она хотела продолжать опираться на Мейсона как на костыль? Черт.

— Ответь.

Фелиция схватила телефон и нажала кнопку ответа.

— Мейсон, я рада, что ты позвонил. Я…

— Не Мейсон, дорогая.

Глубокий бархатный голос мурлыкал ей в ухо:

— Матиас. Мейсон сейчас со мной. Мы с тобой еще не встречались, но обязательно встретимся. Если хочешь, чтобы твой жених и брат твоего любовника вернулся живым, ты поймешь, чего я хочу. Принеси книгу Апокалипсиса и приди сегодня к гробнице.

Глава 16

Бросив обеспокоенный взгляд на Фелицию, Герцог выбрался из машины в Гластонбери, рядом с небольшим пабом, который нажился на мифическом наследии города как легендарный Авалон артурианских знаний. Она говорила очень мало во время всей поездки из Лондона, не поднимая голову от томов Мерлина. Она беспокоилась. Черт побери, как и он сам. Он должен держать ее в безопасности. И что, черт возьми, он скажет своей матери, если что-нибудь случится с братом? Фелиция уже погрязла в чувстве вины и гневе… Если Матиас убьет Мейсона, что это с ней сделает? Бог знал, что он будет нести крест вины в течение следующей тысячи лет.

— Убийство Мейсона не поможет делу Матиаса, — он попытался успокоить ее так же, как и себя.

Все то время, как садистский ублюдок, злой волшебник обычно имел причину для всего, что он делал. Убийство Тайнана имело смысл для Матиаса. Ликвидация члена Братьев Судного дня и Совета была большой победой. Мейсон был просто рычагом давления… по крайней мере, сейчас. Но если Матиас получит то, что хотел? Мейсон станет расходным материалом, и Герцог боялся, что его брат окажется в шести футах под землей.

Фелиция вышла из машины, решительность отпечаталась на ее женских чертах.

— Но он сделает это, если мы не будем следовать его условиям. Я не позволю Мейсону страдать как Тайнану.

Да, Саймон видел весь ужас этого всего несколько часов назад. Ужасное зрелище вывернуло его желудок. Жестокость убийства вывела эту войну на совершенно новый уровень, и каждый из Братьев Судного дня знал об этом. Так чертовски грустно, что волшебник, посвятивший последние месяцы своей жизни отмщению за убийство Орофы… присоединился к ней в качестве еще одной жертвы.

Какую бы вражду ни разделяли Герцог и Мейсон, он никогда не хотел, чтобы брата втянули в этот опасный мир. Он должен спасти Мейсона… но, черт возьми, не рискуя Фелицией.

— Именно поэтому ты не должна быть здесь, — утверждал он. — Если Матиас захватит и тебя…

— Он не может использовать магию против меня. Я найду способ уничтожить сущность Морганны, так что я больше не ценна для него. Я единственная, кто может помочь Мейсону. И после всего, что он сделал для меня, и всего, что я сделала ему, я должна.

Герцог знал, что протестовать бессмысленно. Они спорили об этом, когда собирали вещи в номере отеля и зашли в паб Кари. Они зашли в тупик, и она заручилась помощью Брэма, как только они вошли в дверь паба. В то время как Герцог утверждал, что должен быть другой способ противостоять Матиасу спасти Мейсона, Брэм попросил озвучить предложения, а у Герцога их не было. Другого выхода не было. Они все об этом знали.

Холод пробрал Герцога через пальто, когда он захлопнул дверь машины с разочарованием, кипящим внутри него. Фелиция бросила на него извиняющийся взгляд, но это ничего не изменило. Как бы он ни беспокоился за Мейсона и за нее, другой демон пожирал его: Фелиция рисковала жизнью ради Мейсона, но со своей собственной парой она отказалась рискнуть своим сердцем. Разве не это сказала она ему в недвусмысленных выражениях, что не была готова отпустить свое прошлое и принять будущее? Нож для колки льда в грудь был бы менее болезненным.

Когда они подошли к незнакомому пабу, дверь открылась. Брэм, Айс и мрачный Маррок стояли в ожидании. Айс и Маррок держали по пинте пива в руках. Брэм выглядел напряженным и неуверенным, переполненным яростью и адреналином.

— Рад, что вы добрались, — сказал Брэм.

— Владелец паба — друг Кари. Он сказал, что мы можем оставить машину и любое другое снаряжение здесь до возвращения.

Если они вернутся.

Фелиция кивнула.

— Хорошо. Какие еще меры мы должны принять? Из-за Мейсона, находящегося в плену, мы должны начать сегодня вечером.

Впервые Брэм замешкался.

— Я не могу точно сказать, с чем мы столкнемся. Маррок принес меч. Герцог, Айс и я будем рядом с тобой. Когда Матиас появится, ты не будешь одна.

— Мы не можем позволить ему навредить Мейсону, — решительно сказала она.

Брэм кивнул.

— И мы не можем позволить ему воскресить Морганну. При любых обстоятельствах.

— Давайте не будем останавливаться на наших страхах, — предложил Айс. — Что мы знаем о гробнице и том, что внутри?

— Практически ничего, — почти зарыдал Герцог.

Фелиция зашагала дальше, войдя в маленький паб. Она оглядела интерьер из темного дерева и огромные окна, через которые просачивался лунный свет. Не было ни намека на несвежий воздух, эль и сигаретный запах; Фелиция выглядела так, как будто была здесь своей. Паб прославился небесным потолком и картинами Гластонбери-Тора, а также большими картинами с изображениями короля Артура и ведьмы Морганны. Маррок посмотрел на последнюю с гримасой, когда Фелиция столкнулась с Брэмом.

— Я читала книгу в машине. И нашла несколько вещей. Видимо, гробница имеет какого-то магического стража у двери, призванного отвадить, а не нанести вред.

— Это, — Брэм подпрыгнул, — я знаю. Мой дедушка очень любил использовать принуждение, чтобы держать людей подальше, когда хотел что-то скрыть. Уверен, он использовал его здесь. Так что любой человек или волшебник, кто приблизится к входу в пещеру, чувствовал бы необъяснимую необходимость повернуть назад.

— Вот почему вход в гробницу никогда не был найден, — добавил Айс.

— Именно.

— Если всем придется уйти, как Матиас попадет внутрь?

— Он просто змей.

Герцог провел рукой по волосам.

— Без сомнения, он придумает, как туда проникнуть.

— Я совершенно уверен, что Матиас не сможет войти раньше тебя, Фелиция, иначе он бы уже попытался, — отметил Брэм.

— После того, как вы войдете, двое из нас задержатся возле двери, чтобы убедиться, что он не сможет войти. Мы последуем за вами так быстро, как сможем.

Она кивнула.

— Внутри нас ждут четыре уровня заданий. Мерлин был очень уклончив в формулировках. Одно задание потребует от нас проворности. Другое потребует от нас храбрости. Третье заставит нас поверить, что он имеет в виду. Последнее…

Она отрицательно покачала головой.

— У нас должен быть Дневник Апокалипсиса, и он, вероятно, смертельно опасен. Это все, что мне известно.

— У тебя с собой дневник? — спросил Брэм.

Она жестом указала на рюкзак за спиной.

— С собой. Будучи Неприкасаемой, я не могу его использовать, но…как это спасет Мейсона? Мы не можем просто обойти все ловушки и позволить Матиасу войти внутрь. Он убьет Мейсона, как только получит то, что хочет.

И Фелицию тоже. Герцог обдумывал эту вероятность, но не знал, как обойти опасность. Как это может закончиться без смертей?

Герцог презирал это раздражающее чувство бессилия. Он был человеком действия, привык принимать решения и выполнять их. Без колебаний. Без излишних размышлений. Но последствия неудачи теперь были бы тяжелыми.

Фелиция покачала головой.

— Возможно, будет способ во время прохождения одного из уровней… Не знаю, удастся ли поймать Матиаса в одну из ловушек. Может, если я смогу проскочить вперед, магические защитные меры жительницы гробницы поймают и убьют его?

Возможно. Возможно, и нет. Герцог ненавидел оставлять все на волю случая, но какие у него варианты? Мейсона надо спасти, Матиас больше не отвечал на звонки брату, они мало знали о том, чего ожидать от гробницы, и Фелиция отказалась остаться.

Брэм пожал плечами.

— Что в книге говорится о воскрешении Морганны?

— Почти ничего.

Она вздохнула, вышагивая вперед и назад.

— Что тебе известно?

— Мой дедушка был скрытным ублюдком. Если он хотел сохранить что-то в секрете, у него было много способов. Я уверен, что гробница Морганны была одной из таких вещей. Кое-что… возможно, нам придется просто решать возникающие проблемы.

Не то, что хотел услышать Герцог, но он не мог винить Фелицию или Брэма. Они сделали все возможное, чтобы найти информацию. Хотя это было гораздо больше, чем они прежде знали, он осознавал, что этого может быть недостаточно.

— Почему вообще возможно воскресить ее? Почему Мерлин просто не убил ее?

— Это не так просто, — вздохнул Брэм. — Она была могущественной ведьмой, которая практиковалась в искусстве темной магии. У нее была защита от внезапной смерти. Кроме того, я думаю, Мерлин хотел, чтобы она страдала. Просто убить ее было слишком великодушно.

И теперь они все страдали из-за этого.

— Ясно. Я нашла одну интересную, не связанную с чем-либо записку, — сказала Фелиция.

— О Неприкасаемых. По словам Мерлина, были случаи, когда магия могла повлиять на них. Но я не поняла, что он имел в виду. Все это было сформулировано с точки зрения ковенант. Что он имел в виду под ковенантами?

Взгляд Брэма скользнул в сторону Саймона.

— Или связь пары.

Озадаченный хмурый взгляд скользнул по лицу Фелиции

— Как вы думаете, что подразумевал Шок, когда сказал, что мой предок смог скрыть свой отпечаток на паре? Ее связь с волшебником была другой и позволяла ему использовать магию в ее присутствии?

— Возможно. Но мы знаем, что это просто слова, потому что подпись Герцога… возможно, не так прозрачна, но все равно показывает твой отпечаток. Чертовски неудобно. Могу только догадываться, что твой предок полностью доверял своей паре и пустил ее под свой барьер Неприкасаемых. Это, возможно, единственный способ, при котором волшебник будет иметь свободу использовать свои способности около кого-то вроде тебя.

Другими словами, чтобы Герцог мог использовать свою магию рядом с ней, Фелиция должна полностью открыть ему свое сердце. Она должна дать ему свою любовь без ограничений или барьеров.

Учитывая ее прошлое и все, что с ней произошло, почему он надеялся, что ему удалось сделать за четыре дня то, чего не сделал Мейсон за шесть лет?

Он рискнул взглянуть на Фелицию. Ее взгляд был потупленным, лицо стало задумчивым. Она понимала последствия предположения Брэма. И она не пыталась связаться с Герцогом.

— Это может быть чертовски фантастическим оружием против Матиаса, — сказал Айс.

— Он этого не будет ожидать.

Да, их настоящий туз в рукаве, но…

— Ты пробовал использовать свою магию в последнее время?

Брэм вздернул бровь.

— Рядом с Фелицией?

После той ночи, когда он похитил ее.

— Нет.

Много времени прошло с тех пор. Герцог не хотел пытаться. Он боялся неудачи, физического символа их несовершенного спаривания.

— Давай, — призвал Брэм.

Фелиция посмотрела Саймону в лицо, и он взял ее за руку.

— Ты попытаешься? — спросил он.

Она пожала плечами, затем кивнула.

— Что я должна делать?

— Сосредоточься на расслаблении.

Он наклонился ближе и прошептал:

— Попробуй открыться и довериться мне. Впусти меня в свои стены. Помни, что я никогда не причиню тебе боли.

— Я знаю.

Ее ответ был простым вздохом в его щеку, и все внутри него сжалось.

Герцог так сильно хотел, чтобы это сработало, и не только потому, что это поможет делу.

— Давай.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Герцог решил, что лучше начать с чего-нибудь маленького, и сосредоточился на расстегивании ее рюкзака. Он закрыл глаза, вообразил это, попытался собрать в себе ту неописуемую силу, которая давала ему магию. Но, как и в любом другом случае около нее, ощущение было похоже на вопль несущегося по автомагистрали на бешеной скорости, а затем следовал удар о кирпичную стену. Его магия развалилась вокруг него.

С проклятием он отступил.

Айс нахмурился, глядя на них.

— Что, блять, с вами? Вы связаны, но не вместе? Соберитесь и исправьте это, пока кто-нибудь не умер.

Герцог сверкнул глазами на Айса:

— Мы работаем над этим.

Боже, что еще он мог сказать? Что Фелиция боялась за свое сердце? Что будучи брошенной столько раз, она не знала, как любить без страха? Слова были слишком личные. Он проглотил их.

— Слишком рано, — сказал он вместо этого.

— Дерьмо. Я знал это в то мгновение, когда встретил Сабэль…

— Но она не знала, как только встретила тебя, — вернул Герцог. — Ты заслужил ее доверие. Позволь и мне с Фелицией сделать то же самое.

— У нас нет такой роскоши.

Взгляд Брэма был полон упрека.

Фелиция прикусила себя за щеку.

— Безусловное доверие — это не то, что любой из вас просто отдаст. Я ничем не отличаюсь.

Они все замолчали. Герцог взял ее за руку, наполовину напоказ, а наполовину просто, чтобы прикоснуться к ней и сказать, что он понимает ее страх, даже если ее сопротивление их любви ранит больше, чем он мог себе представить.

— Продолжайте работать над этим.

Брэм протянул руку и поднял рюкзак, закинув его за спину.

— Уже почти десять часов. Посмотрим, сможем ли мы попасть в пещеру сейчас.

Она кивнула.

— Это то, что требовал Матиас. У него Мейсон, и мы не можем позволить себе разозлить его.

Брэм кивнул.

— Посмотрим, как далеко мы продвинемся сегодня. Зная моего деда, гробница будет огромной. И нам всем нужно отдохнуть, прежде чем мы столкнемся со слишком большим количеством проблем. Мы не можем позволить себе быть неосмотрительными.

Хоть это и раздражало Герцога, Брэм был прав.

— Пойдем.

Остальные потянулись за рюкзаками и закинули их за спины. Герцог взглянул на Брэма. Он выглядел таким же взволнованным, как почетный гость на публичной казни.

— Мы останемся вместе.

Они кивнули, и он повел всех в заднюю часть незнакомого паба, из шаткой двери выбираясь в темный переулок. Они пробрались через заборчик, который видел лучшие десятилетия и вел к широко открытому полю. Каменная дорожка разделяла его, пока они не достигли того, что казалось дверью погреба из искривленного дерева, встроенной в склон холма. Но в правом верхнем углу был выжжен маленький символ: меч, пронзающий круглый стол. Они оказались в нужном месте.

Все, что случилось с ним и Фелицией, было из-за содержимого этой гробницы. Герцог чувствовал, что все, что здесь произойдет, определит его судьбу вместе с ней. Миллион вещей может пойти не так. Матиас может убить Мейсона… или убить их всех. Он может воскресить Морганну и посеять хаос. Или они могут сорвать этот безумный план… а Фелиция все еще может выбрать безопасность и дружеские отношения без любви, жизнь без страсти, которые она нашла с ним. Сегодняшний вечер может стать началом их конца.

Брэм открыл тяжелую деревянную дверь, и Герцог нахмурился.

— Как ты можешь быть уверен, что гробница не была потревожена за все эти века или что Матиас не атакует нас внутри?

Другой воин поднял бровь.

— Айс, Маррок, отведите Фелицию обратно в переулок. Мы дадим Фоме неверующему дозу магии моего дедушки.

Герцог напрягся.

— Я не хочу, чтобы она исчезла из поля моего зрения.

— Доверьтесь нам, — сказал Маррок. — Это будет проклятием для всех нас, если Матиас захватит ее для своих злых целей.

— Именно, — добавил Айс.

— Три минуты, — сказал Брэм. — Если ты хочешь знать, почему я так уверен, дай мне их.

— Я в порядке, — мягко заверила Фелиция Саймона.

Прежде чем Герцог смог сказать больше, Айс и Маррок сопроводили ее по длинному пути, пройдя из шатких ворот вниз по залитому лунным светом переулку, бдительные и напряженные. Трио наконец исчезло.

Постепенно атмосфера вокруг двери изменилась. Сначала Саймон почувствовал смутный дискомфорт, затем растущее волнение. В течение минуты он желал бежать, а не идти, от этого места. Он почти боялся его, словно стоял перед вратами ада. Наконец он попятился, физически не в состоянии стоять у двери и не чувствовать боль. Брэм был рядом с ним.

Герцог сглотнул, схватившись за живот.

— Что и требовалось доказать. Боже мой…

Никогда в свои сорок три года он не чувствовал ничего подобного. Он не рос в магическим мире и никогда не понимал, почему имя Мерлина часто шептали с трепетом и благоговением. Если это был лишь один из фокусов волшебника, уважение Герцога к Мерлину возросло.

И кровь Мерлина текла по венам Брэма. Возможно, ему стоит задуматься и о новом уровне уважения к лидеру Братьев Судного дня.

Вздрогнув, Герцог достал свою палочку и направил ее вверх. Белая дуга света прорезала ночное небо по направлению к Фелиции и другим мужчинам. Для человеческого глаза это могло выглядеть как очень низкая падающая звезда. Айс и Маррок точно знают, что это значит.

Боль быстро утихла, за ней последовал страх. Вскоре Саймон подобрался ближе и не почувствовал никакого дискомфорта. Затем Фелиция появилась в поле зрения, вернее, ее силуэт в серебристо-лунном свете и в окружении двух воинов.

— Удивительно, — признался он Брэму. — И все, кто приближается сюда…

— Чувствуют болезненную необходимость уйти? Да.

— Тогда Матиас нас не опередил.

— Не думаю, что он стал бы утруждать себя человеческим пленником, если бы не знал наверняка, что ему нужна Фелиция.

— Возможно, — сдался Герцог.

Брэм еще раз потянул за дверь. Та скрипнула, как будто протестуя, а затем показала темную пропасть. Никто не мог видеть, что внутри, особенно учитывая темную ночь. Все вместе они вглядывались, и у Герцога было чувство бесконечности за этой дверью, как будто можно было идти или упасть и не найти дня.

— Будьте начеку. Фонари? — спросил он.

Брэм и Айс вытащили фонарики из своих рюкзаков.

— У всех есть. Мы должны меняться, используя их, чтобы сохранить батареи. Мы понятия не имеем, сколько часов или дней понадобится, чтобы найти путь через пещеры к гробнице.

Верно подмечено.

Брэм вошел первым и сразу же был поглощен темнотой. Айс последовал за ним.

— Все в порядке? — спросил Герцог.

Он не мог отправить Фелицию следующей, пока не узнает, что это безопасно.

— Нормально, — сказал Брэм.

— И чертовски темно, — проворчал Айс.

Схватив Фелицию за руку, он посмотрел на нее:

— Готова?

Она кивнула:

— Мы должны это сделать. Когда вы все находитесь здесь, чтобы помочь, я чувствую себя в большей безопасности.

— Мне не нравится это.

Фелиция с сожалением посмотрела на него.

— Мы не можем оставить Мейсона в руках Матиаса.

Герцог закрыл глаза. Она была права.

— Иди. Я прямо за тобой.

Кивнув, он подтолкнул ее вперед, пока темнота не окутала ее. Если бы не ее крепко сжимающая рука, он бы подумал, что она исчезла. Герцог бросился за ней, вздохнул с облегчением, когда вошел внутрь, и обнял ее за талию. Она в безопасности. Цела.

Боже, если он так нервничает сейчас, как он справится с несколькими уровнями и ловушками, чтобы добраться до гробницы?

Отодвинув в сторону вопрос, Герцог огляделся. Или попытался. Он никогда не видел такой непроницаемой тьмы. Это было как смотреть в вечность небытия. Ощущение было странным.

Позади него что-то зашаркало, посыпались камни. Возникло ощущение, будто что-то проносится мимо него, волнуя воздух.

— Маррок?

— Морганна часто заставляла меня жалеть, что я ее знаю, — пробормотал он.

Герцог повернулся. Большой человеческий воин застыл возле двери.

Маррок проворчал:

— Последствия от похода на ее могилу будут лучше, чем те, что были от похода в ее постель.

Брэм засмеялся и продолжал смеяться до тех пор, пока большой воин не ударил его по руке. Когда Маррок закрыл за собой дверь, их окутала тьма. Брэм оступился с ругательством.

— Пойми мое веселье, приятель.

— Отвали, — гнул свою линию Маррок.

— Мы все внутри? — спросил Герцог.

— Думаю, да.

— Где фонари? — Фелиция спросила, прижимаясь к Герцогу.

Брэм повернулся, и из его руки вырвался тонкий поток света, который темнота поглотила почти мгновенно. Крошечное свечение осветило его руку и запястье, превратилось в уголь… и ничего не осталось. Айс последовал его примеру с тем же результатом.

Черт возьми. Как они вообще смогут продвигаться вперед?

— Кто-нибудь знает, что делать дальше?

— К сожалению, не имею ни малейшего понятия, — выругался Брэм.

Вместе они нащупали стены, чтобы попытаться почувствовать их путь в пространстве пещеры. Но та была огромна, и вскоре они даже кричали, чтобы услышать друг друга. Используя эхо, они вернулись к входу и выключили бесполезные фонари. Им придется окунуться в темноту и надеяться, что никто не свалится. Рискованно… но у них закончились варианты.

— Может, останемся здесь на ночь? — предложила Фелиция.

— Вполне возможно, что, если мы снова откроем дверь, то утренний свет сможет осветить это пространство достаточно, чтобы разглядеть.

— Мы не можем оставить дверь открытой для Матиаса. С тобой здесь это будет как приглашение войти в гробницу и, возможно, убить нас всех.

Она вздохнула.

— Блестяще.

Герцог сжал ее руку. Она боялась, а почему нет? Пещера, ведущая к гробнице, была пугающей и жуткой. Они имели дело с невероятно мощной магией. Герцог привык к ее существованию за последние тринадцать лет. Фелиция знала об этом меньше недели.

— Продвигаемся вперед? — спросил он у Брэма.

— Думаю, да. Возможно, это приведет к чему-то более светлому, и мы отдохнем в более безопасном месте.

Саймон искренне на это надеялся. Фелиция дрожала рядом, и он ненавидел до чертиков, что пребывание здесь ее пугало.

— Ты уверена, что не хочешь вернуться назад? — прошептал Герцог.

Она отмахнулась от него рукой.

— Я вовсе не трусиха.

Они через многое прошли за последние несколько дней. Она была немного напугана, но он никогда не сомневался в ее храбрости. Она всегда приходила на помощь.

— Я не это имел в виду.

Когда он снова притянул ее к себе, она расслабилась.

— Найдите ближайшего к вам человека и схватитесь за его рюкзак, — дал указание Брэм.

Герцог вцепился в Фелицию и почувствовал, что кто-то стоит за ним, скорее всего, Маррок. Во главе группы Брэм крикнул:

— Двигаемся. И что бы ни случилось, не опускайте рук.

И они пошли. Минуты превратились в час, потом в два. Рюкзак вонзился Герцогу в плечи. Несмотря на холод, он начал потеть, и ему было интересно, как держится Фелиция.

— Солнышко, ты в порядке?

— Немного устала. В остальном хорошо.

Ему не нравилась эта нотка усталости в ее голосе, но он вряд ли мог ожидать чего-то еще.

— Брэм, — позвал он. — Возможно, нам стоит остановиться.

Другой мужчина не ответил, но остановился как вкопанный. Все они остановились, врезавшись друг в друга. Затем они услышали это. Глубокий звук. Рычание. Пронзительный крик. Они звучали далеко, но из-за эха в бесконечных пещерах никто не мог сказать наверняка.

— Что это?

Голос Фелиции задрожал.

— Возможно, большая часть магии Мерлина должна была отпугнуть любого, кто зашел так далеко.

Герцог искренне надеялся, что другой волшебник прав.

— Давайте разберемся, — добавил Брэм. — Убедимся, что мы, на самом деле, одни. Не дай бог, Матиас пролез или Морганна нашла способ вернуться из мертвых.

Фелиция ахнула, Герцог вздрогнул.

Они все пошли вперед, пока вдруг Герцог не услышал шум в нескольких шагах от себя. Брэм выругался.

— Кто-нибудь это слышал? — спросил он.

— Крик и еще много чего? Чертовски трудно не услышать, — голос Бреэма звучал раздраженно.

— Нет, этот другой шум… Шарканье.

— Ты имеешь в виду, что я спотыкаюсь о свои ноги в этой проклятой темноте? — зарычал Айс.

Герцог нахмурился. Может быть, это тот звук. Он надеялся.

Внезапно Фелиция дернулась вперед и начала падать. Он едва мог удержать ее в руках. Потом земля ушла из-под его ног.

— Лестница! — выкрикнул Брэм. — Много лестниц.

И правда, они оправились и спустились под землю. Вниз, вниз, вниз, осторожно ощупывая свой путь, извилистый и хитрый. Герцог задался вопросом, не исчезнут ли эти лестницы внезапно, подвергая их свободному падению, которое закончится ямой кольев, выступающих из пола, или чем-то столь же ужасным.

Вместо этого они вошли в комнату. Гигантский костер осветил пространство, и Герцог признал его вечным. Пламя не могло идти от дров, пока Фелиция была рядом, но последние пятнадцать столетий огонь был самовоспроизводимым благодаря магии Мерлина. Удивительно…

За костром находились сотни дверей всех форм, размеров, цветов. Так много, что герцог уставился в изумлении, моргнул.

— Что теперь?

— Это задание, которое требует от нас быть быстрыми, — предупредила Фелиция. — Я думаю, это означает, что мы должны выбрать быстро.

— Как, черт возьми, мы это сделаем? — спросил Айс.

— Правильная же отмечена.

Маррок проворчал.

— И мы не знаем, что ужасное настигнет нас, если мы сделаем неправильный выбор.

Это так. Герцог был в восторге от того, что у него был хоть какой-то свет, и он быстро заметил, что Фелиция выглядела ничуть не хуже. Затем он заметил, что огонь медленно рассеивается.

— Правая дверь маленькая, — предположил Брэм. — Мерлин был высокий. Ненавидел маленькие отверстия любого рода.

— Подождите! — крикнула Фелиция. — Отрывок в книге гласил что-то о том, что задание естественное. Возможно, Земля создала отверстие?

— Вероятно, да. Так что ни одна из этих дверей не для нас. Они все человеческие, — указал Брэм. — Мой дедушка использовал бы что-то, что предоставила сама Мать Земля.

Все вместе они рассматривали стены в медленном тусклом свете, перемещаясь между бесконечным рядом дверей. Герцог держался поближе к Фелиции.

— Сюда! — крикнула она мгновение спустя.

Герцог взглянул ей через плечо. Там была скалистая арка и огромная, изношенная каменная плита, закрывающая ее. Кто-то, может, Мерлин, много лет назад прислонил большую плиту к арке. Это выглядело немного беспорядочно, и Герцог нахмурился. Но он подозревал, что его пара права.

Остальные тоже подошли. Брэм кивнул.

— Это похоже на него… хотя нехарактерно, что даже эта маленькая часть двери открыта.

— Возможно, земля немного просела за последние пятнадцать веков.

— Верно, — признал Брэм. — Маррок, можешь убрать этот камень с дороги?

— Подождите! — сказал Айс. — А вы не думаете, что мы подвергнемся одной из ловушек Мерлина, если сделаем это?

Брэм пожал плечами.

— Фелиция с нами. Она наша лучшая страховка.

Неохотно Айс кивнул.

Без слов Маррок поднял тяжелый камень с помощью Айса. Медленно, уверенно они вытащили его из арки.

Огонь позади них замерцал, стал потрескивать. Темнота наползала.

Брэм бросился через арку в другую яму черного цвета. Он потянулся к Фелиции, которая последовала за ним, Герцог прямо за ней. Он ждал, что случится что-то ужасное, кроме угасающего огня. Но с ростом темноты воздух оставался нетронутым.

— Айс, — пробормотал Маррок, держа вес камня. — Иди.

Воин кивнул и пробрался невредимым.

— Теперь Маррок, — настаивал Брэм. — Повернись и поставь арку позади себя. Отойди назад, пока не увидишь… черт!

Земля задрожала, и Герцог потерял равновесие, упав на неровную землю с Фелицией на руках. Внезапно сверху обрушился шквал валунов. Маррок поднял камень над головой, чтобы защитить себя, камни стучали по нему оглушительным дождем.

— Брэм! — кричал Маррок, его голос звучал все более отдаленным.

— Черт побери! Брось его и беги через арку!

Он попытался, но арка начала закрываться, заслоненная валунами, забирая свет и видимость лица Маррока, пока они не исчезли полностью.

Глава 17

— Маррок, ты меня слышишь? — крикнул Брэм с паникой в голосе.

— Да. Все в порядке.

Фелиция вздохнула с облегчением.

— Слава Богу.

Потеряв сегодня одного из своих, она знала, что Братья Судного дня будут опустошены, потеряв другого воина.

— Как мы можем помочь ему выбраться? — спросила она.

Темнота пещеры была настолько густой, что никто ничего не мог видеть.

Герцог осторожно пробрался к груде щебня, и Фелиция наклонилась к ней, остановившись рядом с ним. У подножия камней она с кем-то стукнулась плечами.

— Извини, — пробормотал Айс.

— Давайте откинем камни, — предложил Герцог.

Они работали парами, чтобы поднять валуны и переместить в другое место. Судя по звуку, Маррок делал то же самое с той стороны. Осторожно Фелиция взобралась на камни, пытаясь найти какое-нибудь отверстие наверху, через которое она могла бы увидеть Маррока. Ничего.

— Чушь собачья! — закричал Маррок. — Фелиция, ты подошла ближе к дверному проему?

Она замерла на вершине груды камней.

— Да.

— Отойди. Темнота почти поглотила огонь.

— Вечный огонь, — объяснил Брэм, — он не может гореть, пока ты рядом.

— Прости! — крикнула она Марроку, а затем побежала вниз в объятья Герцога.

Вместе они отступили от остальных. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. Нельзя было отрицать, что эта пещера была жуткой, и она подозревала, что ужасные ловушки поджидают на каждом шагу. Фелиции пришлось сдерживать себя, чтобы не держаться за него крепче.

После устойчивого ритма ворчания и бросков камней, когда запах мужского пота наполнил воздух, небольшой луч света с другой стороны скользнул в их темную пещеру.

Прогресс!

Внезапно между ними обрушилась еще часть камней, закрыв луч света, и, снова, судя по звуку, добавила еще больше камней в кучу, чем раньше.

— Черт побери! — закричал Брэм, тяжело дыша.

Айс поддержал проклятием, которое заставило Фелицию вздрогнуть.

— Маррок?

— Да.

Она едва могла слышать его голос.

— Это бесполезно. Стена выросла.

— И я бы не сказал, что мой дед построил эту ловушку для людей в качестве дополнительной меры безопасности. Что означает, что стена будет расти каждый раз, когда мы будем ее растаскивать.

— Если я отойду, ты сможешь использовать свою магию?

Брэм усмехнулся.

— То, с чем мы столкнулись, призвано отговорить чрезмерно любопытного и обладающего способностями человека. Без сомнения, старый добрый Мерлин построил еще более ужасное магическое препятствие, чтобы удержать подлых ведьм или волшебников. Что-нибудь смертельное.

— Черт побери, — пробормотал Саймон.

— Так ты говоришь, что мы ничего не можем сделать? Мы не можем оставить его там! — запротестовала Фелиция.

— Я уже взрослый воин. Я могу найти выход.

Молчание. Никто не хотел оставлять Маррока в этой пещере ужасов. Что, если еще больше темной магии ждало тех, кто пытался уйти? Что, если он погибнет?

— Возможно, будет лучше, если мы прекратим пытаться помочь Марроку. Без наших пар или суррогатов Айс и я можем потратить много энергии, а нам еще предстоит долгий путь, чтобы добраться до гробницы.

Марроку он крикнул:

— Возвращайся в паб. Позвони остальным и скажи, что мы прошли первый уровень. Помогите подготовить Тайнана к похоронам.

— Хорошо. Будьте осторожны.

— Как я сказал, Сабэль и другим, — начал Брэм. — Если мы не вернемся в течение недели, считайте, что мы мертвы. Не приходите за нами.

Фелиция ни на минуту не предполагала, что Сабэль ничего не сделает, чтобы спасти свою пару и брата, но держала эту мысль при себе.

— Точно, — добавил Айс. — Моя пара не должна приближаться к этой могиле, иначе она почувствует мою руку на своей заднице.

Маррок усмехнулся:

— Определенно, я передам это.

После быстрого прощания слабый звук тяжелых шагов Маррока отдалился. Затем ничего не последовало.

Уменьшение отряда расстроило Фелицию. Это сделало опасность более реальной.

— Мы будем двигаться вперед или остановимся на ночь? — спросил Герцог, лаская ее бедро утешительным жестом.

Его прикосновение было невероятным, и она таяла около него, слишком усталая и взволнованная, чтобы тратить энергию на борьбу с тем, чего так жаждала.

— Мы остановимся.

Как всегда, Брэм сделал заявление, как непревзойденный лидер.

— Замечательно. Чертовски устал… — проворчал Айс.

Она услышала, как сразу несколько молний расстегнулись, затем заскользил нейлон. Все вытаскивали спальные мешки из рюкзаков. Ей лучше сделать то же самое.

Прежде чем она успела сбросить рюкзак со спины, Герцог подошел к ней сзади и вытащил ее спальный мешок. Его ворчание и скрежет синтетического материала сказали, что он сделал то же самое со своим. После проклятия и большего количества звуков от металлических зубцов он взял ее за руку и потянул в маленькую нишу за углом, и опустил ее рядом с ним на землю. Когда Фелиция почувствовала себя окруженной, она поняла, что он соединил спальные мешки, чтобы сделать одну постель для них обоих.

— Расслабься, — прошептал он. — Голодна?

— Пожалуй.

После пары промахов в темноте ей удалось найти его руку и вяленую говядину, которую он предложил. Она поморщилась при первом укусе от соленого вкуса, но это обеспечивало белок и энергию.

Они ели молча, и ей больше всего хотелось увидеть лицо Саймона. Он смотрел на нее? Был ли он зол, что не смог использовать магию около нее, когда они пытались? Дело не в том, что она не доверяла ему свою жизнь, а в том, что открылась полностью… Боже, он знал как? Захотел бы он ее навсегда, если бы действительно знал?

Тем не менее, Фелиция понимала, что должна продолжать пытаться. Наличие воина, способного к магии, если они вынуждены противостоять Матиасу или Морганне, будет иметь решающее значение для победы.

И с каждым шагом они приближались к гробнице. У нее были дни, возможно, только часы, чтобы понять, как позволить магии Герцога работать в ее присутствии.

Несколько мгновений спустя они услышали храп Брэма по другую сторону стены. Дыхание Айса достигло ее ушей. Благослови их обоих за то, что дали ей и Герцогу как можно больше уединения.

— Герцог, — позвал Айс.

Расположившийся рядом с ней, он напрягся:

— Да.

— Ты единственный здесь, кто может перезарядить свою магию. Единственный, у кого есть возможность использовать ее, когда мы доберемся до гробницы. Какие бы проблемы у вас ни были, преодолейте их. Быстро. Я хочу снова увидеть свою пару.

Звуки Айса, зарывшегося в свой спальник, были слышны несколько минут, затем он замолчал.

Разочарование и беспокойство скрутили внутренности Фелиции. Айс прав. Если они потерпят неудачу, скорее всего, это будет ее вина… если только она не найдет способ взобраться на огромные стены, которые строила вокруг своего сердца всю жизнь.

— С чего мы можем начать?

Ее голос дрожал, и она ненавидела это. Но не могла скрыть. Саймон был слишком проницателен, чтобы не заметить.

— Солнышко…

Он ласкал ее волосы, без сомнения, желая успокоить.

Но все не было в порядке. Она знала. Когда на карту были поставлены только их отношения, она имела роскошь идти медленно и делать маленькие шаги. Так вот, этого больше не было.

Она напряглась, думая о том, насколько эмоционально интимным будет открыть себя полностью Саймону. Что, если он обнаружит, что она ему на самом деле не нравится?

— Я знаю, что Айс прав, — прошептала она. — Мы должны решить эту проблему. Я не могу стоять у тебя на пути. Я не могу быть причиной смерти любого воина. Или Мейсона.

«Ты мне нужен, и я не знаю, как тебе сказать».

Саймон долго молчал.

— Я не хочу быть нужным твоей совести. Я хочу быть нужным твоему сердцу. Но я не могу заставить тебя. Я сделал все, что мог, чтобы помочь, Фелиция. Остальное должно идти от тебя.

Она закрыла глаза. Он абсолютно прав. Это означало, что она должна была впустить его в потаенные части сердца и души и поверить, что вся забота, которую он проявлял, была реальной… и стойкой.

Тяжело вздохнув, она подползла под его руку, положив ладонь на сильно бьющееся сердце.

— Я едва ли знаю, с чего начать.

— Начни с родителей?

Она кивнула. Время отпустить.

— Я обижена на них. Звучит ужасно. Они забрали меня из серого, бесчувственного места. Но, по крайней мере, в детском доме я ожидала этого. Когда мы с Дейдрой были удочерены, у нас были такие большие надежды. Сначала это были кружева и маскарадные костюмы, куклы, путешествия и новые игрушки. Потом я поняла, что отца никогда не было рядом, а мать была слишком занята своим социальным ростом, чтобы уделять нам, девочкам, много внимания. Дейдра взяла на себя роль матери, убеждаясь, что моя домашняя работа была сделана, а я уложена в постель с молитвами. Но через некоторое время я стала ее матерью в некотором смысле. Она подвергалась жестокому обращению в детстве. В течение многих лет ей не хватало ни ласки, ни внимания, ни уверенности. Мы были опорой друг друга в подростковом возрасте. Я поддерживала ее при череде неудачных отношений. Но когда мы стали старше, она наконец стала более уверенной в себе, начала принимать лучшие решения. Она начала блистать.

— Потом пришел Алексей?

— Он заставил ее снова чувствовать себя испуганной. Годы и годы прогресса, уверенности и объятий… все исчезло за несколько месяцев. Я пыталась восстановить ее. День и ночь я оставалась с ней, говорила с ней, плакала…

Фелиция почувствовала, как что-то внутри нее сдалось, и ее грудь чуть не прогнулась. Она содрогнулась от первого рыдания.

— Этого было недостаточно.

Саймон обхватил ее за плечо, успокаивая.

— Может, Дейдра не хотела, чтобы ее спасали. Ты вложила в нее силы. Она была единственным человеком, с которым ты когда-либо была полностью самой собой, отдавая все. Единственным человеком, которого ты по-настоящему любила.

— Д-да.

— И она покинула тебя.

— Я… этого было недостаточно для нее. Кем я буду для тебя? — Она сжала его рубашку в кулак, и свежая доза гнева нахлынула на нее. — Тащить меня на кладбище было ужасно и низко…

— И необходимо. Что бы ни случилось, если ты когда-нибудь будешь счастлива, ты должна исцелиться. Ты не можешь винить себя, своих родителей, Алексея или кого-то еще за выбор Дейдры. Я знаю, что тебе чертовски больно. Это не твой провал или даже не ее плохие отношения привели ее к концу. Это была она. Ей не хватало воли и сил, чтобы исцелиться. Я отказываюсь в это верить.

Фелиция подавила резкий ответ, готовый сорваться с кончика языка. О Боже, он оказался прав. Она не боялась стать самоубийцей. После того, как ее самой оказалось недостаточно, чтобы спасти Дейдру, она боялась, что ее снова раздавят, вернут к той маленькой девчушке с широко раскрытыми глазами, которая впервые залезла в машину Саффордов, чувствуя себя такой одинокой, но с большими надеждами и сказочными мечтами, только чтобы быть разочарованной реальностью.

Неужели она так боялась, что никогда не найдет счастья, что никому, кроме Дейдры, не позволила быть рядом с ней? Да.

Горькое осознание.

— Ты так много для меня сделал, — прошептала она Саймону.

— Ты мне ничего не должна.

Его голос превратился в сталь.

Саймон казался рассерженным, и на его месте она бы тоже была рассержена. Постоянно протягивать руку кому-то только для того, чтобы получить отпор и дистанцию между ними было мучительно. Он был настолько силен, что она никогда не думала, что у него могут быть потребности или страхи, которыми он хотел поделиться с ней.

— Я должна извиниться перед тобой. Я просила тебя о многом, заставила пройти через многое. Извини.

Он просто хмыкнул, а Фелиция не знала, что с этим делать, поэтому продолжала:

— А как же твое детство? Наверное, тяжело было потерять отца?

— Так и было. Но моя мать — это все, о чем я мог мечтать. Мой отчим был очень добр.

— Что насчет Мейсона?

— Мы были близки, пока мне не исполнилось тридцать, и я не стал волшебником. Я был одержим идеей понять, кто я такой, и проводил все свободное время, изучая магический мир. Мейсон был впечатлительным ребенком, и, должно быть, внезапно почувствовал себя аутсайдером. Я даже не задумывался…

А Мейсон обиделся на него.

— Я знаю, что ты не хотел причинить ему боль.

— Единственный раз, когда я сознательно причинил ему боль, это когда забрал тебя.

Фелиция вздохнула в тишине. Она не хотела быть причиной разногласий между братьями, но и не хотела рисковать разбитым сердцем. Часть ее все еще была в ярости от того, что Саймон потащил ее на кладбище к Дейдре. Но она нуждалась в этом, так как она нуждалась в нем. Если она не сможет признать, что любит его, даже если позволить ему навредить ей, напугать ее, как долго он останется рядом? И почему он должен это делать?

Черт возьми, им нужно было продолжать налаживать отношения, но она не знала, что еще сказать или сделать.

Под ее ладонью его сердце билось низко и сильно. Твердая плоть и легкий пушок волос под ее ладонью заставили ее вспомнить времена, когда он сжимал ее в объятиях и полностью утверждал права на нее.

Ее губы покалывало от необходимости почувствовать его поцелуи, почувствовать свою голую кожу прижатой к его.

— Саймон?

Она подтянулась ближе, следуя за восхитительным запахам полуночи, цитрусовых и мужчины, пока не дотронулась губами до его щетинистой щеки.

Он напрягся, но Фелиция проигнорировала его, исследуя линию его челюсти. Затем она подкралась к его рту, дотронувшись ищущим поцелуем прямо до его твердых губ.

— Фелиция.

Он схватил ее за плечи.

— Не надо, не потому, что Айс пристыдил тебя. Пожалуйста.

— Он был прав, но это не из-за него.

Она освободилась от его объятий и закрыла ему рот своими губами.

Фелиция понимала нежелание Саймона. Она держала в секрете тот факт, что он был особенным и дорог ей, что она влюбилась. Теперь она попыталась отпустить все свои страхи и просто быть с ним, дрожа, когда он поцеловал ее в ответ; осмелев, он погрузился глубоко в ее рот, его рука сжала ей затылок.

Затем он отстранился.

— Не делай этого, если не хочешь.

Его голос звучал с болью, и ей тоже было больно.

— Я хочу.

«Очень. Я… скучала по тебе. Я хочу быть рядом с тобой».

— Почему?

Саймон хотел, чтобы она отдала больше, чем тело. Он хотел чего-то более глубокого. Но вместо того, чтобы открыть рот, чтобы просто выдать содержимое сердца, разве она не могла просто показать ему?

Когда она снова продвинула рот к нему, он схватил ее за плечи и удержал.

— Почему?

— Ты… важен для меня, — прошептала она. — Очень.

— Мейсон тоже, — прорычал он. — Иначе нас бы здесь сейчас не было.

Да, но это было не то же самое. Он должен был это понять.

— Я никогда не позволяла себе быть такой открытой с Мейсоном. Пожалуйста…

Она ласкала его щеку, и он разрешал трогать. Тем не менее, она чувствовала его поворот, и что-то внутри нее заплакало от отчаяния и разочарования в себе. Ей нужно было отпустить и найти способ сказать Саймону, что она чувствует.

— Но ты рисковала собой ради него так, как никогда не рисковала ради меня.

Он тяжело вздохнул.

— Я поклялся тебе своим сердцем, преданностью и вечностью. Я старался быть терпеливым и понимающим. Я пытался, по-своему, помочь тебе исцелиться. Но ты не можешь сказать мне и трех слов. Я не хочу этого, если ты не хочешь. Однако без этого я не знаю, что еще можно сказать.

Страх поразил ее сердце, заставил содрогнуться. Он действительно сдался?

— Ты бросаешь меня?

— Нет. Просто… защищаю свое сердце.

Он закрывался от нее. Так же, как она поступила с ним.

И боль была огромной.

— Не надо. Пожалуйста, — ахнула она. — Я…

«Люблю тебя». Она сглотнула, она жаждала это сказать. Но страх охватил ее.

— Ты?..

Даже в темноте она чувствовала его пристальный взгляд.

— Я чувствую к тебе больше, чем когда-либо думала, что позволю себе чувствовать снова. Я знаю, что никогда не почувствую такого ни к кому другому.

Пожалуйста, пусть этого будет достаточно. Любовь казалась слишком новой, возвышающейся и чувствительной, чтобы о ней болтать в темноте, когда она не могла видеть его глаза.

Когда она словно все еще пыталась успокоить Дейдру.

Саймон колебался в течение напряженной минуты. Она почувствовала, как он поворачивается, решается.

Внезапно он прервал ее поцелуем, его губы требовали ее. Фелиция наслаждалась его мужским вкусом, их связью с горько-сладкой радостью, бушевавшей в ее сердце.

Его язык пронесся по ее рту, и она наклонилась к нему, слившись с удовольствием от его поцелуя и нуждой в сердце.

Поцелуй обжег ее, заставив возбуждение взмыть в животе. Пока Саймон не поднял голову, тяжело дыша, ожидая, когда она сделает следующий шаг.

Недолго думая, Фелиция села, сняла с себя пальто и рубашку, сорвала кроссовки, выскользнула из джинсов. Рядом с ним она едва чувствовала холодный воздух пещеры.

Потом она потянулась к его руке и положила ладонь себе на голую грудь.

— Фелиция? — глухо прошептал он.

Сердце у нее заколотилось в груди, отвечая биением любви.

— Спасибо тебе за все. За то, что забрал меня со свадьбы и спрятал от Матиаса. За то, что спарился, чтобы защитить. За то, что показал мне обе части своей жизни. За то, что так много сделал, чтобы исцелить меня и заставить чувствовать себя обожаемой.

Ее сердце подпрыгнуло к горлу, и она задохнулась.

— Не отказывайся от меня.

Прежде чем Саймон успел среагировать, Фелиция прижалась голой кожей к его гладкому, мускулистому телу и закрыла рот своим. Он напрягся. На ужасное мгновение Фелиция испугалась, что он отвергнет ее, поняв, что она не сказала ему, что любит его, и добилась бы большей дистанции между ними, возможно, навсегда.

Вместо этого он застонал:

— Я не могу отказать, — и овладел ее губами с целеустремленной интенсивностью, которая заставляла ее кровь петь.

Более того, что-то в поцелуе Саймона было по-другому. Он стал отчаянным. Более требовательным.

Он обращался с ней не как с хрупкой куклой, а отдавал ей всю силу мужского желания.

Она и раньше чувствовала намеки на это. Но теперь это ошеломило ее. Его прикосновение было похоже на метку, готовящуюся утвердиться на каждой части ее тела.

Сжимая руку, он ласкал ее затылок, прослеживал линию позвоночника, ласкал бедро, сжимал ягодицы. Ее покалывало везде, где он касался. Она вздрогнула, когда он подтолкнул ее назад и мягко уложил на одеяла.

Он распространял голодные поцелуи вдоль ее челюсти, ущипнул ее за шею. Туманный рев удовольствия атаковал ее, когда он двигался по ее телу, его язык неумолимо проводил по ее соскам, посасывая, пока она не схватила его за волосы и не выкрикнула имя.

Никогда в жизни она не чувствовала себя так хорошо.

Блаженство возрастало в ее теле. У нее все болело, и она стала мокрой. Когда Саймон наклонился, чтобы поцеловать ее еще раз, Фелиция в откровенном приглашении приподняла бедра.

— Я хочу тебя, — прошептала она. — Только тебя.

— Ты чертовски искушаешь меня… — застонал Саймон, расстегнув свои джинсы, стянул их на бедра и вошел в нее.

Фелиция приветствовала его вздохом, когда он наполнил ее — такой крупный, пульсирующий, такой жаждущий. Она ничего не видела, но чувствовала каждую эмоцию, обнаженную между ними, резко, ярко.

Горячая потребность сворачивалась, наматываясь, накатывая, как волны бурного моря. Настойчивость его прикосновений проникла глубоко в ее сердце.

Он вышел, и Фелиция захлебнулась хныканьем, пока он не схватил ее за запястья и не завел их над головой, соединяя их рты вместе, а затем начал вбиваться в нее настойчивыми ударами.

Фелиция чуть не взорвалась от столь возвышенного удовольствия, что не только пробудило ее тело, но и глубоко вонзилось в нее, навсегда закрепив Герцога в ее сердце. Она ухватилась крепче, чувствуя, как мышцы его мощных плеч напрягаются и перекатываются, когда он глубоко погружается в нее. Она знала, что означает более быстрый темп и резкие мужские стоны.

— Еще, — ахнула она. — Ты нужен мне. Боже… да!

Ее выкрики, казалось, высвободили что-то внутри него. Его пальцы сжались на ее запястьях, вторя напористости его жестких ударов. С каждым толчком он овладевал ею все больше. Его запах наполнил ее, смешиваясь с пьянящим звуком его тяжелых вздохов и ее стонов. Удовольствие вышло из-под контроля. Фелиция запрокинула голову и прохныкала его имя:

— Саймон… Саймон!

— Да. Это я, внутри тебя. Никто другой.

— Больше никого нет, — поклялась она.

Давление нарастало, и ее плоть дрожала, когда она сжималась вокруг него. Ее дыхание убыстрилось, вышло из-под контроля. Сердце застучало, как никогда. Еще более увлекательным было то, что она знала, что он сосредоточен, как будто все чувства и поры были настроены на нее.

Любовь переполняла ее грудь, угрожая задушить. Отчаяние охватило ее. Если бы она открылась ему, остался бы он с ней, даже после того, как опасность минует, даже если его собственный брат ненавидел его за это? Неужели он все еще хочет ее?

Он продолжал бормотать «да». Фелиция прижалась к Саймону, крепко держась за него, так сильно желая верить.

Ее тело вышло из-под контроля. Возбуждение теперь разгорелось еще сильнее, струясь в животе, по ногам. Каждый вздох было трудно сделать.

— Да! — закричала она у его груди. — Никогда не останавливайся.

Каждая мышца в теле Саймона напряглась — спина, бицепсы, плечи. Боже, как она хотела увидеть его лицо. Но мысли покинули ее, и мир взорвался. Она закричала, когда экстаз пронесся внутри, заполняя до краев любовью. Он последовал за ней через край с резким криком удовлетворения, а затем обнимал всю ночь.

Группа проснулась, но без света было невозможно понять, действительно ли наступило утро. Никто не казался посвежевшим. После бурного, волнующего занятия любовью с Фелицией, Герцог крепко спал и проснулся с надеждой. Что-то изменилось между ними прошлой ночью. Он чувствовал ее так, как никогда не чувствовал. Сможет ли он попасть под ее барьеры и использовать свою магию? Она не сказала ему, что любит его, но, черт возьми, он мог поклясться, что чувствовал ее касания.

Он исподтишка попытался использовать магию, чтобы извлечь простую искру света из палочки. Сначала он почувствовал, как собирается магия, возрастает, затем, собственно, движется. Еще секунда, и у него все получится… но потом он врезался в толстые стены ее барьеров.

Она ахнула. Герцог знал, что она должна была почувствовать его попытку. Его энтузиазм превратился в пыль.

— Саймон…

— Не сейчас.

Он был так чертовски разочарован и не мог нести ответственность за то, что сказал.

Он обманывал себя? Действительно ли она позволит себе любить его?

Остальные присоединились к ним. Вместе они прошли несколько минут, прежде чем заметили буквально свет в конце туннеля. Это был не солнечный свет или искусственный свет, а открытый огонь. Звуки воды и запах плесени повисли во внезапно повлажневшем воздухе. Ливень обрушился на пещеру, находящуюся впереди, исходя из сероватого камня сверху и впадая в бурлящую реку.

— Больше магии? — спросила Фелиция.

— Да. По мере приближения дождь должен прекратиться, но что-то в этом выглядит слишком просто. Будьте внимательны к уловкам, — посоветовал Брэм.

Они появились в свете костра, освещающего комнату настенными факелами в каждом ее углу. Дождь прекратился, когда она приблизилась.

— Эта задача требует храбрости.

Фелиция нахмурилась.

— Чтобы преодолеть ливень и реку?

— Видишь этот мостик? — указал Айс. — Он существует не просто так.

— Совершенно верно.

Брэм подошел ближе ко рву.

— У меня есть предчувствие. У кого-нибудь есть пластик, который не нужен?

Фелиция задумалась, затем вытащила зажим для волос из кармана. Брэм взял тот, опустился на колени и окунул кончик в воду. К ужасу Герцога, весь конец маленького украшения для волос внезапно исчез, неровные края дымились от горящего химического разрушения.

— Кислота?

Брэм кивнул.

— Дождь и вся жидкость в реке. Все смертельно.

— Что теперь? — с широко раскрытыми глазами спросила Фелиция. — Раз уж я здесь, можем мы просто пройти по мосту?

— Я подозреваю, что он декоративный.

— Так вот почему Мерлин сказал, что любой, кто выполняет это задание, должен быть храбрым.

Брэм закатил глаза.

— Наверное, это синоним слова «глупый» моего дедушки. Это задание с подвохом. Я пойду первым. У меня больше шансов предугадать планы Мерлина.

Фелиция нахмурилась.

— Не должна ли я быть рядом? Если я творю волшебство… рассеиваю или что-то еще, разве я не буду полезна?

— Ты достаточно близко.

Брэм направился к мосту. Несмотря на его заверения, Фелиция последовала за ним, а Герцог застыл неподалеку, решив сделать все, что в его силах, чтобы сохранить ее в безопасности.

Мост дрожал, скрипел, содрогался. Тем не менее, Брэм поставил одну ногу на искривленную древесную перекладину. Мост покачнулся, но выдержал. Затем он поставил другую. Мост яростно гремел, выглядя хрупким. Брэм перебежал через реку и приземлился с прыжком на другой берег.

— Теперь ты, — крикнул он Фелиции.

Она повернулась, чтобы посмотреть на Герцога, и он прочел потребность в ее глазах, такую же, какую он чувствовал в ее прикосновении прошлой ночью. Она не могла сказать ему ни слова, но, черт возьми, эти голубые глаза заставляли его чувствовать себя единственным мужчиной в ее жизни. Он молился, чтобы это не было его желанием убедить себя, что у него есть будущее с этой женщиной.

Если бы они смогли выбраться из этой проклятой пещеры живыми.

— Пойдем со мной.

Она протянула руку.

— Мы должны преодолеть это вместе.

— Будь осторожен, — попросил Айс. — Это чертовски шаткий мост.

Да, но если он собирался умереть, то предпочел бы сделать это с Фелицией. С этой мыслью он вложил свою руку в ее.

Она наступила на него первой. Поразительно, но мост не сдвинулся ни на дюйм. Для них это была спокойная прогулка в парке, и они перешли на другую сторону без инцидентов.

Трио оглянулось на Айса.

Именно тогда больше таинственных стонов эхом разнеслось по пещере. Женский крик. Затем мужской голос:

— Нет. Боже. Нет!

Герцог замер. Он знал, чей это голос.

— Мейсон! — ахнула Фелиция и побежала с моста на другую сторону пещеры.

Герцог кинулся за ней сломя голову. Он хотел, чтобы голос был уловкой ума, но если да, то как он и Фелиция слышали его одновременно? Матиас мог подкрасться к ним сзади? Прошел мимо них и направился ближе к могиле, пока они спали? Диапазон, в котором Фелиция подавляла магию, был, безусловно, достаточно широк для любой из этих возможностей.

Каким бы ни было объяснение, он должен остановить ее, прежде чем она столкнется с опасностью. Все, что он знал, это то, что Матиас использовал Мейсона, чтобы заманить их куда-то, чтобы устроить ловушку.

— Фелиция, остановись!

Он догнал ее, схватил за руку как раз перед тем, как она помчалась бы вниз по крутой винтовой лестнице, которая вела к адской черной яме.

— Остановись.

— Я слышала Мейсона.

— Я тоже. Но мы должны мыслить разумно. Айс, Брэм и я с тобой для защиты. Ты не можешь сбежать от нас.

— Но что, если Матиас причиняет боль Мейсону, убивает его?

Герцог боролся, чтобы скрыть гримасу на лице. Это было вполне возможно.

— Попадание в ловушку не спасет его. Пожалуйста, останься с нами. Если он действительно здесь с Матиасом, мы найдем его и спасем. А пока давай вернемся и заберем Айса.

Она неуверенно кивнула ему.

— Извини, я не подумала. Услышала его голос и запаниковала.

По правде говоря, он тоже запаниковал. Несмотря на то, что они с Мейсоном конфликтовали в течение последнего десятилетия, он подумал, что если его брат умрет, потому что Герцог решил вступить в эту волшебную войну и никогда не находил в себе смелости рассказать своей семье, что он сделал, его желудок почти перевернулся.

Вместе они пошли навстречу другим.

— Черт побери! — закричал Айс. — Что это было?

Герцог и Фелиция побежали. Все, что они увидели, это был мост, медленно погружающийся в лужу кислоты.

Брэм выругался.

— Мост был фактически подвешен. Как только Фелиция ушла, магия разорвала связь.

— И мост упал к чертям, — проворчал Айс.

— И что теперь? — спросил Герцог.

— Он был твоим гребаным дедушкой, — сказал Айс Брэму. — Придумай что-нибудь.

— Герцог, отведи Фелицию в дальний конец пещеры. Посмотрим, поднимется ли мост снова, когда она уйдет. Если кислотный дождь начнется снова, возвращайтесь скорее.

Лично Герцог не думал, что есть шансы, но… он кивнул и сжал руку Фелиции, снова отбегая к порогу лестницы, ведущей на следующий уровень адской пещеры.

Он обернулся и посмотрел на пустое пространство. Моста не было видно с такого расстояния, и Айс не сдвинулся с места на дальнем берегу реки.

— О, боже… Это моя вина, что Айс не может пройти.

Сожаление отразилось на лице Фелиции.

— Прости меня.

Через несколько минут подошел Брэм с опущенными плечами.

— Ему придется вернуться. Мост больше не поднимется.

— Он может заморозить реку? Наколдовать что-нибудь, чтобы пересечь ее?

— Мы пробовали оба. Река только закипела, потом разбухла и проглотила вызванный нами лист металла.

— Так что нет никакого пути через реку.

Брэм явно расстроился и покачал головой.

— Я сказал ему, чтобы он пробрался как можно ближе к выходу. Обязательно, по крайней мере, один из нас должен добраться до гробницы, спасти Мейсона, победить Матиаса, а затем спасти Айса и Маррока, когда будут возвращаться.

— Мы сделаем это вместе, — настаивала Фелиция.

Брэм посмотрел на нее, и Герцог почувствовал тяжесть обеспокоенного взгляда.

— Реальность такова, что некоторые из нас могут не выжить.

Фелиция на мгновение отошла. Она знала, что не могла отойти слишком далеко от мужчин. Боже, она знала, что вся пещера рухнет и обвалится на них, если они отойдут слишком далеко от Неприкасаемого.

Но ей нужна была минута, чтобы собраться с мыслями. Мейсон может быть здесь и подвергнут жестокости Матиаса. Маррок и Айс были отрезаны. Брэм не думал, что они все покинут этот ад живыми. Реальность начала переполнять ее.

Неделю назад ей не о чем было беспокоиться, кроме как убедиться, что цветы для ее свадьбы идеальны, и надеяться, что дождя не будет. Она никогда не считала себя смелой или предприимчивой. Последние несколько дней были полны опасностей и эмоциональных потрясений. Она отдала свое тело, потеряла сердце. И как бы это ни было до смешного пугающе, Фелиция чувствовала себя невероятно живой и признательной, что разделила это с Герцогом.

— Ты в порядке?

Фелиция обернулась при приближении Брэма.

— Столько всего происходит.

Он мрачно кивнул.

— Вы с Герцогом пробовали снова использовать его магию?

Она не могла встретить его взгляд.

— Он пытался сегодня утром.

Брэм закрыл глаза.

— Проклятие. Я не предполагаю, что смогу… найти выход для вас в одном разговоре, но ты не в состоянии за своими барьерами демонстрировать ему отсутствие веры в него.

— Но…

Дело было не в Герцоге. Это касалось только ее. Он был идеален, и она должна была выяснить, как вырваться из своей раковины, чтобы сообщить ему об этом.

— Ты знаешь, какого черта этот волшебник смирился с тем, что терпит ради тебя? — зашипел Брэм.

Ей не понравилось, как это прозвучало.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда вы спаривались, я говорил тебе, что ты можешь разорвать связь. Это будет больно, но в конце концов ты ничего не вспомнишь.

— Да.

У Фелиции было ужасное чувство, что было что-то большее.

— Я не сказал тебе, что случится с Герцогом. Для волшебника потеря пары — это как потеря части души. Ты видела Лукана?

Она съежилась. Лукан был просто оболочкой человека.

— Разве он просто не скучает по Анке?

— Частично. Но то, что ты видела сейчас — это тысяча процентов. Всего несколько недель назад он был прикован к кровати, как животное, дикий и сумасшедший. Никто из нас не знал, выживет ли он. Герцог это видел. И он все равно спарился с тобой, прекрасно зная, что ты планировала разорвать связь с парой и бросить его. И если бы он выжил, то, скорее всего, остался бы навсегда один, так как шансы на второе спаривание невелики. Ни дома, ни радости, ни детей.

Брэм стиснул челюсти.

— В то время как ты беспокоишься о Мейсоне, о том, чтобы иметь «нормальную» жизнь и защитить свое сердце, он пожертвовал всем своим будущим, чтобы ты могла получить его. И он никогда не говорил о своей боли. Подумай об этом в следующий раз, когда ему понадобится использовать магию.

Глава 18

Фелиция остолбенела, так как информация осела глубоко внутри. Все последствия взорвались в ее голове… и ее сердце.

Саймон любил ее. Действительно любил. Боже, чтобы уберечь ее, он отказался от большего, чем она когда-либо предполагала. Она была в шоке. И ей было стыдно. Как она могла быть настолько слепой, чтобы не видеть его истинных чувств? Потому что она была слишком эгоистична, чтобы рисковать своими страданиями, слишком напугана, чтобы подвергнуть опасности свое сердце.

Хватит.

Эмоции, которые Фелиция так долго держала в клетке, выплеснулись наружу. Она точно знала, что должна сделать. После всего, что Герцог сделал, и всего, с чем они все еще сталкивались, она больше не могла прятаться от Саймона. И она не хотела этого делать.

В глубине души она знала, что Мейсон нуждается в них сейчас, но Фелиция также знала, что это, вероятно, поможет ему, если она поддастся желанию мчаться к Саймону. Радость, решимость и нетерпение захлестнули ее, когда она схватила его за руку и ждала, пока он не посмотрел ей в глаза.

— Я знаю, что сейчас очень неподходящее время, чтобы сказать это, но я… я люблю тебя.

Она вздохнула с облегчением, надежда сдавила ее вены. Сказать Саймону, по сути, было очищением, как освобождение клаустрофоба после того, как провел день в маленьком шкафу. Ее страх не был полностью рациональным, но теперь, когда она победила его, эта паника была хуже, чем фактическое признание.

К ее шоку добавилось то, что Саймон повернулся, чтобы посмотреть на Брэма.

— Что он сказал?

— Сказал?

Она нахмурилась.

— Это не имеет значения. Ты меня вообще слышишь?

— Я слышал.

Он посмотрел вниз, его лицо было напряжено.

— Фелиция, не говори мне то, что, по-твоему, я хочу услышать. Я бы предпочел, чтобы ты ничего не говорила.

Он покачал головой и отвернулся.

— Теперь мы должны побеспокоиться о Мейсоне.

Саймон не поверил ей. Она опоздала?

— Подожди!

Она схватила его за руку, ее сердце чуть не разбилось.

— Я говорю это не потому, что Брэм сказал мне, или потому, что я успокаиваю тебя. Саймон, я говорю это, потому что это правда. Я поняла это, когда мы были в Лондоне, и боялась сказать. Ты дал мне все, заботился обо мне, защищал, стоял рядом со мной, понимал меня. Прошлой ночью, когда ты обнимал меня, я надеялась, что ты почувствуешь это. Но я хочу убедиться, что ты знаешь. Я хочу, чтобы ты услышал это из моих уст.

Тоска на его лице чуть не убила ее, но он все еще выглядел скептически.

— Моя магия не сработала сегодня утром.

— Ты застал меня врасплох. Возможно, имея некоторое предупреждение, я бы была готова…

— Мы не получим никакого предупреждения, — прорычал он, проведя рукой по волосам.

— Мы слышали крики и голоса в пещере дважды. Если бы тебя здесь не было, я бы подумал, что это способ Мерлина пугать людей. Но ты Неприкасаемая, так что они, должно быть, настоящие. Мы оба слышали Мейсона, а это означает, что Матиас, скорее всего, рядом. Я не знаю, как он добрался до гробницы раньше нас. Возможно, он тайком обходил нас все это время, используя твои способности и свой разум, чтобы вырваться вперед. Это означает, что мы столкнемся с чем-то смертельным. И мы не получим никакого предупреждения. Он появится, и у нас будет доля секунды, чтобы действовать.

И если она полностью не разрушит стену вокруг своего сердца, они умрут.

— Я знаю.

Ее глаза наполнились слезами, и Фелицию захлестнуло чувство вины. Они должны были бежать на помощь Мейсону. Но Фелиция боялась, что если они не разберутся с этим сейчас, то, возможно, ни для кого из них не будет «потом».

— Я знаю, что разочаровала тебя и причинила боль. Мне очень жаль.

Саймон тяжело вздохнул.

— Мне нравится слышать это, но… пока ты не подкрепишь свои слова, позволив мне проникнуть под твои барьеры, мы все в опасности. И я не уверен, что могу тебе верить.

— Я знаю, что ты бы не рисковал всем своим будущим, спариваясь со мной, если бы я ничего для тебя не значила. Я бы не рисковала сердцем, говоря, что люблю тебя, если бы ты не значил для меня всего.

— Так вот что привело к этому? Брэм сказал тебе, что случится со мной, если ты разорвешь нашу связь?

Он выругался.

— Значит, «все для тебя» из-за того, что ты воспринимаешь это как мой великий романтический жест?

Она вглядывалась в его хмурое лицо.

— Нет. Из-за тебя. Я сразу поняла, что ты не тот избалованный, высокомерный аристократ, каким тебя рисовал Мейсон. Ты самый замечательный, самоотверженный человек, которого я знаю. Мы выберемся отсюда живыми, потому что ты используешь свою магию, тогда я проведу всю жизнь, показывая тебе, что ты сделал правильный выбор.

Саймон открыл рот, но потом она услышала не его голос.

— О, Боже. Нет! Вы не можете…

Голос Мейсона снова раздался снизу на соседней лестнице. Озноб прошел сквозь нее. Что, если Матиас причинял Мейсону боль даже сейчас?

Очевидно, что они с Саймоном не решат свои проблемы до того, как им надо бежать на помощь Мейсону. Может, Саймон поверит ей, когда настанет момент истины, и она покажет ему, что имеет в виду каждое слово своей любви.

Фелиция взяла его за руку.

— Мы не можем больше ждать.

Саймон кивнул.

— Черт возьми, у нас не было времени попробовать мою магию.

— Я заставлю ее сработать. Клянусь.

Он пожал плечами, как будто знал, что больше ничего не сможет сделать.

— Я надеюсь, что ты сможешь. Пойдем.

Фелиция наблюдала, как он повернулся к Брэму и жестом предложил другому волшебнику последовать за ними.

Нервное отчаяние съедало ее. Мейсон был в серьезной опасности. И Саймон не верил в ее любовь. Хотя почему он должен верить? Она ничего не сделала, чтобы доказать, что сможет выполнить свое обещание. Пока. Но она впустила бы его полностью в сердце и душу без предупреждения. Провал не вариант, как для безопасности всех, так и для Саймона.

Молча он взял ее за локоть. Жар правоты струился сквозь нее, когда он вел ее вниз по крутой винтовой лестнице. Брэм последовал за ними. К чему бы это ни вело, оно было поглощено тьмой.

Черт, она ненавидела темные части пещеры. Она чувствовала себя слепой, уязвимой. Фелиция не хотела этого признавать, но в кромешной темноте она слишком болезненно осознавала, что Матиас может быть у них под носом, а они и не знали. На самом деле, он, вероятно, был рядом все это время.

Но теперь ужас в голосе Мейсона прозвенел в ее голове. Они должны были добраться до него.

Этот кошмар должен закончиться.

Внизу лестницы темнота внезапно сменилась взрывом огня. Он бушевал у дальней стены на расстоянии в несколько сотен метров, поражая горячими, пугающими вспышками, почти как змеиный язык. Бесконечная стена шла в обоих направлениях. Не было никакого способа обойти его.

Вдохнув палящего жара, Фелиция прижалась спиной к груди Герцога, и он обхватил ее руками за плечи.

— Сможет ли твоя магия обойти это?

— Возможно.

Саймон пожал плечами.

— Как правило.

— Но ни одна из ловушек Мерлина не будет нормальной, — вмешался Брэм. — Что ты раньше говорила об этом задании?

— Это требует от вас веры.

— Во что? — спросил Саймон, нахмурившись.

— Разве это не главный вопрос? — покачал головой Брэм. — Чертовски гениальный чудак. Жаль, что он так не любил свои собственные способности.

— Есть ли шанс, что, как и другой огонь, этот просто рассеется, если я буду около него достаточно долго?

Брэм наклонил голову.

— Возможно. Но я догадываюсь, что нам не дадут столько времени.

У них уже ничего не было. Мейсон был где-то в этой пещере с Матиасом, как она подозревала, и Бог знает, что ужасный волшебник сделал или сделает с ним.

Страх нахлынул на нее. Они не могли терять время.

Когда они подошли ближе к пламени, огонь был огромный, пузырящийся. Это пугало ее, и она не раз останавливалась.

Саймон обнял ее.

— Может быть, задание требует от нас веры в то, что мы выживем?

Эта интерпретация звучала так же правдоподобно, как и любая другая, но когда она подумала о том, чтобы войти в пламя, которое возвышалось над головой, все внутри нее запротестовало. Как она могла поверить, что это возможно? Не обошлось без серьезной магии.

Она с испытывающим взглядом повернулась к Саймону. Он оставался сосредоточенным на поставленном перед ним задании, выглядя напряженным и мрачным. Даже у него были сомнения.

Наконец они приблизились к огню. Затем земля начала дрожать и трястись. Фелиция прижалась к Саймону.

— Как это возможно, если я отталкиваю магию?

— Почувствуй, как дрожит земля. Весь механизм, который питает эту магию, глубоко под землей, — пробормотал Брэм. — Далеко от твоего влияния. Мерлин знал о Неприкасаемых. Меня не удивляет, что он изобрел магию, чтобы помешать даже твоему виду. Вопрос, какого черта нам делать?

Как будто вопрос был услышан, середина огня искривилась, дернулась, затем приняла форму бородатого лица.

— Мерлин?

Потрясенный взгляд Саймона перешел к Брэму.

— Именно, — пробормотал тот. — Пытается произвести впечатление.

— То, что ты ищешь, находится за этой стеной, — прогремел вокруг них глубокий голос, громко отзываясь эхом. — Только чистые сердцем могут войти.

Никто ничего не сказал какое-то мгновение.

Брэм вздохнул.

— Я чертовски облажался.

— Почему бы тебе не быть чистым сердцем? — Саймон посмотрел в его сторону. — Твои амбиции?

— Я не ищу личной выгоды от сущности Морганны, но черное облако…

Саймон поморщился.

— Действительно. Ты чертовски облажался.

Фелиция уставилась на них.