В дельте реки Сакраменто

Глава пятая

— Ну как?

Энни смаковала последний кусочек тирамису, ароматного блюда из взбитых сливок, ликера и бисквита.

— Ты был прав, я в раю.

Ответная улыбка Макса вышла натянутой. Он и не подозревал, что Энни так чувственна. Ее манера облизывать вилку почти неприлична.

— Возможно, я попытаюсь приготовить тирамису для воскресного пикника, — сказала она.

— А проблем в церкви не возникнет? Он ведь с ликером, — пробормотал Макс.

— Мм, нет. Жена священника готовит такие ромовые пироги, которые кого угодно уложат на лопатки. Члены школьного совета уже предусмотрительно попросили ее приготовить что-нибудь другое для распродажи выпечки на ярмарке. Эти почтенные граждане не считают, что с помощью таких пирожков смогут пополнить школьный фонд.

— Бабушка говорила, что ярмарка стала интереснее. Сколько я ее помню, она была такой… провинциальной.

Энни послала ему взгляд из-под ресниц.

— Ярмарка и сейчас провинциальна. Именно поэтому мы ее и любим. Наш сельский рай.

— Мм, да.

Макс не хотел вновь затевать спор о больших и маленьких городах. У него были смешанные чувства по этому поводу; однако когда он стал достаточно взрослым, ему сразу захотелось бежать из Митчеллтона.

— Меня всегда назначали готовить хот-доги и приправы, а мне хотелось поработать в киоске поцелуев, — с грустным видом пробормотала Энни. — Не то чтобы всем хотелось поцеловать меня, но это могло бы быть весело.

Сам Макс, когда был старшеклассником, провел уйму времени в киоске поцелуев, не требуя за это денег. И там действительно было весело, особенно для подростка с буйствующими гормонами.

Нравилось ей это или нет, просто тогда, как, впрочем, и сейчас, Энни не была подходящей девушкой для киоска поцелуев.

— Готовить хот-доги не такая уж и плохая работа, — пробормотал он. — И ты очень мило выглядела в том фартуке.

Энни закатила глаза.

— Это был фартук мясника, и я была закутана в него от шеи до колен. В нем я чувствовала себя мумией — но ты не мог об этом знать, ты никогда не подходил к нашему прилавку.

Макс с любопытством посмотрел на Энни. Он и не знал, что она хотела пойти добровольцем в ярмарочный киоск поцелуев. Макс привык видеть в ней просто Энни, девушку, которая всегда оказывалась там, где требовалась ее помощь. Странно, они жили по соседству, но уже тогда их жизни складывались совершенно по-разному.

— Я думаю, парни выстроились бы в очередь, чтобы поцеловать тебя, — тихо сказал Макс. — И в такую длинную, что она заворачивала бы за угол. У тебя очень красивые губы.

Слишком красивые, прибавил он про себя. Они могут заставить мужчину совершить то, о чем ему придется наутро пожалеть.

Изумление и удовольствие отразились в голубых глазах Энни.

— С-спасибо.

— Я вот о чем подумал… мы пойдем на ярмарку вместе в этом году. Уверен, учитель тоже примет в ней участие.

— О да. Ведь он помогал все организовать. Она подцепила кончиком пальца кусочек взбитых сливок с края своей тарелки и слизнула. Воздух с шумом вырвался из легких Макса, и температура в ресторане повысилась на сто градусов. Мужчина за соседним столиком пристально уставился на нее, как и официант, флиртовавший с Энни весь вечер. Макс устремил на них тяжелый взгляд и не спускал до тех пор, пока они не отвели глаза.

— Вот… возьми мой, — сказал он, пододвигая к ней свою тарелку с нетронутым десертом.

— А ты разве не хочешь?

— Нет. Наелся. Я же заказал фирменное блюдо, помнишь?

К тому лее я лучше посмотрю, как ты будешь есть.

Энни подцепила ложкой завиток взбитого шоколада с его тарелки и отправила в рот.

— Ух. Обычно я не готовлю десерт дома. Это чудесно.

Она съела его тирамису с таким же наслаждением, с каким расправилась со своим собственным, и наконец откинулась на спинку стула, прикоснувшись пальцами к животу. Макс знал, что этот жест означает просто «я наелась», но он также привлек внимание к стройным линиям се тела, подчеркнутым элегантным платьем. Энни вздохнула.

— Теперь я чувствую себя абсолютно сытой. Спасибо. Ты часто здесь обедаешь?

— Что? — встряхнулся Макс. — Иногда. У тебя… ты не покупала этого платья в прошлое воскресенье. Ты снова ходила по магазинам?

Замечание, прозвучало банально, он и сам это знал, но мозг отказывался подчиняться ему в данный момент.

— Да. — Энни сделала глоток кофе. — Я понимаю, оно слишком нарядное, — пробормотала она, опуская глаза на мягкий бархат. — Но не смогла удержаться. Я знаю, что тебе нравятся более элегантные рестораны, чем те, что вокруг Митчеллтона. Мне нужно было соответствовать.

— Думаешь, твой учитель или шериф будут водить тебя в хорошие рестораны?

Ее щеки слегка порозовели.

— Я не это имею в виду. К тому же они еще не мои, и вообще я хочу, чтобы…

Она взволнованно замолчала. Макс нагнулся вперед.

— Да?

— Я хочу полюбить, — тихо сказала Энни. — И хочу, чтобы это было взаимно. Я уже говорила тебе.

— Верно.

Энни не понимала, почему Макс все время так напряжен. Вечер проходил прекрасно, и, кажется, она не сделала и не сказала ничего неправильного, по крайней мере он не отметил никаких ошибок с ее стороны.

Официант положил чек на стол и задержался, чтобы одарить Энни теплой улыбкой.

— Вам понравился десерт, мисс?

Прежде чем она успела ответить, Макс швырнул на стол кредитную карточку.

— Вот, — буркнул он, отвлекая внимание официанта.

— Да, сэр.

— Боже, Макс, ты ведешь себя, как медведь с больной лапой, — побранила его Энни, когда они вновь остались одни. — Если ты не хотел никуда ехать сегодня вечером, то должен был позволить мне приготовить ужин. Я же предлагала.

Макс мрачно покосился на нес.

— Мне просто не нравится, как этот парень на тебя смотрит.

— Он просто ведет себя вежливо, вот и все.

— Все время вертеться около и не сводить глаз с твоей девушки — это разве вежливо?

Ее глаза расширились от удивления. Если бы это был не Макс, а какой-нибудь другой мужчина, она могла бы поклясться, что он ревнует. Но это был именно Макс, и он никогда не стал бы ревновать. По крайней мере — ее.

Наконец она рассмеялась.

— О, я поняла. Мужчины часто ревнуют к официантам?

Макс на несколько секунд оторопел, сообразив, что Энни считает его поведение очередным уроком для нес, и не зная, радоваться ее невинности или огорчаться.

— Случается, — ответил он.

— И как я должна себя вести?

Что ей ответить? Не то чтобы с его стороны это была ревность… в прямом смысле слова. Макс предпочел проигнорировать укол совести.

— Ну… — Он растерянно замолчал.

Энни с озорной улыбкой наклонилась вперед и провела указательным пальчиком по его запястью и тыльной стороне ладони.

— Прости, Макс, — вкрадчивым голосом промурлыкала она. — Я не заметила, что он ведет себя как-то по-особенному. Не злись. — И, наморщив нос, испортила весь чувственный эффект: — Черт, глупо звучит. Надо потренироваться.

Макс понаблюдал за ее пальцем, все еще чертившим круги на его коже. Нет, ничего она не испортила. На него как будто набросили невидимую сеть, он всем телом чувствовал прикосновение Энни. Если она проделает такое со своим шерифом или учителем, они потащат ее из ресторана прямо в постель. Должно быть, он был слеп, если раньше не замечал, какой она лакомый кусочек с сексуальным телом и очаровательной улыбкой.

— Ты все правильно сделала, — пробормотал он.

— Я сто лет не была в Старом Сакраменто. Давай пройдемся? — предложила Энни, когда они вышли на улицу.

Макс предложил ей руку, и они пошли по широкому тротуару. Солнце уже село, и небо на западе было лишь слегка озарено его последними лучами. Однако расположенные вдоль дороги старинные фонари и полосы белого света из двориков освещали улицу.

— Я не понимаю… если женщина идет с тобой на свидание, это значит, что ты ей нравишься, и разве имеет значение, что кто-то еще обращает на нее внимание? — спросила Энни, когда они ступили на мощенную дорожным кирпичом улицу, ведущую к набережной.

Неровная поверхность затрудняла ходьбу в новой обуви на каблуках, и она внимательно смотрела себе под ноги.

— Мужчины — собственники, — признал Макс. — Но это свойственно не только им. Женщины тоже ревнуют.

Женщины тоже ревнуют.

Энни задумалась над этим и поняла, что у нее руки чесались бы надавать пощечин любой симпатичной официантке, которая попыталась бы заигрывать с Максом. Ей совсем не нравилось, когда женщины в магазинах флиртовали с ним, хотя вряд ли их можно было винить за это. В нем чувствовалась сила, в его внешности было что-то захватывающее.

Конечно, у нее нет никакого права ревновать Макса, к тому же он не собирается ни на ком жениться. Он классический холостяк, всецело удовлетворенный этим своим положением. Их дружба может длиться до конца их дней без появления жены, к которой пришлось бы ревновать.

Отвлеченная своими мыслями, Энни не заметила, как ее каблук попал на неровный край кирпича, и споткнулась. Не успела она восстановить равновесие, как Макс подхватил ее.

У Энни сжалось сердце.

Ситуация получилась идеальной для поцелуя, но она не могла ни о чем думать, чувствуя, что се тело от груди до колен прижато к нему. И его руки… одна из них держала ее за талию, окончательно лишая способности мыслить, другая обхватывала плечи.

Казалось, прошли часы, пока они стояли, прижавшись и уставившись друг на друга, пока наконец Макс не промямлил что-то невнятное и не отпустил ее.

— Это… ох, спасибо, — проговорила она и рассмеялась, но смех был вымученным.

Воистину, Макс был последним из тех, к кому ей следовало обратиться. Ей не нужны чувства, способные разорвать ее сердце на части. Она мечтает о любви, нежности, уверенности в будущем — а не об уходящей из-под ног почве.

Энни осторожно отступила назад. Меньше всего ей хотелось вновь оказаться прижатой к нему и вновь пережить те же чувства. Макс был великолепным мужчиной, но вряд ли подходил на роль мужа.

— Я такая неуклюжая, — сказала она.

— Нет, это из-за мостовой. И туфель. Ты ведь еще не привыкла к каблукам, верно?

Он отлично знал, что Энни никогда не носила подобной обуви, и она нахмурилась.

— Не впутывай сюда мои туфли. Смущение все больше проявлялось на лице

Макса.

— Энни, тебя что-то беспокоит? — Нет.

Сознаться, что ее влечет к нему? Да он просто поднимет ее на смех!

В любом случае, влечение и любовь — разные вещи. Влечение — химическая реакция, вызванная гормонами. Химические реакции проходят быстро, а любовь остается.

Вес еще нервничая, Энни обернулась и увидела в доке «Королеву Дельты» — старый речной пароход, превращенный в гостиницу. Она всегда мечтала о медовом месяце на старом корабле, плывущем по Миссисипи, и «Королева Дельты» должна была поднять ее настроение.

Но этого не произошло. Когда дело доходило до Макса, в ее голове воцарялась сплошная путаница.

— Энни? — Макс положил руки ей на плечи, и она задрожала, несмотря на тепло его ладоней. — Ты что-то притихла.

— Я задумалась.

— О чем?

Его дыхание коснулось волос на ее виске, и Энни вздохнула. По правде говоря, Макс всегда пугал ее — пугали чувства, которые он вызывал в ней, и его эмоции, которые она не всегда была способна понять. Но не только это делало его таким сложным, сказывался и стиль жизни Макса. Он никогда не сидел на месте, несся вперед со скоростью и мощью реактивного самолета.

Ее жизнь, наоборот, больше походила на реку Сакраменто в ленивый летний день. Маленькие радости и страсти — скажем, приласкать кошку или побегать, в струях воды, поливая сад, — задавали ей ритм.

— Энни? — повторил Макс, еще сильнее прижимая се к своей груди.

Она вздрогнула и попыталась придумать что-нибудь, чтобы проложить между ними дистанцию, как физически, так и эмоционально. Огни стоящего неподалеку парохода подали ей идею.

— Ты когда-нибудь останавливался в «Королеве Дельты»? Думаю, там хорошо.

— Никогда там не был, — рассеянно ответил Макс. — Когда я жил в Бостоне, то всегда останавливался у Грейс, если приезжал в Калифорнию.

— Если не получится провести медовый месяц на Миссисипи, неплохо было бы пожить недельку в «Королеве Дельты». Это так романтично, хоть она уже и не ходит в рейсы.

Как и следовало ожидать, Макс сразу отстранился от нее. В чем-то он действительно предсказуем: вес, что касалось свадеб и браков, гарантированно ставило его по стойке смирно.

— Медовый месяц?

— Ну да, медовый месяц. Та часть, которая следует за «я согласна», — непринужденно сказала Энни. — Новобрачные всегда едут куда-нибудь после церемонии.

— Я знаю, что это такое, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Мои родители жили от одного медового месяца до другого. Уже поздно, я отвезу тебя домой.

Энни едва удерживалась от улыбки, пока они шли назад к автомобилю. Ей было не под силу вести себя с ним как женщине, но она отлично справлялась с ролью друга.

Тихо напевая себе под нос по дороге в Митчеллтон, Энни думала о следующей части практического свидания — о прощальном поцелуе. Как Макс прокомментирует его, или он полагает, что она должна сама все знать? Но именно об этой части Энни ничего не было известно.

Когда они взошли на крыльцо, она набрала в легкие побольше воздуха для смелости и прикосновением руки остановила его, уже готового уйти.

— Я только хотела спросить… что мне делать с прощальным поцелуем?

— Что?

Энни нахмурилась. По-видимому, Макс уже начал забывать, что учит ее общению с мужчинами.

— Прощальный поцелуй, — повторила она. — Как скоро это должно произойти? Все еще существует двойной стандарт насчет женской поспешности или мужской удачливости, если они целуются на первом свидании?

Макс облокотился на перила и тихо застонал. Вес происходящее окончательно вымотало его, однако он восхищался решимостью Энни. Она собиралась изменить свою жизнь и всерьез отнеслась к делу. У него совести не хватало сказать ей, что современный двойной стандарт уже давно не касается невинных поцелуев, а вращается вокруг секса на первом свидании. И даже в этом двойного стандарта уже не существует.

— Не думай об этом слишком серьезно, — посоветовал он. — Первый поцелуй не такая уж большая проблема.

— Но что мне делать? Ведь шериф и учитель разные и по-разному относятся к этому. Как вести себя?

Мысль о том, что она будет целовать другого мужчину, была для Макса невыносимой. Он видел, как полресторана наблюдало за ней, думая о сексе, слышал, как Энни говорит о свадьбах и медовых месяцах, а теперь она спрашивает, когда и кого нужно целовать. И как целовать. Макс ни разу не встречался ни с учителем, ни с шерифом, но с этого момента возненавидел их.

— Пусть это будет спонтанно, — резко ответил Макс. — Прекрати так тщательно все планировать.

— О… Что-то вроде этого?

Энни шаловливо улыбнулась и, обхватив его руками за шею, быстро поцеловала в губы.

Из всех поцелуев, которые Макс когда-либо получал, этот был самым невинным, но в то же время ни один не оказывал на него такого действия. Если Энни будет так целоваться с мужчинами, она попадет в настоящую беду. Энни отстранилась.

— Так правильно, Макс?

Убеждая себя, что это всего лишь урок, он взял се за подбородок и провел большим пальцем по губам. Помада успела стереться, и они больше не блестели, но походили на теплый атлас.

— Макс? — Шш.

Прохладная и влажная ночь была наполнена запахами сада и протекающей неподалеку реки. И ароматом Энни. Она пахла весенними цветами и чем-то таинственным, чувственным и невероятно женственным. Должно быть, он был слеп все эти годы, раз не смог оценить ее.

Энни была больше, чем просто девочкой, живущей по соседству. Больше, чем просто другом с золотым сердцем. Она была женщиной — невиннее, чем многие другие, но в мире, пресыщенном опытностью, непорочность влекла к себе сильнее умелого покачивания бедрами и призывной улыбки.

Ему хотелось поцеловать ее, поцеловать по-настоящему, и это желание уничтожило в нем остатки здравого смысла. Макс уже не помнил, когда в последний раз ему так хотелось поцеловать женщину.

Волноваться будешь потом, убеждало его тело.

И правда, он мог побеспокоиться об этом позже… разобраться во всем в тишине своей квартиры. А сейчас должен научить Энни быть осторожной с мужчинами и не целовать их так импульсивно.

Охваченный желанием, Макс старался сосредоточиться на чем-то незначительном, с чем мог бы справиться в любой момент. Он взял руки Энни и поочередно поцеловал каждую ладошку, касаясь языком чувствительного центра. И ощутил, как она едва не подпрыгнула от удивления.

— У тебя красивые руки, — прошептал он.

— Они… не очень мягкие. Я уверена, у Баффи красивее.

— Твои лучше, — искренне прошептал Макс. Ему нравилось ощущать прикосновение кожи

Энни отчасти и потому, что ее руки не походили на изнеженные ручки светских львиц.

Чувство вины начинало тревожить Макса. Он хотел быть таким же великодушным, как Энни, помочь ей найти подходящего мужчину, но в глубине души всеми силами противился этому. Правда состояла в том, что он желал, чтобы все осталось как есть.

Отгоняя эти мысли, Макс приник поцелуем к запястью Энни, ощущая губами бешеное биение се пульса. Он чувствовал, что она шокирована его нежностью, но потом ее тело расслабилось, и Энни глубоко вздохнула.

— Вот так, малышка, — подбодрил ее Макс. Он знал множество фраз из тех, что мужчины используют, чтобы соблазнить женщину, но сейчас ни одна из них не шла ему на ум.

В темноте было легко забыть, что Энни — та самая девочка, которая видела его мертвецки пьяным после того, как он опустошил целую бутылку лимонного ликера, или девушка, которая облила его водой из садового шланга за то, что он съел пирог, приготовленный ею для участия в городском кулинарном конкурсе. Черт, а пирог-то был хорош. Стоил ледяного душа.

Не думай, твердили ему инстинкты. Если дать волю мыслям, можно вспомнить вещи, о которых так хочется забыть в этот момент… например, свои принципы.

Он тянул ее к себе, пока она полностью не прильнула к нему. Через тонкую ткань платья он почувствовал округлые полушария ее груди с твердыми кончиками сосков. И этого было достаточно, чтобы изгнать из головы все оставшиеся моральные запреты.

— Прохладный вечер, — прошептал Макс, еще сильнее прижимая Энни к себе.

В дельте случаются холодные ночи, и ее тело могло просто реагировать на погоду. Это не означало, что Энни взволнована. Он даже не был уверен, что хочет возбудить ее. Просто ее надо предостеречь.

— П-правда?

— Что? — спросил Макс, забыв, о чем говорил.

— Прохладно? — Да.

Энни была намного ниже его, и Макс обхватил обеими руками се за талию и посадил на широкие перила крыльца.

Так лучше.

Подол платья прошелестел по ее шелковым чулкам, когда он приподнял его, чтобы обнаружить кружевные подвязки. Абсолютно непрактичные, но такие возбуждающие. Как раз такие Макс любил снимать с женщин. Тепло разлилось по его бедрам, л с глубоким стоном он приник поцелуем к се губам.

У Энни перехватило дыхание. Он изумил ее… разве может что-то быть таким возбуждающим и пугающим одновременно? Ее голова инстинктивно запрокинулась, предоставляя ему удобный доступ к губам. Она уступила напору его языка и давлению рук, обнимавших ее.

Он вздрогнул, ослабляя на мгновение объятия, Энни жадно вдохнула воздух.

— М-макс?

— Не сейчас, — пробормотал он.

Его слова не походили на ответ, они, казалось, даже не были адресованы ей. Энни нахмурилась.

— Макс? — Шш.

Он поймал зубами се нижнюю губу, нежно прикусывая, раздвинул ей колени, и Энни почувствовала его между своими бедрами. Сильные мускулы мужских ног там, где мужчина никогда еще не касался ее.

Его рот вновь захватил ее губы, и она изогнулась, чувствуя, как внутри пробуждается желание; теперь оно не походило на вяло текущую реку, наслаждение было необузданным и не поддавалось пониманию.

Энни подняла руки и обвила ими шею Макса. Было так хорошо, что она застонала, и звук потонул в их глубоком поцелуе. Частичка здравого смысла удержала ее от того, чтобы не обхватить ногами его бедра, хотя все инстинкты стремились к этому смелому жесту.

Краем глаза Энни заметила: на крыльце Грейс зажегся свет и отворилась дверь. Но она не была готова отказаться от рук Макса, обнимавших ее, или от поцелуя, который, казалось, превратил их в единое целое.

— Это ты, Макс? — крикнула Грейс. — Я слышала машину.

— Да… я здесь.

Его голос прозвучал так глухо, что Энни с трудом узнала его.

— Ты решил остаться на ночь?

Макс задрожал и прижался лбом ко лбу Энни. Невинное замечание бабушки вызвало в нем множество образов — ни один из них не был связан со спальней в доме Грейс. Тело желало провести ночь с Энни, ночь, во время которой ни он, ни она не сомкнут глаз. Но разум знал, что это будет ошибкой, такой, о которой придется жалеть всю жизнь.

— Ты остаешься? — повторила Грейс.

Через густую завесу из виноградных лоз, заслонявшую их, Макс увидел бабушку, выходящую на крыльцо.

— Нет, — поспешно крикнул он. — Я возвращаюсь в город. Я просто… прощаюсь с Энни. Увидимся завтра.

— Ты приедешь завтра?

— Да. В церковь и на пикник. Спокойной ночи.

— Чудесно. Спокойной ночи, дорогой. Грейс вернулась в дом.

Макс чувствовал, что должен объясниться с Энни, но лишь перевел дыхание, наслаждаясь ароматом ее волос и кожи, и нежно потерся губами о се губы, и она с готовностью приоткрыла их.

Очевидно, у Энни не было романтического опыта, и она, без сомнения, не понимала всех сложных моментов современного свидания. Ясно было и то, что у нес врожденный талант возбуждать мужчину. То, как она целовалась, было откровением, говорящим о щедрости души.

Его пальцы запутались в сложном переплетении лент на се груди, как вдруг он застыл. Существуют границы, преступив которые, Макс никогда больше не сможет смотреть Энни в глаза. И это произойдет, если он продолжит идти на поводу у своего тела. Она не просила его заниматься с ней сексом. Надо было просто рассказать ей что-нибудь об одежде и свиданиях.

Макс попытался разглядеть в темноте ее глаза. Собирается ли она вообще его остановить?

— Энни…

— Да, Макс?

Все еще борясь с жаром в крови, он убрал руки с ее груди и отступил назад.

— Ты хотела узнать о поцелуях, — грубо сказал он. — Так вот, многие мужчины не остановились бы на них. Ты не умеешь быть осторожной, Энни. Помни об этом, когда будешь встречаться со своим шерифом или учителем. Не доверяйся не тому человеку.

Энни заморгала. Остановиться? Почему она должна прекращать такой поцелуй?

— Понимаешь, — продолжал Макс, — это урок. Если ты повторишь его с другим мужчиной, тебе придется пожалеть об этом.

Ее глаза сузились. Урок? Неужели он считает, что давал ей урок?

Хорошо же, у нес тоже есть для него пара уроков.