В объятиях врага

Сильный ветер, гнавший по небу облака, развевал волосы Фрэнсиса. Попадая в глаза, они мешали ему как следует разглядеть синюю амазонку Энн, исчезающую за деревьями. Он стоял, наклонившись над парапетом, и смотрел вдаль, пока хвост английского отряда не скрылся в лесу. Сокрушительное чувство потери обрушилось на него, вытеснив на мгновение даже острую ненависть к Гленкеннону.

Яркие знамена над стенами замка громко шелестели, трепеща на свежем морском ветру. Стоявшие вокруг него воины, члены клана, неловко переминались с ноги на ногу и обменивались многозначительными взглядами. Наконец Фрэнсис отвернулся от опустевшего луга, его мрачное лицо как будто окаменело.

– Дьюгалл, отведите людей внутрь, но оставьте две дюжины патрулей на стенах. Остальные могут отдохнуть, но пусть сохраняют готовность к бою. На ночь усильте патруль до трех дюжин.

– Вы ожидаете подвоха, сэр? – спросил Дьюгалл, прищурив карие глаза под густыми седеющими бровями.

Фрэнсис пожал плечами:

– От Рэндалла можно ожидать чего угодно.

Он повернулся и направился к лестнице, почти не слыша ликующих криков своих людей, которые приветствовали во дворе возвращение Камеронов и сэра Аллана Макгрегора. По дороге он зашел к себе в кабинет, налил в стакан щедрую порцию неразбавленного виски и проглотил одним духом. Спиртное помогло ему обрести некое подобие равновесия и вздохнуть свободнее: по крайней мере, стальной обруч, стянувший грудь, немного ослаб. Господи, эта прощальная сцена с Энн оказалась сущим адом! Фрэнсис устало потер глаза, словно в надежде стереть из памяти ее побледневшее лицо и полные слез глаза. Что ж, со своей задачей он справился отлично – уж теперь она точно будет его ненавидеть…

С тяжелым вздохом он открыл дверь – и его тут же оглушил восторженный крик. Небольшой, но стремительный вихрь пролетел по коридору и бросился прямо к нему на руки.

– Дядя Фрэнсис, я знал, что вы нас выручите, я знал! Я им с самого начала говорил! – торжествующе кричал юный Эван Камерон.

Фрэнсис ласково улыбнулся, глядя на чумазую детскую рожицу. Они с Эваном вместе спустились в общий зал, и там к ним сразу подошел Уильям Камерон.

– Эван верил, что вы можете разнести по камешку нашу тюремную камеру, – пояснил он, любовно улыбаясь младшему братишке.

– Ясное дело, парень. Ты же не думал, что мы вас там бросим, чтобы из вас воспитали примерных английских подданных?

Фрэнсис взъерошил темные волосы Эвана.

– Конечно, это было бы здорово, но уж очень хлопотно. Нет, я придумал куда более удачный план. Ты только представь: я даже за порог не вышел. Дал возможность Гленкеннону подвезти вас прямо к моим воротам!

Фрэнсис протянул руку Уиллу, внимательно вглядываясь в усталое лицо племянника. Мальчик сильно изменился, и дело было вовсе не в слипшихся от грязи черных волосах и не в темных кругах под ярко-синими глазами. После того, как четырнадцатилетний Уилл побывал в мрачной подземной темнице тюрьмы Толбут, в нем не осталось ничего детского.

– Ну, как ты себя чувствуешь, став мужчиной, сынок? – тихо спросил Фрэнсис.

– По правде говоря, сэр, мне никогда в жизни не было так больно.

Рукопожатие Фрэнсиса стало еще крепче, глаза его смотрели сурово.

– Гленкеннон заплатит за каждый удар, который он тебе нанес. Это я обещаю.

К ним подошел Джеймс Камерон и положил шурину руку на плечо.

– Не надейся, что тебе удастся обойтись без меня, Фрэнсис. У меня свои счеты с Гленкенноном, и я обижусь, если ты оставишь все веселье только для себя одного.

– И меня тоже возьмите в свою компанию, – вставил Аллан Макгрегор из своего кресла у огня.

Его внушительная фигура сильно уменьшилась в размерах с тех пор, как Фрэнсис видел его в последний раз, обычно добродушное лицо казалось напряженным и суровым.

– Я знал, что могу рассчитывать на вас, – сказал Фрэнсис, – но торопиться не следует. Надо правильно выбрать время, а не то вместо всякого сброда под командой Гленкеннона нам придется иметь дело с регулярной королевской армией. У меня нет особого желания быть повешенным за измену.

Джеймс Камерон кивнул в знак согласия.

– А Дженет знает, что мы уже здесь? – спросил он.

– Я послал к ней гонца, но приказал носа не высовывать за ворота до завтрашнего утра. Впрочем, я неплохо изучил свою сестру. – Фрэнсис улыбнулся. – Она наверняка выедет из дому сегодня вечером, сказав себе, что уже утро, и будет здесь завтра к полудню.

– Я буду рад ее видеть, – простодушно признался Камерон.

День прошел в мирной суете. Бывшие пленники постепенно привыкали к вновь обретенной свободе. Они смыли с себя накопившуюся в тюрьме грязь, плотно поели, поспали и снова сели к столу, отпуская шуточки по поводу не слишком веселых условий своего недавнего заключения. Поскольку Фрэнсис все еще ожидал нападения, праздничный ужин прошел непривычно тихо. Эль в этот вечер не тек рекой, как обычно; воины по очереди отдыхали и сменяли друг друга в карауле на стенах замка.

После ужина Фрэнсис провел гостей в свой просторный кабинет, чтобы в узком кругу обсудить коварство Гленкеннона и равнодушие короля. Мальчики жадно ловили каждое слово взрослых, однако около полуночи глаза у Эвана начали слипаться, а голова – неудержимо падать на грудь.

– А ну-ка марш в постель, парень! Ты уже совсем сонный, – с улыбкой заметил Фрэнсис, наклонившись и встряхивая мальчика.

Эван вздрогнул и выпрямился.

– Я не спал! – горячо запротестовал он. – Я просто… немного отдыхал.

Джеймс Камерон с любовью взглянул на своего младшего сына, с трудом сдерживая улыбку.

– Тебе давно уже пора в постель, малыш. Я же вижу, ты задремываешь вот уже в третий раз.

– Но Уилл еще не идет спать! Ну пожалуйста, сэр, можно мне тоже остаться, пока он не уйдет? – захныкал Эван. – Мы же с ним почти ровесники!

– Мы все скоро пойдем спать, – заверил его Фрэнсис. – Вот я, к примеру, просто мечтаю поскорей добраться до кровати. К тому же завтра здесь будет твоя мать, и она с меня голову снимет, если увидит темные круги у тебя под глазами. Мне совсем не хочется с ней объясняться. – Он встал. – Идем, я провожу тебя наверх.

В одной из многочисленных комнат замка для мальчика уже была приготовлена постель. Фрэнсис помог Эвану раздеться, погасил все свечи и хотел уже задернуть штору, чтобы лунный свет не бил мальчику в глаза, как вдруг Эван жалобно попросил:

– Прошу вас, сэр… не надо… не надо ее закрывать.

– Но тебе будет мешать свет, сынок.

– Нет, не будет! Я повернусь на бок, вот так. Я… мне нравится свет.

Фрэнсис кивнул и направился к двери.

– Сэр… – Мальчишеский голосок стал совсем тоненьким, в нем чувствовались слезы. – А как можно научиться… – он всхлипнул, – быть мужчиной?

Этот вопрос и слезы в голосе мальчика застали Фрэнсиса врасплох. Он вернулся к кровати и уселся на край рядом с маленькой, свернувшейся калачиком фигуркой.

– Ну… этому вроде как учишься постепенно. Трудно сказать, как это происходит. Мужчина воспитывается на примере того, что он видит, чему его учит жизненный опыт… Ну, словом, этому нельзя научиться за один день.

– А я все никак не могу научиться! Мне смелости не хватает, – признался Эван, тяжело вздохнув. – Мне было страшно, дядя Фрэнсис, мне все время было страшно. Отец и сэр Аллан не боялись… и Уилл тоже… даже когда солдаты вытащили их на площадь. – Он шмыгнул носом. – Мы думали, их п-по… повесят. – Эван сел на постели и судорожно ухватился за руку Фрэнсиса. – Я не хочу быть трусом, сэр. Хуже этого ничего быть не может! Скажите, как мне научиться быть храбрым?

Фрэнсис обнял мальчика за плечи и крепко прижал к себе.

– Быть мужчиной – это не значит никогда ничего не бояться, Эван, – негромко объяснил он. – Только дурак никогда ничего не боится, но дураки долго не живут. Страх очень полезен, если от него человек умнеет.

– Но ведь вы никогда ничего не боитесь!

Улыбаясь в темноте, Фрэнсис начал осторожно подбирать слова.

– Мне жаль тебя разочаровывать, старина, но я часто испытываю страх. Просто то, что ты чувствуешь, это одно, а как себя ведешь – совсем другое дело. Настоящий мужчина может испытывать страх, но при этом он держится с достоинством и не подает виду, особенно в присутствии врагов. Ты не трус, мальчик мой, нет, совсем не трус. Поверь, твой отец и Макгрегор чувствовали то же самое, что и ты. Просто у них опыта больше, и они умеют скрывать свой страх.

– Вы правда думаете, что мой отец тоже боялся?

– Конечно, боялся… немного. Я в этом уверен. Будь я на его месте, я бы тоже боялся. Вы, парни, попали в чертовски скверный переплет!

– Но как же мне научиться не показывать, что мне страшно? – стоял на своем Эван. – В следующий раз я хотел бы вести себя, как отец… или хотя бы как Уилл.

– А я молю бога, чтобы следующего раза вовсе не было, – засмеялся Фрэнсис. – Эван, ты большой молодец, но тебе всего десять лет, ты не можешь владеть собой, как взрослый мужчина. Пройдут годы, и ты многому научишься… жизнь тебя научит. В один прекрасный день ты проснешься настоящим мужчиной и даже сам не будешь знать, как это получилось. Главное, быть сильнее собственного страха и не давать ему овладеть тобой.

Эван долго молчал, обдумывая его слова.

– Ну, значит, я не вел себя как трус, пока мы были у англичан, – решил он наконец. Его маленькие ручки обвились вокруг шеи Фрэнсиса, он вздохнул и доверчиво положил голову ему на грудь. – Я знал, что вы нас вытащите. Я все время повторял себе это в темноте, когда все уже спали.

Фрэнсис зарылся лицом в волосы мальчика, крепко прижимая его к себе. Острое чувство вины внезапно охватило его. Как он мог находить блаженство в объятиях Энн Рэндалл, пока этот маленький мальчик так доверчиво ждал его помощи в темных подвалах самой страшной тюрьмы Шотландии? Как он мог позабыть о родных ему людях хотя бы на минуту, пока строил планы, как бы не дать Энн вернуться к Гленкеннону?

Фрэнсис в последний раз обнял мальчика и уложил его на подушку, а потом подоткнул одеяло со всех сторон.

– А теперь спи, старина, – сказал он, поднимаясь с кровати.

– О, сэр, теперь вы можете задернуть занавеску, – сонно пробормотал Эван. – Вы были правы, мне не нужен свет.

– Ладно, малыш.

Оказавшись за дверью, Фрэнсис остановился и задумался о том, сколько мудрости требуется, чтобы быть отцом. Он хорошо помнил своего отца, помнил его поразительное терпение и понимание. Только благодаря этому его сын, которому предстояло рано повзрослеть, сумел встретить суровую действительность лицом к лицу, как подобает мужчине. Давно уже ему не приходилось ощущать такой острой тоски по ушедшему. В этот момент он как никогда нуждался в мудром совете отца. Какое решение принял бы на его месте Колин Маклин?

Фрэнсис сознавал, что исполнил свой долг, отдав Энн в обмен на свободу близких ему людей: у него не было другого выхода. Но как ему теперь жить, как избавиться от боли в груди?.. Он тяжело вздохнул. Ему требовался совет отца, а еще больше – доброта и понимание матери. Еще ребенком он шел со всеми своими болями и обидами к ней, и она помогала ему залечивать не только синяки и ссадины, без которых не обходится ни один подрастающий мальчишка, но и душевные раны, уязвленную гордость, неуверенность в себе. Она стала лучшим другом своему сыну, именно ей он доверял все свои секреты, к ней обращался за советом, зная, что она никогда не подведет и всегда будет знать, что делать.

Кэтрин Макферсон Маклин всем сердцем любила свою семью; удары, которые обрушивала на нее судьба, она выдерживала с гордым достоинством и непоколебимой верой в мудрость всевышнего. Она пережила смерть троих детей: двое родились бездыханными, третий не дожил до года. Даже потерю супруга она перенесла с таким неслыханным мужеством, до которого сам Фрэнсис, по его собственному убеждению, не смог бы возвыситься. Именно леди Маклин в тот день приказала устроить круговую оборону Кеймри и сумела отразить атаку Кэмпбеллов, пока восемнадцатилетний Фрэнсис стоял, застыв от ужаса, над изуродованным телом своего отца. Он вспомнил, как мать утешала и поддерживала своего убитого горем сына, хотя сама была бы вправе потребовать от него утешения и поддержки… Да, мать поняла бы, что он сейчас переживает, и нашла бы для него слова утешения. Но сейчас он был мужчиной, главой клана, члены которого полагались на него. И ему оставалось лишь молить бога, чтобы он даровал ему мудрость.

Когда Фрэнсис открыл дверь, мужчины все еще были заняты разговором.

– Надеюсь, этот надоедливый мальчишка не вынул из тебя всю душу своими расспросами, Фрэнсис? – добродушно осведомился Джеймс Камерон. – Я уже чуть было не послал Уилла тебе на помощь.

– Вовсе нет. Эван хороший мальчик, я всегда рад с ним поболтать. – Фрэнсис бросил взгляд на Уилла. – Они у тебя оба славные парни. Родители могут гордиться ими по праву.

Уилл покраснел, как маков цвет, услыхав похвалу от своего кумира, а Джеймс улыбнулся и положил руку на плечо сыну.

– Верно, Фрэнсис, я горжусь всеми своими детьми – включая девочек, которые остались дома. Кстати, тебе бы тоже давно пора устроить в доме детскую и гордиться собственными сыновьями.

– Но сначала мы должны найти ему жену, – шутливо заметил Уилл.

Дункан Маккензи поперхнулся элем, однако Фрэнсис как ни в чем не бывало улыбнулся мальчику.

– Можно заиметь детей и не обзаводясь женой, дружище. Разве отец не поговорил с тобой об этом как мужчина с мужчиной?

Уилл смущенно усмехнулся, потом чопорно поджал губы.

– Разумеется, я в этих делах ничего не смыслю, но мама говорила, что детей лучше заводить от законной жены.

Камерон расхохотался и обернулся к шурину.

– Раз уж мы заговорили о женском поле, Фрэнсис, расскажи, как ты нашел дочку Гленкеннона? В Эдинбурге говорили, что она чудо как хороша. Бьюсь об заклад, что бедный граф Роберт весь извелся от беспокойства. Ведь ему известно, что ты питаешь слабость к юным красоткам.

Плечи Фрэнсиса едва заметно напряглись, он отвернулся и плеснул себе в стакан виски из серебряной фляги на столе. Во внезапно наступившей тишине Дональд бросил недовольный взгляд на Камерона и тотчас же опустил глаза.

– Она и вправду очень красива. Пожалуй, я в жизни не встречал женщины прекраснее, – спокойно ответил Фрэнсис, разглядывая янтарную жидкость в своем стакане. – К тому же она не из трусливых английских жеманниц, в ней сказывается кровь Макдоннеллов… хотя в доме Гленкеннона ей это вряд ли поможет.

Проглотив свой напиток залпом, он отошел к окну и молча уставился в ночную тьму. Дональд нарочно начал разговор о чем-то постороннем, и беседа между мужчинами потекла своим чередом. Вскоре Дункан Маккензи широко зевнул и кряхтя поднял свою внушительную тушу из кресла.

– Ну, парни, мы с Джайлзом отправляемся на боковую, а не то не добраться нам завтра дотемна до замка Шилдэг. Желаем вам всем хорошенько выспаться, и пусть вам снятся только приятные сны – не то что в тюрьме.

Фрэнсис поспешно поднялся.

– Я, с вашего позволения, тоже откланяюсь. Мне нужно обойти посты, может быть, караульные что-нибудь заметили. Если вам что-то понадобится, Дональд о вас позаботится. Желаю приятных снов.

Он был рад выбраться из кабинета, который вдруг показался ему очень тесным. Поднявшись на крепостную стену, Фрэнсис с наслаждением вдохнул свежий и чистый ночной воздух. Проклятая луна, как и прошлой ночью, щедро заливала землю своим кротким серебристым светом. Если бы он опять пошел на берег, волны точно так же, как и вчера, омыли бы его ноги, да и звезды столь же весело подмигивали бы ему с небес. Все осталось прежним, кроме одного: в эту ночь рядом с ним не было Энн…

Фрэнсис тихо выругался и стиснул кулаки, пытаясь овладеть собой. «Я веду себя как влюбленный школьник, – с отвращением подумал он. – А ведь у меня есть дела поважнее».

– Вы меня звали, сэр? – окликнул его из темноты знакомый голос.

– Нет, – отрезал Фрэнсис. – Ах да… Дьюгалл… я действительно искал вас. Как обстоят дела?

– Все тихо. Никакого движения, разве что несколько оленей вышли на луг.

Мужчины замолчали, вслушиваясь в тишину лунной ночи.

– Сегодня он не придет, – тихо сказал Фрэнсис. – Гленкеннон слишком хитер. Он знает, что я готов к нападению.

– Кто может угадать, что взбредет в голову этому черту? – ворчливо пробормотал Дьюгалл. – Может, он сейчас видит третий сон у себя в Рэнли, а может, следит за нами из темноты.

Фрэнсис вгляделся в темнеющий за лугом лес.

– Я точно знаю, что он там, – с неожиданной уверенностью сказал он. – Я ему нужен позарез, но он не станет рисковать, пока не будет уверен, что все козыри у него в руках.

Старый солдат почувствовал, как волосы шевельнулись у него на затылке от суеверного страха. Некоторые поговаривали, что молодой Маклин наделен даром ясновидения: уж больно ловко он предугадывал шаги своих врагов. Дьюгалл тоже прищурился, пытаясь угадать, что разглядел в ночной темноте молодой лорд, но ничего не заметил.

Торопливо отдав несколько коротких приказов, Фрэнсис удалился в свою спальню и устало опустился на широкую кровать под пологом. День выдался тяжелый, он был измучен и телом, и душой, но сон упорно не шел к нему. Вглядываясь в темноту, Фрэнсис попытался представить себе, где проводит эту ночь Энн. Думает ли она о нем? Или уже выбросила его из головы? Вряд ли она вспоминает о нем по-доброму. Он нарочно причинил ей боль, чтобы она поскорее его забыла. Теперь ей не о чем будет мечтать, не о чем сожалеть. Гнев очень скоро вытеснит боль утраты из ее души, и ей станет легче. А вот что делать ему? Кто ему поможет?

Он опять вспомнил слова Джайлза Маккензи. У него не было другого выхода: нельзя обрекать женщину на жизнь вне закона. Но разве та жизнь, на которую обрекает ее Гленкеннон, будет намного легче? Фрэнсис скрипнул зубами в бессильной ярости при мысли о том, что Энн предстоит выйти замуж за какого-нибудь негодяя вроде Перси Кэмпбелла или трусливого лорда Говарда. Ладно, если дела примут скверный оборот и ей будет угрожать опасность, он опять ее похитит. У него есть надежные осведомители в Рэнли, они будут держать его в курсе всего, что там происходит. Но вот вправе ли он подвергать опасности благополучие своей семьи, всего клана Маклинов?

Его мысли стали расплываться, голова разболелась. Казалось, правильных ответов на осаждавшие его вопросы вообще не существует. Фрэнсис закрыл глаза, стараясь заглушить боль, стучащую в висках, и сон наконец сжалился над ним.

Если Фрэнсис и не был ясновидящим, по крайней мере одно из его предсказаний сбылось: Дженет прибыла в Кеймри к полудню следующего дня. Приближение небольшого конвоя было вовремя замечено дозорными, и все Камероны выстроились во дворе, когда она въехала в узкие ворота. Стоило ей натянуть поводья, Джейми выступил вперед, его сильные руки подхватили ее и сняли с седла еще прежде, чем лошадь успела остановиться. Мучительная тревога и неуверенность, терзавшие Дженет весь прошедший месяц, растворились без следа, как только она оказалась в его крепких объятиях. Джейми неохотно разжал руки и, слегка отстранившись, улыбнулся жене.

– Ну будет, будет тебе, милая, не надо нас оплакивать. – Он смахнул слезу с ее щеки. – Мальчикам это не понравится.

– Прости, – прошептала Дженет, – это не нарочно. Я… я не хотела плакать.

Улыбнувшись сквозь слезы, она повернулась к сыновьям. Эван бросился ей на шею, но быстро спохватился, что он уже мужчина и ему не полагается предаваться нежностям в присутствии других мужчин. Уилл подошел, застенчиво переминаясь с ноги на ногу, и Дженет пришлось встать на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. На глаза ей опять навернулись слезы.

– Господи, я так рада видеть всех вас! – Она повернулась к брату, безуспешно пытаясь найти нужные слова. – Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя, Фрэнсис?

– Запросто! Не давай больше этим проказникам попадать в переделки.

Больше часа вся семья провела за едой и разговорами. Мужчины рассказывали о своих приключениях, смягчая и опуская самые мрачные детали, чтобы пощадить чувства Дженет. Однако она сердцем любящей жены и матери догадывалась о многом, хотя делала вид, будто принимает их веселые истории за чистую монету. Она нащупала под столом руку Джейми, и он молча ответил на пожатие. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга.

Взгляды, которыми они обменивались, не укрылись от Фрэнсиса. Он вспомнил, сколько страсти они вложили в свой первый поцелуй при встрече, и, усмехнувшись, встал из-за стола.

– Ну, парни, я вчера весь день просидел в четырех стенах и теперь хочу немного размяться. Что скажете насчет прогулки и небольшого урока фехтования?

Голубые глаза Эвана радостно загорелись. Получить урок фехтования от такого мастера, как его дядюшка… об этом можно было только мечтать! Оглянувшись на мать, он вдруг нахмурился:

– Но мы не должны оставлять матушку одну сразу после приезда!

Уилл бросил на брата презрительный взгляд.

– Ты, сопляк, можешь прохлаждаться здесь, если хочешь, но уж я-то не упущу свой шанс пофехтовать с дядей Фрэнсисом.

Эвану этого было достаточно. Отбросив все сомнения, он помчался в конюшню просить, чтобы побыстрее седлали лошадей. Когда Джеймс и Дженет остались одни, он отвесил жене шутливый поклон.

– Сударыня, не подняться ли нам наверх, чтобы хорошенько… гм… отдохнуть?

Взяв жену под руку, Джеймс повел ее вверх по ступенькам в свою спальню. Когда за ними закрылась дверь, он повернулся к ней с тем самым взглядом, от которого у нее всегда учащалось сердцебиение.

– Мне и в самом деле не мешало бы умыться с дороги… – начала Дженет.

– Успеется, – нетерпеливо перебил Джейми, схватив ее за плечи и прижимая к себе.

Его губы накрыли ее рот – нежные и требовательные, говорящие о чувствах, которые он никогда не решался выразить вслух. Вот они скользнули вниз по ее шее к плечу. Дженет прижалась к мужу, дрожа от нетерпения. Ее тело сразу пробудилось, откликаясь на могучий зов магии, всегда существовавшей между ними. В спешке, мешая друг другу, они принялись вместе расстегивать пуговицы на ее платье.

– Не могу сосчитать, сколько раз я воображал тебя рядом с собой, вот так, – хрипло прошептал Джеймс. – Только эта мечта и спасла меня в тюрьме от безумия. Всякий раз, как на меня нападали ненависть и страх, я начинал воображать, как мы с тобой занимаемся любовью. – Он тихонько рассмеялся. – Боже милостивый, охрана, должно быть, считала меня умалишенным: я сидел в этой адской дыре с улыбкой счастья на лице!

Платье соскользнуло с ее плеч и упало на пол, где и пролежало целый час, смятое и забытое, пока мужчина и женщина праздновали возвращение своей любви…