В огне страсти

Глава 2

Хирурги засновали по операционной, желая убедиться, все ли готово к операции. Мистер Радклифф бросил беглый взгляд на пациента и обратился к сестрам:

— Софи, это профессор Ионхер Максимилиан ван Остервельд — он будет оперировать сегодня утром. — И повернулся к высокому человеку рядом с собой: — Макс, это мисс София Гринслейд, старшая операционная сестра.

Представленные посмотрели друг на друга из-под масок. Красивые ореховые глаза Софи, широко раскрытые от удивления, встретились с его холодными голубыми. Она сказала что-то, должно быть какой-нибудь пустяк, — вернее, пробормотала. Ионхер ван Остервельд спросил ее:

— Как дела?

По голосу чувствовалось, что, в сущности, это его не очень-то интересовало, так, чистая формальность, не более. Через мгновение он повернулся к пациенту.

У Софи не было времени размышлять, почему сердце ее так колотится и горят щеки. Годы медицинской практики и дисциплинированность помогли ей преодолеть смятение; она подала Биллу Эвансу баночку с тампонами, а мистеру Радклиффу — большую стерильную простыню, которую хирурги расстелили с тщательностью заботливой хозяйки, покрывающей стол своей лучшей скатертью. Простыня полностью укрыла безмолвного больного, оставив лишь маленький участок кожи, предназначенный для разреза. Сидя за столиком, уставленным всевозможными баночками с тампонами, заложенным стопками полотенец и рядами зажимов, Софи спокойно ожидала начала операции.

— Приготовьтесь, — сказал анестезиолог.

Софи была и без предупреждения готова, в любой момент ожидая команды: «Начинайте, сестра». На столике в нужной последовательности разложены скальпели, тампоны, салфетки и зажимы для артерий. Наконец такая команда была получена. Мистер Радклифф протянул руку за скальпелем, и Софи предоставила Биллу заниматься мышцами. Она быстро оглядела операционную. Штат медсестер был отлично подобран — все прилежно выполняли свою работу. Она кивнула по очереди каждой из сестер, брови ее были подняты. Все до одной внимательно следили за ней. За спиной Софи услышала шепот:

— Молокосос!

Включили свет. Софи передала Биллу стерильный наконечник. Молодой хирург выглядел взволнованным, так как, похоже, ему нечего было делать. Он с удовольствием взял наконечник, обрадованный, что опять вовлечен в работу. Софи проверила зажимы и иглы, предназначенные для зашивания кишок, промыла и продезинфицировала использованные щипцы, подала их хирургу, потом взглянула на Ионхера ван Остервельда. Он смотрел перед собой, мягко пальпируя кишечник. Всем своим видом доктор давал понять, что глубоко поглощен этой деликатной задачей. Наконец он перевел взгляд на мистера Радклиффа:

— Я думаю, стоит попытаться, — как вам кажется?

Софи проследила, как мистер Радклифф проделал то же, что и Остервельд, и кивнул. Она поймала на себе взгляд одной из сестер и молча опустила глаза. Сестра наполнила банки свежим соляным раствором и отошла за новой его порцией: операция обещала быть долгой. Скоро надо будет поменять ваколитер; Софи подняла вверх палец, и младшая сестра быстро отправилась за стерильными инструментами. Хирурги работали в унисон, тихо переговариваясь между собой. Голландец рассекал скальпелем ткани с изящным мастерством; Софи опять подняла палец — сестра подошла к краю стола, в руках она держала лоток, чтобы принять результат кропотливой работы голландского хирурга. Он прогнулся назад, разминая свою длинную спину, потом опять склонился над пациентом. Раздался голос мистера Радклиффа:

— Ты слишком высокий, Макс, по меньшей мере шесть футов. Жаль, не можешь поделиться с Софи и дюймом. Ей приходится стоять на скамейке — ты бы понял, о чем я говорю, если бы увидел ее стоящей на земле.

— Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду; мне уже приходилось видеть ее в натуральную величину. — Он взял из рук Софи атравматическую иглу, даже не посмотрев на сестру.

— Вы уже встречались? Где?

— На улице, вчера вечером, но мы… э… не представились друг другу.

Софи казалось, он смеется над ней из-под маски. Она резко спросила:

— Какой номер кетгута вы будете использовать, сэр?

Он приступил к длительной имплантации, не отрывался от работы и на вопросы Софи отвечал теперь другим тоном — в нем больше не слышалось веселых ноток. На протяжении всей операции хирурги разговаривали между собой, к ним присоединился даже Билл, но Софи в разговор они так и не вовлекли. Когда все было закончено и больного вывезли из операционной, мистер Радклифф усталым голосом предложил пойти и выпить по чашке кофе перед следующей операцией.

— Спасибо за помощь, сестра, вы очень хорошо справляетесь со своей работой, — сказал голландец.

Мистер Радклифф оглянулся в дверях:

— Да, конечно, она молодец. Софи, пойдем с нами пить кофе — мне надо поговорить с тобой.

Недоумевая — особых причин для разговора как будто не было, — она повиновалась. Операционная была приведена в порядок по всем правилам, предписываемым персоналу. Все было готово для очередной операции. Софи повела хирургов в свой кабинет. Они учтиво подождали, пока Софи сядет за стол, и только потом разместились сами: мистер Радклифф занял еще один имевшийся в ее кабинете стул, Билл Эванс присел на край стола, а голландец удобно устроился на подоконнике. На них все еще были колпаки, резиновые тапочки и плотные облегающие фартуки; едкий запах резины наполнил маленькую комнату. Своеобразный вид хирургов дополняли также расстегнутые рубашки без галстуков и засученные рукава, но Софи, ко многому привыкшая за годы работы в больнице, не обращала на это внимания. Она налила кофе в кружки с веселым рисунком, подаренные ей сестрами к Рождеству, насыпала в каждую из них изрядную дозу сахара и раздала гостям этот бодрящий напиток, предложив к нему, почти по-матерински, диетическое печенье. Мужчины заговорили о делах, и Софи смогла с легкостью к ним присоединиться. Она с пониманием слушала то, о чем они говорили, и толково отвечала на вопросы. Мистер Радклифф дождался, пока Билл допьет свой кофе, и отправил его с поручением сделать обход больных. Когда Билл ушел, он попросил еще кофе и сказал:

— Софи, я собираюсь в отпуск, месяца на полтора.

Софи, опустив свои удивительно длинные ресницы, молчала.

— Мне советуют немного отдохнуть. Макс любезно согласился поработать за меня в мое отсутствие, по крайней мере первые недели. По чистой случайности его операционная в Утрехте сейчас закрыта для переоснащения.

Софи подлила еще кофе голландцу и тихо спросила:

— Вы нездоровы, дядя Джайлз?

Когда она передавала кружку профессору Ионхеру ван Остервельду, брови его поползли вверх, но Софи делала вид, что не замечает этого. Голландец едва перемолвился с ней несколькими словами, и, подумав, что он вряд ли обратится к ней теперь, девушка повернулась к нему спиной.

Мистера Радклиффа сложно было обмануть. Он видел все: и поднятые брови голландца, и вспыхнувшие щеки Софи, — а потому, не ответив на ее вопрос, сказал следующее:

— Ваши отцы были моими лучшими друзьями, но им так и не пришлось встретиться. А я был крестным отцом у вас обоих, между прочим. — Он откашлялся. — Странно, что вы встретились вот так.

Макс ван Остервельд встал, явно не подозревая, что Софи с интересом наблюдает за ним.

— Да, это очень странно, — сухо согласился он. — Я полагаю, однако, прошло лет десять, а то и более, между этими вашими благими услугами.

— Какое это имеет значение? — воскликнула Софи. — Уже одно это обстоятельство Должно сделать нас… — Она запнулась. Хотела сказать «друзьями», но взгляд, который поймала сейчас на себе, был далек от дружеского — в нем отсутствовал даже намек на теплоту, лишь сквозили насмешка и удивление. От смущения Софи залилась румянцем и, обиженная, нахмурилась. Она была очень благодарна дяде Джайлзу, когда он встал и сообщил, что пора бы им вернуться к работе.

Они работали без перерыва еще два часа. Сестры поочередно выходили на обед. Когда наконец очередь дошла до Софи, было уже начало третьего. Она пообедала, как это нередко случалось, в полном одиночестве, думая о событиях сегодняшнего утра. С их новым хирургом она обменялась лишь парой слов во время перерыва. С ним легко и приятно работать, отметила она про себя, но, похоже, ее расположение к нему мало его интересовало. Она поймала себя на мысли, что, в сущности, ничего о нем не знает, — а может быть, он женат? Или у него есть невеста? Эти мысли расстроили ее и удручили; не очень-то вкусный обед показался просто несъедобным. Она вернулась в операционную.

Не было еще и пяти часов, когда последняя на сегодня операция подошла к концу. Хирурги на ходу сбрасывали халаты и колпаки. Софи и сестры принялись скоблить и мыть операционную. Сестры так старались, что уже через минут десять Софи почувствовала свое дальнейшее здесь пребывание излишним и позволила себе удалиться с дежурства. Она ненадолго задержалась в санитарной, чтобы промыть скальпели и иглы, потом спустилась в свой кабинет. Маленькая комнатка была окутана клубами табачного дыма; дядя Джайлз хитро взглянул на нее:

— Ну что, Софи, выпьем по чашке чаю?

— Да, дядя Джайлз. Подождите минутку, я мигом, — тихо сказала она и вышла.

В ее крошечной кухоньке всегда кипел чайник, поэтому заварить чай было для нее делом нескольких минут. Софи принесла поднос и разлила чай по чашкам. Выглядела она расстроенной. Голландец стоял у окна. Его широкие плечи мешали свету проникать внутрь, а поистине исполинский рост делал ничтожными все предметы, окружавшие его.

— Вы ведь тоже будете пить с нами чай, сестра? — равнодушно спросил он, на что Софи раздраженно ответила:

— Нет! — И, чтобы это звучало не так грубо, прибавила: — Благодарю вас. Мне пора идти.

Голландец ничего не ответил, а только нагнулся к столику, налил чай и протянул ей чашку. Не в силах отказать ему, Софи приняла ее из его рук. Он сел за ее стол и вытянул свои длинные ноги.

— Это займет не больше минуты; вы пожалеете, что пропустили такой чай, — сказал он ласково, как будто не заметил ее резкого тона.

Софи устремила взгляд в свою чашку, рассерженная на себя из-за того, что краснеет. Мистер Радклифф, заметив это, поставил чашку на стол и спросил:

— При каких обстоятельствах вы встретились?

Софи не отвечала, и Ионхер ван Остервельд вкратце рассказал, как было дело. Она слушала его низкий голос и удивлялась тому, как легко он мог все обращать в шутку. Всю вину за случившееся он, правда, взял на себя. Софи стало слегка не по себе, но она вдруг вспомнила, как он назвал ее «любезной мадам». От этих воспоминаний ее щеки вспыхнули вновь. Они покраснели еще больше, когда она, отважившись взглянуть на него в момент разговора, встретилась с его глазами — по ним было видно, что обстоятельства их встречи немало его позабавили.

Ее крестного отца история их с голландцем знакомства, казалось, тоже изрядно развеселила, и он в свою очередь с жаром пустился рассказывать разные смешные эпизоды из собственной жизни. Билл воспользовался моментом и наклонился к Софи.

— Сестра Гринслейд, вы не забыли, что пригласили меня на ужин в субботу? — торопливо спросил он. — Вы не передумали?

Софи тепло улыбнулась:

— Конечно нет. Приходи пораньше, и мы сыграем в монополию или в канасту после ужина.

Она поднялась, намереваясь уйти. Мистер Радклифф прервал свою негромкую беседу с голландцем.

— Твоя тетя, Софи, ждет вас всех в воскресенье, она просила меня напомнить тебе об этом.

Софи стояла в дверях, очень изящная в голубом халате и колпаке, который не сняла, даже когда пила чай, сидевшем на ее аккуратной головке как чудесная бабочка. Все трое пристально наблюдали за ней. Она посмотрела на своего крестного:

— Спасибо, дядя. Мы с удовольствием зайдем к вам. Нам будет очень вас недоставать во время вашего отпуска. — Она улыбнулась, попрощалась тихим, приятным голосом и бесшумно закрыла за собой дверь.

Операционная сверкала; Софи немного поболтала с сестрами и отпустила их. Потом пошла переодеться в гардеробную, откуда вышла не менее изящной, чем была в своей рабочей одежде. На ней ладно сидел очень милый твидовый костюм — его интенсивная зелено-коричневая расцветка была ей на редкость к лицу. Такого же мнения, видимо, придерживался и мужчина, бесшумно проследовавший за ней от операционной до лестничной площадки.

— Вас подвезти? — выдал он свое присутствие.

— Нет, спасибо, — ответила Софи до того, как успела пожалеть об этом. Было бы совсем недурно прокатиться в «бентли». — Я живу недалеко, — раздраженно прибавила девушка, — и вы отлично это знаете, — она сделала паузу, — сэр.

— Мне кажется, я вас сильно задержал своим чаем. Дайте же мне возможность расплатиться с вами.

Он прошел с ней к выходу, похоже уверенный в том, что дальнейшие события будут разворачиваться по его сценарию. Они попрощались с Праттом — главным швейцаром, и Софи вышла через тяжелую массивную дверь, которую голландец услужливо для нее открыл. Она хотела сказать, что предпочитает ходить пешком, но слова неожиданно застряли в горле. Софи не помнила, как она очутилась в машине. Хотя искушение расслабиться и погрузиться в уют кожаного кресла было велико, она так и не поддалась ему, продолжая сидеть прямо, как на приеме, и смотреть перед собой, словно никогда не видела улиц, по которым проезжала. Он посмотрел на нее, когда они свернули на ее улицу:

— Ваше дежурство длится не круглосуточно или, может быть, я ошибаюсь?

Ее сердце екнуло.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — выпалила она.

— Вы отлично все понимаете. Когда-нибудь мы еще вернемся к этому, а пока сядьте поудобней, не стесняйтесь, даже если нам ехать всего ничего. Должен признаться, я удивлен. Мне казалось, что вы благоразумная молодая особа.

Софи ощутила приступ гнева — зачем ему опять понадобилось ставить ее в глупое положение?

— Понятия не имею, о чем вы говорите, — сухо ответила она. — Я такая же женщина, как и тысячи других.

Машина остановилась перед ее домом; он протянул руку, чтобы открыть ей дверь.

— Нет, вы не правы, вы не похожи на других женщин. — Он придержал дверь. — Кстати, вы не считаете, что Билл Эванс слишком молод для вас?

Софи собралась было выйти, но сделала неловкое резкое движение и оказалась в еще более неловком положении — он был теперь так близко, что их щеки соприкоснулись. От волнения у нее перехватило дыхание, но она все-таки нашла в себе силы проговорить:

— Я знаю Билла уже несколько месяцев, вас же встретила только вчера, Ионхер ван Остервельд. И совершенно не понимаю, что вам от меня нужно… Спокойной ночи.

— Ах да, это тоже предстоит еще обсудить, не так ли? Спокойной ночи, — раздался из вечерних сумерек его тихий голос.

Софи стояла на тротуаре с полуоткрытым ртом, наблюдая за тем, как большая машина медленно исчезает в сгущающихся сумерках, затем закрыла рот, прищелкнув языком, и вошла в дом. Впереди у нее целых два выходных, и это здорово. Ее дежурство в субботу, а в субботу нет никаких плановых операций, только по неотложке, из хирургов — только дежурный. Она не увидит этого самонадеянного голландца аж до понедельника.

Пенни ждала ее в прихожей, сидя на ступеньках лестницы, обложившись учебниками. Она вскочила с места, лишь только Софи захлопнула за собой дверь.

— Я слышала звук машины, Софи, он подвез тебя? Он тебя ждал, да? Как он узнал, где ты? — Она прервалась, чтобы восстановить дыхание. — Откуда он приехал? — продолжала она, спускаясь вниз по лестнице.

Софи расстегнула жакет и села рядом с сестрой, скидывая для большего удобства туфли.

— Он — хирург, который заменит дядю Джайлза, пока тот будет в отпуске, — равнодушно ответила Софи.

Пенни прижалась к сестре и обняла ее:

— Софи, как тебе повезло! Ты ему нравишься? О, это бесспорно — ты всем нравишься. — Она помолчала. — Дядя Джайлз опять уходит в отпуск? Но ведь он был в отпуске где-то месяц назад. Они с тетей Верой только в сентябре вернулись, если я не ошибаюсь.

Софи предпочла остановиться на втором вопросе Пенни.

— Дядя Джайлз нездоров — я думаю, мы еще услышим об этом, когда пойдем к ним в воскресенье. Его с тетушкой не будет полтора месяца.

Какое-то время Пенни была поглощена этой новостью, но потом опять вернулась к тому, что ее куда больше интересовало:

— Ты ничего не рассказала мне о нем — это ужасно интересно. Что он собой представляет, как его зовут, он влюбился в тебя?

Этот вопрос заставил Софи рассмеяться.

— Ты что, дорогая, конечно нет! Он почти не разговаривал со мной в операционной, но так случилось, что мы освободились почти одновременно. Вот он и решил меня подвезти, только и всего. Мне показалось, что он хирург хоть куда, а зовут его профессор Ионхер Максимилиан ван Остервельд. — Она посмотрела на сестру и опять рассмеялась.

— Профессор, — задумалась Пенни, — да еще с таким именем… Он, должно быть, уже не так молод. У него есть седые волосы?

— Да, — отвечала Софи. — Он зачесывает волосы назад без пробора. У него очень высокий лоб и черные, как грозовые тучи, брови. А глаза светло-голубые…

Она прервалась, поймав на себе пристальный заинтересованный взгляд сестры, и проворно поднялась.

— В субботу к нам придет Билл, так что будь добра приготовить уроки заранее — он не обязан каждый раз помогать тебе с математикой.

Пенни захихикала.

— Конечно, не обязан, но он такой милый, правда? И я ему тоже нравлюсь, — констатировала она без всякого тщеславия и, задумавшись, добавила: — Мне скоро шестнадцать.

— Да, дорогая моя, — отозвалась Софи, — Биллу двадцать два, и он очень даже неглупый парень. Года через три, когда ты подрастешь, он поймет, кто ему больше нужен.

Сестры, улыбаясь, посмотрели друг на друга, а Софи подумала про себя: как это все-таки странно, Пенни почти на одиннадцать лет моложе нее, но уже прекрасно знает, кто ей нужен и чего она хочет. Остается только надеяться, что Билл дождется того времени, когда Пенни станет взрослой. Она обняла сестру и сказала:

— Идем-ка ужинать. До субботы я свободна; завтра хочу пойти в «Хэрродс» — тебе нужно зимнее пальто. Если пригляжу там что-нибудь приличное, да еще по приличной цене, то через неделю мы пойдем туда вместе и купим тебе обновку.

Они пошли на кухню, обсуждая на ходу достоинства ирландского твида и его преимущества перед добротным, но тяжеловатым твидом от Харриса.

Ранним воскресным утром Софи шла на дежурство. Улицы были безлюдны. В операционной тоже царила тишина. Как бы ей хотелось, чтобы сегодня не было операций, хотя бы в первой половине дня, — а в час она уже свободна. Ей еще нужно успеть заскочить к дяде Джайлзу. С ней дежурили две младшие медсестры; пока они наводили порядок в шкафчиках с лечебными препаратами и инструментами, Софи проводила учет инвентаря. Потом сестры принесли ей кофе, а сами ушли на перерыв. С их уходом в операционной вновь воцарилась тишина; Софи собрала в стопку все карты, формы и справки и аккуратно отложила их в сторону. Ей было скучно. Она сидела унылая и подавленная. Пришел Том Каррадерз. Он задумчиво посмотрел на нее, но так ничего и не сказал. Зазвонил телефон, попросили подозвать Тома. Том выслушал настойчивый голос на другом конце провода и сказал:

— О Боже, Билл, именно тогда, когда я собрался просмотреть воскресные газеты. Ладно, сейчас спущусь. — Он положил трубку и повернулся к Софи. — Превосходно! Вас можно покинуть на двадцать минут? Я должен идти контролировать малыша Билла, он на редкость ненадежен.

Утреннего покоя как не бывало. Четкая жизнь операционной под руководством Софи закипела вновь. Небольшая операция — и в 12.30 пациент возвратился в палату.

А в половине второго Софи уже стояла у дверей милого старого дома мистера Радклиффа, в котором он жил с тех пор, как она его помнила. Дверь открыла Мэтти — пожилая горничная, одетая, как и прежде, в свой неизменный чепчик и фартук. Они оставались точь-в-точь такими же, как и тридцать лет назад, когда Мэтти только начинала работать у дяди. Вид у нее был чопорный, но Софи она улыбнулась и сказала то, что обычно говорила каждое воскресенье:

— Как раз вовремя, мисс Софи. Кухарка уже накрывает на стол.

Софи улыбнулась в ответ и справилась у старушки о ее больной ноге, пока та помогала ей раздеваться. Оставшись в прихожей одна, она подошла к старомодному зеркалу, висевшему на стене, и внимательно себя оглядела — лицом своим она осталась не особенно довольна. Поспешно поправила прическу и провела пальцем по ровным изгибам своих бровей.

— Рисуем лилии? — послышался голос — его голос!

Софи вздрогнула от неожиданности. Как хорошо, что на ней вязаная кофточка, которая очень ей идет. Она стремительно повернулась к нему.

— Вы не должны так пугать людей, — строго сказала она. — Пожалейте их нервы. — Ее голос казался похвально ровным, чего нельзя было сказать о пульсе.

Они стояли не двигаясь и глядя друг на друга.

— Очень хорошо, — проговорил он, — вы не ожидали застать меня здесь? — Он смотрел ей прямо в глаза. — Вижу, что нет. Видите ли, ваш дядя Джайлз — это и мой дядя Джайлз тоже.

Софи искала что ответить; ее слова должны были показаться чем-то разумным, остроумным или по крайней мере обворожительным; но, как назло, на ум ей ничего не приходило, и, что еще хуже, он знал об этом. Она посмотрела на него — он злорадствовал.

— Ваша тетушка послала меня за вами, — спокойно заговорил он. — Вы готовы?

Они молча миновали прихожую. У Софи в голове застряла его фраза о лилиях. Бесспорно, он подшучивает над ней; она не должна обольщаться относительно своей внешности.

Макс ван Остервельд приоткрыл дверь в гостиную и, смеясь, сказал ей:

— Я уверен, что никто еще не называл вас лилией.

Он широко распахнул дверь, и глазам ее предстало весьма учтивое общество, нетерпеливо ожидавшее ленч.

Компания разместилась за роскошным обеденным столом из красного дерева персон на десять. Софи посадили рядом с дядей Джайлзом; Макс ван Остервельд сидел за другим концом стола между тетей Верой и Пенни. Было видно, что они уже успели подружиться. Софи оторвала от них взгляд и посмотрела на своего крестного — он нарезал говядину с мастерством первоклассного хирурга.

Софи подала дяде тарелки и тихим голосом, который тонул в гуле других голосов, спросила его, куда они с тетей собираются ехать отдыхать.

— В Дорсет, моя дорогая, у Макса там премилый загородный домик, вдали от людской суеты, он останавливается там, когда приезжает в Англию. Мы с тетей можем находиться там сколько пожелаем. Завтра мы уезжаем. Потом планируем поехать в Голландию и немного погостить у Макса, но все зависит от того, сколько времени мне понадобится, чтобы восстановить здоровье, и как долго Макс здесь еще пробудет.

Он посмотрел на ее встревоженное лицо и быстро проговорил:

— Моя дорогая, не надо беспокоиться. Уверяю тебя, для этого нет решительно никаких оснований — просто мое сердце слегка утомилось, только и всего. Хороший отдых мне не повредит.

После ленча тетя Вера и бабушка Гринслейд удалились в гостиную на свои еженедельные посиделки, дядя Джайлз заговорил с Максом ван Остервельдом о делах, потом он, правда, повернулся к детям и намекнул на то, что в его саду полно спелых яблок. Пенни и Бенджамин, незамедлительно вняв предложению дяди, помчались в сад. Софи неохотно последовала за ними. Но прошло каких-то десять минут, и Софи с увлечением принялась собирать урожай — вскоре она сидела на самом удобном суку дерева с наполненной до половины корзиной и ела яблоко. В саду было чудесно; осеннее солнце еще грело, да и яблочный аромат вызывал самые приятные ощущения. Софи вздохнула, вообразив себе на минуту, как это, должно быть, прекрасно — оставить дела и мчаться по стране в сверкающем «бентли». Она собралась было предаться мечтам о владельце машины, как услышала под деревом его голос — лицо ее немедленно залилось краской.

— Это ваши туфли? — спрашивал голос.

Софи скрючила пальцы и запрятала их подальше в чулки.

— Мои. Я не хотела их портить.

— Давайте слезайте и надевайте свои туфли, а я дособираю за вас оставшиеся яблоки, идет?

Пенни и Бенджамин, уже изрядно нагруженные яблочной добычей, присоединились к нему. Софи, не желая, чтобы ей помогали спускаться, спрыгнула со старого дерева. Ей следовало быть осторожней — сорвавшись с дерева, она не очень-то мягко приземлилась. Теперь Софи сидела, потирая ногу, и смотрела наверх, а он, соблюдая равновесие, стоял на крепком суку яблони и сбрасывал плоды вниз. На дереве он казался просто гигантом, но это обстоятельство ничуть не умаляло его изящества. Когда корзина была полна, ее отнесли в гостиную, где дядя Джайлз смотрел телевизор. Вниманием его завладел ковбой, который с невиданной доселе энергией в одиночку удерживал толпу разъяренных индейцев. Дядя на миг оторвался от экрана и предложил гостям тоже присоединиться к увлекательному зрелищу. Вскоре в комнате наступила тишина, изредка нарушаемая телевизионными баталиями. Зазвонил телефон. Дядя Джайлз нахмурился и убавил звук телевизора. Софи, ближе всего сидевшая к телефону, сняла трубку. Это звонила медсестра из их отделения.

— Софи, произошел несчастный случай на дороге. У мужчины — повреждение внутренних органов. Пострадавшего должны доставить в операционную в половине шестого, но дело в том, что недавно к нам дозвонился больной, который настаивает, чтобы его операция на брюшной полости была проведена первой. Мистер Каррадерз выехал на место аварии.

Софи посмотрела на часы — почти половина пятого.

— Отложим-ка пока эту операцию с брюшной полостью, сестра Купер, и займемся подготовкой к экстренной. Позаботьтесь обо всем, что потребуется для возможного удаления почки и селезенки, а также о том, чтобы было готово рентгеноконтрастное вещество для пиелографии. — Она на миг задумалась. — И еще несколько пузырей. Винсент на месте?

— Да, сестра, — быстро отозвался голос в телефоне, — она пьет чай.

— Хорошо. Кончайте скорее с чаем и приготовьте все, что я вам сказала. Я скоро приеду. Пока.

Раньше, чем она успела повесить трубку, до нее донесся голос Пратта:

— Сестра Гринслейд, мистер Каррадерз хочет поговорить с вами.

Обычно тихий голос Тома звучал сейчас громко и настойчиво:

— Софи, Макс ван Остервельд у вас?

Софи окинула взглядом комнату; голландец-великан, развалившись в кресле, смотрел на нее. Она подозвала его и сказала в трубку:

— Да, он здесь.

Он подошел к телефону. Софи собралась было отойти, но он схватил ее за руку и задержал:

— Нет, останьтесь. Возможно, это касается и вас тоже.

Он молча все выслушал и наконец сказал:

— Нам лучше прооперировать ее первой. Мы будем через пять минут. Нет, ничего страшного. Рад, что могу помочь. Думаю, мы еще поладим.

Макс продолжал держать Софи за руку — она старалась не замечать этого, пока он наконец не заговорил:

— Там привезли двенадцатилетнюю девочку — она ранена в живот по крайней мере шестью ударами ножа. Каррадерз сейчас занят подготовкой резерва. Первой будем оперировать девочку; я думаю, это займет немало времени, так что им с их случаем придется немного подождать.

Он говорил так тихо, что только одна Софи могла его слышать. Потом подошел к мистеру Радклиффу. Пока Софи надевала пальто, голландец неторопливо со всеми прощался — он выглядел озабоченным. Когда Софи тоже подошла попрощаться, она краем уха услышала, как Макс пообещал Пенни и Бену зайти к ним в среду. Ей не терпелось узнать об этом поподробнее, но надо было торопиться. Они подошли к гаражу, где их ждал «бентли», сели в машину и быстро поехали по тихим улицам. Наконец Макс припарковал машину возле больницы и направился к пациентке, а Софи заспешила наверх в операционную. Прошло несколько минут, и Софи, уже в халате и маске, протирала инструменты, разложенные сестрой Купер. У них оставалось еще пять минут. Винсент, младшая медсестра, была уже готова, но продолжала нервничать. Она, видимо, забыла, что у нее есть надежная опора — Софи. Софи подошла к своим тележкам и все внимательно проверила — заправлены ли иглы нитками и в порядке ли скальпели. Внезапно ее осенило, что она не знает, кто будет ассистировать при операции. Каррадерз занят со своим резервом; два других консультанта уехали на уик-энд; заведующего отделением, видимо, тоже не было в городе. Но тут дверь распахнулась, и Софи увидела санитаров, которые ввезли в операционную раненую девочку, а также доктора Уокера — старшего анестезиолога, вкатившего в операционную свою тележку.

— Здорово, сестрица, — вскользь сказал он Софи и занялся своими цилиндрами и трубками.

Она очень любила его — он был совершенно невозмутим и очень уверен в себе.

Вошли хирурги; вторым шел Билл — он выглядел взволнованным и даже немного испуганным. Она улыбнулась ему из-под маски — об этом свидетельствовали морщинки у ее глаз. Он взял щипцы, которые она протянула ему, и стал ждать, пока Макс ван Остервельд исследует маленькое тельце, лежавшее перед ними.

Они занимались с девочкой уже два с половиной часа — работа была кропотливой и не допускала спешки. Ван Остервельд, не прерываясь, о чем-то тихо говорил с Биллом, и Софи видела, как последний под чутким и умелым руководством старшего коллеги освободился от чувства напряженности, прежде сковывавшего его.

Хирурги молча проследили за тем, как Софи и сестра Винсент занимаются заранее приготовленными тампонами, — операция близилась к концу.

— Когда кончаешь, Уокер? — спросил ван Остервельд, накладывая швы.

— Все идет превосходно — она, должно быть, крепкая малышка. Однако ей нужно еще немного крови. Сколько еще вам потребуется времени?

— Минут пять. — Билл, ассистируя голландцу, помог ему отрезать кетгут и положил оставшиеся нитки на тележку Софи. — Сегодня мы остались без чая, не так ли? — поймав на себе взгляд Софи, спросил Билл.

На вторую операцию ушло столько же времени, сколько и на первую, пострадавшему пришлось удалять селезенку и почку. Несмотря на то что в перерыве Софи удалось наскоро перекусить, она чувствовала себя усталой. Медсестру Винсент она с дежурства отпустила, и сестре Купер пришлось работать за двоих. Штат ночного дежурства был таким малочисленным, что было совершенно невозможно позаимствовать из него хоть одного сотрудника. Операционная ортопедического отделения тоже все еще работала. Ну ничего, они как-нибудь справятся и без посторонней помощи. Операция закончилась около одиннадцати, и пациента увезли в отделение реанимации — хирурги последовали за ним, так как хотели еще взглянуть и на девочку. Софи и сестра Купер принялись за ворох использованных инструментов — игл, скальпелей и тому подобного. Дежурный санитар мыл полы в операционной. Через час Софи, простившись с сестрой Купер в конце коридора, юркнула как мышка в темный проход, спустилась по лестнице, попрощалась со знакомым санитаром, толкнула вращающуюся дверь и исчезла за ней. Ионхер ван Остервельд стоял на самом верху наружной лестницы, облокотясь о железную балюстраду. Он придержал Софи за локоть, когда она проходила мимо, и они вместе спустились к его машине. Она с удовольствием опустилась в мягкое кожаное кресло и, утонув в нем, устало вздохнула.

— Ну как они? — спросила Софи, когда машина тронулась. — Вы были там все это время? — Она покраснела, смутившись своего вопроса.

— Не знаю, как с девочкой, но с мужчиной пока все в порядке. Вам всегда приходится оставаться по ночам, чтобы убираться в операционной. Неужели этим не может заняться ночная дежурная бригада?

Она ответила, что все сестры загружены сверх меры и у них хватает своих забот. И в свою очередь спросила:

— Вы не… я хочу сказать, вы не ждали меня, правда?

Он повернул голову и посмотрел на нее.

— Нет, это не правда.

Она ждала, пока он скажет что-нибудь еще, но он молчал. Но вот наконец машина остановилась у ее дома — тишина вокруг была абсолютная.

— Не знаю, как и благодарить вас, сэр. Это очень мило с вашей стороны. Но я уже привыкла возвращаться одна с ночных дежурств. И совсем не чувствую себя одинокой и напуганной в позднее время, — призналась она.

Софи собралась уже было открыть дверь, но он остановил ее:

— Есть ли в доме кто-нибудь, кто напоит вас горячим чаем?

При этом вопросе у нее вырвался короткий смешок; она увидела его удивленно поднятые брови.

— Простите, не хотела вас обидеть, но, признаться, мне еще не доводилось встречать в своей жизни старшего хирурга-консультанта, так трогательно заботящегося о горячем чае для медсестер.

Он помог ей выйти из машины, проводил до дому, взял из рук ключ и открыл дверь. В прихожей горел свет. Софи прошла мимо него, шагнула через порог и обернулась.

— Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи, мисс Гринслейд. Я допустил сегодня ошибку, говоря о лилии. Вам вовсе не нужно себя приукрашивать.

На следующее утро Софи проснулась рано, стряхнула с себя остатки тяжелого сна и нелепых видений о лилиях. Пора быть серьезной и благоразумной, ведь она уже не легкомысленная молоденькая дурочка, а взрослая женщина, на ее плечах груз ответственности перед семьей, она слишком занята для пустого флирта. Софи была удивительно ловкой и умелой в этот день в операционной, а во время перерыва удалилась по вымышленным ею же самой поручениям.

Для нее не составляло труда находить предлоги, лишь бы не оставаться с ним наедине. Она поздно пошла обедать и быстро вернулась. Список назначенных на сегодня операций был невелик; они вполне смогут уложиться до пяти часов, если, конечно, не сделают перерыва на чай. Оставалась последняя операция, когда Ионхер ван Остервельд объявил перерыв. Но даже теперь Софи оставалась верна себе — она отпустила сестер, чтобы те приготовили чай, а сама осталась в операционной, несмотря на то что ей там нечего было делать. Пять минут спустя в дверях операционной появился ОН, посмотрел на нее со своей обезоруживающей улыбкой и бархатным голосом, которому невозможно было не повиноваться, проговорил:

— Ваш чай стынет, сестра.

Она хотела сказать, что не хочет никакого чая, как вдруг поймала на себе любопытные взгляды трех сестер, работавших с ней в операционной, — они отложили работу и приготовились созерцать сцену ее укрощения. Когда она шла с ним по коридору, то не без ехидства думала о том, что он уже успел стать этаким симпатягой чуть ли не для всего их персонала. Правда, потом ей все-таки стало стыдно за такие мысли. В конце концов, он к ней прекрасно относится, да и с Биллом у него сложились вполне приличные отношения. И все-таки слишком уж он самоуверен и слишком много себе позволяет!

Софи вошла в кабинет к доктору. Комната была до того мала, что Уокеру с Биллом пришлось приподняться, давая ей протиснуться к стулу. Она тут же присоединилась к их разговору и вскоре подивилась тому, насколько он занимал ее. Ей вовсе не стоило избегать его при людях. Вдруг Софи поняла: Билл что-то ей говорит.

— Извини, Билл, но я не расслышала.

Он слегка покраснел.

— Я только хотел узнать, не возражаете ли вы, если мы с Пенни поедем в субботу в Хэмптон-Корт? — Он покраснел еще сильнее; два других врача прекратили разговаривать и стали прислушиваться к тому, что говорит Билл. — Часам к шести она уже будет дома, — заключил он. Что-то скаутское было в этой его фразе.

Софи мягко улыбнулась ему:

— Конечно, я не возражаю, Билл. Ты можешь остаться и на ужин, если захочешь. К тому же ты единственный, кто может помочь ей с тригонометрией.

Удовлетворившись таким ответом, он встал и пошел на кухню за подносом, чтобы принести еще чаю.

Софи, заметив, что Ионхер ван Остервельд пристально следит за ней, принялась изучать расписание отгулов, лежащее на столе, до тех пор, пока не нашла в себе силы встретиться с ним взглядом. Увидев выражение его лица, Софи резко вскинула голову — он ехидно улыбался. К счастью, в разговор вмешалось доброе провидение в облике доктора Уокера.

— Этот парень станет когда-нибудь отличным мужем для Пенни, — спокойно сказал он. — Билл не из тех, у которых по семь пятниц на неделе. — Он посмотрел на Софи. — Но это будет уже после твоей свадьбы, да, Софи, сколько тебе лет?

Она не обиделась на доктора Уокера; она знала его уже несколько лет — он всегда был прямым и откровенным.

— Я еще не встретила человека, который хотел бы сыграть со мной свадьбу, доктор Уокер. Да, мне скоро двадцать шесть.

— Ах ты Боже мой, Софи! Тебе совсем не дашь столько! Люк должен закончить обучение года через два, да? Так вот, попроси его, чтобы он постарался получить место в нашей больнице. Он подменит тебя, пока ты будешь в круизе…

— В круизе! — Софи рассмеялась. — Я поеду в круиз искать себе мужа. Пожалуй, поразмыслю об этом на досуге. — Она встала. — А пока что меня ждут мои скальпели, — сказала она и, избегая взгляда ван Остервельда, юркнула в дверь.

Все операции на сегодня были закончены, и Софи, сидя в своем кабинете, свежая и изящная в сине-белой униформе, записывала в специальную тетрадь отчеты об операциях. Хирурги уже ушли. Операционная блестела, опять готовая принять экстренных больных. Младший медицинский персонал их отделения был на дежурстве, а Софи уже собиралась домой, оставалось только покончить со своими записями. Она услышала шаги в коридоре — кто-то остановился у двери в ее кабинет.

— Войдите, — сказала она и, когда дверь открылась, продолжила: — Только не говорите мне, что у вас экстренный случай аппендицита и вам нужна…

Софи подняла глаза и увидела профессора — он стоял прислонившись к двери, со слегка наклоненной к плечу головой, и ей казалось, она созерцает миниатюру под названием «Щеголь на досуге».

— Ваше дежурство закончилось, сестра? — спросил щеголь, не двигаясь с места.

Софи насупилась.

— Да, — резко ответила она, — закончилось, но у меня еще есть эти тетради, которые необходимо заполнить. Не могу же заниматься этим в операционной. — В ее голосе слышался сарказм.

Маска равнодушия застыла на его лице. Она посмотрела на него и подумала, что, должно быть, он считает ее нерасторопной.

— В таком случае не буду более вас задерживать. Я только хотел сказать, что пригласил в эту среду Пенни и Бенджамина покататься. Я решился сделать им такое предложение после того, как случайно услышал, как малыш Эванс просит вашего разрешения погулять с Пенни. А что, чем я хуже него?

Слушая его спокойный голос, она подумала, что на его фоне выглядит сварливой теткой. У нее тоже был выходной в среду, и она решила во что бы то ни стало уехать из дому в этот день, только чтобы не видеть его. Софи подняла на него глаза — он был сама жизнерадостность и вежливость.

— Как мило с вашей стороны, — проворковала она. — Брат и сестра будут очень довольны. — Софи потянулась к телефону, и голландец, не желая более утомлять ее своим присутствием, сухо простился с ней. Она дождалась, пока стихли его шаги, медленно поднялась, зашла попрощаться с сестрами, переоделась и ушла домой.