Под утро она выглядела просто отвратительно. Темные круги под глазами делали ее лицо усталым, изможденным и блеклым. Не помогла и обильная косметика, которую Софи наложила в надежде на то, что она оживит ее лицо, и, убедившись в ее полной неэффективности — более того, она стала похожа на ведьму, — тут же смыла большую ее часть. Но как ни странно, ее не особо волновала теперь собственная внешность. За завтраком ее засыпали вопросами, касающимися вчерашней вечеринки. Все сестры втайне завидовали ей, но это была белая зависть. Когда она собралась уходить, они выразили ей сочувствие по поводу того, что после всего этого она должна идти на дежурство. Каким-то образом о вечеринке узнали все. Прежде чем отпустить Софи, девушки выведали у нее все: и сколько гостей было приглашено, и кто они такие, и в чем были одеты женщины, и что представляет собой дом Макса. Софи постаралась дать им исчерпывающую информацию, пользуясь при этом своеобразной смесью, состоящей из доступного для сестер английского, выученных единичных слов на голландском и, конечно, жестов.
В операционной Софи была спокойна, как никогда. Когда пришли хирурги, она дожидалась уже в маске и халате. Карел ван Стин первым настиг ее — она везла свою тележку в операционную. Покрутив рычаги на своей машине до тех пор, пока маленькие разноцветные шарики не приняли желаемого для Карела положения в стеклянном окошечке, он завел с Софи праздный разговор о вечеринке, который, судя по ее коротким сухим репликам, не вызывал у нее особого интереса. В операционную вошли наконец Макс и Ян, который следовал за ним по пятам и что-то горячо ему доказывал. Софи натянуто поздоровалась с ними и погрузилась в тишину, стараясь не смотреть на Макса, хотя в этом не было необходимости: он так увлекся работой, что совсем не обращал внимания на нее.
Пока хирурги надевали халаты перед второй операцией, доктор ван Стин, перегнувшись через лежащего на столе пациента к столику Софи, спросил:
— Вы ведь свободны завтра вечером, правда?
Софи бросила на него полный недоумения взгляд и ответила:
— Да.
— Тинеке вчера хотела поговорить с вами, но так и не успела. Она спрашивает, не сможете ли вы встретиться с ней завтра вечером. Дело в том, что она планирует поездку в Спакенбург, а оттуда в Хилверсум, где есть неплохой ресторанчик. Ее машина сломалась, и я решил предложить ей свои услуги.
Софи задумалась над этим неожиданным предложением. Заметив, что она в замешательстве, доктор сказал мягко:
— Я уверен, что мы неплохо проведем там время.
Увидев, что Макс стоит рядом и, натягивая перчатки, внимательно за ней наблюдает, Софи с каким-то особым энтузиазмом, которого она, по правде, не испытывала, ответила:
— А что? Звучит очень заманчиво. Благодарю вас, я обязательно поеду.
На что доктор ван Стин сказал:
— Ну и отлично. — Потом повернулся к Остервельду: — Мы ждем тебя, Макс.
Первая операция прошла гладко, зато вторая началась с неприятностей. Ян обнаружил, что его халат далек от стерильности, пошел переодеться, оставив Софи на время вместо себя. Она чуть было не опрокинула свою тележку, когда держала щипцы Спенсера-Уэллза, ожидая, пока Макс наложит зажимы, — так неудобно пришлось изогнуться. Дальше было еще хуже. Одна из сестер, отступив назад, нечаянно задела ведро с тампонами, стоявшее на полу. Раздался грохот, который в условиях абсолютной тишины операционной прозвучал как гром средь ясного неба. Тампоны, естественно, вывалились, и сестре пришлось, ползая на четвереньках, собирать их. Потом она вместе с Софи пересчитала содержимое ведра. Макс многозначительно игнорировал все, что происходило, продолжая разговаривать с Карелом ван Стином. Хотя он и казался внешне спокойным, Софи чувствовала его раздражение, — более того, у нее было ощущение сродни тому, что испытываешь, получив строгий выговор. Софи очень бы хотелось и самой чувствовать себя обиженной на него, но ничего, кроме профессионального сочувствия, какое может возникнуть в случае, когда самая обыкновенная операция по удалению аппендикса превращается в комедию, которая к тому же еще и затягивается, она не испытывала.
Когда наконец эта злополучная операция закончилась и пациента увезли, Макс стянул перчатки и тихо сказал:
— Пять минут на кофе, сестра. — Потом круто повернулся и, сопровождаемый ван Стином и Яном, быстро вышел из операционной.
Софи подала младшей сестре знак, чтобы та следовала за ними и напоила их кофе, а сама, сбросив халат и перчатки, пошла чистить инструменты. Сестра Виске уже приготовила тележку с инструментами для следующей операции. Но не все было еще готово — во-первых, надо было как следует вымыть операционную, а во-вторых, Софи еще не разобралась с нитками и не разложила столик майо. Видно, в это утро ей придется остаться без кофе. Макс не нарушил своего слова. Ровно через пять минут он был уже в санитарной и чистил вместе с Яном инструментарий. Минуты еще через две в операционной появился доктор ван Стин с пациентом. Усевшись на свой табурет и взглянув из-под маски на Софи, он спросил:
— Вы пили кофе, Софи?
Она покачала головой, продолжая заправлять нитками иглы. Во время операции Софи поочередно кивала то одной, то другой сестре и они, одна сменяя другую, уходили, чтобы выпить свой кофе. Когда с перерыва вернулась последняя сестра, Макс мягко сказал ей:
— Полагаю, это неплохой повод для сестер погулять, сестра София.
Софи ловко подала ему специальный ключ для вправления грыжи и мгновенно парировала:
— Сестры уходили, чтобы выпить кофе, сэр.
Поработав ключом, он передал ей его обратно, потом аккуратно положил скальпель на столик майо и протянул руку, ожидая, пока она подаст ему кетгут. Спокойно, но не без ехидства он заметил:
— Демонстрация против моего невнимания, наверное. — Его глаза блестели так же, как и ее. — Вы могли бы мне напомнить об этом раньше.
Софи протянула ему держатель для игл, и он неторопливо взял его. Она хотела было ответить ему что-нибудь на его последнюю реплику, но вдруг почувствовала, что не может говорить, — комок из слез, затаившийся где-то в глубине горла, душил ее. Она протерла с неимоверной тщательностью держатели для наложения швов, положила их на столик рядом с Яном и вдруг услышала спасительный голос доктора ван Стина. Он пустился в разглагольствования по какому-то незначительному поводу, который тем не менее требовал от Макса оценки. Таким образом, у Софи появилось время взять себя в руки. К тому времени, когда эта и следующая операции закончились, она была опять сама собой — спокойная и невозмутимая. Когда осталась позади самая последняя на день операция и Софи сидела в маленьком тесном кабинете, заполняя операционную тетрадь, случилось еще кое-что: проходивший мимо ее кабинета Макс, увидев, что дверь открыта, остановился возле нее. Как ни в чем не бывало, он стоял и смотрел на Софи. Почувствовав, что краска заливает лицо, она тем не менее нашла в себе силы не выронить из рук ручку и мило ему улыбнуться.
— Прошу прощения за сегодняшнее утро, Софи, но я правда отвратительно себя чувствовал. У меня не было никаких прав срывать на вас зло.
Она опять улыбнулась — как же сильно меняла лицо Софи эта ее теплая дружеская улыбка, не говоря уже о том, какой силой она обладала.
— Все в порядке, сэр, вторая операция была действительно трудной, — спокойно сказала она.
— Совсем нет, самая что ни на есть пустяковая операция, — кратко возразил он. — Я был в таком гадком настроении еще задолго до того, как началась эта… короче, с прошлой ночи.
Софи посмотрела на аккуратно сделанные записи в тетради и участливо сказала:
— С этим тоже все в порядке, сэр.
— Неужели? — спросил он, и что-то в его голосе заставило ее поднять голову. Он больше не был просителем, — напротив, теперь он чувствовал себя уверенно, был, так сказать, хозяином ситуации и даже улыбался.
Софи охватило сильное волнение, но она, бедняжка, не могла даже отвести от него взгляда. Он поудобнее облокотился на дверь и засунул руки в карманы.
— Я должен сказать вам кое-что, — начал он, — это касается Тинеке и…
В этот момент позвонил телефон и оборвал его. Не зная, хорошо это или плохо, Софи сняла трубку.
— Сестра Гринслейд, операционная. — Потом, выслушав голос на другом конце провода, ответила: — Хорошо, управляющая. Я срочно нужна управляющей. Ну, я пошла. — Она посмотрела на Макса и, чуть помешкав, добавила: — Спокойной ночи, сэр. — Потом быстро прошла мимо него, не прибавив к сказанному ни слова.
На следующее утро Макс на работу не пришел. Его заменил хирург, которого Софи никогда не видела. Вместо доктора ван Стина дежурил доктор Вос. Новый хирург был моложе Макса и так хорошо знал английский, что Софи чувствовала себя с ним раскованно. Он был обаятелен и быстро к себе располагал. Все мысли Софи в это утро были только о Максе. Он, бесспорно, собирался сказать ей о чем-то вчера вечером, и, хотя она не хотела сейчас об этом думать, ей казалось, она знает, о чем именно он намеревался с ней поговорить. Ей вдруг вспомнился его поцелуй в машине и ее бессознательная, беспечная реакция на проявление с его стороны подобной нежности. Она нравилась ему, раз он собрался поговорить с ней о самом дорогом для него человеке — Тинеке, а когда тебе кто-то нравится, ты вряд ли причинишь ему боль, думала Софи. Так вот, Макс, скорее всего, пощадит ее нервы, проявив изрядную долю такта и доброты, когда скажет ей о том, что их дружба была случайностью и могла возникнуть только благодаря известным обстоятельствам. Да, он был к ней внимателен, но это скорее не из-за любви, а из-за дяди Джайлза… и еще из-за того пожара, а, как известно, несчастья сближают людей, даже совершенно чуждых по духу. Внезапно она поняла, что не сможет вынести того, что Макс скажет ей о Тинеке. Нет, она ни в коем случае не должна допустить этого разговора.
Они встретились в тот же вечер в вестибюле; Ханс по-отцовски наблюдал за ними. Софи обещала провести этот вечер в обществе Тинеке и Карела ван Стина. Она стояла и ждала их. На ней была блузка темно-желтого цвета, которая прекрасно смотрелась с ее твидовым пальто. Волосы она собрала в пучок и сверху прикрепила изящный бархатный бантик, придававший ее волосам особую прелесть. Макс схватил ее за руку и отвел в сторонку. Он улыбался:
— Софи, я хочу поговорить с тобой.
Она перевела неровное дыхание, но ничего не смогла сделать со своей ужасной привычкой краснеть по любому поводу и ей ничего не оставалось, как только молча проклинать ее. К счастью, Софи удалось широко улыбнуться:
— Добрый вечер, сэр… Я… Мне некогда сейчас; я сейчас встречаюсь с Тинеке. — Она готова была откусить себе язык за то, что напомнила ему о ней.
— Знаю. — Он продолжал держать ее за руку.
Улыбка исчезла с его лица, и он нахмурился. Она мягко вынула свою руку из его и посмотрела на Ханса, с любопытством наблюдающего за ними. Вряд ли он слышит, о чем они говорят, успокоила себя Софи.
— Уж лучше б вы и не начинали этого разговора, — твердо сказала она. — Я и так обо всем догадываюсь.
Он стал еще мрачнее.
— Как? Кто-то уже все рассказал вам?
— Какое это имеет теперь значение? — тихо спросила она.
— Не могу понять, как это могло стать всеобщим достоянием!
— Это слишком сильно сказано, — серьезно ответила она, — я не собираюсь никому ничего рассказывать.
На улице уже вовсю сигналила машина доктора ван Стина.
— Мне пора.
— Разумеется. Не позволяйте же мне более задерживать вас. — Макс был сама вежливость.
Ханс открыл дверь, и Софи, не оглядываясь, вышла. Уже сидя в машине, когда они ехали по Утрехту, она засомневалась: почему Макс не подошел вместе с ней к машине, ведь он же знал, что Тинеке была там. Она нахмурилась, а Тинеке спросила:
— Устала? — Голос ее звучал мягко и дружелюбно, и Софи вдруг подумала, что у нее решительно нет никаких оснований ненавидеть ее, как бы нелепо это ни звучало.
Наконец они приехали в Спакенбург. Для начала ноября вечер был очень светлым. Небо — высоким и ясным. Лимонного цвета горизонт заливал окрестности бледным золотистым светом. Спакенбург не обманул ожиданий Софи. Они вышли из машины и немного прогулялись по гавани; затем, совсем быстро, потому что было довольно холодно, прошлись по дорожке у моря, ведущей в Ийссельмер, чтобы Софи могла получше разглядеть рыбацкие домики. В поселке оказалось совсем немного людей, и одеты они были очень странно. Почти все носили старинную национальную одежду и, казалось, гордились тем, что были не похожи на людей своего века, — напротив, складывалось впечатление, что им искренне жаль поколение двадцатого века. Никто из жителей не производил также удручающего впечатления. Софи поинтересовалась, какое впечатление на этих старомодных людей производят туристы. Тинеке посмотрела на нее:
— Софи, мне кажется, тебе нравится Голландия. Только не так, как приезжающим в нее туристам, которых интересуют только ее тюльпаны, костюмы и средневековые домики. В отличие от них, ты видишь людей, которые живут в этой стране, и пытаешься понять их характер. Как это мило! — Тинеке лучезарно улыбнулась.
— Ты права. Я и вправду полюбила Голландию, хотя не знаю о ней ничего, — задумчиво проговорила Софи. Перед глазами у нее стоял Макс, Голландия — это его родина, которую он очень любит, а она не могла не любить того, что дорого ему…
Карел и Тинеке бродили поблизости, терпеливо ожидая, пока Софи налюбуется всем, что приковывает ее внимание. Они отвечали на ее вопросы до тех пор, пока не стемнело. Тогда Карел предложил отправиться дальше — в Хилверсум, где их ждал обед в «Клэйроне». Они ехали по тихой дороге, миновали плотину, которая привела их в Баарн, а оттуда и в Хилверсум, который, несмотря на темноту, выглядел восхитительно. Ресторанчик, в котором у них был заказан столик, также оказался премилым. Они вкусно и дорого, как показалось Софи, пообедали, а самое главное — не спеша.
Было уже десять часов, когда они собрались уходить. На улице очень похолодало, и все сильно замерзли, пока добирались до машины. Это была одна из тех ночей, которые обычно предшествуют заморозкам. Холодная серебристая луна то выглядывала из-за легких облаков, то опять пряталась за них. До Утрехта было совсем недалеко — всего десять миль. Они ехали быстро, весело болтая о том о сем. Тинеке и Карел прекрасно понимали друг друга, как будто знакомы уже несколько лет. Карел рассказал, что дружит с Максом с детства, а недавно к ним присоединилась и Тинеке.
Карел остановил машину у входа в больницу. Софи поблагодарила друзей за вечер, попрощалась с ними. Вестибюль был тускло освещен, и почему-то отсутствовал на месте дежурный швейцар. Вдруг она увидела свет, льющийся из открытых дверей кабинета скорой помощи. Конечно же Ханс там, помогает с носилками или что-то в этом роде. Только она подошла к дверям, как из них вышел Макс. Огромный, он молча стоял в темном коридоре. Они одновременно посмотрели друг на друга. Ее сердце радостно подпрыгнуло, когда она увидела его лицо: оно было довольным — нет, более чем довольным — он хотел видеть ее.
— Вы-то мне как раз и нужны, — по своему обыкновению спокойно сказал он, хотя в голосе его чувствовалась тревога. — На ферме, за несколько миль отсюда, произошел несчастный случай. К сожалению, пострадавших доставили не без проволочек. Боюсь, что у мужчин надежды нет, а вот спасти девушку попытаемся. Но все дело в том, что мне сейчас катастрофически не хватает персонала, хирург с ночного дежурства и ночная сестра — это все, что есть на сегодняшнюю ночь. Я хочу оперировать сейчас же — чем быстрее мы начнем, тем лучше.
Так вот почему, увидев ее, он так обрадовался.
— Мне нужно минут десять, чтобы переодеться, сэр, — сказала она спокойно. — Что это будет за операция?
— Ампутация голени у девушки восемнадцати лет. — Он увидел, что Софи вздрогнула от этих слов. — Да, я понимаю, но дело в том, что кости раздроблены минимум на пять сантиметров по длине голени. Не исключена и гангрена: несчастье случилось во дворе фермы, а это, как известно, не самое стерильное место на земле. Конечно, ей уже делали инъекцию пенициллина, но лучше не рисковать. Если я начну оперировать сейчас, то смогу хотя бы спасти колено. Она производит впечатление крепкой, здоровой девушки. Ян перелил ей уже литр крови. — Он отвернулся. — Увидимся через десять минут.
Десять минут спустя Софи уже чистила инструменты, пока сестра-практикантка с щипцами Читла в обеих руках накрывала стерильной тканью тележку Софи и раскладывала на ней инструменты, только что вынутые из автоклава. Софи все еще возилась с инструментами, которые надо было разложить строго по инструкции, когда в операционную ввезли пациентку и минуту спустя вошли доктор Вос, Макс и Ян Янсен. Ампутация не заняла много времени. Пока дожидались санитаров, которые должны были отвезти девушку, пребывавшую без сознания, в реанимацию, Софи обошла вокруг стола и посмотрела на юное лицо. Какое красивое, подумала она про себя, сколько восторженных взглядов она обратила бы на себя. Теперь же бедняжка будет встречать только сочувствие и жалость.
Софи кивнула сестре, чтобы та сопровождала пациентку, а сама принялась мыть инструменты. Хирурги опять ушли на дежурство, и она осталась одна. Запихав грязные простыни и полотенца в стиральный бак, Софи подошла к раковине и продолжала заниматься своими инструментами. Скоро должна вернуться из реанимационной сестра, которая подменит Софи, пока та будет обрабатывать иглы. Она не услышала, как сзади неслышно подошел Макс. Предательский румянец опять залил ей лицо, но уже не было времени, чтобы успеть согнать его. Испуганная, она посмотрела на Макса — уголками маски смахнула бегущие из глаз слезы, которые, добравшись до подбородка, образовали там мокрое пятно.
— Ей ведь только восемнадцать, и она такая симпатичная, — сквозь слезы говорила Софи. — Извините, но я не думаю, что кто-нибудь из них останется в живых.
— Софи, — нежно утешил ее Макс.
Одно слово заменило собой целое предложение. Однажды, неожиданно подумала Софи, кто-нибудь из его будущих детей, ударившись или сильно испугавшись, подойдет к нему и услышит в утешение тоже всего лишь слово. Но как произнесенное!.. Она чуть было еще сильнее не расплакалась от этой мысли. Макс же взял щетку и принялся чистить инструменты.
— Что вы делаете, сэр, это уж совсем не ваше дело! — сказала она, немного успокоившись.
— Может быть, и так. Но ведь и вы тоже должны давно быть в постели, — невозмутимо ответил он.
Они работали вместе в тишине, сблизившей их, пока наконец не вернулась сестра, которой осталось только убрать вычищенные инструменты в отведенное для них место. Софи занялась скальпелями и иглами, которые она до этого разложила на операционном столе. Макс решил помочь ей и в этом. Когда с делами было покончено, они попрощались с медсестрой, и Софи, сбросив халат, прошла в свой кабинет, чтобы взять там колпак и манжеты.
— Может быть, выпьем чаю? — послышался из-за двери голос Макса и, когда Софи заспешила в крошечную кухоньку, быстро добавил: — Не беспокойтесь, я сам все приготовлю, а вы займитесь своими делами.
Он не заставил себя долго ждать.
— Чему вы так удивлены? Думаете, я и чая приготовить не могу?
Софи покачала головой и улыбнулась.
— Вы меня плохо знаете, Софи, — добавил он.
Они не спеша пили чай и почти не разговаривали. Только после второй чашки, когда Софи немного повеселела, он сказал:
— Эта девушка, наша сегодняшняя пациентка, получит прекрасную ногу взамен пострадавшей. Дело в том, что у меня есть знакомый хирург в Вене. Так вот, я отправлю ее к нему, и уже через полгода вы не сможете определить, какая нога пострадала в свое время.
— Меня к тому времени здесь уже не будет, — уныло сказала Софи, — но я знаю, все произойдет именно так, как вы говорите. — Она собрала посуду. — Спасибо за чай, сэр, — вежливо поблагодарила она и направилась к двери. — Доброй вам ночи.
Пройдя половину коридора, она обернулась и, поняв, что он все еще в ее кабинете, повернула назад. Он действительно еще был там.
— Вы очень добрый и отзывчивый человек, доктор, — задыхаясь, сказала она и ушла вторично, теперь уже совсем, проклиная себя за этот порыв.
Несколько часов спустя, лежа в постели, Софи вдруг вспомнила, что оставила немытыми чашки. Мысль об этом вызвала у нее улыбку; она повернулась на бок и, не переставая улыбаться, заснула. Когда она проснулась на следующее утро, было еще темно. Сестра Смид вернется с карантина через девять дней, что совсем неплохо, рассудительно подумала Софи.