В плену желания

Глава 1

Пока ворчливая служанка расчесывала ее спутавшиеся волосы и застегивала красивое платье, надетое поверх ненужного кружевного корсета — все равно она снимет и платье, и корсет, как только Филомена оставит ее в покое на время сиесты, — Лаура Морган думала о своих родителях, об их странных отношениях, которые не могла и, вероятно, никогда не сможет понять.

Что свело их когда-то? И что соединяло после многочисленных ссор и разрывов?

Любовь? Страсть? Что? По какой-то неведомой причине, вопреки всему происшедшему с ними, вопреки тому, что их жизни складывались по-разному, ее родители любили друг друга; в этом Лаура не сомневалась, хотя их любовь отличалась от той безмятежной романтической идиллии, которую описывали в известных ей книгах. Они каким-то странным образом чувствовали, понимали друг друга. Лаура в большей степени, чем ее брат-близнец, интуитивно ощущала это, хотя и не сознавала всей сложности их отношений.

Человеку трудно думать о своих родителях не только как о любовниках, но даже как об отдельных личностях. Лаура радовалась тому, что они искренне наслаждались обществом друг друга, однако иногда чувствовала себя отринутой за пределы их особого, личного мира. Порой она жалела себя, страдала от одиночества, хотя рядом с ней, в ее комнате или прохладном безлюдном уголке, под кронами деревьев, среди душистых, ярких, как струившийся сквозь ветви солнечный свет, цветов, всегда находились ее книги и тетради, которые она могла исписывать часами.

С тех пор как Франко влюбился в хорошенькую застенчивую Мариэллу из соседней деревни, Лаура стала чувствовать себя еще более одинокой. Ее спасало только собственное воображение, в котором то и дело рождались необыкновенные романтические ситуации; она заполняла тетради своими тайными фантазиями, писала о каких-то других людях, подразумевая под ними саму себя.

Лаура с огорчением признавалась себе в том, что не может правдиво писать о многих чувствах, потому что не пережила их.

Единственными любящими парами, которые она знала, были ее родители и тетя Мисси с дядей Ринальдо. Но любовь Мисси и Ринальдо была другой — спокойной, размеренной, совсем не похожей на любовь ее родителей, заставлявшую их приходить в ярость, вести себя так, словно они ненавидят друг друга, а потом захлопывать за собой дверь спальни и не выходить оттуда целую вечность.

«Что такое любовь? — спрашивала себя Лаура. — Сколько у нее ликов? Сколько граней у чувства, которое люди описывали и воспевали на протяжении многих веков? Что это — смерч, захватывающий человека, или ловушка?» Она поклялась себе, что никогда не попадет в тюрьму, стенами которой будут чувства!

— Ну вот, наконец, ты готова! — произнесла Филомена и отступила на шаг назад, чтобы восхититься творением своих рук. — Сегодня, знакомясь с твоим будущим женихом, ты будешь выглядеть как настоящая молодая леди.

Лаура дала волю своему нраву. Она стремительно отвернулась от зеркала, в котором отражался ее необычный новый облик, и возмущенно сдвинула темные брови:

— Моим женихом? У меня нет жениха — и не будет до тех пор, пока я не выберу мужчину, который придется мне по вкусу. Ты поняла? Вечером приедет посетитель, которого ждут мои родители, а не я! Меня он не интересует. Возможно, я даже не стану знакомиться с этим человеком из Калифорнии. Я слышала о нем кое-что плохое, когда мы были в последний раз на ранчо в Монтерее. От его собственного брата! Я не намерена становиться одной из его многочисленных женщин — тем более невестой. Я уже сказала об этом своим родителям! Мой прадед и его дед не имели права заключать такое нелепое соглашение. — Заметив на лице Филомены испуг, Лаура набрала в легкие побольше воздуха и заговорила более сдержанно: — О, извини, дорогая Филомена! Тут нет твоей вины, правда? Просто я… я поддалась возмущению. Пожалуйста, пойми и прости меня.

Лаура ласково обняла Филомену, чтобы успокоить ее. Но когда та ушла, бормоча что-то себе под нос, Лаура повернулась к зеркалу и состроила гримасу собственному отражению. Леди! На ее голове громоздились завитки и кольца волос. Платье стягивало грудь и талию, затрудняя дыхание. Как может женщина, леди она или нет, подчиняться моде, создаваемой мужчинами, не замечающими естественной красоты женского тела?

Мода, этикет, условности — все это сковывает, точно корсеты, которые она ненавидит и в которых не нуждается. Столько хлопот из-за какого-то глупого человека и нелепого феодального соглашения, заключенного между семьями в те годы, когда она была еще крохой! Лаура знала, что все это чепуха. Она может выбросить из головы так называемого жениха хотя бы потому, что скоро уедет отсюда — покинет родные края и близких людей, которые любят и понимают ее.

Глядя невидящими глазами в зеркало, Лаура немного поморгала, чтобы справиться со слезами. Почему ее счастливая, вольная жизнь должна так внезапно измениться? Почему она не может пожить дома или у Мисси и Ринальдо, почему должна ехать в Европу, где ее насильно превратят в светскую даму, предмет купли-продажи на брачном рынке, рабыню с аукциона?

Ее брат-близнец Франко, напротив, предвкушал большое европейское турне. Похоже, он совершенно не думал о бедняжке Мариэлле, искренне любящей его. Сам он с чисто мужской сдержанностью называл свое чувство симпатией. Возможно, Мариэлла выйдет замуж еще до возвращения Франко. Захочет ли он вернуться, познакомившись с европейскими вертепами? Лауре нравилось это слово, оно отвлекало ее от повседневных проблем, порождало в воображении восхитительные картины разврата!

Порой Лауре Морган не удавалось понять себя, свои изменчивые настроения и чувства. Ей было почти восемнадцать — по мексиканским меркам она скоро превратится в старую деву. Однако она не выглядела на свои годы, когда надевала удобную одежду — так она предпочитала называть простые поношенные вещи, придававшие ей сходство с юной крестьянкой или цыганкой. Однако в некотором смысле она уже была женщиной, знакомой с миром, находившимся за пределами ее привычного безопасного окружения, — миром, ставшим доступным ее пытливому сознанию благодаря книгам, которые она проглатывала с жадностью. В основном она брала их в большой библиотеке дяди Ринальдо. Именно он, дорогой, чуткий дядя Ринальдо, посоветовал ей изливать свои расцветающие чувства на бумагу — фиксировать прекрасные мгновения, размышления о жизни, облекать их в слова и рисунки.

Она два года посещала школу для избранных молодых леди в Сан-Франциско, но узнала гораздо больше от дяди Ринальдо, учителя по призванию, и от своей матери, которая, как подозревала Лаура, испытала почти все! Родители учили ее иностранным языкам, манерам, верховой езде, стрельбе, умению обращаться с ножом, искусству самообороны. Она владела этими навыками не хуже Франко, но какую пользу они принесут ей сейчас?

Лаура прогнала из головы мрачные мысли и решила насладиться прогулкой на гнедом жеребце Амиго. Ей нравилось ездить верхом без седла и обуви. Как она будет скучать по Амиго! Кто станет совершать с ним такие дальние поездки, кто даст ему такую свободу?

«Не стоит думать об этом сейчас, — сказала себе Лаура, — я буду просто наслаждаться каждым моментом, который мне осталось прожить здесь. Опишу этот день и мое настроение в дневнике, вспомню пережитое с легкой грустью».

— О, какие муки! Довольно! — Лаура состроила гримасу своему отражению. Из зеркала на нее смотрела незнакомка — молодая женщина в утреннем платье с узором оранжевого и зеленого цветов и лентой, продетой сквозь тонкие хлопчатобумажные кружева.

Неожиданно она заметила свое сходство с матерью — цыганский разлет глаз и бровей, маленькую ямку на упрямом подбородке. Только цвет глаз был отцовским — темно-синим, почти черным. Непокорные вьющиеся волосы Лауры отчаянно противостояли стараниям Филомены обуздать их с помощью гребня и многочисленных шпилек; отдельные пряди и локоны все равно падали на виски, щеки, тонкую шею.

Раньше ее волосы были такими же темными, как у отца, но затем выгорели под жарким мексиканским солнцем. «Буйная грива», как говорила няня, стала отливать медью. «Зато скулы у меня мамины», — подумала Лаура. Она сняла платье и надела свой любимый костюм для верховой езды: тонкую хлопчатобумажную рубашку и широкую выцветшую юбку, позволявшую сидеть на коне по-мужски. Ей не было дела до того, что ноги неприлично обнажатся. Все местные жители знали Лауру и привыкли к тому, что она ездит верхом в таком виде; и потом, никто не посмел бы осудить дочь хозяев.

Покидая свою комнату, Лаура подумала о том, что Филомена, должно быть, пошла вздремнуть. Сцены не будет.

Мариса, еще в раннем детстве удочеренная матерью Лауры и любившая готовить на асиенде де ла Ностальхия, когда «ее» семья находилась здесь, не могла отказать Лауре ни в чем, даже если знала, что девушка замышляет какую-то проделку, которую, несомненно, осудила бы Филомена.

Лаура зашла на кухню, чтобы сообщить, что она прокатится на Амиго.

— Нельзя ли взять с собой немного еды и питья? — Ее голос звучал ласково, вкрадчиво.

— Конечно, — тотчас отозвалась Мариса. Хорошо, она никому ничего не скажет… если только ее не спросит сама сеньора.

— Даже моему противному братцу? Обещаешь?

— Никому, кроме сеньоры, если она спросит, — повторила Мариса.

Уложив пищу и бурдюк с вином в маленькие кожаные сумки, Лаура перекинула их через спину коня. Она делала так всегда, когда обходилась без седла. Девушка отвела жеребца подальше от дома, села на него и ударила его в бока пятками — это был сигнал к неистовому галопу.

Франко проводил взглядом сестру, проскакавшую мимо на горячем жеребце — почти таком же диком, как и она сама. Неисправимо упрямая и своенравная Лаура. Франко пожалел мужчину, который попытается приручить ее.

— Это твоя сестра? — Подружка Франко приподнялась на локте и недоуменно сдвинула брови. — Но я думала…

— Наверное, мы все думали, что уж сегодня моя сестра будет вести себя как леди! Но ты ведь знаешь Лауру! Она злится на весь мир, когда обстоятельства складываются не так, как ей хотелось бы. Бросается на каждого, кто пытается давить на нее. Она даже не знает человека, который должен стать ее женихом. Но вероятно, повергнет его в шок и заставит в страхе ретироваться! По правде говоря, я не осуждаю ее за эту неистовую скачку. Она хочет напоследок почувствовать себя вольной птицей, ведь вскоре ей предстоит распрощаться с этой жизнью.

«Это относится только к Лауре или к нам обоим?» — спросил он себя. Глаза его слегка затуманились, когда он увидел свою сестру, скачущую, точно ведьма на помеле, с развевающейся позади нее буйной гривой — флагом, трепещущим на ветру. Будет ли он сожалеть о доме и связанных с ним воспоминаниях, когда в следующем месяце они отправятся в Европу? И о Мариэлле — как он сможет расстаться с ней?

Сейчас он уединился с девушкой в излюбленном месте их свиданий — на небольшой поросшей травой лужайке, с двух сторон защищенной деревьями и густыми зарослями лозы, а с третьей — нагромождением камней. Вода с журчанием стекала по скале в небольшой водоем у подножия холма.

Они могли следить за окрестностями сквозь просветы в лозе, однако даже при ярком солнечном свете никто не увидел бы притаившуюся в тени парочку.

Франко и Мариэлла встречались здесь уже несколько лет в те дни, когда он приезжал из находившейся на восточном побережье школы. Его прелестная Мариэлла, индианка из племени майя. Он посмотрел на ее встревоженное лицо и ответил на все незаданные вопросы жаркими, нежными, настойчивыми поцелуями. Вскоре они забыли обо всех и вся, кроме самих себя и этих сладостных мгновений.

Лаура в своем стремительном бегстве не замечала никого и ничего. Она признавалась себе в том, что это действительно было бегством. Бегством от неизвестности, внезапно возникшей перед ней. Да, она была потрясена.

Лаура помнила, с каким изумлением смотрела на родителей, думая, что те разыгрывают ее! Жених? Она впервые слышит о нем! Мать ничего не ответила, теребя расшитый край тонкой шали.

— О чем вы говорите? — продолжала недоумевать Лаура. — Я просто не понимаю! Неужели вы… Не может быть!

— Не знаю, помнишь ли ты твоего прадеда, — сказал отец, — но он был человеком старой закалки, никогда не менял свои привычки и убеждения.

— Но какое отношение все это имеет ко мне? И к браку? Все решили за меня? Вы никогда не говорили об этом, никто не…

— Лаура, дорогая, — вмешалась мать. — Мне не хочется, чтобы ты думала, будто тебя принуждают к замужеству. Конечно, нет! Надеюсь, ты достаточно хорошо знаешь меня и папу, чтобы заподозрить такое. Мы лишь пытаемся объяснить, что существует… как бы ты назвал это, Стив?

— Соглашение или семейный договор, — невозмутимо произнес он, заметив в глазах жены лукавый блеск.

Лаура перевела взгляд с одного родителя на другого и выпалила, едва не топнув ногой:

— Довольно! Сейчас не время для… — Она замолчала, сделала глубокий вдох и продолжила более спокойным тоном: — Я все еще ничего не понимаю, а вы мне ничего не объяснили!

— Речь идет о некоем соглашении между его дедом и твоим прадедом. Естественно, они верили в старые феодальные…

Увидев мрачное лицо мужа, Джинни едва не расхохоталась.

— Обычаи, — спокойно завершил фразу Стив, глядя на возмущенное лицо Лауры.

— Но, папа, о каком соглашении ты говоришь?

— Насколько я помню, подобное соглашение было заключено относительно твоего папы и этой негодяйки Аны, — елейным голосом произнесла Джинни и ответила на грозную гримасу Стива сладкой улыбкой.

— Я стараюсь сохранять терпение, — выдавила из себя Лаура. На ее лице пылала ярость. — Но должна признаться, что все равно ничего не понимаю. Что значит — жених? И почему мне никогда не говорили об этом соглашении, которое, конечно, не имеет никакой силы? Это вы не станете оспаривать?

— Мы пытаемся объяснить тебе, — миролюбиво произнесла Джинни, — что в этом деле следует соблюсти приличия. Я уверена, что мистеру Челленджеру это соглашение нравится не больше, чем тебе!

— Ты сказала — мистеру Челленджеру? Конечно, речь идет не о Джонни?

— К сожалению, нет. Я знаю, что ты подружилась с Джоном Челленджером, когда жила в Калифорнии. Нет, речь идет о его старшем брате.

— Ты имеешь в виду этого выродка? Разбойника, который…

— Осторожно, женщина, — перебил ее Стив. — Он — мой друг!

— Ну и друга ты себе нашел! — с негодованием выдохнула Лаура, вздернув подбородок, и Стив тотчас отметил ее сходство с упрямой Джинни.

— Вот что я скажу, — отчеканил Стив. — Ты познакомишься с мистером Челленджером и будешь с ним вежлива. Это все, что от тебя требуется!

— О, это невозможно, невыносимо, я не потерплю этого! — взорвалась Лаура. — Как ты можешь? Он, вероятно, твой ровесник, папа.

— Лаура, Тренту Челленджеру всего только тридцать лет! В этом возрасте мужчина еще может быть весьма интересным.

— Но для меня он слишком стар!

— Лаура, — мягко произнесла Джинни, — ты должна понять, что всем нам иногда приходится притворяться — по крайней мере, проявлять вежливость, если вопрос не слишком важен. Дорогая, знай, что мы с папой не собираемся подталкивать тебя к помолвке и уж тем более к браку! Мы просим только об одном — будь вежлива, когда сюда приедет Трент Челленджер. Если зайдет речь о соглашении — а возможно, этого и не случится, — он, несомненно, будет говорить с папой. Мы покончим с этим вопросом раз и навсегда.

— Что значит — будет говорить с папой? — повысила голос Лаура. — При чем тут папа? Речь идет обо мне. — Внезапно она вскочила на ноги, и на лице ее появилось странное спокойствие. — Похоже, — ледяным тоном произнесла девушка, — мои слова все равно ничего не изменят.

Она повернулась и покинула комнату, громко хлопнув дверью.

Лаура вспоминала эту сцену, мчась галопом прочь от дома.

Заявить ей, что у нее есть жених, о котором она никогда прежде не слышала, и требовать, чтобы она была вежливой с ним, — тут ее родители перегнули палку. Она не станет знакомиться с Трентом Челленджером, а если ей все же придется это сделать, не будет разыгрывать вежливость! Она много слышала о нем — он был любителем пострелять из револьвера, негодяем; кое-кто даже называл его преступником.

Уйдя из своего дома, он ни разу не вернулся туда. Даже когда умирала его мать. Бедному Джонни все приходилось делать самому, а теперь его подлый брат имеет наглость появляться здесь и объявлять себя ее женихом! «Может быть, ему нужны деньги?» — спросила себя возмущенная Лаура. Возможно, его лишили доли в наследстве. Или два старика сделали оговорку в завещаниях, согласно которой для получения денег он должен жениться. Лаура вспомнила, как однажды Джонни сказал, что его дед по материнской линии был жестким и властным человеком, наподобие ее прадеда, и мог без всяких угрызений совести потребовать от наследников выполнения определенных условий. Ладно, это не ее проблема! Ей нет дела до того, получит она деньги прадеда или нет.

«Нет! — твердо сказала себе возмущенная Лаура. — Я не стану встречаться с ним!» Она поедет в деревню к Аните и заночует там. Родителям придется как-то объяснить ее отсутствие. Она переживет последствия. Черт с ними!

Покидая дом, Лаура надеялась, что Трент Челленджер не задержится в асиенде.

Глава 2

Трент Челленджер не собирался проводить в асиенде де ла Ностальхия больше времени, нежели требовалось для того, чтобы засвидетельствовать почтение Стиву Моргану и его очаровательной жене и передать привезенный из Мехико пакет. Он надеялся, что Лаура Морган будет отсутствовать во время его визита. В таком случае он избежит неловкой встречи. Уладив дело со Стивом, он поспит несколько часов и утром, не медля ни минуты, покинет его дом.

Он нигде не задерживался надолго, не испытывал потребности возвращаться куда-то или к кому-то. Когда-то существовало место, которое он называл своим домом, но это было еще при жизни матери, которая держала все в своих маленьких, тонких, казавшихся хрупкими, но на самом деле очень сильных руках. Матери удалось сохранить силу даже после ухода мужа, погнавшегося за своими богатыми друзьями и английским титулом.

Как обычно, подумав об отце, Трент мысленно проклял этого эгоистичного негодяя, так бездушно обошедшегося со своей женой.

После окончания Гарварда Джеймсом Челленджером овладело страстное желание отправиться в путешествие по Европе со своим другом Артуром Синглтоном, сыном английского эмигранта, женатого на богатой американке.

Кармен Мария Тереса де Авила принадлежала к старому испанскому роду. Ее семья владела почти миллионом акров земли в быстро развивающейся южной части Калифорнии. Дон Мануэль де Авила был не только аристократом, но и ловким дельцом, вкладывавшим свои капиталы там, где они могли принести наибольшую прибыль, — в Мексике, Соединенных Штатах и даже, по слухам, в Европе и Южной Америке.

Единственной слабостью дона Мануэля была его дочь Карменсита — девушка с темными сверкающими глазами и густыми черными волосами. От матери она унаследовала неземную красоту, а от отца — ум и деловые способности. При этом жизнерадостная, веселая Карменсита в свои семнадцать лет обожала танцы и вечеринки.

«Почему, — с горечью спрашивал себя Трент, — она вышла замуж за человека, которого почти не знала? Только потому, что Кристиан Челленджер и дон Мануэль на протяжении многих лет были деловыми партнерами и совместно вкладывали средства в разные проекты?»

— Мой сын, я влюбилась в твоего отца с первого взгляда! — мягко возразила ему однажды мать. — Когда-нибудь ты тоже познаешь любовь, забудешь о страхе перед болью. Твой папа был так красив! Он только что вернулся из Гарварда и одевался как настоящий денди с восточного побережья. Я захотела его, сказала об этом моему отцу, и он, как обычно, уступил мне.

Джеймс тоже дал свое согласие, хотя и без энтузиазма. Кристиан Челленджер проявил настойчивость, он желал этого объединения семей, и без того связанных дружбой, взаимным уважением и бизнесом. Если его старший сын и не влюблен сейчас в свою будущую жену, то чувства могут возникнуть со временем, с появлением детей.

Джеймсу разрешили провести шесть месяцев в Европе. Нагулявшись, он вернулся назад, чтобы жениться и выполнить определенные обязанности… Став отцом четверых детей, он старался как можно больше времени проводить за пределами скучного ранчо, расположенного возле Кармела.

Сославшись на то, что семья нуждается в месте для отдыха, он приобрел роскошный дом с ухоженными угодьями в одном из самых модных и престижных пригородов Сан-Франциско. Его соседями были Леланд Стенфорд, Чарли Крокер и так называемые Серебряные Короли — Хант, Фэр и Маккей, жившие там со своими элегантными, утонченными супругами. Он ездил с ними верхом, охотился, кутил, уделяя семье минимум времени. Бизнес, управление ранчо, ведение бухгалтерских книг — все это легло на плечи жены.

Периодически Джеймс приезжал к семье на уик-энд; если он нуждался в деньгах, то задерживался там еще на несколько дней. Эти визиты и страстное желание отца восстановить права на титул английского герцога бесили Трента, вызывали у него чувство разочарования и гнева, граничащее с ненавистью. Он считал, что отец относится к своей жене с вопиющим бездушием.

Ожидая мужа, мать сияла, точно юная девушка. А когда он уезжал, дав снисходительным тоном наставления детям, она всегда старалась скрыть свою печаль.

Чтобы избежать отправки в «хороший» восточный университет, а также потому, что страдания матери пробуждали в нем желание убить отца, шестнадцатилетний Трент покинул свой дом. Мать отпустила его, проявив понимание и любовь — любовь, которой она щедро и самозабвенно одаривала даже своего мужа, неспособного оценить это прекрасное чувство.

Будь проклят его отец! Трент надеялся, что их пути никогда больше не пересекутся, потому что за эти годы он научился убивать легко и ловко, без всяких сожалений. Мог делать это с помощью пистолета, ножа или голыми руками.

Репутация Трента стала причиной того, что его едва не линчевали в Нью-Мехико. Городской «босс» узнал, что его подручные предпочитают не связываться с человеком по имени Трент, и, поскольку местный шериф был «ручным», решил избавиться от наиболее опасного соперника легальным путем. Однако «крестного отца» постигло разочарование — казнь и попойка, обычно следовавшая за казнью, не состоялись. Федеральный маршал уведомил шерифа о том, что заключенного вызывают на допрос высшие власти.

Его дед, дон Мануэль, подрядил сыщиков отыскать блудного внука. Дон Мануэль имел влиятельного друга — некоего мистера Джеймса Бишопа. Спасенный Трент узнал о смерти матери. Похоже, после этого в душе у Трента осталась лишь ненависть к отцу, а также к самому себе — за столь долгое отсутствие.

Мудрый дон Мануэль понимал, что ярость и горечь его любимого внука должны найти какой-то выход. Он не стал возражать, когда Трента попросили «поработать» на мистера Бишопа и его партнеров. Трент узнал, что мистер Бишоп всегда взыскивает долги и использует должников в своих целях.

С какой легкостью он угодил в паутину Бишопа! Конечно, прежде всего, ему устроили проверку, дали несколько серьезных заданий; если речь шла об убийстве, он совершал его, зная, что в случае поимки не сможет рассчитывать на помощь. Опасности и приключения доставляли ему удовольствие, отвлекали от боли, связанной с прошлым. Ранчо пробуждало множество воспоминаний; Трент не располагал временем, чтобы сблизиться со своими сестрами и младшим братом. Он не ценил собственность, избегал привязанностей и прослыл одиноким волком.

Никаких уз! Господи, как он ненавидел всевозможные узы! Любовь, тем более брак — это не для него. Он довольствовался тем, что удовлетворял свою похоть, когда у него возникало соответствующее настроение. Ему претили кандалы, которыми была скована его мужественная красивая мать, — она любила человека, даже не считавшего нужным скрывать свое безразличие!

Трент с трудом отогнал от себя тягостные, неприятные мысли, внезапно, точно наваждение, проникшие в его сознание. Черные мысли в жаркий, солнечный день. Сейчас ему следовало подумать о других вещах — например, о запечатанных письмах, лежавших в его седельной сумке.

Завтра, когда он снова отправится в путь, на этот раз в Калифорнию, он сможет не спеша покопаться в своей душе. Он вспомнил, что именно породило в его сознании неприятные мысли, и губы его скривились в короткой язвительной улыбке.

Почему эти старые упрямые испанцы, следующие жестким традициям почти столетней давности, по-прежнему верны идее брачного соглашения? Взять, к примеру, его деда де Авила и дона Франсиско Альварадо. Хотели ли они сохранить накопленное богатство внутри определенного круга людей? Эта несчастная девочка — вероятно, еще ребенок, — выбранная без ее участия и согласия в качестве подходящей супруги для старшего внука дона Мануэля, должно быть, обезумела от страха! Он бы стал ужасным мужем наивного создания, ничего не знавшего о жизни и сексе! Несомненно, она успокоится, когда он заверит ее, что не намерен навязать ей столь незавидную участь, какие бы намеки ни позволил себе мистер Бишоп во время их последней встречи! Он решительно заявил, что не вступит в брак по расчету. «Она неплохо играет в покер», — заметил Бишоп перед уходом Трента без всякой видимой связи со сказанным ранее.

«Ну и что?» — подумал тогда Трент. Но сейчас он поймал себя на том, что пытается угадать, как выглядит девушка, на кого из родителей она похожа. Дочь Стива Моргана и Джинни. Джинни Брендон Морган, женщина со сверкающими зелеными глазами, блестящими цвета меди волосами и чувственным ртом.

Несколько лет назад, когда он впервые увидел ее на банкете, устроенном Сэмом Мердоком, одним из партнеров Моргана и его близким другом, Трент не мог отвести глаз от губ этой красавицы, сулящих многое. Он не предполагал, что способен так сильно хотеть женщину. Эта похожая на цыганку соблазнительница даже умела танцевать как настоящая цыганка. Трент подумал, что способен влюбиться в нее, но узнал, что она была женой Стива Моргана, матерью его детей.

Похожа ли внешне и по характеру Лаура Луиза Инкарнасьон Морган на своих родителей? Трент закурил тонкую сигару, пожал плечами и сказал себе, что скоро узнает это. Пусть только это произойдет после того, как он примет ванну. Он проделал путь аж от самого Мехико, лишь ненадолго останавливаясь для того, чтобы перекусить и немного поспать. Сегодня он сел в седло еще затемно.

Ему сейчас пригодилась бы холодная чистая вода — как и большому черному коню, на котором он ехал.

— Эй, Ларедо, ты чуешь воду?

Впереди зеленели деревья и кусты. Ларедо тряхнул головой, раздул ноздри и тихо заржал. Трент похлопал жеребца по шее.

— О'кей, парень. Похоже, тебе удастся утолить жажду, а мне — умыться.

Осторожность вошла у Трента Челленджера в привычку — он всегда искал признаки возможной опасности. Он жил среди опасностей так долго, что бдительность стала его второй натурой. Вода — это ручей или источник, бьющий из скалы. Там могут находиться животные, а также люди: очень часто мелкие поселения возникали вблизи естественных водоемов.

Пока что Трент не заметил никаких признаков жизни. Он не слышал деревенских звуков: пронзительных криков детей, лая собак, блеяния пасущихся коз.

Трент медленно поехал вперед. Наконец, пробравшись через густой кустарник и заросли лозы, он оказался возле ручья.

Лаура гнала коня до тех пор, пока не устала и не почувствовала, что Амиго выбился из сил. Они оба проголодались и хотели пить. Идея навестить Аниту казалась все более заманчивой. Возможно, она застанет у подруги ее красивого старшего брата. С удовольствием пофлиртует с ним — он, наконец, начал видеть в ней женщину. Они отругают ее, назовут ее поступок невежливым и безответственным. Ну и пусть! Ей надоело, что за нее все решают другие.

Амиго нетерпеливо фыркнул, напомнив Лауре о том, что ему необходимо попить и отдохнуть.

Девушка тотчас же наклонилась вперед, чтобы погладить взмыленную шею своего четвероногого друга.

— О, Амиго! Какая я легкомысленная! Нам обоим пора остыть, верно?

«Обожаю это место», — подумала девушка. Тишину безмятежного уголка нарушали лишь пение птиц и журчание ручья, бежавшего по песку и камням. Под деревьями росла трава для Амиго. Лаура протерла животное старой юбкой, которую всегда возила с собой. Конь принялся щипать траву, а девушка подкрепилась свежей булочкой с огромным куском сыра и запила красным вином из бурдюка.

Лаура любила размышлять и писать в этом чудесном уголке. Иногда она ложилась в воду, которая закрывала только часть ее тела. Положив локти на берег, девушка писала в своем дневнике.

Сегодня ей предстояло подумать о многом. Отдаться во власть ощущений и чувств.

Жара заставила ее снять юбку и блузку. Оставшись в короткой старой рубашке, девушка зашла в божественно прохладную воду. Наклонилась, чтобы намочить волосы, смыла с них пыль и заплела косу.

Ручей был слишком мелким для настоящего купания, но Лаура могла лежать в воде и ощущать ее душу — трепетную и подвижную, точно прозрачные крылья стремительных стрекоз.

Лаура отдалась во власть безмятежной истомы. Ей казалось, что она плывет, точно лист, по водной глади ручья.

И вдруг очарование разрушилось. В блаженную тишину вторгся чей-то громкий незнакомый голос:

— Эй, малышка! Ты заснула или пытаешься утопиться? — Вздрогнув, Лаура приподнялась и увидела перед собой высокого бородатого мужчину с суровым лицом, сидевшего на покрытом пылью черном жеребце, который рыл землю копытом и казался не менее опасным, чем его хозяин.

— О, теперь я вижу, что ты жива! И часто ты так делаешь? — Помолчав, он раздраженно спросил по-испански: — Ты вообще умеешь говорить?

Потрепанная черная шляпа с плоским верхом защищала глаза незнакомца от слепящего солнца. Он мог быть разбойником, наемником, бандитом — Лаура увидела нагрудные патронташи и ружья, торчащие из чехлов по обеим сторонам седла. Кроме того, он был вооружен револьверами с простыми потертыми рукоятками.

— Вы не имели права так пугать меня! — рассерженно выпалила по-испански Лаура, которой удалось, наконец, обрести голос. Ее охватил не страх, а возмущение. Этот незнакомец вторгся в ее владения, нарушил ее одиночество. Она хотела, чтобы он исчез! — И пусть ваш зверь не приближается к моему коню!

Лаура встала, забыв о том, что на ней почти ничего нет. Ноздри незнакомца слегка заиграли, он замер, и девушка осознала, что прилипшая к коже мокрая рубашка практически прозрачна.

По нагретой солнцем коже пробежали мурашки озноба. О Господи! Что, если…

— Уезжайте прочь! Или вы еще не насмотрелись вдоволь?

Она не желала выдавать свой страх. Мужчина не ответил, и Лаура, сделав два шага вперед, подумала о револьвере, лежавшем под юбкой, — она всегда брала его с собой в такие поездки. А также о ноже, который остался в седельной сумке.

— Послушайте, незнакомец, вам лучше немедленно уехать отсюда! — дерзко заявила она. — Убирайтесь, и побыстрее! Если мои родные узнают, они убьют вас, сколько бы ружей вы при себе ни имели. Вы похожи на вора или гринго, пробравшегося сюда через границу. Таких, как вы, здесь не любят. Вы поняли? И вообще, что вы здесь делаете?

— Я собирался сделать то же самое, что делала ты! — В невозмутимом голосе незнакомца прозвучали насмешливые нотки. — Хотел смыть пыль с коня и напоить его, только и всего. — Он усмехнулся. — Если ты испугалась, что я тебя изнасилую, то напрасно. Я не трачу время на маленьких девочек, — презрительно добавил мужчина. К ужасу Лауры, он слез с коня и направился к ней.

— Не смейте ко мне приближаться! — выпалила она, с ненавистью глядя на незнакомца.

Он был более высоким, чем ей показалось сначала. Таким же рослым, как ее отец. И от него действительно исходило ощущение опасности — оно усилилось, когда он подошел ближе.

— Малышка, — мужчина снял шляпу и ударил ею по своему колену, стряхивая пыль, — либо мы оба попользуемся этой водой, либо, поскольку ты уже искупалась, тебе придется убраться домой к твоей матушке. Поняла?

Возмущенная, Лаура так и ахнула.

Позже она подумала, что ей следовало справиться со своей яростью. Она могла попросить его отвернуться и дать ей одеться. Тогда она получила бы возможность взять револьвер. Вместо этого она назвала его грязной американской свиньей и бросилась к оружию. Она успела схватить револьвер, но в этот момент незнакомец сильно ударил ее по руке и заставил выпустить оружие.

— Послушай, мне не нравится, когда маленькие девочки позволяют себе такие выходки!

Он тряхнул ее за плечи. Взбешенная, Лаура забыла о благоразумии.

— Ублюдок! Сукин сын! Отпусти меня! Немедленно отпусти, или ты крепко пожалеешь, обещаю тебе! Тебя убьют — я сама тебя убью, я…

— О, ты обладаешь язычком шлюхи и норовом волчицы! К тому же ты владеешь английским. — Трент тоже перешел на английский. — У тебя славный револьвер, да и конь твой весьма хорош. Ты их украла или какой-то богач отблагодарил тебя за оказанные ему услуги? Ну что, успокоилась, маленькая шлюха? Тебя можно отпустить?

— Ублюдок! Я убью тебя! — Лаура повернулась в его руках и резко вскинула колено.

Однако Трент без труда избежал удара и зловеще рассмеялся:

— Некоторым мужчинам нравятся такие сучки — но не мне!

Потеряв от ярости дар речи, почти обезумев, она попыталась дотянуться пальцами до его лица, но коснулась лишь густой бороды. Ядовитая улыбка незнакомца бесила Лауру.

— Дикая кошка, да? Интересно, знает ли кто-то о том, где ты находишься. Перестань дергаться. Посмотри на меня, крошка. — Он еще сильнее сжал ее руки, и ей пришлось сдержать крик, заставить себя посмотреть ему в глаза… Они были свинцовыми, ледяными, зловещими, резко выделялись на фоне загорелой кожи и черных волос — длинных, нестриженых, как и его борода.

Лаура замерла под пристальным взглядом этих безжалостных глаз.

— Ну что, будешь паинькой и позволишь мне искупаться? Я не задержусь в воде надолго.

— Отдай мне револьвер! — сдавленным голосом произнесла девушка.

— Это ни к чему, милая. Я тебе не доверяю. И я действительно хочу искупаться. Либо ты спокойно уйдешь отсюда, либо я воткну тебе в рот кляп и привяжу к дереву на время моего купания. И не испытывай больше мое терпение.

Она смотрела на его бородатое лицо, но ничего не говорила. Он отвел ее руки за спину и несколько ослабил хватку. Освободив одно запястье, Лаура изо всех сил ударила Трента в скулу, а затем обрушила шквал проклятий как на него самого, так и на всех его предков. С ее уст срывались ругательства, которые она еще никогда в жизни не произносила вслух.

— Дерзкая сучка! — прошипел Трент и, швырнув девушку на траву, придавил ее своим телом, прижал ее запястья к земле. Оружие, висевшее на Тренте, врезалось в нежную кожу Лауры, причиняя ей боль. — Ты этого хотела?

Отказываясь поверить, что все это действительно происходит с ней, Лаура попыталась сбросить с себя Трента и почувствовала, как ее груди вырвались из плена мокрой ткани. Он небрежно провел пальцами по соскам, затем его рука скользнула вниз, к ее бедрам. Наконец он с презрением оборвал поток ее громогласных протестов, зажав ей рот своими губами, и стал безжалостно, невозмутимо целовать ее. Когда Лаура начала задыхаться, он отпустил ее и встал над ней.

— Послушай, крошка, будь у меня время и желание, я бы занялся тобой всерьез. Но сейчас у меня нет ни того, ни другого! Я просто дал тебе понять, что с тобой произойдет, если ты будешь плохо себя вести.

Резко нагнувшись, он сорвал с нее остатки рубашки и бросил их в сторону.

— Я уже предупредила тебя…

Она не сразу поняла, что он обещал сделать с ней. Трент воткнул Лауре в рот пыльный шейный платок, привязал ее к дереву и стянул запястья своим ремнем.

— Закрой глаза, если не хочешь смотреть, малышка, — сказал он, раздевшись.

«Этот негодяй моется неторопливо», — подумала в ярости Лаура; к ее глазам подступили слезы возмущения и гнева. Она не имела никакого желания смотреть на отвратительную наготу этого мерзкого, грубого зверя! Однако невольно бросала на него любопытные взгляды.

Какая гадость! Мужчины — настоящие хищники! Этот мерзавец обладал огромным пенисом. Она вовсе не хотела, чтобы эта штука проникла в ее тело. А он-то наверняка думал, что она нуждается в этом большом, некрасивом, отвратительном органе, который почему-то является у мужчин предметом нелепой гордости.

Лаура кипела от злости. Трент тем временем повернулся к ней спиной, а лицом — к солнцу и начал вытираться ее юбкой, трясти головой, точно животное, чтобы вода стекла с волос.

— О! Отлично! — заявил он, бесстыдно потянулся и принялся надевать на себя чистую одежду, которую достал из седельной сумки, — полинявшую голубую рубашку и застиранные узкие брюки. Потом он надел кожаную куртку, которая была на нем ранее, прополоскал грязную одежду, привязал ее к луке седла, а затем натянул на ноги свежие носки и ботинки. Лаура заметила, что он обходился без шпор. Что же это за человек? Кто он такой? И когда он освободит ее, если это вообще произойдет?

Когда незнакомец подошел, наконец, к Лауре и задумчиво посмотрел на нее, напомнив ей о ее наготе и беспомощности, девушка бросила на него испепеляющий, полный ненависти взгляд.

— Купание пошло мне на пользу. Жаль, что я не могу здесь задержаться, дикая кошка!

Лаура вздрогнула, когда он коснулся пальцами ее сосков.

Неужели он оставит се здесь, у дерева, и просто уедет?

Эта мысль повергла Лауру в ужас. Она дернулась, пытаясь освободиться.

Незнакомец сначала сел на коня и только потом наклонился к ней. Лаура увидела сверкнувший в его руках нож и спустя мгновение обрела свободу.

— Я оставлю тебе коня, детка. А револьвер заберу. Если он действительно твой, ты получишь его в поместье дона Эстебана Альварадо. Прощай!

Пальцы Лауры дрожали так сильно, что ей понадобилась целая вечность, чтобы избавиться от кляпа.

Не ослышалась ли она? Правильно ли поняла сказанное им?

Девушка быстро оделась, села на Амиго и отправилась к Аните. Сейчас она не могла вернуться домой, не могла рассказать подруге о происшедшем, но нуждалась в ее обществе. Лаура пыталась успокоиться, навести порядок в своей душе, в которой царило смятение.

Нет! Этот негодяй не мог быть тем человеком, которого она боялась встретить, от которого убежала!

Даже ее властный прадед не захотел бы, чтобы она вышла замуж за такого подлого, наглого типа! Как безжалостно посмеялся бы над ней Франко, если бы она осмелилась рассказать ему об этом происшествии!

Нет, она только опозорит себя, если хоть кто-нибудь узнает об унижении, которому ее подверг этот грубый, дерзкий тип… Это было невыносимо! Лауру терзали воспоминания о том, как он обошелся с ней, как заставил терпеть его наглые поцелуи, от которых у нее до сих пор болели губы.

Она не хотела думать об этом. Хотела все забыть. Боялась даже украдкой спрашивать себя о том, что могло произойти, если бы… если бы…

Лаура вздрогнула — ее охватило чувство стыда и отвращения к самой себе. Что с ней происходит? Почему она до сих пор ощущает покалывание в сосках, словно незнакомец вновь и вновь касается их? Почему она позволила ему так долго целовать ее, почему не прокусила его насмешливые губы? Почему не могла забыть, как выглядит его обнаженное тело?

Глава 3

Мрачный Трент Челленджер приближался к тому месту, где ему предстояло заночевать.

Он слегка тревожился из-за этой дикой сучки, похожей на цыганку. Вдруг она выполнит свои угрозы? Ему совсем не хотелось отбиваться от мстительного отца и братьев, тем более что он не овладел девушкой даже тогда, когда она, как ему показалось, уже была готова сдаться.

Будь она проклята! Трент не мог понять, почему он размышляет о ней сейчас, когда ему следует думать о других вещах.

Например, о нелепом соглашении, заключенном его дедом и доном Франсиско Альварадо. Трент представил себе двух мужчин, покуривающих сигары и предопределяющих судьбы своих потомков. Они пытались поженить молодых людей, которые даже не были знакомы друг с другом. И никогда бы не познакомились, если бы это зависело только от Трента.

Но американский вице-консул, находящийся в Мехико, проявил настойчивость. Он хотел, чтобы именно Трент доставил определенную информацию мистеру Моргану. В конце концов, мистер Челленджер имел превосходный предлог для посещения асиенды де ла Ностальхия, верно? Даже президенту Диасу не пришло бы в голову спросить, почему Трент решил заехать туда перед возвращением в Калифорнию. Проклятый древний обычай! Проклятый мистер Джим Бишоп, сидевший, точно паук, в центре бесконечной паутины интриг! Похоже, мистер Бишоп знал слабости каждого человека и использовал эти знания в своих интересах.

Несомненно, даже визит Трента на калифорнийское ранчо — решения вопросов, связанных с семейной собственностью, — был составной частью одного из планов мистера Бишопа! Что еще замышлял Бишоп?

Пока Трент Челленджер оставался наедине со своими мрачными мыслями и воспоминаниями, Франсиско Альварадо Морган с сожалением решил, что его прелестной Мариэлле пора возвращаться домой, а ему самому — познакомиться с гостем родителей. И его будущим свояком — не далее как вчера он поддразнил сестру этим обстоятельством.

Франко предпочел бы задержаться в их убежище — одного только прикосновения к нежной коже Мариэллы и того, с каким пылом отвечала девушка на это прикосновение, было достаточно, чтобы парня снова охватило возбуждение. Она охотно провела бы с ним всю ночь, давая ему все, о чем он мог попросить. Однако он знал, что должен прервать свидание.

— Мое сердце, мы должны расстаться сейчас, пока твои дядя и тетя не рассердились на тебя. — Потянувшись, Франко встал, поднял с земли нежную покорнуюМариэллу и обнял ее так сильно, словно не собирался никогда отпускать. — Я люблю тебя, моя Мариэлла! — страстно прошептал он, прежде чем их уста соединились. — Никогда не забывай об этом, малышка, что бы ни случилось. Ты поняла?

— Да, любимый. О, Франко, мое сердце заставляет меня понимать многое, иногда даже слишком многое! Но разлюбить тебя мне так же трудно, как не дышать!

— Пойдем, я провожу тебя, — ласково прошептал Франко. Ему захотелось снова увидеть улыбку на ее лице. Чтобы разрядить атмосферу, он поддразнил девушку: — Может быть, мне сказать твоему дяде, что мы говорили о предстоящей свадьбе моей сестры? Я скажу ему, что ты должна стать подружкой невесты!

— Франко, пожалуйста, не делай этого! Не шути так. Бедная Лаура, должно быть, и слышать не желает о свадьбе. Наверное, ее жених — старый человек. Богатый, но старый и безобразный! Пожалуйста, не дразни ее больше. Она может рассердиться и совершить какой-нибудь безрассудный поступок.

Франко засмеялся:

— Старый и безобразный! Ты знаешь, что Лаура и без веской на то причины способна прийти в ярость. Как ты думаешь, она застрелит его или зарежет? Поспорим на поцелуй?

— Франко, давай расстанемся здесь. Дом уже близко, и я не хочу, чтобы они подумали… — Мариэлла покраснела, заметив взгляд Франко и его вопросительно вскинутые брови. — Пожалуйста… иначе в следующий раз мне будет труднее убежать на свидание.

Франко одарил ее долгим страстным поцелуем и позволил соскользнуть с коня.

— Пусть это произойдет завтра, ладно? А не то я приеду за тобой, малышка, и увезу тебя прямо на глазах твоих родственников!

Девушка прильнула к нему на мгновение, потом отстранилась и заставила себя улыбнуться.

— Да, любимый. До завтра!

Она повернулась и побежала, не оглядываясь по узкой тропинке, петляющей между деревьями и ведущей к спрятавшейся в долине маленькой деревне.

Приближаясь к своему дому, Франко услышал отчаянный крик. Затем где-то вдали прозвучал выстрел, после чего раздался второй крик и внезапно оборвался.

Мариэлла? Господи! Франко повернул коня, одновременно выхватив из кобуры револьвер, и поскакал по узкой тропинке. Вскоре он достиг вершины холма. Мариэлла кричала и вырывалась из рук двух мужчин в форме сельской полиции; их кители были расстегнуты до пояса, фуражки съехали набок. Они оторвали часть ее блузки и играли с ней, как кошки с беспомощной, перепуганной мышью. В душе Франко пробудились первобытные инстинкты, унаследованные им от отца. Закричав, как индейский воин, он бросился вниз, открыв огонь. Один из мужчин упал. Второго Франко ударил рукояткой револьвера. Наклонившись, он подхватил Мариэллу и перекинул ее через седло.

— Сюда, Франко, сюда! — Он услышал голос своей сестры и помчался к ней, в сторону дома, где жили их друзья Веласкесы.

За его спиной гремели выстрелы. Если бы не Мариэлла, он бы остановился, чтобы открыть ответный огонь. Дверь саманной постройки распахнулась, и Франко въехал внутрь. Потом дверь быстро закрылась, и ее заперли на засов. Франко соскочил с коня, держа в своих руках плачущую, дрожащую девушку.

— Позаботься о ней, Лаура. Я вернусь туда и прикончу этих мерзавцев.

— Нет! Франко, нет! Ты нужен нам здесь! Их слишком много. Эти грязные свиньи — пьяные полицейские. Негодяи ищут развлечений.

Лаура крепко вцепилась в руку Франко, и красная пелена, застилающая его глаза, стала таять, уступая место благоразумию.

Женщины семьи Веласкес занялись Мариэллой. Они шептали что-то девушке, успокаивали ее, пытались унять рыдания. Одна из них принесла накидку, чтобы закрыть обнаженные груди Мариэллы.

Лица мужчин были серьезными и суровыми.

Франко оторвал взгляд от Мариэллы и посмотрел в глаза сестры. В них не было страха — только возмущение и ярость.

— У нас тут мало оружия, — произнесла Лаура. — Я не знаю, как долго мы сможем сдерживать их. Но эти стены достаточно прочны, и нам пригодится наша смекалка. Когда патроны закончатся, пустим в ход ножи и мачете. У тебя есть патронташ? Ружье?

Он так торопился утром… Проклятие! Похоже, Лаура прочитала его мысли. Ее губы насмешливо изогнулись.

— У меня нет револьвера, Франко.

Нет, она никогда не расскажет ему, при каких обстоятельствах лишилась оружия!

— У меня есть патроны на ремне. В револьвере тоже что-то осталось. — Посмотрев на Лауру, он нахмурился. Рука сестры была перевязана. — Что случилось?

— Ерунда. Царапина. Я отправила Хуанито верхом на Амиго в асиенду за помощью. Нам надо только напрячь наши мозги, и продержаться до прибытия подкрепления.

Слава Богу, ими будет командовать Франко! Иногда от мужчин все же есть какая-то польза…

— Берегите каждый патрон. Не стреляйте в тени и шляпы, надетые на палки, — сказал Франко. Мужчины уважительно слушали сына дона Эстебана, хотя и были значительно старше его.

Двигая рукой, Лаура всякий раз ощущала боль, но старалась не замечать ее, целиком охваченная яростью. Убегая от одной опасности, она столкнулась с другой. Однако радовалась тому, что смогла оказаться полезной, когда на дороге появились пьяные подонки. Эти стражи порядка хуже бандитов, которых они должны ловить. Особенно нагло они действовали, нападая на маленькие беззащитные деревеньки.

Снаружи снова загремели выстрелы, затем раздались пьяные крики и угрозы. Франко подошел к узкой щели в стене и дважды выстрелил.

— Сколько их там? — спросила Лаура.

— Я видел одного. Кажется, второго я надолго вывел из строя.

— Сегодня ты проявила большое мужество, подруга, — зашептала Анита, обращаясь к Лауре. Они знали друг друга с детства и общались без лишних церемоний. Хорошенькая кокетливая Анита, ровесница Лауры, имела множество поклонников, но всегда поглядывала на Франко, который держался с ней так, словно она была его второй сестрой. Анита недолюбливала Мариэллу, но старалась скрывать это. «Когда-нибудь, — думала она, — Франко заметит меня!» Она уже выросла и старалась стать образованной девушкой. Читала книги, которые брала у дона Ринальдо Ортеги и своей подруги, донны Лауры Луизы.

— Дело не в моем мужестве. Я не могла показать им, что мне страшно! — призналась Лаура.

Глядя друг на друга, и держась за руки, девушки подумали о том ужасном мгновении, когда они достали из большого каменного колодца ведро с водой и увидели двух смотревших на них всадников. Незнакомцы были пьяны и ухмылялись:

— Прелестные сеньориты! Что скажешь, Педро? По одной для каждого из нас! Они обе хорошенькие, нам повезло, верно? Мы наткнулись на этих красоток раньше других. Хорошо, что мы поехали вперед, а? Ха-ха!

— Эй, красотки, выпейте с нами!

Второй человек был неотесанным мужланом с грубыми чертами лица. На нем красовался форменный китель сельской полиции, надетый на голое тело. Из-под расстегнутого кителя выглядывали волосатая грудь и грязный пупок.

— Глянь-ка, эти красотки удивлены! Что, красотки, не ожидали встретить здесь настоящих мужчин, точно? Мы сумеем научить вас кое-чему!

Анита оцепенела. Она не могла вымолвить ни единого слова. Страх парализовал ее горло.

Лаура первая овладела собой и, поняв, что на уме у этих мужчин, шагнула вперед, покачивая бедрами и хлопая ресницами. Это выглядело как пародия на кокетство.

— Простите нас, глупых деревенских девушек, красивые начальники! — сказала она по-испански. — Мы не привыкли к таким смелым речам! Послушайте, — она улыбнулась более крупному мужчине, который заговорил первым, — почему бы вам не спешиться и не объяснить нам, что вы имеете в виду? Не знаю, что думает моя застенчивая подружка, но я хочу вас выслушать!

— Эта крошка — то, что надо! Посмотри, какие у нее глаза! Ручаюсь, она никогда не видела своего отца!

— Похоже, она не прочь развлечься. Хочешь выпить, детка?

— Конечно, почему нет? Хочешь, я станцую для тебя? Моя подруга играет на гитаре. Анита, пожалуйста, сходи за гитарой и скорее возвращайся — думаю, эти мужественные господа не захотят долго ждать. — Лаура изобразила очаровательную улыбку. Сейчас она играла, следуя инстинкту самосохранения. — Ну же! — поддразнила Лаура незнакомцев. — Или вы, двое сильных мужчин, вдруг оробели в присутствии настоящей женщины? — Она пожала плечами, повернулась и ударила Аниту по ноге, выводя подругу из оцепенения. — Может быть, вы боитесь, что не сумеете ублажить меня?

— Боимся? Черта с два!

— Ты только послушай эту маленькую шлюшку. Она бросает нам вызов!

— Она истосковалась по настоящим мужчинам. Верно, крошка?

— Может быть! Я хлебну вашего вина, а когда моя подружка принесет гитару, покажу вам, как я умею танцевать. Согласны?

— Ну и крошка! Эй, ты! Принеси гитару. Мы хотим увидеть, как она танцует. И как танцуешь ты.

— Поторопись, Анита! — сказала Лаура и повернулась к мужчинам с виноватой улыбкой на лице: — Она немного застенчива, потому что никогда не была в городе. Но скоро она станет такой же веселой, как я, особенно если вы не пожалеете вашего вина! Обещаю вам, сеньоры, вы не разочаруетесь!

Анита побежала домой, не смея оглянуться. Ее сердце стучало так сильно, что она испугалась, не упадет ли она в обморок прежде, чем доберется до дома.

Анита боялась подумать о том, что может произойти с ее подругой Лаурой, так смело и раскованно говорившей с двумя страшными мужчинами, удерживавшей их своими поддразниваниями и посулами. Как долго она сможет делать это? Что, если?.. Анита не хотела думать о самом ужасном.

Лаура же, сохраняя ясность мыслей, продолжала заигрывать с мужчинами. Она приложилась к их бурдюку, отхлебнула вина и даже сумела не задохнуться при этом. Ей удавалось удерживать их на расстоянии, они ходили вокруг нее, точно кобели вокруг сучки. Она делала вид, будто хочет выяснить, кто из них лучше.

— Покажите мне — да, покажите мне, дорогие мужчины! Я определю, кто из вас самый большой.

Усмехаясь, они начали расстегивать свои грязные, пыльные брюки.

— О, я вижу, что мне предстоит нелегкий выбор! Может быть, вы тоже хотите взглянуть на то, что получите, а? Вы готовы?

Интуиция подсказывала Лауре, как ей следует играть, что она должна делать.

Отступив на несколько шагов, она попросила мужчин спустить брюки еще ниже, чтобы она могла лучше оценить мужские достоинства каждого из них.

Девушка пожалела, что у нее нет револьвера, однако она имела при себе нож. Он лежал в чехле, подвязанном у бедра. Это был подарок матери.

Лаура тряхнула своими волосами, распустила их и начала медленно, очень медленно танцевать без музыки. Край ее юбки пополз вверх. Обезумевшие мужчины стали задыхаться от желания. Услышав стук копыт и голос Аниты, Лаура из кокетки мгновенно превратилась в злобную тигрицу. Задрав одной рукой юбку, другой она нащупала нож.

— Вот что вы получите от меня, скоты! Вот что! Вот что! — Ею руководил первобытный инстинкт… она играла свою роль, почти не задумываясь. Впервые в жизни убивала, калечила. Потом она даже не могла вспомнить, что и как делала. Когда Лаура повернулась и побежала к белой саманной хижине, к выскочившим оттуда мужчинам, с ножа ее капала кровь. Загремели выстрелы. Вновь обретя голос, Лаура закричала:

— Назад! Назад! Сейчас появятся другие!

Пуля зацепила ее руку как раз в тот момент, когда она ворвалась через открытую дверь в прохладный полумрак дома, оставив позади яркое сияние солнца.

Глава 4

Стук копыт, донесшийся сзади, предупредил Трента о возможной опасности.

Он натянул поводья и, достав из чехла ружье, положил его на бедра и стал ждать.

Он узнал золотисто-гнедого коня с белым пятном на лбу. Она? Но на большом жеребце сидел маленький мальчик. На вид ему было не больше семи-восьми лет.

— Эй, паренек! Остановись!

— Нет-нет, я должен ехать к сеньору Альварадо, господин! Я не могу останавливаться, я обещал.

— Черт возьми! — Трент выхватил поводья из рук мальчика и поехал рядом с ним, сдерживая жеребца. — Я — друг сеньора Эстебана, — быстро заговорил он по-испански, — так что постой! Что случилось? Где ты взял этого коня?

— Это жеребец донны Лауры — она послала меня за подмогой, потому что только я умею ездить на Амиго! — В голосе перепуганного мальчика прозвучали нотки гордости, но затем ребенком вновь завладела паника. — О, сеньор, там много подлых пьяных полицейских! Они пытались обесчестить мою сестру. Если бы не донна Лаура… Отпустите меня, сеньор! Я обещал, что приведу подмогу!

— Замолчи! Будь мужчиной, если можешь! Видишь эти ружья и револьверы? Я могу задержать полицейских, пока ты не приведешь подмогу, но прежде ты должен показать мне, где они находятся и как подобраться к ним незаметно. Понял? А теперь — вперед! Едем! Приблизившись, будем двигаться медленно и бесшумно. Чтобы они ничего не услышали.

— До деревни рукой подать, сеньор, я знаю короткий путь. Там много деревьев и валунов. Они вас не увидят. Мы сами не видели их до тех пор, пока… — Мальчик перевел дыхание и продолжил: — С нами дон Франко, которому нравится Мариэлла. Он — сын дона Эстебана. Но вам это известно, если вы знаете дона Эстебана. Дон Эстебан изрубит этих свиней на мелкие кусочки и скормит их стервятникам!

— Не сомневаюсь, — протянул Трент. Мысли о предстоящей схватке уже будоражили его кровь, прогоняя усталость и мрачную опустошенность души.

Значит, она и есть та девушка, которую собираются сделать его невестой? К тому же она попала в беду.

Насмешливая улыбка на какое-то мгновение скривила губы Трента. Он представил себе, как она удивится. Теперь он знает, кто она такая.

Трент заставил испуганного мальчика, которого, как выяснилось, звали Хуанито, нарисовать на земле приблизительный план деревушки.

— Здесь есть только одна хорошая дорога, сеньор, — вот она. Мы срубили деревья, чтобы каждую неделю ездить на телеге за продуктами. Они приехали отсюда.

— Другого въезда нет?

— Есть! Я выбрался по узкой тропинке, о которой знают только наши люди. Так мне удалось незаметно вывести Амиго. Он стоял не возле хижин — донна Лаура всегда оставляет его чуть поодаль, в тени деревьев, где растет сочная трава. Там есть вода — маленький ручей, в котором женщины стирают белье.

Мальчик посмотрел на высокого гринго с коричневой кожей и темной бородой. Его лицо казалось высеченным из камня и напоминало изображения древних богов, которые иногда находили в пещерах. Солнечный луч, проникший сквозь просвет в листве, упал на странные глаза незнакомца, и те вспыхнули красным огнем. Хуанито поспешно перекрестился.

Возможно, этот человек был дьяволом — он появился из облака пыли! И все же Хуанито чувствовал, что этот дьявол был на их стороне.

— Хорошо, парень! Ты помнишь, что я сказал тебе? Веди Амиго рядом с собой, пока не отойдешь на приличное расстояние. Потом скачи во весь опор! Скажи дону Эстебану, что жених донны Лауры наведет тут порядок. А теперь — вперед!

И, не обращая внимания на изумленный взгляд мальчика, Трент махнул рукой и пополз вперед на животе. Потом он понял, что через кусты легче пробраться, поднявшись с земли.

Трент слышал доносившиеся снизу пьяные крики, похабные угрозы и грохот выстрелов.

Он осторожно подкрался к месту, откуда можно было заглянуть вниз. Трент не боялся, что его заметят, — никто не смотрел в эту сторону. На земле валялись тела; Трент не мог определить, кто были эти люди — полицейские или жители деревни. Но он видел, как мужчины, укрывшиеся за стеной, стреляют в сторону двух самых крепких домиков, вероятно, принадлежавших одной семье.

Он также увидел полицейских, спрятавшихся за каменными колодцами. Они были вооружены многозарядными ружьями и револьверами, однако не имели самых современных «винчестеров» и «кольтов». Он привык к таким сражениям в Алжире и Триполи — однажды мистер Бишоп отправил его на короткий срок в Иностранный легион. Подобный же опыт Тренту довелось приобрести в опасных районах Нью-Мехико и Аризоны, где он заслужил репутацию самого ловкого наемного убийцы. Он брался за такие дела только по собственному желанию.

Оскалившись, точно почуявшая добычу пантера, он посмотрел вдоль ружейного ствола. Эти шакалы готовились к решающему удару, они окружали маленькие укрепленные домики, радостно говорили о том, что защищавшиеся стреляют все реже и реже.

Негодяи двинулись вперед, почувствовав себя еще более уверенно. Их смех и голоса долетали до Трента. Они заключали пари относительно того, кто овладеет большим количеством женщин, обсуждали, что сделают с ними — в первую очередь с дерзкой шлюхой, у которой были такие же глаза, как и у ее отца-гринго. Да, с той самой тварью, которая убила их товарища… Они укротят ее и используют, а потом продадут в бордель, где каждый мужчина за несколько песо сможет делать с ней что угодно.

Человек, говоривший и смеявшийся больше других, так и не успел закончить свою грязную тираду. Первый выстрел, произведенный Трентом из «винчестера», свалил мерзавца. Он задергался на пыльной земле с простреленным позвоночником, точно обезглавленный цыпленок. По округе разнесся предсмертный вопль. Через мгновение второй человек упал с простреленной головой. Потом еще один…

Точно карающая рука Господа, «винчестер» невозмутимо и методично уничтожал одного негодяя за другим. Трент постоянно менял позицию. Те, кто пытался вести ответный огонь, не видели мишени. Им наверняка казалось, что за кустами скрывается целая армия.

Впрочем, думать об этом им оставалось недолго. Трент стрелял, меняя ружья и не промахиваясь.

Один из мужчин, напившийся сильнее своих товарищей, выбрался из маленькой дальней хижины, где он поглощал пульке[1] и безжалостно избивал юную девушку. Подонок остановился, явно не понимая, что произошло за несколько последних минут.

— Что такое, друзья мои? Вы еще не разделались с жалкими пеонами?

Он стоял, покачиваясь, с расстегнутой ширинкой. Трент выстрелил ему в пах, услышал отчаянный вопль и по-волчьи оскалил зубы.

Лаура и Франко, сидевшие в одном из саманных домиков, толстые стены и крыша которого защищали их от пуль и факелов, посмотрели друг на друга; в течение нескольких мгновений они не могли понять, что кошмар, вырваться из которого они уже не надеялись, вдруг закончился.

Когда прогремел последний выстрел, в деревне воцарилась тишина, нарушаемая лишь стонами раненых — кое-кого Трент решил не убивать, а только покалечить. Напряженность повисла в воздухе, проникла в сознание людей, прячущихся в двух самых безопасных местах — домиках, принадлежавших одной семье и соединенных между собой общим погребом.

— Это папа? Так скоро, Франко?

— Тише! Я не знаю! Кто еще это может быть?

Со двора донесся голос:

— Не стреляйте, даже если у вас еще остались патроны! Думаю, они у вас кончились. Эй, есть тут кто-нибудь?

Лаура заметила, что от его ружья еще струится дымок. Это он — чернобородый дьявол! Застыв у окна, она на какое-то время потеряла дар речи. Из оцепенения ее вывел настороженный голос Франко:

— Кто вы такой и что вы здесь делаете?

— Это ты, Франко? Сын Стива? Я — Трент Челленджер. Я ехал к твоему отцу и встретил малыша на большом коне. Он сказал мне, куда направляется. Выйдешь ты наконец или нет?

Повернувшись к своим товарищам и сказав им что-то, Франко отпер дверь и вышел из дома. На его лице играла счастливая улыбка.

Лаура замерла у оконной рамы.

«Он! — подумала девушка. — И теперь мы обязаны ему нашим спасением. Я не хочу чувствовать себя его должницей. Ненавижу таких типов. Он — худший из них. Там, возле ручья, он вел себя не лучше, чем эти гнусные подонки… Только тогда у меня не было ножа. Черт возьми! Меньше всего на свете мне хочется быть обязанной такому человеку!»

— Лаура! Лаура! Выходи, сестра. Что с тобой? Ты должна познакомиться с этим человеком.

Анита мягко коснулась руки Лауры:

— Лаура! Что с тобой? Твой брат зовет тебя познакомиться с этим красивым мужчиной. Этот высокий и опасный на вид гринго убил всех негодяев! Пойдем! Или тебе стало дурно?

Бросив взгляд на подругу, Лаура заставила ее замолчать и, расправив плечи, сделала глубокий вдох.

— Со мной все в порядке! Я просто задумалась…

— Тебе не стоит слишком много думать о том плохом, что уже закончилось! Выйди во двор, Лаура!

Вскоре Лаура пожалела, что не осталась в доме; она могла разыграть обморок или как-то иначе уклониться от встречи с этим человеком. Но ее заставили выйти к нему. Усугубив ситуацию, он пожелал, чтобы она поехала перед ним на его коне. Этот изобретательный дьявол заявил, что так он сможет получше познакомиться с Лаурой.

Девушка была взбешена, и ее брат прекрасно видел это; перехватив гневный взгляд сестры, Франко из озорства и любопытства также стал настаивать на том, чтобы она поехала с Трентом к их родителям и все им объяснила.

«Конечно, — подумала Лаура, — если я откажусь, это будет выглядеть невежливо по отношению к человеку, который спас нам жизнь. И даже глупо. Люди подумают, что я боюсь этого негодяя. Почему судьба распорядилась так, что из всех людей на помощь нам пришел именно он?»

Она сидела в седле почти неподвижно. Ее буквально тошнило от близости Трента и его дыхания. Что он скажет ей теперь? На людях они делали вид, будто не знают друг друга, и это вполне устраивало Лауру, но почему он настоял на том, чтобы они поехали вместе?

Она предпочла бы поехать с Франко, но тот успокаивал плачущую Мариэллу. Помахав им с Трентом рукой, он сказал, что вернется домой к обеду.

Как мог Франко не заметить ее красноречивые взгляды и хмурое лицо? Он притворился, будто ничего не видел, и с дьявольской усмешкой в карих глазах попросил Лауру указать Тренту дорогу, ведущую в поместье, где ей окажут медицинскую помощь.

— Это — твое боевое крещение, сестра! Мама будет гордиться тобой.

— Да, а папа рассердится из-за того, что мы оба так плохо к нему подготовились! — заметила сухим тоном Лаура, после чего девушке пришлось смириться с тем, что Трент Челленджер обхватил своими крепкими руками ее талию и посадил перед собой в седло.

Лаура не могла определить охватившие ее чувства; она сидела в седле скованно, боясь сделать лишнее движение.

Несколько часов назад он обошелся с ней как с дешевой шлюхой. Тогда она хотела убить его. Сейчас он спас ее от смерти, и ей приходилось быть с ним вежливой, фактически терпеть его объятия.

— Мне нравится, что вы ездите в мужском седле. Я понять не могу, почему большинство женщин предпочитают дамские седла.

— Возможно, это — испытание мастерства! Вы бы удержались в дамском седле, мистер Челленджер? Смогли бы преодолевать препятствия, сидя в нем?

— Вероятно, нет! — Лаура кожей почувствовала его усмешку, представила себе его изогнутые губы. — Мне никогда не доводилось проверять это. Между прочим, мисс Лаура, вам следует держать оружие наготове! Особенно когда вы купаетесь вдали от асиенды. Вас мог застать врасплох не бродяга гринго, а отряд этих негодяев.

— Вы — бессовестный человек, верно? Вы вели себя как подлый, мерзкий… Думаю, вы сами знаете, какой вы! Если бы вы не спасли нас, я бы убила вас, как тех двух грязных свиней, которые хотели меня… хотели меня… Черт!

Стыдясь своей слабости, Лаура попыталась справиться с навернувшимися на глаза слезами гнева и обиды. Внезапно резкое движение коня толкнуло девушку на Трента, и острая боль пронзила ее руку. Она ахнула и заметила, что его волосатая щека оказалась в опасной близости от ее щеки.

— Ваша рука? — спросил он. — Что-то серьезное? Что вам положили на рану?

— Это… всего лишь царапина! Она слегка кровоточила, и мы ее перевязали, вот и все! Сделать что-то еще, не было времени. Мне не так уж и больно!

Он коснулся повязки в том месте, где просочилась кровь, и Лаура снова ахнула.

В следующий миг Трент натянул поводья, и Лаура вновь прижалась к нему.

— Погодите. Вы способны терпеть боль? Мне придется снять повязку, так что держитесь за седло изо всех сил, а эту руку поднимите.

— Что вы собираетесь делать? Что? О! Больно!

Трент снял Лауру с седла и опустил на землю, после чего начал осматривать повязку.

— Вы же не врач! Оставьте в покое мою руку — ею займутся дома! О!

— Советую вам покрепче стиснуть зубы. Вы почувствуете жжение, но это остановит заражение крови. Поверьте мне, оно способно причинить гораздо большую боль!

Когда Трент снял повязку с раны, оттуда снова пошла кровь. Он залил пулевое отверстие бесцветной жидкостью из бутылки, которую достал из седельной сумки.

Сильнейшая боль пронзила руку Лауры; из глаз девушки брызнули слезы, с губ сорвался стон, хотя она и стиснула зубы по совету Трента.

Почувствовав, что у нее кружится голова, Лаура приложила все силы, чтобы не упасть в объятия Трента — это было бы новым унижением. Она почти обрадовалась тому, что он крепко обхватил ее рукой за талию и помог устоять на ногах. Вскоре острая боль начала проходить. Лаура увидела у своих побелевших губ бутылку.

— Сделайте глоток. Это поможет.

Еще не придя полностью в себя, Лаура послушно отхлебнула из бутылки и, поперхнувшись, закашлялась. Не давая ей времени на возражения, Трент снова посадил ее в седло.

Глава 5

Лаура заявила, что наденет к обеду черное шелковое платье с высоким воротничком из белых кружев и длинными рукавами.

— Но это платье не подходит для знакомства с женихом! — тщетно попыталась возразить Филомена.

— Он вовсе не мой жених, и я уже познакомилась с ним — ты это забыла?

— О, какой стыд, тогда на тебе было такое неприличное тряпье! Я удивлена, что он остался обедать!

— Он приехал к моему отцу, они должны обсудить дела. А я собираюсь пообедать, потому что не хочу, чтобы кто-то подумал, будто незначительная потеря крови способна уложить меня в кровать! Пожалуйста, Филомена, не спорь со мной сейчас!

— По-моему, это ранение повлияло на твою голову, — проворчала Филомена. — Что ж, я поглажу противное черное платье и принесу его тебе. Отдохни несколько минут. Выпей травяной чай, который я приготовила, и тебе станет лучше.

Когда Филомена ушла, Лаура села на кровать, вздохнула и посмотрела на новую повязку.

— Филомена? Как она себя чувствует?

— Мы положили на рану специальную мазь, донна Джиния. Мне доводилось видеть кое-что пострашнее. Ох! И зачем только я заснула? Почему не догадалась, что она что-то замышляет, пока я надевала на нее корсет?

— Тут нет твоей вины. — Джинни похлопала пожилую женщину по плечу. — У моей дочери упрямства и своенравия больше, чем у меня и ее отца, вместе взятых! Она спит?

— Спит? Нет! Она сказала, что не будет спать. Отказалась выпить снотворное. Она выйдет к обеду. И еще она заявила, что наденет черное шелковое платье с высоким воротничком и длинными рукавами, чтобы скрыть повязку. Без корсета! — Филомена выпятила нижнюю губу и прижала руку к сердцу. — Без корсета, донна Джиния! Она сказала, что он ей не жених и никогда им не будет! Что нам делать, донна Джиния?

Джинни вздохнула:

— Ничего! Принеси платье, которое она выбрала, Филомена. Я схожу к Лауре и поговорю с ней. — И, невозмутимо пожав плечами, Джинни улыбнулась пожилой женщине. — Она молода, легкомысленна и импульсивна. Но, в конце концов, образумится. Всему свое время.

«Но не раньше, чем приобретет жизненный опыт и познает боль, как это было со мной!» — неожиданно подумала Джинни, приводя в порядок свои мысли после ухода Филомены. Она вспомнила себя в возрасте Лауры. Свою самоуверенность и смелость, желание взять от жизни все, что та может предложить.

Тогда она не предполагала, что с ней может произойти нечто неожиданное, что Стив навсегда изменит ее. Стив — ее муж и возлюбленный. Ее друг, человек, которому она доверяла. Годы взаимного непонимания и потерь остались в прошлом.

Джинни вспомнила, как она познакомилась с Трентом Челленджером. Сколько воды утекло с тех пор! Молодой, горячий, он не скрывал своей симпатии к ней. Она немного схитрила — стала обходиться с ним как с сыном или любимым кузеном.

Но сейчас в асиенду, держа перед собой на седле, точно трофей, ее дочь, въехал мужчина, а не юноша. Суровый, закаленный в боях мужчина, напоминавший ей Стива, каким он был в то время, когда она познакомилась с ним. Человек Джима Бишопа. Явно не пара для Лауры. Во всяком случае, пока что она не созрела для такого мужчины, способного вывернуть женщину наизнанку, пробудить в ней чувства, желания, погубить ее — если она позволит сделать это, не даст ему отпор.

Однако Джинни ощутила какие-то флюиды взаимного притяжения между Лаурой и Трентом Челленджером; она почувствовала их, когда Трент снял ее дочь с коня и поставил на землю лицом к себе.

Как хорошо она помнила пережитое ею самой! Как хорошо понимала силу странного запретного влечения, заглушавшего благоразумие, логику и любые советы!

Постучав в дверь, Джинни вошла в комнату и застала дочь стоящей перед зеркалом.

— Мама? — Облаченная в короткую рубашку девушка повернулась и покраснела, словно ее тайные мысли оказались прерванными.

— Да, я! Я говорила с Филоменой, она гладит твое черное платье, хотя и считает его неподходящим для такого случая.

— Филомена вечно недовольна. Всем! — Раздраженный голос Лауры заставил Джинни вскинуть брови.

— Похоже, ты взволнована, моя дорогая. Ты уверена, что хочешь обедать с нами? Твой отец и мистер Челленджер, вероятно, быстро уединятся, чтобы поговорить о делах. А для нас вечер будет скучным, его скрасит только обсуждение сегодняшних событий, верно?

— Почему? Я хочу спросить папу и мистера Челленджера, что они собираются сказать президенту Диасу по поводу действий его полицейских! И я уверена, что Франко тоже захочет узнать, что будет предпринято в связи с этим возмутительным происшествием! Мама, они… Знаешь, я постоянно думала о том, как бы поступила в такой ситуации ты. Я улыбалась этим мерзавцам, притворялась, будто… И затем… когда они подумали, что я смотрю на них… стала медленно поднимать юбку, как бы дразня их, понимаешь, мама? Схватила нож, который ты дала мне, и, кажется, убила обоих. Нет, точно убила. Очень быстро. Господи, я убила! Я болтала… дразнила… превратилась в другого человека… играла — а потом игра закончилась, и мне пришлось… мне пришлось…

— Дорогая, я все знаю! Знаю! Я сделала то же самое. — Джинни обняла дочь, прижала ее к себе и мысленно перенеслась в прошлое. — Я тоже убила человека. Мне тяжело вспоминать об этом даже сейчас, когда он больше не представляет для меня опасности. Я ударила его ножом в горло, услышала, как из раны с шумом вырвалась кровь, и убежала.

Сказав это, Джинни тут же вернулась в настоящее. Побледневшая Лаура смотрела на мать так, словно видела ее впервые.

— Лаура, я думала, что мне удалось забыть этот эпизод моей жизни, но воспоминания живут во мне! Ты убила двух негодяев, чтобы спасти себя и свою подругу. Тебе пришлось так поступить. Я горжусь тобой!

Лаура поплакала еще несколько минут в объятиях матери, точно ребенок, затем взяла себя в руки и сказала:

— Я не сожалею об этом. Уже не сожалею. Я постоянно думала — так поступила бы моя мать. Я говорила себе, что я — это ты, мама, красивая и уверенная в себе. Но думаю, тогда ты не была такой.

— Уверенность приходит к человеку в последний момент, когда он неожиданно сознает, что должен сделать, — сказала Джинни. Подойдя к окну, она продолжила: — Лаура, я не хочу у тебя ничего выпытывать, ты вовсе не обязана мне говорить. Но… я чувствую что-то возникшее между тобой и Трентом Челленджером. Он напоминает мне твоего отца в молодости, поэтому тебе следует поберечься!

Лаура замерла и запальчиво произнесла:

— Ты догадалась правильно. Надеюсь, я не слишком выдала себя, мама?

Девушка вздохнула, посмотрела вниз, потом подняла голову и рассказала историю своего знакомства с Трентом Челленджером. При этом она не пощадила ни себя, ни его.

— Это чувство… было очень странным! Конечно, он принял меня за дешевую шлюху. И как он обошелся со мной потом, что сделал… Ненавижу его за это!

— Когда я впервые встретила Стива, произошло почти то же самое. Я зашла по ошибке не в ту комнату, и негодяй принял меня за проститутку, которую он заказал себе на ночь у какой-то мадам Мими.

— Правда? И что было дальше?

— Он набросился на меня, даже не дав мне раскрыть рот. Он поцеловал меня так грубо, что я потеряла дар речи, а потом… сорвал с моего плеча бретельку вечернего платья и приказал раздеться — быстро!

Когда Лаура услышала тихий смех матери, глаза девушки изумленно округлились.

— Мама! И ты это сделала?

— Нет, конечно! В тот раз — нет. Я ударила его по лицу, потом потребовала отпустить меня. Слава Богу, в этот момент в дверь постучала женщина, которую он ждал. Это был один из тех редких случаев, когда я видела твоего отца потерявшим дар речи — во всяком случае, на несколько минут.

— По-моему, — отчеканила Лаура, — все мужчины — лицемеры, распутники и грубияны!

— Да, они бывают противными. Их трудно сразу понять. Лаура, мне бы очень хотелось сказать тебе, что я знаю ответы на все вопросы. Однако это не так. Я не могу ответить на многие из них. Я потратила немало мучительных лет на то, чтобы заново открыть нечто такое, что всегда было мне известно. Думаю, то же самое произошло и с твоим отцом. Нам пришлось расстаться, чтобы снова обрести, а главное, понять друг друга.

Филомена принесла черное платье и оставила его на кровати после того, как Джинни сказала, что сама поможет дочери одеться к обеду.

— Ей следует лежать в постели! — пробурчала Филомена. — Отправиться куда-то в такой одежде… без нижнего белья… Ввязаться в схватку… в перестрелку!

Пробормотав что-то еще, она вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь.

Джинни и Лаура переглянулись. Потом Джинни улыбнулась, слегка изогнув брови:

— Без нижнего белья, моя дорогая? Надеюсь, ты не собираешься проявлять такое же безрассудство, какое проявляла я!

Раздраженно махнув рукой и отведя глаза в сторону, Лаура сказала:

— Отлично! Это еще не все! Он… он разорвал мою рубашку, чтобы… Впрочем, сейчас это уже не имеет значения — больше ничего не произошло. Думаю, он хотел запугать меня демонстрацией грубой силы.

— Хм… Мужчины имеют такую привычку! — задумчиво сказала Джинни. — Дорогая, ты действительно спустишься к обеду? Ты уверена, что вы оба не будете испытывать чувство неловкости?

— Он-то уж точно не смутится! — Лаура повернулась с раскрасневшимися от возмущения щеками. — Он ждет, что я буду смущена, постараюсь спрятаться. Черта с два! Двуличный тип! Я ему покажу. Знаешь что, мама? Пожалуй, после обеда я попрошу мистера Челленджера прогуляться со мной по патио. Там я выложу ему все, что о нем думаю. Объясню, что мне не пришло бы в голову обручиться с ним, будь он даже единственным мужчиной на земле. Вероятно, он привык к обществу дешевых, доступных женщин.

— Хорошо. Думаю, ты должна внести ясность в ситуацию — вдруг мистер Челленджер питает какие-то иллюзии? Я скажу твоему отцу, что вам следует побыть немного наедине, прежде чем они начнут обсуждать дела. А сейчас, любимая, подойди ко мне, я помогу тебе надеть это ужасное мрачное платье! — Глаза Джинни сверкнули. — Я бы постаралась поразить его моими самыми экстравагантными нарядами. Но ты — не я, и, слава Богу!

— Черт возьми, сестра! Ты выглядишь так, словно у тебя траур! — со своей обычной бесцеремонностью выпалил Франко, когда Лаура и Джинни наконец присоединились к мужчинам. Сидевший во главе стола Стив Морган посмотрел на жену, вопросительно подняв бровь, и Джинни ответила ему многозначительной улыбкой. «Что происходит между Трентом Челленджером и дочерью?» — спросил себя Стив. Он уловил едва скрываемую напряженность в их отношениях. Это напомнило ему о том, что его дочь, нередко ведущая себя как мальчишка-сорванец, превращается в женщину. Он знал, что она вполне самостоятельна и способна позаботиться о себе.

Джинни в бледно-зеленом платье простого покроя выглядела, как всегда, обворожительно. Стив, наконец, начал верить в то, что она полностью принадлежит ему.

— Мы обедаем здесь без особых церемоний — думаю, вы это уже поняли, — пробормотала Джинни, обращаясь к гостю, который проявил необычную для него вежливость и помог ей сесть.

Сегодня они обедали в маленькой гостиной, распахнутые двери которой выходили в освещенное фонарями патио. Вечер был теплым. Нежные дуновения слабого ветерка заставляли колыхаться лозу и приносили в комнату аромат ее цветов, смотревших на оранжевый месяц, висящий над деревьями, словно древний языческий символ.

Лаура попыталась сосредоточить внимание на щедро наполненной тарелке, заставляла себя думать о еде, а не о романтическом звездном вечере и мужчине, сидящем напротив нее.

Когда девушка вошла в комнату со своей матерью, ее поразил новый облик Трента Челленджера. Гость вымылся и сменил пропитавшуюся потом дорожную одежду на темно-серую хлопчатобумажную рубашку и парчовый пиджак. Темно-синий шейный платок выглядел так, словно был изготовлен из эскотского шелка. Мистер Челленджер подстриг свои отросшие волосы и бороду, отчего его вид стал более цивилизованным.

Но это — поверхностное впечатление, поняла Лаура, перехватив взгляд гостя. Трент рассек своими глазами-кинжалами черную шелковую броню ее платья. Даже его вежливая улыбка была обманом.

«Маленькая лицемерная сучка! — подумал Трент. — Закуталась в черный шелк от горла до запястий, точно монашенка». Он решил запомнить это сравнение и подразнить ее при случае. Он знал, что это время придет. Сейчас они находились в состоянии зыбкого перемирия, между ними словно действовало некое соглашение. Трент надеялся, что им удастся избежать новых стычек.

Глава 6

Убывающий месяц скрылся за деревьями. Его золотистое свечение пробивалось сквозь трепещущую листву и раскачиваемые ветром узловатые ветви. На фоне безоблачного темного неба звезды казались более яркими, чем обычно; тысячи светлячков выписывали узоры над цветущими побегами лозы, поднимающимися вдоль осыпающихся саманных стен патио. Казалось, что эта буйная зелень проросла в ограду и составляет с ней единое целое.

Лаура и Трент молча шагали вдоль края дворика, словно это была обычная светская прогулка в каком-нибудь городском парке.

Обед завершился. Все держались невыносимо вежливо — даже Франко. Лаура решительно заявила матери, что должна поговорить с мистером Челленджером и внести ясность в ситуацию. «Но почему он не может заговорить первым? — в отчаянии думала сейчас девушка. — В чем причина — в неумении вести светскую беседу или плохом воспитании?» Она резко остановилась, и ее спутник сделал то же самое. Однако прежде чем она успела сказать, что у нее на уме, и покончить с этим делом, Трент первым нарушил молчание.

— Чудесный вечер, правда? — произнес он и, не дав Лауре собраться с мыслями, сунул руку в карман. — Если позволите, я сделаю самокрутку. Я предпочитаю их большинству сигар.

— Пожалуйста, курите, — резко сказала Лаура, решив проявить твердость. — Вы можете курить что угодно здесь или в доме с моими отцом и братом. Но до нашего возвращения туда нам следует обсудить некоторые деликатные вопросы, чтобы покончить с ними раз и навсегда, верно?

Трент наклонил голову и прикурил самодельную сигару. Когда он поднял глаза, Лаура увидела отразившийся в них огонек спички.

— Что это за деликатные вопросы, которые требуют немедленного обсуждения, мисс Морган? Я надеялся, что такой ароматный звездный вечер поможет нам забыть досадные обстоятельства нашей утренней встречи! Вы заметили, что эта наша встреча — третья за сегодняшний день?

Лаура была потрясена подобной наглостью. Она могла поклясться, что его зубы сверкнули в усмешке, прежде чем он продолжил все, тем же возмутительным тоном:

— Однако вы так изменились за день, что я невольно спрашиваю себя, как бы все сложилось, если бы впервые мы встретились при лунном свете!

Это уже было чересчур! Какая дерзость! На протяжении всей этой саркастической тирады в душе Лауры бушевал огонь. Девушка почувствовала, что не может больше сдерживать свое возмущение.

— И вы еще смеете упоминать об утренней встрече после вашего подлого поступка? После того, как…

— О, ради Бога! — раздраженно перебил ее Трент. — Откуда я мог знать, кто вы такая? Тем более что вы пустили в ход бранные слова, которые, смею заметить, воспитанная молодая дама даже не должна знать. Вы вели себя как шлюха, и я принял вас за шлюху. Возможно, не будь я таким усталым, вы получили бы урок, который принес бы вам пользу в будущем, мисс Лаура!

— Вы — несносное чудовище! — взорвалась Лаура. Голос ее дрожал от ярости. — Ваши действия нельзя оправдать! Я жалею, что не убила вас!

— В этом случае, моя дорогая, вы, вероятно, стали бы игрушкой для тех похотливых негодяев! — Пока Лаура задыхалась от гнева, Трент продолжал: — Черт возьми! Вы хотите услышать извинения? За что? Вы первая ударили меня, а я поцеловал вас, чтобы заткнуть вам рот. Справедливо, правда?

— Я не желаю больше вас слушать! — с ненавистью выпалила Лаура. — Я вышла сюда только для того, чтобы сказать вам — я собиралась быть вежливой, пока вы не… О, будьте вы прокляты! Я лишь хотела объяснить вам, что не намерена подчиняться этой нелепой шутке — так называемому брачному соглашению, о котором я услышала только сегодня! Более того, я надеюсь, что мы больше никогда не встретимся! Прощайте, мистер Челленджер.

Наконец-то ей удалось овладеть собой, бросить ему в лицо ледяные слова. Испугавшись, что, если он раскроет сейчас рот, она вновь утратит выдержку, Лаура резко повернулась и, зашуршав длинным подолом платья, пошла прочь. Неожиданно она почувствовала, что Трент схватил ее за руку и повернул к себе, точно куклу.

— Как насчет прощального поцелуя, мисс Морган? Ваш бывший жених имеет на него право.

Позже Лаура подумала о том, что, к ее чести, она попыталась освободиться. Вырваться из его рук. Будь он жестоким, грубым, безжалостным, девушке, возможно, и удалось бы избежать того, что внезапно показалось ей неизбежным. Но его губы были дразнящими, соблазнительными; Лаура откинула голову назад, на руку Трента, и позволила ему поцеловать себя. Ей вдруг захотелось ответить на его поцелуй. А он целовал ее всеми возможными способами, о которых она прежде и не догадывалась.

Позже, оказавшись в своей комнате, она услышала доносившиеся из патио мужские голоса, почувствовала аромат сигарного дыма и плотно закрыла окно.

По какой-то необъяснимой причине ей не удалось сразу заснуть. Как только она закрывала глаза, в ее сознание проникали странные мысли и картины, которые она не могла прогнать. Злясь на себя, Лаура видела какие-то сцены, слышала голоса, мысленно произносила резкие слова, которыми ей следовало сбить с Трента Челленджера его безмерную мужскую спесь.

Она не должна была обрушивать на Трента бессмысленные обвинения, похоже, только позабавившие его! Лучше бы она четко, сухо и ясно сказала ему то, что собиралась сказать с самого начала; обозначив свою позицию, она должна была повернуться и оставить его в полной растерянности!

Почему она не поступила таким образом? Почему, черт возьми, позволила ему целовать ее — да еще так неприлично долго? Она сжала его плечи лишь тогда, когда начала задыхаться и испугалась, что рухнет на землю. Мерзкое животное! Лауре хотелось забыть этот неприятный случай и собственную предательскую слабость, которой воспользовался этот негодяй.

Лаура проснулась значительно позже обычного. Ослепленная ярким солнцем, она тотчас же закрыла глаза снова.

«Должно быть, — подумала сонная Лаура, — Филомена заглянула в комнату и открыла ставни. Но почему же она не разбудила меня своим громким голосом, как делала это обычно?»

Лаура поняла, что у нее болит голова. Она повернулась на живот, потерла глаза и отбросила простыню, которой, вероятно, строгая Филомена накрыла ее, пока она спала. Условности! Приличия, которые должна соблюдать молодая дама. Филомена любила читать проповеди на эту тему с давних времен, когда Лаура и Франко еще были детьми.

Лаура села, потянулась. Солнечные лучи ласкали ее тело, точно горячие руки… Это странное сравнение заставило девушку замереть. Она окончательно пришла в себя, вспомнив вчерашний вечер.

«Я ему еще покажу!» — подумала Лаура, выбираясь из кровати, чтобы вымыться в ванне, стоявшей за ширмой, в углу комнаты. Филомена оставила два кувшина с ледяной водой, чистые мягкие полотенца и губку.

Обнаженная Лаура, тело которой горело после мытья, нетерпеливо крикнула через приоткрытую дверь:

— Филомена! Филомена, где ты? Помоги мне одеться!

Она решила остановить свой выбор на том легком утреннем платье, которое Филомена надела на нее вчера. Пусть капризная старуха поворчит. День был прекрасным. Лаура проголодалась и была готова при необходимости дать бой кому угодно.

Родители никогда не выходили из своей комнаты к завтраку раньше одиннадцати часов, а иногда задерживались там и дольше, поэтому Лаура знала, что не опоздает. Если только Филомена поторопится!

— Филомена! Где ты? Мне что, бежать за тобой вниз в таком виде?

— Я иду! Что за нетерпение! Могла бы сообразить, что я уже не так проворна, как прежде.

Отлично зная, как следует обращаться со старой няней, Лаура обняла женщину, когда та открыла дверь и ввалилась в комнату. Только что поднявшаяся по лестнице Филомена тяжело дышала.

— Извини, Филомена, но от запаха еды у меня разыгрался аппетит… Я почти ничего не ела вчера вечером.

— Да, это уж точно! — согласилась Филомена. — Зато я заметила, сколько вина ты выпила! Слишком много для молодой девушки. Я сказала об этом твоей матери. Вино ударяет в голову и обостряет чувства! Что ты наденешь под платье, которое отбросила вчера?

Лаура уже облачилась в платье и повернулась лицом к зеркалу.

— Я уже надела одну из моих новых рубашек! И никакого корсета! В нем я не могу съесть и кусочка. Если я наберу воздуха в легкие — вот так — и задержу дыхание, платье будет сидеть превосходно. Пожалуйста, поторопись. И не трать время на брюзжание — когда я уеду в Европу, тебе не на кого будет ворчать! Тогда ты будешь скучать по мне!

— Ха! Скучать по неприятностям и тревогам? Мне жаль тех, кому придется присматривать за тобой и превращать тебя в леди, пока хозяин и хозяйка будут путешествовать отдельно от тебя. Не двигайся, если хочешь, чтобы я застегнула платье. Знаешь, я должна его снова прогладить! Ох уж эта нынешняя молодежь! Клянусь Святой Девой, я не знаю, что тебя ждет в будущем. И нас — по твоей милости!

— О, Филомена, помолчи! Ты, вероятно, была в моем возрасте такой же, если не хуже! Ты ведь сама однажды сказала…

— Довольно, довольно! Не важно, что ясказала. Мне не предстояло стать леди, я была дочерью бедного пеона и думала отом, как заработать на кусок хлеба. Вот!

Пока Филомена, многозначительно выпятив нижнюю губу, кипятилась за спиной Лауры, девушка внимательно изучала свое отражение. Она слегка пощипала щеки, свернула толстую косу на макушке и оставила шеюобнаженной, спустив на нее лишь несколько тонких прядей.

— Мама и папа уже завтракают? О, как япроголодалась! Надеюсь, там много еды?

Филомена вышла из комнаты вслед за Лаурой, продолжая ворчать:

— Конечно, еды хватит! И напитков тоже. Их, как всегда, слишком много! Зачем ты так торопишься? Ты можешь наступить на край платья. Придерживай его одной рукой, как подобает леди!

— Филомена! — Лаура все же сбавила шаг и приподняла ткань. Она не переживет позора, если споткнется и упадет к его ногам бесформенной грудой тряпья.

— Если тебя подгоняет не голод, а желание увидеть его, этого гринго с суровым лицом, ты можешь успокоиться. Он уехал на рассвете с твоим братом. Это даже к лучшему — ты еще слишком молода и неопытна, чтобы связываться с таким типом.

— О! Что ты знаешь? — Лаура повернулась спиной к ворчливой старухе и, расправив плечи, вошла в маленькую гостиную.

Он уже уехал! Вместе с Франко. Это не имеет для нее никакого значения, она просто упустила шанс поставить его на место. Ерунда! Счастливое избавление!

Однако… Чем вызваны эти разочарование и досада? Тем, что он не пожелал с ней попрощаться?

Что, если бы в Калифорнию с ним отправилась она, а не Франко?

Лаура сосредоточенно потягивала горячий черный кофе, не замечая, что он обжигает ей рот. Значит, Трент Челленджер уехал, закончив свои дела с отцом, а также с ней. В конце концов, что могло задержать его теперь, когда он сделал все, ради чего приезжал?

Пусть Франко ищет приключения и учится дурным манерам. Она отправится в Европу, чтобы путешествовать и расширять свой кругозор. Учиться многому, причем самостоятельно. Пока он… Впрочем, какая разница, чем будет заниматься Трент Челленджер, где будет странствовать? Да, вчера вечером в ее душе вспыхнуло влечение к этому человеку, но на самом деле у них нет ничего общего.

Лаура снова отхлебнула горький— кофе и, почувствовав жжение во рту, обрадовалась боли, которая отвлекла от всего остального… Например, от незнакомых ощущений, едва не заставивших ее потерять голову. Она отвечала на его поцелуи, лишаясь власти над собой. Ураган страсти уносил ее куда-то, швыряя из стороны в сторону.

«Я никогда не стану жертвой своих чувств. Никогда!» — поклялась себе Лаура, хотя какая-то часть ее души продолжала гадать, что могло произойти… будь они оба менее воспитанными или не связанными правилами приличия.

Ее мать высказалась ясно и честно:

— Он почти такой же, каким был раньше твой отец, Лаура. Будь осторожна, не залезай слишком глубоко — забудь о желании выяснить его истинную сущность. Подави свое любопытство! Оно может завести тебя бог знает куда!

— Но ведь ты это сделала, мама! Ты выросла во Франции, в высшем обществе и, так же как и я, ничего не знала о жестокой изнанке здешней жизни!

— Дорогая, ты почти ничего не знаешь о мужчинах — пока! Я не хочу, чтобы ты пострадала, ты это понимаешь? Держи глаза открытыми, трезво оценивай опасности и награды, Лаура. Боюсь, ты слишком похожа на меня. И это меня пугает!

— Я способна позаботиться о себе, мама! И буду делать это всегда!