В сетях соблазна

15

Лили сидела на подлокотнике и качала ногой. Иногда нога затекала, тогда она меняла положение и качала другой ногой. Луч солнца полз от одной стены к другой, старательно огибая – так ей казалось – останки телефонной трубки, валявшиеся на полу.

Трубка погибла два часа назад. С тех пор Лили сидела и качала ногой.

Стукнула входная дверь. Лили с трудом удержалась, чтобы не кинуться стремглав и не повиснуть у Брюса на шее. Слава богу, он все-таки пришел – это она говорила себе каждый день, потому что каждый их день мог стать последним.

Однако за спиной притаилась тишина. Брюс вошел в комнату, она это чуяла, как дикий зверь, но не торопился подойти к ней. А когда она услышала его голос, то поняла, что сейчас умрет.

– Привет. Это я.

– Привет. А это я. Какое совпадение, правда?

– Что-то случилось?

– О нет, ничего особенного. Шеймас меня завернул, а так ничего.

– В каком смысле – завернул? Я ему сейчас позвоню и… Кстати, почему ты не подходишь к телефону? О… Понимаю. Ты саданула трубку об стену?

– Да. И не надо мне говорить, что я напрасно это сделала. Я это знаю.

– Что он тебе сказал?

– Ничего. Его секретарша велела больше не беспокоить мистера Тидла своими звонками.

– Послушай, я сейчас же…

– Нет, Брюс. Ты никому звонить не будешь. Хватит об этом.

– Я… я виноват, надо было раньше вспомнить и спросить тебя, надо было самому узнать…

– Брюс, я уже говорила тебе, это МОЙ план. Мое дитя. И в ответе за него только я.

– Лили, но я хочу тебе помочь отнюдь не потому, что мы спим вместе. Я действительно уверен, что у тебя хороший, стоящий проект, а до Шеймаса мне просто проще дозвониться. Если бы я не был в тебе уверен, я бы не предлагал этого.

Лили думала именно об этом все утро. Сомневалась, говорить ли Брюсу о Тидле, или вообще скрыть от него все произошедшее. Ей не хотелось лгать Брюсу, но не хотелось и принимать его помощь. Она была очень упряма, Лили Смит. И ненавидела влезать в долги.

Совершенно очевидным представлялось и то, что Шеймас поддался на провокацию Ширли Бэнкс. Это тоже требовало известных решений. И уж их-то Лили точно должна была принять сама.

– Брюс, я очень ценю твою заботу, правда. Спасибо тебе, не обижайся на меня. Я не могу тебе позволить влезать во все это. Это – мое.

Он в бессильном гневе взъерошил волосы и пробежался по комнате.

– Ладно. Хорошо. Только окажи мне услугу, о’кей? Не бросай это дело с Шеймасом. Не отступайся. Поезжай к нему, поговори с ним лично. В конце концов, худшее, что может случиться, это то, что он так и не изменит своего мнения…

– Или прикажет вытолкать меня взашей.

– Поверь мне, Лили! Просто поверь и сделай. Поезжай к нему. Услышь «нет» от него самого.

– Хорошо. Я с ним встречусь.

– Отлично. Возможно, меня не будет рядом, но я в твоих силах не сомневаюсь. Не позволяй Ширли оставить последнее слово за собой.

Лили вскинула горящие глаза на Брюса. Хорошо, что он напомнил ей о Белобрысой Дряни. С Шеймасом она, конечно, постарается встретиться, но сначала… сначала ей стоит повидаться с Ширли Бэнкс.

Брюс тем временем смущенно вертелся по сторонам, а потом выпалил:

– Мне жаль, но у нас почти не осталось времени, Лил. Мне нужно отправляться домой и собирать вещи, так что…

– Собирать вещи?

– Ну… да! Я лечу в Лос-Анджелес. Вернусь в понедельник вечером.

Она улыбнулась, через силу – но улыбнулась. Ведь мы все знали, что так и будет, не правда ли?

– Что ж, счастливого пути. А я пока присмотрю за твоими фикусами.

– Лили, мне очень жаль…

– Все нормально. Только не слишком ударяйся в разгул.

– О, поверь мне, я не люблю разгулы.

Они долго целовались в коридоре, а потом Брюс ушел, и Лили осталась одна. Она медленно бродила по квартире, брала и нюхала подушки, пахнувшие Брюсом… Почему он никогда не звал ее к себе? Приезжал исключительно к ней. Нет, это здорово, и она чувствовала себя более уверенно – на своей территории, – но все же почему?

Все очень просто. Она – его временная любовница. Развлечение на стороне, которое необязательно впускать в свою жизнь. И рано или поздно их веселому времяпрепровождению придет конец. Вопрос – когда именно? И как будет выглядеть их расставание?

Что ж, ты этого хотела.

Брюс поправил галстук и вылез из лимузина под вспышки фотокамер и голодный рев толпы. Он чувствовал себя едва ли не гладиатором на арене, правда, вместо сети и трезубца под рукой у него была хорошенькая и сверкающая, как рождественская елка, Келли. Сегодня ее могут назвать лучшей актрисой года. Вернее, непременно назовут, Брюсу это было известно доподлинно.

Келли махала свободной рукой, ослепительно улыбалась, вертелась и так, и сяк, прижималась к Брюсу и строила глазки репортерам. Потрясающе глупа, просто бездонно глупа. И хороша, как кукла Барби.

Обстановка вокруг напоминала ночной кошмар – как и всегда. Толпы потных, слегка злых и возбужденных репортеров свешивались с ограждений, чуть дальше визжала, рыдала и потела толпа поклонников, а по красной дорожке дефилировали звезды. Брюс увидел, как между тощих лопаток всемирно известной актрисы течет пот, и его слегка затошнило. Чуть дальше брел, привычно загребая ботинками, известный на весь мир комик – Брюс знал, что врачи строго-настрого запретили ему пить, и по этому поводу он наверняка принял на грудь в лимузине…

Известная светская львица с мраморно-белыми от кокаина ноздрями. Великий европейский режиссер-гей с другом. Старуха в декольте до пупка и глухих перчатках до локтя – восьмому молодому мужу она тоже вряд ли показывает свои руки.

Бал монстров, сборище священных чудовищ, порочных и жалких, но зато блестящих и знаменитых. У половины из них детей не было, у второй половины дети были больны от рождения. Запах тлена чудился Брюсу Кармайклу, и он машинально стиснул локоть Келли, за что и удостоился обиженного шипения:

– Брюс, ты мне платье помнешь. Не будь так нетерпелив, милый.

Он ошалело уставился на Келли, пытаясь понять, что можно помять в конструкции из серебряной паутины с металлическими вставками. Потом до него дошел смысл второй части фразы, и он едва не расхохотался. Все правильно. По голливудским меркам Келли имеет право рассчитывать на ночь страсти, ведь он сопровождает ее уже на втором награждении за сезон.

Первая остановка, первое интервью. Обычные вопросы, стандартные ответы. Ослепительная улыбка в камеру. Дальше пошли.

Что он здесь делает? Этот мир так и не стал ему родным, разве что перестал казаться опасным. Брюс хочет оказаться за много миль отсюда, в маленькой квартирке одной потрясающей девчонки из Кентукки, и чтобы ее голова лежала у него на груди, а по телику крутили довоенные комедии, и красное вино в стаканах, и чипсы, и море любви…

Он хотел быть с Лили, а не с этими тигрицами в бриллиантах. Галстук удавкой сдавил горло.

Брюс с неожиданной веселой злостью стиснул Келли так, что она испуганно пискнула.

– Крошка, а если допустить – ну хоть на секундочку, – что я сгораю от страсти?

Лили несколько раз вздохнула и произнесла про себя: «Ну тебя к черту, мисс Бэнкс». После этого решительно нажала на кнопку звонка.

Громадный старинный особняк Ширли выходил прямо на улицу, никакой ограды. Наверняка у нее полно камер слежения и прочей дребедени, так что неожиданным визит не будет. Может, Ширли вообще нет дома?

Паника стиснула горло холодными липкими пальцами. Зачем Лили пришла сюда? Да, сначала во всем был виноват адреналин, но теперь его действие закончилось, наступало горькое прозрение.

Что ты ей скажешь? Отвали, а то как дам? Прекрати на меня ябедничать? За что ты меня ненавидишь? Что мне надо сделать, чтобы ты отстала от меня навсегда?

Может, на коленки встать и молить о пощаде?

Дверь открылась, и Лили немедленно забыла обо всех этих глупостях. Потому что дверь открыл не дворецкий, не охранник, а сама Ширли Бэнкс. В совершенно невменяемом состоянии.

Она была без макияжа, в шикарном шелковом неглиже изумрудного цвета, спереди заляпанном какими-то подозрительными пятнами, а в руке сжимала стакан с коричневой жидкостью – по запаху ром с колой. Немытые белокурые кудряшки торчали во все стороны, кожа на лице была нездорового землистого цвета.

Ошеломленная Лили выдавила светскую улыбку и произнесла на редкость идиотским голосом:

– Привет, Ширли…

Мутные глаза остановились на ее лице. Ширли мучительно пыталась сконцентрироваться и сфокусировать взгляд, получалось плохо. Счастья от встречи ее физиономия тоже не выражала.

– Что… ты… здесь… забыла?

– Хотела поговорить с тобой.

– О чем?!

– Могу я войти?

Хорошо, что Ширли была нетрезва. Отступив в сторону, она широко повела стаканом, выплеснув часть содержимого на шикарный ковер при входе.

– Валяй… Элиза Дуллитл.

В прихожей этого дома без труда уместились бы несколько квартир Лили Смит. Больше всего помещение напоминало ангар легкой авиации. Мраморный пол, декоративный камин, в который может въехать грузовик, персидские ковры, шикарные цветы в античных вазах. Богато, красиво, безлико.

Лили вошла и остановилась у двери, не зная, куда ей идти дальше. А Ширли и не собиралась ее дальше пускать. Подбоченилась и смерила девушку ненавидящим взглядом.

– Н-ну? Ты вошла. Дальше что?

Лили набрала побольше воздуха в грудь.

– Ты наговорила обо мне разной дряни Шеймасу Тидлу. На это мне плевать. Но потом ты намекнула, что в мой бизнес не стоит вкладывать деньги. Я просто хочу знать, зачем ты это сделала.

– Хочешь знать, да? А больше ты ничего не хочешь? Нет, посмотрите на эту замарашку! Ты шутишь, деревенщина?

– Никогда не была более серьезна. Я жду ответа, Ширли.

– То есть ты считаешь, что можешь вот так запросто впереться сюда своими навозными кедами, подбочениться и потребовать от меня отчета, почему я что-то делаю? Ты ненормальная, вот что. Кто ты вообще такая?

– Я Лилиан Грейс Магдалена Смит. И я задала вопрос.

– Чучело без роду без племени, провинциалка из засранного городишки, без имени, без связей, без денег заявляется в Нью-Йорк и сообщает, что хочет войти в клуб избранных. Очень смешно!

– Меня не предупредили, что это клуб для избранных.

– А зачем предупреждать мусор о том, что его выметут вон? Это элита, деточка. Сюда нельзя прийти с улицы. Это могла бы сообразить даже ты.

Лили стиснула зубы. Очень жаль, что нельзя стукнуть Ширли прямо по ее пьяной голове. Ничего, пусть ругается, быстрее выдохнется.

– Я не понимаю только одного, Ширли. Каким образом я могла помешать ТЕБЕ. Чем я для тебя так опасна, что ты борешься со мной, не жалея сил и времени. Я ведь не собираюсь занять твое место в вашей элите…

– Х-ха! Мое место, деточка, ты занять не сможешь ни при каких обстоятельствах. Потому что я как раз эти места и распределяю, понимаешь? Я знаю все обо всех, каждый скелет в каждом шкафу я видела своими глазами. В моих руках сосредоточены все веревочки, на которых подвешены куколки с деньгами. Как ты думаешь, почему Шеймас тебя завернул?

– Вот именно, почему?

– Да потому, детка, что Джереми ван Дайк – поц и пустышка, его еще можно простить. То, что ему вздумалось переспать с девушкой из провинции, еще полбеды, он в схему все равно не вписывается. Но вот Брюс Кармайкл, которого ты решила заграбастать, – это совсем другое дело. Тебе нельзя с ним быть.

– А Брюс знает об этом?

– Сейчас он думает только о сексе. Его глаза затмила похоть. Это скоро пройдет. Это всегда проходит.

– Тогда тем более, какой смысл уничтожать мой малюсенький бизнес? Я не могу навредить тебе, мне нельзя быть с Брюсом – выходит, от меня никакого вреда в принципе быть не может.

Ширли мерзко ухмыльнулась.

– От тебя лично – верно, никакого. Но другие могут посмотреть на тебя и сказать: «Мы тоже хотим». И начнут лезть. Выскочки, плебеи!

Лили склонила голову набок и мягко улыбнулась.

– Ширли, ты прелесть. Ты такая страшная, что даже смешно. Знаешь, что я тебе скажу? Все твои детские выходки ни к чему не приведут. Этим ты меня не остановишь.

– Серьезно?

– Абсолютно. Я буду с Брюсом, и у меня будет мой цветочный магазин. В конце концов, на Шеймасе свет клином не сошелся. Найду другого инвестора. Это даже лучше – зачем мне инвестор, который пляшет под дудку сумасшедшей алкоголички с гипертрофированным самомнением?

– О, я сейчас расплачусь от ужаса. Мой ночной кошмар из Кентукки. Мстительница из Слипи-тауна. О, прости, прости меня, храбрая Лили Смит! Не сердись. Ты поставила меня на место, ты указала мне свет в конце тоннеля, и теперь я знаю, что сила Америки в ее провинции. Позволь мне только на прощание показать тебе кое-что.

Лили машинально отшатнулась, исполненная самых мрачных подозрений. Ширли усмехнулась еще гаже.

– Не бойся, ничего фатального. То есть как мне кажется. Ты ведь храбрая, девочка из Кентукки? Хочешь взглянуть на неприкрытую, то есть голую правду? Посмотрим, куда после этого денется твой боевой задор.

С этими словами Ширли двинулась по коридору к высоким белым дверям. Зеленый шелк развевался, и казалось, что перед Лили летит злая болотная ведьма…

За дверями оказался домашний кинотеатр. Во всяком случае, экран телевизора занимал полстены. Лили замерла на пороге, вся во власти переживаний и злости на последние слова Ширли. С какого это перепуга Белобрысая Дрянь будет решать, быть Лили с Брюсом или нет? Да она просто ревнует, вот и злится, фригидная алкоголичка с толстой чековой книжкой и дистрофичной задницей! Ее-то Брюс не выбрал бы даже под наркозом, он выбрал Лили, он ее…

На стене вспыхнул логотип известной телекомпании, распространяющей по подписке эксклюзивные съемки различных светских мероприятий. Реджи ей рассказывал, «Шик» раньше с ними сотрудничал, но потом отказался, слишком много компромата…

На экране замелькали кадры. Красная ковровая дорожка, блики фотовспышек, рев толпы, приглушенный и восторженный бубнеж диктора. Вот идут ослепительные, прекрасные кинозвезды, машут руками, приветствуют своего зрителя… А вот идет Брюс Кармайкл. Улыбается в камеру, машет рукой, а потом крепко прижимает к себе эту звездульку Келли… как же ее…

Следующий кадр. Закрытая вечеринка в Беверли Хилтон. Смеющиеся лица, крики, тосты. Крупным планом: Брюс Кармайкл в расстегнутой чуть ли не до пояса рубахе. Мокрые от пота волосы прилипли ко лбу. Он смеется и льет шампанское из изящного фужера прямо в жадно раскрытый ротик лучшей актрисы года Келли Д. Потом наклоняется и целует ее смеющийся ротик. Крики усиливаются, потом сквозь гомон пробивается чей-то радостный и пьяный голос:

– За самую красивую пару Голливуда! За Брюса и Келли! Ура!

Ширли подкралась сбоку и жарко выдохнула перегаром прямо в лицо окаменевшей Лили:

– Не правда ли, прекрасная пара? И ты всерьез полагала, что можешь войти в этот мир? Что этот мужчина будет хотеть тебя вечно? Ты ошиблась, Лили из Кентукки. Ты так далеко от него, что даже карта не поможет. Мой тебе совет: уезжай отсюда. Возвращайся в свой зачуханный городишко, найди себе тупого и честного работягу, выходи за него замуж. Он будет честно трахать тебя после работы, ты родишь ему троих сопливых ребятишек, а потом вы купите в кредит новый холодильник. Зато ты будешь на своем месте, а это очень важно, поверь мне. Свой круг. Ты меня хорошо поняла? Пока что я тебе советую по-хорошему.

Лили медленно повернулась к Ширли. Серые глаза потемнели от гнева и боли, щеки утратили румянец, но голос ее не дрожал.

– Я плевать хотела на твои советы, Белокурая Сучка Ширли. И мы не на Диком Западе, ты не сможешь выжить меня из этого города.

– Ты права и тут. Не смогу. И даже пытаться не буду. Ибо гораздо проще сделать так, чтобы твоя жизнь в этом городе стала невыносимой.

Лили склонила голову на плечо и медленно процедила:

– Наверное, это ужасно – каждое утро встречаться в ванной с отражением Ширли Бэнкс. Лучше уж ночной кошмар.

– Ну, детка, держи себя в руках. В этом ты тоже провинциальна. У нас здесь не принято так явно пропускать удары. Тебя не хватило даже на это. Ты обыкновенная провинциалка, Лили Смит. Вероятно, именно на это он и клюнул. Для полноты образа тебе стоило бы оказаться девственницей, но в наше время это практически невозможно. Даже бедняге Джереми досталось надкусанное яблочко.

Лили повернулась и пошла к выходу. Можно врезать Ширли, можно завизжать, можно употребить пару фирменных выражений Слипи-тауна… но к чему все это? Уподобиться Ширли – невеликая заслуга. Истинные леди умеют владеть собой.

Она держала себя в руках целых тридцать секунд – пока не вышла на крыльцо. А потом жители Нью-Йорка с удивлением оглядывались на бегущую мимо них девушку с залитым слезами лицом.