Амалия Джеймс В сладостном уединении

1


Отыскав на домофоне табличку с фамилией Монтгомери, Пруденс Эдвардс решительно нажала на кнопку звонка и вскоре услышала в переговорном устройстве густой мужской голос:

— Слушаю…

— Это Пруденс Эдвардс… — начала девушка, но больше ничего не успела сказать, так как раздался сигнал, оповещающий, что дверь для нее открыли.

Пруденс шагнула в прохладный вестибюль и секунду постояла, привыкая к темноте после солнечной улицы. В здании сильно пахло лаком — видимо, где-то шел ремонт. И действительно, навстречу ей спустились по лестнице двое рабочих с ведрами и кистями в руках. Девушка посторонилась, пропустила их и стала не торопясь подниматься наверх. "Ничего! Пока все идет здорово!" — подумала она, стараясь себя подбодрить.

Однако у нужной квартиры чуть не повернула назад. В этот момент массивная дверь распахнулась, на лестничную клетку выпорхнула пухленькая красотка лет девятнадцати в джинсах и ярких цветастых босоножках.

— Еще раз спасибо, мистер Монтгомери! — звонко крикнула она через плечо и испуганно уставилась на Пруденс.

Девушки обменялись отнюдь не дружелюбными взглядами.

"Не иначе как моя конкурентка! — решила Пруденс. — Господи, неужели вся затея может вот так просто провалиться?" — Тем не менее, в следующую секунду, расправив плечи, вошла в квартиру.

В холле никого не было.

— Проходите! — услышала все тот же густой мужской голос откуда-то из глубины помещения и двинулась в его сторону. — Сюда, сюда, смелее!

Одна из дверей длинного коридора была открыта. Пруденс заглянула в комнату: посередине на просторном диване викторианского стиля, развалившись и положив ноги на низкий старинный столик, в расстегнутой рубашке сидел крупный мужчина. Темные, почти черные волосы, такого же цвета аккуратно подстриженные усы, широкие скулы, волевой подбородок…

— Здравствуйте! Меня зовут Пруденс Эдвардс, — улыбнулась девушка и двинулась к нему, протягивая руку.

Мужчина встал, пожал ей руку, потом снова сел, хотя ноги на столик больше не положил.

— Ну, вот и отлично. А я — Колин Монтгомери, — ответил он и кивком головы указал на стул с высокой спинкой около дивана. — Присаживайтесь!

Несмотря на работающий вентилятор, в комнате было очень душно.

Пруденс перестала улыбаться, присела и выжидательно посмотрела на Монтгомери. Ей хотелось сказать, чтобы он не стеснялся и вновь положил ноги на стол, но сдержалась: чем меньше будет сказано лишних слов, тем скромнее она будет выглядеть. А скромность наряду с аккуратностью, прилежностью, ответственностью и доброжелательностью была одним из непременных качеств, которыми в ее представлении должна была обладать хорошая секретарша.

Отправляясь сюда, Пруденс очень постаралась, чтобы, по крайней мере, внешне тому соответствовать. На ней был сияющий белизной строгий костюм. Густые, слегка вьющиеся каштановые волосы, обычно содержащиеся в художественном беспорядке, были собраны в строгий пучок — волосок к волоску, ресницы — лишь слегка тронуты тушью. Никакой помады на губах, бледно-розовый лак на ногтях… Вобщем, девушка не только не подчеркивающая своей красоты, но, скорее, ее и не сознающая. Самая обыкновенная молоденькая женщина.

В своем старании Пруденс, видимо, достигла желанного успеха — Монтгомери не очень-то ее и разглядывал.

— Вы умеете печатать? — зевая, спросил он.

Она достала из сумочки листок, на котором кратко были изложены о ней все данные: где училась, работала, кто дает рекомендации, — протянула ему и улыбнулась:

— Да, печатаю…

— А на компьютере умеете работать?

— Работала, — чуть резковато ответила она.

Его манеры ей совершенно не нравились — ни приветливости, ни заинтересованности. Может, его отцу уже и не нужна секретарша? Или дорогу успела перебежать конкурентка?

Он отреагировал на резкие нотки в ее голосе — подняв глаза, глянул поверх листа. Пруденс быстро отвела взгляд и попыталась пошутить:

— Знаете, я больше привыкла пользоваться изобретениями прошлого века — пишущей машинкой, простыми карандашами, швейной машинкой «Зингер»… По-моему, компьютеры должны стоять в солидных учреждениях.

— Понятно, — безразличным тоном сказал Монтгомери и снова опустил глаза на листок. — Отец только грозится приобрести такую штуку, так что вам не придется в ней разбираться, если я вас найму.

"Господи, благослови! — взмолилась Пруденс. — Я должна получить эту работу. Без всяких «если». Мне необходимо стать личной секретаршей писателя Хейли Монтгомери".

Единственная проблема заключалась в том, что она толком не знала, о чем должен говорить человек, претендующий на такую должность. Прежде ей никогда не доводилось выполнять обязанности секретаря.

— Вот вы тут пишете, что имеете трехгодичный опыт, — заметил между тем Колин Монтгомери. — Рекомендации есть?

— Арнольда Тромбли, — почти автоматически ответила она.

Это было полуправдой: Пруденс действительно работала у него три года, но не в должности секретаря.

А дальше шла откровенная ложь. В листке было написано, что Тромбли адвокат, но на самом деле он был издателем "Манхэттен мансли" — одного из старейших и наиболее престижных литературных журналов в стране.

Кажется, впервые Колин Монтгомери посмотрел на девушку внимательно. То ли он устал, то ли был раздражен — впечатление из-за своей недоброжелательности по-прежнему производил хуже некуда. Однако именно в этот момент, встретившись с ним взглядом, Пруденс вдруг увидела, что внешне этот мужчина чертовски привлекателен. Надо же! Она отлично помнила, как Джоан назвала его "жутко неприятным типом"…

Он словно прочитал ее мысли.

— А как насчет рекомендации от Джоан Монтгомери? — спросил Колин, кладя на стол листок.

Вот он — один из самых каверзных вопросов! Хорошо, что они с Тромбли его предвидели, заранее сочинили ответ, так что Пруденс была готова.

— Понимаете, как я уже говорила вам по телефону, я занимаюсь у профессора Монтгомери на летних курсах, которые она ведет в университете, и, откровенно говоря, не очень уверена, что могла бы получить от нее хорошую рекомендацию…

— Что так? — Колин не скрывал удивления.

— Вы же знаете, какими стали университеты в наши дни! За деньги они организуют любые курсы. Я выбрала "Юмор в американской литературе". Попасть туда было несложно, у меня же степень бакалавра, вы об этом прочли… — Она ходила кругами, собираясь с мыслями, чтобы дальнейшее вранье прозвучало убедительно. — В общем, группа довольно большая, я не очень хорошо знакома с профессором, а главное — у меня неважные оценки, только удовлетворительные…

Наконец-то Монтгомери улыбнулся! Пруденс отметила, что улыбка смягчила его лицо, он даже стал более дружелюбным. У нее слегка отлегло на сердце.

— Простите, что спросил…

"Невероятно! Неужели пронесло?" Из-за необходимости лгать она чувствовала себя отвратительно. В действительности ведь все было наоборот. Мало того, что Пруденс была любимой ученицей профессора Джоан Монтгомери, получающей за свои знания только высшие оценки, они, несмотря на разницу в возрасте, почти сдружились. Частенько после лекций задерживались, вместе пили чай, говорили обо всем на свете. Да попроси она у Джоан рекомендацию — получила бы самую отличную! Но дело в том, что профессор с ее принципами могла написать только честно о том, кто такая Пруденс Эдвардс — штатный сотрудник журнала "Манхэттен мансли". И вряд ли стала бы рекомендовать журналистку в качестве секретаря своему бывшему мужу — известному писателю.

Что же касается сына Хейли Монтгомери, ее бывшего пасынка Колина Монтгомери, тот журналистку и на порог бы к себе не пустил!

Глотнув воздуха, Пруденс продолжила излагать свою легенду:

— Джоан как-то обмолвилась на занятиях, что вы подыскиваете личного секретаря вашему отцу, и, если кто-нибудь имеет желание подработать, может обратиться к вам…

— Но вы единственная из студенток, кто обратился, — устало заметил Колин, — остальные приходили с направлениями из агентства по трудоустройству.

— Я понимаю, — пролепетала Пруденс, хотя, откровенно говоря, уже не понимала ничего.

— Джоан очень порядочный человек, — добавил он, распрямляясь. — Не знаю, с чего это она разоткровенничалась со своими студентами, но я на нее не в обиде.

— Зато я на нее обижена. — Пруденс сама себе удивилась, насколько же она вошла в роль. — Знаете, три удовлетворительные оценки — это не здорово!

На его лице опять мелькнула улыбка, и тут девушка испугалась — уж не переиграла ли она? Но сразу же облегченно вздохнула, когда услышала новый вопрос:

— Вы не будете возражать, если вам придется переехать в другое место?

— Нет!

— Вам все равно куда?

— Все равно. Ну, пожалуй, исключая Внутреннюю Монголию. Остальные места подходят…

Откинувшись на спинку дивана, Колин обнял колени руками и изучающе смотрел на нее.

— Почему?

Пруденс пожала плечами:

— Романтика приключений, да и выбраться из Нью-Йорка я была бы не прочь.

— Личные проблемы?

— Нет-нет! — торопливо воскликнула она. — Жара.

— Оригинальная мысль, — проговорил он и расхохотался.

"А смех у него приятный, — подумала Пруденс, — хотя и резковатый".

— Я встречал людей, которые согласны уехать куда глаза глядят, лишь бы избежать воспоминаний об умерших пуделях или чтобы укрыться от надоевших мужей…

— У меня нет ни пуделя, ни мужа, — добродушно сказала Пруденс. — Я ни от кого не убегаю, мистер Монтгомери. Я посчитала бы за счастье работать с вашим отцом, если, конечно, справлюсь. Вы, между прочим, до сих пор не сказали, в чем должны заключаться мои обязанности.

Он перестал смеяться и вполне серьезно спросил:

— А как вы себе представляете работу секретаря у писателя, мисс Эдвардс?

— Отправлять и принимать почту, вести дела в офисе, печатать рукописи…

— Отец не написал ни одного слова за десять лет, — перебил ее Колин.

— Правда? Тогда мне не придется печатать его рукописи.

— Нет, — печально подтвердил он, — не придется.

Пруденс кивнула. Она не знала, что еще сказать.

Колин Монтгомери поднялся, и девушка последовала его примеру. Он был выше ее сантиметров на тридцать, казался тренированным и мускулистым. Она вспомнила фотографии его отца в старых журналах. Тогда Хейли Монтгомери тоже был высоким и стройным, но вот каким стал теперь — представить трудно. Последние десять лет, кроме сына, его никто не видел.

Прощаясь, Пруденс протянула Колину руку и тут заметила, что у него удивительные пепельно-серые глаза.

— Спасибо, что пришли. Я позвоню вам, — сказал Монтгомери.


Кабинет Эллиота Арнольда Тромбли, выходящий окнами на Пятую авеню, был отделан ореховым деревом и обставлен кожаной мебелью. Нигде не было видно ни книг, ни других печатных изданий, лишь на стене в позолоченной рамке висел номер журнала за август 1898 года.

Хозяин кабинета — импозантный мужчина высокого роста с поседевшими волосами и пронзительными голубыми глазами — выглядел так, словно специально родился, чтобы стать издателем "Манхэттен мансли".

— Он даже не предложил мне стакан воды! — пожаловалась ему Пруденс. — У меня вообще такое впечатление, будто этот человек вместе со своим отцом провел все десять лет на необитаемом острове и отвык от общения с людьми!

— Скорее всего, Хейли Монтгомери прячется в каком-нибудь глухом городе, — возразил Эллиот.

— Может, в Якутске? — предположила Пруденс.

Тромбли рассмеялся:

— Ладно! Ты-то хоть поразила его своими секретарскими способностями? Или так попросила воды, что бедняга ощутил себя полным болваном?

— Не очень-то его выставишь в таком свете! — Пруденс покраснела, заметив, как на нее озорно поглядывает Эллиот. — Я и не думала просить воды. Просто сидела и слушала.

— С тобой мне все ясно, Пруденс.

— Что-то мне не верится, что я ему подошла…

— Это ты уже говорила три раза. Перестань волноваться! Получишь работу — прекрасно, нет — придумаем что-нибудь другое. А сейчас очень важно, чтобы этот тип не вздумал навести о тебе справки у своей бывшей мачехи. Как думаешь, наша легенда сработала?

— Да вроде он поверил. Я так упирала на плохие отметки, что, по-моему, даже вызвала его сочувствие. Вряд ли станет перепроверять. Какой смысл? Я сказала — профессор плохо меня знает. Но, конечно, если спросит, — полный провал. Джоан очень дорожит своими отношениями с Хейли. Вы об этом знаете…

Эллиот вздохнул.

— Да, похоже… Все эти годы мы постоянно пытались что-нибудь из нее вытянуть— мадам молчала как рыба. Пичкала нас всякими окололитературными байками, но никогда ни единым словом не обмолвилась о бывшем муже. — Неожиданно Эллиот ударил ладонью по столу. — К черту! Откопаем все сами и выдадим сенсационную статью! Пруденс, думай только об этом. Хейли Монтгомери — живой классик. Люди будут изучать его творчество и через сто лет. Он уже сейчас входит в учебные программы многих университетов мира. Интуиция мне подсказывает — ты станешь его секретарем!

Девушка пожала плечами:

— Я свой ход сделала…

В этот момент зазвонил личный телефон Эллиота, номер которого был известен только его жене, адвокату, дочерям и теперь еще… Колину Монтгомери. По договоренности с Тромбли она именно его дала сыну писателя — на случай, если тому захочется убедиться, существует ли на свете адвокат Арнольд Тромбли и есть ли у него секретарша Пруденс Эдвардс.

Девушка вопросительно посмотрела на хозяина кабинета. Тот согласно кивнул головой:

— Давай!

— Офис Арнольда Тромбли, — важно сказала новоиспеченная секретарша, подняв трубку. И через секунду изменившимся до неузнаваемости голосом добавила:

— Да, я вас слушаю…

— А, привет! Это Колин Монтгомери. Вы по-прежнему хотите получить работу?

Эллиот уже все понял и внимательно наблюдал за девушкой. Пруденс открыла рот, но произнести явно ничего не могла. Действительно, во рту у нее пересохло, сердце колотилось как бешеное.

— Ну, так как? — переспросил Колин. Пруденс, закрыв глаза, постаралась взять себя в руки:

— Конечно! Я своих решений не меняю.

— С паспортом у вас все в порядке?

Ага, паспорт! Девушка поняла, что приходит в себя, потому что быстро сообразила: "Значит, Хейли скрывается не в Штатах".

— Да, в порядке, — ответила уже более уверенно, глядя на Эллиота.

— Тогда вылетаем в пятницу вечером. Как хотите: либо встречаемся прямо в аэропорту, либо я заеду за вами.

— Я приеду сама, — ответила она вполне твердым голосом. — Значит, в пятницу вечером? Сегодня только понедельник…

— Летим рейсом "Бритиш эруэйз". Жду вас у регистрации в семь часов. Ровно.

— Мистер Монтгомери, я… Все так неожиданно… — начала она, но тут Эллиот сделал страшные глаза и показал ей кулак, явно призывая вести себя иначе. Пруденс послушно перестроилась. — Спасибо большое. Мы еще увидимся?

— Не вижу необходимости, — резко произнес Колин. — Если я вдруг вам потребуюсь, позвоните. Есть еще вопросы?

— Да. — Пруденс старалась говорить как можно спокойнее. — Куда мы направляемся?

— В Шотландию.

— Хорошо, что не в Якутию, — засмеялась она.

— Да, не туда, — подтвердил Колин без всякого юмора в голосе. — До свидания, мисс

Эдвардс.

— "Бритиш эруэйз", семь часов, в пятницу вечером…

— Все правильно, — нетерпеливо прервал он ее. — До встречи! — И повесил трубку.

У Эллиота Арнольда Тромбли был такой победоносный вид, будто бейсбольная команда его родного Гарварда побила йельцев.

— Чего ты так всегда удивляешься? — мягко спросил он. — Помню, когда после колледжа я предложил тебе работу помощника редактора, ты тоже вот так удивилась, хотя была одной из лучших среди выпускников Холиока. В чем дело? Не веришь в свои силы? В прошлом году, когда я переводил тебя на должность обозревателя, по-моему, ты чуть не упала в обморок. А ведь сама знаешь — заслуженное повышение. Твои литературные обзоры и рецензии на детские книги — великолепны! Лично я не сомневаюсь, и с этим ты прекрасно справишься. Напишешь отличный очерк о Хейли…

— Да, вот так вероломно вторгаясь в личную жизнь…

— Брось! Нормальный поиск материла. Мы же не собираемся публиковать какую-то скандальную историю или что-то в этом духе. Радуйся, что именно тебе поручено такое ответственное задание. Я ведь заранее знал, что только ты сможешь обвести вокруг пальца этого Колина…

Вконец смущенная, Пруденс лишь кивнула. Ей было всего двадцать четыре года, она была самой молодой сотрудницей в редакции и никогда еще не писала сенсационных статей. Рецензии и обзоры совсем иное дело.

— Во всяком случае, ты летишь не в Якутию, — с улыбкой добавил Эллиот. — Хотя я послал бы тебя и туда.

Девушка нервно провела рукой по волосам и честно призналась:

— Я боюсь…

— В этом нет ничего страшного! — уверенно сказал он. — Но вообще-то ты была бы крупной идиоткой, если бы не испытывала страха.

— Слава Богу, хоть не идиотка, — улыбнулась она. — Видели бы вы этого Колина Монтгомери — поняли бы меня.

— Я встречался с ним много лет назад…

Пруденс повторила про себя фразу Джоан: "Жутко неприятный тип," — и вздохнула.

— Большое вам спасибо.

— Не хочу притворяться человеком, не понимающим деликатности твоего положения. Но ты же знаешь, я верю в честность.

Пруденс пристально на него посмотрела, и оба расхохотались.


Загрузка...